Текст книги "Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса"

Пока длилась речь Холмса, посетитель немного успокоился. С холодной ухмылкой на бледном лице он поднялся с места:

– Может, так, мистер Холмс, а может, и не так. Но если у вас такой проницательный ум, вы должны понимать, что не я, а вы сейчас нарушаете закон. Я ни в каких преступлениях не повинен, а вы заперли дверь, и я теперь могу обвинить вас в нападении и незаконном удержании.

– Вы правы: закон против вас бессилен, – сказал Холмс, отпирая и распахивая дверь, – и все же вы, как никто другой, заслуживаете наказания. Будь у юной леди брат или друг, ему бы следовало отходить вас плеткой. Но бог мой! – продолжил он, вспыхнув при виде кривой ухмылки на губах посетителя, – моими обязанностями перед клиенткой это не предусмотрено, однако охотничий хлыст долго искать не надо, а руки у меня так и чешутся… – Он проворно шагнул к хлысту, но схватить его не успел: на лестнице послышался стремительный топот, входная дверь стукнула, и мы увидели в окно, как мистер Джеймс Уиндибэнк со всех ног припустил по улице.

– Вот ведь наглый негодяй! – рассмеялся Холмс, вновь падая в кресло. – Он будет катиться от преступления к преступлению, пока не кончит свои дни на виселице. Нет, кое-какие детали этого расследования были все же не лишены интереса.

– Ход ваших рассуждений мне до сих пор не вполне ясен, – заметил я.

– Ну, с самого начала было понятно, что для странного поведения мистера Хосмера Эйнджела имеются основательные причины. Точно так же было ясно, что происшедшее, насколько можно судить, выгодно лишь одному человеку – отчиму девушки. Тот факт, что оба никогда не встречались и ухажер появлялся лишь в отсутствие отчима, наводил на размышления. Подозрительны были и темные очки, и необычный голос. Вкупе с пышными бакенбардами они указывали на маскарад. Напечатанная на машинке подпись подтверждала догадки: выходит, почерк ухажера был так хорошо знаком мисс Сазерленд, что она и по нескольким буквам опознала бы знакомую руку. Все эти обстоятельства, вместе с множеством других, менее существенных, указывали на единственный вывод.

– И как вы его проверили?

– Когда я понял, кто мне нужен, за доказательствами дело не стало. Мне было известно, на какую фирму он работает. Взяв газетное объявление, я исключил все относящееся к маскараду, то есть бакенбарды, очки, голос, и отправил в фирму письмо с вопросом, кто из их разъездных агентов соответствует этому портрету. Еще раньше я приметил особенности пишущей машинки, а потому послал Уиндибэнку по рабочему адресу записку с приглашением. Как я и ожидал, текст ответа был отпечатан на машинке и содержал те же незначительные, но характерные дефекты шрифта. Одновременно пришло письмо от фирмы «Уэстхаус и Марбэнк» с Фенчерч-стрит: описанию полностью соответствовал один из их служащих, Джеймс Уиндибэнк. Voilà tout![20]20
  Вот и все! (фр.)


[Закрыть]

– А как же мисс Сазерленд?

– Если я ей расскажу, она не поверит. Вспомните старинное персидское изречение: «Беда тому, кто отнимет у тигрицы ее тигренка, беда и тому, кто отнимет у женщины ее заблуждение». Хафиз не глупее Горация и не хуже его знает мир.

Приключение IV
Тайна Боскомской долины

Однажды утром, когда мы с женой завтракали, служанка принесла телеграмму от Шерлока Холмса. Значилось в ней следующее:

«Найдется у Вас пара свободных дней? Пришла телеграмма с запада Англии в связи с трагедией в Боскомской долине. Буду рад, если Вы присоединитесь. Воздух и пейзаж превосходны. Отправляемся из Паддингтона в 11:15».

– Что скажешь, дорогой? – Жена поглядела на меня. – Поедешь?

– Право, не знаю. У меня сейчас довольно много пациентов.

– Анстратер тебя заменит. В последнее время ты какой-то бледный. Хорошо бы тебе развеяться, а ведь ты всегда интересовался расследованиями мистера Шерлока Холмса.

– Конечно – хотя бы из благодарности за то, что я обрел во время одного из них, – ответил я. – Но если отправляться, нужно срочно паковать вещи: у меня в запасе всего полчаса.

Благодаря армейской жизни в Афганистане я сделался легким на подъем путешественником. Потребности мои просты и немногочисленны, поэтому я еще до назначенного срока собрал саквояж, сел в кэб и покатил к Паддингтонскому вокзалу. Шерлок Холмс расхаживал взад-вперед по платформе; в сером дорожном плаще и маленькой матерчатой кепке он выглядел еще более длинным и сухощавым, чем обычно.

– Очень любезно с вашей стороны, Ватсон, – проговорил он. – Мне сейчас очень важно иметь рядом человека, на которого я могу полностью положиться. От местных жителей обычно толку не добьешься, к тому же они бывают пристрастны. Не займете ли два места в углу, а я пока схожу за билетами.

Купе было совершенно пустым, если не считать нас и громадной кучи газет, принесенных Холмсом. Он просматривал одну газету за другой, прерываясь, только чтобы сделать запись или подумать. Так мы миновали Рединг. Внезапно Холмс скатал все газеты в гигантский шар и закинул его на полку.

– Вы слышали что-нибудь об этом деле? – спросил он.

– Ни слова. Я несколько дней не заглядывал в газеты.

– Лондонская пресса пользовалась неполными сведениями. Я просмотрел все недавние номера, дабы узнать подробности. Судя по тому, что мне попалось на глаза, это одно из тех простых дел, которые очень трудно расследовать.

– Звучит парадоксом.

– Но так оно и есть. Странности почти всегда помогают выйти на след. А вот преступления безликие и обыденные ставят сыщика в тупик. В этом деле, однако, возникли очень серьезные подозрения против сына убитого.

– Значит, речь идет об убийстве?

– Ну, так предполагают. Я ничего не беру на веру, пока сам не ознакомлюсь с фактами. Давайте-ка я вкратце расскажу, что успел понять.

Боскомская долина – это сельская местность неподалеку от Росса, в Херефордшире. Самый крупный тамошний землевладелец – некий мистер Джон Тернер, который сколотил состояние в Австралии и вернулся на родину предков несколько лет назад. Одну из его ферм, Хэтерли, арендовал мистер Чарльз Маккарти, тоже бывший австралиец. Они познакомились еще в колониях, потому не удивительно, что обосноваться решили по соседству. Тернер, очевидно, был богаче, Маккарти сделался его арендатором, но, проводя время вместе (а встречались они часто), оба держались как равные. У Маккарти был единственный сын, восемнадцати лет, у Тернера – дочь того же возраста, но оба давно овдовели. Похоже, они избегали общества соседей-англичан и вели уединенное существование, хотя отец и сын Маккарти увлекались лошадьми и часто появлялись на окрестных скачках. У Маккарти было двое слуг – мужчина и девушка. Тернер содержал немалый штат – полдюжины человек, а то и больше. Вот все, что мне удалось узнать об этих семьях. А теперь к фактам.

Третьего июня, то есть в прошлый понедельник, около трех часов пополудни, Маккарти вышел из своего дома на ферме Хэтерли и направился к Боскомской заводи – небольшому озеру на реке, что течет по Боскомской долине. Утром он был в Россе и сказал слуге, что должен спешить: в три у него назначена важная встреча. Живым он с нее не вернулся.

Боскомскую заводь отделяет от фермы Хэтерли четверть мили, и по пути к озеру Чарльза Маккарти видели два человека. Это были не названная по имени старуха и Уильям Краудер, егерь мистера Тернера. Оба свидетеля показали под присягой, что Маккарти никто не сопровождал. Егерь добавляет, что через несколько минут той же дорогой прошел с ружьем мистер Джеймс Маккарти. Егерю показалось, что тот видел отца и следовал за ним. Больше он об этом не вспоминал до вечера, когда услышал о трагедии.

После Уильяма Краудера, егеря, обоих Маккарти видели и другие свидетели. Боскомская заводь окружена густым лесом, по берегу идет полоса травы и тростника. Пейшенс Моран, четырнадцатилетняя дочка сторожа Боскомской усадьбы, рвала в лесу цветы. По ее словам, на опушке леса, у самого берега, она заметила мистера Маккарти и его сына и ей показалось, что они отчаянно препираются. Мистер Маккарти-старший клял сына на чем свет стоит, в ответ тот на него замахнулся. Испуганная их яростью, девочка побежала домой и рассказала матери, что отец и сын Маккарти ссорятся у Боскомской заводи – того и гляди набросятся друг на друга с кулаками. Не успела она замолкнуть, как в сторожку вбежал младший мистер Маккарти, объявил, что нашел отца в лесу мертвым, и попросил у сторожа помощи. Его трясло от волнения, ружья и шляпы при нем не оказалось, правая рука и рукав были запятнаны свежей кровью. Последовав за ним, сторож с женой обнаружили на траве у берега мертвое тело. Голова была разбита: по ней нанесли несколько ударов каким-то тяжелым тупым предметом. Судя по ранам, орудием мог послужить приклад ружья мистера младшего Маккарти, которое нашли неподалеку, в траве. Все обстоятельства говорили против молодого человека. Его тут же задержали, во вторник на коронерском дознании был вынесен вердикт «умышленное убийство»; в среду обвиняемый предстал в Россе перед магистратами, которые назначили дело к рассмотрению на ближайшей сессии суда присяжных. Таковы факты, известные коронеру и полицейскому суду.

– История более чем очевидная, – заметил я. – Если по косвенным уликам возможно изобличить преступника, это как раз тот случай.

– Косвенные улики – штука очень ненадежная, – отвечал Холмс задумчиво. – Бывает, они ясно свидетельствуют об одном, но стоит поменять угол зрения – и они столь же недвусмысленно укажут на нечто совершенно другое. При всем том приходится признать, что дело оборачивается не в пользу молодого человека и, вполне вероятно, он и есть убийца. Однако среди местных жителей нашлись такие – и в их числе мисс Тернер, дочь соседа-землевладельца, – кто верит в его невиновность. Она пригласила Лестрейда, которого вы должны помнить по «Этюду в багровых тонах», чтобы он собрал доказательства в пользу младшего Маккарти. Лестрейд зашел в тупик и передал это дело мне, и вот двое джентльменов средних лет, вместо того чтобы спокойно переваривать завтрак у себя дома, спешат на запад, одолевая по пятьдесят миль в час.

– Боюсь, если факты столь очевидны, это дело не принесет вам особой славы.

– Нет ничего обманчивей очевидных фактов, – рассмеялся Холмс. – Кроме того, мы можем напасть на совсем иные очевидные факты, которые оказались вовсе не очевидны для мистера Лестрейда. Вы достаточно хорошо меня знаете, поэтому не сочтете хвастуном, если я скажу, что смогу подтвердить или опровергнуть его теорию такими способами, какие он не способен не только использовать, но даже и понять. Возьмем первый попавшийся пример: глядя на вас, я делаю вывод, что окно у вас в спальне расположено справа, но сумеет ли мистер Лестрейд прийти к этому вполне очевидному заключению? Не уверен.

– Как, бога ради?..

– Дружище, я хорошо вас знаю. Как свойственно военным, вы очень аккуратны. Каждое утро вы бреетесь, и нынче, в светлое время года, – при солнечном свете. Поскольку левая щека у вас выбрита не так гладко, как правая, а ближе к уху – и вовсе небрежно, напрашивается предположение, что левая сторона была освещена хуже. Не могу себе представить, чтобы человек с вашими привычками удовлетворился подобным результатом, если бы разглядывал себя при равномерном освещении. Я привожу это рассуждение в качестве самого обычного примера, как нужно наблюдать и делать выводы. В том и состоит мой métier[21]21
  Ремесло (фр.).


[Закрыть], и не исключаю, что он сослужит нам некоторую службу при нынешнем расследовании. В этом деле обнаружились кое-какие мелкие подробности, которые могут представить интерес.

– Какие же?

– Похоже, подозреваемого арестовали не сразу, а только после его возвращения на ферму Хэтерли. Узнав, что полицейский инспектор берет его под стражу, он сказал, что не удивлен и что вполне это заслужил. После этих слов, понятно, у коронерского жюри не осталось и тени сомнения в его вине.

– Но ведь это признание! – воскликнул я.

– Нет, далее он заявил о своей невиновности.

– С учетом всех улик его слова звучат очень сомнительно.

– Напротив, это самый яркий просвет в сгустившихся над его головой тучах, какой я пока что вижу. Будучи невиновным, Маккарти все же не мог не сознавать, что факты говорят против него. Если бы он, когда за ним пришли, прикинулся удивленным или возмущенным, я бы его непременно заподозрил: в данных обстоятельствах удивляться или возмущаться не приходится, притом что преступник, старающийся замести следы, поведет себя именно так. Но он честно признал, что понимает свое положение, а значит, он либо невиновен, либо обладает немалой силой духа. А замечание, что он это заслужил, тоже оправданно: он стоял над бездыханным телом отца, и произошло это в тот самый день, когда он настолько забыл свой сыновний долг, что вступил с отцом в перебранку и даже – согласно очень важным для нас показаниям девочки – замахнулся, словно собираясь его ударить. Раскаяние и угрызения совести, которые он выказал, свойственны скорее честному человеку, нежели преступнику.

Я покачал головой:

– Нередко и более сомнительных улик хватало, чтобы повесить подозреваемого.

– Да. И многие пошли на виселицу без вины.

– А что рассказывает об этом деле сам молодой человек?

– Боюсь, ничего такого, что ободрило бы его сторонников, хотя есть одна-две детали, которые могут оказаться полезными. Вы найдете их здесь – почитайте сами.

Холмс извлек из груды газет одну, изданную в Херефордшире, перегнул ее в нужном месте и указал на абзац, где несчастный молодой человек излагал свою версию событий. Усевшись в уголке, я тщательно изучил заметку.

«Затем был вызван единственный сын покойного, мистер Джеймс Маккарти, который дал следующие показания:

– Я на три дня уезжал в Бристоль и вернулся только в прошлый понедельник, третьего числа, утром. Отца я дома не застал – по словам служанки, он с конюхом, Джоном Коббом, отправился в Росс. Вскоре во дворе застучали колеса его двуколки, я выглянул из окна и увидел, как отец вышел из повозки и быстро зашагал к воротам. Куда он собрался, я не знал. Тогда я взял ружье и пошел к Боскомской заводи, к кроличьему садку, что на той стороне. По пути я видел Уильяма Краудера, егеря, о чем тот говорит в своих показаниях, но только ошибается, полагая, что я следовал за отцом. Я понятия не имел, что отец идет туда же. В сотне ярдов от заводи я услышал крик: „Ку-у-и-и!“ – наш с отцом условный оклик. Я ускорил шаги и нашел отца на берегу. Я как будто застал его врасплох, он очень удивился и довольно грубо спросил, что я здесь делаю. Дело дошло до ссоры и чуть ли не до рукопашной, потому что нрав у отца был очень вспыльчивый. Поняв, что он не владеет собой, я оставил его и направился к ферме Хэтерли. Не успел я пройти и полутора сотен ярдов, как до меня донесся отчаянный вопль, и я со всех ног бросился обратно. Отец лежал на земле – умирающий, с разбитой головой. Я уронил ружье, приподнял его, но спустя мгновение он испустил дух. Я стоял рядом на коленях, потом кинулся за помощью к ближайшему жилью, сторожке мистера Тернера. Отца я застал у берега одного, кто его ранил – не имею понятия. Общительностью и душевной теплотой он не отличался, и его не особенно любили, но, насколько мне известно, настоящих врагов у него не было. Больше мне по этому делу сказать нечего.

Коронер. Ваш отец говорил вам что-нибудь перед смертью?

Свидетель. Пробормотал несколько слов, я расслышал только что-то похожее на „рад“.

Коронер. Как вы это объясните?

Свидетель. Я не понял смысла. Решил, что он бредит.

Коронер. Из-за чего у вас с отцом вышла последняя ссора?

Свидетель. Я предпочел бы не отвечать.

Коронер. Боюсь, я должен настаивать на ответе.

Свидетель. Я, право слово, не могу рассказать. Заверяю, наша ссора никак не связана с трагедией.

Коронер. Это будет решать суд. Нет нужды и предупреждать: ваш отказ пойдет вам во вред при всех дальнейших разбирательствах.

Свидетель. И все же я должен отказаться.

Коронер. Как я понял, крик „ку-у-и-и“ был у вас с отцом обычным условным сигналом?

Свидетель. Да.

Коронер. Как получилось, что он крикнул это прежде, чем вас увидел, и даже не зная еще, что вы вернулись из Бристоля?

Свидетель (смущенный). Не знаю.

Один из присяжных. Когда вы услышали крик, вернулись на берег и увидели, что отец смертельно ранен, не бросилось ли вам в глаза что-нибудь подозрительное?

Свидетель. Ничего определенного.

Коронер. То есть?

Свидетель. Я был так поражен и взволнован, когда выбежал из леса, что ни о чем, кроме отца, не мог думать. И все же мне смутно помнится, что на земле, слева от меня, лежал какой-то предмет. Что-то серое: то ли куртка, то ли плед. Когда я поднялся с колен и огляделся, его уже не было.

– Вы хотите сказать, предмет исчез до того, как вы побежали за помощью?

– Да, совершенно верно.

– И вы не можете сказать, что это было?

– Нет. У меня просто возникло ощущение, что там лежит что-то серое.

– На каком расстоянии от тела?

– В дюжине ярдов или около того.

– А от кромки леса?

– Приблизительно на таком же расстоянии.

– Выходит, кто-то умудрился забрать предмет, лежавший в двух шагах от вас?

– Да, но это происходило у меня за спиной.

Допрос свидетеля на этом завершился».

– Вижу, заключение коронера было весьма неблагоприятным для юного Маккарти, – заметил я, просмотрев колонку. – Коронер подмечает противоречие: отец якобы, не видя сына, позвал его условным выкриком. Подозрительным представляется ему и нежелание сына подробней поведать о ссоре с отцом, и странный пересказ слов умирающего. Все это, заключает коронер, говорит решительно не в пользу Джеймса Маккарти.

Холмс тихонько рассмеялся и вытянулся на мягком сиденье.

– Вам, как и коронеру, – сказал он, – не удалось вычленить важнейшие детали, которые свидетельствуют о невиновности молодого человека. Вы то считаете его большим выдумщиком, то отказываете ему в изобретательности. С одной стороны, он не может сочинить такую причину для ссоры с отцом, чтобы жюри к нему расположилось, а с другой – придумывает нечто столь outré[22]22
  Из ряда вон выходящее (фр.).


[Закрыть], как слово «рад» из уст умирающего или случай с исчезнувшим платьем. Нет, сэр, я полагаю, что молодой человек говорит правду, и мы посмотрим, куда эта гипотеза нас заведет. А теперь выну-ка я своего карманного Петрарку – и ни слова о деле, пока не прибудем на место событий. Минут через двадцать мы будем в Суиндоне, там перекусим.

Когда мы, проехав прекрасную долину Страуд и длинный мост, под которым искрится Северн, добрались до приятного провинциального городка Росс, время близилось к четырем. На платформе нас ожидал тощий человек с хитрыми глазами ищейки. Одет он был, как полагается в деревне, в светло-коричневый пыльник и кожаные краги, но я легко узнал Лестрейда из Скотленд-Ярда. С ним мы покатили в «Герб Херефорда», где для нас был приготовлен номер.

– Я заказал карету, – сказал Лестрейд за чаем. – Знаю вашу энергичную натуру: вы не успокоитесь, пока не осмотрите место преступления.

– Очень любезно с вашей стороны, – отозвался Холмс. – Это зависит исключительно от атмосферного давления.

Лестрейд удивленно поднял брови:

– Не совсем вас понял.

– Что показывает барометр? Ага – двадцать девять. Ветра нет, на небе ни облачка. У меня с собой полная пачка папирос – не лежать же ей без дела, а диван здесь совсем не такой жуткий, какие бывают обычно в деревенских гостиницах. Похоже, сегодня вечером карета мне не понадобится.

Лестрейд снисходительно усмехнулся:

– Несомненно, вы, просмотрев газеты, уже сделали выводы. В этом деле все ясно как день, и чем глубже его изучаешь, тем оно очевидней. Однако негоже отказывать даме, которая к тому же столь твердо стоит на своем. Она о вас наслышана и желает знать ваше мнение, хотя я долго ее уверял, что вам нечего будет добавить к тому, что уже сделано мною. Ого, надо же! Там у дверей ее карета.

Едва он это договорил, как в комнату вбежала молодая женщина. Подобных красавиц я видел нечасто. Блеск фиалковых глаз, приоткрытый рот, зарозовевшие щеки – гостья была настолько взволнована, что забыла о присущей ей сдержанности.

– О, мистер Шерлок Холмс! – вскричала она, оглядывая попеременно нас обоих, но в конце концов женская интуиция подсказала ей, кого выбрать. – Я так рада, что вы приехали. Я примчалась, чтобы это вам сказать. Мне известно, что Джеймс ничего такого не делал. Мне это известно, и я хочу, чтобы вы с самого начала это знали. Даже не думайте сомневаться. Мы дружим с детства, я изучила все-все его недостатки, но душа у него добрая, он и мухи не обидит. Никто из тех, кто хорошо с ним знаком, не поверит в это обвинение.

– Надеюсь, мисс Тернер, мы сумеем его оправдать, – проговорил Шерлок Холмс. – Можете на меня положиться, я сделаю все, что в моих силах.

– Но вы ведь читали свидетельские показания? И уже пришли к каким-то выводам? Вы обнаружили слабости обвинения? Убедились сами, что он невиновен?

– Думаю, это весьма вероятно.

– Ага! – воскликнула мисс Тернер, вскинув голову, и с вызовом посмотрела на Лестрейда. – Слышите? Он говорит, что надежда есть.

Лестрейд пожал плечами:

– Боюсь, коллега немного поспешил с заключением.

– Но он прав! Я точно знаю – он прав. Джеймс этого не делал. Что до его ссоры с отцом, я уверена, он промолчал при допросе у коронера потому, что в этом была замешана я.

– Каким образом? – спросил Холмс.

– Сейчас не до того, чтобы таиться. У Джеймса были раздоры с отцом из-за меня. Мистер Маккарти очень хотел, чтобы мы поженились. Мы с Джеймсом всегда любили друг друга, как брат и сестра, но, конечно, он еще слишком молод, плохо знает жизнь и… и… в общем, он пока о женитьбе и не задумывался. Поэтому они не ладили, и в тот раз наверняка у них произошла очередная ссора.

– А ваш отец? – спросил Холмс. – Тоже хотел такого союза?

– Нет, и он был против. Кроме мистера Маккарти, этого не хотел никто.

Холмс бросил на нее свой обычный цепкий, вопрошающий взгляд, и щеки девушки вспыхнули мимолетным румянцем.

– Спасибо за сведения, – сказал он. – Если я приду завтра утром, смогу ли увидеть вашего отца?

– Боюсь, доктор не позволит ему с вами говорить.

– Доктор?

– Да. Разве вы не слышали? Отец, бедняга, уже не первый год нездоров, но теперь вконец расхворался. Его уложили в постель, и доктор Уиллоуз говорит, он серьезно болен, у него расшатана нервная система. Мистер Маккарти был последним, кто знал отца еще по прежней жизни в Виктории.

– Ха! В Виктории? Это важно.

– Да, на приисках.

– Именно так; на золотых приисках, где, как я понимаю, мистер Тернер сделал себе состояние.

– Да, верно.

– Спасибо, мисс Тернер. Вы очень мне помогли.

– Пожалуйста, сообщите мне, если завтра появятся новости. Вы, конечно, пойдете в тюрьму поговорить с Джеймсом? Если вы там будете, мистер Холмс, пожалуйста, передайте ему: я знаю, он не виновен.

– Обязательно, мисс Тернер.

– А теперь мне надо домой, отцу совсем плохо, я должна за ним присматривать. До свиданья, и да поможет вам Бог в вашем расследовании.

Мисс Тернер вылетела из комнаты так же стремительно, как появилась, и скоро с улицы донесся грохот колес ее кареты.

– Мне стыдно за вас, Холмс, – с достоинством проговорил Лестрейд после недолгого молчания. – К чему потакать надеждам, если разочарование неизбежно? Я не так уж чувствителен, но это – форменная жестокость.

– Думаю, я понял, как оправдать Джеймса Маккарти, – ответил Холмс. – У вас есть пропуск, чтобы посетить его в тюрьме?

– Да, но только на нас двоих.

– В таком случае я беру назад свое решение никуда сегодня не выходить. Мы успеем сесть на поезд в Херефорд и повидать этим вечером мистера Маккарти?

– Вполне.

– Тогда так и поступим. Боюсь, Ватсон, вам придется поскучать, но это займет всего часа два.

Я проводил их на станцию, прогулялся по улицам городка, вернулся наконец в гостиницу, расположился на диване и попытался занять себя романом в желтой обложке. Однако банальная интрига книги не выдерживала сравнения с непроницаемой тайной, в которой мы пытались разобраться, и мысли мои то и дело перескакивали с вымысла на факты. В конце концов я зашвырнул книгу в угол и полностью ушел в раздумья о событиях дня. Если предположить, что несчастный молодой человек говорил чистую правду, тогда что за жуткое, совершенно непредвиденное, из ряда вон выходящее происшествие случилось перед тем, как он, услышав крики отца, выскочил на опушку леса? Нечто поистине чудовищное – но что именно? А если меня как медика наведет на какие-нибудь догадки характер ранений? Позвонив в колокольчик, я потребовал номер местной еженедельной газеты, где были напечатаны стенографические материалы следствия. В показаниях хирурга значилось, что задняя треть левой теменной кости и левая половина затылочной были раздроблены мощным ударом какого-то тупого орудия. Я коснулся этого места у себя на голове. Удар был явно нанесен сзади. Это говорило до какой-то степени в пользу подозреваемого: свидетельница видела, что во время ссоры с отцом он стоял к нему лицом. И все же это был слабый аргумент, поскольку старик мог до удара отвернуться. Тем не менее стоило указать Холмсу на это обстоятельство. И далее – странное в устах умирающего слово «рад». Что оно могло означать? Это был не бред. Умирающие от удара по голове обычно не бредят. Нет, скорее – попытка объяснить, что произошло. Но как толковать это указание? Я ничего не мог придумать. А еще какой-то серый предмет одежды, замеченный молодым Маккарти. Если он говорил правду, значит убийца, убегая, уронил что-то из своей одежды – вероятно, пальто. Ему пришлось, невзирая на риск, вернуться и забрать свою вещь, пока сын убитого, в дюжине шагов, стоял на коленях и смотрел в другую сторону. Куда ни кинь – сплошные загадки и несообразности! Меня не удивляло мнение Лестрейда, но, безгранично веря в проницательность Шерлока Холмса, я не терял надежды, тем более что новые факты как будто подкрепляли его убежденность в том, что молодой Маккарти невиновен.

Шерлок Холмс вернулся поздно. Он был один: Лестрейд снял жилье где-то в городе.

– Барометр по-прежнему стоит очень высоко, – заметил он, садясь в кресло. – Нам важно осмотреть местность до того, как пройдет дождь. С другой стороны, работа предстоит очень тонкая, нужно хорошо сосредоточиться, и я не хотел бы, чтобы мне помешала усталость от долгой поездки. Я виделся с молодым Маккарти.

– Что вы от него узнали?

– Ничего.

– Никакого намека на разгадку?

– Ни малейшего. Прежде я подозревал, что он знает виновного и не хочет его или ее называть, но теперь мне ясно: он в таком же недоумении, как все прочие. Он не особенно сообразительный юноша, хотя на вид приятный и, думается, вполне порядочный.

– Никак не могу одобрить его вкус, если ему действительно не улыбается мысль жениться на такой очаровательной девушке, как мисс Тернер.

– Ну, это довольно печальная история. Юноша влюблен в нее до безумия, но примерно два года назад, еще малолеткой, по-настоящему не зная мисс Тернер (она пять лет училась в пансионе), этот дурень попался на крючок какой-то бристольской официантке и оформил с ней брак в регистратуре. Никто об этом не догадывается, но представляете, каково ему было выслушивать укоры за то, что он отказывается сделать шаг, самый для него желанный и в то же время совершенно невозможный? Потому он и пришел в бешенство, когда в последний раз разговаривал с отцом, потому и замахнулся, когда тот стал требовать, чтобы сын сделал мисс Тернер предложение. С другой стороны, у сына не было независимых средств к существованию, а отец – по всем свидетельствам, человек суровый, – узнав правду, лишил бы его всякой поддержки. В Бристоль младший Маккарти ездил затем, чтобы провести три дня с женой-официанткой, причем отец понятия не имел о его планах. Заметьте этот факт – он важен. Однако нет худа без добра: официантка, прочитав в газетах, что Маккарти попал в неприятную историю, которая может закончиться виселицей, от него отреклась и сообщила в письме, что у нее уже есть муж в порту на Бермудах и со вторым супругом ее на самом деле ничто не связывает. Думаю, эта новость вознаградила молодого Маккарти за все страдания, которые он претерпел.

– Но если он невиновен, то кто же убийца?

– А! В самом деле, кто же? Обращу ваше внимание на два факта. Первый: погибший собирался с кем-то встретиться у заводи, причем не с сыном, поскольку тот отсутствовал и отцу не было известно, когда он вернется. Второй: убитый, еще не зная о возвращении сына, кричал кому-то: «Ку-у-и-и!» Вот ключевые детали, от которых зависит все дело. Ну а теперь, если вы не против, давайте побеседуем о Джордже Мередите, а все мелкие темы отложим до завтра.

Дождь, как и предсказывал Холмс, не начался, утро выдалось ясным и безоблачным. В девять за нами явился в карете Лестрейд, и мы отправились к ферме Хэтерли и Боскомской заводи.

– Утром поступили важные новости, – сообщил Лестрейд. – Говорят, мистер Тернер из усадьбы болен и находится при смерти.

– Он, вероятно, очень стар? – спросил Холмс.

– Ему около шестидесяти, но он подорвал себе здоровье за границей. В последнее время он постоянно хворал. Да и недавние события сильно его подкосили. Он был старым другом мистера Маккарти и, прибавлю, его благодетелем: он не брал с Маккарти арендную плату.

– В самом деле? Это интересно, – отозвался Холмс.

– Ну да! Он всячески ему помогал. Все вокруг согласны в том, что Тернер был исключительно добр к Маккарти.

– Ну и ну! Не кажется ли вам немного странным, что этот Маккарти, судя по всему малоимущий и по гроб жизни обязанный Тернеру, заводил речь о браке своего сына и дочери Тернера, предполагаемой наследницы отцовских владений, и не выказывал притом никакой неуверенности, словно дело лишь за предложением? Это тем более странно, что, как мы знаем, Тернеру такая идея совсем не нравилась. Об этом нам рассказала его дочь. Не наводит ли вас это на какие-нибудь догадки?

– Ну вот, пошли догадки, умозаключения… – Лестрейд подмигнул мне. – У меня, Холмс, достаточно трудностей и с фактами, без всяких там теорий и умствований.

– Вы правы, – смиренно отозвался Холмс, – с фактами у вас трудностей более чем достаточно.

– Так или иначе, я выяснил один факт, с которым и вам не разобраться, – не без раздражения выпалил Лестрейд.

– А именно?

– Что Маккарти-старший погиб от руки Маккарти-младшего, а все другие теории бьют мимо цели.

– Смотря куда целить, – рассмеялся Холмс. – Но, если не ошибаюсь, дом слева – это ферма Хэтерли?

– Да, верно.

Это было обширное, уютное на вид здание в два этажа, с шиферной крышей и серыми стенами в больших желтых пятнах лишайника. Шторы, однако, были закрыты, трубы не дымились – дом, казалось, приуныл под гнетом беды. У входа мы задержались: горничная по просьбе Холмса показала нам ботинки, бывшие на хозяине, когда его убили, а также ботинки сына, но не те, что он носил в тот день. Сделав очень тщательно семь или восемь обмеров, Холмс попросил, чтобы его провели во внутренний двор, а оттуда мы двинулись извилистой тропой к Боскомской заводи.