Текст книги "Берег Живых. Буря на горизонте"

– Ты полагаешь?..

– Да.

– Скверно. Если они примут его, мы ослепнем и оглохнем. Только Владыка прозревает на их земле, – Амахисат тихо рассмеялась и покачала головой. – Поверь мне, я искала пути подступиться к ним не раз и даже не один десяток раз.

– Раз уж даже тебе это не удалось… Мои возможности куда скромнее, – усмехнувшись, Колдун развёл руками.

– Не скромничай. Во всей Таур-Дуат нет иного жреца, равного тебе.

– Благодарю за добрые слова, сиятельная Владычица. Но я – один.

– Ты беспокоишься, что я задумаю послать тебя в земли Стражей Эмхет? – царица с улыбкой покачала головой. – Возможно, мне впору обидеться, что ты настолько не ценишь мой разум.

Колдун поклонился, не вставая из-за стола.

– Нисколько, несравненная моя госпожа. Просто каждый из верных тебе хорош на своём месте.

Ануират убили бы его на месте, не тратя время на расспросы, – тут можно было не гадать. В своём служении они были бескомпромиссны. Фактически они являли собой порождения самого Ануи, нечто среднее между жрецами и псами-стражами. Даже самые рьяные служители из числа бальзамировщиков не были преданы Стражу Порога так, как те, кто поистине принадлежал Ему.

– Если Хэфер доберётся до Ануират, мы проиграем. Стражи доставят его Владыке, обеспечив защиту полную и идеальную, – сказала Амахисат.

Сам маг видел во всём этом иную опасность – гораздо более серьёзную, – о которой он царице не сообщил. То, что было царевичем, стало сосудом Силы его Бога. И чего сейчас в мёртвом Хэфере было больше, Колдун не мог сказать наверняка.

⁂

Они пришли на следующий день, за несколько часов до полудня, – три отряда по восемь воинов и двое столичных жрецов Ануи. Хотя происходящее касалось лично семьи Императора, Владыка уважил священнослужителей. Согласно Закону, за свои преступления жрецы отвечали прежде всего перед высшими посвящёнными внутри своего культа. Иногда дело и вовсе не выносилось за пределы конкретного храма. Но нынешняя ситуация уже получила огласку на всю страну. Даже если бы Верховный Жрец Минкерру и лично сам Владыка Секенэф хотели сохранить тайну, недоброжелатели уже позаботились об обратном. Никакой титул не защищал от преступлений против рода Эмхет, от нарушения божественного Закона.

Всё это Перкау, даже живя в одном из самых дальних уголков Империи, прекрасно понимал. Он вышел навстречу отрядам в сопровождении пары псов-стражей, распахнул двери храма и приветствовал гостей, как подобало.

– Перкау, служитель Стража Порога, Верховный Жрец сего храма, тебя призывает Владыка Эмхет, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, и почтенный Минкерру, Верховный Жрец Ануи во всех пределах Таур-Дуат. Ты и твоя община должны предстать на суде в столице, как подобает, и ответить согласно нашим законам, – торжественно и совершенно бесстрастно произнёс старший из жрецов.

От Перкау не укрылось, что кто-то из солдат смотрел на него с неприкрытым отвращением, кто-то – с суеверным страхом, а кто-то просто враждебно. Они знали, за кем пришли: за бальзамировщиком, повернувшим своё искусство в тёмное, противоестественное русло, отвратительное Богам, за вором, похитившим останки наследника трона и надругавшимся над ними, за отступником, посмевшим скрыть правду от самого Императора. Обвинения не были озвучены, но жрец читал их во взглядах пришедших. И всё же к нему по-прежнему пока обращались по имени и по титулу. Стало быть, его вина ещё не была утверждена.

Псы зарычали, глухо и угрожающе, пытаясь защитить его, но Перкау успокоил их и посмотрел на жрецов. Те оставались бесстрастными.

– Я буду отвечать за мою общину и мой храм, – сказал он.

– Преступление было совершено не только одним тобой, – веско заметил второй столичный бальзамировщик. – Где остальные?

– Ушли.

– В твоих интересах говорить правду.

– Это правда: они ушли из храма, – подтвердил Перкау. – Я один отвечу перед Владыкой, как и подобает Верховному Жрецу общины.

В следующий миг произошло сразу несколько вещей: солдаты устремились к нему, а псы с рыком бросились на солдат. Но не успел бальзамировщик отозвать их, как в воздухе зазвучал речитатив молитвы столичных служителей Ануи. Стражи храма подчинились воле Божества, заключённой в Словах Силы, замерли и заскулили, бросая недоумённые взгляды на Верховного Жреца. «Почему ты молчишь? Почему позволяешь им остановить нас?»

Он мог бы сказать своё слово, разрушить чары. Псы защищали бы его от воинов Императора и, возможно, даже погибли бы за него. Но бальзамировщик остался здесь не за этим. Перкау позволил солдатам схватить себя и не оказал ни малейшего сопротивления. На его запястьях замкнулись оковы. Кто-то снял с его груди пектораль[26]26
  Пектораль – вид нагрудного украшения. В данном случае имеется в виду древнеегипетская модель: с рельефным изображением на металлической пластине, инкрустированной камнями или покрытой эмалью.


[Закрыть] с шакалом, возлежавшим на Ларце Таинств, – знак его положения. Два копья упирались Перкау меж рёбер, не раня, но предостерегая от необдуманных действий.

Ранило больше не оружие, но враждебные, полные презрения взгляды.

– Где ты спрятал осквернённые останки, предатель? – процедил командир отряда.

– Его вина ещё не доказана, – возразил один из жрецов, но солдат всё же не остановил.

– Владыка сказал своё слово, – возразил воин. – Где останки наследника?

Перкау спокойно встретил взгляд воина и, коротко вздохнув, ответил, подписывая себе приговор:

– Я не могу рассказать.

Второй жрец посмотрел на него почти сочувственно, а в глазах первого читалось отчётливое осуждение.

– Все храмы Ануи устроены по схожему принципу, – сказал первый, обращаясь к командиру. – Мы поможем обыскать святилища. Попробуйте узнать у него, где скрываются остальные, и не придётся ли нам ждать от них удара в спину.

Командир кивнул и перевёл взгляд на бальзамировщика.

– Никогда не думал, что мне доведётся пытать жреца наших Богов, – бесстрастно проговорил он. – Но тебе и твоим братьям и сёстрам стоило подумать лучше, прежде чем посягать на наследника трона. Ты, отторгнувший Закон, ведь и не жрец больше.

Перкау прикрыл глаза, беззвучно повторяя слова молитвы к Ануи. Он был рад, что не знал, где именно укрывалась община. Он специально просил не сообщать ему. Всю свою волю он сосредоточил на том, чтобы защитить тайну Хэфера и Тэры. На ещё одну тайну у него просто не хватило бы сил.

Последнее, что он слышал, были слова кого-то из жрецов:

– Позаботься о том, чтобы до Владыки мы сумели доставить его более-менее в целости. Ему ещё предстоит отвечать на суде.

А второй добавил:

– Священных псов мы уведём. Они слишком привязаны к этому рэмеи.

Часть 2

Глава 12

Хэфер разбудил Тэру раньше обычного. Девушка не поняла, сколько времени ей удалось поспать, но вряд ли больше пары часов. Они причалили к берегу как и прежде, в предрассветных сумерках, а сейчас солнце только-только поднималось над горизонтом.

Спросить, что случилось, она не успела. Царевич приложил пальцы к её губам и кивнул куда-то левее, в сторону окружавших их густых и высоких зарослей тростника. Тэра услышала приближавшиеся голоса и хруст тугих стеблей. В тревоге она переглянулась с возлюбленным. Они оба надеялись, что к ним шли просто рыбаки или крестьяне, с которыми легко можно будет объясниться. Но оба понимали, что рано или поздно их удаче придёт конец, и со смутной пока угрозой придётся столкнуться лицом к лицу.

Хэфер передал Тэре покрывало, которое она набрасывала на голову и плечи для защиты от солнца, а заодно и чтобы скрыть свои золотые волосы, выдававшие её лебайское происхождение. Люди не были редкостью на землях Империи. Но маг, видевший Тэру в ночь ритуала в пустыне, наверняка передал её точные приметы.

Сам царевич также оборачивал голову отрезом ткани, как принято было у некоторых народов пустыни. В клафте он был бы слишком узнаваем. С цветом глаз и характерными чертами лица он ничего не мог поделать, но так, по крайней мере, хоть форма рогов не привлекала лишнего внимания.

Они поднялись и ждали. От Тэры не укрылось, что Хэфер прикрепил спрятанный до этого в вещах хопеш к петле на поясе. В Таур-Дуат все мужчины проходили хотя бы начальную военную подготовку, что было не только вопросом престижа, но и насущной необходимостью в силу постоянной угрозы извне, и частью культуры воинственного народа рэмеи, основы которой зиждились на армии не меньше, чем на жречестве. То, что какой-нибудь крестьянин мог оказаться бывшим солдатом, никого не удивляло.

Меж тем звуки голосов и смех раздавались всё ближе. Различимы уже были скабрёзные шуточки, которыми обильно пересыпали свою речь невидимые пока пришлецы. Наконец высокие стебли тростника раздвинулись, пропуская двоих рэмеи и человека, опиравшегося на изящный посох.

– О, да мы тут не одни, – расплылся в улыбке один из рэмеи.

В улыбке его недоставало клыка и ещё пары зубов, а у другого отсутствовал глаз. В руках первый сжимал короткой охотничий лук, а его рогатый товарищ – внушительного вида палицу. Насчёт посоха человеческого мужчины у Тэры возникли тревожные подозрения. Людям было запрещено погружаться в глубины жреческого искусства, но зато в чародействе некоторые из них достигали серьёзных высот. От Перкау и Лират она слышала, что немало человеческих магов встречалось среди осквернителей гробниц, да и среди разбойников. Как известно, далеко не все совершенствуют своё искусство исключительно в целях расширения горизонтов познания и помощи ближним.

Как ни благополучна была Империя, и как ни суров был Закон, а лихие искатели наживы встречались в любой земле во все времена. Хотя Хэфер и Тэра сильно приблизились к Кассару, всё же путь они держали в стороне от маршрутов патрулей. Похоже, теперь необходимость выбирать безлюдные места сыграла с ними злую шутку. Тэре никогда не доводилось сталкиваться с разбойниками и даже просто с ворами – жизнь в храме была спокойной и уединённой. И потому сейчас она попросту растерялась.

– Вы кто такие будете? – спросил второй рэмеи – одноглазый с палицей.

Ответить никто не успел – несколько ближайших стеблей с шелестом рухнули на землю под широким острым серпом, который крестьяне использовали для уборки тростника. На маленькую стоянку с потоком ругани выкатился ещё один рэмеи, плотный и приземистый.

Человек – худощавый мужчина с аккуратной бородкой, облачённый в длинную тунику, в отличие от своих товарищей, одетых только в схенти не первой свежести, – смотрел на Хэфера и его спутницу равнодушно, лениво, с некоторым превосходством. Когда он задержал взгляд на девушке, его глаза чуть расширились от удивления. Он явно что-то почувствовал. Сама Тэра не рискнула взглянуть на него, используя внутреннее зрение, потому что боялась выдать себя.

– Ну? – нетерпеливо переспросил одноглазый.

– Рыбачим, – бесстрастно ответил Хэфер.

– И лодка есть? – прищурился щербатый.

– Есть, но много за неё не выручишь – прохудилась.

– Покажи.

Хэфер кивнул на заросли, в которых была спрятана их лодка, а сам как бы невзначай переместился вперёд, заслоняя собой Тэру.

– Баба у тебя славная, даром что худющая. Где нашёл? – спросил приземистый с серпом.

– Жена, – коротко сказал царевич, и от этого простого, но невозможного в их жизни слова девушке стало вдруг очень тепло.

– Хороша, бесовка, – щербатый прищёлкнул языком. – Пущай и не рогатая. Может, поделишься?

Смысл этих слов не сразу дошёл до Тэры, настолько он был невообразимым, далеким от её мировоззрения. Она даже рассердиться не успела. Поделиться? Ею?..

– Нет, – в тихом голосе наследника девушка отчётливо различила опасные нотки.

– Эй, да чего ты спрашиваешь?! – возмутился приземистый.

Одноглазый, тем временем проверявший лодку, досадливо сплюнул.

– И правда дерьмо, а не лодка. Рухлядь. Нас четверых не выдержит.

– Это точно, – согласился Хэфер.

– Ну, значит, остаётся баба.

– Насилие запрещено по Закону Империи, – тихо и угрожающе предупредил царевич и неуловимым движением высвободил хопеш из петли.

– Рыбаки, значит? Ага! – хохотнул одноглазый, взвешивая в руке палицу.

– На хвосте мы Закон твой вертели, – ощерился приземистый. – Владыка сюда даже не заглядывает, а Богам и дела нет до безрогой шлюхи.

Тэра отступила на шаг. В её мире все рэмеи и люди, разделявшие рэмейские традиции, неукоснительно соблюдали Закон. Насилие было запрещено волей Самой Аусетаар, и даже солдаты не пренебрегали этой волей на захваченных территориях. Наказание было суровым. К тому же в стране царили довольно свободные нравы: в рэмейской культуре близость между мужчиной и женщиной не считалась чем-то низким и недостойным, и потому запретным – напротив. Тэре казалось, что в насилии просто не было нужды. Но реальность оказалась совсем иной, чем девушка себе представляла.

Тэра помнила предупреждение Перкау не использовать Силу. Но как Хэферу было справиться с четверыми, один из которых, к тому же, был чародеем? Каким бы хорошим воином он ни был прежде, теперь сил у него осталось немного. Он только начал восстанавливаться.

– Она – колдунья, – вдруг прошелестел маг. – Я чувствую.

Одноглазый присвистнул. Щербатый скинул с плеча лук.

– Значит, держать придётся крепче, – ухмыльнулся приземистый, взмахнув серпом.

– Уходите, – приказал Хэфер, и его спокойный уверенный голос отчётливо звенел сталью.

– Иди-ка, померяемся силой, солдатик, – поманил одноглазый.

– Предупредил же дураков, – вздохнул маг, возводя глаза к небу.

Приземистый и одноглазый одновременно бросились на царевича. Хэфер оттолкнул Тэру назад и принял бой. Хопеш плохо годился против палицы и серпа, но царевич, даже ослабленный былыми ранами, разбирался в искусстве боя не в пример лучше своих противников. Совершив обманный маневр, он проскользнул между ними и точным движением выбил серп из руки нападавшего. Удар палицы одноглазого пришёлся не по царевичу, а по товарищу – Хэфер успел уклониться. Приземистый взвыл и разразился руганью.

Щербатый решил не вмешиваться в драку. Крикнув магу: «Давай помогай!», – он двинулся на Тэру, сочтя её более лёгкой добычей.

Пожав плечами, чародей начал читать заклинание.

Рэмеи приближался к девушке, целясь в неё из охотничьего лука.

– Не надо, – тихо сказала жрица, пятясь и поднимая руки. Она давно уже не носила тканых перчаток бальзамировщиков, ведь тот, кто был рядом с ней всё это время, не боялся её прикосновений, а, напротив, желал их.

Отступая, Тэра смотрела больше не на своего обидчика, а на царевича. Пока он ещё удерживал дистанцию с противником, вращая хопешем. Но медленно, как же медленно он двигался! И его нога всё ещё плохо держала вес тела. Противники, точно почуяв его слабость, теснили царевича к густым зарослям. Чем же она могла помочь ему?!

– Да ты не бойся, – голос щербатого вернул её к действительности. – И не смотри, что мы рожей не вышли. Тебе понравится, – заверил он с сальной улыбкой. – Сама, небось, уже знаешь – лучше рэмеи никто бабу не пользует.

Девушка отрицательно качнула головой и, выхватив ритуальный нож, выставила его перед собой. Она не боялась насилия. Гораздо больше она боялась, что не успеет помочь Хэферу, а этот мужчина стоял у неё на пути.

Маг продолжал бубнить что-то тихое, завораживающее. И стало казаться вдруг, что тростник смыкается вокруг них, что травы льнут к ногам, обвивают, опутывают. Тэра невольно отвлеклась, чтобы защитить от воздействия сознание своё и Хэфера. И тут же щербатый, раздумав стрелять, бросился на неё. Мужчина больно перехватил её за руку, сжимавшую нож. Девушка вскрикнула – больше от гнева на несправедливость. Заклинание мага она отразила с лёгкостью, но уже не успела оттолкнуть рэмеи. Щербатый повалил её на землю, подминая под себя. Изо рта у него противно пахло вчерашней выпивкой и луком. Крепко сжав её руки и отведя их за голову, он слюняво целовал её в шею.

Возбуждение чужого, не любимого мужчины было отвратительно до тошноты. Ситуация казалась настолько дикой, настолько далёкой от привычного, что Тэра вдруг со всей отчётливостью ощутила: без Силы своего божественного покровителя она слишком слаба. Она отбивалась, стиснув зубы, шипела, не решаясь вскрикнуть и отвлечь Хэфера от боя. Но щербатый как будто и не замечал сопротивления. Ослеплённый похотью, он даже про товарищей забыл.

И Тэра предпочла пренебречь предупреждением учителя. Она была жрицей Стража Порога. Только она одна сейчас могла защитить наследника. Перестав сопротивляться, девушка замерла, погружаясь в хрустальную тишину своего подсознания. Там она слышала голос своего Бога, купалась в мягкой тьме Его Силы. Она зачерпнула из своего внутреннего источника, который Ануи наполнял с неизменной щедростью, – не так много, как в схватке с колдуном в пустыне, потому что не ставила себе целью наложить проклятие. Плоть щербатого не сгнила бы, но холод смерти он ощутил отчётливо. Рэмеи охнул от неожиданности, ослабляя хватку, но опомнился и стиснул горло Тэры.

– Прекрати, колдунья, – зло прошипел он. – Шею сверну, как курице.

Девушка хватала ртом воздух. В глазах у неё темнело. Но ведь для её искусства не всегда требовался голос. Она вспомнила тишину некрополей, тёмные тени псов-стражей, благословенное присутствие Ануи. Когда мужчина грубо раздвинул коленом её бёдра, она изогнулась и обдала его холодом гробниц. Щербатый с возгласом отстранился, и взгляд его сделался бессмысленным. Впав в оцепенение, он бессвязно бормотал что-то о том, что у него отмирали руки и холодели кости.

Тэра откашлялась, стараясь надышаться. Потом она резко села, высматривая Хэфера и ощупью ища обронённый нож. Царевича почти не было видно за спинами двоих нападавших. Мгновение он ещё держал их на расстоянии клинка, но потом одноглазый всё же дотянулся до него дубиной. Хэфер полоснул противника хопешем, но потерял равновесие. Тэра закричала, когда разбойники скрутили его и начали избивать. Почти физически она чувствовала хрупкость его восстановленной плоти. Перед глазами вставали все этапы проведённой бальзамировщиками кропотливой работы. С каждым жестоким ударом сосуд смертной формы грозил пойти трещинами – и тогда это было бы уже необратимо.

Девушка рванулась к Хэферу и разбойникам, но успела пробежать лишь несколько шагов, когда земля вдруг содрогнулась. Она совсем забыла про мага. Все, кроме чародея, потеряли равновесие. Тэру отбросило к жалобно причитавшему щербатому. Удар ненадолго вырвал его из колдовского оцепенения. Он зло вцепился в волосы девушки, стягивая покрывало, и что было сил стукнул её головой о землю.

В сознании Тэры на несколько мгновений помутилось, из носа хлынула кровь. Рэмеи ослабил хватку и снова заскулил об отмирающих руках. Он уже не удерживал девушку, но его почти парализованные пальцы запутались в её волосах, и она никак не могла освободиться.

Тэра не успела понять, что случилось потом. Когда она оправилась от удара достаточно, чтобы хотя бы поднять голову, всё вокруг вдруг осветила ослепительная вспышка. Раздались истошные вопли, и запахло палёной плотью.

– Хэфер! – вскрикнула она.

Страх за царевича придал ей сил. Ногой оттолкнув от себя щербатого, девушка рванула вперёд, оставляя в его руке клок своих волос. Пошатываясь, она встала и окинула взглядом стоянку.

Никакого пожара не было – тростник остался нетронутым. Разбойники поспешно отползали от Хэфера. Их лица выражали животный ужас.

Царевич поднялся. Его было не узнать – губы исказились не то в усмешке, не то в оскале, а взгляд полыхал алым золотом. В руке он сжимал уже знакомый Тэре жезл, и голова ша на навершии как будто ожила – глаза зверя горели красными угольками. Но как жезл, спрятанный в сумках, оказался в его руке?!

– Прочь! – приказал наследник чужим, незнакомым голосом.

– Это они! – вдруг пронзительно закричал маг. – Жрица и мёртвый царевич!

– За голову жрицы целое состояние обещано! – воскликнул приземистый, позабыв всякий страх, и вскочил на ноги.

Расценив, что с царевичем связываться опаснее, он кинулся на Тэру…

Это стало его последней ошибкой.

– Вы не видели нас…

Вкрадчивый шёпот эхом отдался в ушах девушки, прокатываясь по всему её восприятию. Она зажмурилась от новой вспышки и услышала крики, от которых стыла кровь. Тэра зажала уши, моля Ануи о защите. Живые не могли кричать так дико, так отчаянно…

Потом всё оборвалось тишиной, тяжёлой, напряжённой. Девушка выждала ещё немного, медленно отвела руки и открыла глаза.

Хэфер, теперь удивительно спокойный, почти безмятежный, опустил жезл и окинул взглядом стоянку. Сфокусировав взгляд на Тэре, он двинулся к ней, немного прихрамывая. Она ждала. Всё это время он точно удерживал её взгляд своим, нащупывая нить, что так давно протянулась меж ними.

Приблизившись, царевич очень нежно отёр кровь с её лица, пригладил растрёпанные волосы и обнял, крепко, точно она была сейчас единственной его опорой, единственным напоминанием о реальности. Впрочем, возможно, так и было. Его кожа была горячей, почти обжигающей.

Пару минут они просто стояли, обнявшись и наслаждаясь этим безмолвным единением. Затем, ничего не говоря, Хэфер отошёл, чтобы подобрать выбитый из рук хопеш. Наклонившись за клинком, он вдруг потерял равновесие и тяжело осел на землю. Тэра бросилась к нему, обняла за плечи. Дыхание царевича было тяжёлым. Он опирался на руки, в одной по-прежнему крепко сжимая жезл с головой ша. Его била дрожь, а по-прежнему кожа обжигала её ладони.

– Просто… устал… – хрипло прошептал он и попытался успокаивающе улыбнуться.

Тэра посмотрела на него внутренним взором целителя. К счастью, органы не были травмированы, и кости остались целы. Но ушибы были сильными. В нескольких местах ощущались формирующиеся гематомы, но ничего такого, с чем она не смогла бы справиться. Его раны не были глубокими. И при этом Хэфера сильно лихорадило. Его тело как будто сделало больше того, на что оно было рассчитано. Что ж, это Тэра понимала как никто…

– Надо уходить, – тихо, но твёрдо, сказал Хэфер.

Он осторожно сел и прикрыл глаза. Девушка поддержала его. Похоже, голова у него сильно кружилась, хотя в следующий момент он явно собирался встать.

– Тебе нужно лечь, – сказала Тэра. – Я обработаю раны.

– Не здесь, – царевич покачал головой.

Хэфер говорил медленно, словно даже простая концентрация стоила ему слишком многих усилий. Все вопросы Тэра предпочла отложить на потом. Пожалуй, оставаться здесь и правда было небезопасно. И хотя они договорились, что после отдыха двинутся в пустыню сразу отсюда, не приближаясь к Кассару, девушка приняла решение отправиться чуть дальше по реке. Тащить Хэфера на себе долго она не смогла бы.

– Я помогу тебе дойти до лодки, – сказала она. – Мы причалим чуть дальше. Продолжать путь так нельзя.

– Нельзя, – не стал спорить Хэфер.

Открыв глаза, он посмотрел на жезл в своей руке так, словно и сам не очень верил в то, что произошло. Тэра подала ему сумку, справедливо предположив, что он вряд ли захочет передать ей артефакт даже на пару мгновений. Да она и сама не хотела касаться жезла Сатеховых жрецов.

Царевич бережно завернул артефакт в отрез ткани и спрятал в сумку. Потом он поднял меч и сунул обратно в петлю на поясе – удалось это не с первой попытки. Делал он всё медленно, как во сне, но Тэра его не торопила. Она собрала разбросанные вещи и сложила их в лодку. Сознание её было очень спокойным, как того и требовала обстановка. Девушка не позволяла себе размышлять о том, что произошло… и что могло произойти.

Тэра помогла Хэферу подняться и, закинув его руку себе на плечи, довела до лодки. Царевич старался идти сам, но его шаги были неверными, и он тяжело опирался на свою спутницу. Девушка ступала осторожно. Только сейчас, проходя мимо лежавших без движения разбойников, она решилась посмотреть. Один упал лицом вверх. Наверное, не будь Тэра бальзамировщицей, её бы стошнило.

Глаза рэмеи вытекли, и половина лица казалась оплавленной неведомой силы пламенем, притом что остальное тело не было тронуто огнём, как и всё вокруг.

Она ничего не стала говорить Хэферу и поспешила увести его, помогла взойти на лодку. Править судном с помощью шеста она умела.

Царевич полулёг, привалившись к борту, и закрыл глаза, позволяя ей везти их куда вздумается. Тэра не была уверена даже, полностью ли он в сознании.

Когда лодка уже отошла достаточно далеко, из зарослей тростника выбрался маг. Он обошёл место стоянки, осмотрел своих убитых товарищей и, покачав головой, тихо повторил:

– Предупредил же дураков…

Подхватив посох, он поспешил покинуть место схватки. Ему о многом нужно было доложить.

⁂

Сосредоточиться на том, что собирался говорить…

Забыть о том, о чём говорить было нельзя…

Нельзя думать о том, что хотел забыть…

Воля. Мягкая тьма. Слепящий внутренний огонь.

Остальные скрывались в некрополях. Цепь подземных переходов огромна. Там легко заблудиться. Но все они были где-то там, да. Он действительно не знал, где именно.

Воля…

В погребальном покое лежали тела тринадцати солдат. Их следовало отправить в Кассар. Так просил старший военачальник Нэбвен из рода Меннту.

Мягкая тьма…

Погребальный покой. Подземные переходы под древним некрополем. Больше он ничего не знал. Всё остальное он забыл…

Слепящий внутренний огонь…

Яркий свет бил в его сомкнутые веки. Где-то рядом плескалась вода. Голоса доносились издалека, как через плотное покрывало. Во рту сильно пересохло, и язык казался чужим, непослушным. Он прислушался к своему телу. По мере возвращения ощущений начинали ныть суставы и следы побоев. Кожу саднило там, куда пришлись удары плетью. Но непоправимый вред не был нанесён его плоти. Настоящие пытки ещё только предстояли ему, если он не сможет ответить Владыке.

А он не сможет…

Перкау попытался сглотнуть, но в горло точно насыпали сухого песка. Он чуть пошевелился, чтобы расправить затёкшие мышцы. Цепи на его руках приглушённо звякнули.

– Очнулся, – прозвучал голос.

– Да пора бы уже.

Жрец попытался открыть тяжёлые веки. Солнечный свет немилосердно ударил в глаза, выжигая все мысли. Кто-то рывком поднял его, заставляя сесть. Почувствовав бурдюк с водой у губ, он не стал сопротивляться и сделал несколько жадных глотков. Сознание запоздало напомнило, что ещё недавно его чем-то опоили, но какая уж теперь разница.

Голова кружилась, и его немного мутило. Потом он понял, что дело было не только в его самочувствии – действительно качало. Он был на борту военной ладьи, что мерно шла по водам Великой Реки. Его держали под навесом, дававшим тень, но не защищавшим полностью от лучей Ладьи Амна. Нужно отдать должное воинам Императора, его положили не на голые доски палубы, а на циновки. Но руки и ноги были скованы, а амулеты и традиционное облачение с него сняли ещё в храме. Его наготу прикрывала только схенти, да на плечи кто-то набросил тонкое покрывало.

Перкау посмотрел в глаза воину, давшему ему напиться.

– Спасибо, – хрипло сказал он. Голос слушался не лучше, чем затёкшие конечности.

Воин ничего не ответил и поспешил отсесть подальше. Бальзамировщика караулили двое. Прибывших в храм жрецов не было видно, а остальные солдаты рассредоточились по кораблю.

Мысли текли вяло и неохотно – видимо, сказывалось действие зелья. Перкау попытался восстановить в памяти ход событий и то, что успел рассказать, но с трудом мог вспомнить даже сколько прошло времени.

– Позвольте узнать, где мы сейчас? – спросил он у воинов.

Те переглянулись. Очевидно, говорить с ним никто не желал, более того – в их взглядах бальзамировщик видел тень суеверного страха. Что ж, это было объяснимо. Все они видели знаки на его коже и, учитывая выдвинутые обвинения, трактовали их по-своему. Колдун-отступник оказался ещё и жрецом Сатеха. В ходе дознания, впрочем, о посвящении Владыке Каэмит его не спрашивали – это Перкау помнил. Очевидно, солдаты очень спешили доставить бальзамировщика к Императору и не стали задерживаться в храме дольше необходимого. Разумеется, святилища обыскали – в этом жрец даже не сомневался. За этим и прибыли сюда служители Ануи, которые знали устройство храмов Стража Порога. Кого-то, скорее всего, отрядили исследовать некрополи, но, учитывая разветвлённость и протяжённость древних ходов, это было делом не одного дня и даже не одной декады.

– Пожалуйста, – вновь попросил он. – Мы уже миновали Кассар? Когда я смогу предстать перед Владыкой?

Один из воинов, видимо, сжалился над ним и коротко ответил:

– Ладья быстроходная, но мы отбыли только на рассвете. В Кассар прибудем завтра к вечеру.

– Спасибо.

– Есть будешь, колдун?

Перкау не стал спорить о титулах и только кивнул. Ему нужны были силы. Тот же воин, что дал ему напиться – видимо, менее суеверный из них двоих, – дал ему лепёшку, сыр и головку лука. Держать его впроголодь, похоже, никто не собирался, и отношение к нему, учитывая все обстоятельства, было вполне сносным. Что до цепей, то опасались солдаты Императора не побега, а колдовства… либо вспышки безумия, о котором много говорили в отношении жрецов Владыки Первородного Огня.

Бальзамировщик хотел узнать, что стало с телами солдат – взяли ли их в Кассар, чтобы переправить родственникам, как того хотел военачальник Нэбвен. Но когда он попытался обратиться к воинам с чем-то, кроме простых насущных просьб, его показательно проигнорировали. Позже пришёл один из жрецов Ануи и молча обработал ожоги и следы побоев.

Перкау поблагодарил его и спросил:

– Что с храмовыми псами?

Помедлив, жрец коротко ответил:

– Живы и здоровы. Там есть кому позаботиться о них.

С этими словами жрец удалился. Ни единого намёка на то, были ли обнаружены остальные бальзамировщики общины, Перкау не получил, да он и не рассчитывал на это. Мысленно он воззвал к Ануи с просьбой, чтобы Хэфер и Тэра успели уйти достаточно далеко.

⁂

Тэра надеялась, что это место послужит им убежищем хотя бы некоторое время. Как бы то ни было, продолжать путь сейчас они не могли. Хэфер забылся глубоким сном. Девушка сомневалась, что он вообще отдавал себе отчёт в том, где находится, когда с её помощью выбирался на заросший берег одной из пустынных заводей. Но, по крайней мере, царевич не спорил с Тэрой, когда она занялась его исцелением. При себе у неё была полная сумка зелий и снадобий, чтобы обработать раны и травмы самой разной природы. Использовать Силу она не стала – не из страха за себя. Она боялась, что энергия жрицы Ануи могла навредить Хэферу сейчас, когда его тело едва справилось с Силой Сатеха. Ну а как быть с нахлынувшей на него после боя слабостью, девушка пока не знала и решила выждать.

После пережитого Тэра не могла уснуть, хотя и очень устала. Ей мерещились голоса и треск ветвей, чужое присутствие слышалось в шелесте тростника. Она ждала нападения, понимая, что их тайна перестала быть таковой. Возможно, вне Своего храма Ануи более не мог защитить их Своим покровом. Пусть и не сразу, но маг узнал их там, у реки. Их искали – мёртвого наследника трона и жрицу, поднявшую его труп. От осознания того, как кощунственно исказилась в умах жителей Империи история исцеления царевича, всё внутри Тэры переворачивалось от ужаса и несправедливости. Это пугало её гораздо больше, чем даже запоздалое понимание, что сегодня над ней могли надругаться и более того – её могли убить. Содрогнувшись, девушка крепко прижалась к спящему возлюбленному, уткнулась в его спину и покрепче сжала ритуальный нож. Свободную ладонь она прижала к груди Хэфера, нащупывая успокаивающее биение его сердца. Его кожа больше не казалась такой обжигающе горячей, а признаки лихорадки понемногу сходили на нет.