Текст книги "Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса"

СЭРУ АРТУРУ КОНАН ДОЙЛЮ

(«Лайф», 5 декабря 1912 г.; «Лондон опинион», 14 декабря 1912 г.)

 
Любезный сэр Конан! Средь люда писучего,
Кроме вас, не сыскать столь отменно везучего.
Фортуна – кокетка с повадкой сомнительной —
Ласкает и нежит вас неукоснительно.
Все уверены были, что ваше призвание —
Хирургия, целительство и врачевание.
Но ланцет и микстуры вам осточертели —
И к арктической ринулись вы параллели.
Вечно рецепты выписывать – рабство ведь:
Дух ваш могучий не смог эскулапствовать.
Фантазия нас вдохновляет. Короче – и
Стали вы автором, как мы и все прочие.
А все прочие стонут от безутешности:
– О, как вы добились рекордной успешности?
О, как удалось вам потоки чернильные
В потоки купюр обратить изобильные?!
Потом напечатали вы, что военная
Кампания в Африке – затея почтенная:
Не творили, мол, зверства и преступления
Вояки британские (есть иные мнения).
Вам тотчас цепочку с крестом понавесили:
Мне чести такой не видать, даже если и
Мафусаилом мне стать уготовано…
Вам же звание рыцарское даровано!
Как рассказчик вы – мастер и без лицензии,
Однако дерзну предъявить вам претензии.
Холмс (ваш герой – печатный, сценический)
Заимствован вами, довольно цинически,
Откуда – тут сведенье общеизвестное,
Но существо породили вы явно бесчестное.
Шерлок – ваш сыщик – чужд благодарности:
Дюпена он числит по разряду бездарности!
Лекока раззявой ругает ругательски,
А это, признаться, не по-приятельски!
У По и Габорио взяли сюжеты вы,
Интригу скопировали тоже где-то вы.
Музы горюют от эдакой повести…
Сэр Рыцарь, берите чужое – но помня о совести!
Впрочем, стиль ваш бодр и всегда восхитителен —
И, поверьте, ни капельки не утомителен.
Кое-где кое-как, но нимало не страшно нам:
Зато живо и весело – вот что главное важно нам!
Детектив нужен мне с головой аналитика,
Не хочу извращенца и паралитика!
Дайте воина храброго с метким дротиком:
Я не стану тетешкаться с жалким невротиком!
Вот бы мне поохотиться на динотерия —
Не приму бредни Хьюлетта ни в малейшей мере я!
Время с вами, сэр Конан, провел прекрасно я,
И что вами доволен – скажу не напрасно я.
 

НЕВДУМЧИВОМУ КРИТИКУ

(«Лондон опинион», 28 декабря 1912 г.)

Две недели назад мы опубликовали одно из наших «Писем литераторам» – стихотворное обращение к сэру Артуру Конан Дойлю, сочетавшее восторг с мягкой критикой. Сэр Артур прислал следующий энергичный ответ:

 
Кто же волком не взвоет от пессимистичности:
– Неужто границ нет для идиотичности?
Критик меня обвиняет в наличии
Невежества – и в прямом неприличии:
Мол, «Шерлок – ваш сыщик – чужд благодарности:
Дюпена он числит по разряду бездарности!».
Вы и впрямь, досточтимый, настолько девственны,
Что, по-вашему, автор с героем тождественны?
Как автор, я таю от восхищения
Пред месье Дюпеном за его ухищрения.
Отчасти таланты его продуктивные
Вложил я в рассказы мои детективные.
Но нет ли тут недомыслия явного —
Меня принимать за Холмса тщеславного?
Пусть мой персонаж язвит презрительно,
Зато я вот поклон отвешу почтительно.
А вашим мозгам уяснить достанет способности,
Что кукла и кукольник – не две подобности?
 

14 дек. 1912 г.

Я бы сравнил Шерлока Холмса с самой совершенной в мире машиной, предназначенной мыслить и наблюдать…

«Скандал в Богемии»[35]35
  Перевод Л. Бриловой.


[Закрыть]

Должен, прежде всего, принести извинения за довольно нескромную цитату, напечатанную в списке выступающих. Необходимо учесть, что слова эти принадлежат некоему джентльмену по имени Ватсон, чьи суждения, как правило, далеко не бесспорны.

Если придуманный мной не бог весть какой персонаж – Шерлок Холмс – существует дольше, нежели он, вероятно, того заслуживает, то это заслуга не только моя, но и причастных к его созданию. Первоначально рассказы иллюстрировал Сидни Пэджет – и настолько удачно, что изображенный им типаж был безоговорочно принят всей читающей по-английски публикой, и я вправе сказать, что с его безвременной кончиной отечественное искусство понесло непоправимую утрату. Позднее Уильям Джиллетт великолепно сыграл главную роль в пьесе, написанной им самим. 〈…〉 Затем сыщика превосходно изобразил мистер Сейнтсбери в «Пестрой ленте», и, наконец, ничуть не менее убедительно выступил мистер Эйл Норвуд – его необычайно тонкая трактовка Шерлока Холмса покорила не только всю Великобританию, но, к моему величайшему удовольствию, также и Соединенные Штаты Америки.

Порой меня смущает некоторая путаница между автором и его персонажем. Боюсь, что я воплощаю собой скорее джентльмена, уже упомянутого, – доктора Ватсона. Впрочем, психологи утверждают, что на самом деле наша личность многосоставна: мы походим на вязанку хвороста или, скорее, веревку, свитую из различных нитей; иногда в самой обычной сплетке может обнаружиться особенная нить, которая, если ее вытянуть, преподносит сюрпризы. Вероятно, одна из моих нитей – Шерлок. Если это так, то и порожденные мной злоумышленники не чужды нитям моей личности, и только один человек окажется куда опасней, поскольку создал большее число преступников, – это мой друг мистер Филлипс Оппенгейм.

Как-то один автор выступил против меня с нападками, приписав мне заносчивость и самодовольство, свойственные Шерлоку Холмсу; эти не лишенные остроумия вирши были опубликованы в журнале[36]36
  Далее Дойль цитирует свое стихотворение «Невдумчивому критику».


[Закрыть]. 〈…〉 Помнится, во время лекционного тура в Нью-Йорке я всячески избегал газет, но однажды на глаза мне попалась фраза: «Когда писатель взошел на кафедру, по аудитории прокатилась волна разочарования». Разумеется, это меня расстроило, однако позже я выяснил, что слушатели ожидали увидеть перед собой изможденного субъекта, сплошь в следах от инъекций кокаина.

〈…〉

Что касается происхождения Шерлока Холмса, меня нередко спрашивали, каким образом он возник и откуда взялось его имя. Случай довольно забавный. Фамилия Холмс незамысловата. В те давние дни (самое начало 1890-х) она стала реакцией на единственный изъян Чарльза Диккенса, хотя мало кто сравнится со мной в преклонении перед этим великим человеком. Но если бы он устранил необычайные имена своих героев, наподобие Тарвидропа и Титтлтита, его книги сделались бы реалистичнее. Назвать детектива инспектором Шарпом или инспектором Ферретом – значит нанести ему смертельный удар. Гораздо лучше подобрать самое обычное имя. Не знаю, почему возник именно Холмс, но истоки Шерлока проследить нетрудно. Почитайте давние выпуски «Лиллиуайтс» и поворошите давние новости крикета: думаю, это самый надежный путь. Однажды я участвовал – вместе с моим старым другом полковником Инглишем, который здесь присутствует, – в матче между «Юнайтед сервисиз» и «Мэрилебон крикет клаб». «МКК» выставил против нас двух отличных игроков – Эттуэлла и Шерлока. Мне посчастливилось обойти их на двадцать или тридцать перебежек – и, по-видимому, имя Шерлок застряло у меня в голове. Если вы припомните, что брата Шерлока зовут Майкрофт, вам, полагаю, станет ясной связь с крикетом. Боюсь, что даже мои преступники причастны к крикету: вспоминая доктора Гримсби Райлотта, я чувствую, что должен принести свои извинения замечательному игроку.

Две мои первые повести о Холмсе – «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех» – не имели никакого успеха, и лишь когда присутствующий здесь мой друг мистер Смит, только-только спустив на воду журнал «Стрэнд», любезно взял на борт этого многообещающего судна моего Шерлока, я сумел добиться внимания со стороны читающей публики. 〈…〉

КОЛОРАДО

〈…〉

Миновав Арканзасский перевал и спускаясь по дальнему его склону, вы впервые видите перед собой Американскую пустыню. Она очень походит на египетскую. Мне она предстала ранним утром – окрашенной в нежно-приглушенные тона лимона, дыни, корицы; местами желтизна сгущалась или теплела, образуя коричневые и розовые пятна; горизонт заступали низкие холмы из песчаника. Это место смерти – страшное место. Однажды показался человек, идущий через пустыню пешком. Он шел мимо железной дороги и ни разу не взглянул на поезд. Высокий и худой, он шагал быстро, словно знал, что должен пройти определенное расстояние за положенное время, иначе с ним случится что-то недоброе. Бродяга или безработный, подумалось мне: денег на проезд у него нет, и он решил пуститься в путь, рискуя жизнью. Вокруг валялись кости и черепа погибших животных.

Далее, по мере приближения к стране мормонов, дорога снова поднимается в гору, пока не достигает «Воинской Вершины»: здесь в 1858 году были расквартированы, с целью устрашения сектантов, правительственные войска. Как раз тогда мормоны обосновались в своей земле обетованной, и наиболее горячие головы выказывали твердое намерение противодействовать центральным властям. Впрочем, удалось заключить мир и прямых столкновений не произошло. При всем уважении к американским солдатам, так оно и было. И наверное, тем лучше для них, так как наш опыт подсказывает, что даже фермер в седле на своей родной земле станет противником, победа над которым особой славы не принесет. Америка, несомненно, в итоге подавила бы мормонов, однако после трудного и сложного противоборства, поэтому достигнутый компромисс был мудрым решением.

Затем мы спустились в чудесную долину Юта, которую Бригам Янг провозгласил землей обетованной в ту самую минуту, как только увидел ее из-под парусинового навеса своего фургона. «Стойте! Дальше мы не двинемся!» – воскликнул он. Многое в этой истории напоминает мне об исходе буров из Капской колонии: когда мне показали групповой фотопортрет уцелевших первопроходцев, сделанный в 1897 году, мне показалось, что я распознал знакомые южноафриканские лица – густобородые, патриархального вида мужчины и строгие, трудолюбивые домохозяйки, пекущиеся о своих супругах. Бегство буров из британских поселений через Карру в окружении кафров чрезвычайно сходно с бегством мормонов от американской цивилизации через Великие Равнины в окружении краснокожих, а чтобы найти соответствия тому и другому, вспоминаешь бегство сынов Израилевых от египтян через Синайскую пустыню среди мадианитян и прочих диких племен. Древнее колесо истории не перестает вращаться.

МОРМОНЫ

Отъехав от станции, мы были изумлены великолепием воздвигнутого мормонами города. Собственно говоря, мормоны составляют всего лишь сорок процентов городского населения, однако их сплоченность настолько велика, а боевой дух стоит на такой высоте, что они по-прежнему преобладают, хотя иноверческое большинство противится этому господству – и даже намерено организованно ему противодействовать. В сельской местности, однако, мормонов-фермеров восемьдесят процентов, а потому вполне справедливо, что властные должности почти целиком заняты представителями этого вероисповедания. Я не сумел обнаружить ни малейших следов гонений, и благотворный дух терпимости проявляется сплошь и рядом. Вот личный пример: церковь мормонов позволила мне произнести речь в Скинии. Вспоминая, как часто мне и другим спиритуалистам не разрешали выступать в обычных светских залах, находящихся в ведении того или иного христианского религиозного сообщества, не могу не отметить по контрасту доброжелательность мормонов, которые предоставили в мое распоряжение свой главный зал собраний. Великодушие редкостное, поскольку в начале моей карьеры я написал «Этюд в багровых тонах» – довольно сенсационный и утрированный очерк деятельности данитов, запятнавшей раннюю историю штата Юта. Моя повесть с легкостью послужила бы поводом для предвзятого ко мне отношения, однако на деле о ней и словом никто не обмолвился, кроме одного доктора (не мормона), который в письме ко мне настоятельно требовал принести публичные извинения. Разумеется, я не мог так поступить: факты были вполне достоверны, хотя многое можно было бы смягчить. Я почел за лучшее не касаться этой темы и целиком сосредоточить свое внимание на современности.

У спиритуализма и мормонизма есть общие черты, на которых я остановлюсь ниже. Наиболее очевидное и наиболее существенное сходство заключается в том, что оба учения зародились на севере штата Нью-Йорк: первое – в 1820 году, а второе – в 1848-м, и разделяло их всего лишь несколько миль. Весьма примечательно, что оба течения, которые распространили свое влияние по всему миру, не имея общего источника и внешне будучи совершенно независимыми друг от друга, возникли в среде сельских жителей одной и той же земледельческой местности. Я говорю «внешне», поскольку думаю, что если бы мормоны усвоили философию спиритуализма и предположили, что их основоположник Смит являлся выдающимся медиумом, они получили бы связное и рациональное истолкование всей своей истории, не умаляя ее славы и не ставя под сомнение того, что она вдохновлена свыше.

Интерес к моей лекции был чрезвычайно высок: послушать меня в Скинии собралось по крайней мере пять тысяч человек. Не припомню более отзывчивой и разумной аудитории. На следующий день обе газеты, описывая реакцию слушателей, воспользовались словом «заворожены»; надеюсь, я не сплоховал. Оказавшись высоко над уровнем моря, я стал быстро уставать во время лекций, и здесь, на высоте 4000 футов, мне пришлось впервые посередине лекции попросить у слушателей извинения, чтобы пять минут передохнуть, пока на громадном мормонском органе – одном из крупнейших в мире – превосходно исполняли одухотворенную импровизацию. Эта интермедия между двумя частями моей лекции – философской и иллюстративной – оказалась весьма полезной, и я утомился меньше обычного; что до моих слушателей, то одна из газет на следующий день сообщила об их огромной заинтересованности: многие задержались в зале и уходили с неохотой. Если учесть, что все население города составляет 120 000 человек, а на лекции присутствовало 5000, событие, безусловно, оказалось незаурядным, а для платных представлений в Скинии – рекордным.

Хотелось бы сказать несколько слов о самом здании: оно удивляет и впечатляет, как и многое, связанное с этим необычайным сообществом. По величине оно, пожалуй, не уступает Альберт-холлу, однако имеет форму перевернутого гигантского овального корабля со сглаженным килем на месте крыши. Спина кита – более подходящее сравнение. При постройке гвозди не использовались: сооружение целиком деревянное. Акустика столь безупречна, что малейший шепот слышен даже в самом конце зала: стоять на трибуне с чувством, что полностью владеешь аудиторией, – истинное наслаждение.

На следующее утро мне со всех сторон втолковывали, насколько действенной и доказательной была моя лекция. Многие заверяли, что всецело разделяют мои воззрения. Один добросердечный мормон торжественно вознес за меня молитву и призвал благословление на мою работу. Известный доктор (немормон) сказал моей жене, что теперь ему открылись глаза на истинный смысл жизни и он готов пройти сотни миль, чтобы снова послушать мою лекцию. Подобные заявления оправдывают наши усилия и придают нам бодрости и отваги для продолжения дела. Порой глухая стена материализма кажется непроницаемой, но затем прямо на глазах из нее вываливается кирпич за кирпичом, а это наделяет нас мужеством.

Грандиозный собор, куда допускаются только мормоны, не слишком меня заинтересовал, хотя это пышное здание с двенадцатифутовым ангелом Моронием на самой высокой башне. Меня растрогал, однако, небольшой памятник чайкам, стоящий вблизи храма. Случилось так, что ранним поселенцам грозила голодная смерть из-за нашествия саранчи, пожиравшей всходы. Людей охватило отчаяние, но тут с озера появилась целая туча чаек, которые опустились на поля и, уничтожив саранчу, спасли урожай. В память об этом поставлен прекрасный памятник: чайка почитается в долине Юта священной птицей, спасшей жителей штата, как некогда гуси спасли Рим. Стрелять в чаек здесь воспрещено.

Все в Солт-Лейк-Сити представлялось мне поразительным и необычным – даже железнодорожная станция. Вообразите английскую станцию в городке величиной с Ковентри, в которой две противоположные стены в зале ожидания занимают внушительные фрески. На одной изображен отряд первопроходцев, достигших со своими фургонами конца перевала, а их предводители взирают на простертую Землю обетованную. На второй стене – картина открытия в 1869 году трансконтинентального железнодорожного пути. И та и другая фреска – великолепные произведения искусства. Нам следовало бы поучиться у американцев. Здесь железные дороги – не просто доходное транспортное средство. Они должны не только обслуживать города, но и украшать их. Если общество платит деньги, следует не только предоставить ему услуги, но и окружить красотой. Сравнивая огромную мраморную станцию в Вашингтоне с вокзалом Ватерлоо или Виктория, понимаешь, какая пропасть лежит между нашими представлениями и сколь многому нам предстоит научиться.

Самый интересный документ, хранящийся у мормонов и представляющий наибольшую ценность для историков, – это собственный отчет Джозефа Смита. Думаю, что любой проницательный человек, прочитав обширное повествование, легко определит, искренне оно написано или нет. Это обстоятельное, прямое признание человека, заплатившего кровью за свои убеждения. Я готов принять все изложенное им на веру до последней подробности, допуская вместе с тем, что автор, неискушенный в духовных материях, утратил всякое чувство меры и во многом неверно истолковал явленные ему свидетельства.

〈…〉

Многие пассажи в бесчисленных посланиях Смита, якобы вдохновленных свыше, представляются мне подлинными, поскольку совпадают с теми сообщениями, которые мы сами получали на спиритических сеансах. Так, по словам Смита, смерть не наделяет человека новым знанием: его умственный багаж остается прежним. Это – открытие, причем справедливое. Далее Смит объявляет дух тончайшей материей, и здесь между нами разногласий снова нет. Подлинный брак прочен, а прохладный или холодный распадается. Нам это тоже известно. Между нашими учениями немало родства. Но по части вдохновения всегда нужно помнить мудрое высказывание апостола Павла о том, что духи пророческие должны быть послушны пророкам (то есть медиумам), а не пророки послушны духам. Наши совесть и рассудительность постоянно должны быть на страже. За недостатком таковых кое-кто из ранних спиритуалистов последовал призывам к свободной любви, и заслуженное пятно пало на крепнущее движение. То же произошло и со Смитом. Иные полученные им откровения никак не могли проистекать из высших сфер. «И если у него есть десять девственниц, данных ему по этому закону, он не может совершить прелюбодеяния, ибо они принадлежат ему, и они даны ему; поэтому он оправдан. Но если одна или какая-либо из десяти девственниц, после того как она вышла замуж, будет с другим человеком, она совершила прелюбодеяние и будет уничтожена». Таков эдикт Джозефа Смита от 12 июля 1843 года. Возможно ли с ним смириться? И стоит ли удивляться тому, что фермеры-иноверцы, из чьих семейств могли быть взяты эти девственницы, бунтовали против проповедников подобных доктрин, хотя учение это, как и многие дурные обычаи, пытались оправдать отсылками к Ветхому Завету?

Итак, я полагаю Смита настоящим медиумом, однако не всегда вселявшиеся в него духи заслуживали доверия, да и он сам не обладал достаточной силой воли, чтобы их обуздывать, как должно. Полагаю также, что если и существовали записи на золотых листах, они, безусловно, были искажены, а перевод существенно расширен. Впрочем, я склонен полагать, что в итоге мормоны создали законопослушную конгрегацию, ни в чем не уступающую всем прочим. Проблема в целом исключительно интересна, и я рекомендую ее вниманию более сведущих спиритуалистов. Я же до конца дней сохраню благодарную память о терпимости и обходительности, встреченных мною в Солт-Лейк-Сити. Что касается отношений между мормонами и иноверцами в штате Юта, то у меня на руках имеется документ, подписанный всеми представителями иноверцев – в большинстве своем британцами: «Мы отвергаем как абсолютно лживые выдвинутые против мормонов обвинения в сексуальной развращенности, в убийствах и прочих грехах, отрицаем, что они распространяют свой диктат на области религии, коммерции, нравственности и общественного поведения, и выражаем протест против развертывания необоснованной и злостной пропаганды». Британская пресса должна взять это заявление на особую заметку.

В заключение отмечу, что мормоны чтут Библию не менее прочих христианских конфессий, а Книга Мормона призвана не заменить Писание, но подкрепить его и расширить. Как мне представляется, именно идея подкрепить Писание проложила дорожку благочестивому обману – точно так же, как христианские богословы подправляли Евангелия, чтобы утвердить церковные доктрины.

Этот краткий анализ мормонизма с точки зрения сочувствующего ему спиритуалиста, быть может, побудит какого-нибудь мормона-теоретика заняться вопросами спиритизма и рассмотреть мои наблюдения под своим углом зрения. Мне кажется, подобный подход должен помочь исследователям уяснить подлинные начала их собственного движения, никоим образом не умаляя его сущности. К тому же он может предостеречь тех, кто склонен слепо верить предполагаемым откровениям, которые, в том, что касается полигамии, причинили столько вреда движению. Учение мормонов, насколько мне известно, распространяется в Мексике, Калифорнии и прочих краях, и я, со своей стороны, думаю, что мир от этого ничуть не пострадает.