Текст книги "Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса"

Меж тем из-за поворота показались боковые фонари кареты. К двери Брайони-Лодж подкатило небольшое нарядное ландо. Когда оно остановилось, оборванец, из тех, что прохлаждались на углу, кинулся к дверце, чтобы открыть ее и получить мелочь за услугу, но был оттеснен не менее предприимчивым сотоварищем. Разразилась ожесточенная перебранка, к которой присоединились двое гвардейцев, поддержавшие одного из соперников, а также точильщик, столь же горячо вступившийся за другого. Кто-то пустил в ход кулаки, и дама, вышедшая из кареты, тут же очутилась в самом центре потасовки, разгоряченные участники которой лупцевали друг друга кто голыми руками, кто палками. Холмс кинулся на защиту дамы, но в гуще толпы с криком упал на землю; по его лицу обильно заструилась кровь. Увидев это, гвардейцы припустили в одну сторону, оборванцы в другую, а несколько прилично одетых мужчин, которые наблюдали драку со стороны, приблизились, чтобы помочь даме и раненому. Ирэн Адлер (я буду по-прежнему называть ее этим именем) успела уже взбежать по ступеням, но у двери задержалась и обернулась. Ее силуэт на фоне освещенной прихожей поражал благородством линий.

– Что с бедным джентльменом? Он ранен? – спросила она.

– Он умер, – хором ответили несколько человек.

– Нет, нет, еще дышит! – крикнул кто-то. – Но до больницы не дотянет.

– Какой храбрец! – вмешалась какая-то женщина. – Если бы не он, леди осталась бы без кошелька и часов. Это были грабители, целая банда. А, он еще живой.

– Нельзя оставлять его на улице. Разрешите внести его в дом, мадам?

– Конечно. Ступайте в гостиную. Там удобный диван. Сюда, пожалуйста!

Неспешно и торжественно Холмса внесли в Брайони-Лодж и уложили в главной комнате; я наблюдал происходящее со своего поста у окна. Зажгли лампы, но шторы не задернули, и мне был виден Холмс, лежавший на диване. Не знаю, испытывал ли он укоры совести из-за своей роли, но я стыдился, как никогда в жизни: эта прекрасная женщина милосердно и заботливо ухаживала за раненым, а я строил против нее козни. Однако не исполнить поручение Холмса было бы чернейшим предательством. Скрепя сердце я вынул из-под ольстера дымовую гранату. В конце концов, подумал я, мы не собираемся причинять ей вред, а просто мешаем причинить вред другому человеку.

Холмс сел и замахал руками, показывая, что ему не хватает воздуха. Служанка поспешила распахнуть окно. В тот же миг я увидел сигнал – вскинутую руку Холмса – и с криком «Пожар!» кинул в комнату гранату. Крик немедля подхватила целая толпа зевак, и оборванных, и прилично одетых: джентльменов, конюхов, служанок. Из комнаты в окно повалили клубы дыма. Я различал метавшихся по дому людей, но вскоре голос Холмса заверил, что тревога ложная. Пробравшись сквозь орущую толпу, я достиг угла и там, минут через десять, радостно пожал руку моему другу, вслед за чем мы оба покинули место событий. Холмс шагал проворно и хранил молчание, пока мы не свернули на одну из тихих улочек, примыкающих к Эджвер-роуд.

– Вы очень недурно справились, доктор, – заметил он. – Все прошло наилучшим образом. Дело сделано.

– Вы заполучили фото?

– Я знаю, где оно.

– Откуда?

– Как я вам говорил, мисс Адлер сама мне показала.

– Я по-прежнему теряюсь в догадках.

– Не стану вас интриговать, – засмеялся Холмс. – Все проще простого. Вы, конечно, заметили, что все, кто был на улице, работали на меня. Наняты мной на этот вечер.

– Это я понял.

– Когда началась потасовка, у меня в ладони было немного влажной красной краски. Я кинулся вперед, упал, прижал ладонь к лицу – и вот оно, жалкое зрелище. Трюк очень старый.

– Об этом тоже можно было догадаться.

– Затем меня внесли в дом. Мисс Адлер пришлось согласиться. Что ей было делать? Я оказался в гостиной – как я подозревал, в той самой, нужной мне, комнате. Фотография хранится либо здесь, либо в спальне, и я был твердо намерен узнать, где именно. Меня положили на диван, я потребовал воздуха; им ничего не оставалось, как открыть окно, и вы этим воспользовались.

– Но что это вам дало?

– Все, что нужно. Если женщина думает, что в доме пожар, она инстинктивно спасает то, что ей дороже всего. Этому побуждению невозможно противиться, чем я неоднократно пользовался. Эта хитрость помогла мне, когда я расследовал скандальную подмену в Дарлингтоне и случай в замке Арнсуорт. Замужняя женщина хватает ребенка, незамужняя – шкатулку с драгоценностями. Я знал, что интересующей нас особе ничто в доме так не дорого, как вещь, которую мы ищем. Она кинется спасать фотографию. Пожарная тревога была отлично разыграна. Дым, крики – тут не выдержат и стальные нервы. Мисс Адлер повела себя превосходно. Фото – в нише за скользящей панелью над сонеткой, что справа. Я разглядел его краешек – хозяйка дома наполовину вытащила его из тайника. Когда я крикнул, что тревога ложная, она вернула фотографию на место, бросила взгляд на гранату и выскочила из комнаты; с тех пор мы не виделись. Я встал и с извинениями ретировался. Можно было бы попытаться завладеть фотографией тогда же, но в комнату вошел кучер, он не спускал с меня глаз, и ради безопасности пришлось эту затею отложить. Поспешность погубила бы все дело.

– И что теперь? – спросил я.

– Наше поручение почти выполнено. Завтра я наведаюсь туда с королем – и с вами тоже, если вы захотите присоединиться. Нас проводят в гостиную, но, вероятно, когда хозяйка придет, ни посетителей, ни фотографии там уже не будет. Его величеству, наверное, будет приятно забрать снимок собственными руками.

– Когда вы туда собираетесь?

– В восемь утра. Мисс Адлер еще не встанет с постели, так что руки у нас будут развязаны. Кроме того, надо торопиться: выйдя замуж, она может полностью поменять свой образ жизни и привычки. Я должен без промедления послать королю телеграмму.

Мы уже стояли на Бейкер-стрит перед нашей дверью. Пока Холмс рылся в карманах, отыскивая ключ, какой-то прохожий бросил на ходу:

– Доброй ночи, мистер Шерлок Холмс.

По улице шло несколько человек, но голос как будто принадлежал спешившему прочь стройному юноше в ольстере.

– Этот голос я уже слышал. – Холмс уставился в конец тускло освещенной улицы. – Кто же, черт возьми, это был?

III

Я заночевал на Бейкер-стрит. Утром, когда мы сидели за кофе и тостами, в комнату стремительным шагом вошел король Богемии.

– Вы в самом деле ее добыли? – Схватив Холмса за плечи, он пытливо заглянул ему в глаза.

– Пока нет.

– Но надеетесь?

– Надеюсь.

– Тогда идем. Я весь нетерпение.

– Нужно дождаться кэба.

– Не надо, под дверью стоит мой брум.

– Это упростит дело.

Мы спустились и вновь отправились к Брайони-Лодж.

– Ирэн Адлер вышла замуж, – заметил Холмс.

– Замуж! Когда?

– Вчера.

– Но за кого?

– За адвоката-англичанина по фамилии Нортон.

– Не может быть, чтобы она его любила.

– Надеюсь, что любит.

– Почему надеетесь?

– Потому что это позволит вашему величеству в дальнейшем ничего не опасаться. Если дама любит своего мужа, значит она не любит ваше величество. Если она не любит ваше величество, ей нет никакого смысла мешать вашим планам.

– Это верно. И все же… Прискорбно, что она не благородного происхождения! Какая бы из нее получилась королева! – Король пригорюнился и до самой Серпентайн-авеню не произнес ни слова.

Дверь Брайони-Лодж была открыта, на ступенях стояла немолодая женщина. Пока мы выбирались из экипажа, она мерила нас сардоническим взглядом.

– Мистер Шерлок Холмс, я полагаю? – спросила она.

– Мистер Холмс – это я. – Мой друг смотрел недоумевающе и даже растерянно.

– Ага! Госпожа мне говорила, что вы, скорее всего, сюда заедете. Она утром отправилась с супругом на континент, поездом в пять пятнадцать с вокзала Чаринг-Кросс.

– Что такое? – Шерлок Холмс отшатнулся, ошеломленный и бледный от досады. – Она покинула Англию?

– Навсегда.

– А бумаги? – хрипло заговорил король. – Все пропало.

– Посмотрим.

Оттеснив в сторону служанку, Холмс влетел в гостиную. Мы с королем последовали за ним. Мебель была стронута с места, полки опустошены, ящики выдвинуты, словно хозяйка наспех паковала вещи перед бегством. Холмс кинулся к сонетке, толкнул скользящую дверцу, сунул руку в тайник и извлек фотографию и письмо. Со снимка смотрела сама Ирэн Адлер в вечернем платье, письмо было надписано: «Шерлоку Холмсу, эсквайру. До востребования». Мой друг вскрыл письмо, и мы втроем в него углубились. Датировано оно было минувшей полночью и гласило следующее:

«Дражайший мистер Шерлок Холмс,

Ваша затея удалась как нельзя лучше. Я в самом деле попалась на удочку. Лишь когда пожарная тревога не подтвердилась, мне пришло в голову, что это был подвох. Поняв, что выдала себя, я задумалась. Меня предостерегали против Вас уже давно. Несколько месяцев назад мне говорили, что, если король обратится к помощи доверенного лица, это непременно будете Вы. Мне дали Ваш адрес. Но, даже зная все это, я волей-неволей выдала Вам то, что вы желали разведать. Даже заподозрив неладное, я не хотела думать дурно о пожилом священнике, таком милом и добродушном. Вам известно, однако, что я и сама не чужда актерского ремесла. Мне привычно мужское платье. Я нередко пользовалась свободой, которую оно дает. Я послала Джона, кучера, Вас стеречь, побежала наверх, переоделась в прогулочный костюм (так я его называю) и спустилась вниз, как только Вы ушли.

Что ж – я следила за Вами до самых дверей и удостоверилась, что ко мне проявляет интерес не кто иной, как знаменитый мистер Шерлок Холмс. Потом я довольно безрассудно пожелала Вам доброй ночи и отправилась в Темпл, чтобы увидеться с мужем.

Мы решили, что, поскольку против нас выступил столь грозный противник, лучший выход – это бегство; явившись завтра, Вы найдете гнездо опустевшим. Что до фотографии, то Ваш клиент может спать спокойно. Я люблю человека более достойного и любима им. Король волен поступать, как он желает, не опасаясь той, кому он причинил жестокую обиду. Я буду хранить фотографию лишь затем, чтобы обезопасить себя и быть вооруженной на случай любых его шагов. Взамен я кладу сюда снимок, который, возможно, ему захочется у себя оставить. Остаюсь, дражайший мистер Шерлок Холмс, искренне преданной Вам

Ирэн Нортон, урожденной Адлер».

– Какая женщина… о, какая женщина! – вскричал король Богемии, когда мы втроем прочли послание. – Я ведь рассказывал вам, какой у нее быстрый и решительный ум? Правда, из нее вышла бы восхитительная королева? Какая досада, что она мне не ровня!

– Судя по всему, что я теперь знаю об этой леди, вы с ней действительно никак не ровня, ваше величество, – холодно отозвался Холмс. – Сожалею, что не смог добиться более благоприятного результата.

– Напротив, дражайший сэр, ничего благоприятнее и быть не может. Ее слово нерушимо, я уверен. Фотография теперь безвредна, как если бы она сгорела.

– Рад слышать от вашего величества такие слова.

– Я бесконечно вам обязан. Скажите, как мне вас вознаградить? Это кольцо… – Он стянул с пальца изумрудную змейку, положил на ладонь и протянул Холмсу.

– У вашего величества есть нечто более ценное для меня.

– Вам стоит лишь назвать.

– Эта фотография!

У короля округлились глаза.

– Фотография Ирэн? Конечно, если хотите.

– Благодарю ваше величество. Тогда будем считать дело законченным. Имею честь пожелать вам наидобрейшего утра. – Холмс отвесил поклон, отвернулся и, не замечая протянутой руки короля, отправился вместе со мной восвояси.

Такова история о том, как Королевству Богемия грозил громкий скандал, а изобретательные замыслы мистера Шерлока Холмса не устояли против женского ума. Прежде он имел обыкновение посмеиваться над мыслительными способностями женщин, но позднее я от него подобных шуток не слышал. А говоря об Ирэн Адлер или упоминая ее фотографию, он всегда употребляет почетный титул «та женщина».

Приключение II
Союз рыжих

Как-то раз прошлой осенью я, навестив Холмса, застал его за оживленным разговором с огненно-рыжим румяным джентльменом не первой молодости и очень плотного сложения. Извинившись, я хотел удалиться, но Холмс решительно втянул меня в комнату и захлопнул дверь.

– Вы пришли как нельзя более кстати, дорогой Ватсон, – радушно заверил он.

– Я подумал, вы заняты.

– Это верно. Очень и очень занят.

– Тогда я подожду в соседней комнате.

– Нет-нет. Мистер Уилсон, этот джентльмен был моим партнером и помощником во многих наиболее удачных расследованиях, и я не сомневаюсь, что и в вашем случае он будет мне крайне полезен.

Дородный джентльмен привстал со стула и кивнул. Его маленькие, заплывшие жиром глазки скользнули по мне вопросительно.

– Садитесь сюда, на диван. – Холмс откинулся на спинку кресла и соединил домиком кончики пальцев, как делал обычно, когда что-то обдумывал. – Я знаю, дорогой Ватсон, вы, как и я, любите все причудливое, необычное, все, что нарушает рутину обыденного существования. Вы доказали это, когда с таким жаром взялись вести хронику – уж простите, несколько приукрашенную – моих скромных приключений.

– Ваши расследования в самом деле были мне чрезвычайно интересны, – заметил я.

– Помните, на днях, как раз перед тем, как мы взялись за простенькую головоломку, предложенную мисс Мэри Сазерленд, я заметил, что жизнь сталкивает нас с такими причудливыми хитросплетениями событий, каких не измыслит и самая смелая фантазия?

– Суждение, в котором я позволил себе усомниться.

– Да, доктор, и тем не менее вам придется согласиться со мной, иначе я стану заваливать вас фактами, пока ваш разум под их тяжестью не сдастся и не признает мою правоту. Этим утром меня удостоил визита мистер Джейбез Уилсон (вот он, перед вами) и начал излагать историю, которая обещает быть едва ли не самой странной из всех, какие я в последнее время слышал. Я уже говорил вам, что наиболее странные, наиболее неординарные обстоятельства сопутствуют отнюдь не самым тяжким преступлениям. Иной раз вообще непонятно, был ли нарушен закон. Судя по тому, что я успел услышать, неясно, идет ли в данном случае речь о преступлении, однако события таковы, что я не знаю, с чем их и сопоставить. Сделайте милость, мистер Уилсон, расскажите все снова с самого начала. Прошу не только ради моего друга Ватсона, которому предыстория неизвестна, но и потому, что желаю знать все подробности столь необычной истории. Как правило, ознакомившись с делом в самых общих чертах, я уже знаю, как к нему подойти, поскольку на ум приходят тысячи подобных случаев. Но сейчас я вынужден признать, что, судя по всему, случай перед нами беспримерный.

Дородный клиент не без гордости приосанился и вынул из кармана пальто грязную мятую газету. Пока он расправлял ее на коленях и, склонившись, просматривал колонку объявлений, я изучал его наружность и платье и, по примеру моего друга, старался сделать какие-то выводы.

Наблюдения, однако, почти ничего не дали. По всем признакам наш упитанный, надутый и медлительный гость принадлежал к самым обычным британским торговцам. Серые, в мелкую шашечку брюки сидели несколько мешковато, черный, не очень опрятный сюртук был расстегнут, под ним виднелась темно-коричневая жилетка с тяжелой альбертовой цепочкой из латуни и квадратной металлической бляшкой, прицепленной в качестве украшения. Рядом на стуле лежали обтрепанный цилиндр и выцветшее коричневое пальто с помятым бархатным воротником. Я, как ни старался, не мог обнаружить в этом человеке ничего примечательного, кроме огненно-рыжей шевелюры и горестного, разобиженного выражения лица.

Шерлок Холмс приметил своим острым глазом, чем я занят, и с улыбкой покачал головой:

– Помимо тех очевидных фактов, что он в прошлом занимался физическим трудом, нюхает табак, принадлежит к франкмасонам, побывал в Китае и много писал в последнее время, я ничего не могу сказать.

Мистер Джейбез Уилсон подпрыгнул на стуле; его указательный палец по-прежнему упирался в газету, но глаза уставились на моего друга.

– Бога ради, мистер Холмс, откуда вам все это известно? – спросил он. – Кто вам сказал, к примеру, что я занимался физическим трудом? Это истинная правда: в юности я служил корабельным плотником.

– Ваши руки сказали мне об этом, дражайший сэр. Правая ладонь у вас на целый размер больше левой. Мышцы на правой руке сильнее развиты, потому что вы ею работали.

– А что же с нюхательным табаком и с франкмасонами?

– Не стану принижать ваши умственные способности объяснением – в особенности потому, что вы, нарушая строгие запреты ордена, носите булавку для галстука с дугой и циркулем.

– А, ну конечно, я и забыл. А занятия письмом?

– О чем же еще говорят залоснившаяся правая манжета и потертость на левом рукаве у локтя – где вы опирались о письменный стол?

– Ладно, а Китай?

– Татуировка в виде рыбы над правым запястьем могла быть сделана только в Китае. Мне в свое время довелось изучать татуировки и даже внести небольшой вклад в научную литературу, посвященную этому предмету. Придавать рыбьей чешуе нежно-розовый оттенок умеют только в Китае. А когда я к тому же заметил китайскую монету у вас на часовой цепочке, все окончательно прояснилось.

Мистер Джейбез Уилсон громко расхохотался.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Я думал сперва, это что-то мудреное, но теперь вижу – ерунда да и только.

– Я прихожу к мысли, Ватсон, что делаю ошибку, объясняя свои умозаключения. «Omne ignotum pro magnifico»[15]15
  «Все неизвестное представляется величественным» (лат.).


[Закрыть], знаете ли, и откровенность погубит мою какую-никакую репутацию. Ну что, мистер Уилсон, нашли объявление?

– Нашел, нашел. – Толстый красный палец остановился на середине колонки. – Вот оно. С него все и началось. Читайте сами, сэр.

Я взял у него газету и прочел:

«СОЮЗ РЫЖИХ: Согласно завещанию покойного Езекии Хопкинса из Лебанона, Пенсильвания, США, открыта еще одна вакансия для члена Союза с жалованьем четыре фунта стерлингов в неделю за исполнение чисто номинальных обязанностей. Избраны могут быть мужчины старше двадцати одного года, рыжеволосые, здоровые телом и душой. Претендентам следует явиться лично в понедельник к одиннадцати часам к Дункану Россу в контору Союза на Поупс-Корт, 7 (у Флит-стрит)».

– Бога ради, что это значит? – вскричал я, дважды перечитав удивительное объявление.

Холмс негромко засмеялся и поерзал в кресле, как обычно, когда он бывал в приподнятом настроении.

– Такое на каждом углу не встретишь, правда? А теперь, мистер Уилсон, выкладывайте нам все по порядку: про себя, про свою жизнь и про то, как сказалось на ней это объявление. А вы, доктор, для начала заметьте название газеты и дату.

– «Морнинг кроникл» за двадцать седьмое апреля тысяча восемьсот девяностого года. Ровно два месяца назад.

– Отлично. Ну, мистер Уилсон?

– Как я и рассказывал, мистер Шерлок Холмс, – начал Джейбез Уилсон, вытирая взмокший лоб, – я держу небольшой ломбард на Кобург-Сквер, вблизи Сити. Дела идут без особого размаха, в последние годы я зарабатывал разве что на хлеб. Прежде я нанимал двоих помощников, теперь – только одного, да и то лишь потому, что он согласился служить за половинное жалованье, чтобы изучить основы ремесла.

– И как зовут этого любезного юношу? – спросил Шерлок Холмс.

– Винсент Сполдинг, и юношей его не назовешь. Возраст трудно определить. Помощник он такой, мистер Холмс, что лучшего не пожелаешь; уверен, если бы он завел собственное дело, зарабатывал бы вдвое против того, что могу платить я. Но в конце концов, если он всем доволен, зачем внушать ему такие мысли?

– В самом деле, зачем? Вам, похоже, очень повезло – за полцены приобрести отличного работника. Такая удача в наши дни на дороге не валяется. Уж и не знаю, чему удивляться больше: вашему помощнику или этому объявлению.

– Ну, у него есть свои недостатки. Парень просто помешан на фотографии. Ему бы опыта набираться, а он щелк-щелк и, как кролик в нору, шасть в погреб – проявлять снимки. Это его главный недостаток, а так он отличный работник. Придраться не к чему.

– Он, как я понимаю, и сейчас при вас состоит?

– Да, сэр. Он да еще девчушка четырнадцати лет, которая худо-бедно готовит и прибирает, – вот и все мои домочадцы. Я ведь вдовец, родни у меня нет. Мы втроем живем размеренной жизнью; содержим дом и платим по счетам – и то ладно.

Из-за этого объявления мы впервые изменили своим привычкам. Ровнехонько восемь недель назад спускается в контору Сполдинг с этой самой газетой в руках и говорит:

«Эх, мистер Уилсон, дал бы Господь мне рыжие волосы!»

«Это почему?» – спрашиваю.

«А потому, что в Союзе рыжих открылась еще одна вакансия. Кто ее заполучит, тому достанется неплохой куш, и мне сдается, вакансий там больше, чем людей, так что попечители маются, не зная, куда девать деньги. Мне бы порыжеть, и кормушка моя».

«Ты о чем это?» – спрашиваю. Дело в том, мистер Холмс, что я большой домосед, на работу ходить не нужно, она у меня под боком, так я иной раз по месяцу не ступаю за порог. Что делается в мире, я понятия не имею, и меня радует любая новость.

Сполдинг даже глаза выпучил.

«Неужто вы никогда не слышали о Союзе рыжих?»

«Никогда».

«Ну и ну. А ведь вы сами вполне могли бы занять одну из вакансий».

«И сколько я получу?» – спрашиваю.

«О, всего-навсего пару сотен в год, но работа самая простая и другим занятиям почти не помешает».

Я, понятно, насторожил уши: дела в ломбарде шли так себе и лишняя пара сотен была бы очень кстати.

«Расскажи-ка мне все», – попросил я.

«Да вот. – Сполдинг показал мне объявление. – Смотрите сами: в Союзе есть вакансия, и тут указан адрес, куда обращаться за подробностями. Насколько я знаю, Союз основал американский миллионер – Езекия Хопкинс, большой чудак. Он сам был рыжий и питал ко всем рыжим самые теплые чувства, а когда он умер, оказалось, что все его громадное состояние завещано попечительскому совету, с тем чтобы на проценты открывали синекуры для тех, у кого волосы того самого цвета. Я слышал, жалованье там отличное, а работы почти никакой».

«Но, – говорю, – рыжих набежит целый миллион».

«Не так много, как вы думаете. Вакансия предназначена только для жителей Лондона, причем взрослых мужчин. Этот американец начал свою карьеру в Лондоне, и ему захотелось одарить былых соотечественников. Опять же, как я слышал, рыжеватых блондинов или шатенов не принимают, годятся только настоящие рыжие, с яркими, огненными волосами. Так что, мистер Уилсон, если решитесь, вы им как раз подойдете. Только стоит ли менять свои привычки ради нескольких сотен фунтов?»

Ну вот, джентльмены, вы сами видите, оттенок моих волос очень яркий и насыщенный, и я подумал, что шансы мои ничуть не хуже, чем у прочих. Винсент Сполдинг был явно в курсе дела и мог оказаться полезен, так что я велел ему опустить ставни и отправиться со мной. Он очень обрадовался выходному, мы закрыли лавку и пошли искать нужный адрес.

Такого зрелища, мистер Холмс, мне, наверное, не приведется больше видеть. Со всех сторон к Сити стекались люди, чьи волосы хоть чуть-чуть отдавали рыжиной. Флит-стрит была наводнена рыжими, Поупс-Корт – точь-в-точь как тележка торговца апельсинами. Я не думал, что по всей стране наберется столько рыжих, и весь этот народ собрался из-за одного-единственного объявления. Каких только оттенков рыжего здесь не было: солома, лимон, кирпич, шерсть ирландского сеттера, печень, глина; но, как и предсказывал Сполдинг, настоящих огненно-рыжих собралось не так уж много. Увидев эту толпу, я готов был отказаться от нашей затеи, но Сполдинг и слушать не пожелал. До сих пор не понимаю, как ему удалось, но он, протискиваясь и проталкиваясь, подтащил меня к самым ступеням в контору. По лестнице стремились два потока, вверх шли претенденты, вниз – отвергнутые; но мы, работая локтями, скоро оказались в конторе.

– Вам выпало весьма занимательное приключение, – заметил Холмс, когда клиент ненадолго замолк, чтобы освежить свою память щедрой порцией нюхательного табака. – Пожалуйста, продолжайте ваш интереснейший рассказ.

– В конторе не было ничего, кроме двух деревянных стульев и грубо сколоченного стола, за которым сидел человечек с шевелюрой еще рыжее моей. Он вкратце опрашивал подходивших кандидатов и каждый раз к чему-нибудь придирался, чтобы их отвергнуть. Похоже было, что вакансия эта так легко в руки не дается. Однако когда подошла наша очередь, коротышка встретил меня куда приветливей, чем остальных, и закрыл за нами дверь, чтобы побеседовать без посторонних.

«Это мистер Джейбез Уилсон, – сказал мой помощник. – Он хотел бы занять место в Союзе».

«И он нам более чем подходит, – отозвался коротышка. – Все требования соблюдены. Не помню, чтобы мне случалось видеть столь превосходную шевелюру».

Он отступил на шаг, склонил голову набок и глазел на мои волосы, пока я совсем не сконфузился. Затем он подскочил, пожал мне руку и сердечно поздравил меня с успехом.

«Колебания были бы непростительны, – проговорил он. – Тем не менее вы, конечно, не будете на меня в обиде за необходимую меру предосторожности. – Он вцепился обеими руками мне в волосы и потянул так, что я завопил от боли. – У вас на глазах слезы, – кивнул он, отпуская меня. – Стало быть, все в порядке. Нам приходится остерегаться: дважды обманщики прибегали к парику и один раз – к краске. Я могу поведать вам такие истории о сапожном воске, что вы возненавидите человечество».

Подойдя к окну, он во весь голос крикнул, что вакансия занята. Послышался стон разочарования, толпа стала расходиться, и скоро рыжих голов осталось только две – моя и управляющего.

«Меня зовут Дункан Росс, – представился он, – и я тоже получаю пособие от фонда, основанного по завещанию нашего славного благодетеля. Вы женаты, мистер Уилсон? Есть у вас семья?»

Я ответил, что нет.

Радость на его лице тут же сменилась досадой.

«Бог мой, вот беда! Печально это слышать. Цель фонда – не только поддерживать обладателей рыжих волос, но и способствовать их приумножению. Весьма сожалею, что вы холостяк».

При мысли о том, что вакансия упущена, у меня вытянулось лицо. Однако, немного поразмыслив, управляющий заверил, что ничего страшного нет.

«Если бы речь шла о ком-то другом, это препятствие сыграло бы решающую роль, но человек с такими волосами должен пользоваться преимуществом. Когда вы сможете приступить к вашим новым обязанностям?»

«Есть небольшая трудность, у меня имеется другое занятие», – признался я.

«Мистер Уилсон, об этом не думайте! – вмешался Винсент Сполдинг. – Я вас подменю».

«Какие мне будут назначены часы?» – спросил я.

«С десяти до двух».

В нашем ремесле, мистер Холмс, самое горячее время приходится на вечер, прежде всего четверг и пятницу, перед самой выплатой жалованья, и утренняя подработка меня бы очень устроила. К тому же я знал, что мой помощник – порядочный малый и меня не подведет.

«Это мне подходит, – сказал я. – А жалованье?»

«Четыре фунта в неделю».

«А что за работа?»

«Чисто номинальная».

«Что вы подразумеваете?»

«Вам нужно будет все это время находиться в конторе или, по крайней мере, в том же здании. Отлучившись, вы навсегда потеряете работу. Завещатель высказался по этому поводу совершенно недвусмысленно. Если вы покинете контору, условие будет нарушено».

«Это всего лишь четыре часа в день; конечно же, я никуда не уйду».

«Никакие отговорки не в счет, – добавил мистер Дункан Росс, – нездоровье ли, дела, что угодно. Либо вы сидите на месте, либо теряете должность».

«А работа?»

«Переписывать „Британскую энциклопедию“. Здесь, в шкафу, стоит первый том. Чернила, перья, промокательную бумагу вы приносите свои, мы предоставляем этот стол и стул. К завтрашнему дню вы будете готовы?»

«Конечно», – кивнул я.

«Тогда до свиданья, мистер Джейбез Уилсон, и позвольте мне еще раз поздравить вас с важной должностью, которую вам посчастливилось занять».

Наниматель склонил голову в знак прощания, и я, не чуя под собой ног из-за выпавшей мне удачи, отправился с помощником домой.

Весь день эта история не выходила у меня из головы, и к вечеру я снова сник, решив, что это какая-то шутка или проделка, хотя в чем ее смысл, понять не мог. Мне решительно не верилось, чтобы кто-то вздумал оставить подобное завещание или платил немалые деньги за такое немудреное занятие, как переписывание Британской энциклопедии. Винсент Сполдинг изо всех сил старался меня ободрить, но, отходя ко сну, я уже думал отказаться от этой затеи. Однако утром я решил все же посмотреть, как все обернется, купил бутылочку чернил за пенни, перо, семь листов писчей бумаги и отправился на Поупс-Корт.

До чего же я был удивлен и обрадован, когда все пошло, как было условлено. Для меня был приготовлен стол, и мистер Дункан Росс дожидался, чтобы дать инструкции. Распорядившись, чтобы я начал с буквы «А», он удалился, но время от времени заглядывал и узнавал, все ли в порядке. В два он попрощался, похвалил меня за то, как много я успел сделать, и запер за мной дверь конторы.

Так продолжалось день за днем, мистер Холмс, а в субботу управляющий выложил четыре золотых соверена за недельную работу. То же повторилось еще через неделю, и еще. Каждое утро я являлся к десяти, а днем, в два, покидал контору. Через некоторое время Дункан Росс стал ограничиваться одной утренней проверкой, а потом и вовсе прекратил меня навещать. Но я, конечно, не смел отлучиться ни на минуту: он мог зайти когда угодно, а я не хотел рисковать такой выгодной и необременительной работой.

Так прошло восемь недель, и я, оставив позади Аббатов, Арматуру, Арсенал, Архитектуру и Аттику, надеялся при надлежащем старании перейти вскорости к букве «Б». Пришлось закупить немало бумаги, на полке с моей писаниной почти не оставалось места. Но внезапно все закончилось.

– Закончилось?

– Да, сэр. И именно этим утром. Я, как обычно, явился на работу к десяти, но дверь оказалась заперта, и к ней была приколота кнопкой записка на клочке картона. Вот она – читайте сами.

Он протянул нам кусок белого картона величиной с лист почтовой бумаги. На нем значилось следующее:

СОЮЗ РЫЖИХ РАСПУЩЕН.

9 октября 1890 г.

Мы с Шерлоком Холмсом рассматривали это лаконичное объявление и горестную мину посетителя, пока, захваченные комической стороной происшествия, не забыли обо всем прочем и не расхохотались.

– Не вижу, что тут такого смешного. – Наш клиент покраснел до самых корней своих огненных волос. – Если вы способны только потешаться надо мной, так мне лучше уйти.

– Нет-нет! – вскричал Холмс, заталкивая клиента обратно в кресло. – С вашим делом я не расстанусь за все блага мира. Оно так необычно – настоящий лакомый кусочек. И все-таки, уж не взыщите, в нем есть нечто забавное. Скажите, что вы предприняли, обнаружив на двери это объявление?

– Сэр, я был потрясен. И не знал, что делать. Потом обошел соседние конторы, но, похоже, никто ничего не знал. Я спустился к хозяину дома (счетоводу, живущему на первом этаже) и спросил, что случилось с Союзом рыжих. Он ответил, что никогда о таком не слышал. Тогда я спросил его о Дункане Россе. Он ответил, что это имя ему незнакомо.