Текст книги "Время Сварога. Грамота"

Глава семнадцатая

Вохма гнал скакуна по дороге, которой не так давно его везли на продажу. Карачур застоялся в конюшне и теперь, почувствовав волю, несся без устали. Сухой ветер бил в лицо, наполнял легкие воздухом свободы. Слуги едва поспевали за ним. Пыль клубилась следом.

В последний момент Мустафа, втайне от ордынца, продал призового коня и купил двух других, молодых и сильных. На остальные деньги он вооружил и экипировал воев, которых передал Вохме.

Дорога, как и в прошлый раз, была почти безлюдной, редкий путник попадался им на пути, они без труда покрывали за день такое расстояние, на которое уходило три дня в клетке. Вохма спешил. Он и так потерял слишком много времени. Мысль о судьбе Мани и Светозара не покидала его. Она подгоняла, лишала покоя. Он не замечал, как мимо проносились поля и перелески. Шла жатва. Крестьяне тревожным взглядом провожали вооруженных всадников. Не предвестники ли это вражеской армии?

К вечеру взмыленные кони потребовали отдых. Неглубокая речка преградила дорогу. Возле нее стояла разрушенная, местами обугленная мельница. Сломанное почерневшее колесо, полуопущенное в воду, сгнило и заросло тиной. Решили заночевать здесь. Стреножили лошадей, дали им корм и воду, развели костер. Слуги знали свое дело. Без лишних разговоров, они вскипятили воду и приготовили еду. Они все делали привычно, общались друг с другом либо короткими фразами, либо знаками. Вохма удивился, как легко и непринужденно у них ладилась работа. В первую очередь, один из них соорудил лежак своему хозяину и, поклонившись, жестом попросил его прилечь. Снял ему сапоги и растер ступни ног. Затем мокрой тряпицей обмыл их и снова растер насухо. Непривычный к такому обращению ордынец сначала противился, но слуга был неумолим, и Вохма сдался, невольно оценив все прелести такого ухода. Приготовив горячий ужин, они расстелили дорожный коврик и разложили блюда, потом замерли в отдалении, ожидая распоряжений господина. Вохма приказал им присоединиться к трапезе. Те, в нерешительности, подошли и опустились на колени.

– Как вы оказались у Мустафы? – спросил ордынец, после того, как они утолили голод.

Слуги молчали, склонив головы.

– Отвечайте. Я приказываю! – Вохма повысил голос.

– Не гневайся, господин. Мустафа строго настрого запретил нам рассказывать о себе, – ответил тот, что готовил лежак.

– Почему? – удивился ордынец.

– Он сказал, что у тебя благородное сердце и будет лучше, если ты узнаешь о нас, как можно меньше.

– Не понимаю. Вам есть, что скрывать от меня? Я всегда знаю о своих людях все, иначе не смогу им доверять. Мне не нужны рабы. Мне нужны соратники. Вы понимаете разницу? Если нет, тогда мы расстанемся здесь же.

Слуги озадаченно переглянулись.

– Мы не можем покинуть тебя. Лучше убей.

Вохма задумался. Он не раз встречался с такой рабской преданностью, когда слуги убивали себя, если господин приказывал им сделать это немедленно. Служение своему хозяину было для них высшей ценностью, выше, чем собственная жизнь.

– Хорошо. Тебя как зовут? – спросил Вохма первого наиболее словоохотливого.

– Али.

– А тебя? – обратился он ко второму.

– Хасан.

– Так вот, друзья мои. Наш разговор еще не окончен. Я вернусь к нему позже. И хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Все, кто когда-либо служил мне, в первую очередь были моими друзьями. Они готовы были отдать свои жизни за меня так же, как и я готов был отдать свою ради них. Это первое. Второе. Мне нужно знать ваши сильные и слабые стороны.

– Я бью без промаха из лука с тридцати шагов, – не без гордости сказал Али.

– Я тоже стреляю из лука, но хуже, чем Али, – добавил Хасан, – но я хорошо метаю ножи и копье и бьюсь на мечах.

– Что же, предлагаю проверить ваши слова, – сказал ордынец и встал на ноги.

Он осмотрелся вокруг, заметил сороку, сидевшую на ветке. Птица чистила перья, зарывшись клювом под крыло. До нее было больше, чем тридцать шагов.

– Видишь? – показал он Али. – Твоя цель!

Араб поднял с земли лук, натянул тетиву, выстрелил, почти не целясь. Сорока упала с ветки на землю, пронзенная стрелой.

– Отличный выстрел, – похвалил ордынец.

Али скромно склонился в поклоне.

– Теперь ты, Хасан. Видишь сук у того ясеня? Попади в него ножом трижды.

Хасан кивнул. Достал ножи и бросил их по направлению, куда указал господин. Ножи плотно легли друг к другу, врезавшись в основание ветки.

– Достаточно. Теперь возьмите мечи и нападайте на меня.

Окрестности огласились звуком стали. Со стороны можно было подумать, что двое хотят убить третьего. Они нападали яростно, прилагая все силы. Однако защищавшийся с легкостью отражал их удары и вскоре сам начал теснить их к кромке воды. Буквально через пару минут они уже лежали на земле без желания подняться и продолжать бой.

– Сносно, – заключил Вохма, – работы еще много, но в целом неплохо.

Он вложил саблю в ножны и вернулся к костру.

Солнце завалилось за горизонт. Тьма пришла следом, хищная и опасная. Черное строение мельницы в темноте казалось еще мрачней. Разрушенные стены, у подножья покрытые мхом, поглощали свет от костра, зияя глазницами отверстий. Казалось, мох старается забраться по бревнам внутрь через щели и провалы, словно брал мельницу штурмом. Дерево таинственно скрипело, сдерживая неприятеля. Вдруг лошади беспокойно зафыркали, застригли ушами.

– Похоже, отдохнуть не удастся, – сказал Вохма, прислушиваясь.

– Люди? – спросил Хасан.

– Звери. Или волк или росомаха, – ответил ордынец.

Не успел он сделать предположение, как протяжный волчий вой разнесся по округе. Лошади в страхе заметались, забили копытами. Стая. Она приближалась, смыкая круг.

– Коней на мельницу! – скомандовал Вохма подручным, – Бить по зверю стрелами. Я останусь снаружи и буду приманкой.

Сам добавил хвороста в костер. Пламя схватило сухое дерево и взвилось ввысь. Вмиг красные точки волчьих глаз зажглись в темноте. Он все рассчитал правильно. Со стороны реки волки пробраться не могли, хотя стена мельницы была разрушена там сильнее всего. Тина и ил затянули бы их на дно. Единственный вход – это проем, куда завели лошадей, но там, на чеку, стояли верные слуги. Они забросали его мусором, сделав непроходимую преграду. Али залез на разобранную крышу и примостился с луком. Вохма встал под деревом, с которого свисала толстая ветка, спиной к мельнице.

Они вышли из леса настороженно, скаля кровожадные морды, припадая к траве, готовые к прыжку. Угрожающий рык шел понизу, стелился по земле. Матерый волк – вожак задавал тон. Когда до жертвы осталось несколько саженей, он весь подобрался и бросился на нее. Это послужило сигналом для остальных. В этот момент Вохма подпрыгнул, зацепился руками за ветку и быстро взобрался на дерево. Тут же две стрелы, выпущенные одновременно, впились вожаку в шею. Тот покатился по земле, продолжая рычать, ломая древки стрел и вскоре затих. Для остальных участь была решена. Пока они толкались под деревом, скаля пасти на ордынца, стрелы разили их без промаха. Теперь уже предсмертный визг будоражил ночь. Осознавая, откуда грозит опасность, стая переместилась под защиту дерева, и выстрелами ее уже было не достать.

Не дожидаясь, Вохма спрыгнул вниз. Тут же на него бросился один. Казак выставил левую руку вперед, давая возможность вцепиться в нее клыками. Волк, без колебаний, воспользовался такой возможностью. Но рука почему-то ушла в сторону, и зубы клацнули, хватая воздух. Вместо этого сильный удар ногой в незащищенный живот отбросил волка назад. Зверь взвизгнул от нестерпимой боли и забился в агонии. Другой попытался схватить ордынца за ногу. Вохма отпрыгнул и оказался позади него. Тот стремительно перевернулся и открыл пасть. Вохма быстро сунул руку между клыков и вырвал ему язык. Третьему он всадил в горло нож. Больше атак не последовало. Оставшиеся пятеро развернулись и, поджав хвосты, пропали в темноте. Возглас восхищения послышался со стороны мельницы. Это слуги отдавали дань уважения храбрости своего господина.

Остаток ночи прошел относительно спокойно. Волки ходили кругами, но нападать не решались. Редкий бесполезный вой перекрывал лесные шорохи. Но лошади продолжали нервничать. Люди отдыхали каждые два часа, сменяя друг друга в карауле. Под утро, едва сумрак отступил и предметы стали различимы, они вывели коней из укрытия. Те позволили себя взнуздать, но продолжали в испуге коситься на волчьи трупы.

Вожак казался огромным. Застывшая морда скалилась. Темный язык свисал сквозь зубы. Ордынец наступил на оцепеневшую голову и покачал ногой.

– Здоров ты, братец! – не то с сожалением, не то с удовольствием проговорил он.

Затем еще раз напоследок оглядел поле битвы, привычно взлетел в седло и отряд продолжил свой путь.

Уже к полудню они добрались до Ям. Неказистая харчевня, постоялый двор, да заброшенные конюшни, наполненные различной домашней живностью, встретили их птичьим гомоном и веселым хрюканьем. Вохма осадил коня прямо перед воротами. Через тын, с седла, он заглянул внутрь.

Железная клетка стояла посреди двора. Она была пуста. По всей вероятности, она наполнялась только в одну сторону. Недобро усмехнувшись, он сделал знак сопровождению: заезжать в ворота. На встречу к ним уже спешил толстый и плешивый хозяин постоялого двора.

– Коней напоить, накормить. Нам подать обед! – приказал Вохма, спрыгивая на землю.

– Не беспокойся, государь мой. Все сделаю в лучшем виде? У меня есть отборный овес для ваших коней. Вы будете довольны. Вижу, измотались ваши скакуны. Издалека путь держите? – суетился хозяин, преданно поедая глазами богатых гостей.

Вохма бросил ему поводья, сверкнув на пальце зеленым самоцветом. Глаза хозяина жадно заблестели. Ордынец перехватил его взгляд и поднял бровь.

– Понравился перстень? – спросил он напрямик.

– Какой перстень? – сделал тот вид, что не понял. – Ах, перстень. Да, хороша безделица.

– Сослужишь службу, будет твой, – поднял руку Вохма и покрутил ею, давая тому возможность разглядеть перстень внимательно.

– Я? Службу? – сглотнул хозяин в волнении. – Какую службу?

– Узнаешь позже. А пока готовь стол мне и моим людям! – Вохма шумно зашел на крыльцо и переступил через порог.

Внутреннее убранство харчевни ни чем не отличалось от остальных ям, разбросанных на всем протяжении дорог Великой империи. Каменная печь, выбеленная, покрытая копотью и паутиной. Столы, лавки, почерневшие от времени, но старательно выскобленные ножом. Несколько маленьких вырубленных в стене окон, в толщину бревна, едва пропускали свет с улицы. Знакомый возничий и двое охранников сидели тут же за столом и ели. На появление ордынца они повернули головы. Узнать в богатом купце бывшего раба было невозможно. Да и судьба не могла распорядиться так скоро, чтобы за какие-нибудь три дня привнести в жизнь человека столь разительные перемены. Кроме жадного любопытства богатая одежда путника не вызвала у них никаких вопросов. Вохма прошел за угловой стол и сел лицом к двери, отбросив саблю в сторону. Работорговцы косились на него в молчании. Глаза у них так же загорелись на драгоценный рубин, сверкающий в редких отблесках света капелькой крови в чалме, и на пальцы, унизанные перстнями. Но вскоре, когда вслед за купцом зашли два хорошо вооруженных воя, их взгляд потух.

– Я буду говорить, а вы молчите, кивайте головами, – тихо сказал Вохма, обращаясь к Али по-арабски.

Тот понял.

– Хозяин! – громко позвал ордынец, – где еда?

Откуда-то из-за печи выбежала босоногая девка, неся на стол жаркое из курицы, редьку и лук. Появился хозяин.

– Откушайте птицей. Господа, как я понимаю, другой веры, – тактично, насколько позволяли условия, начал он, – поэтому свинину не предлагаю!

Соседи за столом прыснули. У того, что был с разными глазами и именовался Охрим, выскочила сопля из носа. Он подобрал ее рукавом, утираясь, чем вызвал дополнительную порцию смеха.

Вохма высокомерно повернулся к ним лицом.

– Чем вызвано веселье? – спросил он. – Вы смеетесь надо мной? Может быть, я выгляжу в ваших глазах шутом?

– О, нет, господин, – оправдывался работорговец. – Скорее, нас рассмешил хозяин харчевни, предлагая вам свою курицу.

– Если он дал нам плохую еду, то я немедленно его убью! – Вохма потянулся за саблей.

Хозяин задрожал от страха. Его жирное пузо заколыхалось под рубахой, а плешь покрылась потом.

– Я? Не… – залепетал он.

– Молчи, смерд. Эти добрые люди открыли мне глаза на твою стряпню, – продолжал гневаться купец. – Готовься к смерти!

Он уже полностью вытащил клинок и покачал им перед глазами побелевшего толстяка. Работорговцы с интересом наблюдали за действом, не вмешиваясь.

– Не убивай, господин, – взмолился толстяк, – если хочешь, я сам съем эту злосчастную курицу на твоих глазах, чтобы доказать тебе, что она свежая и вкусная.

– Если ты не лжешь, тогда объясни, над чем смеются эти добрые люди?

– Я не знаю. Спроси у них сам.

– Успокойтесь, господин. – поднялся со своего места Охрим, теперь он посчитал, что должен вмешаться. – Я совсем не это имел в виду.

– Тогда что? – Вохма сделал над собой усилие и заговорил спокойно.

– Ты слишком горяч. Вложи в ножны свою саблю. Я объясню.

– Хорошо.

Вохма убрал оружие и приготовился слушать.

– Судя по вашему виду, вы нездешние? К тому же магометане, – начал Охрим, – свинину не едите. А свинина у него отменная. Но вам нельзя. Поэтому я засмеялся из сожаления, что такой вкусный обед пройдет мимо твоего живота. Такой у нас обычай, смеяться за столом, когда весело и плакать, когда горе.

– Это правда? – спросил у хозяина Вохма, – есть такой обычай?

Тот быстро закивал головой.

– Хорошо, – сказал ордынец, – раз есть такой обычай, то я тебя прощаю, оставь еду на столе и неси что-нибудь еще. О цене не думай.

Толстяк с готовностью исчез.

– Ты сделал очень правильно, что все разъяснил, – сказал Вохма работорговцу, – я готов был его убить. В нашей стране за плохую еду, поданную путнику в корчме, отрубают голову хозяину.

– Хороший обычай. Если бы у нас был такой, то половина Залесья сдохла бы от голода, – скривился работорговец, – но еда была бы вкуснее!

Его спутники согласились с ним.

– Куда путь держите? – спросил Охрим.

– Я купец. Еду в Москву. Хочу подобрать себе рабов. Говорят, в Москве можно прикупить дешевле.

Работорговцы переглянулись.

– Кто тебе такое мог сказать?

– В Смоленске я встретился с купцом Исааком. Он поведал мне под большим секретом, мол, есть у него один источник!

– Так прямо и сказал? Да Исаак пальцем не пошевелит без выгоды. А тебе все и выложил?

– Разве я сказал, что он сделал это бесплатно?

Вохма сделал характерный жест пальцами, подкрепляя смысл сказанного.

– Ну, тогда все понятно, – вступил в разговор возница, пожимая оплывшими плечами, и засопел, запихивая себе в рот большой кусок мяса.

За все время разговора, он не отрывался от еды. Даже, когда разговор становился достаточно щекотливым, он все равно не переставал что-то жевать. Создавалось ощущение, что весь смысл его жизни был в безудержном поглощении пищи.

– Неужели знаете его? – спросил Вохма

– Еще бы не знать. Непонятно, как такую тварь земля носит. Подлый и жадный торговец, – высказался напарник Охрима, ковыряясь в зубах щепкой.

До этого он отмалчивался с равнодушным видом, только подозрительно рассматривал купца и его сопровождение. Они ему не нравились. Чем? Он не мог объяснить, но его настораживало все: и манера вести беседу, и богатое платье, с драгоценными каменьями, а главное – несдержанная самоуверенность азиата. Тот чувствовал себя хозяином на чужой земле и не брал в расчет интересов их, коренных жителей. Самовольно обнажал саблю, свободно играл ею, грозил, измывался над хозяином харчевни. Хотя тот ему тоже не нравился. Эта жирная свинья, готова была стелиться перед кем угодно, лишь бы платили. Сволочь. Забить бы его в железо, да не давать жрать неделю, авось сало слезет с него вместе с дерьмом. Он не раз видел, как валялись у его ног голодные рабы, готовые на все за кусок хлеба. Они теряли остатки человеческого достоинства. Он ненавидел их за это, хотя и сам не знал, как повел бы себя окажись на их месте. А так как этого не знал, то боялся и считал их последними тварями. Он пинал их в лицо. Бил сильно, до крови. Бил за себя, за свой страх. Теперь, глядя на хозяина харчевни, он знал, что тот будет выть и скулить так же, как все остальные, с кем он имел дело. Продаст все, даже мать родную. Но он все-таки свой, земляк. И не этому азиату устанавливать здесь свои порядки. Головы он собрался рубить? Пусть у себя на родине рубит. А Охрим? Чего он вздумал оправдываться перед этой восточной обезьяной? Какого рожна он должен держать ответ за свое поведение? Обидел купца. Надо же, цаца какая. Взыграла горячая кровь. Да кто он такой, в самом деле? Нет. Нужно его проучить. Сбить с него эту безудержную спесь. А лучше убить и ограбить. Видно, что у него есть чем поживиться. Нужно только подгадать время и место. Конечно, их трое, да вооружены они лучше. Но здесь дело сноровки и неожиданности. Кое-что и они умеют, не только возить этот рабский скот.

– Здесь я с вами соглашусь. Мне тоже показалось, что он не чист на руку, – добавил ордынец.

– Еще как не чист!

– Но что же мне делать? Мне нужно купить рабов. За хороший товар я не поскуплюсь!

– А кто нужен господину? – спросил Охрим.

– Мне нужны рабыни. Молодые и красивые северянки. Они пользуются большим спросом у нас на востоке. Попадают даже в гаремы эмиров и султанов. Тогда цена такого товара взлетает в десять раз.

– О, видно, что ты хороший купец и в товаре знаешь толк. Считай, что тебе повезло. Мы с друзьями перевозим рабов из Московии в другие околотки. Видел клетку на улице? Мы только что избавились от очередной партии товара и возвращаемся обратно. Но, сам понимаешь, груз опасный. В пределах Владимирского княжества работорговля запрещена.

– Давно?

– Как князь Дмитрий взошел на Великий стол.

– Это не имеет значения, – понизил голос Вохма доверительно, – главное качество и цена. И самое главное. Товар не должен быть порченый.

– С этим сложнее. Обычно красивых девок пробует сначала сам хозяин, а потом или отдает Салтычихе в утешный дом, или на продажу, – в пример ордынцу заговорил тише Охрим и подсел поближе. – Но особо норовистых он морит голодом. Говорит, что так им ломает характер.

– И много таких? – поинтересовался Вохма.

– Хватает, – заверил тот.

– Где его искать?

Охрим замолчал. Мечтательно поднял глаза к потолку. Вохма бросил на стол монету. Перевозчик скосил глаза, но монету не взял. Продолжал молчать. После пятой он сгреб их в кулак и спрятал.

– Его зовут Свирид. – сказал он.

– И это все?

– За те деньги, что ты дал…

Охрим, нагло улыбаясь, смотрел на купца.

– Да за эти деньги я смогу купить пару сильных рабов. Где ручательство того, что ты не лжешь мне? И имя Свирид невымышленное?

– Если добавишь монет и моим друзьям, я тебе нарисую, как его найти в Москве.

Вохма колебался. Ему нужно было сделать вид, что он размышляет над предложением, взвешивая свою выгоду.

– Хорошо. Я заплачу ровно столько же, если нарисуешь мне, как найти и эту, как ее, содержательницу утешного дома.

– Салтычиху?

– Вот-вот.

Вохма опять бросил на стол пять монет. Затем кивнул слуге и распорядился принести бумагу и перо. Али поднялся и вышел. Вернулся с сундучком. Открыв его, он вытащил чистый лист бумаги, чернильницу и перо. Изящным ножичком, который находился здесь же, он починил перо и подал его господину.

Добрый час перевозчик рисовал и объяснял дорогу гостю с востока, решившего тайно, в обход княжеского запрета, приобрести себе рабынь. Наконец сей титанический труд был окончен. Али убрал приборы в сундук и отнес их обратно. Затем они все вместе закончили обед, беседуя о трудной и превратной доле работорговцев, обсуждая, как нелегко, порой, приходиться тем выносить переходы в разные дали, в любую непогоду. Как мало они за это имеют от своих жадных хозяев, которые, не в пример присутствующему здесь купцу, платят им мизерную цену за их нелегкий труд. Вохма соглашался с ними, поддакивая. Он подливал им меду. Сам не пил, объясняя, что вера не позволяет ему пить в варварской стране. Затем поинтересовался, как долго они намерены оставаться здесь, и не составят ли они ему компанию до стольного города? Услышав, что торопиться им некуда, и что теперь, имея деньги, они могут себе позволить задержаться, Вохма пригласил их на двор. По-приятельски, он решил им показать одну вещицу, которая наверняка их заинтересует. Движимые любопытством и хмелем, работорговцы вышли к конюшням. Здесь, по сигналу, стараясь не пускать много крови, Али и Хасан прирезали двоих, вонзив клинки им в сердца, оставив господину Охрима.

Вохма подломил ему ноги и поставил на колени. Острием кривого ножа, он зацепил ему бороду.

– Помнишь меня? – спросил он.

– Не помню! – ошарашено ответил тот.

Он не понимал, что происходит. Только что он хвалил себя за умело проведенную сделку. А вот на тебе! Напарники убиты, и он сам сейчас лишится жизни. Что случилось?

– Вспоминай. Три дня назад. Вот эта самая клетка. Невольник, с которым ты вел беседы. Вспомнил?

Вохма видел, как разноцветные глаза работорговца наполняются прозрением и ужасом. Блудные бесы вдруг покинули их.

– Не может быть! – не поверил Охрим. – Ты?

– Я! – сказал ордынец и проткнул ему череп от подбородка до самого затылка.

– Соберите все деньги! – приказал он слугам, затем крикнул в дом, – хозяин!

Тот явился на зов и остолбенел. Вохма снял с пальца перстень и протянул его толстяку.

– На, возьми. Я тебе обещал.

Тот принял подарок и сжал его в кулаке.

– Лошади накормлены? – спросил ордынец

– Д-да, господин, – заикаясь, проговорил тот не в силах отвести взгляда от мертвецов.

– Прибери здесь. Эй! Не стой, как истукан. Слышишь меня?

Вохма прикрикнул и хлопнул его по плечу.

– Слышу, господин, – как эхо ответил корчмарь.

– Вот и славно. Не жалей их. Это были плохие люди.

Солнце било прямо в глаза. Редкие облака вспенивали небесную синеву, на фоне которой черными тенями носились стаи галок. Купола белокаменных церквей слепили глаза золотом, отражая солнечный свет от зеркальных поверхностей. Москва встречала ордынца колокольным перезвоном. Народу, как и в прошлый раз, было множество. На мосту караульный остановил их с вопросом:

– По какой надобности следуете в город?

Он осмотрел покрытых пылью коней, богатую одежду чужестранца и хорошее вооружение сопровождавших его воинов. Поэтому, на всякий случай, спрашивал без придирок и привычного высокомерия, которое обычно проявлял к остальному люду.

– Едем к князю с челобитной! – властно ответил Вохма, пресекая всякую попытку усомниться в силе и влиянии лица, представшего перед ним. – Вели очистить дорогу и дай проехать без задержек. Князь ждет!

Вохма вытащил из сумы свиток, который приготовил заранее, навесив на него несколько печатей, и показал его дружиннику. Количество печатей возымело действие, тот с уважением поклонился и крикнул своим подчиненным:

– Очистить мост боярину!

Те кинулись исполнять, расталкивая людей и подводы в стороны, к перилам. Движение по мосту встало. Вохма бросил ему монету за усердие и поехал по узкому проходу, стараясь не задеть расступившийся люд.

Найти дорогу в логово Свирида удалось не сразу. Он несколько раз доставал чертеж, который ему нарисовал Охрим и сверялся с ним, пытаясь разобраться в хитросплетении улиц. Наконец они подъехали к знакомым воротам. Вохма осмотрелся и, встав в стременах, заглянул через забор. Во дворе было тихо: ни свиней, ни собаки, ни прочей домашней живности, которая встречала их в прошлый раз. Все как будто вымерло. Несколько озадаченный, он жестом велел слуге постучать в ворота. Тот спешился с лошади и несколько раз громко стукнул кулаком в почерневшую древесину.

В доме показалось движение. Хасан стукнул еще раз. Никто не вышел. В конце улицы появилась баба. Она на ходу повязывала платок на голову. Красные крупные ягоды бус охватили полную шею.

– Эй, молодка, – позвал ее Вохма, – скажи, где хозяин этого дома?

Но вместо ответа баба остановилась, словно споткнулась о камень и, ни слова не говоря, побежала обратно.

– Очень странно, – буркнул про себя ордынец и добавил уже громче. – Стучи!

Вдруг из избы вышел здоровый мужик. Его измятая рубаха и характерные темные потеки говорили о том, что он недавно носил кольчужную броню. Он неспешно подошел к воротам, увидел Вохму, с седла заглядывавшего поверх забора.

– Что надо? – хмуро спросил он.

– Где хозяин? Позови хозяина.

– Какого хозяина надо? Я – хозяин, – ответил мужик и почесал пятерней бороду.

– Ты не понял, мне нужен Свирид! – повысил голос Вохма.

– Какой Свирид? Здесь нет никакого Свирида. Я здесь живу.

Мужик повернулся и пошел в дом, давая понять, что разговор окончен.

– Стой! – крикнул ему вслед ордынец. – Стой, говорю.

Мужик не ответил и зашел в дом.

– Собачья кровь! – выругался Вохма, бросил поводья Али. – Жди здесь!

Он с коня перелез через забор и спрыгнул на землю. Встал посреди двора, в дом заходить не стал.

– Эй, хозяин! Выходи. Нужно поговорить.

Двери открылись и на крыльцо стали выходить вооруженные люди. Как по команде, с разных сторон, из глубины двора, из надворных построек, показались остальные. Они окружили ордынца, обнажив оружие.

– Ну вот, с этого и нужно было начинать, – проворчал Вохма и вытащил саблю. – Как будем биться? По одному? Или все скопом?

Люди замерли. Хмурые суровые лица, решительности им было не занимать.

– Бог ты мой, я не верю своим глазам. Это ты, братец? Я так и знал, что наши дороги пересекутся. Какой демон занес тебя в такое гнилое место?

На крыльце стоял и радушно скалился Семион, по прозвищу Кобыла. Он быстро подошел к Вохме и остановился в паре шагов.

– Тебя, братец, не узнать. Кто ты теперь? Знатный вельможа? Или бери выше. Визирь? А? Чего я не знаю? Такое преображение. Право, я удивлен. Если бы не голос…. Спрячь скорее саблю. Тебе здесь ничего не угрожает, – сказал он и сделал знак своим людям убрать оружие.

Те подчинились, но остались на своих местах, не собираясь расходиться. Открылись ворота и во двор вошли Али и Хасан с лошадьми в поводу и в сопровождении людей Семиона.

– Как я вижу, ты не один, а с целой армией? – отвлекся на них Кобыла. – Хвалю. Добрые молодцы у тебя в услужении. Откуда они? Хотя ладно, не мое дело. Ну что, обнимемся на радостях? Ты, чай, скучал?

Он расставил руки и, не обращая внимания на обнаженный клинок, подошел к Вохме и обнял его за плечи.

– Все, все, пойдем в избу. Ты же устал с дороги и наверняка голоден. Да и слуги твои тоже, не так ли?

Не давая тому опомниться, он увлек ордынца в дом. Гридни последовали за ним, придерживая арабов за руки.

Уже сидя за знакомым столом, Вохме на мгновение пригрезилось, что здесь же сейчас с ними находится Маня. Он увидел ее глаза, ее улыбку, волосы, заплетенные в косу, украшенные венцом из металлических бляшек, нанизанных на нити. Но наваждение прошло и лишь сумрачные бородатые лица, одетых в кольчугу воев, смотрели на него недоверчиво. Семион сел в кресло, в котором давеча сидел Свирид. Вохму усадили по правую руку. Али и Хасан разместились в конце стола.

– Угощайся, – кивнул на еду Следопыт.

– Не хочется, – сказал Вохма и отстранился.

– Почему? Еда не нравиться? Или компания не та?

– В последний раз, когда я сидел за этим столом вместе с женой – нас отравили, – сказал ордынец.

– Отравили? Но не смертельно?

– Как видишь.

– Да еще и с женой? Поздравляю. Ее, кажется, зовут Марией? Где она?

– Не знаю. За этим я здесь.

– Не понимаю. Что вы здесь забыли? Это не лучшее место для медового месяца, – усмехнулся Кобыла.

– Я это уже понял. Но с опозданием, – Вохма беспомощно развел руки.

– Что-то я не узнаю бравого молодца. Поражение – не твой конек. Как ты позволил обвести себя вокруг пальца. С твоим то опытом? Мне про тебя всякое рассказывали, но чтобы так, как кур во щи….

– Сам не знаю. И на старуху бывает проруха.

– Ну, что же, коль скоро ты бывал здесь раньше меня, может, все и объяснишь?

– Если бы я знал, то рассказал. Последнее, что помню, как потерял сознание за этим вот столом во время трапезы и очнулся уже в клетке работорговцев, с тремя такими же несчастными, обманом или силой проданными в рабство.

– Вот значит, как? Вы слышали? Мой друг, оказывается, пострадал от рук этого упыря. Значит, не зря мы сидели в засаде и ждали, кто наведается к нашей пташке. Но, честно говоря, я никак не ожидал, что будет такой улов. Тебе все-таки стоит нам все рассказать? И кто ты теперь, так счастливо избежавший горькой судьбины, зачем вернулся? Мы слушаем?

Это не было просьбой. Это был приказ, от выполнения которого зависела в дальнейшем его судьба и судьба его слуг. За себя он не волновался. Он бывал и не в таких переделках. Даже сейчас, продолжая беседовать с Семионом, он оценивал собственное положение и положение людей вокруг. Он уже прикинул, как сможет ударом в горло опрокинуть сидящего рядом с ним крупного мускулистого мужика, огромные голые руки которого мирно покоились на столе, но в них чувствовалось скрытое напряжение и готовность к действию. Вохма знал таких бойцов. Они легко ломали кости противникам одним только нажатием стальных пальцев.

Устранив первого, дальше было самое сложное. Можно было взять в заложники Семиона и тогда диктовать свои требования, можно было с боем пробиваться к выходу, но исход такого предприятия был непредсказуем. На его стороне выступала теснота помещения и стол, который ограничивал движение противника, они не смогли бы разом кинуться на него, а уничтожить всех поодиночке, ему было вполне по силам. И тот и другой способ казался выполним. Но вот Али и Хасан? Уже садясь за стол, он оценил грамотное отсечение его от своих слуг. Он видел, какие здоровяки сели по обе стороны от них. И если Вохма надеялся выйти из переделки живым, то их участь была под вопросом. Так рисковать он не мог. Ордынец помолчал, собираясь с мыслями. Повисла тишина. Все ждали.