Текст книги "Берег Живых. Буря на горизонте"

Тэре очень хотелось верить, что всё образуется. Они были почти у цели. Враги Императора не посмеют искать их в общине Ануират. Тревожиться сейчас стоило только об отношении самих Ануират. И хотя разум её действительно тревожился, усталость брала своё, но не только она – ощущение Дома, ласково согревавшее её изнутри. Вскоре Тэра уже дремала в объятиях Хэфера, крепко обняв его в ответ, оберегая от всех.

⁂

Таа не спешил пока встречаться с пленником, чтобы не вызвать подозрений. Молчаливо он наблюдал, собирал слухи о прошедшей встрече, размышлял… и ждал сведений из сепата Хардаи. Жрец-посланник Минкерру и часть воинов осталась в заброшенном храме. Даже если они и обнаружат сторонников Перкау, едва ли в столице узнают об этом скоро. На то, чтобы прочесать некрополь и катакомбы, потребуется немало времени. На стороне общины отступников были годы жизни в тех местах. Некрополь они знали не хуже, чем свои спальни. Старик Минкерру собирался отрядить в храм помощь, но, как всегда, никуда не спешил. Да и не к спеху это было пока – тот, кто знал всё о произошедшем, уже был доставлен в столицу на суд.

Весть о прибытии отступника всколыхнула весь столичный храм. В глазах жрецов Перкау был врагом, бросившим тень на всех них. Бесстрастные с виду, бальзамировщики кипели от возмущения, пищей которому стали умело пущенные слухи. Минкерру призывал всех к спокойствию, и Таа помогал ему в этом… внешне. На деле он где словом, где жестом понимания поддерживал общие настроения: кощунство, совершённое в отношении потомков божественного Ваэссира, не могло быть прощено. Не было места осквернителям в рядах служителей Ануи.

Что до Перкау, он оказался не так прост. Да и не мог никто простой, пусть даже и недоучка-жрец из захолустья, провернуть такое. Этот рэмеи не прошёл обучение в лучших храмах Империи, но пост Верховного Жреца одного из храмов – пусть даже всеми забытого – занимал не зря. Таа поразился Силе, заключённой в нём, – спокойному размеренному её течению, затаённому огню. Была ли она присуща этому жрецу изначально, или он получил её на нечистом посвящении в песках Каэмит, Таа пока не мог сказать. Пока. Но впоследствии, когда первые волнения схлынут и Минкерру перенесёт своё внимание на что-то иное, он допросит пленника сам и всё узнает. Главное, чтобы Кахэрка, любимица старика, не вмешалась. Исподволь Таа так и не сумел узнать её мыслей в отношении пленника, а спрашивать напрямую рассудительно не стал.

Нити судеб понемногу сходились, сплетались здесь, в Апет-Сут, прямо пред светлыми очами Императора, ослеплённого своими горем и гневом. Сокрушительную мощь этого гнева царица готовилась умело направить в нужное русло. А пока надо было искать, перевернуть небо и землю, но успеть найти наследника прежде, чем его найдут те, кто верен Владыке. Ведь если Хэфер появится в столице, живой или мёртвый, – всё в одночасье рухнет. Сеть осведомителей Таа опутывала весь Кассар и окрестности. Не без оснований он полагал, что именно его подопечные найдут царевича и девку-отступницу. Главное, чтобы никто не вмешался, хотя о славе того, кто обретёт эту находку, мечтали многие – и из верных Владыки, и из верных царицы каждый по своей причине.

Доклад своей госпоже Таа уже подготовил и не удивился, когда по надёжным каналам получил распоряжение явиться к ней. На этот раз встреча происходила на вилле одного торговца, чьи доброе имя и богатая коллекция украшений со всей Империи обеспечивали ему внимание и почтение со стороны самых влиятельных лиц столицы. Торговец был полностью лоялен царице, а своих она награждала щедро и без обмана.

Молчаливые слуги провели Таа в сад, в обход гостей, собравшихся сегодня на очередной званый ужин по случаю пополнения коллекции ювелирного искусства. Здесь, в беседке, окружённой цветущим кустарником, его ждала самая влиятельная женщина Империи.

Амахисат, как всегда, была великолепна, облачённая в серебристый плиссированный калазирис с подобранными точно ему в тон ожерельями и браслетами из электрума с дымчато-голубыми халцедонами. Любой наряд, выбранный ею, выгодно подчёркивал грацию её движений и изгибы фигуры, царственность осанки. Она задавала моду не только во дворце, но и во всей столице. Народ гордился своей царицей по праву – не только мудростью её, тем, как искусно она управляла делами, но и красотой. Для простых рэмеи мать народа и правда была почти что богиней.

Две вельможные дамы, составлявшие царице компанию, с бесстрастной учтивостью коротко улыбнулись Таа, не демонстрируя ни пренебрежения, ни опаски.

– Госпожа ждёт тебя, мудрый, – сказала одна.

– Мы оставляем вас в уединении для беседы, – добавила вторая, и обе направились по дорожке к дому, прогуливаясь… и наблюдая, чтобы разговор не достиг лишних ушей.

Амахисат рассматривала лежавшее перед ней ожерелье из чеканного золота работы мастера, явно вдохновлявшегося южными мотивами. При приближении гостя она подняла взгляд. Глаза у неё были невероятные, серо-стальные, ярко контрастировавшие с оливковой кожей и смоляными волосами. Таа так и не привык до конца к этому пронзительному и притягательному взгляду.

– Приветствую тебя, госпожа моя, – с поклоном проговорил жрец. – Я пришёл так скоро, как только смог.

– Рада встрече, – она улыбнулась и протянула ему благоухавшую драгоценными маслами руку, позволяя коснуться губами, – знак высочайшего расположения.

Царица никогда не выражала даже тени отвращения к искусству бальзамировщиков и того же требовала от своей свиты. Когда-то в том числе и это повернуло к ней Таа.

Дождавшись кивка Амахисат, жрец сел напротив и, понизив голос, начал доклад:

– Пленника доставили точно в срок. Увы, разговор проходил без свидетелей, но мне доподлинно известно, что сам Владыка был в храме в этот день.

– Вот как, – Амахисат чуть изогнула бровь, лишь этим выразив своё удивление. – Кто-то ещё знает?

– Даже мне знание об этом получить было непросто, – усмехнулся Таа.

– Ты уже говорил с пленником?

– Думаю, что разумнее это сделать позже.

– Согласна. Но я хочу знать, что он собой представляет.

– Он силён. И он – жрец Владыки Каэмит.

– Как интересно… Расскажи мне всё, что видел…

Во всех необходимых подробностях, как, впрочем, и всегда, Таа изложил ей то, что ведал. Амахисат слушала, не перебивая, внимательная к каждой детали. Настроения, царившие в среде бальзамировщиков, удовлетворили её. В конце концов, именно этого она и ожидала, когда отдавала приказ распространить соответствующие слухи.

– Так тебе будет легче занять подобающее тебе место, когда придёт срок, – подытожила царица.

– Если только Первый Бальзамировщик не остановит свой выбор на Кахэрке, – осторожно заметил Таа, искусно маскируя раздражение. – Она хороша́.

– Не лучше, чем ты, – усмехнулась Амахисат. – Ты знаешь, кого я поддержку и на защиту кого направлю своё влияние.

– Да, госпожа моя, – Таа склонил голову.

– Ну а Владыке нашему забот хватает и без того, чтобы решать, кто займёт место Первого Бальзамировщика следующим. Император, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, благоволит Минкерру, но никто не бессмертен. Воды Перерождения ждут всех нас.

– Благодарю тебя за поддержку, Владычица, – почтительно проговорил жрец.

– Я ценю моих союзников, – она пожала плечами и прищурилась. – Как и ты, я жду вестей из сепата Хардаи. Порадуй меня.

– Увы, вестей по-прежнему нет, – признался Таа и заверил: – Но пока нет повода для беспокойства, ведь новости мы получаем далеко не мгновенно.

– Кассар принадлежит тебе больше, чем тамошнему Верховному Жрецу, – заметила Амахисат и пристально посмотрела на него. – Если ты потерпишь неудачу, у нас появится повод для бо́льшего, чем простое беспокойство. И ты знаешь, с кого я спрошу за это, мой друг…

Таа понимающе кивнул, не выразив ни тени страха. Дело было общим, и неудача, как и победа, также коснётся их всех. К тому же, в том, чтобы получить в своё распоряжение и девку, и осквернённое тело, был его личный интерес. Это было делом чести – защитить культ. И делом весьма интересным. Осквернители, слава Богам, встречались нечасто, и уж тем более никто из них не посягал на власть над телом потомка Ваэссира. Ещё недавно Таа мог только мечтать об изучении влияния искусства бальзамировщиков на носителей божественной золотой крови. Теперь это могло стать реальностью. В том, что мёртвый царевич будет передан именно ему, сомневаться не приходилось.

– Если я смею спросить…

– Спрашивай, – кивнула царица.

Вспоминать другого слугу Амахисат Таа не любил до ноющей боли в зубах, но пришлось.

– Он тоже участвует в этой охоте?

Царица изящно развела руками.

– В нынешних условиях я не могу позволить себе роскошь не использовать все свои ресурсы. Слишком многое брошено на чаши весов.

– Что если он предаст нас? – без особой надежды на понимание спросил Таа, уже не в первый раз.

– Он не может, – спокойно ответила Амахисат.

– Почему ты так уверена, госпожа моя? Их культ не просто так был запрещён… Они, в конце концов, даже друг друга убивали, – бальзамировщик подался вперёд и поймал взгляд Амахисат. – Разве не преступил он приказ ещё тогда, в усадьбе Арелей? Когда заживо свежевал Метджена, а Паваха запугал до припадков. Доверие вельможных родов и без того было завоевать непросто…

– Разве мало тебе своих забот, Таа? – царица прохладно улыбнулась. – Хочешь взвалить на себя ещё и тревоги родов Эрхенны и Мерха? Лучше подумай об укреплении своих позиций в это непростое для всех нас время.

Бальзамировщик сумел выдержать тяжёлый взгляд серо-стальных глаз, но продолжать разговор о Колдуне не решился. Маг был зачем-то нужен Амахисат, и она не собиралась лишать его своего покровительства, что бы ни говорил будущий Верховный Жрец Стража Порога. Она вопросительно изогнула бровь, ожидая его ответа.

– Я понял, сиятельная госпожа, – почтительно произнёс жрец.

– Если это успокоит тебя – сейчас все мои надежды в Хардаи связаны с тобой и верными тебе жрецами.

– Мы оправдаем твои чаяния, Владычица.

– Я буду ждать, – царица чуть улыбнулась и изящно повела рукой, давая понять, что разговор окончен.

С поклоном Таа удалился и смешался с толпой гостей дома. Вопреки царившей здесь атмосфере веселья, мысли в его голове блуждали совсем невесёлые, хоть, как ему казалось, Амахисат и была в целом удовлетворена их разговором. Помимо Колдуна и поисков царевича насущным вопросом оставалось ещё и то, что не было ровным счётом никакой возможности узнать, о чём Владыка Секенэф Эмхет говорил в тот день с отступником. А ведь от этого во многом зависело выстраивание дальнейшей стратегии! Царица рассчитывала на эти сведения. Способы добыть их у самого пленника, конечно же, существовали… но момент сейчас был не подходящий – слишком уж много к нему было внимания. Пока Император или Первый Бальзамировщик не дадут разрешение на допросы, Таа имел не так уж много возможностей подобраться к Перкау.

⁂

– Таа уверен, что я направила тебя к Кассару, что ты обойдёшь его там, – царица рассмеялась, пригубив вина.

– Хорошо хоть, что он не уверен в том, будто я собираюсь занять его место как следующий Первый Бальзамировщик Таур-Дуат, – улыбнулся маг. – Хочется верить, что в Хардаи его ждёт успех. Ведь кто как не он?

– Верные Императора, – холодно ответила царица. – И, как ты сам изволил заметить недавно, псоглавые.

– Понимаю и разделяю твою тревогу, сиятельная госпожа, – Колдун кивнул, продолжая поигрывать полупустым кубком в пальцах. – Будем надеяться на лучшее. Тебе служит немало достойных рэмеи и людей.

Он не собирался делиться с Амахисат своим знанием о том, что Таа уже упустил добычу, и терпеливо ждал, что она собиралась сказать.

– Кое-что тебе тоже будет интересно узнать, – задумчиво проговорила царица. – Это стало неожиданностью для многих, но прекрасно легло в общую картину, подчеркнув вину отступников.

– Я весь внимание, госпожа, – пропел маг, чуть подавшись вперёд.

– Предводитель общины прошёл посвящение в песках, – Амахисат насмешливо прищурилась, наблюдая за реакцией собеседника. – Догадываешься, кто мог обучать его? Похоже, ты не единственный служитель Владыки Каэмит…

Маг едва не выронил кубок от изумления, сменившегося радостным волнением. Так вот кто за всем этим стоял! Вот кому понадобилось провести мёртвого царевича через посвящение!

– Что? Но как? Расскажи мне всё! – воскликнул он.

– Известно нам пока немного.

– Я должен увидеть его.

– Исключено, – покачала головой Амахисат. – Пока что его держат в столичном храме Стража Порога.

– Ещё один её ученик… живой… в здравом уме. Разве не понимаешь, как это важно?

– Я понимаю, – спокойно ответила царица. – Но и ты должен понимать, что пока к нему прикован взор Владыки, даже я ничего не могу сделать.

Этот жрец, возможно, тоже хотел восстановить культ. Во что бы то ни стало Колдун должен был добраться до него! Но на территорию храма Ануи ему не было хода, да и лишний раз появляться в столице не хотелось. К тому же он должен приглядывать за ситуацией в сепате Хардаи, всё ещё тайком от царицы. Правда, пока он не придумал, как узнать, что сделают с мёртвым царевичем Ануират.

Голос царицы настойчиво вторгся в его мысли.

– Есть новости и более меня смущающие. Наш друг Павах. Ты должен разобраться с ним.

– Сиятельная многомудрая госпожа, спешу напомнить тебе, что именно ты пожелала сохранить ему жизнь, сделав живым символом эльфийского вероломства, – усмехнулся Колдун. – Я говорил, что его следовало бы убрать намного раньше, хотя и сейчас более чем уверен, что он не предаст тебя. Пока.

Амахисат чуть поморщилась.

– Наши отношения с родами Эрхенны и Мерха и без того усложнились.

– Они так переживают об утрате своих родственников?

– Скорее, об утрате своего влияния. Владыка пока не лишил их всего, но определённые шаги, обозначающие намерение Императора, были предприняты. Павах признался, что они с Метдженом предали Хэфера. Мне доподлинно известно, что род Мерха уже подсылал к нему убийц – неудачно, ведь он под защитой Верховного Таэху. Притом сами роды клянутся в верности Императору, доказывая, что и Метджен, и Павах действовали самостоятельно. Но я, в свой черёд, уже получила не одну просьбу о ходатайстве, и просьбы эти перемежаются с завуалированными и пока туманными угрозами.

– Они не посмеют, – фыркнул Колдун.

– Пока нет, – Амахисат нехорошо улыбнулась. – Вот и посмотрим, сколь далеко простирается их верность нашему делу…

– Хочешь, чтобы я избавился от ключевых фигур двух именитых родов?

– Ну что ты, – царица небрежно махнула рукой. – Не сейчас. А может, и вовсе без этого обойдёмся. Пока же нам самое время подумать о том, кого Павах всё-таки выдал.

– Это было ожидаемо, – пожал плечами маг, не особо удивившись. – Ты направила его в Обитель сама. А теперь чего ты хочешь? С Джети мне не тягаться. Один на один – ещё куда ни шло, но не когда на его стороне будет весь род Таэху.

– Не забывай, что у меня нет цели противостоять Владыке и его воле, – холодно заметила царица. – В воле Императора было направить Паваха к Таэху, пусть и высказана она была через мало в чём разбирающуюся девочку. Да, в Обители, как мне донесли, он рассказал о своём пребывании в поместье Ареля… и о том, кто пытал его. Таэху знают, что тот чародей обладал утерянными знаниями культа Сатеха. Ну а то, что он, дескать, ещё и фейским колдовством владел – тому порукой лишь слова самого Паваха. Нынче словам этим мало веры.

– Я помню, сиятельная госпожа: само моё существование граничит с невозможным, – улыбнулся Колдун, а потом в его мягкий голос просочились ядовитые нотки, когда он выплюнул ненавистное имя: – Вирнан.

Амахисат покачала головой, не желая обсуждать с ним непростую тему его происхождения.

– Нужно подготовить почву, обернуть признания Паваха нам на пользу, – продолжала царица. – И за этим я обращаюсь к тебе.

– Чего же ты изволишь теперь, матерь народа рэмейского?

Амахисат откинулась на спинку стула, некоторое время созерцая свой кубок с вином, а потом осушила его. Когда она снова посмотрела на мага, в её серо-стальных глазах была спокойная решительность и уверенность в его силах:

– Придумай, как вывести след на Перкау. В этой истории он должен заменить тебя.

Глава 20

Положив свой нагрудник на колени, Ренэф задумчиво рассматривал золотистую чешую, скользил кончиками пальцев по крыльям богини, носить которые более был недостоин. Прикосновение к такому знакомому узору перед битвой обычно успокаивало его, но теперь вызывало только боль.

Царевич вынул из ножен на поясе кинжал и попытался подковырнуть крыло. Безуспешно. Его панцирь был сработан на совесть. Раскурочить нагрудник оказалось делом нелёгким, как Ренэф ни старался. Что ж, значит, потребуется новый. Этот доспех, хоть и столько раз защищавший его, он просто не наденет больше – ни в бой, ни на церемонию назначения нового градоправителя Леддны.

Бережно Ренэф завернул нагрудник в плотную ткань и сложил в сундук. Смотреть было невыносимо. Оставались наручи и поножи, солдатский тяжёлый пояс с металлическими бляшками, но на тех знаков не было. А вот шлем – со знаком различия, символом заслуженного им командирского звания, которое он не оправдал…

Царевич взвесил шлем в руке. Как и всякий солдат, со своим доспехом он уже практически сроднился. Шлем был сделан по его мерке, с прорезями именно под его рога. К этому имперские мастера всегда подходили особенно бережно, поскольку форма рогов и расстояние между ними у каждого рэмеи были разными. Свой личный шлем каждый воин берёг так же, как личное оружие, выкованное ему по руке. Что ж, оружие Ренэф передал врагу, как и вверенные его командованию жизни солдат… всех тех, кто погиб за него в ту ночь, заплатив за его чувство собственной всесильности.

Царевич опустился на одно колено, аккуратно положил шлем перед собой на пол, перехватил рукоять кинжала… и что было силы ударил по кобре с соколиными крыльями, украшавшей шлем. Ему пришлось нанести ещё несколько ударов, чтобы кобра хотя бы погнулась, а сам он сбил себе кулак в кровь, задев пару раз острые края фигуры. Но в этом он находил своего рода удовлетворение.

Стук в дверь прервал его занятие, но Ренэфа не удивил – этим вечером царевич ожидал посетителя.

– Входи, – велел он.

– Господин мой, мы привели стражника, как ты приказывал, – доложил вошедший адъютант, благоразумно сделав вид, что не заметил ни шлема на полу, ни кинжала в окровавленной руке.

– Хорошо, – кивнул Ренэф. – Пусть войдёт, и оставь нас.

Положив шлем на сундук, он сунул кинжал в ножны и отёр кровь сухим краем ткани, в которую был завёрнут доспех. За его спиной кто-то вошёл, и дверь закрылась. Ренэф уже всё решил, но сейчас молчал, собираясь с мыслями.

– Что я могу сделать для тебя, господин мой царевич? – учтиво осведомился Стотид, когда пауза слишком затянулась.

Юноша медленно обернулся и, глядя на осведомителя, вспоминал, как они увиделись впервые, ещё до штурма Леддны. Всего два месяца прошло, а казалось, уже целая вечность. Тогда всё было так правильно! Солдаты верили ему, шли за ним, воодушевлённые, и он привёл их к победе. Что же побудило его после привести отряды к погибели? Как он мог ошибиться?..

– Мне нужно передать послание, да так, чтобы оно дошло как можно быстрее. И чтобы никто не перехватил его.

Стотид учтиво кивнул.

– Я верно догадываюсь, что предназначается оно нашей госпоже?

– Нет, – Ренэф качнул головой и, помедлив, добавил: – Моему отцу.

– Господин мой царевич, в твоём распоряжении – гонцы имперской армии. Ты не доверяешь им?

– Какая тебе разница? – устало возмутился Ренэф. – Так сможешь или нет? Послание, скреплённое моей печатью, должно попасть к Владыке раньше, чем любой гонец. Мой знак даст посланнику проход в любой храмовый портал.

– Госпожа моя захочет знать, ты ведь понимаешь, господин царевич, – спокойно ответил Стотид и поклонился. – Но я передам послание по моим каналам.

Царевич наклонился к сундуку со снаряжением и извлёк тщательно спрятанный свиток, надёжно скреплённый и запечатанный. Передав послание осведомителю, Ренэф сказал:

– А матери доложи, что я жив и здоров и скоро вернусь в столицу.

Стотид чуть улыбнулся, не став озвучивать очевидное: царице докладывали именно то, что она желала знать. Ренэф это понимал и со вздохом отмахнулся.

– Иди.

– Позволь отнять ещё немного твоего времени, господин мой. Ведь ты никого не принимаешь.

– Есть на то причины, – сухо ответил царевич.

– И я не сомневаюсь в том, что они чрезвычайно важные, – с поклоном ответил осведомитель. – Но разреши уведомить тебя, что волнения в Леддне нарастают. Командир стражи Никес каждый день просит о возможности увидеть тебя.

Ренэф не хотел видеть никого, не хотел ничего решать. Но он и так подвёл слишком многих. Может, и правда, гори оно всё в Сатеховом пламени… или хоть что-то он всё же мог сделать правильно?

– Я поговорю с Никесом завтра, после заката.

Стотид снова чуть поклонился. Царевич посмотрел в сторону окна, думая о том, что уже не имеет права скрываться.

– Понравился Сафару с супругой новый дом? – спросил он.

– Насколько мне известно, они в восторге и ежедневно возносят молитвы о твоём благополучии, – без тени иронии ответил Стотид и тихо добавил: – Здесь тебе предано больше людей, чем ты полагаешь, мой господин. Ты нужен, царевич Эмхет.

Ренэф перевёл на него взгляд и кивнул.

– Значит, пора мне вернуться.

Отпустив Стотида, царевич придирчиво оглядел шлем, подумал, что змею успеет отбить позже, и убрал в тот же сундук, что и доспех. Когда он решительно закрыл крышку, на сердце легче не стало. Мысль о возвращении в столицу вызывала в нём трепет, совсем как встречи с Владыкой в детстве, когда он впервые понял, какая пропасть пролегает между ним и отцом – пропасть, которую ему не дано преодолеть. Не теперь уж точно. Вот почему он решил доложить Императору обо всём заранее и во всех деталях. Так было легче. Не придётся ничего объяснять – лишь принять заслуженное наказание. Умолчал Ренэф в своём докладе только о покушении на него в лагере, потому что не хотел, чтобы вину за это возложили на Нэбвена. Преследование убийцы никоим образом не оправдывало его, а значит, и говорить было не о чем. Оправдываться, на его взгляд, вообще было унизительно. Факты оставались фактами – Ренэф нарушил приказ, потерял солдат, лишился личного оружия. Голая неприглядная правда.

Руку саднило. Раздражённо Ренэф слизнул с ладони кровь, выступившую, когда он инстинктивно сжал кулак. Совсем некстати вспомнилась мать, которая так верила в него, так гордилась его победой. Пожалуй, взглянуть в глаза ей будет даже сложнее, чем в глаза Императору…

За этими размышлениями и застал его Тэшен. Прихода целителя Ренэф очень ждал, потому что сам зайти и проведать Нэбвена не решался – полагался на доклады Тэшена.

– Что с рукой, сиятельный господин? – сразу же с порога уточнил бдительный целитель.

Ренэф отмахнулся.

– Что с военачальником?

– Вот об этом я как раз и хотел сказать, – Тэшен чуть поклонился. – Пришёл в себя.

Царевич почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

– Уже понял, что произошло? – тихо спросил он.

Тэшен мрачно кивнул.

– Господину царевичу бы поговорить с ним. Но не сегодня – сегодня шок и без того велик.

– Ты… объяснил ему, что иного выхода не было? – тихо спросил Ренэф. Знакомое чувство вины снова начало скручивать его изнутри – так, что даже дыхание перехватило.

– Мы говорили, да, – коротко ответил целитель и потянулся к небольшой сумке, которую всегда носил при себе. – Позволь твою руку, господин.

– Расскажи о разговоре!

– Сразу же, как обработаю снадобьем, – терпеливо ответил Тэшен.

– На, чтоб тебя, – раздражённо выдохнул Ренэф и сунул ему руку.

Целитель невозмутимо нанёс на рассечённую кожу какое-то снадобье – рану чуть защипало – и пробормотал под нос:

– Ни к чему рисковать, мало ли что, воспаление… А царевич у нас один.

– Ты не о моём воспалении лучше думай. Риск для его жизни сохраняется?

– Мы сделали всё, что могли, ты знаешь, – мягко напомнил Тэшен. – Он получил много ран, и тело его ослабло, поэтому заражение распространилось так быстро. Но всё прошло сколь возможно успешно. Милость Богов нам в помощь. Однако его нужно скорее переправить в Империю.

– Я отправился бы хоть сейчас, но должен дождаться солдат для будущего гарнизона.

– Прямо сейчас и не нужно – пусть пока побудет в покое. Ему следует хоть немного окрепнуть перед тяготами путешествия, – Тэшен посмотрел в глаза Ренэфу. – Когда сиятельный царевич изволит наведаться к нему?

– Когда мой целитель даст согласие, – невесело усмехнулся Ренэф.

– Может быть, завтра?

– Да, – отстранённо кивнул царевич. – Завтра будет непростой день…

⁂

Тэра проснулась от того, что перестала чувствовать Хэфера рядом. Распахнув глаза, она окинула взглядом шатёр и успокоилась, увидев, что царевич сидит неподалёку. В тишине он рассматривал жезл с навершием в виде головы ша, поглаживал, крутил в руках, проверял на остроту металлическую «вилку». Девушка не решилась тревожить его, хоть и понимала, что артефакт вызовет агрессию у Ануират.

«Ты принёс запах Врага».

Тэра хотела бы надеяться, что речь шла лишь о жезле, но догадывалась, что Ануират каким-то образом ощущали не артефакт, а перемены, произошедшие с самим Хэфером, – притом настолько сильно, что даже не узнали его. Они почувствовали Силу, пускавшую в нём корни, Силу, «запах» которой затмевал для них и энергию Стража Порога, влитую в смертную форму для восстановления, и золотую кровь Ваэссира, бежавшую в жилах наследника трона. Может быть, старейшины смогут заглянуть глубже, увидеть полнее? Ах, как она надеялась на это! Её знания об Ануират были слишком скудны, но она помнила об их бескомпромиссности. Не просто так учитель даже не предлагал обратиться к ним за помощью. А может, было в его пророчестве для Хэфера что-то такое, что не позволило ни жрецу, ни царевичу сразу направить свои мысли в это русло. Для Хэфера, похоже, этот шаг был рискованным, некой последней мерой, на которую он решился. У Тэры оставались вопросы, почему царевич не решил идти к псоглавым стражам сразу же, ещё до посвящения в песках, но должно быть, на то были причины, о которых он ей рассказал лишь отчасти. Помогать ему здесь никто не был обязан. Жертва, которую Ануират постоянно приносили роду Эмхет, и так была велика.

Девушка думала, сумеет ли она переубедить старейшин, уговорить, объяснить то, что знала сама. Ведь в глазах псоглавых она была избранной. Как странно! Идя сюда, она надеялась, что всё бремя переговоров ляжет на Хэфера. В конце концов, только представителей рода Эмхет Ануират и слушали.

Меж тем царевич взвесил жезл в руке, и на миг его глаза блеснули красным золотом, а глаза ша, казалось, ожили. Только на миг, но псы, дремавшие за пологом у входа, заволновались. Один из них сунул морду в шатёр и, когда Хэфер резко обернулся к нему через плечо, заскулил и отшатнулся. Царевич тряхнул головой, приходя в себя, и посмотрел на Тэру уже обычным своим взглядом. Девушка улыбнулась ему. Хэфер завернул артефакт в ткань, убрал в сумку и подсел к ней ближе.

– Уже полдень? – спросила она как ни в чём ни бывало.

– Даже за полдень. Но пока за нами так никто и не приходил, – он пожал плечами и взял её за руку.

Его ладонь была горячей, такой горячей, что она едва не одёрнула руку, но удержалась. Постепенно это ощущение сошло на нет.

– Ты уже ел? – спросила Тэра, просто чтобы избежать неловкой паузы.

– Нет, ждал твоего пробуждения, – Хэфер наклонился к ней и поцеловал. – Одежда высохла – я её уже собрал.

Жезл они не обсуждали – Тэра не спрашивала, а царевич, в свой черёд, не уточнял, что она успела увидеть. Покончив с остатками трапезы – и разделив часть еды с псами, которые энергично крутили хвостами у входа в шатёр, – они направились к воде, чтобы умыться. Стражи Ануират, сидевшие в тени шатра, поднялись единым слитным движением и последовали за царевичем и жрицей, но останавливать их не пытались.

Воздух буквально гудел от зноя, и даже ветер с реки не спасал от жары. Щурясь от ярких лучей Небесной Ладьи, игравших в индиговых водах, Тэра любовалась неохватным простором Великой Реки. В заводях у берегов покачивался бумажный тростник, тянущий к свету похожие на большие звёзды соцветия. Неподалёку на мелководье охотились белые ибисы, которых, казалось, совершенно не смущало близкое присутствие рэмеи и человека. Пальмовые рощи тянулись в обе стороны насколько хватало глаз.

Апет здесь была спокойной. Наверное, даже ладьи и рыбацкие лодки – если только они не принадлежали самим Ануират – предпочитали обходить владения псоглавых ближе к середине реки или вдоль противоположного берега. Где-то там, ниже по течению, лежал Кассар, который Хэфер и Тэра счастливо миновали, обошли по пескам, а ещё дальше – её родной храм, который до этого девушка не покидала всю жизнь.

Сердце жрицы вдруг сжалось от острой тоски – по учителю, по общине, по шепчущей древними голосами тишине их некрополя. Она ведь даже не знала, вернётся ли, и не знала, что случилось с Перкау и остальными. Прибыли ли воины Императора? Удалось ли объясниться? Угрожает ли что-то учителю прямо сейчас?..

Словно почувствовав её настроение, Хэфер обнял Тэру за плечи и привлёк к себе, ничего не говоря, глядя на реку вместе с ней. Нет, она не жалела, что пошла с ним. Она хотела защитить его и поддержать – в этом были и её долг, и веление сердца.

Один из псов подошёл к Тэре и ткнулся влажным носом в её ладонь. Рассеянно она потрепала зверя по холке, вспоминая подраставших в храме щенков и своего погибшего друга. И тоска сменилась тихо тлевшим внутри гневом: сколько же зла и бед было от напавшего на них мага! Он хотел погубить Хэфера. Он убил пса-патриарха. Он распространил эти ужасные слухи, которыми теперь полнились земли Империи, из-за которых её общину могли уничтожить! Никогда прежде не было у Тэры врагов, и вот появился. Как Хэфер и говорил, чародей выжил и исполнил свою угрозу. Жрец Сатеха, ну кто бы мог подумать! И служил этот жрец тем, кто хотел её царевичу погибели, кто обрёк его на забвение в посмертии.

– Я чувствую это пламя в тебе, – вдруг тихо сказал Хэфер. – Ярость. Ярость, родственную с моей… Перед грядущим разговором нам обоим лучше успокоиться. Присутствие Отца Войны рядом с нами и без того ощутимо.

– Ты расскажешь им? – Тэра подняла голову и посмотрела на царевича, но он не отводил взгляд от реки, точно вид мерного течения индиговых вод и правда мог успокоить его. – И о той ночи расскажешь?

Хэфер с горечью усмехнулся.

– У меня есть иной выбор? Если бы всё было так легко, я пришёл бы сюда сразу. А теперь… Всё стало лишь сложнее, но и утаивать правду бессмысленно.