Текст книги "Кто такая Айн Рэнд?"

Трудности, которые испытывала Рэнд, обнажили глубокую проблему самоидентификации. «Кажется, я стала и философом-теоретиком и писателем-прозаиком», – с удовольствием писала она в личном дневнике, когда начинала планировать этот роман около десяти лет назад. Поначалу это казалось беспроигрышной комбинацией. «Источник» нес на себе отпечаток ее первого столкновения с политической жизнью Америки. Трехтомник «Атлант расправил плечи» создавался в новом тяжелом испытании: в нем сталкивались фантастика и философия, романтическое и рациональное начала. Работая над этой книгой, Рэнд исчерпала свой внутренний резерв творческой энергии, и после того, как роман был закончен, она никогда больше не писала художественной прозы.

Глава 28
Кто такой Джон Голт?

На протяжении двух лет, понадобившихся ей для того, чтобы выстрадать речь Джона Голта, нервное напряжение, которое переживала Рэнд, сильнейшим негативным образом сказывалось на тех, кто находился к ней ближе всех. Будучи эмоциональным центром жизней Натана, Барбары и Фрэнка, Айн задавала настроение для них всех. Она стала мрачной, раздражительной и злой. Ухаживания Натана не помогали ее смягчить. Неважно, насколько желанный, он стал помехой для ее работы. Однако когда Бранден старался не попадаться ей на глаза, становилось еще хуже. Наедине Рэнд обрушивалась на него с руганью за недостаточное внимание, а перед остальными возвышала Натана до небес. Она срывалась на Фрэнка за малейшие оплошности, иногда втягивая в их семейные разборки и Натана. Она также приходила в ярость от постоянных приступов тревоги, терзавших Барбару, и ее просьб о помощи, сопутствовавших этим приступам.

В атмосфере этого постоянного раздражения Рэнд разработала новую теорию «эмоционализма», чтобы объяснить поведение Барбары. Как и концепция социальной метафизики, эмоционализм был попыткой сгенерировать в плоскости психологии идеи, которые были выражены в прозе Рэнд. Эмоционалистами она называла тех людей, которые, вопреки учению объективизма, позволяли вести себя по жизни своим эмоциям, а не разуму. Рэнд предполагала, что одной из причин, которые приводят человека к такому состоянию, может являться подавление эмоций, которое может в итоге полностью выхолостить способность к рациональному мышлению. Игнорируя свои эмоции, эмоционалисты просто не могли бороться с их влиянием. Конечно, такая теория могла отчасти пролить свет на происходящее с Барбарой. Однако, в руках таких людей, как Рэнд и Натан идея об эмоционализме была, скорее, не инструментом для понимания, а методом осуждения. Никому так и не пришло в голову, что подавление эмоций в случае Барбары было связано с тем, что она безропотно приняла «согласованную» любовную связь между ее мужем и самой близкой подругой.

Интерес к психологии, который начала проявлять Рэнд, был следствием влияния Натана. Он теперь двигался к степени магистра психологии и продолжал расширять объективизм, выводя его в новые области, а Рэнд с любопытством следовала за ним. Концепция эмоционализма привела Айн к дальнейшим размышлениям о человеческой психологии, что вылилось к созданию ею собственных терминов – «подземелье» и «надстройка», используемых для определения, соответственно, подсознания и сознания. Противоположностью эмоционалиста, согласно ее построениям, являлся, конечно же, рационалист, чьи эмоции всегда лежат на поверхности и могут быть легко объяснены. Рэнд принялась составлять психологические характеристики различных участников «Коллектива» и, после продолжительных размышлений об эмоционалистах, рационалистах, подземельях и надстройках, написала восторженное послание Натану: «Покалывание в животе (и в мозгу) подсказывает мне, что это верное направление… Я уверена, что роль психологии состоит в том, чтобы обнаруживать, идентифицировать, а затем стараться излечить все те неизбежные ошибки в понимании и анализе информации, которые может допускать человеческое сознание». Психология предоставляла Рэнд еще одну возможность применить принципы объективизма к повседневной жизни.

Изменения в ее лексиконе также являлись свидетельством ее растущего уважения к Леонарду Пейкоффу, который продолжал свои занятия философией. Она теперь употребляла такие технические термины как «эпистемология» и «метафизическое», к которым часто добавляла собственные окончания, создавая, например, такие неологизмы, как «психо-эпистемология». Все это разительно отличалось от ее прежних интересов. Вместо таких авторов, как Патерсон, Лейн и Мизес, которые работали в рамках устоявшейся интеллектуальной традиции и опирались на богатый социальный контекст, теперь идеи Рэнд исходили от молодых людей, основным источником вдохновения для которых являлась она сама! Айн больше не работала с терминами или концепциями, которые были приемлемы для людей со стороны – вместо этого она жила в объективистской эхо-камере[9]9
  Эхо-камера – это понятие в теории СМИ, представляющее собой ситуацию, в которой определенные идеи, убеждения усиливаются или подкрепляется путем передачи сообщения или его повторением внутри закрытой системы (партия, круг единомышленников, субкультура). При этом подобные сообщения заглушают другие аналогичные информационные потоки. Иными словами, любые высказывания приводят не к дискуссиям, а к поддакиванию и поддержке единомышленников. Адресаты, находящиеся в такой «закрытой» системе, создают сообщения, слушают сами себя и соглашаются сами с собой. В эту закрытую систему не попадает никакая альтернативная информация.


[Закрыть]. Она стала очень мало читать – обычно только ежедневную газету, предпочитая чтению разговоры со своими соратниками. Рэнд создала свой собственный, частный интеллектуальный мирок – и не стремилась выходить за его пределы.

Она стала недосягаемой для кого бы то ни было, кроме участников «Коллектива». По настоянию Натана Рэнд вышла из консервативного движения в наиболее критический для него час. В те годы произошли такие события, как основание National Review, обновление выпускаемого ФЭО журнала The Freeman, взлет и падение сенатора Маккарти. Рэнд оставалась вдалеке от всего этого. Иногда она случайно встречала кого-то из своих друзей прошлых лет, но обычно, когда у нее выдавалось свободное время, рядом всегда были Брандены и остальной круг. В то время, как «Источник» и первые идеи, легшие в основу «Атланта», были сформированы в процессе постоянного взаимодействия Рэнд с широким либертарианским миром сороковых годов, объективизм создавался интересами и чаяниями «Коллектива». Они были рядом, чтобы приветствовать ее, когда осенью 1956-го она дописала последние страницы речи Голта – и они были единственными, кто понимал важность этого события для нее.

Когда эта речь была, все-таки, закончена, Рэнд, наконец, смогла позволить себе перевести дух – и то же самое сделали три ее ближайших друга. Оставшуюся часть произведения Айн доделывала гладко и спокойно. Тревога Барбары утихла, ее приступы паники проходили столь же быстро, как начинались. Натан получил степень магистра психологии и начал работать как практикующий специалист. Самая большая перемена произошла с Фрэнком О’Коннором. Однажды вечером, подстегнутые философским спором, несколько членов «Коллектива» попробовали себя в живописи. Результаты этого быстро опровергли утверждение Рэнд о том, что навыкам рисования и других искусств можно с легкостью обучить каждого – поскольку Фрэнк немедленно заткнул за пояс всех остальных. Как и в случае с флористическим дизайном, в нем проявился природный дар. Вскоре Фрэнк рисовал почти безостановочно, заполняя своими работами целые альбомы. Это занятие вдохнуло в униженного и запутавшегося мужчину новую жизнь.

Оживленной и помолодевшей выглядела и сама Рэнд. Она наконец-то была готова начать попытки продать свой громадный манускрипт (посвятить который она решила Натаниэлю Брандену) и принялась окучивать издателей, делая упор на то, что ее «Источник» все еще неплохо продается. Bobbs-Merrill, которым она предоставила «право первой ночи», отвергли рукопись, априори провозгласив роман «непродаваемым и неиздаваемым». Рэнд показала книгу Хираму Гайдну, который несколько раньше перешел работать из Bobbs-Merrill в Random House. Невзирая на либеральную репутацию этого издательства, Рэнд была впечатлена тем, что они выпустили книгу Уиттакера Чэмберса «Свидетель», и хотела организовать прослушивание в их офисе. Она также была заинтересована в том, чтобы снова работать со своим старым редактором, Арчибальдом Огденом, который сыграл ключевую роль в судьбе «Источника». На тот момент Огден уже не являлся сотрудником издательского дома – но он был согласен редактировать новую книгу Рэнд в случае, если бы ей удалось заключить контракт на ее публикацию.

Гайдн и его босс, легендарный Беннет пригласили Рэнд и ее агента на ланч, в процессе которого задавали автору вопросы относительно книги. Один из них предполагал, что если ее новый роман является бескомпромиссной апологией капитализма, это неизбежно будет противоречить христианской морали. Рэнд была польщена таким наблюдением. Руководители Random House встретили ее с уважением и пониманием – если не с безоговорочным согласием! К концу ланча она, фактически, решила, что будет работать именно с этим издателем. Прошло совсем немного времени, прежде чем Random House тоже вынесли свой вердикт. Лично для себя Гайдн нашел философию Рэнд отталкивающей, но озвучивая свою профессиональную точку зрения, сказал, что в этой книге он видит потенциальный бестселлер. Он и Серф были уверены, что это будет очень важная книга, которая вызовет широкий общественный резонанс, и сказали Рэнд, чтобы она назвала свои условия.

Месяцы, прошедшие с момента завершения работы над романом в марте до его публикации в ноябре, были для Рэнд редкой идиллией. Random House относились к ней с благоговением. Серф попросил ее лично поговорить с сотрудниками отдела продаж, что было большой честью для любого автора. Когда она отказалась принимать какие бы то ни было правки, издательство пошло ей навстречу. Не будучи больше прикованной к своей работе над романом, Рэнд наслаждалась покоем, счастьем и триумфом. Она продолжала свой роман с Натаниэлем Бранденом, в котором они с ним совмещали роли любовников и напарников по интеллектуальным беседам. Это было затишье перед бурей.

На момент, когда вышел «Источник», Рэнд была темной лошадкой, не имевшей авторитета в литературном мире. Но выхода романа «Атлант расправил плечи» ждали уже десятки тысяч читателей. Эта книга вызвала огромный ажиотаж еще до своего появления на прилавках. Потрясающие продажи «Источника», все еще впечатляющие даже спустя десять лет после первой публикации, казалось, гарантировали, что ее следующая работа станет мегабестселлером. Сама Рэнд стала культовым персонажем в Нью-Йорке, яркой и запоминающейся личностью, которую очень редко можно было встретить за пределами «Коллектива». Издательство Random House подливало масла в огонь при помощи серии рекламных публикаций, пресс-конференции и огромного рекламного щита на Мэдисон-авеню. Было громко заявлено: новый роман Айн Рэнд находится на пути к читателю.

Сама Рэнд и ее ближний круг также затаили дыхание в предвкушении появления этой книги. Рэнд сказала своим последователям, что готова встретить критику с открытым забралом: она закалила себя для любых нападок. Ученики не восприняли это предупреждение сколь бы то ни было серьезно. Привыкшие полагаться на силу слов Рэнд, они были уверены, что философия объективизма в любом случае покорит мир, и это лишь вопрос времени. Один из новых участников ее кружка, Роберт Хансен, вспоминал об этом так: «Мы были волной будущего… Объективизм должен был смести все на своем пути». Зарядившись этим настроем, Рэнд и ее ближний круг оказались совершенно не готовы к той ожесточенной реакции, которую на самом деле встретила эта книга. «Это роман? Или это кошмар?», – ехидно вопрошал рецензент из журнала Time. Лишь несколько журналов, придерживавшихся правых взглядов, выказали «Атланту» свое расположение, но это не отменяло всеобщего вердикта: макулатура. Рэнд была опустошена и разбита. Более всего она жаждала встретить единомышленника, представителя интеллектуальной элиты, который открыл бы миру глаза на масштаб ее свершения. Такового не нашлось.

Впрочем, дальнейшая судьба книги расставила все по своим местам. Желчные критики сконцентрировали свое внимание на том, как Рэнд описывала человеческие взаимоотношения, на раздражении и горечи, которые она в это вкладывала. Но крупные бизнесмены и капиталисты вместо этого обратили внимание на ее героизацию индустрии, ее одобрение тяжелой работы и ремесла, ее глубокое знание принципов работы свободного рынка. Студенты и школьники сопереживали ее убедительно очерченным персонажам и были очень рады обнаружить за хитросплетениями драматической истории понятную и последовательную философию объективизма. Наблюдая за этим, Рэнд поняла, что в мире литературы у нее был свой, особенный путь. Ее дорога к интеллектуальному признанию не была типичной, традиционной или легкой. Рэнд прошла своим собственным путем, которого никто не знал до нее.

Если рассматривать это произведение на уровне художественной литературы, «Атлант расправил плечи» является моралистской басней о негативных последствиях вмешательства правительства в работу свободного рынка. Действие романа разворачивается в антиутопическом мире, находящемся на грани полного краха по причине проводимой на протяжении многих лет либеральной государственной политики. Провозглашающее соответствующие идеи государство вышло из-под контроля, и коллективизм восторжествовал во всем мире. Показанная в романе Рэнд разлагающаяся Америка является отображением Петрограда времен ее юности. Экономика начинает рушиться под тяжестью социалистической политики, а нехватка продовольствия, промышленные катастрофы и банкротства становятся повсеместными явлениями. Над страной воцаряются депрессия и страх. Обреченные и бездеятельные граждане могут только разводить руками и задавать в пустоту вопрос, являющийся центральной темой книги: «Кто такой Джон Голт?».

Рэнд показывает читателю этот мир глазами двух основных персонажей – Дэгни Таггарт и Хэнка Реардена. Оба они – одаренные и изобретательные владельцы крупных бизнесов, которые пытаются удержать свои предприятия на плаву, невзирая на постоянно растущее бремя государственного регулирования. Сильные, красивые и целеустремленные, Дэгни и Хэнк резко контрастируют с созданными Рэнд образами злодеев – рыхлых и пузатых чиновников-бюрократов, а также бизнесменов-коррупционеров, которые ждут послаблений от чиновников, которых они подкупили. Враги Дэгни и Хэнка начинают с принятия законов, ограничивающих конкуренцию и инновации – а к концу романа полностью национализируют железные дороги и стальную промышленность. Когда государство экспроприирует частную собственность, бывших владельцев заставляют подписать «подарочный сертификат», а все действие в целом преподносится как акт патриотического пожертвования.

Протестуя против этой государственной тирании, лучшие творческие умы Америки начинают «забастовку», и на протяжении всей истории все компетентные личности, представляющие самые разнообразные профессии, начинают постепенно исчезать в неизвестном направлении. Эти забастовщики решают изъять свои таланты из общества до тех пор, покуда им не будет предоставлена полная экономическая свобода. Для Дэгни и Хэнка, которые не понимают мотивации забастовщиков, исчезновение их коллег становится еще одним бременем. Человек, стоявший за этой забастовкой, Джон Голт, не появляется в качестве главного персонажа на протяжении более чем половины 1 084-страничного романа. Несмотря на то, что в течение большей части произведения Голт остается лишь загадочным персонажем, находящимся в тени, он является главной попыткой Рэнд создать идеального героя. Как и Говард Рорк, Голт имеет красивую внешность, выдающийся ум и сильный характер. Он создал мотор, работающий на статическом электричестве, который может произвести революцию в науке и промышленности – но держит свое изобретение в секрете, чтобы его не захватили коллективисты. Когда Голт выходит на сцену, он начинает влиять на Дэгни и Хэнка – последних двух компетентных промышленников, которые еще не присоединились к забастовке. Он стремится заманить их в свое горное убежище, Ущелье Голта, где забастовщики создают свое собственное утопическое общество свободного рынка.

Как и в случае с «Источником», Рэнд преподносит собственное определение морали, которое вписывается в ее концепцию. Моральным, с ее точки зрения, является зарабатывать деньги, работать только на себя, развивать в себе уникальные таланты и навыки. Также моральным является думать, быть рациональным. «Процесс размышления является моральным процессом, – учит Голт свою аудиторию. – Мышление – основное положительное качество человека, из которого проистекают все остальные». Аморальным же является просить что-либо у других, ничего не предлагая взамен. Забастовщики Голта дают клятву, в которой содержится квинтэссенция этики Рэнд: «Я клянусь своей жизнью и своей любовью, что я никогда не буду жить ради другого человека, и никогда не попрошу другого человека жить ради меня».

Хэнк Реарден в романе является наглядным примером, выразителем философии Рэнд в реальном мире. Несмотря на то, что он использует рациональных подход в деловой сфере, в личной жизни он подавлен, поскольку чувствует себя виноватым и обязанным перед своей семьей – которая на нем откровенно паразитирует. Эти чувства являются одной из причин того, что Хэнк предпочитает продолжать действовать в условиях экономики, контролируемой его врагами, нежели присоединиться к забастовке. Только после того, как Реарден понимает, что рациональность должна распространяться на все сферы его жизни, и что он не является собственностью своей семьи или всего общества в целом, он может считать себя по-настоящему свободным. Избавившись от навязанного обществом обязательства приносить себя в жертву, он отправляется в Ущелье Голта. Случай Дэгни более сложный, поскольку она по-настоящему любит свою железную дорогу. Она до последнего сопротивляется забастовке. Только под конец романа Таггарт понимает, что она должна использовать свой предпринимательский талант так, как того хочет она сама, а не кто-либо другой. Когда Дэгни и Хэнк, наконец, присоединяются к забастовке, конец наступает быстро. Без участия компетентных специалистов плохие парни быстро разрушают экономику до основания. Иррациональные, эмоциональные и зависимые, они оказываются неспособны поддерживать на должном уровне жизненно важные отрасли страны и используют насилие, чтобы подчинять все более недовольное население. В конце романа мир оказывается на грани апокалипсиса, а это значит, что Голт и его забастовщики должны вернуться в него, чтобы спасти от окончательного разрушения.

Повсюду за пределами академического и литературного миров книгу «Атлант расправил плечи» встречали с большим энтузиазмом. Этот роман сделал Рэнд кумиром множества владельцев крупных корпораций и их сотрудников, множества людей, считавших которые идентифицировали себя как капиталистов и были очень рады обнаружить книгу, в которой их работа оценивалась по достоинству и прославлялась. Глава расположенной в Огайо сталелитейной компании сказал ей: «На протяжении двадцати пяти лет я пытался донести до мира тот факт, что «яйцеголовые»: социалисты, коммунисты, профессора и так называемые либералы – не понимают, как производятся товары. Этого не понимает даже человек, который работает у станка. Поэтому ваш роман «Атлант расправил плечи» я читал с огромным удовольствием». Такие читатели, как этот, с восторгом встретили как то восхищение, с которым Рэнд описывает индивидуального предпринимателя, так и ее более широкий взгляд на капитализм как экономическую систему. «Атлант» обновил и оформил традиционную для Америки лояльность по отношению к бизнесу, которую Рэнд впервые заметила еще в сороковые. Она представила в книге одухотворенную версию американской рыночной системы, создав убедительное видение капитализма, которое было построено на традициях самостоятельности и индивидуализма, но также включало в себя более далеко идущий размах, даже в какой-то степени футуристический идеал того, каким может стать капиталистическое общество.

Глава 29
«Атлант» бьет мимо

Людей бизнеса привлекали как сами идеи Рэнд, так и мастерство, с которым она объединила их в грамотную и всеобъемлющую цельную систему. Один из высокопоставленных директоров сказал менеджменту своей компании, что идеи Рэнд могут помочь им «глубже исследовать философские и экономические причины упадка свободы в Америке. Мисс Рэнд нагляднейшим образом разъясняет неразрывность связи между моральным образом действия, частной собственностью, экономической деятельностью и рациональными поступками. Она убедительно доказывает, что все эти элементы неразрывно вплетены друг в друга. И когда некто, читает эту книгу и принимает приводимые автором тезисы как абсолютные доказательства превосходства свободного общества, он начинает понимать, почему столь многие из наших попыток предотвратить развитие в обществе коллективистских тенденций, оказались настолько несостоятельными». Рэнд предлагала крупному бизнесу как объяснение того, откуда берутся в обществе настроения, направленные против свободного предпринимательства, так и план действий на будущее. Эта комбинация до глубины души поразила президента расположенной в Провиденсе компании Sealol Incorporated, который так отозвался о книге Рэнд в разговоре с автором: «После многих лет попыток побудить лидеров бизнес-сообщества к словам и действиям в области государственного управления и политики, я чувствую, что теперь у меня в руках есть нужный ключ, который в конечном итоге разблокирует тот огромный потенциал, что наличествует в этой группе. Ни в одной из книг, которые я прочел ранее, мне не удалось найти единственно верного ответа – лишь только в философии вашего романа я его нашел».

Эта комплексная система являлась следствием применения философской формулы «А есть А» (А = А), которую использовал Лейбниц для обозначения принципа тождества. Еще Аристотель отмечал, что «все истинное должно быть во всех отношениях согласно с самим собой», но он формулировал не закон тождества, а закон запрещения противоречий. Рене Декарт относит положение, согласно которому «немыслимо быть и не быть одним и тем же», к вечным истинам – к фундаментальным аксиомам научного знания. Джон Локк признает положение, согласно которому «одна и та же вещь не может быть и не быть», самоочевидным и несомненным. Лейбниц же, проводя различие между двумя типами научных высказываний – «истинами разума» и «истинами факта», усматривает в тождественных положениях, к которым сводятся все положения математики, абсолютно первые истины: «Великой основой математики является принцип противоречия, или тождества, то есть – положение о том, что суждение не может быть истинным и ложным одновременно, что следовательно, А есть А и не может быть не равно А. Один этот принцип достаточен, чтобы вывести на его основе всю арифметику и всю геометрию, а стало быть, все математические принципы». Для Лейбница утверждение «А = А» является истинным само по себе, и из этих тавтологий можно вывести все истинные утверждения математики. В логических работах 1680–1690 гг. («Логические определения», «Математика разума» и др.) он ставит задачу построить силлогистику на минимальных логических основаниях (к ним он относит принцип тождества «Всякое А есть А» и «Некоторое А есть А») и синтетическим методом вывести силлогистику. Лейбниц исходит из логико-гносеологического статуса принципа тождества, подчеркивая, что «не бывает никаких двух неразличимых друг от друга отдельных вещей». Отрицая онтологическую интерпретацию принципа тождества, он настаивает на том, что «полагать две вещи неразличимыми, означает полагать одну и ту же вещь под двумя разными именами». Именно на этот факт на протяжении всей своей литературной, философской и политической деятельности пыталась открыть людям глаза Айн Рэнд. Она указывала на тождественность друг другу таких понятий, как альтруизм, социализм, реализовываемая на государственном уровне доктрина всеобщего блага, или же Новый курс.

В Рэнд американские бизнесмены увидели своего знаменосца, голос, который мог выразить претензии бизнес-сообщества на значимость в общественной жизни Америки. В ее почтовый ящик потоком хлынули приглашения на симпозиумы и конференции. Рэнд пригласили на встречу Национального промышленного совета, чтобы прочесть лекцию на тему «Этика капитализма». Также она трижды присутствовала на недельных семинарах, организованных одним из подразделений Американской ассоциации менеджеров. Два профессора из Колумбийской школы бизнеса начали использовать роман «Атлант расправил плечи» в качестве учебника и пригласили автора прочитать курс, посвященный концептуальным и институциональным основам современного бизнеса. Бизнес-сообщество даже могло предложить Рэнд неплохую интеллектуальную платформу. Издание The Atlantic Economic Review, выпускаемое бизнес-школой штата Джорджия, принять участие в симпозиуме на тему «Человек организации», попросив ее написать исследование на тему «Вера в современный менеджмент». Послание, заложенное в ее титаническом труде, распространили многие менеджеры среднего и высшего звена, которые обменивались цитатами из «Атланта» на работе, либо отправили экземпляры книги своим друзьям.

Однако, когда за книгу «Атлант расправил плечи» взялись профессиональные литературные обозреватели, они, в массе своей попросту не заметили – или не захотели заметить – то торжество бизнеса и ту плотную философскую систему, которую Рэнд вплела в ткань своего повествования. Вместо этого они сосредоточились на ее жестких нападках на «секонд-хендеров», мародеров, лентяев и прочих бездарей. Этот роман вызвал зашкаливающий уровень ругани в медиа-сфере. Рецензии зачастую являли собой просто яростные, язвительные и насмешливые нападки, а не грамотный и обоснованный литературный анализ. В The New York Times Book Review, которые ранее любезно похвалили «Источник», была опубликована статья бывшего коммуниста Грэнвилла Хикса, который заявлял: «Мисс Рэнд громко заявляет о своей любви к жизни, но является достаточно очевидным, что центральным мотивом при написании этой книги была для нее ненависть». По большей части рецензенты вообще не обращали внимания на политические, либо же моральные взгляды Рэнд, или даже на ее низкопоклонство перед идеей сверхчеловека. На что они обратили внимание – так это на ее тон и стиль. «Книга пропитана ненавистью», – заявляла The Saturday Review. Прочие жаловались на встречавшиеся в тексте повторы, мрачную серьезность и недостаток чувства юмора.

Однако все эти рецензенты совершенно правильно подметили, что наряду с благоговейным изображением героев из капиталистического мира, «Атлант расправил плечи» имеет решительно мизантропический посыл. Во многих отношениях этот роман являлся последним знаменателем «теории негодования», которую Рэнд впервые сформулировала еще в Крыму, наблюдая за своим отцом. Он также являлся возвращением к ее самым первым, недописанным произведениям. В очередной раз Рэнд выплеснула всю желчь, которая копилась в ней на протяжении многих лет. После того, как на авансцену выходит Джон Голт, текст Рэнд начинает особенно сильно вскипать яростью и отчаянием, рождая теорию заговора, которая рассматривает мир в качестве поля боя между компетентностью и некомпетентностью. Голт говорит своим радиослушателям: «Тот, кому нас теперь призывают поклоняться, тот, кого в свое время рядили в одежды Бога или короля, на деле не более чем жалкая, никчемная, хнычущая от своей никчемности бездарь. Таков нынешний идеал, идол, цель, и всякий может рассчитывать на награду в той мере, в какой он приближается к этому образу. Ныне век простого человека, говорят нам, и всякий может претендовать на этот титул в той степени, в какой ему удалось ничего не достичь. Его возведут в ранг благородства соответственно усилиям, которых он не совершил, его будут почитать за добродетели, которых он не выказал, ему заплатят за товары, которых он не производил. Что же до нас, мы должны искупать грех таланта, нам назначено трудиться на пользу бездари так, как она распорядится, наградой нам будет ее удовлетворение. Мы вносим наибольший вклад, поэтому наш голос наименее весом. Мы мыслим лучше других, поэтому нам не позволено высказывать свое мнение. Поскольку мы способны действовать правильно, нам не позволено поступать по своей воле. Мы работаем по приказам и распоряжениям, под контролем тех, кто сам не способен трудиться. Они распоряжаются нашей энергией, ибо у них нет своей, продуктами нашего труда, ибо сами они не способны производить. Вы скажете: это невозможно, из этого ничего не получится. Им это известно, но неизвестно вам, и все их расчеты строятся на вашем незнании. Они рассчитывают, что вы будете и дальше трудиться на пределе возможного и кормить их до конца своих дней; а когда вы свалитесь, появится новая жертва и станет кормить их, с трудом поддерживая собственную жизнь. И жизнь каждой новой жертвы будет короче; если после вашей смерти им останется железная дорога, то последний ваш потомок по духу оставит им разве что краюху хлеба. Но нынешних паразитов это не беспокоит. Их планы, как и планы царственных бандитов прошлого, не идут дальше срока их собственной жизни – лишь бы добычи хватило на их век. Раньше всегда хватало, потому что в каждом поколении всегда хватало жертв. Но на сей раз не хватит. Жертвы объявили забастовку. Атлант расправил плечи». В речи Голта проявляется и манихейское мировоззрение Рэнд, компетентная элита сталкивается здесь с неэффективными народными массами.

Теперь Рэнд видела естественную человеческую симпатию к угнетенным слоям населения как неприемлемый духовный «рудимент», свойственный тем людям, которых она поставила «на вершину пирамиды». Устами Голта Рэнд видоизменяет традиционное понимание эксплуатации, утверждая следующее:

Человек, стоящий на вершине интеллектуальной пирамиды, отдает большую часть того, что производит, всем, кто находится ниже него – но не получает взамен ничего, кроме материального вознаграждения, не получает никакого интеллектуального бонуса. Человек, который стоит на социальной лестнице ниже всех, если его предоставить самому себе, умрет от голода – но он получает от общества бонусы в виде плодов интеллектуального труда всех, кто находится выше. Именно такова природа «соревнования» между сильным и слабым интеллектами. Вот таков на самом деле механизм той самой «эксплуатации», в которой вы обвиняете сильных. В таких пассажах Рэнд полностью отбрасывает популизм и эгалитаризм, которые были характерны для более ранних ее работ, и обращается к тому языку, которым пользовались предшествовавшие ей апологеты капитализма. Хоть она и не использовала чересчур резких биологических метафор, ее аргументация местами напоминает своеобразную пародию на социальный дарвинизм. Роман «Атлант расправил плечи» стал сердитым отходом от прежнего акцента на компетентности, природном уме и способностях простого человека – тем, которые поднимались в «Источнике».