Текст книги "Берег Живых. Буря на горизонте"

Тэшен тихо подошёл к нему, ободряюще коснулся плеча и подал чашу с водой. Царевич был чрезвычайно благодарен своему целителю, что тот не стал напоминать о возможных осложнениях – о воспалении раны или кости, о потере крови. Опасность для жизни военачальника не миновала до конца, но основной рубеж они преодолели сегодня. По крайней мере, Ренэф очень хотел в это верить. Он отдал все силы, которые у него были. Это просто не могло быть зря.

Глава 18

Тэра провела всю жизнь на самой границе с пустыней, и потому знала непредсказуемый нрав Каэмит. И нрав этот надлежало уважать и учитывать во время путешествий. Хэфер ориентировался в песках даже лучше. Он рассказывал, что часто охотился в пустыне – ещё в прежней своей жизни, – и коротать ночи под фиолетовым куполом неба, среди серебристых барханов и тёмных скал ему доводилось не единожды. Хотя с собой у них не было подходящего снаряжения для такой дороги, царевич умел создавать простые укрытия для стоянки – он знал, как выбрать подходящее место и как, с какой стороны соорудить навес, чтобы их не засыпало песком.

Спали они днём, когда зной был наиболее сильным, а шли всю ночь после заката и в ранние часы после рассвета, пока песок и скалы ещё не успевали вобрать в себя яростный жар Ладьи Амна. От Хэфера Тэра узнала, что охотничьи угодья Ануират были столь обширны, что занимали значительную часть сепата Хардаи. Местная община жила в уединённой долине всего в паре дней пути от Кассара. Но царевич и жрица сделали большой крюк, чтобы обойти город, отклонились далеко от плодородных земель, а потому предсказать, сколько времени займёт их путь по пескам, было трудно. Припасы – и в особенности драгоценную воду – они расходовали осторожно. Хэфер и без карт достаточно хорошо знал торговые пути и основные колодцы в этих землях. Но даже к колодцам лучше было лишний раз не подходить. Ануи защищал их, но рисковать встретить кого-то было ни к чему. Их искали, притом, увы, скорее всего первыми на охоту вышли враги, а не верные слуги Императора.

Слушая рассказы Хэфера о его путешествиях по этим местам, Тэра уже не в первый раз диву давалась, что Боги свели их только теперь. Сколько раз он мог оказаться в их храме, и ни разу там не бывал! Поистине, пути Богов неисповедимы. А не случись с наследником той трагедии, они и вовсе могли бы не встретиться. Никогда… Этой мысли Тэра не давала развиться – не теперь, когда они по-настоящему обрели друг друга. Вместо этого она продолжала благодарить Ануи. Иначе, кроме как помощью божественных покровителей, нельзя было объяснить, каким чудом их до сих пор не нашли. Здесь, в песках – Тэра готова была поспорить – защищал их и другой покровитель. Иногда ей казалось, что хищники, зовущие друг друга в ночи, резко меняли свои тропы, точно отгоняя кого-то. А иной раз без всякого предупреждения вдруг поднимался лёгкий ветер и заметал следы на песке, скрывая место стоянки. Ничего не происходило совсем уж явно – всё можно было списать на совпадения, но Тэра как жрица умела читать знаки. Один раз она прямо спросила Хэфера, обращался ли он к Владыке Каэмит за помощью. Царевич помрачнел и молча покачал головой, а в следующий миг чуть усмехнулся, и глаза его сверкнули красным золотом. Неуловимый переход от одного к другому был жутковат. Больше девушка не спрашивала. Для каких бы целей Сатех ни хотел сохранить наследника трона, Он сохранял. И её вместе с царевичем. «…Тэра… в огне жертвенника в ту ночь я увидел твоё лицо, только рэмейское. Тогда я ещё не знал, что это ты. Наша близость, похоже, в Его воле… уж не знаю почему. Я уже смирился, что моя судьба связана с обоими Богами, помимо моего предка Эмхет. Но твоя?…» – вспомнила она слова Хэфера в их первую ночь единения.

Если волю Ануи Тэра уже знала, то волю Сатеха прозреть не могла. Даже Хэфер не мог.

Они расположились на очередной привал. Тэра, всё ещё не уверенная в том, что Хэфер способен на длительные переходы, тем более в не самых благоприятных условиях, старалась беречь его силы даже больше, чем свои. Ей и самой дорога давалось непросто, и она пользовалась этим. Как только девушка начинала подмечать тщательно скрываемую усталость Хэфера – она просила остановиться на отдых. Царевич наверняка разгадал её маленькую хитрость, но по обоюдному молчаливому соглашению они это не обсуждали.

В тени красноватых скал было прохладно, но Тэра знала, что эта приятная свежесть продлится недолго. В Сезон Жары, когда Ладья Амна стояла в зените, воздух даже в тени казался обжигающим. Благодатную прохладу вместе с путниками делили змеи и всякая мелкая живность – они находили себе пристанище в щелях между камнями. Змей Тэра не боялась – как и многие жрецы, она умела отгонять их несложным ритуалом. Ну а чтобы чёрная кобра – наиболее опасный представитель здешних обитателей – покусилась на жизнь наследника Ваэссира, это было бы чем-то и вовсе уж неслыханным. Недаром Эмхет носили её изображение на своих венцах.

– Как мы узнаем, что оказались на территории Ануират? – спросила девушка, раскладывая на чистом полотне тщательно отмеренную порцию еды, пока Хэфер приспосабливал одно из покрывал в качестве навеса.

– Они нас встретят, – улыбнулся царевич. – Притом случиться это может весьма неожиданно. Скорее всего, мы даже не почуем их приближения, как не чуем зверя, крадущегося в родной ему стихии.

Тэра задумалась, пытаясь представить себе встречу с легендарными творениями Ануи. Учитель много рассказывал о них, но видеть Ануират ей никогда не доводилось. В другие поселения, а уж тем более в Кассар, она не выбиралась, а Ануират не приходили в их храм. По крайней мере, на её памяти не приходили.

– А вдруг они не примут меня? – Тэра всё же решилась озвучить свою тревогу. Не то чтобы это чувство мучило её, но от него неприятно саднило в груди.

Хэфер оторвался от своего занятия и серьёзно посмотрел на неё.

– Ты под моей защитой, родная. Я – не Владыка, но слово моё второе после его. Но главное… – он протянул ей руку, и когда девушка приблизилась, привлёк к себе и крепко обнял, – …твоя суть.

Он проговорил эти слова мягко и доверительно, так, что его голос, тепло его дыхания вызвали в ней сладкую дрожь.

– Ануират чтут Закон, но привкус энергии Стража Порога для них затмевает всё. Как бы не пожелали они забрать тебя у меня, – с улыбкой добавил он, а в его золотых глазах отражалось упоительное восхищение ею, – избранницу псоглавого Бога, чья песнь уговаривает смерть отступить и призывает потерянные души…

– Пусть только попробуют, – тихо рассмеялась Тэра, нежно целуя его и чувствуя, как тревога истаяла без следа. – Я же твой личный целитель.

Нехотя они разомкнули объятия, и Хэфер всё-таки закончил с навесом. В тени они быстро разделили трапезу, и царевич снова привлёк девушку к себе, побуждая положить голову ему на колени. Тэра прилегла, жмурясь и едва не мурлыча от удовольствия, когда он, привычным движением стянув с неё головное покрывало, запустил чуткие пальцы в её волосы. Его прикосновения чудесным образом уносили тяжесть, сжимавшую виски от слишком долгого пребывания на жаре.

– А они что же, действительно меняют облик? – не открывая глаз, полюбопытствовала Тэра.

Об Ануират она знала немало ещё по рассказам учителя, но одно дело было слушать рассказы, а другое – увидеть этих рэмеи, как видел Хэфер.

«Ваэссир, первый из Эмхет, божественный Владыка Таур-Дуат, спустился на землю, чтобы навсегда остаться среди тех, кого он любил и защищал. Для того пришлось ему прервать своё существование, дарованное Амном народу нэферу, и претерпеть Великое Преображение, ибо Закон не позволял могучим обитателям иных планов бытия вторгаться на план земной, дабы не внести разрушения в Ткань Мироздания.

Сама земля Таур-Дуат пела в золотом сиянии Ладьи Амна, когда Владыка Ваэссир Эмхет сошёл на неё, чтобы мудро и справедливо править возлюбленным своим народом рэмеи. Но после Великого Преображения Ваэссир стал более уязвим для своих врагов, коих было, увы, немало.

Тогда отец его, Ануи, Владыка и Защитник Мёртвых, призвал самых верных своих жрецов и говорил с ними о таинствах перерождения. После Он вложил в них искру Своего божественного естества, дав их плоти силу, в которой каждый из них превосходил рэмеи, человека или эльфа. Как воины они не знали себе равных. Клинки и даже колдовство уязвляли их плоть куда слабее, чем у других живущих. Нарекли их Ануират, Отмеченные Ануи, и помимо привычного лика имели они лик, отражавший Силу их Божества. Говорят, что и души их были изменены печатью Стража Порога, но эту тайну Ануират хранили надёжнее всех прочих.

Первые Ануират пришли к Ваэссиру, и склонились перед ним, и молвили, что Бог обязал их охранять Владыку при жизни и после смерти. Ваэссир выбрал из них Восемь – по числу божественной тайны гармонии и вечности, и стали они его стражами, Живыми Клинками Ануи. А когда пришло время Ваэссиру переродиться в следующем своём потомке, были выбраны новые Живые Клинки. И так было для каждого следующего Владыки Таур-Дуат. Прежние стражи уходили вместе с умершим и охраняли его последнюю обитель, как охраняли самого Владыку при жизни. Таким образом, непосвящённый не мог посягнуть на тайны рода Эмхет и уж тем более – на ритуал призыва Силы Ваэссира, который до ́ лжно было проводить лишь наследнику по праву крови и духа.

Род же Ануират отныне рос и множился, пока крепок был их союз с родом Эмхет и пока сыновья их охраняли потомков Ваэссира, правящих их возлюбленной землёй».

Так гласила самая известная легенда о них, переложенная во множество вариаций в разных сепатах, но не терявшая от этого свой глубинный смысл.

– «После Он вложил в них искру своего божественного естества, дав их плоти силу, в которой каждый из них превосходил рэмеи, человека или эльфа», – процитировал Хэфер, неспешно пропуская пряди её волос сквозь пальцы. – В псов Ануи они, конечно же, не обращаются, хотя слухи ходят всякие. Я могу подтвердить лишь то, что видел сам. Да, они меняют облик. Зрелище устрашающее, но прекрасное, этот их странный сплав форм рэмейской и звериной. И да, как легенда и говорит, они действительно сильнее прочих воинов. Чутьё, скорость, крепкое здоровье… Недаром ведь некоторые рэмеи хотят стать Ануират.

– И это возможно? – с сомнением спросила девушка.

– Отчего же нет? Ведь и рэмеи стать возможно. Ритуал крови. Но когда искра Ануи возжигает кровь рэмеи, он или она подпадает под условия Договора с Эмхет. Говорят, что если Договор однажды будет нарушен, Ануи проклянёт весь их род.

– Я помню, Учитель рассказывал… Но разве Договор вообще может быть нарушен?

– Таких случаев за всю историю я не знаю, – признался Хэфер. – Я не говорю, что меня допустили ко всем знаниям… но о таком я бы знал. Нет. Каким бы ни был новый Владыка, достойным или не очень с точки зрения подданных, Ануират всегда отдавали ему Восьмерых лучших.

– Кстати, а почему только мужчин? – Тэра открыла глаза, чтобы посмотреть на него. – Женщины-Ануират ведь тоже грозные воительницы.

– Они не отдают своих женщин даже нам, – с улыбкой покачал головой Хэфер, и его ладонь соскользнула с её плеча вниз, коротко, нежно коснулась её живота. – Дарительницы жизни, хранительницы, наставницы…

Тэра почувствовала, как что-то внутри неё сжалось горячо и сладко. Нет. Для них двоих это было невозможно. Хрупкая мечта, о которой даже думать не стоило… Тень её мыслей отразилась во взгляде наследника невыразимой печалью, только на миг, но он не позволил себе сожалений о несбыточном.

– Мудрые правительницы, – закончил он фразу. – Среди старейшин Ануират женщины имеют больше власти как те, чья природа чуть менее яростна, чей разум способен принимать решения более взвешенные и милосердные. Для них это особенно важно.

– Как тяжело, должно быть, для матерей отдавать своих сыновей, – вздохнула Тэра. – Лишить их жизни привычной… для жизни вечной…

– Они считают это честью, – объяснил Хэфер. – Живыми Клинками становятся лучшие из лучших. Это – самоотверженное, самоотречённое служение. Ануи создал их, чтобы защищать Ваэссира, и они помнят об этом. Восемь являются залогом Договора – защищая Ваэссира и Его наследников, они обеспечивают сохранение Дара Ануи для всех Ануират. А что может быть более священным для жрецов, чем воля Божества?

– Да, это правда так, – согласилась Тэра. – Но ведь не все жрецы отказываются от своей жизни ради служения. Есть даже те, кто ведёт обычную светскую жизнь, а не проводит всё время при храме.

– Насколько я знаю и понимаю, Восемь считают свою жизнь, прежде всего, служением. Воины сражаются за право занять место у трона Ваэссира. И те, кто становится Живыми Клинками… их нельзя подкупить, нельзя запугать. Их имён и лиц не знает никто, кроме Владыки, и даже сам Владыка не смеет приказывать им в том, что касается заботы о его безопасности. О том, что происходит с ними после смерти, ты, как жрица Ануи, можешь рассказать мне даже больше, чем я – тебе. Говорят, что они не уходят к Водам Перерождения, а становятся сразу частью свиты Ануи. Я тоже в это верю.

– И мы, – кивнула Тэра. – Когда-то я много расспрашивала Учителя об этом. Перерождаются ли они, а если да, то кто или что остаётся в гробнице охранять ушедшего Владыку? И какова связь между их душами и мумифицированными телами? Как они чувствуют и как именно возвращаются, и боятся ли смерти?

– И что говорил мудрый Перкау?

– Жрецы Ануи верят, что Живые Клинки после смерти тела действительно переходят в иное состояние, становятся существами иного порядка. Что до их связи с телами… Дело в том, что… – Тэра помедлила, задумавшись, как же рассказать ему, и потом решилась коснуться противоречивой темы. – У искусства бальзамировщиков есть другая сторона, искажённая.

– Осквернители гробниц, – спокойно кивнул Хэфер, успокаивающе погладив её по руке, одним простым жестом давая понять, что верил и ей, и её таланту.

– Фактически каждый из нас действительно может поднять мёртвое тело, – нехотя призналась Тэра. – А для жрецов наиболее искусных, говорят, возможно даже… задержаться в своём. Я никогда не видела ничего подобного, но говорят, такое возможно – удержать свой дух в плоти, которая уже мертва. На время, конечно, и всё же. И это для жреца! – она попыталась объяснить в жреческих терминах, характеризующих течение энергий, как это осуществимо в теории. Хэфер удивился, но разъяснения, как ей показалось, понял. – То есть для создания, которое уже перестало быть смертным жрецом, возможно и не такое. Многих пугают сказками о том, что мёртвые Ануират восстают из своих саркофагов, чтобы отомстить осквернителям. Но, в самом деле, ведь не ждут же их души там, внутри мёртвых тел! От этой мысли даже бальзамировщикам не по себе. Нет, мы верим, что они могут поднять свою форму по собственному желанию, вне зависимости от степени распада, но пребывают подле Стража Порога.

– Это интересно, – задумчиво проговорил царевич. – И успокаивает… Мысль о том, что кого-то можно запереть в мёртвой плоти, действительно пугает. Ни предок мой, ни Страж Порога не могли бы обречь никого из своих служителей на такое, какой бы высокой ни была цель. Но само присутствие Восьми в гробнице Императора продиктовано необходимостью. Гробницы хранят немало знаний для потомков, но осквернители обращают тайны против тех, кому эти тайны принадлежат.

– Я понимаю, конечно же, – согласилась Тэра и зябко повела плечами, благодарная за надёжное тепло любимых рук. – Даже представлять не хочу, что станет возможным, если осквернители сумеют добраться до тел Эмхет. Прежде всего для самих Эмхет. Насильный призыв души в умершее тело нарушает гармонию перехода в следующее состояние, нарушает связи памяти между жизнями, связи с родом. А что если душа уже успела воплотиться в следующем теле? И думать страшно! Это – отвратительное искажение законов жизни и смерти. Ни один бальзамировщик не пойдёт на такое.

По невысказанным, но понятным обоим причинам они предпочли больше не развивать тему осквернения гробниц. Тэра стала расспрашивать о жизненном укладе обычных Ануират. В среде бальзамировщиков мнения о них разнились. Кто-то считал их посвящёнными воинами, но не жрецами – во всяком случае, не такими искусными жрецами, как обычные рэмеи. Кто-то, напротив, как и древние, наделял их ореолом избранности, бо́льшей близости к Божеству, породившему их. Перкау говорил, что конкретно в жречестве обычно они обладали Силой не большей, чем прочие служители Ануи, хотя степень их одарённости могла различаться, как и у других рэмеи. Хэфер рассказал, что в обычной жизни Ануират не замечал особых отличий. Они жили как рэмеи, разве что неохотно впитывали новшества, предпочитая верность традициям, и были чрезвычайно далеки от дипломатии. Они чтили всех рэмейских Богов, но более всех, разумеется, Стража Порога. Как служители культа формально они подчинялись Верховному Жрецу Ануи в Таур-Дуат – на данный момент мудрейшему Минкерру, – но на деле только своим старейшинам и Императору. При этом жили они независимо и даже освобождались от всех налогов и податей. Платили Империи они не урожаем, не золотом, а своими жизнями. Да, лучшие из них становились стражами Владыки и в жизни, и в смерти – но не только это. Ануират поднимались на войну одними из первых, когда речь шла о защите храмов и городов. Их никогда не отправляли в завоевательные походы – только на защиту, – но не было в Империи защитников лучше, кроме, разве что, священных псов. О воинском искусстве Ануират ходили легенды по обе стороны гор. Они были неистовыми бойцами, а подчас и кровожадными, точно бешеные звери. Те, кому доводилось видеть Ануират на поле боя, рассказывали кошмарные истории, и граница между правдой и вымыслом была уже слишком зыбкой, размытой. Но Хэфер подтверждал эти слухи. Что ж, ему он знал, о чём говорил. Царевич участвовал в учениях имперской армии, но говорил, что бои воинов-Ануират не сравнить ни с чем. В политике Ануират тоже не принимали никакого участия и властью, кроме той, что была дарована им их Божеством, не интересовались. Как сказал царевич, основываясь на своих немалых познаниях в истории Таур-Дуат, во времена междоусобиц они предпочитали держаться в стороне, не слушая ни угроз, ни посулов представителей различных фракций – только исправно посылали Восьмерых тому из Эмхет, кто вмещал в себя Силу Ваэссира, да защищали Кассар. Но, как с изумлением узнала Тэра, за всю историю Империи даже Эмхет ни разу не удавалось повернуть весь род Ануират против врага, если враг был внутренним.

Последнее навело девушку на неприятные размышления. Дослушав Хэфера, она приподнялась так, что лицо её оказалось вровень с его, и серьёзно проговорила:

– О чём ты хочешь просить их, если они, получается, вовсе не обязаны помочь тебе сразиться с врагом?

Царевич покачал головой.

– У меня нет цели поднять их род на бой, приказать им воевать рядом со мной. Но в той общине, куда мы направляемся, уже были избраны воины, что однажды встанут рядом с моим троном.

– Ты знаешь их? – изумилась Тэра и отвела взгляд.

Думать об этом было так странно, но она ведь с самого начала знала: Хэфер… её Хэфер… когда-нибудь станет Владыкой, живым воплощением божественного Ваэссира. И тогда она потеряет его навсегда… но, по крайней мере, он будет жив. Вечно жив, здоров и благополучен.

– Нет. Такое всегда держится в тайне. Даже отец не знает.

– Ты хочешь, чтобы Восемь пошли за тобой… заранее?

– Это было бы очень даже неплохо, не находишь? – рассмеялся Хэфер, но Тэра поняла, что он не шутит.

– Разве такое… возможно?

– Угроза нависла не только надо мной, но и над моим родом, – ответил царевич, и ни в лице его, ни в голосе не было в этот момент ни капли мягкости. – Ануират не могут проигнорировать такое. Не посмеют.

⁂

Жрецы безмолвно впустили Паваха в уже знакомую ему маленькую приёмную с парой дверей в смежные комнаты и вышли. Посередине стоял невысокий стол, вокруг него – плетёные кресла. Через открытые ставни солнечный свет щедро заливал покои. Снаружи доносились беззаботный щебет птиц, шум ветвей и далёкие голоса. У окна, глядя в сад, заложив руки за спину, стоял глава Обители, Верховный Жрец Джети Таэху, облачённый в длинную белую тунику.

Воин замер в нерешительности, не зная, чего ожидать. С трепетом он вспоминал разговор с разоблачением, состоявшийся именно здесь, и то, как Джети освободил его разум от наложенных Колдуном оков. Верховный Жрец не мучил его вопросами с тех пор, хотя поначалу разум Паваха рисовал пытки, которым его могли бы подвергнуть Таэху, чтобы узнать правду. Но, приняв участие в первых, самых сложных этапах исцеления, Джети точно забыл о его существовании, хотя Павах не сомневался: обо всём Верховному Жрецу исправно доносили.

Спустя несколько вязких томительных минут старший рэмеи обернулся, созерцая своего гостя и пленника. Благородные черты до сих пор ещё красивого лица, на которых лежал след неумолимого времени, не выражали враждебности. Тёмно-синие глаза, светившиеся мудростью прожитых лет, смотрели пристально и как всегда – в самую суть.

– Нить крепнет, Павах из рода Мерха, – повторил Джети слова Сэбни. – В этом нет сомнений. Что это будет означать лично для тебя в итоге – о том пока не ведаю. А чего ты хочешь сам?

«Чтобы всё было не зря… Чтобы преступление моё имело цель и смысл…»

Былые мысли отголосками прошелестели в его сознании.

– Чтобы он нашёл путь к Водам Перерождения, – искренне ответил бывший телохранитель. – Прошу, мудрейший, открой мне, что я могу сделать для него? Если бы я мог… теперь… я не раздумывая поменялся бы с ним местами.

– Знаю, – мягко согласился Джети. – Но такой выбор Боги тебе не предоставили. Разве что в тот день, когда ты ещё мог отвести удар или прикрыть своего господина.

Боевой клич людей… Ржание обезумевших лошадей… Воспоминания нахлынули на Паваха – такие яркие, словно всё произошло вчера. Снова он скидывал с колесницы Хэфера, слишком занятого стрельбой по нападавшим наёмникам, чтобы предугадать удар от собственного телохранителя. Снова бежал на помощь верный Сенахт, и Метджен посылал ему вслед копьё. Снова стремительно неслась колесница, и у самых ног клацали челюсти песчаных ша… Рука Паваха отчётливо заныла – рука, в тот день сжимавшая копьё. Первый удар был его… а выбор был сделан ещё раньше.

«Смотри на меня. Запомни меня таким. Я – творение твоего выбора. Разве нет?»

В стенах Обители никто не пытал его. Под всевидящим взором Госпожи Очищающей Боли, обнажавшеим все его самые неприглядные тайны, Павах истязал себя сам.

– Пройдёмся, потолкуем? – тихий голос Верховного Жреца вторгся в его мысли, более отчётливый, чем звуки давно отгремевшего боя и голос Хэфера из сна. – В тени садов зной почти не чувствуется. Мне редко удаётся прогуляться.

– Как тебе угодно, мудрейший, – ответил воин, переводя дыхание.

Рядом с Джети ему не мерещились тени и кошмары не оживали, но от собственной памяти он не мог скрыться.

Павах проследовал за Таэху в одну из дверей – как оказалось, она вела прямо в сад. Вторая, видимо, в личные покои, а третья – в охраняемый коридор. Благодаря усилиям целителей Обители бывший страж передвигался уже без помощи трости и в целом чувствовал себя намного лучше, но прежняя сила так и не вернулась к нему. Воздух, напоённый ароматами цветов, звенел голосами птиц и насекомых, шептался с ветвями плодовых деревьев, обильно даривших тень. Солнечные лучи пробивались сквозь листву и ложились на землю причудливым узором, играя в ажурной тени на мощённых светлыми плитками дорожках. По одной из таких дорожек бывший страж и Верховный Жрец неспешно двинулись куда-то вглубь сада. Обитель была плотно заселена, но, должно быть, этот внутренний сад был огорожен от общих, потому что им никто не встретился.

Джети остановился и закрыл глаза, подставляя лицо ласковому ветру. Он явно наслаждался долгожданным покоем. Почти против воли прикосновение покоя сейчас ощутил и сам Павах – видимо, тоже сказывалось присутствие Верховного Жреца. Воин думал о том, что не заслужил покой, что должен искать способ помочь душе Хэфера… но напряжение отпускало, и мысли текли всё более размеренно.

– Мы живём обособленно. Вести доходят до Обители небыстро, – негромко произнёс Верховный Жрец, не открывая глаз. – Смутные, страшные слухи ходят нынче в народе, как мне говорят.

– Мне не передают никаких вестей, мудрейший, – напомнил Павах, с горечью улыбнувшись.

– Говорят, будто останки наследника были найдены и осквернены…

Сердце бывшего телохранителя пропустило пару ударов.

– Будто он вернулся с Берега Мёртвых и снова ходит по этой земле, подобно живым, – продолжал Джети на удивление спокойно.

– Но этого не может быть, – прошептал Павах с ужасом, граничащим с изумлением, и сжал кулаки так, что когти впились в ладони. – Не может быть!

– В свете таких вестей твой сон приобретает особое значение, Павах из рода Мерха, – заметил Верховный Жрец, посмотрев наконец на своего собеседника. – Лишь тем, кто знаком с искусством Стража Порога, может быть по силам такое. Однако в твоём видении наследник был жрецом Отца Войны… Напомни, что он сказал тебе там?

Воин ощутил слабые отголоски испытанных во сне ужаса и боли, которые не набирали в нём силу сейчас лишь благодаря присутствию Джети Таэху.

– Что он – творение моего выбора, – с усилием ответил Павах. – Что мой долг перед ним не исполнен… и что я ещё послужу ему… Что это может значить, мудрейший? – он умоляюще посмотрел на Верховного Жреца. – Что я могу сделать, чтобы исполнить долг?

Мысль о том, что Хэфер, искавший возмездия, придёт за ним, почему-то уже не казалась страшной. Страшнее был безликий потерянный призрак, чем царевич во плоти… Хотя сам факт того, что кто-то мог осквернить останки Эмхет, не укладывался в голове. Если в истории и бывали такие случаи, память о них не сохранилась, поскольку имена осквернителей стирались из вечности.

В глазах Таэху будто промелькнула тень сочувствия. Но нет, едва ли Верховный Хранитель Памяти мог сочувствовать тому, кто предательски напал на кровь Ваэссира.

– Когда-то я уже сказал тебе, что ты по-прежнему служишь Хэферу Эмхет, по воле своей или против неё, – мягко напомнил Джети. – Ты – его якорь на Берегу Живых, и твоя жизнь утекает к нему.

– Поэтому мне позволено жить, – кивнул Павах. – Я помню и понимаю, да.

Со своей судьбой он уже успел смириться и не питал иллюзий о том, почему приказ о его казни – казни, которая согласно Закону, должна быть мучительной – до сих пор не отдан. Скорее всего, по той же причине его не пытали.

Но хватался Павах не за свою жизнь, а за любую пусть призрачную возможность что-то исправить. При этом он совершенно не представлял, каким образом исправить и каким образом совместить это с поддержкой притязаний царицы и младшего сына Владыки на трон.

– Если твоего господина подняли из мёртвых, это меняет очень и очень многое… Это означает, что он сумеет свидетельствовать в свою защиту… коли тот, кто поднял его, позволит, конечно. Если же Хэфер Эмхет, да хранят его Боги, после смерти стал инструментом в руках тех, кто желал навредить ему при жизни – горе всем нам, – со вздохом Джети покачал головой, а потом испытующе посмотрел на Паваха. – Твоя роль во всём этом мне пока не полностью понятна. Однако я действительно не думаю, что ты пожелаешь довести до конца начатое тобой в тот день. Твои союзники уже получили от тебя всё, что хотели. Полагаю, они чрезвычайно жалеют, что, сделав тебя живым символом, всё-таки не пресекли твою жизнь чуть раньше. А теперь, если допустить вашу встречу с ним… – он не закончил фразу, позволив собеседнику додумать самому.

– Ты действительно полагаешь, что это возможно, мудрейший? – неуверенно спросил Павах. – Что он… среди живых?

Джети снова неопределённо пожал плечами.

– Никто не видел его. Никому не удалось отыскать его до сих пор. Есть лишь смутные слухи да наветы, бередящие сердце нашего Императора.

В разуме воина вдруг вспыхнуло решение – единственно правильное и справедливое. Мысли понеслись песчаным вихрем, а сердце ожило давно забытым чувством готовности к бою. Боги давали ему шанс! Он ещё мог всё исправить!

Резко Павах опустился на одно колено и склонил голову.

– Если моя жизнь утекает к нему из-за Проклятия Ваэссира… если нить между нами крепнет… значит я – тот, кто может найти его. Я должен найти его!

– Ты – бессрочный гость Обители, Павах из рода Мерха, – напомнил Верховный Жрец.

– Я был и остаюсь пленником твоим, мудрейший, и Владыки, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, – не поднимая головы, ответил воин. – Я не прошу о свободе. Я прошу лишь о возможности помочь ему… – голос Паваха сорвался, упав до едва слышного шёпота. – Умоляю тебя…

Джети тяжело вздохнул и коснулся его плеча.

– За стенами Обители твои союзники всё ещё считают, что живой ты слишком опасен.

– Меня пугает не смерть.

– Знаю. Я уже говорил: ты не трус, как тебя заставили думать… хотя сделано с тобой было очень многое. Но смелость, как и хороший доспех, не всегда может защитить.

Павах нашёл в себе силы встретиться взглядом со склонившимся над ним Верховным Жрецом. В глазах Таэху отражалось понимание, но не согласие.

– Я верю, что ты хочешь помочь наследнику, – мягко сказал Джети. – Но ты всё ещё защищаешь того, кому служишь, Павах из рода Мерха. Нельзя стоять двумя ногами на разных лодках, особенно когда проходишь речной порог… Ты можешь рассказать мне всё?

Мгновения потекли мучительно медленно. Горло воина точно засыпало сухим песком. Всё, что он сделал, всё, что пережил, – ради чего? Ради чего он предал и убил? Какая цель вела его? Мог ли он предать снова – предать ту, что и страшила его, и восхищала? Царица вела скрытую войну страшным, подчас неприемлемым оружием, и всё же цель её была понятна и близка – возвеличивание народа рэмеи над давним врагом. Она говорила, что, когда Ренэфа объявят полноправным наследником, когда он займёт трон, преступление перестанет быть таковым. Вот только Павах никогда не сумеет простить себя сам, а Анирет всегда будет ненавидеть его. Но стать предателем дважды было ему не по силам. И ведь цель, сама цель, была правильной… Если бы только всё не пошло так… ужасно…

Нет, он не мог рассказать. Да, он устал нести на своих плечах чужую смерть, устал бояться и искренне желал исправить страшную участь Хэфера. Но он всё ещё надеялся, что его деяния хоть в чём-то будут оправданы блестящим будущим Империи. Ренэф Эмхет должен был взойти на трон Таур-Дуат.

Джети, увидев невысказанный ответ в его глазах, печально покачал головой.

– Поговорим снова, когда ты будешь готов.