Текст книги "Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга прервая"

Он взял меня за руки, и мы так несколько мгновений сидели, просто смотря друг на друга. Два маленьких ребенка, которые не знают, как остаться хорошими в этой странной жизни.

Мы уже ничего не можем изменить в детстве своих взрослых детей. Но мы в силах рассказать им о стыде, который испытываем за то, что наказывали их, маленьких, беззащитных. О той боли, с которой теперь живем. Нам всем надо искать ответы на вопросы «Как по-иному? Без криков и битья?» Нельзя причинять ребенку насилие, никакое! Ни физическое, ни эмоциональное. Иначе мы никогда не выскочим из этого водоворота жестокости к друг другу.

…За год мы общими усилиями построили свою семью, наладили быт и зажили счастливой жизнью. У нас было много друзей, мы все жили отдельно от родителей, сами принимали решения, не оглядываясь на старшее поколение. Это удивительно, что при довольно большой бытовой нагрузке – стирка вручную, зашить-заштопать, стоять в очередях, готовить без полуфабрикатов, печь пироги и торты каждую неделю – мы очень часто собирались компаниями и весело проводили время. Летом мы ездили на пикники, в больших казанах на кострах готовили плов или шурпу, играли в «вышибалу», фанты или волейбол. Зимой собирались на кулинарные тематические вечеринки и играли в лото, карты или командные викторины. Мы собирались по очереди друг у друга, и девочки готовили вместе блюдо, которое выбирает принимающая хозяйка, как правило, по своему фирменному рецепту. Мы учитывали пожелания наших мужей, поэтому часто лепили чебуреки, пельмени или пекли мясные пироги. В процессе готовки мы обсуждали свои дела, дети крутились то возле нас, то возле пап, которые в это время решали свои мужские вопросы.

У мужчин тоже дел было много. Машины, в основном, все ремонтировали сами. Ремонт бытовых приборов, починка сантехники – всё делали самостоятельно, без привлечения сторонних специалистов. Было, о чем поговорить и в чём поделиться советами. Во времена моей молодости женщин в семье ценили в основном не за красоту, а за умение готовить и вести быт. От того, насколько вкусно и разнообразно умеет готовить женщина, зависело питание и настроение всех членов семьи. Фастфуда не было, кафешек тоже, полуфабрикатов было мало, в широкую продажу они не поступали, продукты в магазине продавались очень простые, ни приправ, ни зелени. Хорошие хозяйки годами собирали рецепты, писали в тетрадочки и хранили, как зеницу ока. Мы знали, после пригоревшей картошки и недоваренного мяса на ужин от мужа вряд ли стоит ожидать хорошего настроения. Мои кулинарные приемы очень котировались. На свадьбу бабушка подарила мне большую кулинарную книгу ресторанных рецептур, издание пятидесятых годов. Ещё у меня было много прибалтийских рецептов десертов и выпечки, которые в нашей компании были эксклюзивом. Я многому научилась, пока жила в общежитии на семейном этаже. У нас была общая кухня, мы делились рецептами, практиковали, пробовали друг у друга, выбирая, что нам нравится. Кроме того, мой папа, шеф-повар, когда был дома, готовил вкусные и сложные мясные блюда, так что я запомнила некоторые нюансы.

Я любила радовать свою семью. А как женщина проявляет свою любовь? Вкусно накормит, расстелит чистую постель, приготовит на утро всем одежду, чтобы пуговицы пришиты, дырочки на носках заштопаны, все выглажено. На зиму компотов накрутит, варенья наварит, соленья насолит. Я все успевала делать и домашнее хозяйство вела с удовольствием. Я была счастлива. Вечером засыпала с чувством, что день прошел замечательно, а завтра будет еще лучше. У нас не было страха за завтрашний день. Были социальные нормы и правила: «Если ты работаешь в полную отдачу, не алкоголик, имеешь семью, то у тебя все будет хорошо». А мы были хорошими людьми, любили своих родных и близких, воспитывали детей, уважали родителей, максимально выкладывались на работе, пили только по выходным, да и то в меру. Мы думали, что идем к светлому будущему под единым лозунгом страны «От каждого – по его способностям, каждому – по его труду». Но наш мир перевернулся, по историческим меркам, в одночасье, – наступили девяностые.

Помимо всего прочего, рухнул постулат «Семья – ячейка общества», ценность, которую надо защищать. Но это еще полбеды. Думаю, для всех нас стало большой неожиданностью, как быстро женщины «слили» социалистическое равноправие и стали товаром, за который можно назначить цену. Ни для кого ни секрет, что многие замужние женщины, разных возрастов, стали хвастаться своими «спонсорами»! Не любовниками, не кавалерами. Раньше это тщательно скрывалось, шепталось на ушко только доверенной подруге. Нет! Теперь об это говорилось во всеуслышание, с высоко поднятой головой: «У меня есть мужчина, который платит за секс со мной!» Те, у кого «спонсора» не было, чувствовали себя невостребованными. Молодые незамужние девушки захотели встречаться только за деньги или денежный эквивалент в виде подарков, ресторанов или, на худой конец, продуктов.

Семьи затрещали по швам. Соблазн был велик, и кто виноват в повсеместном падении нравов, женщины или мужчины, определить сложно. Безусловно, со стороны казалось, что практически все мужское население России пошло в загул. Но ведь гулять-то они начали не друг с другом. Откуда вдруг взялось столько свободным дам, если, в основном, девушки выходили замуж до двадцати? Когда всё только начиналось, мало кто обращал внимание, как реклама начала растлевать наше общество. Кроме телевизоров ничего не было, а там, к примеру, крутили такие рекламные ролики: три красавца-товарища классно сидят под пивко или водочку на рыбалке или на охоте, а какой-то неказистый мужичонка заморенного вида (читай, неудачник) в это время с женой в театре, в гостях у престарелых родственников или чинит дома сантехнику под грозным взглядом супруги. Постепенно в обществе начал прививаться образ мачо с бутылкой в руках. Дома, с женой? Это для «лохов»! Семейные ценности рушились и при падении им не за что было зацепиться, общество помешалось на деньгах, материальных ценностях, корысти. Верность, порядочность, честность, любовь, дружба, уважение стали синонимами словам «лох» и «лохушка».

Общество отрезвело к двухтысячным, после первого дефолта. Когда люди за одну ночь из успешных, деловых, богатых превратились в нищих, без крова, по уши в долгах, а некоторые ударились в бега. Все расчеты, все займы, все обязательства велись в долларах, в августе девяносто восьмого вечером доллар стоил шесть, а утром – десять. Банки перестали проводить платежи и возвращать депозиты. И вот тогда новая система «товарно-денежных отношений» между мужчинами и женщинами дала серьезные трещины. Цена отношений за «спонсорские вознаграждения» не выдержала испытания. Смогли спастись и выжить те, у кого были крепкие семьи. В дефолт мужья и жены, любовники и любовницы начали кидать друг друга. Человек оставался без тыла, у многих враг был как раз в собственной постели.

В нашей семье, после того как я ушла в бизнес, тоже начали происходить изменения. Максим перестал быть добытчиком, его связи утратили главенствующую роль. Пришли времена невероятных возможностей и шальных денег. У меня появились дела поинтересней, чем стирка и готовка. Максим уже не мог верховодить так, как раньше, потому что деньги были в моих руках. В день я зарабатывала столько, сколько он получал за месяц. Я хотела больше прав, а Максим, как хозяин семьи, не хотел ими делиться. Мы растерялись.

Думаю, к свободе человека надо готовить, постепенно приучая его к ответственности за свои действия. В советские годы жизнь людей была расписана и строго регламентирована от рождения до самой смерти. Попытки хоть чуть-чуть проявить инициативу, высказать иное мнение сразу же пресекались. Государство руководило всем, вмешиваясь и в семейные отношения тоже. На недостойное, по мнению общества, поведение мужа (пьет, бьет, гуляет) жена могла пожаловаться в партийную организацию. За плохое поведение ребенка в школе классный руководитель мог позвонить в профсоюзный комитет по месту работу родителей, отца или мать могли вызвать и обсудить на заседании профкома, лишить санаторной путевки или премии. У государства было много мер воздействия на человека. А тут случилась перестройка – полная свобода. Делай, что хочешь и как можешь. Какие последствия несет то или иное действие, это нам всем еще только предстояло узнать. Вот и понеслось…

Кому-то было интересно создавать, и он рванул в бизнес. Кого-то привлекали острые ощущения, и он кинулся в криминал. А кто-то просто хотел развлекаться – пить, есть, гулять. Так получилось, что наша семья дала трещину именно из-за разных направлений развития. Пока мы были в системе с понятными правилами и четким распределением обязанностей, все было хорошо. Мужчина – глава дома, решает глобальные задачи. Женщина – хранительница очага, создает уют и комфорт. Но все изменилось. Меня понесло в бизнес. Максим тоже пытался, но у него ничего не получилось.

Мы ведь даже не догадывались, что люди бизнеса составляют всего лишь десять процентов от всего человечества. Это статистические данные, это не об уровне мозгов или навыков, это про взятие ответственности за дело и людей. Не все могут скрупулезно, день за днем, месяц за месяцем строить, преодолевать разрушения, вдохновлять людей и заботиться о них. Максим не мог. Он был для этого слишком эмоциональным и шебутным. Он как ураган, мог налететь, всех взбаламутить, навести шороху и внезапно успокоиться. Только что шквальный ветер, гром и молния, буйство стихии, вдруг все смолкло – тишина и недоумение: «И что все это было?» Я, в свою очередь, стала уделять мало времени семье. Там, за стенами дома, жизнь играла такими красками, а у меня было столько энергии, что я не то что не устояла, а сломя голову помчалась играть в новые игры. А чтобы еще больше развязать себе руки, вывезла из Латвии маму для помощи в воспитании сына. У Максима появилось много свободного времени. Меня дома нет, ребенка дома нет, дел дома нет, вместе со мной делать бизнес не получается. Мой муж стал заниматься тем, что лучше всего умел и что ему очень нравилось – устраивать себе развлечения, тем более что открылось много совершенно новых возможностей и появилось огромнейшее количество денег.

Потихонечку из нашей семейной жизни начал уходить секс. То я вернулась очень поздно – муж уже спит, ему рано вставать в утреннюю смену. То он где-то задержался с ребятами, у меня не было сил ждать, и я уснула. Сначала мы объясняли это друг другу нехваткой времени на себя и старались исправить ситуацию. В те дни, когда у Максима были выходные, я решила возвращаться домой пораньше, чтобы у нас было время побыть вдвоем. Но все мои усилия закончились механическим дежурным сексом по утрам. Когда все завершалось, а я еще толком не успевала проснуться, у меня появлялось ощущение, что меня используют для обычной физической разрядки. Как тело, которое просто сейчас рядом. Я попыталась договориться чередовать утренний секс с вечерне-ночным, стала отказывать мужу утром, если давно не было вечерних игр в постели – не получилось. Получалось, что на работе, в компаниях я отбивалась от недвусмысленных предложений, а дома слышала: «Я устал, не приставай». Посоветоваться было не с кем. У нас не принято было обсуждать интимную жизнь, книг на эту тему не было. Я, по молодости лет, решила, что у моего мужа начинается импотенция. Вот дура дурой! Начала изучать рецепты блюд, возбуждающие желание, купила себе эротическое белье в первом же открывшемся секс-шопе. Увы, представление не получилось. Максим посмотрел на меня и сказал: «Ты чего вырядилась, как проститутка?» – и пошел курить, скотина. Через год, уже после развода, когда он периодически ночевал в машине под моими окнами, я как-то напилась и встретилась с ним. На мне было то самое бельишко. Невероятно. Оказывается, то, что на замужней женщине выглядит развратно, на свободной женщине смотрится о-го-го как сексуально…

Я даже не представляла, как с этим вопросом обстояло дело в семьях моих подруг. Секс был настолько закрытой темой, что об этом было неприлично не то что говорить, но, мне кажется, даже думать. Тем более если речь шла о женских желаниях. Честно говоря, только став психологом, разбирая семейные беды своих клиентов, я узнала, что очень часто за закрытыми дверями спальни прячется разочарование и опустошенность. Ну а в те времена я думала, что проблемы с сексом есть только в моей семье и это связано со здоровьем моего супруга. Но все оказалось до банального просто: мой муж развлекался на стороне и на меня у него сил уже не хватало. Какие же мы бываем дурами…

С совместными развлечениями было еще хуже. Мы вообще перестали куда-либо ходить вместе. И меня это начало б есить: за мои же деньги меня не могут «выгулять» в ресторан? На мои же деньги мне не могут купить подарок, оказать знак внимания? Постепенно я стала задумываться: «А на фига мне муж, если мы не интересны друг другу, у меня нет секса и нас практически ничего не связывает?» Хорошим цементом для семьи являются дети, но его сыновья жили со своей мамой, а мой – с моей, совместного ребенка у нас не было. Сначала не желал он, потом уже не хотела я. Я перестала доверять ему как мужчине, который может заботиться и нести ответственность за семью. Но я его безумно любила. Любила смотреть в его глаза. Там, в глубине, в мимолетных искорках, я чувствовала его любовь. Я любила запах его тела. Могла просто так уткнуться в подмышку и лежать, ни о чем не думая. Любила просыпаться в его объятиях и нежиться. Любила его завтраки в постель. Он красиво и со вкусом сервировал для меня поднос, варил кофе, делал необычный бутерброд, а потом смотрел, как я завтракаю. Он мог на меня просто смотреть. И исчезал мир, со своими проблемами и неурядицами, гасли наши разногласия и обесценивались мнения других людей. Были только мы и наша любовь… Но рано или поздно мы вышли из спальни и, так случилось, что поток жизни унес нас в разных направлениях.

…На пятом году совместной жизни я решила расстаться с Максимом, сняла квартиру, забрала собаку и ушла из дома. Он совсем распоясался в расходовании денег и времяпрепровождении без меня. Мой уход был скорее эмоциональным, чем взвешенным. Максим сразу же начал предпринимать действия по возврату жены в семейное лоно. Сначала цветы на работу, затем разные интересные приглашения: то на концерт в Москву, то в хороший ресторан. Я ходила, проводила с ним время, но всё равно возвращалась на съемную квартиру. Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия. Он начал вечерами забирать сына от моей мамы, вместе с ним ужинать, играть, укладывать спать и утром отводить в школу. Действия с подтекстом: «Мол, пока ехидна-мать живет в свое одинокое удовольствие, два пацана перебиваются холостяцким ужином». Для меня было очень странно, что мой сын с удовольствием подыгрывает мужу. Максим давил на все мои красные кнопки. В один из дней мне надо было что-то забрать из нашего общего дома. Зайдя в комнату, я просто-напросто охренела: на белых обоях кровью были написаны стихи о любви и страсти. Блин, мне же всего двадцать восемь лет! В эмоциональности я Максиму не уступаю, такая же чокнутая на всю голову. В общем, я разрывалась между чувствами и рассудком, а Максим боролся за нашу любовь на полную. Он сделал мне предложение. Как положено. С цветами, кольцом и на коленях, предложив обвенчаться. В подтверждение своих серьезных намерений перед этим он покрестился. Большего от мужчины требовать было нельзя. Или я верю в силу любви и принимаю его предложение, или признаю, что стала хладнокровной меркантильной особой и для меня самое главное в жизни – деньги. Я выбрала веру в нас и любовь – мы обвенчались. А через четыре месяца Максим со мной развелся…

Я долго думала, почему у нас не сложилось? Мы ведь любили друг друга. Почему нам не удалось сохранить семью? Почему Максима хватало только на красивые жесты? Я думаю, что это шло из родительской семьи. Для его матери казаться было намного важнее, чем быть. Это передалось и Максиму. При всей яркости его личности в нем не было глубины и надежности. Поддержать свою женщину в трудную минуту, защитить ее от бед намного важнее, чем сделать ее своей королевой. По большому счету, Максим испугался настоящих трудностей. Струсил и сбежал.

Глава 17. Душа в клочья

РАЗВОД… Каждый раз по-другому: чувства, эмоциональные состояния… И нет никакой возможности опереться на предыдущий опыт. Развод с Максимом отличался от развода с Женей, как земля и небо. И внешне, и внутренне. Если с Женей мы развелись как два взрослых цивилизованных человека, то с Максимом это происходило как в дурном сериале, сплошные страсти-мордасти.

В один из дней Максим спокойным голосом сказал, что разводится со мной, что любовь ушла, мы стали жить по привычке и нас больше уже ничего не связывает. Вещи он собрал заранее, да и что там особо было собирать, у нас тогда все личные вещи помещались в одну спортивную сумку. Он ушел, а я осталась… После этого дня я знаю, что легче тому, кто уходит, у него начинается что-то новое, хотя бы новое пространство. А ты остаешься с общими воспоминаниями. Ими наполнено всё, на чем бы ни остановился взгляд.

Моё состояние отупения длилось недолго. Максим быстро решил вопрос с разводом, и за две недели, что отделяли его от холостяцкой жизни, я видела его всего один раз. Он пришел вечером и сказал, что надо поговорить. В принципе, он застал меня врасплох. После его ухода с вещами я думала, что он одумается. Ведь мы недавно обвенчались, это было серьезное решение, столько прошли за последние месяцы – через пистолеты, разборки – и выстояли. Не может так все закончится. Это не по-людски! Не по-божески! Это временно. Это не по-настоящему… Я не была готова к тому вечернему разговору.

Максим начал, как только прошел из прихожей в кухню:

– Анна, я договорился в загсе, нас разведут по обоюдному письменному согласию. Завтра я за тобой заеду. У тебя это займет пару часов.

Его спокойный деловитый тон, как будто он договаривается о совместном походе в магазин или о выборе цвета обоев так меня возмутил, что я пошла в «бычку»:

– Хорошо. Как скажешь!

– Я тут думал, сколько женщин будут носить мою фамилию, не имея ко мне никакого отношения?… – в его словах чувствовалось пренебрежение.

– Я точно не буду! Не волнуйся за свою фамилию! – в моем голосе звучало Презрение, Гордость заслонила мой разум.

Казалось, мы только начали разговор, но нас уже было не остановить. Максим разразился тирадой про баб-сук, которые, разведясь, оставляют мужиков в одних трусах, чуть ли не по миру их пускают. Я, не выдержав оскорбительных намеков, гордо бросила:

– И что ты хочешь, чтобы не в трусах?…

В этот момент я его презирала. Как презирала и на следующий день, безропотно подписав в загсе согласие на развод и у нотариуса – согласие на неравный, оставляющий меня практически без всяких средств к существованию, раздел имущества.

Одна из его фраз, брошенных в сердцах, меня просто добила:

– Если бы не я, ты бы так и гнила в своем колхозе. Я дал тебе прописку! Я дал тебе возможность заниматься бизнесом! Только благодаря мне у тебя остается квартира! Дом строил тоже я!

Казалось, предо мной стоит моя первая свекровь, орущая на всю общагу про то, что, если бы не она, я бы землю жрала.

– Забирай! – я была спокойна. – Что тебе ещё?

– Машина моя.

– Конечно, тебе без машины никак, – саркастически заметила я.

Решение «отдать всё, что хочет, и пусть ему будет потом за себя стыдно», вместо «поделить все поровну», окончательно поставило крест на моем возможно благоприятном будущем. Этим решением я перевела свои жизненные рельсы с направления «свободная интересная жизнь» в направление «выжить». И набирая скорость, моя жизнь помчалась по этому ужасающему пути… В дальнейшем все хорошее со мной было не «благодаря», а «вопреки».

Господи! Да откуда же мне было тогда знать, что все мои решения были основаны не на моей силе духа и высоконравственных принципах, а на детской боли и решениях, которые психика приняла в трудные моменты жизни и больше не пересматривала – «тем, кого я люблю, можно многое, а я даже не смею защищаться». В очередной раз я спряталась за личиной Гордыни и свою боль укрыла в плащ Презрения. На понимание того, что же случилось в тот вечер и почему я приняла такие безрассудные решения, у меня ушли долгие-долгие годы. Вот почему так страшны детские травмы. Последствия становятся непредсказуемы и проявляются много позже, когда мы уже вступаем во взрослую жизнь. Я не захотела увидеть меркантильность своего Максима. А если уж быть совсем честной перед собой, то обыкновенную жадность. Он хладнокровно оценил нашу семейную ситуацию – я осталась без работы и надо брать на себя ответственность за семью – и решил слинять, при этом захватив с собой всё, что только возможно, не только своё, но и чужое. Бросил любимую некогда женщину в трудную минуту, обобрав ее до нитки. Получается, муж просто воспользовался последствиями моих детских травм.

Мы развелись, я отдала ему всё имущество, мы сказали друг другу «пока» и, кажется, всё. Но нет. Поздно вечером Максим приехал ко мне с роскошным букетом темно-красных роз.

– Спасибо тебе за все эти годы. За любовь. За всё! – он передал мне цветы, даже не переступая порог дома и быстро сбежал вниз по лестнице.

Что это? С одной стороны, развод, смена фамилии. С другой, роскошные цветы и слова про любовь. Я не могла ни есть, ни спать. Курила, пила кофе, опять курила. Что происходит? Если развод, то зачем цветы? Очередной красивый жест? После того, как оттяпал дом? Он одумается. Надо подождать. Развод – это все неправда. Мы венчаны. Может есть что-то, чего я не знаю?…

Первые недели я никому ничего не рассказывала, было очень стыдно. Ни бизнеса, ни работы, ни мужа. Это было моё первое падение с пьедестала. Ещё пять месяцев назад я ногой открывала любые двери, думала, что за деньги можно купить всё, а теперь я полное ничтожество без копейки. Я знала, что меня ждет, когда все знакомые узнают, что со мной случилось. Показное сочувствие, сожаление с гнусным шепотком за спиной, сплетнями и злорадством. Так было и будет всегда: пока ты сильный и успешный, с тобой хотят дружить, тебя уважают, а когда ты стал слабым, в тебя кидают камни и втихаря с удовольствием пинают, зная, что ты не можешь дать сдачи. Я думаю, некоторые люди бояться видеть рядом с собой тех, кто не удержался «на плаву». Это как наглядное пособие, что и ты можешь быть в такой ситуации, а это страшно. Именно этот страх заставляет человека отворачиваться от вчера еще успешного товарища. Если он свалился, значит, и я могу? Лучше об этом не думать, не видеть. Задумывалась я об этом раньше? Конечно, нет. Я считала себя слишком умной и правильной, чтобы попасть в такую передрягу. Со мной такого быть не может! А смогло… И причем по всем фронтам…

Мне пришлось выйти «в люди» со своими проблемами – надо было искать работу – и самые страшные мои ожидания оправдались. Вчерашние приятельницы проезжали мимо на машинах, делая вид, что не замечают меня (а раньше обязательно бы остановились и предложили подвезти). В магазинах, в которых продавцы знали меня лично, меня теперь обслуживали с плохо замаскированным под сочувствие злорадством. Заведующие же просто делали вид, что не знакомы со мной. Когда же я с ними здоровалась, они отделывались легким кивком или вообще делали вид, что не замечают. Я сполна, в подробностях смогла рассмотреть и прочувствовать обратную сторону медали «боятся и уважают». У обратной стороны, как ни странно, всегда больше мелких деталей и нюансов, тонких оттенков и импровизаций. Когда люди «не боятся и не уважают», их творчеству нет предела.

Судьба дала мне шанс опять взобраться на «пьедестал» в виде предложения руководить бизнесом криминальных структур, и я им воспользовалась. Мой выбор был более осознанным и мне не стыдно в этом признаться. Если раньше я занималась бизнесом, развлекаясь в своем ресторане, от чистого сердца приглашала в гости друзей, то в этот раз мне хотелось многим плюнуть в рожи и удостовериться, что они не смогут мне ответить, потому что боятся. Так что между вечным выбором – Добро или Зло – я выбрала Зло. Но конечная «цена вопроса» мне была еще неизвестна. Я много думала потом, если бы я до конца понимала, через что мне придется пройти, согласилась бы я пойти работать в криминальные структуры? Исходя из того состояния, в котором была, вероятнее всего, – да. Думала, что со своими мозгами как-нибудь все решу. Ведь смогла я вывезти мужа из офиса…

Кому-то хватает на уровне представлений принять правильное решение, ну а до меня с первого раза плохо доходит. Мне постоянно нужен повтор, причем с усилением. Чтоб аж до костей продрало, чтобы шкурка затрещала от напряжения. Иногда мне бывает так жалко себя! Мое благородное сердце и светлая душа очень часто не могут прорваться к мозгам сквозь непомерную гордыню. Но в критических ситуациях, когда встаёт вопрос жизни и смерти, гордыня уступает место сердцу. Со стороны не особо было видно, как мне было плохо. Как плакало мое сердце, как перестали сиять радостью мои глаза. Я была высокомерна, холодна днем и зачастую бесшабашно пьяна по вечерам. Какие бы классные мужчины ни пытались ухаживать за мной, я не могла им ответить взаимностью даже в пьяном угаре. Не могла и всё тут. Я себя уговаривала, пыталась заставить. Но не получалось. Я любила Максима, и я любила Бога. Я перед Богом давала клятву верности этому мужчине и не могла ее нарушить. Именно в этот период я серьезно задумалась об уходе в монастырь, тем более что мое внутреннее состояние совпало с возникшей модой на религиозность. Хорошо, что мама отговорила, сказав, что и там мне не дадут просто молиться, а заставят строить бизнес-схемы, только вряд ли разрешат развлекаться.

Проходили дни, недели. Но мне не становилось легче. Никакое количество спиртного не могло унять мою сердечную тоску. Я обратилась к маме с просьбой, чтоб она отвезла меня к знакомой бабке-знахарке. Я полагала, что она, возможно, заговорит мою боль. Мама не отказала мне, но решила предостеречь:

– Анна, съездить можно. Бабка заговорит. Ты больше не будешь чувствовать боли. Но…

Я не дала договорить, страстно перебив её.

– Да, давай поедем! Прямо завтра! Я потрачу любые деньги. Эта боль невыносима. Я не могу ничем её заглушить. С каждым днем мне становится только хуже.

– Я тебя понимаю. В моей жизни была такая любовь. Но есть цена такому заговору.

– Мама, я готова!

– Ты ещё не знаешь – какая. Сердце перестанет болеть. Но оно перестанет болеть вообще. Ни один мужчина больше не сможет затронуть твои чувства. Больше никогда твое сердце не будет трепетать от любви. Я знаю, о чем говорю. Не стоит. Но решать тебе…

Я знала, о ком говорит мама и знала, что она не врет.

– Я подумаю…

Разговор вроде бы закончился, но я не понимала, как я справлюсь. Единственным выходом на тот момент было напиться и забыться. Но меня пугали возможные последствия. Слишком неприглядно выглядели спившиеся девчонки, стоящие на трассе и снимающие мужиков за бутылку водки или дозу героина.

– Мама, а ты сможешь меня удержать, если я начну спиваться?

– Не сомневайся. Ещё не вырос тот ребенок, которого бы я не скрутила в бараний рог, – мама посмотрела на меня тем самым взглядом, от которого в детстве мне хотелось умереть.

Меня аж холодом пробрало. В горле все сжалось от страха. Я поверила маме. Она точно приведет меня в чувство, если что. Оказывается, братву с пистолетами я боялась намного меньше, чем маму. Только от одного её взгляда у меня до сих пор завязывается в узел все нутро.

Работа, пьянки-гулянки и разборки с Максимом происходили одновременно. Заехав в один из вечеров домой, уж и не помню зачем, я увидела на полу порванные в мелкие клочки семейные фотографии, поломанные венчальные свечи и разорванное церковное свидетельство. Дом-то он забрал и продал, а вот из квартиры не выписывался и ключи не отдавал. Я пришла в бешенство и поехала на его поиски. На свою беду я нашла его в одном из ресторанов, который крышевали мои знакомые. Понимая, что мне за это ничего не будет (отделаюсь потом энной суммой денег), я устроила Максиму прилюдный скандал с битьем посуды и оскорблениями. В отместку бывший муж через несколько дней учинил разборки в квартире моей подруги Ирины. Максим ворвался в дом с топором, носился по комнатам (искал мужиков?) На счастье, мы с Ириной были одни. Он начал мне угрожать, но между нами встала подруга и сказала, чтобы он отвалил, иначе утром не досчитается некоторых частей тела. У Ирины связи в криминальном мире были похлеще, чем у меня, и Макс об этом знал. Со злости он раздолбал топором всю входную дверь.

Где-то через неделю я проезжала поздним вечером мимо своего дома и увидела в окнах свет. Возмутившись про себя, что Максим заезжал и забыл его выключить (он все никак не мог успокоиться и продолжал меня грабить – то ему столовые приборы, подаренные на венчание, понадобились, то постельное белье), я решила зайти. Но! Не смогла открыть дверь. Она была закрыта изнутри и на звонок к дверям никто не подходил. Я поняла, что Максим в моей квартире и наверняка не один. Я стучала в дверь кулаком, долбила ногами. На шум из соседней квартиры вышел пожилой сосед, я спросила, нет ли у него топора или молотка. Сказала, что потеряла ключи от квартиры и не могу попасть. Мне не хотелось ехать к Ирине за подмогой, чтобы не дать Максу вывернуться из этой ситуации и слинять, пока я буду мотаться туда-сюда. У соседа был небольшой топор и смотря, как я пытаюсь раскурочить дверной замок, он решил мне помочь. В общем, сообща мы разломали косяк, и я зашла в квартиру. Вот это был прикол! Максим сидел на кухне, а в комнате на диване кто-то лежал, укрывшись с головой одеялом, которое я немедленно скинула. В трусах и маечке на нашей постели молча лежала молодая девушка и расширенными от ужаса глазами смотрела на меня, стоящую над ней с топором в руках. Из кухни был слышен лепет Максима, мол, между ними ничего не было. С девушкой выяснять отношения мне было не очень интересно, и я ей сказала, чтобы она немедленно убиралась. На её попытки выяснить, как она отсюда ночью может добраться до Москвы, я её попросила поторопиться, иначе придется делать это в нижнем белье, так как верхнюю одежду я покрошу топором. Эта дурочка попыталась воззвать к помощи Максима, но я преградила ей путь и сказала, что он останется со мной и будет трахать меня, а не её. Мне хотелось унизить его перед этой девушкой, чтобы и она разглядела в нем полное ничтожество. Ну и, конечно, я хотела показать, кто тут хозяин положения. Боже! Боже! Вся начитанность, интеллигентность, умение вести себя в обществе слетает как шелуха, обнажая дикую, животную, яростную природу женщины, когда дело касается любви и ревности. Максим, испугавшись, что я начну его убивать, решил защищаться и сделал «розочку» из пивной бутылки. Я-то себя со стороны не видела, но, наверное, это было страшное зрелище, раз взрослый мужчина обеспокоился своей безопасностью. Я выждала, дав девице время отойти подальше от дома и покинула квартиру, так и оставшись с топором в руках. Что там будет с Максом, мне было по барабану. Я поехала к Ирине с намерением этой ночью напиться вдрызг, до потери памяти или того, что от нее еще осталось.