Текст книги "Берег Живых. Буря на горизонте"

Глава 23

– Ты меня не слушаешь, – мягко упрекнул Нэбмераи, бросив на неё проницательный взгляд.

– Я разве отвечаю невпопад? – прохладно осведомилась царевна.

– Нет. Но я вижу, когда ты не со мной, – ответил Таэху и постучал когтем по разложенной между ними карте, отражавшей движения войск в одном из известных походов Тхатимеса Завоевателя. – Ещё немного твоего внимания. Это важно.

Анирет вздохнула и посмотрела на карту. Она устала так сильно, что даже нервничать, казалось, уже не могла. Однако разум её изнывал от тревоги неведения и сосредотачиваться на войнах минувших поколений отказывался. Она отвечала по существу, уже привыкшая за время обучения к решению многих задач одновременно, и обычный учитель, возможно, даже не заметил бы… но Нэбмераи был внимателен до въедливости. Отмахнуться от него скупыми ответами оказалось не так легко.

– Он должен был взять меня с собой, – царевна поднялась и отошла к окну.

На юге даже вечера и ночи Сезона Жары были душными. Лёгкий ветерок лениво, будто нехотя теребил кисею на окне. Анирет отодвинула тонкую занавесь, жадно ловя ускользающую желанную прохладу. Курившееся в комнате благовоние отпугивало насекомых пряным ароматом, и ничто не мешало наслаждаться сгущавшимися сумерками. Девушка прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Великий Управитель бережёт тебя, – тихо возразил Нэбмераи.

Она услышала, как воин поднялся, как собрал свитки и записи.

– Меня всю жизнь берегли, – невесело усмехнулась Анирет, – от знаний, которые полагались мне по праву. Отстраняли от всего действительно важного. Преподносили только то, что я должна была уметь, чтобы быть полезной, и притом никому не мешать. Сейчас я вижу это как никогда отчётливо, и понимать это… – она качнула головой, не закончив фразу.

Больно.

– Разве твой дядя поступал так с тобой?

– Нет. Но сейчас даже не объяснил, даже весть не послал… – она всё же не сдержала горечь, и та просочилась в её голос. – Ты говоришь о захвате крепости Меггаад, а я думаю о Леддне. Что, ну что такого мог сделать Ренэф, чтобы поставить под угрозу весь мирный договор?..

Она скорее почувствовала, чем услышала, что Нэбмераи приблизился и остановился рядом с ней у окна. Близость его присутствия вызывала у неё противоречивые эмоции, но рядом с ним было как-то… спокойнее, хоть Анирет и не спешила себе в этом признаваться.

– То, что происходит сейчас, во многом выше твоего разумения, – сказал Таэху непривычно мягко. – Да и моего. Несмотря на договор, война никогда не заканчивалась. Силы, которые вовлечены в это противостояние, проявляют себя в зримых событиях, но мы видим проявления… не сразу и подчас не до конца. Великий Управитель бережёт тебя не для того, чтобы ограничить твою перспективу, использовать твоё неведение или неопытность в каких-то своих целях, сделать из тебя инструмент, которым однажды сумеет воспользоваться, – нет. Он боится, что тебя устранят – как обоих твоих братьев.

Анирет вздрогнула и посмотрела на него.

– Ренэф жив, – жёстко возразила она.

– Да, но какая жизнь его ждёт в ближайшее время, если с его именем свяжут преступление государственного масштаба? – Нэбмераи посмотрел ей в глаза, приглашая сделать вывод самостоятельно.

– Отец не сможет объявить его наследником трона… – Анирет вдруг поняла, увидела, куда вела эта цепь событий, и у неё заныло между рогами. – Боги…

– В нынешних условиях я полностью поддерживаю решение Владыки и Великого Управителя направить тебя в дальние пределы Империи, – сказал Таэху. – Это упрощает в том числе и мою задачу, хоть и не отменяет угрозы.

– Ты что, всерьёз полагаешь, что меня захотят убить? Здесь?

Это казалось настолько абсурдным, что Анирет невольно рассмеялась. Нэбмераи ничего не ответил, вглядываясь в густую тягучую темноту за окном, а потом задёрнул занавесь, точно отсекая их от остального мира.

– Продолжим? – спросил он.

– Давай не сегодня, – покачала головой царевна. – Не могу сосредоточиться. Слишком много всего.

– Иногда занятия, напротив, отвлекают от тягостных мыслей. Но как скажешь.

Он кинул взгляд на свитки, аккуратно сложенные на невысоком столике, окружённом циновками и подушками. Уходить он почему-то не спешил.

– А со своим дядей ты держишь связь? – спросила Анирет негромко.

– Насколько это возможно, – пожал плечами Нэбмераи.

– Говорят, что Таэху способны общаться между собой мысленно, на расстоянии.

– Говорят, что Эмхет способны подчинить своей воле любого, кто находится на их земле. А ещё, что крокодилы в дельте Великой Реки умеют летать… правда, совсем невысоко…

«… – Ты предлагаешь мне прогулку?

– Песен под звёздами не обещаю. Да и пою я, в общем-то, скверно.

Он говорил совершенно серьёзно, но в его тёмно-синих глазах заплясали искорки смеха.

– Да ты… никак шутишь? – Анирет улыбнулась и покачала головой.

– Пытаюсь. От этой ночи ведь должны остаться приятные воспоминания? А я как раз придумал, чем нам заняться…»

Девушка отчётливо вспомнила ночь после ритуала обручения в Обители Таэху. Сейчас у Нэбмераи был точно такой же взгляд, как тогда. Он пытался хоть немного развеселить её. Интересно, он тоже вспоминает иногда, как всё начиналось?..

– Можно проецировать намерение через сны, но это – тонкая материя, не подходящая для передачи точных сведений, к примеру, во время военных кампаний. Войти в сон того, с кем связан тесно, легче. Предупреждая твой вопрос – нет, дядя мне не снился, – воин усмехнулся. – В общем-то, причин беспокоиться о делах Обители у меня нет. Всё идёт своим чередом.

– А если бы он передал тебе весть… к примеру, о Павахе… ты рассказал бы мне? – спросила Анирет, прямо встречая его взгляд.

Царевна знала, что он прекрасно понимает, – она спрашивала не столько о Павахе сейчас. Она спрашивала, сложится ли между ними достаточная степень доверия, или каждый из них останется со своим родом, преследующим собственные цели. Некстати царевна вспомнила предупреждение матери о том, что Таэху будут использовать её, и подумала, сможет ли в самом деле когда-нибудь, отставив прочь эмоции, доверять Нэбмераи. Не как союзнику рода Эмхет, но как своему личному союзнику. На этот вопрос у неё пока не было ответа.

Таэху какое-то время взвешивал что-то мысленно, а потом проговорил:

– Я бы и сам рад был располагать этими сведениями. Вестей о том, как обстоит дело с бывшим телохранителем наследника, я не получал.

Это не было в полной мере ответом на её вопрос, но о большем она просить не могла.

– Спасибо, – Анирет кивнула. – Послушай, уже ведь поздно. Завтра мне снова в мастерскую. Извини, что сегодня была не самой прилежной ученицей. Но за разговор я тебе благодарна.

– Продолжим завтра, – кивнул Нэбмераи и, задержав на ней взгляд, добавил: – Тебя выбрали не по случайности, не потому, что не нашлось никого лучше. Не сомневайся в себе, ведь как иначе другим поверить в тебя, если ты и сама не будешь верить?

– Да, это хороший вопрос, – усмехнулась девушка.

– Я – верю, – просто сказал он. – Доброй ночи, царевна.

С этими словами воин направился к двери. Анирет, донельзя удивлённая, посмотрела ему вслед и запоздало проговорила:

– Доброй ночи. И спасибо, Нэбмераи…

Таэху обернулся и чуть улыбнулся ей – тепло и искренне, – прежде чем притворить за собой дверь.

⁂

Птицы пели в ветвях плодовых деревьев и раскидистых сикомор, приветствуя восход Ладьи Амна. Было раннее утро. Хатеперу как раз удалось успеть к брату до официальных часов совещаний и слушания прошений. Секенэф уже успел облачиться: светлую драпированную тунику из тончайшего льна перехватывал сине-золотой пояс, того же цвета клафт на его голове был украшен малым венцом с коброй, а шею и руки отягощали массивные оплечье и браслеты – золотые, с инкрустацией из полудрагоценных камней. Ритуальные украшения не только увеличивали внутреннюю Силу, но и защищали носителя от недобрых намерений и просто от обилия противоречивых мыслей и эмоций окружения. Владыка был прекрасен и величественен – таков, каким его привыкли видеть подданные за много лет правления.

Дипломат поклонился, но Император сделал короткий жест, давая понять, что время для церемоний ещё не наступило. В потайном саду – месте отдохновения правителя – их никто не мог потревожить. Здесь, у фонтана, выложенного зеленоватой мозаикой из редкого оникса, в тени сикомор, прошла уже не одна их тайная беседа. И здесь же, как знал Хатепер, во втором месяце Сезона Половодья Секенэф сообщил своей дочери, что именно она станет его наследницей однажды…

Братья расположились на скамье. Разговор предстоял не из тех, с которых лучше всего начинать успешный день, но Хатепер должен был знать. Слухи по бо́льшей части удалось пресечь, но они уже нанесли тот вред, который могли.

– Надеюсь, Анирет ничего не знает… не слышала даже краем уха, – сказал Секенэф, и в его взгляде отразилась искренняя озабоченность.

– Не знает, – заверил Хатепер. – Я позаботился об этом.

– Спасибо тебе. Ни к чему ей эта боль от попрания памяти брата. Они с Хэфером были очень близки, – Император отвёл взгляд, но дипломат и так видел его эмоции.

Подробно Секенэф изложил брату детали своей встречи с Перкау, Верховным Жрецом общины, скрывшей факт нахождения останков царевича. Как относиться к этому рассказу, Хатепер пока не знал, но постарался сохранить спокойствие хотя бы внешнее. Секенэф и без него понимал – это событие страшило и выходило за границы их понимания. Даже Минкерру не мог ни подтвердить, ни опровергнуть то, о чём говорил бальзамировщик, не увидев тело царевича. Мнение, которое он выразил Владыке, звучало следующим образом: жрец Перкау искренне верил, что его ученица явила миру чудо и посредством искусства Ануи вернула наследника к жизни. В действительности же община бальзамировщиков, скорее всего, коснулась запретной части Знания Стража Порога и вернула душу в уже мёртвое тело. Таким образом, жрецы Северного храма нарушили Закон, притом дважды, если учитывать ещё и обретение человеком сакральных знаний. Но назвать их действия преступлением против рода Эмхет в сложившихся обстоятельствах затруднительно, поскольку действия эти были направлены на спасение царевича. Минкерру знал, что за эти события придётся отвечать всему культу Ануи, и просил Владыку повременить с окончательным решением. Пребывание мятежного жреца в столичном храме пока оставалось тайной для большинства.

Что до самого Перкау, он говорил о Хэфере так, как будто и правда был хорошо знаком с наследником – в этом Император убедился сам. Он знал вещи, которые просто невозможно было узнать сторонним людям. Хатепер, впрочем, предпочёл бы поговорить о Хэфере с этим жрецом сам… не потому что не верил брату или его умению зрить в суть вещей, а просто чтобы успокоить собственные сердце и разум. Пока что его логика подсказывала, что знакомство, а может и дружбу с царевичем бальзамировщик свёл ещё при жизни наследника, хоть сам Хэфер об этом никогда и не упоминал. Или, возможно, Хэфер знал его под каким-то другим именем, а рассказывать подробно не считал нужным просто потому, что знакомства его были обширны ровно настолько, насколько предполагали его положение наследника и открытый нрав. Найти общий язык он мог даже с апетскими крокодилами, что уж говорить о провинциальном бальзамировщике! Охотился в тех краях царевич нередко.

Хатепер хотел бы поверить, что Перкау совершил то, что совершил, с добрыми намерениями, а не желая извлечь из власти над одним из Эмхет выгоду. В разговоре с Секенэфом бальзамировщик несколько раз назвал Хэфера будущим Императором, что позволяло мысли развиться в трёх направлениях: либо Перкау, как и говорил, верно служил наследнику, либо надеялся, что когда наследник взойдёт на трон, он не забудет о своих спасителях, либо и то, и другое вместе. То, что жрецы храма, оказавшиеся после войны под властью Кассара, хотели вернуть своё влияние, никого не удивляло. Вот только какой ценой?..

«Служители Ануи не любят говорить об этом. И всё же нужно будет уточнить у Первого из бальзамировщиков, как далеко распространяется власть жреца над тем, кого жрец этот вернул с Берега Мёртвых, – подумал дипломат. – Если власть велика, то желание Перкау видеть Хэфера Владыкой не так уж благостно… А если учесть ещё и тот факт, что мятежник вдобавок – служитель Сатеха… Как долго ждали они возможности восстановить свой культ?»

Ситуация в любом случае складывалась непростая и разрешиться могла только когда Хэфер – живой или мёртвый – будет найден. Пока же обнаружить царевича не смогли ни сеть осведомителей, ни отряды воинов, ни даже взор Ваэссира. Рэмеи, люди, эльфы – никто не растворялся в воздухе и не проваливался сквозь землю. Хатепер Эмхет как советник Владыки и глава крупнейшей сети осведомителей, в числе своих титулов насчитывавший и титул хранителя секретов[35]35
  Хранитель секретов – один из чинов при дворе фараона и в составе древнеегипетской армии, аналогичный начальнику тайной полиции.


[Закрыть], просто не верил, что таковое возможно. Это противоречило всему его опыту, всему, что он знал. Хэфер не мог просто взять и исчезнуть. Он был либо мёртв, либо находился в плену, причём за границами Таур-Дуат, где его не мог узреть даже Император. Стало быть, либо бальзамировщик чего-то недоговаривал, либо просто не понимал, о чём говорил.

«А возможно, они нашли Хэфера при смерти и какое-то время действительно поддерживали в нём жизнь… Но свои пределы есть даже у благословлённого Богами целительства… Ох, мальчик мой, что же на самом деле произошло с тобой?..»

Хатепер не позволял себе надеяться на чудо. Боль в его сердце ещё не успела утихнуть. Но если Хэфер и правда жив, они должны приложить все свои силы – даже больше, чем было приложено до сих пор! Использовать все доступные возможности!

Внимательно выслушав рассказ брата, дипломат проговорил:

– Раз уж мы подошли к этому… Я бы тоже хотел поговорить с бальзамировщиком.

– Это несложно устроить, – кивнул Секенэф, – но не понимаю, что разговор даст тебе. Думаешь, я мог что-то упустить?

– Едва ли. Но так мне будет легче всё понять… и принять, – вздохнул Хатепер.

Они обменялись понимающими взглядами.

– Можешь отправляться в храм хоть завтра. Я, разумеется, приказал не допускать к нему никого, кроме тех, кого Минкерру лично выделил для охраны. Но о тебе я отдам необходимые распоряжения.

– Держать этого рэмеи в столичном храме, возможно, не лучшая идея…

– Знаю, – взгляд Секенэфа стал отстранённым, как случалось иногда, когда он был вовлечён в происходящее слишком… личностно. Его голос звучал нарочито сухо. – Недовольство крепнет, в том числе и в среде жрецов. Кто бы ни пустил слух изначально, он знал, что делает. Даже мои официальные указы, объявленные по городам, опровергающие наветы, не рассеяли тени до конца. То, что я не объявил траур по царевичу, многих наводит на самые абсурдные мысли.

– Заставить гиен перестать брехать недостаточно, – согласился Хатепер. – Мы не можем оставить всё как есть. Рано или поздно кто-то захочет устроить самосуд – вторгнуться в тот храм, осквернить некрополь… да мало ли что ещё. История прескверная и бросает тень на всех бальзамировщиков, а народ их и без того побаивается. К тому же никто не понимает толком, что произошло и кого винить. Эльфов? Лебайцев? Жрецов?

– Народ будет ждать показательного суда. Но ни я, ни Минкерру сейчас не готовы к такому шагу, – мрачно проговорил Император. – Перкау – последний, кто видел моего сына… или то, что от него осталось. Он – единственный, кто может помочь нам в поисках.

Сердце Хатепера дрогнуло. Нет, Перкау был не единственным. Впрочем, напоминать Секенэфу о предавшем его сына телохранителе сейчас было неуместно. Сначала Великий Управитель хотел встретиться с тем, кто, возможно, и правда был последним, видевшим Хэфера живым.

⁂

Перкау лишили титула посвящённого жреца, пусть пока и не во всеуслышание, – он понимал это. Ритуальные украшения ему, разумеется, не вернули. Но он был благодарен, что ему не запретили возносить молитвы и очищать своё тело так, как было положено по его сану. Не иначе как Первый из бальзамировщиков распорядился не лишать его этого права.

Иногда бальзамировщик задавался вопросом, почему его не казнили до сих пор, ради какой цели всё ещё сохраняли и жизнь его, и честь. Он ожидал, что его отлучат от культа прилюдно и подвергнут долгой, страшной смерти. Но дни шли, а его не подвергали пыткам и не выносили приговора.

В молитвах Ануи он находил успокоение. Его вера в себя пошатнулась, но вера в Стража Порога была непоколебима. Он посвятил свою жизнь служению Хранителю Вод Перерождения и не отказывался от него, даже когда мысли его становились мрачнее теней некрополя. Всё это время он просил Ануи уберечь Тэру и Хэфера, всё это время молился о том, чтобы они благополучно добрались до Владыки. Молился он и о своей общине, чтобы Страж Порога смягчил сердце Императора и не дал ему разрушить храм и казнить оставшихся там жрецов. Странно, но Владыка и Первый из бальзамировщиков удовлетворились отчётом солдат, пытавших Перкау ещё там, на месте. Или же Лират и остальных уже нашли в некрополе, но жрецу просто об этом не сообщили? А что, если Лират и другие нарушили его приказ и вышли навстречу новым хозяевам храма сами, чтобы отстоять право общины, чтобы осведомиться о его, Перкау, судьбе?.. Нет, об этом он думать не хотел вовсе… а спрашивать о судьбе своего храма не смел.

Внутренне бальзамировщик продолжал чувствовать поддержку Стража Порога, и это позволяло ему даже в минуты слабости и страха думать, что он всё же не преступал Закона. Эта поддержка и помогала ему встречать каждый новый день. Одиночество Перкау не пугало – жрецы были привычны к уединению, тем более служители Ануи. Он знал, что обречён, и внутренне был готов к любому исходу. Пугали разве что собственное неведение, да выводы, к которым он приходил после встречи с Верховным Жрецом и с Владыкой. Сиятельный Император больше не призывал его, но к Минкерру его отводили ещё дважды за это время. К сожалению или к счастью, но больше Перкау не о чем было сообщить и нечего было сказать в защиту свою или своих близких. Лишь две тайны – не его тайны – остались с ним: о чувствах, связывавших его ученицу и наследника, и о посвящении в пустыне. Говорить об этом Перкау не мог, потому что должен был защищать Хэфера. Где-то ведь продолжали жить те, кто желал Хэферу смерти – те, кто, если верить пророчествам, стояли совсем близко. И если Сатех дал царевичу Силу покарать врагов его трона, не мог Перкау открыть им уязвимые места наследника, не мог невольно предупредить о новом оружии в руках сына Императора. Враг едва ли ожидал, какой мощи удар может обрушиться на него. Когда бальзамировщик думал о том, что справедливость всё же восторжествует, ему становилось легче.

Сегодня один из охранявших его посвящённых воинов пришёл раньше, чем Перкау привык. Время трапезы ещё не наступило.

– Тебя ждут, – бесстрастно сообщил он, не используя ни титула, ни имени, и, подумав, добавил: – Будь как можно более почтителен.

После встречи с самим Владыкой Перкау уже сложно было чем-либо испугать, но он всё же удивился.

– Могу ли я узнать, перед кем мне предстоит предстать? – спросил жрец, выходя в коридор.

Здесь царил ставший уже привычным ему мягкий полумрак, подсвеченный только золотистыми огнями редких напольных светильников. Стражи сковали ему руки. Бальзамировщик не сопротивлялся, но на ответ надеялся, чтобы понимать, к чему готовиться.

– Тебя желает видеть господин Великий Управитель, – произнёс второй страж, слегка подтолкнув Перкау вперёд.

Великий Управитель Таур-Дуат… Кто в Империи не слышал о нём, даже в самых дальних уголках? Господину старшему царевичу Хатеперу Эмхет государство было обязано долгим миром. На защиту трона он положил всю свою жизнь. Милосердная длань Владыки, его соколиный взор, прозревавший даже за границы Империи, казначей Богов[36]36
  Казначей Богов – один из официальных титулов чати, визиря фараона.


[Закрыть], хранитель секретов, верховный судья после самого Владыки… Сложно было представить рэмеи, наделённого большей властью на этой земле – кроме, разве что, самой царицы, матери народа. Над ними обоими стоял лишь тот, кто воплощал в себе Силу божественного Ваэссира, да сами Боги. Великий Управитель и царица были столпами трона Владыки Таур-Дуат, стоя ближе всех к Императору.

Столпами трона… Ближе всех… От постигшей его мысли Перкау внутренне похолодел, и не потому, что боялся, что Владыка послал своего высочайшего чиновника вынести приговор за преступление против рода Эмхет.

Господин Хатепер Эмхет приходился сиятельному Императору родным братом. Старший царевич имел почти столько же прав на трон, сколько и сыновья Владыки, и в случае смерти наследника…

Картина в разуме Перкау сложилась воедино, и он споткнулся, едва не упав. Вот в чём был смысл предупреждений Ануи! Противостоять такому врагу Хэферу и правда не под силу, возможно, даже теперь. И тем более это не под силу какому-то бальзамировщику из полузабытого приграничного храма… Собственная судьба была Перкау понятна и до этой встречи. Надежда на милосердие Владыки угасла, не успев толком вспыхнуть. Великий Управитель с лёгкостью похоронит Перкау и весь его храм, а возможно, и часть культа Ануи, если придётся. Но что бы ни сделали с ним самим, жрец должен дать Хэферу хоть какой-то шанс в этом противостоянии, жизнью своей защитить то, что знал.

«Боги, только дайте сил моему разуму не расколоться раньше времени, дайте сил моей плоти не выдать меня, – с отчаянием подумал жрец, – и тогда, клянусь, тайна посвящения Хэфера Эмхет будет похоронена вместе со мной…»

Встречи с Минкерру обычно проходили в личном кабинете Верховного Жреца. Теперь же стражи привели Перкау в незнакомую ему приёмную. Впрочем, рассмотреть обстановку он не успел, так как сразу же склонился в глубоком поклоне, как и подобало по этикету, и встал на одно колено, опустив взгляд в пол, благо руки были скованы спереди, что позволяло сохранять равновесие. Бальзамировщик был уверен, что его лицо выглядело безмятежным, что ничем он не выдал свою страшную догадку. Но сердце его билось так неистово, что ему невольно казалось, будто этот стук эхом отдавался по всему залу.

Должно быть, Великий Управитель подал какой-то знак, потому что один из стражей коснулся плеча Перкау древком копья и произнёс:

– Тебе позволено поднять взгляд и говорить с господином старшим царевичем.

Бальзамировщик медленно поднял голову. В десятке шагов от него в кресле сидел один из самых могущественных рэмеи в Империи. Он был облачён в тёмно-синюю драпированную тунику из прекрасного тонкого льна, прихваченную широким сине-золотым поясом, богато украшенным вязью защитных иероглифов. На его плечах лежало тяжёлое многорядное ожерелье из лазурита, а высокий лоб украшала диадема с коброй-змеедемоном. Лицом он удивительно походил на Владыку, разве что в целом его красивые благородные черты были чуть мягче, а телосложение – чуть тяжелее, грузнее. Взгляд его, острый, проницательный, мгновенно захватывал того, кто смотрел ему в глаза. Перкау чувствовал, что его изучают, оценивают. Великий Управитель не пропускал сквозь себя Силу божественного Ваэссира так, как Император, но скольких рэмеи, людей, эльфов он видел! Сколько потаённых мыслей научился читать за все годы своей службы Империи, даже не прибегая к Дару своей золотой крови?

– Да хранят тебя Боги и да одарят здоровьем и процветанием, господин старший царевич, Великий Управитель Империи, – с почтением проговорил Перкау.

Дипломат чуть кивнул и коротко посмотрел на сидевшего по правую руку от него в более низком кресле Верховного Жреца. Перкау отметил про себя, что в других обстоятельствах никому не было бы позволено сидеть при столь высоком госте. Но Минкерру был стар, и семья Владыки относилась с уважением к его почтенному возрасту и положению. Казалось, Первый из бальзамировщиков дремал, сложив на коленях сухие тонкие руки с почерневшими когтями, но скорее всего, он прозревал что-то, одному ему ведомое. За его креслом стояли уже знакомые Перкау жрецы – тот, кого называли Таа, и красивая женщина, имени которой он не знал. За креслом же Великого Управителя стояли, как и положено, его телохранители. Кроме них да сопровождавших пленника стражей в зале не было никого.

– Отзови своих жрецов, почтенный. Мои воины приглядят за твоим пленником, – проговорил дипломат.

Голос у него был приятный, богатый интонациями. Таким голосом только петь гимны во славу Богов… или завораживать смертные умы.

– Как тебе будет угодно, господин мой, – прошелестел Минкерру и едва заметно пошевелил пальцами.

Этого небольшого жеста хватило, чтобы жрецы и стражи с поклонами удалились. Телохранители Великого Управителя переместились и встали по обе стороны от Перкау. У разговора не должно было быть лишних свидетелей – даже таких, которым доверял сам Верховный Жрец.

– Я хочу увидеть знак, о котором мне столько рассказывали, – произнёс старший царевич. – Насколько мне известно, ты не отрицаешь, Перкау, что служишь обоим Богам.

Голос его звучал совершенно спокойно, почти доброжелательно, вызывая невольное расположение к обладателю. Обращение по имени лишь усилило такое впечатление. Наверняка вся без исключения элита Империи подчинялась Великому Управителю, притом с радостью, а сам Владыка доверял ему безоговорочно. Поддержат они и восхождение брата Императора на трон. Никому и в голову не пришло бы заподозрить его в том, что он желал Хэферу зла. Никто и никогда не поверит бальзамировщику и его речам о божественных предупреждениях…

– Не отрицает, – чуть слышно подтвердил Минкерру, по-прежнему не открывая глаз, – равно как и не видит в том ничего дурного.

Великий Управитель смотрел на бальзамировщика, ожидая ответа.

– Это так, мой господин, – подтвердил Перкау, выходя из оцепенения. – Но почти всю мою жизнь я посвятил служению Стражу Порога. Моё место – не в песках и не в огне войны, а в тенях некрополей.

Дипломат кивнул телохранителям. Те подняли жреца на ноги, подвели ближе, потом развернули спиной к царевичу и помогли раздеться до пояса. Ему не причиняли боли, не демонстрировали желания унизить – просто делали то, что до́лжно.

Перкау почти физически чувствовал изучающий взгляд, и от этого делалось неуютно. Застарелые шрамы на левом плече и лопатке, неуловимо складывавшиеся в знак Владыки Первородного Огня, чуть зудели. Но какова бы ни была реакция брата Императора, он не мог узнать о ней. Инстинкт продолжал твердить ему: нельзя, нельзя выдать тайну Хэфера.

– Как ты примирил в себе противоречия? – спросил Великий Управитель.

– Жрец должен смотреть в самую суть, мой господин, – учтиво ответил Перкау, отчётливо вспоминая вдруг свой давний диалог с Хэфером. – Противоречий нет…

«… – Довольно, Хэфер, – тихо проговорил жрец. – Ты получил свой знак. Не будем гневить Богов.

– Но я – наследник Ваэссира, а вы – служители Ануи, – в смятении возразил царевич. – Его Сила в ваших руках… в её руках… вернула меня на Берег Живых. Даже тело моё теперь отмечено Им, Его искусством. Как смею я обратиться к Его врагу?

Бальзамировщик прищурился, пристально глядя на Хэфера, и покачал головой.

– Ты говоришь сейчас как обычный мужчина. Но давай поговорим как жрецы.

– Я – не вполне жрец.

– Не жрец? – Перкау негромко рассмеялся. – Позволь напомнить тебе, что ты – будущий Верховный Жрец Ваэссира всей Таур-Дуат, господин мой Хэфер Эмхет. Ты обучался в Его храмах, проводил необходимые ритуалы для Него, прошёл все необходимые ступени посвящения. Ты должен понимать больше, чем обычные мужчины и женщины, смотреть в самую суть…»

– Что ж, мне будет интересно услышать ход твоих рассуждений.

Телохранители вновь развернули бальзамировщика к Великому Управителю, но по лицу дипломата по-прежнему нельзя было ничего прочесть. Иногда живые охраняли свои тайны даже лучше, чем мёртвые.

Старший царевич милостиво кивнул, безмолвно повелевая продолжать.

– Великий Зодчий был мудр, задумав этот мир именно таким, – проговорил Перкау. – Да, к каждой из Божественных Сил следует подступать осторожно, с особенным уважением, соблюдая положенные правила, которые тоже были записаны нашими предками не просто так. Не просто так были сложены легенды, которые отражают течение энергий в природе. Первородный Огонь является частью нашей природы, частью и сердцем самого нашего мира.

– Бесспорно, это так. Но в тех же легендах говорится, что без контроля Первородный Огонь разрушал само тело мира. «И бушевало пламя, смывавшее очертания земель, и не находила твердь себе формы, которую гнев Его не мог бы расплавить… И всякое живое существо, не успев во плоти родиться, трепетало, когда раздавались раскаты Его грома на горизонте…» – процитировал Хатепер труд одного из древних мудрецов. – Отражено это и в легенде о том, как была расколота смертная форма Стража Порога. И прежде, когда, – дипломат процитировал другой хорошо знакомый Перкау древний текст, – «…стихия непокорная силилась покорить себе всё то, что обретало хрупкую форму, ибо не ведал Сатех любви и не умел проявить её, но стремился заключить госпожу нашу Аусетаар в объятия. И пламя Его опаляло Её, меняя неотвратимо…»

Великий Управитель привёл ещё несколько цитат. Часть из них Перкау узнал, часть были ему незнакомы. В основном все эти тексты так или иначе касались всем известной легенды о веках, предшествовавших воцарению на земле Ваэссира Эмхет, о первом противостоянии. Легенды иносказательно отражали течение энергий, то, что действительно происходило на земном плане бытия, когда он только формировался согласно замыслу Великого Зодчего.

Хатепер Эмхет был жрецом Ваэссира даже более образованным и знающим, чем царевич Хэфер. Он прекрасно понимал, о чём говорил, и как будто испытывал своего собеседника.

Но вся жизнь Перкау так или иначе строилась на той философии, которую он когда-то уже изложил Хэферу.

«…Одна из самых известных легенд нашего народа повествует о том, как в гневе Сатех расколол изначальную форму Ануи и разметал осколки по земле, в праве властвовать над которой Ему было отказано. Любовь Аусетаар к Её избраннику помогла Ей завершить трансформацию супруга. Ануи стал тем, кем мы знаем Его теперь, – Божеством, Защитником и Владыкой Мёртвых, Хранителем Вод Перерождения, тем, кто дарует это Перерождение другим. Но кто изначально привёл Ануи к инициации и последующей трансформации в божественную форму? Кто, по сути, дал мёртвым защитника и проводника? Об этом не думают обычные мужчины и женщины, но не должны забывать жрецы…»

– Другие легенды повествуют нам о том, что разрушительная мощь Владыки Первородного Огня и охраняет наш мир, – заметил Перкау и тоже привёл несколько цитат из древних текстов. – «Он поднимает Своё сверкающее копьё и приносит погибель Врагу всего сущего. Один удар Его разящего копья разрушает сердце безликого ужаса, и Ладья Амна может продолжать свой путь в мире…»; «Каждую ночь продолжается битва, и покуда выходит Он победителем, царит Закон на небе и на земле…»; «Небеса ликуют. Земля наполняется жизнью. Сатех радуется…»[37]37
  Здесь приведены видоизменённые отрывки из древнеегипетского гимна Сету.


[Закрыть]