Текст книги "Звездочет"

Ах, ты, мелкая душонка! Полюбезничал бы ты со мной! Гниющее дерево! Тухлый фарш! Выживший из ума искатель приключений! Я полон желчи. Когда я в гневе, мои слова – как яд кобры. Некоторое время я угрюмо молчу. Но тут, видите ли, Р. надоело общаться со спокойными и рассудительными немцами, и в то же время ей неохота молчать, потому я становлюсь ее невольным слушателем.

Р. рассказывает, что неоднократно поступала в разные университеты, но каждый раз у нее возникали какие-то проблемы, поэтому сейчас она нигде не учится, а работает в гостинице. Может быть, она проститутка? Думаю, что ее дородное тело, еще не утратившее своей привлекательности, придется кому-то по душе. Я с любопытством уточняю, кем именно она там работает. После долгого нежелания говорить, Р. неохотно сообщает, что работает администратором, а я делаю вид, что ей поверил. Зачем уклоняться от прямого ответа, если все так банально? Что позорного в том, чтобы быть администратором? Она продолжает рассказывать мне свою биографию.

Когда Р. появилась на свет, ее матери было сорок, а отцу – двадцать пять. Ее папа был тогда симпатичным парнем, покорившим своей внешностью ее маму, чемпионку СССР по фигурному катанию в каком-то там году. В настоящее время они разведены и живут отдельно. Отец занимается бизнесом. В свои сорок пять он похож на смуглого итальянца и меняет девушек каждый год. Сейчас он отдыхает на Алтае, откуда ей периодически названивает. Р. добавляет не без гордости, что многие, когда видят их вместе, принимают за парочку и изумляются, услышав, что она его дочь.

С матерью Р. видится редко, с отцом – немного чаще. Он регулярно присылает ей деньги в конверте и помог устроиться в Германии. На этом, как я подозреваю, все воспитание и заканчивается. Быть может, очень скоро она уедет в какой-нибудь другой город или страну. Р. очень любит путешествовать и весело проводить время.

Ну, а как же насчет замужества? Я никак не могу удержаться от этого коварного вопроса. Наверно, я его задаю каждой знакомой девушке. Им я словно подкарауливаю девушку, желая застать ее врасплох. Я несколько усложняю свой вопрос уточнением: что же будет иметь для нее первостепенное значение при выборе мужа? Конечно, я любезно намекаю, что от мужчины ей, прежде всего, нужны деньги. Р., точно гордая царевна, отказывается от ценностей капитализма, что, скажем откровенно, весьма сомнительно. Ей гораздо важнее, чтобы рядом был сильный мужчина. Чаще всего девушкам нужны такие типы для того, чтобы на них можно было переложить ответственность за свою жизнь. Небрежно, как будто между прочим, она отшучивается, что в худшем случае ей придется выйти замуж за богатого старика. Сказав это, Р. заразительно смеется.

Вот оно что! Я услышал то, в чем смутно ее подозревал. Часто за словами, которым мы не придаем большого значения, кроются самые верные ответы.

Вероятно, с возрастом она разбухнет, словно тесто в квашне, и найдет себе какого-нибудь престарелого обожателя толстушек. После его смерти – вряд ли при жизни, и при том условии, что он не завещает наследство каким-нибудь родственникам, – она промотает все его состояние на альфонсов, рестораны и тряпки и, конечно же, не забудет о липосакции.

После того, что я от нее услышал, Р. не внушает мне ничего, кроме омерзения. Она всего лишь пытается выглядеть приличной девушкой, когда в действительности Р. обыкновенная шлюха. Я расстраиваюсь из-за того, что обманулся в своих ожиданиях.

Она все говорит и говорит, но, погрузившись в меланхолию, я ее уже не слушаю. Выговорившись, Р. из вежливости интересуется, как я провожу время в Мегаполисе. Я полагаю, что она относится ко мне снисходительно, как к сопливому мальчишке, толком не знающему жизни. Переубеждать ее я не собираюсь.

Я рассказываю ей красивую и легкомысленную сказку, которую выучил чуть ли не наизусть, о том, каким я буду крупным бизнесменом и что для этого у меня есть все предпосылки. Знаете, на людей эта легенда действует успокаивающе, и они не докучают мне излишними расспросами, считая меня, наверное, полусумасшедшим мечтателем.

Я не хочу с ней больше общаться. Она пуста…

К счастью, мы вскоре приезжаем в Йорк. Я выхожу из машины согнувшись, чтобы не удариться головой о низкую крышу. Какое блаженство – ощущать, что, наконец-то, я не скован теснотой салона. Я словно выхожу из тюремной камеры на свободу. Так свежо, так приятно вокруг! Можно размяться, выпрямиться в полный рост! Ласковое солнце и безмятежно голубое небо!

Как достопочтенный джентльмен, протягиваю руку Р., чтобы помочь ей выбраться из машины, и любезно осведомляюсь, словно вокзальный носильщик, не поднести ли ей тяжелый бумажный пакет до дверей ресторана. Хорошие манеры стали привычкой, однако, они еще не доказывают моего уважения к той или иной девушке. Подать руку, поднести что-нибудь тяжелое, оказать какую-нибудь мелкую услугу для меня так же легко, как высморкаться в носовой платок. Пакет удивительно тяжелый, как будто ее подарок – комплект гантелей.

У входа в ресторан собрались почти все приглашенные. Расставшись с пакетом, который Р. оставила рядом с другими подарками, я отхожу с Лешей в сторонку, чтобы поделиться впечатлениями от поездки. Я рассказываю ему обо всем, начиная с «кабриолета», в котором я сидел, как в каморке, и, завершая содержанием беседы с Р. Услышав о состоятельном старике, Леша брезгливо морщится и разочарованно вздыхает. Он, как и я, не приемлет подобной любви. Нам грустно. Желание спутаться с Р. мгновенно исчезает, словно мы никогда об этом и не помышляли. Она, будто почувствовав, что теряет свою власть над нами, подходит с бокалом шампанского. Р. опять улыбается. Беседуя с ней, мы заявляем, что не терпим иностранцев, которые посягают на наших девушек – девушек из страны N. Это высказывание, по всей видимости, ее задевает, и она весело сообщает, что тогда ей с нами не по пути. Со злобным удовлетворением я киваю.

Сегодня вечером нас с Лешей ждет много-много виски. Количество спиртного не ограничено, заказывай что хочешь и сколько хочешь.

– Да, как бы, – уныло говорит Леша, – семейка не для меня. Я, как бы, не люблю таких телок, как Р. Они у меня вызывают отвращение.

– Таких, как Р., очень много в этом мире. Ты не рассчитывай, что легко найдешь девушку ангельской чистоты. Ну, я имею в виду, чтобы тебя от нее трясло и чтобы она не была с**ой. Знаешь, сколько тебе еще б**дей попадется, пока ты найдешь нормальную девушку?

– Конфеты почти все такие…

Для меня не секрет, что мир прогнил. Люди – как исчадия ада. Я не праведник, но трудно не заметить повсеместные продажность, лицемерие, разврат и глупость. Увлекшись прогрессом, люди нашего времени обречены на бездуховность. Кастрированный и рахитичный гуманизм, давно уже доказавший свою несостоятельность, не в состоянии совладать с пороками человека. Ведь все дело не в каких-то там воззрениях, а в самом человеке, его ответственности перед собой за проживаемую жизнь.

16

Меня угощают шампанским с плавающими лепестками розы, а я отказываюсь по той простой причине, что опасаюсь смешивать его с виски, которого напьюсь сегодня вволю. Но меня так настойчиво уговаривают, что я делаю небольшой глоток и говорю, что очень вкусно. Р. пьет шампанское бокал за бокалом. Малоприметный алкоголизм.

Еще пришли не все гости, потому мы с Лешей можем прогуляться по Йорку. Кажется, что этот городок будто вне современности, как потерявшийся ребенок, отстал от хода истории и не знает, куда идти дальше.

Приятно согревает солнце угасающего дня. Беспокойный ветерок гуляет в кронах деревьев. Среди двухэтажных кирпичных домиков чувствуешь себя, как в гангстерском квартале. Из-за поворота стремительно вылетит машина. Пронзительный визг тормозов возвестит начало оглушительной и интенсивной стрельбы. Нелепые рикошеты. Спрятавшись за стену, ты чудом спасешься от смерти.

Тишина представляется бесконечной. Кажется, что природа, избавившись от ига человека, ожила и расцвела с животворящей силой. Весь мир словно приблизился к долгожданному и недостижимому равновесию. Грусть ушла незаметно. Спокойствие в душе…

Нахожу свое место за столом по шелковой ленточке с именем, прикрепленной к черенку спелого яблока.

За столом, расположенным близ окна с тяжелыми бордовыми шторами, кроме меня и Леши, сидят Юрген с подругой, племянники и племянницы Фридриха. Они шутят и дружно смеются, поглядывая на нас с Лешей, как на эндемиков. Друг украдкой смотрит на бюст улыбчивой немки.

Леша сообщает мне важную новость. По традиции после первой брачной ночи молодожены должны позавтракать с родителями. Они останутся здесь, и, таким образом, квартира Фридриха будет свободной. Несмотря на возникшую неприязнь к Р., я думаю, что ее можно пустить в ход. Идеальнейшая возможность. Раз спутаемся и разъедемся.

Но тут я с досадой вспоминаю, что у меня нет с собой презервативов. У Леши та же ситуация. Я их вообще не брал в путешествие. Магазины здесь закрываются рано или, быть может, уже закрылись, поэтому надо поторопиться.

Мы стремительно выходим из зала, точно нас ждут великие дела. Похоже, что в царящем здесь веселье наш уход остается незамеченным. Какой абсурд! Вместо того чтобы быть на свадьбе, мы отправляемся на поиски презервативов!

Уже почти восемь часов вечера. За каких-то семь минут мы должны сориентироваться в извилистых улочках и найти магазин. Мы бежим по улице, как звери, спасающиеся от лесного пожара.

Забегаем в первый попавшийся магазин. Взгляд рыщет по полкам. Где?! Где?! Где?! Мыло, зубная паста, крем для бритья, сигареты, жвачка, шоколадные батончики. Нигде нет! Можно подумать, дефицитный товар! Да что же это такое!

Леша спрашивает у продавцов. Мы так взволнованны, точно чудом остались в живых после постигшего нас кораблекрушения. В нашем распоряжении остается всего две минуты!

Толком не знаем, куда двигаться дальше, то ли направо, то ли налево. Решившись на выбор, минуем автосалон, домики, на подоконниках которых за тюлевыми занавесками притаились горшки с цветами. Все-таки мы находим еще один магазин. Правда, мужчина с гладковыбритой головой вежливо говорит, что они уже закрываются.

Леша, не растерявшись, отвечает, что нам нужны презервативы. Мужчина благодушно разрешает нам поискать. Вероятно, он не хочет мучиться мыслью, что из-за его принципиальности мы можем чем-нибудь заразиться.

Чертыхаясь, покупаем большую пачку презервативов. Десять штук слишком много, но выбора нет.

Сердечно поблагодарив мужчину, мы выходим из магазина. Презервативы как пулеметная лента. Упаковку, сминая, выбрасываю.

Я не могу сдержать приступ истерического хохота. Что за мысли! Быть может, он – то ли продавец, то ли хозяин магазина – решил, что мы два гея, которым надо помочь употребить друг друга. Почему-то многие думают, что мы либо братья, либо геи. И если сравнение с братьями льстит, то с геями – оскорбляет. Мы-то ищем общества симпатичных девушек. Я делюсь своим предположением с Лешей, и он тоже смеется. Пусть думают, что хотят! Сегодня мы веселы, потому что есть перспектива…

Все застолье начиналось с наваристой грибной похлебки. Теперь роскошный шведский стол. Красная рыба, сыры с плесенью, запеченное мясо, гарниры, десерты. Блаженство для настоящих обжор. Хочется всего и помногу. Но раз я принял твердое решение напиться, то должен ограничивать себя в еде, воздерживаясь от всяческого рода экспериментов. Конечно, об этом я несколько сожалею, ведь я люблю вкусно поесть. Ограничиваюсь куриной отбивной и белым рисом. Я не хочу, чтобы меня рвало на свадьбе. Это уже будет крайне неприлично. Закуска должна быть простой и надежной. Я рекомендую другу повторить мой выбор, заметив, что сразу же после еды надо выпить. Леша беспокоится из-за того, что не знает, как бы деликатно намекнуть Р., чтобы она согласилась остаться с нами наедине в квартире.

– Да не волнуйся! – успокаиваю я его. – Надо подождать, когда она выйдет в коридор поговорить по телефону и там ей сказать. Вначале давай поедим и выпьем. Зачем суетиться!

Когда гости начинают требовательно отбивать ножами незамысловатый ритм по бокалам, новобрачные должны целоваться. Поцелуй сопровождают бурные изъявления восторга и аплодисменты. Я принимаю участие в этом развлечении, несмотря на то, что чувствую себя при этом несколько неловко. Леша преисполнен скепсиса:

– Я в этом цирке, как бы, участвовать не собираюсь.

Алкогольный марафон. Красное вино струится по стенкам бокала. С ним уже веселей, а ведь это только начало. До виски мы еще добраться успеем.

Р. выходит из залы. Ей кто-то постоянно звонит. Наверно, любовник. Мы с Лешей торопливо выходим за ней. У дверей ее нет – либо она зашла в уборную, либо спустилась вниз. Немного подождав ее, но, так и не дождавшись, спускаемся по ступенькам, обитым бархатом.

Еще не сойдя с лестницы, я слышу голос Р., доносящийся с улицы. Заливаются певчие птицы. Чудней мелодии нет! Я гляжу на действительность мутным взглядом, чувствуя, как меня охватывает сентиментальное безумие. Я хочу обнять весь мир и растолковать ему, за что я так сильно его люблю.

Р. при нашем появлении улыбается, что выходит у нее как-то неискренне и вульгарно. Она со смехом болтает по мобильному, наверно, с каким-нибудь поклонником. Или, если выразиться точнее, с партнером. Интересно, сколько их у нее?

Мы тактично уходим, делая вид, что и у нас есть свои темы для обсуждения. Тем не менее, мы прохаживаемся неподалеку, нетерпеливо ожидая, когда Р. закончит свое словоблудие.

Пожалуй, окажись она хитрее, то могла бы нас помучить. К счастью, долго ждать не пришлось. Отодвигая стулья, мы усаживаемся за столик. Р. кокетливо жалуется, что ее искусали комары.

– Неудивительно, – замечаю я. – Комары любят сладкое.

На моем лице приторно-пошлая улыбка. Ощущение такое, словно я пришел в бордель и стараюсь казаться благовоспитанным юношей, расточая комплименты проституткам и щеголяя перед ними вежливостью, когда всем ясна как день причина моего появления.

Леша хохочет. Его забавляют мои ухищрения. Р. тоже смеется. Я спрашиваю у нее насчет планов на ночь. Р. отвечает, что, скорее всего, поедет к своему другу. Он зовет ее к себе в гости. Но она еще точно не знает. Ее возмутил тот факт, что, разговаривая с ней, он лежал в постели с какой-то девушкой. Что же тут удивительного? Ты – следующая. Только не надо делать вид, будто ты этого не знаешь.

– У нас, между прочим, есть гораздо лучшее предложение, – на этом я многозначительно замолкаю.

– У нас будет свободная квартира, – добавляет Леша.

– Мы бы хотели, чтобы ты скрасила наше одиночество…

Она, как и многие девушки, мнется и капризно говорит, что должна подумать. Наверное, нам Р. предпочитает своего приятеля, но не решается сказать об этом прямо.

Правда, его наличие меня не сильно волнует, поэтому я уверенно продолжаю вести свою игру. Как будто удовлетворившись ее ответом, я делаю тактический ход. Небрежно замечаю, что участвовал в показе одного знаменитого модельера. Я говорю это не для того, чтобы похвастаться, а словно берусь за нить, за которую вытягиваю необходимую мне фразу. Пристально глядя в ее глаза, словно я собираюсь доверить ей свою сокровенную тайну, сообщаю наигранно пренебрежительным тоном, что модели на самом деле не так уж и красивы.

– Они очень худые и плоские. Если честно, ничего особенного.

Р., изменившись в лице и заметно воодушевившись, с неуверенной улыбкой, переспрашивает меня, действительно ли это так.

– Я знаю, что мужчинам обычно нравятся очень худенькие девочки, – говорит она, глядя на меня в ожидании вердикта.

Леша молчит, словно сфинкс. Я держу в руках ее сегодняшнее настроение и, пожалуй, что гораздо важнее, самооценку. Либо могу уверить в собственной неотразимости, либо ударить словами, точно кувалдой.

– Не знаю. По-моему, это чушь. Мне такие девушки никогда не нравились, – хладнокровно лгу я, стараясь сделать свою ложь как можно более убедительной. Я хочу, чтобы ее привлекательность всецело зависела от меня. – Девушка должна быть такой, чтобы было за что ухватиться. А что модели? Как с ней ляжешь в постель, если она такая худая? Может, кому-то такие девушки и нравятся, но точно не мне.

Что я мог ей еще сказать? То, что меня не устраивает ее грудь и целлюлит? Если я признаюсь Р., что люблю до умопомрачения стройных и длинноногих девушек с высокой грудью, то постели мне не видать. Пожалуй, я словно кину в нее кирпичом. Ради удовлетворения своей потребности сейчас я готов на все, даже на самый подлый обман. Если женщинам позволено обманывать мужчин, то я имею точно такое же право. Хотя роль обманщика я ненавижу больше всего. По гадливости с ней разве что может сравниться роль супермена. Но подумайте, что произойдет, если я скажу Р. правду? Даже такая развратная девушка, как она, назовет меня хамом. Ведь для Р. будет оскорбительным, что я обратился к ней, как к шлюхе. Себя-то таковой она не считает. Даже падшей женщине хочется, чтобы за ней ухаживали и дарили цветы. Говорили комплименты, тратили на нее деньги и не требовали ничего взамен.

Я успокаиваю себя тем, что пускай она и не такая уж красавица, но темнота надежно скроет все недостатки ее внешности.

Когда же Р. начинает честно и увлеченно рассказывать о том, как ночи напролет проводит в ночных клубах, как иногда уходит в недельные запои и как потом отсыпается полдня, меня охватывает страх. Она живет на съемной квартире, что при таком образе жизни расценивается мною, как еще одно веское доказательство ее б**дства. Откровения Р. я интерпретирую по-своему. Судя по всему, родители давно ее забросили, и она живет, как ей заблагорассудится. Да и, наверняка, она спит с кем угодно и, пожалуй, нисколько не дорожит своим здоровьем. Во мне разворачивается невидимая человеческому взору борьба. Я должен тщательно взвесить все «за» и «против» и решиться на выбор. Соблазн слишком велик, но и страх венерических заболеваний тоже. Пятно несмываемого позора может лечь на мою совесть. Что мне до других, когда я для себя самый строгий судья…

Да, здесь, на свадьбе, я отчетливо чувствую свою чуждость происходящему. Впрочем, как и везде.

Наконец-то Леша подзывает официантку и заказывает два Red Label с кока-колой. Извинившись, она говорит, что есть только Jack Daniels. Какая разница! Давай неси скорей! Я желаю, чтобы в меня влилась эта лава. Выпив, я целиком отдамся во власть порока и избавлю себя от ответственности за свою жизнь. Пускай она так и останется со мной, но, по крайней мере, я не буду слышать ее назойливого шепота. Я устал находиться под ее присмотром. Она слишком сурова со мной. Как только я хочу совершить какую-нибудь подлость, она тут же берет меня за шкирку. Все зудит и зудит, напоминая мне о бессмыслии моей жизни. Я живу в какой-то безысходности, потому желаю напиться до полнейшего бесчувствия.

Я позабывал имена почти всех немцев, сидящих со мной за столом. А спросить неудобно, поэтому к ним я не обращаюсь. Да и они ничего у меня не спрашивают. Чуть ли не затаив дыхание, немцы наблюдают за тем, как мы с Лешей безмятежно прихлебываем виски с кока-колой. Они слегка удивлены. Неужели мы взяли фальстарт? Племянник Фридриха в оранжевой рубашке, в течение всего вечера отпускающий шутки, под дружный смех интересуется, почему же виски, а не русская водка.

С водкой у меня связаны неприятные воспоминания. Как-то раз я напился до такой степени, что уже думал о смерти. Во мне словно бесновались черти, наматывая кишки на вилы. С тех пор я ей больше не доверяю. Я благоразумно умалчиваю об этом и отвечаю, что теперь водку пить не так модно, как раньше, и что мое поколение предпочитает виски. Он широко улыбается и говорит, что тоже закажет виски. Я с улыбкой киваю. На этом устанавливается нерушимая интернациональная дружба.

Я успел выпить три коктейля. И вдруг нас с Лешей фотографирует появившийся непонятно откуда Себастьян. Я тупо гляжу на дисплей фотоаппарата, пытаясь разобраться, что же могло получиться из таких пьяных идиотов, как мы с Лешей.

Только и слышится перезвон бокалов. Все уже выпили, но я уверен, что первое место за мной. Розовощекий парень, еще один племянник Фридриха, просит меня, чтобы когда в следующий раз начнут стучать по бокалам, мы с Лешей поднялись и что есть силы закричали горько, а они нас поддержат. Какие проблемы? Я пьян настолько, что крикну все что угодно, лишь бы мне удалось, не свалившись, подняться со стула.

Когда наступает ответственный момент, мы с Лешей, обнявшись за плечи, встаем из-за стола и какими-то вязкими, чужими голосами кричим «горько». Немцы, забавно коверкая это слово, подхватывают вслед за нами. Аплодисменты! Представление заканчивается, и два невеселых клоуна могут сесть. Честно исполнив свой долг, они заслужили благодарность.

Пить молча невыносимо скучно, потому я завожу серьезный разговор с Лешей. Вы, думаете, пьяный бред? Ничего подобного! Я и сам не ожидал от себя такого. На удивление легко и стройно, не мучаясь сомнениями, я выдаю ему страстный монолог, уничтожающий недомолвки, гнившие во мне долгими месяцами. Я прятал их завершенность в себе, точно вор, уминал их, как свежевыпавший снег, боясь ранить друга отточенным острием правды. Теперь же все недосказанное выплескивается из меня Ниагарским водопадом. С Лешей, во имя нашей дружбы, я стараюсь быть искренним, насколько это возможно. Быть равнодушным по отношению к нему для меня преступление. Он один из немногих людей, кто может меня сильно обрадовать, преподнести чудесный сюрприз, поэтому я огорчаюсь, когда знаю, что у него что-нибудь идет не так.

Музыка и опьянение мешают говорить спокойно, поэтому я кричу ему на ухо:

– Леха, пора завязывать с бездельем! Надо брать все в свои руки и начинать действовать! У тебя бизнес под рукой, только давай работай! А ты ни х**а не делаешь! Возьмись за дело! Не надейся ты на эти е**ные развлечения, иначе потом ничего не будет! Совсем ничего! Не заработаешь ни телки нормальной, ни Cayenne не будет! У тебя есть хоть что-то! У меня ничего! Дружище, заработаем нормально, тогда отдохнем как надо! Пока есть время! К тридцати пяти, максимум к сорокету поднимемся, компенсируем все, что не добрали сейчас! Делай хоть что-нибудь! В конце концов, ты же когда-то любил кататься на сноуборде, так что же мешает тебе это делать сейчас?

Я не жду звездопада и не рассчитываю на скоропортящиеся развлечения, шаткие подпорки в жизни. Я напираю на Лешу хотя бы потому, что на его месте я бы давно вникал в бизнес, оставшийся в наследство от отца. Научился бы проворачивать схемы, играть с государством в наперсток и добился бы своего. Но у меня нет этого дела, и, откровенно говоря, я надеюсь, что Леша даст мне возможность. На меня он бы мог положиться. О, какие грандиозные планы зреют в моей голове! Да я продавал бы хоть труху, только заработать бы денег!

Леша выслушивает мой горячий призыв терпеливо, с грустной улыбкой. Он пытается защититься от неожиданного удара сокрушительной правды многочисленными оправданиями по поводу неудачно сложившихся обстоятельств, не позволяющих ему заниматься бизнесом. Жизнь его, точно древний саркофаг, покрыта толстым слоем пыли. Он испуганно мечется за кулисами обстоятельств, до последнего надеясь, что трудности и лишения жизни минуют его стороной, и, выждав подходящий момент, он выберется из своего убежища, куда забился в страхе жизни, триумфатором, под фанфары.

Он опять ничего не понял. Или почти ничего из того, что я, напрягши все душевные силы, с таким рвением ему толковал. Леша только сделал вид, что согласился со мной и вяло кивнул. Увы, я вынужден оставить эту тему за бесполезностью. Как бы мне ни было больно видеть его упадок, он все-таки проживает свою жизнь. Я не могу быть в ней диктатором. Мои указания недопустимы. Все, что я могу, так это высказаться начистоту. Ну, или, в самом худшем случае, если начнет пить или колоться, дать хорошо под дых. Иногда, между прочим, крепкий кулак гораздо эффективнее всяких вразумлений. Жаль, что мои убеждения слишком слабы в сравнении с его ленью.

Выговорившись, я замолкаю. Душевные силы покидают меня. Я опустошен и опечален. Неловкое молчание. Леша, как и я, не осмеливается его нарушить. Вряд ли его потрясла моя откровенность. Он просто, как и я, напряжен. Наверное, мы бы молчали так и дальше, но Р. вновь выходит в коридор. Мы следуем за ней. Я хочу услышать от нее ответ, потому слегка сбавил темп и не тороплюсь с новой порцией виски. Я и так далеко оторвался вперед. Из преследователей виден лишь раскрасневшийся Леша. Ему стало так жарко, что он расстегнул чуть ли не на половину рубашку, открывшую его волосатую грудь.

– Если она откажется, то мы продолжим бухать. А если согласится – то перестанем. А то, как бы, стоять не будет… сильно опозоримся.

– Подожди, дай я выпью на брудершафт, – Леша еле ворочает языком. Он пьет с симпатичной племянницей Фридриха. Она и ее подруга настойчиво зовут нас танцевать. Мы отказываемся. Тогда они хватают нас за руки и увлекают за собой в эпицентр веселья. Мы вроде как поддаемся, но, едва они отпускают наши руки, ускользаем из зала.

Я слишком разозлен нерешительностью Р., чтобы согласиться на компромисс. Или да или нет. Другого ответа быть не может.

Очень удобно, что барная стойка находится рядом с дверью. Виски можно пить близ лестницы и туалета. Распивая его здесь, тайком, мы смахиваем на алкоголиков в закоулке. Но, честно говоря, мне безразлично, что обо мне подумают.

Р. уже захмелела. Она выходит из уборной с неизменной улыбкой. Она словно не может не улыбаться.

Представляете, Р. так еще ничего и не решила. Припертая к стенке моей настойчивостью, ждущей предельно ясного ответа, она с дерзкой насмешкой говорит, что не представляет, чем мы там будем заниматься. Леша хмурится. Р. уходит, по всей видимости, не желая с нами объясняться.

– Ну и пусть катится! Не расстраивайся, дружище, сейчас еще бухнем. Тоже мне «принцесса», б**дь! С**а…

На стене висит карта, я что-то показываю на ней Леше, словно путешественник, пытающийся всех убедить в несомненной важности своего мелкого открытия.

Леша остекленевшими глазами смотрит на свой наполненный стакан. Шутки ради он норовит дать мне пинка под зад и глупо смеется. Превосходный юмор, ничего не скажешь!

Неожиданно из зала выходит возмущенная мама невесты и осыпает нас упреками:

– Хватит маяться х**ней! Вы здесь одни такие бескультурные! Прячетесь по углам, как преступники! Посмотрели бы лучше на племянников Фридриха! Они хоть и много выпили, но умеют веселиться и танцуют со всеми!

Она ужасно на нас разозлилась. Ее можно понять. Наверно, мы ведем себя, как скоты. Тем не менее, я хочу возразить, так как не во всем с ней согласен. Не имеет значения, как вести себя пьяным, ведь само по себе пьянство порочно. Но я молчу, понимая, что мои неуместные возражения разгневают ее еще больше.

Стакан в Лешиной руке, неоспоримое свидетельство нашего преступления, нервно подрагивает. Олина мама, отчитав нас, тут же уходит. Безусловно, у нее есть какой-то педагогический талант. Леша ошеломлен ее тирадой. Но я, как рецидивист, с которым воспитательные беседы проводить бесполезно. Не чувствую ни малейшего укора совести.

– Ничего страшного, Леха! Это твоя жизнь и твое право напиться! Это все женщины! Им вечно что-то не нравится…

Помрачневший Леша озадаченно улыбается и просит меня выпить его порцию.

– Нет, Леха! – протестую я с дурашливой улыбкой, отводя его руку со стаканом. – Раз мы собрались пить, то надо пить до конца! Сегодня такой день, когда просто надо сильно напиться!

Я чуть ли не кричу ему эти слова. Леша, словно больной, которого заставили принять горькое лекарство. Чуть морщась, небольшими глотками, торопливо осушает стакан…

Все плывет и качается. Играет залихватски веселая музыка. Ну, что ж, как и хотела Олина мама, мы вернулись к гостям. Присоединившись к всеобщему безумию, мы пускаемся в пляс. Я словно внутри какого-то куба, который, балуясь, подбрасывает великан. Подышать бы в трубку. Интересно, сколько промилле алкоголя в крови? Я вспотел за мгновение. Неудержимая пляска сменяется новым развлечением. Пожалуй, с разошедшимися гостями не совладает и нервно-паралитический газ. Эх, сделать бы всем уколы от бешенства или дать лошадиную дозу успокоительного.

Сцепляясь руками за плечи, гости выстраиваются в поезд. Я шатаюсь из стороны в сторону, словно зуб, который все никак не могут вырвать. Впереди меня Леша, за мной – сестра Фридриха. Еще чуть-чуть ускорься движение, и я наверняка рухну на пол.

Леша, держа руки на плечах Р., балуется тем, что время от времени, гаденько посмеиваясь, задирает ей подол короткого платья. У него словно только сейчас началось половое созревание. Он предлагает мне сильно шлепнуть ее по заднице, а когда она обернется, состроить невинное выражение лица. Я делаю так, как он говорит. Первый шлепок выходит удачным.

– Сильнее, сильнее! – с хохотом подзадоривает меня Леша. Поезд сумасшедших ездит по бесконечному кругу. Знали бы вы, как изматывает такое веселье. Какая-то нескончаемая пытка. Здесь бы точно попадали мертвыми старики.

Я шлепаю Р. сильней и вдруг сам получаю шлепок. О, я должен был бы устыдиться, что сестра Фридриха заметила нашу проказу, но я только удивился. Р., не выдержав, спрашивает у Леши, что он устроил за детский сад.

– Ну так… – друг отделывается туманной фразой…

Натанцевавшись, я хочу еще выпить.

– Иди, Леха, и закажи вискаря.

Но он отказывается, потому что ему стыдно. Стыдно! Да ты так напился, что тебя впору наградить серебряной медалью. Золото, безусловно, остается за мной.

– Хорошо, я пойду и закажу виски. Но потом твоя очередь.

Леша согласен. Виски пьем так жадно, словно младенец – грудное молоко. Затем переходим на текилу. Леша взял у барменши целую солонку. Воровато озираясь, мы, безнадежные пьяницы, выскальзываем из зала. Леша с хохотом пытается насыпать соль на кисть.

Мы стоим на лестнице так, чтобы нас не было видно со второго этажа. Леша открывает солонку слишком резко. Вся лестница усыпана солью.

– Пошли отсюда скорей, пока никто не просек.

Зев непроглядного мрака. О сигарах мы не позаботились, потому я закуриваю сигарету, которую попросил у одного немца. Отвыкнув курить, на первой же затяжке кашляю. Какая мерзость! Сплевываю на асфальт и бросаю сигарету в канализационную решетку. Леша протягивает мне стопку с текилой. Говорим что-то вроде тоста и чокаемся…

Белый пиджак друга чем-то испачкан. Всмотревшись, я обнаруживаю на нем кровь. Откуда?

– Леха, у тебя кровь на рукаве…

Сняв пиджак, он ругается. Marco O’Polo. Надел только один раз.