Текст книги "Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга прервая"

К утру понедельника мы разобрали документы по разным коробкам: что-то в ОБЭП, что-то пока что в офис. Ирина уехала домой, ей нужно было на работу, а меня ждала беседа в районном отделении милиции.

…Не стоит недооценивать противника. Допрос может вестись в совершенно разных форматах. Сначала один следователь: такой разговорчивый, приятный, рубаха-парень, ведет себя так, будто он глупее тебя. Он может говорить о незначительных вещах, интересоваться твоими увлечениями, спрашивать мнение о фильме или музыке. Но как бы между прочим он будет задавать вопросы про друзей и знакомых, так, вскользь:

– А с кем ты смотрела этот фильм? А другу N тоже нравится эта песня?

Пару часов о погоде, о природе и ты уже расслабился, смеешься над его шутками, а тут такой незначительный, казалось бы, вопрос. И такой же непринужденный ответ:

– Да нет, N вообще такие песни не слушает.

И все, про N ты уже проговорился! А беседа все продолжается…

И вот уже балагур устал, пошел перекурить и заходит другой следователь: грозный такой товарищ, в костюме. У него иная тактика, он настаивает и запугивает. Он говорит, что всё про всех знает, что в соседних кабинетах уже идут допросы. И N, оказывается, уже всё рассказал, и я окажусь последней дурой, если буду молчать.

– Ты ведь на самом деле не виновата ни в чем, – напирает «плохой» следователь. – Мы это знаем… Но пока ты все сама не расскажешь, мы ничем не сможем помочь тебе…

И начинается перечисление статей, по которым тебя могут посадить, упомянут и количество лет, которые предстоит провести за колючей проволокой. Может зайти пожилой сотрудник, он будет разговаривать с тобой отеческим тоном, как заботливый родитель, который хочет спасти свое чадо… Всё это означает только одно: они ищут твое слабое место.

За годы работы у меня было много проверок, опросов и допросов, и мне всегда было страшно. Всегда. На каждый допрос я шла, как на плаху. Каждая беседа могла стать последней. С любого допроса ты можешь не вернуться домой. Только дураки могут быть спокойными. Другое дело: страх нельзя показывать. За это будут цепляться. Если ты боишься, значит есть что-то серьезное, что ты скрываешь и боишься, что они узнают. Значит есть смысл давить на тебя еще сильней. Я знаю случаи, когда молодые женщины не выдерживали прессинга и начинали соблазнять своих следователей. Это не может привести к хорошему.

Некоторых девчонок «поматросили», потом «отжали» бизнес и все равно посадили за экономические преступления. Их же любовники.

Время допросов – сложный психологический период. Между походами к следователю надо делать насущные дела, работать, общаться с близкими. Но как? В голове одна картинка ужасней другой, мысли мечутся в истерике и отчаянии. Все перемалывается в тысячный раз: «Почему он это спросил? Он понял, что я что-то знаю? Боже, неужели я сказала что-то лишнее? Если он мне скажет… я буду все отрицать». Одни доводы сменяют другие. Пытаешься просчитать ходы, действия, последствия. Строишь свои схемы предполагаемых вопросов. Миллион раз спрашиваешь: «Ну почему я такая? Почему я не могу, как все? Пошла бы уборщицей или продавщицей. Боже, за что мне это?!» Страшно. Очень. Очень страшно. Но всё внутри, снаружи – непробиваемая стена… Я держала себя в ежовых рукавицах. Только курила, как паровоз.

У следователей была своя игра, а у меня своя, но они этого не знали. Я ждала. Ходила каждый день на допрос и ждала, когда пройдет десять дней с момента обыска и изъятия из кассы и сейфа наличных денег. На одиннадцатый день, выбрав удобный момент и дождавшись следователя-балагура, я вскользь шутливо спросила:

– Долго вы ещё будете хранить наши денежки? Может, под расписку отдадите в мои руки?

– А что ты так о них переживаешь, разве они твои личные?

– За работу переживаю, – вздохнув ответила я. – Жаль, лежат мертвым грузом, не работают, прибыль не приносят.

– Тебе сейчас не о прибыли думать надо, а о своей шкуре.

– Я и о ней очень беспокоюсь, и о деньгах… – вздохнула я и шутливо спросила. – А вдруг они у вас потеряются? Приделают себе ноги и убегут?

Балагур сплоховал. Он выдвинул ящик.

– Смотри, вот лежат деньги, в целости и сохранности. Видишь? Завернуты в целлофанчик, как ты сама их и упаковала.

Так вот они где лежат, родимые… Я свернула дальнейшую беседу, сославшись на резкую боль в груди и попросила «Корвалол». Я знала, что делает человек в такой момент – у Ирины иногда прихватывало сердце, и я видела, как выглядит со стороны сердечный приступ. Допрос прервался, я быстренько ретировалась – мне нужно было срочно встретиться с ребятами.

Когда меня консультировал зампрокурора, он рассказал, за какие нарушения в ходе следствия я могу зацепиться, чтобы «развалить» дело. И я нашла! Деньги, изъятые в ходе обысков, должны были в течение определенного времени сдаваться в финансовую часть под опись. Об этом делалась запись в специальном журнале, записи присваивался номер – всё официально. Записи идут друг за другом, задним числом ничего вписать нельзя. Не сдал деньги в финансовую часть, не уложился в отведённый законом срок – серьезное внутреннее нарушение. Мне нужно было только получить «добро» ребят на мой ход. Они мне его, конечно, быстренько дали, но от греха подальше свалили на дачи и тихо там отсиживались. Все были «на измене». Меня могли жёстко «прессануть», и никто не знал – выдержу я или нет.

Я подготовила два письма (одно – прокурору, другое – на имя начальника ОБЭП) и попросила провести служебное расследование по факту неправомерного изъятия наличных денег из кассы и сейфа во время проверки от «такого-то числа, такого-то месяца». Ну еще там развесила клюкву. Смысл был в том, что я указала изъятие наличных денег в конкретную дату. По правилам, прокурор отписывает в нижестоящую инстанцию: «…проверить выполнение законности процедуры…» Там проверяют и пишут, что на основании «таких-то законов… статья за номером…» все сделано согласно букве закона. Но чтобы это написать, нужно запросить сведения в финансовом отделе.

А вот тут-то и загвоздка – денег там нет! Они в тумбочке у следователя. Поэтому я и написала второе письмо на имя начальника ОБЭП. В нем я сообщила, что не согласна с действиями оперуполномоченных. Считаю, что деньги можно было не изымать, а лишь составить протокол о наличии такой-то суммы. Не забыла вписать и то, что к прокурору с жалобой уже обратилась…

Теперь мне нужен был только входящий номер документа. Утром я съездила в прокуратуру, отдала в канцелярию письмо, на втором экземпляре мне поставили пометку о принятии, входящий номер и дату. В письмо в ОБЭП я дописала входящий номер и дату заявления в прокуратуру и поехала канцелярию. Это письмо я тоже составила в двух экземплярах, поэтому на второй мне так же поставили входящий номер и дату. Вернувшись в офис, свои экземпляры писем я спрятала в сейф – приготовилась терпеливо ждать ответного хода. Но я даже не представляла, как быстро общаются между собой ведомства. Уже к вечеру мне позвонил следователь с рекомендацией незамедлительно забрать заявление из прокуратуры. Я согласилась, но при условии возврата всех документов и денег. Следователь взял паузу. Через час позвонил и сказал, что согласен: я забираю заявление, они отдают документы. На следующее утро я поехала в прокуратуру и мне как-то быстро, без особых проволочек, отдали моё заявление. Во второй половине дня мне привезли все документы и деньги, передав на словах, что начальник отдела был очень недоволен моей борзостью и в следующий раз мне это так легко с рук не сойдет.

Рассказ про допросы, прокуратуру и ОБЭП – не ради страницы в романе, мне хотелось поделиться своим видением ситуации, своими выводами. Мой опыт и мои уроки могут пригодиться людям, которые собираются начать свое дело или подняться выше по карьерной лестнице – стать руководителями. Может кто-то собирается выбрать профессию бухгалтера и ему поможет моя информация о рисках, которые сопровождают эту работу. Но есть еще одна печаль – понимание, что криминальные структуры находятся в сцепке с правоохранительными органами. У них везде есть свои люди, и они занимают высокие посты. В случае чего – защиты искать бесполезно.

Проверка, с одной стороны, дала мне возможность понять всю серьезность бухгалтерского учета, с другой – создала мне в глазах ребят репутацию «своего человека». Они перестали со мной осторожничать, стали посвящать в свои планы по захвату «территорий», говорить о предстоящих делах. Дошло до того, что иногда, обсуждая вопросы бизнеса с одними, я видела, как другие чистят оружие и собираются на «стрелку». Видно потихонечку я стала приходить в себя от прошлогодних потрясений, так как до меня, раз за разом, начал доходить весь ужас происходящего. Сначала, когда в моей голове зазвучали «первые звоночки», я себе объясняла, что вот сейчас они повзрослеют, образумятся. Была надежда, что и взрослое поколение одумается и даст нравственную оценку всему происходящему – до родителей, наконец, допрет, откуда их детки волокут в дом материальные ценности. Теплилась надежда, что милиция оценит всю серьезность последствий такого беспредела. Но нет, ничего такого не происходило. Маховик раскручивался все сильнее, захватывая все больше и больше людей – страдания множились. А ребята все больше борзели. К своим сотрудникам они стали относиться не просто хамски, а садистски. Им стало приносить удовольствие глумиться над людьми, которые на них работали, а значит, зависели от них. Я уже не могла делать вид, что ничего не вижу и ничего не понимаю.

Чтобы казусов с бухгалтерами больше не было, ребята решили найти нового человека по своим каналам. На работу пришла моя ровесница Светлана – достаточно компетентный бухгалтер. Не сразу, но постепенно у нее выявился один серьезный недостаток: она могла уйти в запой. На работе это особо не сказывалось (больше двух дней алкогольный забег не длился), пьянку свою она контролировала и всё делала в срок. Но один раз её запой нарушил планы ребят. Они хотели поехать на одну базу, где за оказанную услугу с ними могли расплатиться только товаром. Сделка была одноразовая, нужно было быстро оформить двухсторонние документы, и ребята решили поехать со своим бухгалтером, чтобы она на месте разъяснила им, что к чему. А Светлана уже второй день находилась на «больничном». Они – к ней домой, а её нет… В общем, где-то они её на следующей день отыскали, так как во второй половине дня Света пришла на работу. Она была напугана, нервно вздрагивала и судорожно натягивала на кисти рук рукава водолазки. Через некоторое время её поведение начало меня беспокоить, я стала наблюдать за ней и увидела, что она пытается прикрыть странные красные точки на руках, похожие на язвочки. Они напоминали следы от сигарет, которые тушили прямо о кожу. «Боже, неужели её пытали?» – промелькнуло в голове. «Нет, это уже запредельно», – моя вторая мысль. И сразу за ней – третья: «Эти скоты могут».

От окружающей меня действительности спрятаться внутрь себя я уже не могла. То, что у меня получалось интерпретировать в «несознанку», теперь не получалось. Даже с предыдущих случаев моё сердце начало срывать обертку: «Это не то, что я вижу. Я всё не так понимаю». Перед моими глазами начали всплывать картинки разных ситуаций, моё сознание старательно выхватывало нюансы взглядов, жестов, слов, обнажая настоящую суть происходившего.

Блин, мне так не хочется возвращаться в то время. Мне себя жалко, по-человечески, по-бабски. Ну что со мной не так? Почему у меня не получается, как у большинства? Почему мне все время хочется чего-то большего от этой жизни? Ну что мне не работалось учителем в школе? Почему не вышла замуж за спокойного работящего мужчину? Спряталась бы за его крепкую спину и сидела бы, не высовываясь. Но нет, не моя это история…

Надо мной, как Дамоклов меч, зависло решение, которое нужно было принять. Или я работаю с ребятами и иду по трупам в прямом смысле слова. Это волчьи законы. Здесь живьем рвут на куски. Я умная и у меня большие перспективы. Буду очень богата, успешна, но совершенно беспринципна. Цена вопроса? Душа. Или не буду, пусть и косвенно, принимать участие в убийствах, в издевательствах над людьми. Не буду марать свою Душу в этом дерьме. Цена вопроса? Может быть, Жизнь. Вероятность пятьдесят на пятьдесят.

Животный страх за свою жизнь – Чувство долга перед мамой и сыном – Надежда на любимого мужчину – Понимание духовной слабости мужа – Ненависть к ребятам, которые поставили меня перед таким выбором – Злость на себя, что не могу унять голос совести – Презрение к себе за мягкотелость, которая ведет меня к нищете и зависимости от мужа – Мне нравятся деньги, я люблю их – Я умею оперировать большими суммами денег.

Чаши весов: большие деньги – душа – успех – соучастие в преступлениях – жизнь – смерть – созидание – разрушение – презрение – уважение – долг перед близкими – любовь к людям – честь – безденежье – страх перед завтрашним днем – страх перед Богом.

Что – куда? Какую чашу весов выбрать? Меня обе не устраивают. Но других вариантов нет. Да-Да. Нет-Нет.

И меч судьбы уже занесен над моей головой…

«Господи! Отведи сию чашу от меня. Будь ко мне милосерден, разреши все как-нибудь сам. Не могу я принять решение. Я не хочу быть нищей! Я не хочу идти по трупам! Господи, будь сострадательным! Я прошу тебя! Я умоляю тебя! Сжалься над бедным несмышленым дитятей. Ты ведь все можешь. Мне до жути страшно. Господи! Дай мне умереть. Забери меня отсюда! Мне страшно!!!»

Я оттягивала принятие решения, но когда-то должен был наступить момент истины. Это случилось одним майским вечером. Позвонили ребята и попросили заехать к ним в офис. Было шумно и дымно, ребята курили травку и занимались своими делами, разбившись на группки. Одни над чем-то ржали, другие собирались на стрелку, обговаривая действия и проверяя винтовки (у них уже появилась мода на оружие). Чувствовалось, что стволы им могут пригодиться, так как они были как-то по-особенному сосредоточены. В разговоре промелькнула бригада, с которой они собрались разбираться, и я поняла, что кое-кого я там знаю – один парень был мужем моей продавщицы. Вдруг в одном из углов офиса началась какая-то возня. Я посмотрела туда и впала в ступор. Двое ребят запихивали в большой сейф, стоящий в углу, нашего коммерческого директора Костю. Он хоть и слабо, но пытался упираться. У него не получалось, они его заставляли – в сейфе можно было уместиться, но только сидя. Он начал плакать, умолять их. Но они продолжали его запихивать. В конце концов они его туда затолкали и, закрывая сейф, сказали:

– У тебя будет вся ночь, пока мы не вернемся, подумай как следует.

– В чем дело? – спросила я.

– Это наши дела. К тебе и фирме это отношение не имеет. Я знала, что Костя слаб характером. До меня доходили разговоры, что иногда он играет с ними в карты. Время от времени он просил раньше времени аванс – не хватало денег из-за карточных долгов? Но живого человека – в сейф? И закрыть на ночь? И уехать на разборки?

Я сидела, смотрела и думала: «Кто меня окружает? С кем я? С теми, кто, вооружившись винтовками, едет убивать? Или с другими, которые намеренно закрыли человека в сейф (парень может и не дожить до утра)? А может, я с теми, кто весь вечер обсуждал как заставить директора одного из государственных заводов начать процедуру банкротства, и что можно сделать, если он не захочет „по-хорошему“»…

«Аня, ты хорошо всё увидела? Тебе еще что-то непонятно?»

«Нет. Всё понятно».

Мне захотелось домой. Но пришлось еще час сидеть в офисе, делая вид, что я вникаю в вопросы ребят. Потом все разъехались, были такие красивые постановочные прощания. Как в кино: они спускаются по лестнице (резко-сосредоточенно), открывают машины, кидают (якобы небрежно) сумки с оружием, громко хлопают крышками багажников, затем крепкие дружеские объятия – уезжавшие на разборку не всегда возвращались обратно… Каждый вечер проигрывались сцены из фильмов «Крестный отец» и «Однажды в Америке». Только скупой мужской слезы не хватало. Но после травки на слезы их не прошибало.

В эту ночь у мужа была ночная смена, и когда я вернулась домой, он уже уехал на работу. Мне повезло. Хотя бы оставшийся вечер и всю ночь я могла побыть в уединении. Я заварила себе крепкий черный чай, зажгла свечу и начала читать девяностый псалом:

«…Ибо ты сказал: „Господь – упование мое“; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим. Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему; ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею; на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона. За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое…»

Я читала псалом вслух, повторяя много раз. Слезы текли по лицу, успевали высохнуть, опять текли. Они застилали глаза, скатывались с ресниц, капали с подбородка. Когда пересыхало горло, я делала глоток крепкого чая и продолжала читать псалом. Пока я не успокоилась сердцем, пока не поверила, что «…Ангелам своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих…» Свеча уже давно погасла, стояла глубокая ночь. Во мне все замерло. Такая тишина бывает в мире перед рассветом. За мгновение до восхода солнца все замирает и становится тихо-тихо. Даже птицы замолкают. Предрассветная тишина. У меня внутри так же стало тихо. Как будто все клеточки, все органы замерли на мгновение перед принятием решения. Мозг отступил. Решение принимало сердце. Оно билось мужественно, как сердце воина.

Оно сказало: «Мы уходим. Да, мы все понимаем, это может стоить жизни. Но есть что-то более важное. Да, мы не совсем понимаем, что именно. Но не всё дано понять человеческому мозгу. Не для всего есть слова, но я, Сердце, говорю: мы уходим».

Чем лучше подготовился, тем больше шансов остаться в живых. Я начала подготовку по всем фронтам. Ни мама, ни муж, ни знакомые не знали внутреннюю кухню моей работы. Я руковожу компанией, работа очень сложная – этого достаточно. Мама с сыном на лето хотела поехать в Латвию – там остался дачный домик. Я начала активно поддерживать её желание и копить деньги на поездку. На работе стала задерживаться так часто, что это начало вызывать недовольство мужа. Я ему поддакивала, но продолжала задерживаться. Стала выходить на работу в выходные – мне было чем заняться, дел невпроворот. Нужно было привести всю документацию в порядок, подготовить и сдать полугодовые отчеты. Провести, не привлекая внимания, инвентаризацию во всех магазинах, составить акты и дать на подпись материально-ответственным лицам. Компания оформлена на меня, у меня право подписи и печати. Даже по-хорошему, по взаимному согласию, – это сложно. А без согласия – это запредельно сложная процедура.

Мама уже паковала чемоданы, когда муж выставил ультиматум: или он, или работа. Проводив маму с сыном на летний отдых, я начала ждать подходящего случая, чтоб сказать мужу: «Я выбираю тебя! И на хрен мне такая работа сдалась!» Я стала не просто ловить момент, я форсировала события. Нас пригласили в гости, а я еду на час, так как ребята просили заехать в офис. У нас намечается вечеринка, а я в последний момент, за полчаса до прихода гостей, срочно убегаю по делам. Домой стала приезжать настолько измотанная, что ни есть, ни разговаривать не могла – только спать. Муж бесился. А тут как раз мой день рождения, тридцатник стукнул, дата круглая – хороший повод… Я выбрала удобный момент: нам через пару часов выезжать на сабантуй в мою честь, возбужденно-праздничный муж с охапкой роз приезжает домой, а я – в слезах!

– Что с тобой, любимая? Почему так расстроена? Да я щас тебе звезду с неба достану!

Я, всхлипывая и горестно поджимая губки:

– Больше так не могу… Ты все время сердитый. Я не знаю – что мне делать? Может мне уволиться?

Женские слезы. Занавес.

У мужа были все причины для того, чтобы сказать то, к чему я его долго и успешно подталкивала. Он уговорил меня взять цветы и прижал меня к себе. Вместе с цветами.

– Анютка, вытри слезки, любовь моя. Конечно, уходи с этой грёбаной работы. Мы со всем справимся. Посидишь пару месяцев дома, потом что-нибудь тебе подберем. Хорошо?

Я, уткнувшись ему в грудь, еще немного всплакнула, потом сразу повеселела и начала собираться на праздник в мою честь. Классно мы погуляли. А когда возвращались, нашу машину остановили на посту ДПС. За рулем был муж, и менты сразу сообразили, что он нетрезв. Его попросили выйти, показать документы. Документы он показывать не стал, сказал, что забыл их дома и вообще: можно договориться. Но гаишники решили арестовать машину, забрали ключи и попросили пройти к ним в будку. Обсудили ситуацию и решили вызвать наряд для отгона машины на штрафстоянку.

Я сидела в будке рядом с мужем и вдруг увидела, что на столе лежат ключи от нашей машины. А у меня с собой и права, и доверенность на автомобиль… Я шепнула мужу, чтобы он отвлек ребят, показывая глазами на ключи. Не знаю, сообразил ли он спьяну, что я хочу сделать, но гаишников отвлёк – он это умеет. Я потихоньку стянула со стола ключи, сказала, что выйду покурить (меня ведь не задерживали), спокойно вышла и, не привлекая к себе внимания, подошла к машине. Тут уже стала действовать быстро: открыла дверь, вставила ключ в замок зажигания, завела машину и рванула, быстро переходя на третью скорость.

Муж потом пересказывал этот момент не один раз: «Послышался визг колес, посмотрели в окно, увидели отъезжающую машину. Кто-то из гаишников с матюгами бросился к дежурной машине – в погоню, а кто-то остался в будке, еще худшими матюгами комментируя происходящее». Никто не ожидал такой прыти от нетрезвой красотки. Да что там гаишники, муж тоже офигел!

Погоня! По рации патруль начал передавать обо мне сведения, говорили, что они уже меня видят. Я их, кстати, тоже увидела. Я дала газу, выключила фары и при первой же возможности свернула на проселочную «пьяную» дорогу. Она была настолько разбитая, что пользовались ей только в крайних случаях. К примеру, как у меня: если в нетрезвом виде нужно было вернуться домой. С этой дороги было несколько поворотов в узкие проулки, в объезд всех постов ГАИ. Как я на этой дороге в кромешной тьме не убилась – только мой Ангел-Хранитель знает. Я все еще видела далекий свет фар и решила свернуть в какой-нибудь проулок – затаиться. Я свернула не в ближайший, а в следующий, сбавила скорость, выбирая местечко потемнее. Такое нашлось – пространство между двумя гаражами. Я туда заехала, заглушила мотор, вышла, закрыла машину и отошла за другой гараж. Уж если они найдут машину, то просто стоящую, закрытую. Мало ли, может, я вообще её там ночью храню. Долго я так отсиживалась. Уже начало светать, и я решила, что мне пора. Так, по пьяной дороге, не включая фар, я потихоньку задними дворами добралась до дома. Муж приехал через пару часов. Он рассказал: когда патруль понял, что меня потеряли, они сильно разозлились. Чтоб молодая девчонка их «сделала»? За это надо наказать! И по всей строгости! Они объявили операцию «Перехват». Заявили, что в машине, возможно, есть наркотики и оружие. Ну всё, как всегда. Нет у тебя в машине наркотиков? Будут! Муж сказал, что от страха за меня даже протрезвел. Он слышал все эти переговоры по рации.

Вот ситуация. Мой муж сидит в будке на посту ГАИ. Деть его никуда не могут. Протокол составить гаишники не успели и теперь он у них… просто мужчина. Без автомобиля. А у задержанного водителя должна быть машина! Нет машины, значит – не водитель. Вот времена были: ни тебе записывающих камер, ни фотографий, ни ксероксов с принтерами. В общем, постовым очень нужна была машина… Но два часа спецоперации по перехвату дали понять, что машину они не увидят. Мужа пришлось отпустить, потому что он (когда понял, что меня им не поймать) начал качать права, высказываться о неправомерном задержании, типа, сейчас своих ментов вызовет. Как мой муж был горд за свою жену: и ментов «сделала», и от погони ушла, и машина дома, и протокола нет, а значит и проблем нет!

В общем, погуляли на славу! Есть о чём вспомнить… Может быть, эти «незапланированные» ночные гонки стали неосознанной репетицией последующих событий?

Уже через пару дней я позвонила ребятам и сказала, что мне надо встретиться с ними по важному делу. В тот же день вечером я приехала к ним в офис на один из самых трудных разговоров в своей жизни.

Я не всегда понимаю, что я за человек. Кто мы, человеки? Каким образом мы усмиряем животный страх тела? Благодаря каким ресурсам и как мы это делаем? Как мы идем в бой, если тело боится смерти и боли? Как мозг управляет всем организмом? Кто гасит его страх, если мозг так же смертен, как и все тело? Почему сердце переходит на спокойный ритм, зная, что оно тоже смертно?

Дух? – Душа? – Тот, кто вечен?

Я знала, что могла в тот вечер не вернуться домой, но не сказала никому, что еду в офис по серьезным делам. Ни от кого не ждала помощи или, в случае чего, спасения. В этот раз я принимала решение, четко понимая всю тяжесть возможных последствий. Мне было страшно. Но этот страх отличался от страха при проверках или серьезных неприятностях. В других ситуациях страху можно дать волю, выразить себя: поплакать, понервничать, покурить. Но не в этот раз. И не этому страху.

К тому же, в этот раз мне не с кем было разделить чувство ответственности и страха. Там, за моими личными границами, не было тех, кто виноват. Я сама дала согласие на руководство бизнесом криминальных структур. И сама, из соображений высшего порядка, приняла решение уйти.

Все мы (вся Я) были сосредоточены и готовы, как отряд спецназа: и мозг, и страх, и тело, и сердце. Я подошла к дверям, широко распахнула их и зашла в офис.