Электронная библиотека » Антон Вильгоцкий » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Кто такая Айн Рэнд?"


  • Текст добавлен: 27 марта 2015, 03:01


Автор книги: Антон Вильгоцкий


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 14
Черные дни

«Источник» все еще не был закончен – но после расставания с «Уилки-клубом» Рэнд успела написать довольно много. В конце 1940 (по другим сведениям – в начале 1941) она сочинила гневное открытое письмо, адресованное консерваторам, которые, по ее мнению, сидели, сложа руки, и которых она надеялась убедить присоединиться к кампании, затеянной ею вместе с Чейнингом Поллоком. Рэнд назвала его “То All Innocent Fifth Columnists” («Всем невиновным участникам пятой колонны»). Если консерваторы не предпримут незамедлительных шагов, чтобы противостоять военной или социалистской пропаганде Рузвельта и остановить расширение его полномочий в исполнительной власти, – писала Рэнд, – тогда на них, как и на Уилки, ляжет бремя вины за установление в Америке тоталитарной диктатуры. «На таких, как вы, держатся царства Гитлера и Сталина», – добавляла она. Письмо получилось слишком желчным, чтобы быть использованным как эффективный инструмент вербовки, и отправилось в стол.

Также она написала пьесу «Подумай дважды», которая была создана в течение трех январских недель 1941. Действие этой продуманной, лихо закрученной детективной истории, разворачивается в загородном особняке всемирно известного филантропа, во время вечеринки по случаю Дня независимости. Его гости, каждый из которых имеет свою выгоду от его щедрот, ненавидят этого человека за ту власть, что он имеет над их жизнями. Один из них, спрятавшись в кустах, стреляет и убивает хозяина вечеринки. Для расследования убийства прибывает местный детектив. Но преступник – которым является компаньон убитого по бизнесу, талантливый физик – спланировал идеальное убийство. Он обставил ситуацию таким образом, чтобы все доказательства указывали на него настолько очевидно, что детектив просто не смог бы поверить в виновность этого человека. Мотив физика, побудивший его на убийство, таков: предотвратить появление в мире, полном безумных диктаторов, могущественного оружия, способного уничтожить землю (разработку такого оружия финансирует знаменитый «альтруист»), Рэнд стремилась подчеркнуть дурные намерения и ужасающие последствия деятельности таких исповедующих вторичные ценности гуманитариев, каким ей виделся Рузвельт – но в то же время в характере убитого персонажа воплотились черты ее матери, которая допускала в общении со старшей дочерью проявления психологического садизма (например, однажды отдала любимые игрушки Алисы в детский приют). Также работа над пьесой вновь подогрела ее интерес к научной фантастике. «Вы будете смеяться, насколько пророческой оказалась моя работа, – отмечает она в частной переписке 1948 года. – Я ничего не знала об атомной бомбе, когда писала эту пьесу».

Пьеса «Подумай дважды» не нашла ни издателя, ни постановщика – но она помогла автору сделать более убедительными некоторые из «альтруистических» хитростей Эллсворта Тухи, которые тот использует для того, чтобы заманить в сети обмана и шантажа таких людей, как Питер Китинг.

Покуда Рэнд и Поллок занимались вербовкой новых участников в свою безымянную организацию, литературный агент Энн Уоткинс делала все возможное, чтобы найти нового издателя для «Источника». Она разослала синопсис романа и первые несколько глав в восемь крупных издательств, включая Simon & Schuster, Harcourt Brace, Dodd, Mead и Doubleday. На этот раз довести дело до заключения контракта не удалось. Вскоре после обнадеживающего ланча с редакторами из Doubleday Рэнд сообщили, что вышестоящее руководство наложило вето на их согласие публиковать ее книгу. Сотрудник Simon & Schuster хвастался тем фактом, что его фирма публиковала сочинения Льва Троцкого, бывшего соратника Ленина, исповедовавшего более «демократические» взгляды. После этого он отклонил «Источник». Рэнд нашла этот эпизод забавным, сравнив отвергнувшего ее издателя с карикатурным персонажем.

Уоткинс, тем временем, теряла остатки терпения. Она начала выказывать раздражительность. Книгу удастся продать только в том случае, если персонажи станут более человечными – жаловалась она Рэнд. Неужели они не могут делать что-нибудь вместо того, чтобы все время разговаривать? И почему Рорк обязательно должен быть столь жестким и несимпатичным? Став, таким образом, одним из многочисленных критиков творчества Рэнд, Уоткинс, возможно, была права насчет образа Рорка, но в другом моменте она ошиблась. История архитектора, являющаяся, в основе своей, аллегорией добра и зла, разворачивается в герметичном мире, скрепляющим цементом которого являются не человеческие персонажи, а нравственные и психологические идеи. Что пыталась сказать Уоткинс – так это то, что Рорк является персонажем, лишенным внутреннего конфликта – а этот факт делает его двумерным и порой бесчеловечным. На это Рэнд отвечала, что, будучи идеальным человеком, Рорк не может иметь внутренних сомнений и конфликтов. На ее взгляд, смешанные эмоции являлись признаком пораженческого образа мыслей.

Рэнд, в свою очередь, начала сомневаться в профессиональной надежности Уоткинс. Она не забыла ни фиаско романа «Мы – живые» в Macmillan, ни тех проектов, на создание которых Уоткинс сама ее вдохновила, а потом не смогла продать. Что касается ситуации с «Источником», то поначалу Уоткинс проявила недюжинный энтузиазм. Ее уверенность в успехе была настолько сильной, что перед тем, как был подписан контракт с Knopf, она пообещала, что сможет получать под книгу авансовые платежи всякий раз, как у Рэнд закончатся деньги. Это обещание осталось невыполненным – и теперь Рэнд предполагала, что смущенная этим Энн пытается найти кого-нибудь, на кого можно было бы переложить вину за свою неспособность его исполнить. Например – на саму Рэнд! Она также стала думать, что агент сплетничает о ней за ее спиной, критикуя ее в разговорах с другими людьми.

Развязка наступила в один из дней, когда Уоткинс размышляла вслух о том, что же не так с романом. Она не могла понять, что именно. «Скажи же, наконец», – потребовала Рэнд. Уоткинс не смогла объяснить. Кроме того, она была сыта по горло просьбами обоснованно объяснить вещи, которые она считала верными на уровне инстинкта. Энн сказала, что нежелание Рэнд сделать книгу более гибкой является причиной того, что ее невозможно продать. После этого женщины поссорились и отношения между ними были разорваны. Рэнд объясняла это по-разному: по одной версии, Уоткинс уволилась в знак протеста, по другой – Рэнд сама решила резко порвать с ней.

Письмо, которое она написала Уоткинс вечером дня их ссоры, носило примирительный характер, но не содержало извинений. «Даже за инстинктами стоят определенные причины, – писала Рэнд. – Слова, мысли, причины, – если мы отбросим их, у нас ничего не останется». В заключение Айн предлагала еще раз поговорить и расставить точки над «и», разобравшись с их разногласиями. Но возобновления отношений не произошло. Несмотря на то, что Энн Уоткинс продолжала вести дела, связанные с пьесой «Ночью 16-го января» и романом «Мы – живые», Рэнд потеряла в ее лице друга и советчика, а также – торгового представителя для «Источника». У нее не было издателя, не было агента, не было денег.


Учитывая тот факт, что авторские отчисления за «Ночью 16-го января» к тому моменту превратились в тоненький ручеек, а роман «Мы – живые» не переиздавался, Рэнд нуждалась в деньгах очень остро. Она вспомнила, что незадолго до их разрыва с Уоткинс та отправила готовые главы «Источника» Ричарду Миланду – главе нью-йоркского отделения Paramount Pictures, который иногда приобретал неопубликованные истории для экранизации. Миланд не смог убедить своих голливудских боссов купить недописанный роман, но то, что он прочитал, ему понравилось. В конце весны 1941 Рэнд попросила его дать ей работу наемного читателя – и Миланд пошел ей навстречу.

Эта работа заключалась в том, чтобы оценивать кинематографический потенциал готовящихся к изданию романов и рассказов – почти то же самое, чем она занималась в свои первые месяцы в Голливуде, работая на Сесила ДеМилля. Оплата варьировалась от шести долларов за краткую рецензию до двадцати пяти за подробный обзор. Рэнд читала медленно и потому работала по двенадцать часов в сутки, чтобы получить за свой труд как можно больше. Миланд и его ассистентка, Фрэнсис Хэзлитт (супруга известного журналиста и экономиста, теоретика свободного рынка Генри Хэзлитта) были растроганы, глядя на то как Рэнд – заслуживавшая гораздо большего, чем та работа, которая ей досталась – демонстрирует необычайное усердие. Они взяли ее под свое крыло, ввели в свой круг общения и старались давать Рэнд как можно больше заданий, чтобы обеспечить ее деньгами.

Рэнд и Поллок продолжали попытки создать консервативную пропагандистскую организацию – но встречи становились все более редкими, а приток новых участников замедлился. К ее удивлению, многие потенциальные соратники отреагировали на ее манифест так, будто он был написан на незнакомом им языке. Ее взвешенное определение индивидуализма (как политической философии, рассматривающей каждого человека в качестве «независимого объекта», который ни в коем случае не может быть лишен своих прав) было подвергнуто множеству неверных трактовок. Она начала понимать, что Уилки не был единственным поверхностным мыслителем в правом крыле. Рэнд еще не была готова провозгласить всех самозваных консерваторов безнадежными предателями – как она сделала позднее – но придерживавшиеся правых взглядов журналисты и бизнесмены, с которыми она встречалась, казались ей самодовольными и недостаточно интеллектуальными. Ей пришлось бы воспитывать их прежде чем они сами смогли воспитывать общество. Одна лишь мысль о таких перспективах была утомительной. Рэнд потеряла интерес к этой затее. Позднее она вспоминала кампанию 1940 года и ее последствия как трудный, изматывающий и темный период – ее собственный спуск в гранитный каньон, в попытке высечь из камня средства к существованию.

Положение еще более омрачалось тяжелыми вестями с родины. В сентябре 1941 вторгнувшиеся в Советский Союз нацисты начали продлившуюся девяносто дней осаду Ленинграда (так теперь назывался ее родной Санкт-Петербург), в процессе которой около миллиона человек погибло от ранений, болезней и голода. У Рэнд не было никакой возможности узнать, живы ли ее родители и сестры, могут ли они прокормить себя. В конце сентября, когда нацисты оккупировали столицу Украины Киев, солдаты вермахта учинили жестокую расправу над евреями в Бабьем Яру, убив почти тридцать четыре тысячи человек. В том же месяце нацисты начали строить газовые камеры в Аушвице. По миру постепенно расползалась новая идеологическая чума, и никто не знал, когда этому будет положен конец.

Рэнд чувствовала себя бессильной и беспомощной. Но даже в это тяжелое время она не теряла чувства юмора. «Если бы я была придерживалась коммунистических взглядов, то сейчас была бы голливудской миллионершей, с плавательным бассейном и собственным оркестром, который играл бы для меня «Интернационал», когда я пожелаю», – писала она знакомому бизнесмену. Все силы в этот период Рэнд бросила на то, чтобы как следует обеспечить себя финансами и вернуться к работе над «Источником». Так другие люди копят на отпуск.

И вот, из ниоткуда появился луч надежды. По словам Рэнд, она намеренно не рассказывала Миланду о том, что осталась без литературного агента, а также о том, что главы, которые он прочитал, пылятся у нее на столе. Она не хотела, чтобы он думал, будто она пребывает в отчаянии и молит о помощи. Но Миланд каким-то образом сам понял это – и настоял на том, что Рэнд должна познакомиться с его друзьями из издательских кругов. Одним из этих людей был молодой Арчибальд Огден, только что назначенный редактором в нью-йоркский офис расположенной в Индиане издательской корпорации Bobbs-Merrill. Ранее в том же году Bobbs-Merrill выпустили ставшую теперь классикой книгу-разоблачение под названием «Красное десятилетие: проникновение сталинистов в Америку», написанную бывшим московским корреспондентом United Press Юджином Лайонсом. Публикация этой книги вызвала настоящий ураган сердитых разговоров в левацких кругах. Это произвело впечатление на Рэнд. Миланд позвонил в редакцию, чтобы устроить ей встречу, и Айн, взяв с собой рукопись «Источника», отправилась в офис Bobbs-Merrill. Там ее встретил Арчибальд Огден.

Как и в случае с ее первой встречей с Сесилом Б. ДеМиллем, существует альетрнативная версия этой истории. Мюриэл Холл, душеприказчица Изабель Патерсон, несколько десятилетий проработавшая редактором в Time и Life, вспоминает, что Патерсон с гордостью приписывала себе заслугу знакомства Рэнд с Арчибальдом Огденом в его офисе. «У Изабель были связи там, и она умела убеждать людей, – говорит Холл. – Она сказала Огдену, чтобы он выпустил эту книгу, и он это сделал. Не думаю, что Рэнд когда-либо упоминала об этом». Возможно, Рэнд просто не знала об участии Патерсон, а может быть, достоверны оба источника, и поддержку в публикации романа оказывали ей как Патерсон, так и Миланд. В любом случае, в письмах и интервью 1960 и 1961 годов Рэнд ни единым словом не упоминает о помощи со стороны своей подруги.

Огден позвонил Рэнд через несколько дней после того, как она передала ему рукопись. Он прочитал главы «Источника» и сообщил автору, что по его мнению это – «великолепное произведение, выдержанное в традиции настоящей литературы». Огден перечислил вещи, которые понравились ему больше всего: амбициозная тема, заложенные в персонажей символизм, блестящий стиль письма, героическая чувственность. Поскольку то были те самые качества, за которые Рэнд и хотела быть ценимой, комплименты Огдена она запомнила на всю жизнь и очень дорожила ими.

Огдену пришлось побороться за судьбу книги со своим начальником, президентом Bobbs-Merrill Д. Л. Чемберсом. Когда Чемберс телеграфом прислал ему из Индианаполиса приказ отклонить «Источник», Арчибальд телеграфировал в ответ: «Если эта книга вам не подходит, то и я, как редактор, вам не подхожу». Чемберс ответил: «Что ж, я не буду противиться такому энтузиазму. Подписывайте контракт. Но пусть это будет хорошая книга».

И вот, в декабре 1941 Арчибальд Огден во второй раз позвонил Айн Рэнд, чтобы сообщить ей о том, что ее книгу берут в работу. Было десять часов утра, но женщина еще не смыкала глаз – всю ночь она просидела, работая над очередным обзором для Paramount. Затаив дыхание, она выслушала редактора и повесила трубку. Потом она вышла из своей квартиры и отправилась в офис Paramount, чтобы доставить отчет. Миланд и Фрэнсис Хэзлитт, узнав о звонке из издательства, сердечно поздравили ее. Они пообещали, что будут продолжать оказывать ей всемерную поддержку – поскольку Огден не смог договориться со своим прижимистым боссом о выплате полной суммы аванса в 1200 долларов, который запрашивала Рэнд.

Дома в тот вечер она, вероятно, танцевала в гостиной с Фрэнком и Ником под свою любимую музыку – немецкий марш Marionetten um Mitternacht. Пластинку с записью этой музыки Рэнд привезла еще из Санкт-Петербурга – и брала с собой всякий раз, как ей приходилось перебираться с места на место. На протяжении всей своей взрослой жизни она включала ее в моменты счастья – после чего отдавалась чувствам, изображая, будто дирижирует оркестром в ритме зажигательного вальса. В такие моменты она также любила надевать смешные шляпы на своих любимцев – плюшевых львят Оскара и Освальда, которых О’Коннор подарил ей вскоре после свадьбы. Друзья часто отмечали, что пребывая в хорошем настроении, Рэнд могла позволить себе некоторые ребяческие выходки.

Десятого декабря 1941 года, спустя три дня после того, как японцы разгромили американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, тем самым втянув Соединенные Штаты во Вторую мировую войну, Айн Рэнд подписала контракт с Bobs-Merrill. Получив аванс в размере тысячи долларов, она пообещала, что допишет и сдаст «Источник» в течение года с небольшим. Отведенный издательством срок истекал 1 января 1943 года – и к этому времени Рэнд должна была написать еще две трети романа.

Глава 15
Последние приготовления

Позднее Рэнд говорила, что, несмотря на распростершуюся над планетой мрачную тень войны, теперь началось лучшее время в ее жизни. На момент, когда ей был определен крайний срок, главные части романа все еще не были написаны, и она не хотела ударить в грязь лицом перед новым издателем. Если бы это произошло, следующего шанса могло уже не быть никогда. Она засела за работу с многократно усиленным энтузиазмом, настроившись на рывок, который изменит культурный ландшафт Америки.

На протяжении всей своей жизни Рэнд демонстрировала завидную работоспособность, которой мало кто мог похвастаться. Однако это касалось исключительно интеллектуальной деятельности, в то время как свойственная ей еще в юности физическая инертность не покидала ее никогда. Она избегала физических упражнений, быстро набирала вес, и ей не хватало выносливости, чтобы работать столько, сколько она считала необходимым. В 1942, чтобы сделать свою деятельность еще более эффективной, Рэнд начала принимать амфетамины. Вероятнее всего, то был бензедрин, который, будучи относительно новым явлением на рынке, был легко доступен в виде пилюль, купить которые можно было по рецепту врача. В небольших дозах амфетамины могут повышать настроение и самооценку, придавать энергию и обострять умственную активность, подавлять аппетит и позволять в течение длительного времени обходиться без сна. Однако спустя некоторое время, или при неправильной дозировке, их применение приводит к перепадам настроения, неконтролируемым эмоциональным всплескам и паранойе. Впрочем, таким проявлениям Рэнд была подвержена и без помощи химии. В течение последних нескольких месяцев работы над романом препарат сыграл свою роль: в сочетании с несгибаемой волей к победе над обстоятельствами и возрожденной надеждой, прием амфетаминов позволял ей писать днем и ночью. Порой она и вовсе не ложилась спать – работала двое, а то и трое суток напролет и, вздремнув совсем немного, вновь принималась писать. Однажды она провела за работой тридцать часов подряд, прерываясь лишь для того, чтобы поесть – еду ей готовили Ник и Фрэнк.

Рэнд продолжала писать от руки и вслух читала написанное братьям О’Коннор, которые время от времени предлагали ей вставить в текст какие-либо американские выражения или идиомы. Потом она перепечатывала свои новые страницы на машинке, вставляя туда поправки, внесенные мужем и деверем. Также Айн часто консультировалась с Изабель Патерсон, в основном – по поводу произносимых ее героями монологов. В числе предложений внесенных Патерсон был совет исключить из произведения любые отсылки к фигурам Гитлера и Сталина, нацизму, фашизму – к любым проявлениям современной истории. «Тема твоей книги простирается намного шире, чем политика текущего момента», – сказала ей Патерсон. Это была замечательная рекомендация, и Рэнд воспользовалась ею не только в «Источнике», но также и в трехтомном романе «Атлант расправил плечи». Стоящая за пределами времени, почти мифологическая атмосфера этих книг, несомненно, является одной из причин их непреходящей популярности.

Неоценимую помощь в вычитке новых страниц по мере того, как они появлялись из ее печатной машинки, оказывал Ник О’Коннор. Когда рабочие часы подходили к концу, он садился рядом и обсуждал с ней то, что было сделано за день. Хоть она и дорожила понимающим отношением Фрэнка к ее взглядам и намерениям, Рэнд все же в большей степени ценила более тонкую реакцию Ника, который мог оценить большее количество нюансов сюжета, характеров персонажей, литературной техники и, что особенно важно, стиля. Понимание американских идиом все еще было одним из ее слабых мест. По словам подруги О’Конноров, Миллисенты Паттон, Ник утверждал, что он даже написал часть диалогов романа. Паттон добавляла, что Ник однажды показал ей несколько страниц со своими дополнениями. Его поправки в значительной степени касались юмора – самой Рэнд было трудно понять, что может гарантированно заставить американцев смеяться.

Четвертого июля 1942 она приступила к написанию четвертой, заключительной части «Источника». Она начинается с рассказа о юноше, который недавно закончил колледж и мечтает стать композитором. Юноша находится на территории прекрасного летнего курортного комплекса, расположенного в штате Пенсильвания. Этот комплекс еще не сдан в эксплуатацию, не обжит и выглядит просто потрясающе в своей первозданной красоте. Его спроектировал и построил Говард Рорк. Глядя на маленькие стеклянные домики, похожие на драгоценные камни, на сады, раскинувшиеся поверх каменных уступов, молодой человек понимает, что архитектура – это своего рода застывшая музыка, высеченная в камне, и это впечатление вдохновляет его на то, чтобы продолжать следовать собственному призванию – во многом это сродни тому, как сама Рэнд когда-то черпала вдохновение в творчестве Виктора Гюго. Рорк и его рабочие провели несколько месяцев, создавая этот курорт. Строительство финансировалось мошенниками, конечной целью которых был крах проекта. Однако после своего открытия, уже в первый сезон работы, курорт обрел феноменальный успех.

В этот момент она впервые подвергла книгу серьезным изменениям, которые отражали ее интеллектуальный рост. В финальной части романа, названной в честь Говарда Рорка, Рэнд намеревалась возвести этого персонажа на пьедестал и воздать ему почести. Воплощая в жизнь решение, придуманное ею несколько лет назад, Рэнд описывала создаваемый Рорком по заказу Китинга проект жилой застройки, получивший название Кортланд. Рорка привлекает проблема дешевого общественного жилья, но он понимает, что его никогда не выберут для создания такого проекта. Он позволяет Китингу использовать его дизайн – но лишь при том условии, что здание будут построено в точности так, как он его спроектировал. Однако – поскольку Кортланд является государственным проектом, много кто имеет право вносить в него коррективы. Здание строят, взяв за основу дизайн, разработанный Рорком, но добавляют к нему также ряд элементов, созданных другими архитекторами. Потрясенный этим, Рорк однажды ночью взрывает здание при помощи динамита. Доминик Франкон принимает его сторону и наконец готова любить его открыто.

Здесь Рэнд задействовала один из своих любимых сюжетных ходов: судебный процесс, во время которого читателю преподносятся критические и философские суждения. Изначально она планировала, что защиту Рорка в суде будет осуществлять специально для этого вызванный с заслуженного отдыха уважаемый адвокат. Но теперь, приближаясь к завершению романа, решила, что Рорк будет представлять свои интересы самостоятельно и сам за себя ходатайствовать. Это был прием в голливудском стиле, вводивший в этот, в основном весьма реалистичный роман, нотку неправдоподобности. Однако выдвижение Рорка на роль собственного защитника имело решающее значение для выражения вновь обретенного Рэнд восхищения по отношению к «среднему американцу». Среди тщательно отобранных присяжных, которым предстоит судить гениального архитектора, представлены как интеллектуалы, так и люди физического труда. В их число входят: «два представителя индустриальных концернов, два инженера, математик, водитель грузовика, каменщик, электрик, садовник и трое фабричных рабочих». Некоторые из них являются людьми исключительных достижений, но большинство – простые и безвестные труженики. Рэнд поясняет, что они – трудолюбивые люди, которые многое повидали в жизни. Если жюри присяжных прислушается к аргументам, которые выдвигает Рорк, значит, эти люди продемонстрируют свою способность распознать настоящий гений – и воздать ему по заслугам.

Однако первым делом им приходится выслушать изложение жизненной философии Рэнд. Рорк начинает с исторического экскурса, утверждая, что все важные достижения человечества были сделаны творцами, которые стояли особняком от общества и опережали свое время. Точно так же, как Рэнд подчеркивала в своем «Манифесте», Рорк объясняет присяжным, что творчество неразрывно связано с индивидуализмом: «Эту творческую способность нельзя отдать или получить, ее нельзя разделить с кем-нибудь или позаимствовать у кого-нибудь». Она принадлежит конкретному отдельному человеку». Он помещает правительственное вмешательство в его проект в плоскость глобального противостояния коллективизма и индивидуализма и повторяет мысль Рэнд о том, что добро проистекает из независимости, а зло – из зависимости. В этих рамках личное решение Рорка стоит превыше прав правительства, будущих жильцов или каких-либо еще заинтересованных сторон – потому что «целостность творческой работы человека имеет большее значение, чем любые благотворительные начинания».

Идя по стопам «Манифеста», речь Рорка, тем не менее, включает в себя и новую тему, которая стала одной из визитных карточек Рэнд, а именно – зло, присущее альтруизму В первых рабочих заметках, касающихся этого романа, Рэнд подвергала нападкам христианскую этику, но теперь она обрушилась с критикой на альтруизм. В своей речи Рорк называет «секонд-хендеров» проповедниками альтруизма, который он определяет как «доктрину, требующую, чтобы человек жил ради других и ставил их интересы выше собственных». Истоки того, что Рэнд переключилась с христианства на альтруизм, неясны – но, думается, тут могли сыграть роль ее беседы с философски подкованной Изабель Патерсон. Вне зависимости от того, при каких обстоятельствах Рэнд подхватила этот термин, смысл, который она в него закладывала, отражает то, как трансформировались и конкретизировались в течение лет, идеи, с самого начала заложенные в философскую подоплеку романа. Ранее она видела в «секонд-хендерах» беспринципных карьеристов. Теперь, будучи переведенной в плоскость альтруизма, эта идея существенно расширилась, позволяя Рэнд поместить своих персонажей в значительно более масштабную философскую и нравственную вселенную. Изображении доктрины альтруизма в качестве злого начала явилось логическим продолжением ее апологии эгоизму и стало последним штрихом нравственного переворота, свершившегося в сердце романа «Источник».

Наряду с творчеством, речь Рорка также является одой разуму – еще одной теме, которая начала становиться важной для Рэнд. Здесь снова проявилось влияние Патерсон, которая постоянно разглагольствовала о важности логического мышления и тех опасностях, которые несет иррациональность. В «Манифесте» не упоминались рациональность или концепция разума, но речь Рорка восхваляет «рассуждающий ум» и «мыслительный процесс». В некоторых моментах Рорк отделяет мышление от творчества, в другие – сводит их вместе, говоря своей аудитории: «Кодекс творца построен из нужд рассуждающего разума, который позволяет человеку выживать». Он всегда возвращается к отправной точке, которая состоит в том, что права личности должны цениться выше, чем интересы общества.

Впечатленные выступлением Рорка, присяжные единогласно голосуют за то, чтобы оправдать подсудимого. Таким образом Рэнд вновь подтверждает свою веру в житейскую мудрость, свойственную свободным в своих суждениях независимым американцам. Несмотря на то, что ни один из присяжных не является творческим гением исторического масштаба, как Рорк, Рэнд ясно дает понять, что они могут разделить его славу – просто понимая и подтверждая принципы индивидуализма.

После описания судебного процесса Рэнд принялась наскоро сводить вместе сюжетные линии своей истории. На страницах, предшествующих суду, она весьма подробно описывает тяжелое испытание обрушившееся на Гайла Уинанда. Еще недавно ощущавший себя всемогущим магнатом, Уинанд унижен тем фактом, что ему не удается защитить Рорка при помощи своих таблоидов. Разрушив Кортланд, Рорк оказался под перекрестным огнем народного гнева, и читатели начали отказываться от изданий Уинанда после того, как тот принял сторону архитектора. На протяжении долгого времени Уинанд верил, что только он создает общественное мнение, но теперь он понял, что на самом деле общество является его хозяином, а не наоборот. И он отказывается от своих истинных убеждений, меняет курс на противоположный и начинает атаковать Рорка при помощи своей основной газеты, The Banner. Можно сказать, что его судьба наиболее трагична среди всех героев книги, поскольку, в отличие от Тухи и Китинга, Уинанд является «человеком, который мог бы стать» настоящим индивидуалистом – но не стал им. В заключительных сценах романа Уинанд заискивает перед Рорком, пытаясь добиться его расположения. Он даже когда заказывает проект и строительство здания для своей медиа-империи. Когда история подходит к концу, одинокий и опустошенный, Уинанд понимает, что его стремление к власти ничего ему не принесло.

Свою грандиозную рукопись Рэнд увенчала традиционным голливудским хэппи-эндом. Доминик – к этому моменту уже миссис Говард Рорк – прибывает на строительную площадку небоскреба Уинанда. Она поднимается на лифте по боковой стороне здания и смотрит вверх, чтобы увидеть «солнце, небо и фигуру Говарда Рорка». Заключительные слова романа были напечатаны аккурат накануне установленного издателем дедлайна.

Но самое сложное было еще впереди. И Рэнд, и ее редактор Огден понимали, что рукопись чересчур длинна. Рэнд хотела сперва дописать роман – и лишь после этого начать его вычитывать и редактировать. На это у нее было всего несколько месяцев, поскольку Bobbs-Merrill намеревались издать «Источник» весной 1943. Отчаянно желавшая вновь вернуться на бумагу, Рэнд оставила в стороне свою обычную нелюбовь к редакционным советам и приняла ряд поправок, предложенных Огденом. Одной из самых значительных была смена названия книги. Рабочим названием, которое использовала Рэнд, было «Жизни из секонд-хенда». Когда Огден указал на то, что таким образом она скорее выводит на передний план своих злодеев, нежели героев, Рэнд согласилась с тем, что название следует заменить. Она предложила назвать роман «Исток» (The Mainspring), но книга с таким заглавием как раз недавно появилась на рынке. Словарь синонимов подсказал ей слово «Источник» (The Fountainhead), которое, стоит отметить, ни разу не встречается в тексте романа.

В течении этих последних безумных нескольких месяцев Рэнд также изменила образ Говарда Рорка и его биографию. В частности, она решила убрать из книги персонаж Весты Даннинг, в которую был влюблен Рорк до встречи с Доминик. Сцены общения Рорка с Вестой были в числе первых, написанных Рэнд в 1938. Близкий по духу к самым первым героям Рэнд, ранний Рорк был холоден и жестокосерден, демонстрируя подчеркнутое безразличие в своем обращении с Вестой. Вымарав эти сцены в начале 1943, Рэнд смягчила характер Рорка, сделав его менее мизантропичным и более героическим. Удаление линии Весты также сделало рукопись менее объемной, а характер Рорка – менее сложным, что позволило ему более резко выделиться в качестве идеализированной фигуры.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации