Текст книги "Берег Живых. Буря на горизонте"

Анирет с воодушевлением погрузилась в свои обязанности, тем более что с прибытием в храм Великого Зодчего свободного времени у неё стало ещё меньше, чем в столице. Казалось бы, куда уж меньше? Однако жрецы восприняли поручение Владыки и Великого Управителя со всей серьёзностью и в сжатые сроки усердно вкладывали в её голову знания, которые наследники трона изучали не один год. Ни они, ни сама царевна не знали толком, сколько у них было времени, поэтому жрецы старались наперёд. Даже есть Анирет приходилось разве что не на бегу, обходя мастерские, наблюдая за разными стадиями работы скульпторов и художников, обучавшихся и работавших при храме. Отдушиной становились беседы с дядей и краткие прогулки перед сном, предпринимаемые чтобы дать хоть какой-то отдых сознанию. Впрочем, царевна предполагала, что скоро и на эти прогулки у неё не будет хватать сил, потому что вставали здесь засветло, а дел было невпроворот. Она обучалась гончарному делу и шлифовке камней, старалась постичь саму суть этих ремёсел, начиная с добывания глины и рождения камня в теле земли. Пусть из неё никто и не собирался делать скульптора, но наследнику трона надлежало уметь едва ли не всё, что умели подданные Императора. Что ж, по крайней мере, обрабатывать землю, ловить рыбу и ставить силки на птиц в заводях Великой Реки она уже умела, а также прясть и ткать. Секенэф был не из тех Владык, кто относился к этой традиции формально, и его дети прошли достойное обучение не только в высоких науках и искусствах.

Только сегодня ей дали прикоснуться к священной глине, и то под чутким руководством Хатепера. А до серьёзной работы с этим материалом её допустят ещё не скоро.

Анирет перевела взгляд на свои руки без колец и браслетов, с коротко подпиленными когтями, под которые всё равно каким-то чудом забивалась грязь. Будучи подмастерьем скульптора, приходится забыть об идеальной чистоте. Царевна сменила длинные плиссированные наряды из тончайшего льна на простую короткую тунику, а заплетённые во множество косичек волосы просто закручивала наверх и прятала под плат. Мейа из молчаливой солидарности тоже перестала наряжаться и облачалась в скромные калазирисы. Когда Анирет осторожно заметила, что этого не требуется, подруга заявила, что верная служанка должна соответствовать своей госпоже и на приёме во дворце, и на пахотном поле. Она бы и глину месила вместе с царевной, но её к этому не допускали, поэтому она заботилась о госпоже, принося ей еду и разминая её уставшее тело перед сном. Анирет была растрогана, в очередной раз убеждаясь, что никакие тайны не могли помешать их дружбе. Не раз и не два она порывалась рассказать Мейе правду, но Император недаром взял с неё обещание. Она надеялась только, что Мейа всё поймёт правильно и ничто не изменится между ними, когда придёт подруге время стать доверенной уже не царевны, но Императрицы.

– Устала?

Анирет вздрогнула от неожиданности, услышав тихий голос Нэбмераи совсем рядом. Она уже привыкла к его молчаливому присутствию, к тому, что они почти не обменивались фразами. Он безупречно играл свою роль и сопровождал её как телохранитель, не более того.

– Не думаю об этом, – коротко ответила царевна, бросив на него настороженный взгляд.

– В тебе немало силы и мужества, – он чуть улыбнулся и протянул ей открытую флягу – совсем как тогда, на стене Обители Таэху. – Наблюдая за тобой нельзя не проникнуться уважением.

Помедлив, девушка взяла флягу и сделала пару маленьких глотков. Знакомая финиковая наливка обожгла язык, оставляя сладкое ароматное послевкусие.

– Если ты чувствуешь вину – не надо. Мы ведь ничего друг другу не обещали, – сказала царевна, возвращая флягу.

Таэху вдруг прижал пальцы к её губам – быстрее, чем она успела отреагировать.

– Ничего не говори, – его голос упал до шёпота.

Как тогда, у гробницы Хатши и Сенастара, он оказался близко, слишком близко… Как и тогда, она видела каждую его чёрточку и даже своё отражение в глубине его глаз, тёмно-синих, как воды Великой Реки.

Возмущённо Анирет отшатнулась и оттолкнула его руку. За несколько вздохов она успокоилась и перестала хлестать себя хвостом по ногам. Прочитать что-либо в снова ставшем непроницаемым лице Нэбмераи ей так и не удалось.

– Не забывайся, посвящённый воин, – холодно сказала она, сунув флягу ему в руку.

– Ни на миг, госпожа моя царевна, – Таэху улыбнулся – как ей показалось, с некоторой горечью – и поклонился.

Анирет не знала, на кого сейчас больше злилась – на него или на себя за то, что так переживала. Губы горели, точно он коснулся их не пальцами, а калёным железом. Хотелось сказать ему что-то обидное, чтобы поставить на место, сорвать эту маску бесстрастности… но её собственная детская обида была недостойна царевны, и тем более – наследницы трона. Они ведь собирались стать друзьями. Но с какой стороны к этому теперь подступиться, Анирет не знала. Однажды ей предстоит править Империей вместе с этим рэмеи, но начало их общего пути как-то не задалось, и пока даже разговоры им давались непросто. Куда делась та лёгкость общения, которую они испытывали в Обители? Что изменилось и в какой миг?

Поняв, что всё это время смотрит на Нэбмераи в упор, а он с вежливым вниманием ждёт её указаний, Анирет вздохнула и покачала головой.

– На сегодня ты свободен, страж, – сказала она мягче. – Да и Мейа заждалась.

– Я сопровожу тебя до покоев.

– Это – территория одного из крупнейших имперских храмов. Здесь мне ничто не угрожает.

Нэбмераи молча закрыл флягу и укрепил на поясе, всем своим видом показывая, что обязанности телохранителя собирается исполнять так, как считает нужным. Анирет посмотрела в небо, сожалея, что удовольствие от прогулки безнадёжно испорчено. Звёзды сегодня были восхитительны, а мужчина рядом с ней – совершенно невыносим. А ведь она собиралась на днях осторожно поговорить с ним об эльфах, лучше понять его отношение к ним, кроме того, что уже знала. Да куда уж там!

Отмахнувшись от роя мыслей, Анирет зашагала по направлению к жилой части храмового комплекса. Чувства чувствами, а глина сама себя с утра не замесит. Да и мастеру, обучавшему её, было абсолютно безразлично, что перед ним царевна Эмхет, а не деревенский юноша. Стребует с неё, как положено. И будет прав.

Глава 15

– Потолковать нам с тобой надо, – хмуро проговорил Никес, со стуком ставя на стол две большие кружки с холодным пивом и пододвигая одну из них к другу.

Сейчас в доме были только они. Клийя увела Тафену с собой на одно из женских собраний, посвящённых освоению рэмейских законов в леддненском обществе. Пожилая служанка была беззаветно верна их семье, но при этом была большой любительницей посплетничать. А сплетни сейчас были совершенно ни к чему.

– Ты уж прости, командир, что с поста отлучился, не сказав ничего, – смущённо ухмыльнулся бывший разбойник. – Коли лишишь теперь чина, пойму, чего уж там.

Командир стражи досадливо прищёлкнул языком.

– Не скрою, думал сперва, что ты под шумок дал дёру, как только почтенный Нэбвен, а потом и Сын Солнца, покинули город. Но, похоже, не всё так просто оказалось.

Никес отхлебнул пива из своей кружки и выжидающе посмотрел на Стотида. Он и сам не знал, о чём мог спрашивать, о чём нет. Да и знал ли он вообще этого человека, с которым они были знакомы пусть недолго, зато прошли столько, что и за всю жизнь не со всяким пройдёшь?

Стотид оказался тем самым проводником Нэбвена, о котором упомянул лучник Джар. Тайно покинув Леддну, он встретил военачальника вместе с дальним патрулём и отвёл в холмы. Именно благодаря ему, а также Нератису, воины под предводительством Никеса кратчайшей дорогой добрались до места боя – увы, слишком поздно, чтобы помочь остаткам отряда царевича, удерживавшим проход. Победу они одержали, но какой ценой… Патрульный отряд Нэбвена оказался уничтожен почти полностью, как и отряд Сына Солнца. Нератис допрашивал пленных, но узнал лишь, что военачальника самого пленили и пытали, после чего он вряд ли выжил. Остался ли жив царевич, или его забрали в плен, никто не знал. Нападение было тщательно спланировано, но те, кто командовал им, успели скрыться – как опасался Никес, вместе с сыном Императора.

Теперь Никес получил подтверждение своим подозрениям – эльфы приложили руку к произошедшему. Случившееся проливало свет и на то, где была присланная Ликиру помощь. Враг до поры до времени не приближался к Леддне настолько, чтобы наткнуться на патрульные отряды или даже попасться на глаза разведчикам. Отряды были рассредоточены и ждали своего часа – одного-единственного неверного шага со стороны рэмеи.

После боя Никес и остальные пережили несколько часов ужаса, рыская по окрестностям и моля Богов, чтобы те сохранили жизнь их покровителю, пока воины не нашли уцелевших. Двое рэмейских солдат, еле живые от изнеможения и полученных ран, охраняли своего господина. Сам Сын Солнца выглядел не лучше, но продолжал вести их к городу, и тащил на себе военачальника, кажется, уже бездыханного. Они несколько отклонились от нужной дороги и потеряли время, но в целом направление держали верное.

Когда пришли воины Никеса, рэмеи, ожидавшие нападения, были готовы стоять насмерть. Безоружный царевич смотрел таким взглядом, что командир стражи не решился бы выйти против него даже в полном вооружении. Никес думал, что этот взгляд будет сниться ему ещё долго – изнеможение дикого загнанного зверя и незатухающая демоническая ярость. Но столь же сильные радость и облегчение, как от этой встречи, он испытывал, наверное, только когда узнал, что жива его Клийя. Ведь пока жив Сын Солнца, будет живо и новое будущее Леддны!

Объясниться удалось быстро, но слушать подробный отчёт о бое царевич не стал, только приказал помочь ему соорудить носилки. Осмотреть тело почтенного Нэбвена он не позволил – Никес предполагал, что царевич и сам не решался узнать… Сын Солнца был сосредоточен на единственной цели – передать военачальника в руки своего личного целителя. Непонятно, какие Боги давали силы его телу, какой огонь горел под покровом его смертной плоти, перекидываясь на всех, кто был рядом, но до города он дошёл с ними без остановок, притом что носилки нёс сам вместе с одним из солдат Никеса. И только когда их встретил целитель Тэшен – белый, как его жреческие одеяния, не чаявший уже, наверное, увидеть сына Императора живым – царевич отдал последний приказ и рухнул там же, где стоял…

Стотид сделал несколько шумных глотков и отставил наполовину опустевшую кружку. Когда он снова посмотрел на Никеса, тот почти не узнал собеседника. Нет, внешне друг не изменился, но появилось что-то такое во взгляде, в осанке, в чётких выверенных жестах, чего командир стражи никогда не видел в нём раньше.

– Кто ты? – тихо спросил Никес. – Я вообще могу тебе верить?

– Пока ты верен царевичу Ренэфу Эмхет – можешь, безусловно, – кивнул Стотид и чуть улыбнулся. – А ты верен, я вижу… Как и я, ты умеешь быть благодарным тем, кто вернул тебе твою жизнь и дал ей новый смысл.

Никес повёл плечами, почувствовав внутри холодок, понимая, что этот человек без малейших колебаний вырвет ему сердце, если он даже подумает пойти против Сына Солнца. А впрочем, Никес и сам бы зарубил любого, кто вздумал бы угрожать царевичу. За то, что сделал для него и Клийи золотоглазый рэмеи, даже жизнь отдать было мало.

– Тебя он тоже вытащил когда-то?

– Не совсем так… – Стотид неопределённо качнул головой и прикончил остатки пива.

– Видимо, мне лучше не спрашивать…

– Да, – коротко кивнул мужчина и с усмешкой развёл руками. – Такие, как я, обычно не вольны рассказывать о себе, ну а легенду мою ты и так знаешь. Однако, – серьёзно добавил он, – я рад называть тебя своим другом. И рад, что нашему царевичу есть на кого положиться здесь. Та ночь в холмах лишь подтвердила то, что я знал о тебе и так.

Никес с усилием кивнул. Можно подумать, после всего он мог поступить как-то иначе!

Некоторое время они молчали. Потом командир стражи встал из-за стола, чтобы налить им обоим ещё пива. Он чувствовал на себе изучающий взгляд друга, раздумывая о том, каковы рэмейские осведомители на самом деле. Кому они верны и почему? Что представляют собой? Да и вообще, есть ли у них своя жизнь, свои интересы? Имело ли для Стотида значение пройденное вместе, или всё это было лишь незначительными элементами одной общей картины, в которую командира явно не собирались посвящать?

В тишине они выпили ещё, прежде чем Никес вздохнул и сказал:

– Ну и как мне теперь с тобой быть? Формально ты подчиняешься мне как командиру стражи… а на деле, поди, стоишь намного выше.

– Я пока намерен оставаться в леддненской страже, коли ты позволишь, – мягко ответил Стотид. – В конце концов, дело у нас общее.

– А что может изменить это? – прямо спросил Никес, глядя в глаза осведомителю. – В какой момент оно перестанет быть общим?

– У меня нет приказа вредить тебе. Напротив, я должен всячески тебе содействовать, – серьёзно ответил тот. – Ты – на своём месте, и я рад этому. Но придётся тебе очень непросто, Никес, сын Тодиса. Надо ли мне говорить, что не все здесь рады твоему возвращению, хоть и помалкивают пока? Когда царевич отбудет в столицу, тут запахнет, как в переполненном нужнике, – он осклабился в такой знакомой Никесу ухмылке и подмигнул. – Но ты не лей в сандалии, командир, разберёмся! Ещё всех переживём.

Стотид поднял кружку и чокнулся с Никесом.

– Я, конечно, знал, что за всеми моими делами следят… – вздохнул командир, после того как глотнул ещё пива, – и будут докладывать рэмеи…

– А как же.

– Но что это будешь ты… Никогда бы не подумал! – Никес покачал головой, всё ещё потрясённый своим открытием. – По тебе и не скажешь ведь!

– Ты уж только сделай милость, друг, не делись сим откровением ни с кем, – хмыкнул осведомитель.

– Ясное дело, – буркнул командир. – Но как следует подумать обо всём мне необходимо…

Он расстроенно выругался вполголоса и отхлебнул пива. Товарищ посмотрел на него почти сочувственно.

– Боги знают, что теперь будет! Царевич на людях не появляется… Народ волнуется, – вздохнул Никес и вскинул голову. – Что с почтенным Нэбвеном – известно? Меня к нему не допускают, хотя доклады Сыну Солнца я приношу исправно. Иногда мне кажется, что он их почти не слышит.

– Врать не буду, скверно всё, – ответил Стотид, постукивая пальцами по столу.

– Но он ведь выживет? – упавшим голосом спросил командир.

– Мы все на это надеемся, – мрачно ответил осведомитель, и Никес понял, что тот не меньше, чем он сам, тревожится за рэмейского полководца, даже не пытаясь скрывать или как-то приукрашивать положение дел. В следующий момент в Стотиде снова что-то неуловимо изменилось, и за столом сидел тот же бывший разбойник, что и в начале разговора. – Ай и доброе пиво у тебя, командир! Спасибо, что со службы взашей не погнал! А то ж ведь оно как… пока его сиятельная рогатость изволит нести дежурство возле почтенного военачальника, нам порядок охранять до́лжно. Верно я говорю, командир?

Он уже не вполне трезво отсалютовал полупустой кружкой. Хотя насколько на самом деле был пьян осведомитель, оставалось только догадываться, да ещё восхищаться его безупречной игрой. Никес усмехнулся и кивнул, попутно решив для себя не спрашивать, какую роль во всём этом играет Нератис. Учитывая, как полуэльф поддерживал царевича, было ясно – он тоже служил рэмеи, а большего командиру стражи и не требовалось.

– Скоро ж и градоправителя нового назначат, то-то мёд с дерьмом пополам из уст местных вельмож польётся! – хохотнул Стотид. – Сиятельный наш только и будет успевать, что с ушей его стряхивать.

– Да и нам того медку перепадёт, – фыркнул Никес. – На всю Леддну хватит, главное, не утонуть.

Они выпили ещё, как будто это как-то могло примирить их с новой действительностью, и вскоре Стотид засобирался в казармы стражи. Но покинуть дом командира он не успел – в дверь настойчиво постучали. Никес пошёл открывать. В последние дни к нему кто только не наведывался по самым разным вопросам, ведь ни царевич, ни военачальник сейчас никак не участвовали в жизни города. Он понимал, что почтенный Нэбвен при смерти. Все эти дни рэмейские жрецы, пребывавшие в Леддне, боролись за его жизнь… и все эти дни Сын Солнца не отходил от него, забыв, казалось, и о людях, и о своих воинах.

Никес не пытался скрывать от себя самого: да, он боялся того, что могло произойти, боялся тяжёлого сковавшего Леддну затишья. Тряхнув головой и сбросив накатившее вдруг оцепенение, он открыл дверь.

На пороге стоял лучник Джар. Сердце командира пропустило удар, но рэмеи поспешно покачал головой, давая понять, что не страшную весть о военачальнике он принёс.

– Командир стражи Никес, – он уважительно кивнул и, подавшись вперёд, тихо проговорил, – староста Сафар в нескольких часах езды от города.

– Мы готовы. Примем его согласно последним известным распоряжениям сиятельного царевича, – так же тихо ответил Никес.

Джар отрывисто кивнул, отводя взгляд. Видимо, в страшившей всех их ситуации так и не наступило изменений. Рэмеи не утратили своей отменной дисциплины, но, лишившись сразу обоих старших командиров, явно чувствовали себя растерянно. Никес понимал это, как понимал и то, что ради общего спокойствия в городе им всем надлежало сохранять видимость, будто ничего не изменилось, будто Сын Солнца продолжает держать всё здесь крепкой рукой.

«Боги, помогите нам… сохраните жизнь почтенного Нэбвена…» – с отчаянием подумал командир стражи.

⁂

Крепыш – крупный рыжий конь с густой гривой, заплетённой по особому случаю яркими лентами, – ступал так гордо, словно собирался принять участие в военном смотре самого Императора или, по меньшей мере, в гонке колесниц сиятельного царевича. Преисполненный важности, он как будто чуял, что вёз нынче не абы кого, а будущего градоправителя с женой. Означенные градоправитель с женой восседали в добротной телеге, правил которой Працит. Молодой охотник насвистывал весёлую мелодию и обменивался шутками с шагавшими рядом рэмейскими воинами. Благодаря отдыху и стараниям лекарей рэмеи уже почти оправились от ран и теперь сопровождали бывшего старосту в Леддну. Вторая телега, запряжённая ослами, везла скарб и подарки царевичу и почтенному Нэбвену. Правили ею, чередуясь, рэмеи. Когда Сафар и Алия только покидали деревню, эта телега была не столь полна. Но путь до Леддны лежал через несколько селений, и поблагодарить царевича, а заодно и заверить его в своих добрых намерениях, хотели многие. Хорошо хоть гнать скот с собой не пришлось, хотя нашлись и те, кто пытался уговорить Сафара взять несколько овец и племенного быка в придачу. Под смех и беззлобные шуточки имперских воинов их насилу отговорили.

Алия, наряженная в лучшее своё платье оттенка свежей поросли, сидела, гордо расправив плечи. Её волосы были заплетены в косы и тщательно уложены на затылке, в ушах покачивались узорные медные серьги, а шею украшали те самые бусы из зелёного стекла. На голове лежало нарядное, купленное пару лет назад на ярмарке тонкое покрывало. Переоделась она недавно, в последней деревне, которую они посетили – берегла платье, чтобы предстать пред сиятельными очами царевича как подобает. Она понимала, что не сможет тягаться со знатными горожанками, но в ней было столько достоинства, что Сафар в очередной раз диву давался. Волнение женщины выдавало только то, как она украдкой теребила подол да изредка прикрикивала на Працита, чтоб правил осторожнее и не сыпал в её присутствии шуточками чересчур уж скабрёзными. Сафар только посмеивался – Алия и сама умела приложить крепким словцом, когда призывала к порядку мужиков в селе.

Сам Сафар нервничал тем больше, чем ближе они подъезжали к Леддне. Когда Працит только доставил весть, что решение царевича о назначении старосты градоправителем Леддны осталось неизменным и что в истории с Мисрой и бусами он Сафара не винит, староста думал, его сердце подведёт – от облегчения и перенесённого волнения. Потом он несколько раз велел сыну повторить в деталях весь разговор с царевичем и ещё раз перечитал письмо почтенного Нэбвена. Во избежание огласки в послании ничего не говорилось напрямую, но военачальник косвенно подтверждал слова царевича, говоря, что рэмеи по-прежнему считают Сафара своим добрым другом.

Вскоре после битвы за город в село прибыли гонцы. Царевич желал видеть Сафара с супругой в Леддне как можно скорее, хотя и выражал понимание, что сначала старосте потребуется завершить дела. Вот тут-то мужчину обуяла самая настоящая паника, и если б не убеждения Алии да не успокоительные лекарские настои, он бы, наверное, и вовсе не собрался.

«Коли сиятельный царевич даже промах наш простил – чего ты боишься, родной? – успокаивала супруга. – Всё уже оговорено. Раз уж сам сын Императора в тебе уверен, стыдно в себе самом сомневаться».

К счастью, вскоре на Сафара снизошёл долгожданный покой – мол, будь что будет, а он теперь почти что наместник самого Императора, да будет тот вечно жив, здоров и благополучен. Может, и прав сиятельный царевич, и ничего такого сложного в бытии градоправителем нет? Как он там изволил выразиться? «Ты заправлял десятком полей, а теперь – несколькими десятками станешь». Да и не в одиночку ведь будет Сафар своим разросшимся хозяйством управлять. Перед ним должны отвечать старосты окрестных селений, а там-то он хорошо понимал, как дела устроены. Ну, а что по сути есть город? Одно большое селение. И царевич ведь наверняка назначит толковых людей и рэмеи ему в помощь, поскольку Леддна станет теперь его, царевича, гарнизоном.

Пока суд да дело – собрать всё, объяснить старшему Титосу, что к чему, хоть тот всегда был парнем смышлёным, а сейчас и вовсе в делах села разбирался не хуже отца, но мало ли что случится в отсутствие прежнего старосты – времени прошло немало. И вот теперь Сафар подъезжал к Леддне. Как ни крути, а сердце нет-нет, да проваливалось в пятки. Из них троих только Працит, похоже, не волновался. Видимо, после того, как юноша готов был и смерть принять, принеся царевичу проклятые бусы, его уже ничем не проймёшь. С гордостью бывший староста посмотрел на младшего сына, гадая, как сложится его судьба в их новой жизни.

– Ну, почти прибыли… – тихо проговорила Алия, вглядываясь вперёд, где за полями уже маячили стены города, лежавшего в объятиях скалистых холмов.

– Интересно, сильно ли изменилась Леддна? – заметил Сафар. – Поди и храм у нас тут новый заложат какой-нибудь.

– Заложат, а как же, – согласился один из солдат. – Когда Боги довольны, то и на земле хорошо живётся.

Богов по всей Лебайе почитали разных – и рэмейских, и эльфийских, в зависимости от региона. Люди меняли их имена на свой лад и слагали свои собственные легенды, но в целом верования были вполне узнаваемы.

– Сперва стены укрепят, – вступил в разговор другой воин. – Я слыхал, акрополь хорошо укреплён, но гарнизону хорошо б несколько рядов защиты иметь.

– И то верно! Как думаешь, каменщиков сразу пришлют или погодя?

– Погодя. Сперва ж отряды прибудут и обозы. И жрецы с ними, конечно.

– А я думаю, сразу, – отозвался третий. – Раз велено город укреплять, то и медлить не станут. Границу сдвинуть – это вам не орехи рогами на спор колоть.

– Что, и так можно? – изумилась Алия, недоверчиво глядя на аккуратные рога ближайшего воина в прорезях золотистого шлема.

– Можно, госпожа, – со смехом кивнул рэмеи. – В юности в казармах чего только по дури ни сделаешь.

– Ага, особенно на спор! – хохотнул второй.

– Ты перед почтенной супругой старосты-то дисциплину нашу не порочь, – весело сказал первый солдат, ткнув товарища локтем в бок.

– А в гарнизоне вообще как оно живётся? – спросил Сафар.

Воины охотно стали рассказывать, как из Леддны постепенно будут делать гарнизон, и как там будет житься. Всё это было Сафару любопытно и ново, хотя рэмейские порядки он уже знал неплохо, и они ему нравились. За разговорами и волнение отступало.

– О, никак нас встречают! – воскликнул вдруг Працит, останавливая коня, и привстал, указывая вперёд.

Вторая сопровождавшая их телега остановилась в десятке шагов позади.

– Эй, чего там? – крикнул возница. – Колесо у вас, что ль, застряло?

– Не, стража едет! – ответил один из солдат.

Между полей к Леддне тянулась широкая утоптанная дорога – та самая, по которой селяне обычно въезжали в город на ярмарку. По ней навстречу небольшому отряду ехали всадники.

Рэмейские воины перестали шутить и подтянулись, почётным караулом вставая по обе стороны от телег, являя собой воплощение той устрашающей силы, частью которой и являлись. Сафар и Алия подались вперёд, щурясь от солнца – силились разглядеть, кто же их встречал, и ждали.

Всего всадников было пятеро. Возглавлял их высокий светловолосый мужчина в панцире стражника Леддны. На широкой, украшенной чеканными бляхами перевязи крепился короткий меч. Его шлем, отмеченный опознавательными знаками командира, был приторочен к седлу.

По обе стороны от него и чуть позади ехали два рэмеи и два человека. Люди также были облачены в панцири леддненской стражи, хорошо знакомые Сафару. Рэмеи, соответственно, носили доспехи имперской армии. Отряд словно символизировал собой новые порядки, наступившие в городе, и союз обоих народов.

Всадники и сопровождавшие старосту солдаты отсалютовали друг другу, после чего командир чуть поклонился в седле, глядя уже на Сафара и Алию.

– Рад приветствовать вас в Леддне, почтенные, – звучно проговорил он. – По приказу Сына Солнца я препровожу вас в город.

Его открытое лицо с чётко вылепленными скулами и прямым благородным носом, с серьёзным взглядом серо-голубых глаз показалось Сафару смутно знакомым. Где-то он уже определённо видел этого человека, вот только никак не мог вспомнить, где именно…

– Привет, Никес! – воскликнул Працит, махнув рукой. – Вот мы и добрались наконец!

Командир улыбнулся, узнав его.

– Всё ж решил вернуться, Працит, – прекрасно!

– Тебя теперь и не узнать, ого! – восхитился молодой охотник. – Командир стражи, я не ошибаюсь?

– Точно, – усмехнулся светловолосый. – Милостью Сына Солнца, я вернулся на свой пост.

– Слава Богам! И Сыну Солнца, конечно же!

– Никес… – чуть слышно повторил Сафар и обменялся с Алией взглядами.

Женщина понимающе кивнула.

Никес, сын Тодиса – так звали мятежного командира стражи, которого Ликир доставил в рэмейский лагерь по обвинению в нападении на наследника трона Таур-Дуат. Ну конечно! Працит ведь упоминал, что встретился с Никесом, когда доставлял царевичу бусы! Тогда охотник рассказывал бывшему стражнику, что представляли собой рэмеи, как царевич защитил деревню, как солдаты Империи жили бок о бок с людьми. Что ж, теперь командир стражи на себе проверил справедливость имперского правосудия. И он уже совсем не походил на измученного допросами пленника, которого пару раз издали Сафар видел в селении.

– Ай да царевич наш, да хранят его Боги… – выдохнул староста, встал и расправил плечи, чувствуя, как отступают страх и последние сомнения. – Привет тебе, командир Никес! Смею надеяться, сиятельный царевич и почтенный военачальник Нэбвен в добром здравии!

Ему показалось, на секунду тень покрыла лицо командира, но в следующий миг Никес сдержанно улыбнулся:

– Следуйте за мной. И пусть Леддна станет вам добрым домом.

⁂

– Заражение распространяется, господин. Ждать больше нельзя, – хмуро проговорил Тэшен после осмотра и с некоторой опаской взглянул на царевича.

Но обычной вспышки гнева не последовало. Гневу, знакомому, привычному, целитель бы даже обрадовался, потому что хотел увидеть своего господина прежним.

Ренэф только посмотрел на него устало, потерянно, и это пугало. С момента возвращения из холмов, где он потерял почти весь свой отряд, царевич был не похож сам на себя. Его упрямства и воли хватило на то, чтобы дойти до Леддны и дотащить сюда военачальника Нэбвена. Но теперь его внутренний огонь угас. Тэшен видел, что дело не в изнеможении, не в физических ранах – здоровья потомкам божественного Ваэссира было не занимать. Нет, с этой болезнью личный целитель царевича, один из лучших столичных лекарей, ничего не мог поделать.

Как не мог он и спасти старшего военачальника, героя войны, друга Императора.

– И что же делать? – спросил Ренэф, а потом перевёл взгляд на Нэбвена, у ложа которого провёл все последние дни, с того момента, как сам пришёл в себя. – Скажи. Я сделаю.

Тэшен коротко вздохнул. Царевич являлся потомком и жрецом Ваэссира, хотя пока был ещё достаточно молод и не научился в полной мере использовать свои возможности. Силой своей золотой крови он поделился с Нэбвеном, удержал его на Берегу Живых вопреки всему. Но вернуть целостность сосуду смертной формы военачальника было не под силу ни Ренэфу, ни Тэшену, и никому из сопровождавших солдат в Леддне жрецов. Вот только как объяснить, что царевич уже сделал всё, что мог, и даже больше?

– Мне говорили, что высшие жрецы Таэху умеют исцелять наложением рук… что жрецы Ануи умеют уговаривать смерть уйти и способны заменить кости в живом теле… – голос царевича звучал хрипло, призрачно. – Где все эти знания нашего народа сейчас, когда они так нужны?

– Могучий царевич, блистательный потомок божественного Ваэссира, ты уже и так уговорил смерть уйти, – ответил целитель, садясь на циновку рядом с Ренэфом. – Мы далеко от наших храмов, мой господин. Здесь нет ни нужных снадобий, ни инструментов, и жрецов с нами мало. А нить слабеет, свечение её почти совсем угасло… Ты должен принять решение, господин.

Всё это они уже обсуждали, когда Тэшен подробно, без прикрас, изложил царевичу подробности состояния военачальника и предложил единственный возможный в данной ситуации выход.

– Он не простит мне…

– Другого выхода нет.

– Ты не понимаешь! – взвился Ренэф, резко поднялся и сжал кулаки. – Нэбвен из вельможного рода Меннту – воин! Что ты заставляешь меня сделать?! Убирайся к хайту!

Тэшен не обиделся, напротив, отметил про себя пользу ярости в сравнении с опустошающей безучастностью. Неспешно, с достоинством он встал и поклонился.

– Надеюсь, сиятельный господин примет верное решение и вскоре позовёт меня, – тихо сказал целитель. – Времени у нас почти не осталось.

Когда дверь закрылась за целителем, Ренэф некоторое время стоял в оцепенении, глядя на гладкие дверные доски. Потом юноша перевёл взгляд на Нэбвена – друга, пришедшего ему на помощь, друга, который так долго… и в итоге тщетно пытался уберечь его от ошибки. Если бы позволили Боги, он не глядя поменялся бы с военачальником местами, но нет – Боги сохранили ему жизнь, чтобы он ответил за всё, что сделал. За нарушение Закона. За разменянные впустую жизни солдат, веривших ему. За бурю, что разразится над Таур-Дуат… За сломанную судьбу рэмеи, лежавшего перед ним.