Текст книги "Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса"

Шерлок Холмс сидел в кресле, голова его утопала в подушке, глаза были закрыты. При этих словах он, однако, приоткрыл веки и искоса взглянул на посетительницу.

– Пожалуйста, не упустите ни единой подробности, – попросил он.

– Мне это не составит труда, ведь в моей памяти прочно отпечаталось все, что произошло в ту ужасную ночь. Как я уже говорила, дом очень старый, и сейчас заселено только одно крыло. Спальни в нем расположены на первом этаже, гостиные находятся в центре. Из спален первую занимает доктор Ройлотт, вторая принадлежала моей сестре, третья – мне. Между собой они не сообщаются, но все выходят в общий коридор. Я понятно описываю?

– Вполне.

– Окна всех трех комнат смотрят на лужайку. В ту роковую ночь доктор Ройлотт рано удалился к себе, хотя мы знали, что в постель он не лег: сестру беспокоил запах крепких индийских сигар, которые он обыкновенно курит. Поэтому она перешла в мою комнату, и мы принялись обсуждать предстоящее венчание. В одиннадцать Джулия встала, чтобы вернуться к себе, но в дверях обернулась.

«Скажи, Хелен, тебе не случалось слышать среди ночи свист?» – спросила она.

«Нет».

«А не может быть такого, чтобы ты свистела во сне?»

«Конечно нет. Почему ты спрашиваешь?»

«Потому что в последние ночи, часа в три, мне ясно слышится негромкий свист. Я сплю чутко и оттого просыпаюсь. Откуда свист доносится, сказать не могу, – может, из соседней комнаты, может, с лужайки. Я подумала, не слышала ли ты».

«Нет. Должно быть, это окаянные цыгане в роще».

«Похоже на то. Но если бы шумели за окном, ты бы слышала».

«У меня сон глубже твоего».

«Ну, это не важно». Джулия улыбнулась, закрыла дверь, и вскоре я услышала, как она поворачивает ключ в замочной скважине.

– Вот как? Вы всегда запираетесь на ночь?

– Всегда.

– Почему?

– Кажется, я говорила, что у доктора живут гепард и павиан. Если не запираться, как чувствовать себя в безопасности?

– Разумеется. Прошу, продолжайте.

– В ту ночь я не могла уснуть. Меня донимали дурные предчувствия. Мы с сестрой, как я упоминала, были близнецами, а вы понимаете, насколько тонкие нити связывают родные души. Ночь выдалась бурная. За окном завывал ветер, в окно хлестали струи дождя. Внезапно за шумом непогоды послышался отчаянный женский крик. Я узнала голос сестры. Я вскочила с постели, накинула на плечи шаль и выскочила в коридор. Когда я открывала свою дверь, мне почудился тихий свист, как тот, что описывала сестра. Затем – лязг, словно упало что-то металлическое. В коридоре я увидела, что дверь сестры открыта и тихонько покачивается на петлях. Я уставилась на нее в ужасе, не зная, чего ожидать. При свете коридорной лампы в проеме появилась сестра: белое от страха лицо, простертые в мольбе руки, шаткий, как у пьяной, шаг. Я подбежала и обняла ее, но тут у сестры подогнулись колени, и она рухнула на пол. Она корчилась, словно от невыносимой муки, ноги и руки отчаянно тряслись. Сперва мне показалось, что Джулия меня не узнает, но когда я над ней склонилась, она закричала (никогда не забуду этот голос): «Боже мой, Хелен! Лента! Пестрая лента!» Она пыталась что-то добавить, указывала пальцем в сторону комнаты доктора, но снова забилась в конвульсиях и замолкла. Я побежала по коридору, громко позвала отчима – он, одетый в халат, уже спешил к нам. Когда доктор Ройлотт подбежал, сестра лежала без сознания. Он стал лить ей в горло бренди, послал в деревню за медицинской помощью, но все было бесполезно; Джулия все больше слабела и, не приходя в сознание, умерла. Вот такой жуткий конец постиг мою любимую сестру.

– Минутку, – прервал ее Холмс, – вы уверены насчет свиста и металлического лязга? Могли бы подтвердить это под присягой?

– О том же спросил меня и коронер на дознании. Я была убеждена, что слышу эти звуки, но под грохот бури и скрип старого дома могла и ошибиться.

– Как была одета ваша сестра?

– В ночную рубашку. В правой руке она держала обожженную спичку, в левой – спичечный коробок.

– Из чего следует, что, когда началась тревога, ваша сестра зажгла свет и осмотрелась. Это важно. И к какому заключению пришел коронер?

– Он очень тщательно провел расследование, ведь о докторе Ройлотте по всей округе шла дурная слава, но правдоподобной причины смерти так и не нашел. Я подтвердила, что дверь была заперта изнутри, на окнах же имеются старомодные ставни с широкими металлическими засовами – ночью их всегда закрывают. Стены внимательно обстучали и пустот не обнаружили, проверили пол – тоже ничего. Дымоход широкий, но он перегорожен четырьмя большими скобами. Значит, моя сестра была совершенно одна, когда встретила смерть. Кроме того, на теле не было следов насилия.

– Что насчет отравления?

– Врачи не обнаружили никаких признаков.

– И отчего же, по вашему мнению, умерла несчастная?

– Мне кажется, причиной был страх и нервное потрясение, но что ее напугало, я не представляю.

– Цыгане тогда были в роще?

– Да, они там почти всегда.

– А как вы поняли слова о ленте – пестрой ленте?

– Иногда мне думается, это был бред, иной раз – что Джулия говорила про тех самых цыганок. Многие из них носят на голове пестрые платки и яркие ленты, к ним и могли относиться странные слова Джулии.

Холмс покачал головой: объяснение его явно не устроило.

– Загадочно, – проговорил он. – Продолжайте, пожалуйста.

– С той поры прошло два года, и до недавнего времени мне еще реже прежнего доводилось общаться с людьми. Но месяц назад я удостоилась чести получить предложение руки и сердца от одного моего старого и дорогого друга. Его зовут Армитидж, Перси Армитидж; он второй сын мистера Армитиджа из усадьбы Крейн-Уотер близ Рединга. Отчим не возражал против этой партии, и мы решили пожениться весной. Два дня назад в западном крыле здания начали ремонт, в стене моей спальни сделали дыру, так что мне пришлось перебраться в комнату, где умерла Джулия, и спать в ее кровати. Прошлой ночью я лежала без сна и вспоминала кошмарную судьбу сестры. Представьте же себе мой ужас, когда в ночной тишине внезапно послышался тихий свист, ставший предвестием ее смерти. Я вскочила и засветила лампу, но ничего в комнате не обнаружила. Я была слишком перепугана, чтобы вернуться в постель, поэтому оделась, с первыми проблесками зари выскользнула из дома, взяла догкарт в гостинице «Корона», расположенной напротив, и доехала до Летерхеда, откуда и добралась сюда, только чтобы увидеться с вами и попросить совета.

– Очень мудро, – кивнул мой друг. – Но вы ни о чем не умолчали?

– Да.

– Нет, мисс Ройлотт. Вы выгораживаете своего отчима.

– Как? Я не понимаю…

Вместо ответа Холмс откинул черную кружевную оборку с кисти посетительницы. На белом запястье выделялись пять синевато-багровых пятен – отпечатки пальцев.

– Он обошелся с вами безжалостно, – заметил Холмс.

Дама глубоко зарделась и прикрыла пострадавшее запястье.

– Он очень суровый человек и, наверное, сам не осознает, насколько силен.

Наступило долгое молчание. Холмс, упершись подбородком в ладони, глядел на потрескивающий огонь.

– Дело очень непростое, – произнес он наконец. – Прежде чем я решу, что делать, мне нужно прояснить множество деталей. Но нельзя терять ни минуты. Если мы сегодня же посетим Сток-Моран, будет ли у нас возможность осмотреть комнаты без ведома вашего отчима?

– Он случайно обмолвился, что именно сегодня собирается в город по какому-то важному делу. Вероятно, его не будет весь день, и вас никто не потревожит. Мы обзавелись домоправительницей, но она старая и бестолковая, и я легко сделаю так, что она ничего не заметит.

– Отлично. Ну, Ватсон, вы не против отправиться в поездку?

– Я готов.

– Тогда мы едем вдвоем. А у вас самой какие планы?

– Мне нужно кое-что сделать в городе. Но двенадцатичасовым поездом я вернусь и успею вас встретить.

– Ждите нас днем. Мне тоже нужно кое в чем разобраться. Не останетесь ли позавтракать?

– Нет, мне нужно идти. Теперь, когда я поделилась с вами своими тревогами, мне стало легче на душе. Буду с нетерпением ждать нашей новой встречи.

Опустив на лицо плотную черную вуаль, дама выскользнула из комнаты.

– Что вы обо всем этом думаете, Ватсон? – спросил Холмс, откидываясь на спинку кресла.

– История очень темная и очень зловещая.

– Да, довольно темная и довольно зловещая.

– Но если клиентка не ошибается и в полу, потолке и стенах действительно нет ходов, а через дверь, окно и камин проникнуть тоже невозможно, значит ее сестра и вправду встретила свою загадочную смерть в одиночестве.

– А что тогда означает этот ночной свист и как толковать странные слова умирающей?

– Ума не приложу.

– Если объединить в уме факты: свист по ночам, присутствие цыган, с которыми дружит старый доктор, высокую вероятность того, что он желал предотвратить замужество падчерицы, слова умирающей о ленте и, наконец, металлический лязг, который слышала мисс Хелен Стоунер, – возможно, это встала на место задвижка ставня, – так вот, соединив все факты, мы приблизимся к разгадке.

– И какова, по-вашему, роль цыган?

– Понятия не имею.

– Против любой теории у меня найдется много возражений.

– У меня тоже. Именно поэтому мы сегодня отправляемся в Сток-Моран. Мне надо знать, соглашаюсь я с этими возражениями или могу их оспорить. Но что такое, черт возьми?

Восклицание это вырвалось у моего друга, когда дверь внезапно распахнулась и в дверном проеме воздвигся человек гигантского роста. Костюм выдавал в нем медика и деревенского жителя: черный цилиндр, долгополый сюртук, длинные гетры, в руке болтается охотничий хлыст. Вошедший был так высок, что верхушкой цилиндра задевал притолоку, и так могуч, что плечами едва не перекрывал проход. Крупное лицо со следами дурных страстей, желтое от загара и прорезанное множеством морщин, обращалось то ко мне, то к Холмсу; глубоко посаженные, налитые злобой глазки и горбатый костлявый нос придавали посетителю сходство со свирепой хищной птицей.

– Который из вас Холмс? – спросил вошедший.

– Холмс – это я, сэр, но вы забыли представиться, – спокойно проговорил мой приятель.

– Я доктор Гримсби Ройлотт из Сток-Морана.

– Ах вот как, доктор, – вежливо отозвался Холмс. – Садитесь, прошу вас.

– Не собираюсь. Здесь была моя падчерица. Я ее выследил. Что она вам говорила?

– Весна нынче довольно холодная.

– Что она вам говорила? – взревел старик.

– Но, я слышал, ожидается буйное цветение крокусов, – невозмутимо продолжал мой приятель.

– Ха! Отделаться от меня хотите? – Посетитель шагнул вперед и потряс хлыстом. – Мерзавец, я все про вас знаю! Наслышан уже. Холмс – в каждой бочке затычка.

Мой друг улыбнулся.

– Холмс – длинный нос!

Холмс улыбнулся еще шире.

– Холмс – чинуша из Скотленд-Ярда!

Холмс рассмеялся:

– Занимательный был разговор. Когда будете уходить, прикройте дверь: сквозит.

– Я уйду не раньше, чем все выскажу. Не вздумайте вмешиваться в мои дела. Я знаю, здесь побывала мисс Стоунер – я ее выследил! Со мной играть опасно! Смотрите. – Он проворно шагнул вперед, схватил кочергу и согнул ее своими загорелыми лапами. – Остерегитесь попасть мне в руки, – рявкнул Ройлотт, швырнул согнутую кочергу в камин и вышел за порог.

– Какой любезный человек, – рассмеялся Холмс. – Объемом я с ним не потягаюсь, но крепостью мышц вполне – и он бы в этом убедился, если б задержался еще немного.

Схватив стальную кочергу, Холмс внезапным усилием ее выпрямил.

– Нет, какова наглость – причислить меня к полицейским! Однако это происшествие придает нашему расследованию особую пикантность. Надеюсь только, наша приятельница не поплатится за то, что позволила этой скотине себя выследить. Давайте, Ватсон, закажем завтрак, а потом я схожу в Докторз-Коммонз, где рассчитываю получить некоторые полезные для следствия данные.

Вернулся Шерлок Холмс незадолго до часу дня. В руке он держал голубой листок, исписанный буквами и цифрами.

– Я видел завещание покойной супруги доктора Ройлотта, – объяснил он. – Чтобы понять, что оно в точности означает, пришлось перевести указанные вложения в современные цены. Общий доход ко времени смерти миссис Ройлотт составлял немногим менее тысячи ста фунтов, но теперь, из-за падения цен на сельскохозяйственную продукцию, не превышает семисот пятидесяти фунтов. Каждая из дочерей в случае замужества претендует на двести пятьдесят фунтов. Отсюда следует, что, если бы обе девушки вступили в брак, нашему молодцу остались бы жалкие гроши, и даже свадьба одной из них серьезно подорвет его благосостояние. Мои утренние труды не пропали даром: я получил доказательство, что Ройлотт имеет все причины противиться такому развитию событий. А теперь, Ватсон, нельзя терять ни минуты – тем более старик проведал, что мы заинтересовались его делами. Если вы готовы, вызываем кэб и едем на вокзал Ватерлоо. Буду очень признателен, если вы положите в карман револьвер. Эли номер два – весомый аргумент для джентльмена, способного завязать узлом стальную кочергу. Револьвер и зубная щетка – думаю, это все, что нам понадобится.

На вокзале Ватерлоо мы удачно сели на поезд до Летерхеда, там, в гостинице, наняли рессорную двуколку и проехали четыре-пять миль очаровательными саррейскими дорогами. Погода выдалась превосходная, с ярким солнцем и легкими кудрявыми облачками, разбросанными по небу. На деревьях и живых изгородях только-только стали распускаться почки, в воздухе витал приятный запах сырой земли. Не знаю, как мой спутник, но я ощущал странный контраст между добрыми обещаниями весны и зловещей историей, заставившей нас пуститься в путь. Холмс сидел на переднем сиденье, глубоко уйдя в раздумья. Руки его были скрещены, шляпа опущена на глаза, подбородок упирался в грудь. Но внезапно он вздрогнул, хлопнул меня по плечу и указал вдаль, туда, где кончались луга:

– Смотрите!

По пологому косогору были разбросаны деревья парка; на вершине они стояли теснее, образуя рощу. Из-за ветвей проглядывали серые фронтоны и высокий конек крыши старого-престарого дома.

– Сток-Моран? – спросил Холмс.

– Да, сэр, дом доктора Гримсби Ройлотта, – отозвался кучер.

– Вижу стройку, – заметил Холмс. – Туда-то нам и надо.

– Деревня вон там. – Кучер указал на скопление крыш вдали по левую руку. – Но если вам нужно в дом, то самый короткий путь – это перелаз и тропа через поля. Вон там, где идет леди.

– И эта леди, наверное, мисс Стоунер. – Холмс ладонью прикрыл глаза от солнца. – Да, мы последуем вашему совету.

Мы расплатились, и двуколка с грохотом покатила обратно в Летерхед.

– Я решил, – произнес Холмс, когда мы карабкались через перелаз, – внушить кучеру, что мы архитекторы или еще какие-то деловые посетители. Меньше будет сплетен. Добрый день, мисс Стоунер. Видите, мы сдержали слово.

Клиентка с обрадованной улыбкой поспешила нам навстречу.

– Я так вас ждала! – Она сердечно пожала нам руки. – Все обошлось как нельзя лучше. Доктор Ройлотт уехал в город и, похоже, до вечера не вернется.

– Мы имели удовольствие свести с доктором знакомство.

Холмс в нескольких словах рассказал, что случилось. Слушая его, мисс Стоунер смертельно побледнела:

– Боже правый! Выходит, он шел по моим следам.

– Похоже.

– Он так хитер – никогда не знаешь, следит он за тобой или нет. Что он скажет, когда вернется?

– Ему нужно остерегаться, как бы его самого не выследил кое-кто еще более хитрый. Вам придется сегодня вечером от него запереться. Если он станет бушевать, мы отвезем вас к вашей тетке в Харроу. А теперь нужно с толком использовать время. Пожалуйста, отведите нас в комнаты, которые нам предстоит осмотреть.

Здание, построенное из серого камня в пятнах лишайника, состояло из высокой центральной части и двух крыльев по сторонам, изогнутых, точно клешни краба. Одно крыло превратилось в руины: разбитые, заколоченные досками окна, провалившаяся крыша. Центральная часть сохранилась немногим лучше, но правый флигель выглядел сравнительно новым; ставни на окнах, голубой дымок, тянувшийся из труб, – все говорило о том, что именно здесь обитает семейство. У торцевой стены, частично проломленной, были возведены леса, но рабочих мы не застали. Холмс медленно прошелся туда-сюда по неухоженной лужайке и очень внимательно осмотрел окна снаружи.

– Видимо, это окно вашей прежней спальни, центральное – спальни сестры, а соседнее с главным зданием – из комнаты доктора Ройлотта?

– Именно так. Но теперь я ночую в средней спальне.

– Пока длятся работы, как я понял. Кстати, не вижу, что за нужда была срочно ремонтировать торцевую стену.

– Не было никакой нужды. Думаю, это только предлог, чтобы переселить меня из моей спальни.

– А! Интересная мысль. Итак, по другую сторону этого узкого крыла расположен коридор, куда выходят двери всех трех спален. В нем, конечно, есть окна?

– Да, но очень маленькие. В них не влезть – слишком узкие.

– Поскольку вы обе запирали на ночь двери, с той стороны в комнаты было не проникнуть. А теперь не будете ли вы так любезны пойти к себе и запереть ставни?

Мисс Стоунер исполнила его просьбу, и Холмс, внимательно изучив ставни сквозь открытое окно, всеми способами пытался их вскрыть, но не смог. В щель между створками нож не проходил, а значит, и поднять засов так было нельзя. Потом Холмс изучил через лупу петли – железные, прочные, надежно вделанные в массивную кладку.

– Хм! – Холмс в замешательстве потер подбородок. – Похоже, с моей теорией что-то не так. Когда ставни заперты, через них никто не проникнет. Что ж, посмотрим, не удастся ли нам что-нибудь выяснить внутри.

Боковая дверца вела в беленый коридор, куда выходили три спальни. Холмс отказался осматривать третью комнату, и мы сразу прошли во вторую, куда переселили мисс Стоунер и где встретила смерть ее сестра. Это было небольшое уютное помещение с низким потолком и большим камином, как принято в старых деревенских домах. В одном углу стоял темно-коричневый комод, в другом – узкая кровать под белым стеганым покрывалом, слева от окна – туалетный столик. К этому сводилась вся обстановка, если не считать двух небольших плетеных стульев и квадратного уилтонского ковра в центре комнаты. Паркет и стенные панели из источенного червями дуба так потрескались и потемнели от времени, словно их не меняли со времен постройки дома. Холмс поставил один из стульев в угол, присел и стал блуждать взглядом по комнате, изучая все детали обстановки.

– Куда ведет шнур от колокольчика? – спросил он наконец. Толстая веревка висела над самой кроватью, так что кисточка лежала на подушке.

– В комнату экономки.

– Он выглядит поновее, чем все прочее.

– Да, он здесь недавно – года два.

– Он, наверное, понадобился вашей сестре?

– Нет, я ни разу не слышала, чтобы она им пользовалась. Мы все для себя делали сами.

– Похоже, этот прекрасный шнурок здесь совершенно лишний. Если позволите, я потрачу еще несколько минут на осмотр.

Холмс, с лупой в руке, опустился на пол и, быстро переползая с места на место, внимательно проверил щели между половицами. То же самое он проделал со стенными панелями. Наконец он подошел к кровати и остановился, пристально осматривая ее и всю, сверху донизу, ближайшую стену. Закончив осмотр, он резко дернул шнур колокольчика.

– Э, звонок-то фальшивый, – сказал он.

– Не звонит?

– Даже не соединен с проводом. Очень любопытно. Видите: он привязан к крючку чуть выше вентиляции.

– Что за бессмыслица! Я раньше этого не замечала.

– Очень странно! – пробормотал Холмс, дергая веревку. – У этой комнаты две непонятные особенности. Например, какой болван додумался соединить вентиляционным отверстием соседние комнаты, в то время как ничего не стоило вывести его наружу!

– Оно тоже пробито недавно, – заметила дама.

– Примерно в то же время, что был повешен шнурок?

– Да, в тот раз был сделан кое-какой мелкий ремонт.

– Причем весьма любопытного свойства: фальшивый колокольчик и бессмысленная вентиляция. С вашего разрешения, мисс Стоунер, мы продолжим осмотр в следующей комнате.

Комната доктора Гримсби Ройлотта оказалась больше, чем у падчерицы, но обставлена столь же скудно. Складная кровать, деревянная полочка, забитая книгами, в основном специальными, кресло у кровати, простой деревянный стул у стены, круглый стол и большой железный сейф – вот все, что бросалось в глаза. Холмс медленно обошел помещение, с живым интересом изучая каждый предмет.

– Что здесь? – спросил он, постучав по сейфу.

– Деловые бумаги отчима.

– О, значит, вы заглядывали внутрь?

– Лишь однажды, несколько лет назад. Помню, сейф был забит бумагами.

– Нет ли там, к примеру, кота?

– Нет. Какая странная мысль!

– А вы посмотрите! – Холмс поднял блюдечко с молоком, стоявшее на сейфе.

– Нет, у нас нет кота. Есть гепард и павиан.

– Ну конечно! Гепард – это всего лишь большая кошка, и все же, осмелюсь предположить, блюдечко молока едва ли соответствует его аппетитам. Мне нужно кое-что выяснить.

Присев на корточки перед деревянным стулом, Холмс тщательнейшим образом осмотрел его сиденье.

– Спасибо. С этим разобрались. – Холмс встал и сунул лупу в карман. – Э, да тут еще кое-что интересное!

Его внимание привлек небольшой арапник, висевший на уголке кровати. Он, как ни странно, был свернут и связан петлей.

– Что вы об этом думаете, Ватсон?

– Обычный арапник. Не понимаю только, к чему было его связывать.

– Это уже не столь обычно, да? Увы, наш мир исполнен зла, и когда неглупый человек использует свой ум, чтобы совершить преступление, то это хуже всего. Думаю, мисс Стоунер, я видел достаточно. С вашего разрешения мы пойдем теперь на лужайку.

Никогда я не видел своего друга таким угрюмым, как в тот раз, после осмотра дома. Мы несколько раз прошлись по лужайке. Ни мисс Стоунер, ни мне не хотелось прерывать размышления Холмса. Мы ждали, когда он сам очнется и заговорит.

– Мисс Стоунер, – начал он, – вы должны точнейшим образом выполнить все мои указания. Это очень важно.

– Я сделаю все, что потребуется.

– Речь идет о серьезном риске. Малейшее отступление может стоить вам жизни.

– Поверьте, я во всем вас послушаюсь.

– Прежде всего, мы оба, мой друг и я, должны провести ночь в вашей комнате.

Мы с мисс Стоунер удивленно воззрились на Холмса.

– Да, это необходимо. Позвольте, я объясню. Как я понимаю, вон то здание – деревенская гостиница?

– Да, это «Корона».

– Очень хорошо. Ваши окна оттуда видны?

– Конечно.

– Когда ваш отчим вернется, вам нужно будет, под предлогом головной боли, уйти к себе. Когда вы услышите, что он пошел спать, откройте у себя ставни, отоприте щеколду, поставьте лампу на подоконник, чтобы подать нам знак, возьмите все, что может вам понадобиться ночью, и потихоньку перейдите в свою прежнюю комнату. Не сомневаюсь, вы сможете один раз там переночевать, несмотря на ремонт.

– Да-да, конечно.

– Все остальное предоставьте нам.

– Но что вы собираетесь делать?

– Мы проведем ночь в вашей комнате, чтобы выяснить причину шума, который вас беспокоил.

– Думается, мистер Холмс, вы уже сделали свои выводы. – Мисс Стоунер тронула рукав моего друга.

– Возможно.

– Тогда будьте милосердны, скажите, отчего умерла сестра.

– Я предпочел бы назвать причину не раньше, чем получу более определенные доказательства.

– По крайней мере, скажите, права ли я. Она умерла от испуга?

– Нет, не думаю. Мне представляется, имелась более осязаемая причина. А теперь, мисс Стоунер, мы должны вас покинуть. Если доктор Ройлотт нас застанет, считайте, мы съездили зря. До свиданья, и наберитесь храбрости: последовав моим указаниям, вы сможете спать спокойно. С грозившей вам опасностью скоро будет покончено.

Мы с Шерлоком Холмсом без всяких затруднений получили в гостинице «Корона» номер на верхнем этаже со спальней и гостиной. Из окна открывался вид на ворота, подъездную аллею и обитаемое крыло усадьбы Сток-Моран. В сумерках мы наблюдали, как подъехал доктор Гримсби Ройлотт – настоящий гигант рядом со щуплым и низеньким кучером. Юноша немного замешкался, открывая тяжелые железные ворота, и мы слышали, как оглушительно бранился доктор, видели, как он потрясал сжатыми кулаками. Двуколка двинулась дальше, и вскоре среди деревьев вспыхнул огонек – это зажгли лампу в одной из общих комнат. Мы сидели рядом в надвигающихся сумерках.

– Послушайте, Ватсон, – заговорил Холмс, – право, не знаю, брать ли вас сегодня с собой. Дело явно небезопасное.

– Я могу чем-то помочь?

– Ваше присутствие может оказаться неоценимым.

– Тогда я пойду непременно.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Вы говорите об опасности. Очевидно, вы заметили в этих комнатах то, что я пропустил.

– Нет, но, пожалуй, я немного лучше обдумал увиденное. Наверняка вы видели то же, что и я.

– Я не заметил ничего примечательного, кроме шнурка от колокольчика, но к чему он там, мне, признаться, не сообразить.

– Вентиляционное отверстие вы тоже видели?

– Да, но разве это такая уж редкость – дырочка в стене между комнатами? Она такая крохотная, что не проберется и крыса.

– А я еще до приезда в Сток-Моран знал, что мы найдем это отверстие.

– Дорогой мой Холмс!..

– Да, знал. Помните, мисс Стоунер упомянула, что ее сестру беспокоил запах сигары доктора Ройлотта? Конечно, сразу возникла мысль, что комнаты сообщаются между собой. Отверстие должно быть небольшое, иначе на него обратил бы внимание коронер. Я подумал о вентиляции.

– Но чем она может быть опасна?

– Ну, во всяком случае, совпадение по времени удивительное. Делают вентиляцию, вешают шнурок – и дама, спавшая в постели, умирает. Вам это не кажется странным?

– Я не понимаю, в чем тут связь.

– А кровать – вы не увидели в ней ничего необычного?

– Нет.

– Она приделана к полу. Вам попадались прежде кровати, которые нельзя сдвинуть?

– Пожалуй, нет.

– Дама не могла переместить кровать. Та всегда оставалась в том же положении относительно вентиляционного отверстия и веревки. Я говорю «веревка», поскольку в качестве шнура от колокольчика ее явно не собирались использовать.

– Холмс, я, кажется, начинаю догадываться, на что вы намекаете. Мы подоспели как раз вовремя, чтобы предотвратить какое-то ужасное, коварное преступление.

– Вполне ужасное и вполне коварное. Когда с пути праведного сходит врач, другим преступникам остается только учиться. У него есть и знания, и хладнокровие. Палмер и Причард принадлежали к лучшим в своей области. Этот человек еще более изощрен, но, сдается мне, Ватсон, мы сумеем его перехитрить. Однако у нас впереди жуткая ночь, так что, бога ради, давайте закурим трубки и посвятим ближайшие часы чему-нибудь более приятному.

Около девяти свет за деревьями погас, усадьба погрузилась во тьму. Медленно протекли два часа, и вот, как раз когда било одиннадцать, прямо напротив нас засветился яркий огонек.

– Условный знак. – Холмс вскочил на ноги. – Это среднее окно.

В дверях мы кратко объяснили хозяину гостиницы, что отправляемся с поздним визитом к знакомому и, быть может, задержимся на всю ночь. Еще миг – и мы очутились на темной дороге, где в лицо нам дул холодный ветер, а впереди мерцал желтый огонек, указывая во мгле путь к мрачной цели.

Проникнуть в парк не составило труда: в старой стене тут и там зияли незаделанные проломы. Лавируя между деревьями, мы добрались до лужайки, пересекли ее и собирались влезть в окно, но тут из лавровых кустов выскочило нечто вроде ребенка-уродца, в корчах бросилось на траву, а потом стремглав перебежало лужайку и скрылось во тьме.

– Боже мой! – шепнул я. – Вы видели?

Холмс на миг растерялся так же, как я. В волнении он плотно сжал пальцами мое запястье. Потом негромко рассмеялся и прошептал мне в самое ухо:

– Премилое семейство. Это павиан.

Я совсем забыл о странных домашних любимцах доктора. А ведь в любую минуту нам на плечи мог прыгнуть гепард. Признаюсь, я несколько успокоился, лишь когда оказался в спальне, по примеру Холмса сбросив обувь. Мой спутник бесшумно затворил ставни, перенес лампу на стол и оглядел комнату. Со времени дневного осмотра тут ничего не изменилось. Подойдя ко мне на цыпочках и сложив ладонь рупором, Холмс шепнул так тихо, что я едва расслышал:

– Малейший шум – и наш план провалится.

Я молча кивнул в ответ.

– Нам придется сидеть в темноте. Иначе он увидит свет в вентиляции.

Я снова кивнул.

– Не засыпайте, от этого зависит ваша жизнь. Приготовьте оружие, оно может понадобиться. Я устроюсь рядом с постелью, а вы садитесь на этот стул.

Я вынул револьвер и положил на край стола.

Холмс положил на кровать длинную и тонкую трость, которую захватил с собой. Рядом он поместил коробок спичек и огарок свечи, затем потушил лампу, и мы остались в темноте.

Забуду ли я когда-нибудь это страшное ночное бдение? Я не слышал ничего, даже дыхания, но знал, что мой спутник сидит с открытыми глазами в нескольких футах от меня и напряжен так же, как я. Из-за ставен не проникал ни единый луч света, мы ждали в полной темноте. Снаружи время от времени кричала какая-то ночная птица; однажды у самого окна раздался вой, похожий на кошачий, – значит, гепард действительно гулял на свободе. Издалека доносились низкие тоны приходского колокола, который отзванивал каждую четверть часа. Какими нескончаемыми казались эти промежутки! Пробило двенадцать, четверть первого, половину и три четверти, а мы все еще молча ждали неведомо чего.

Внезапно в вентиляции мелькнул свет. Он тут же погас, но мы ощутили сильный запах горящего масла и раскаленного металла. Кто-то в соседней комнате зажег потайной фонарь. Я слышал негромкий шорох, потом звуки смолкли, но запах усилился. Полчаса я сидел, весь обратившись в слух. Внезапно снова послышался шум, но уже другой – ровный, умиротворяющий, словно кипела вода в чайнике. В тот же миг Холмс вскочил с постели, зажег спичку и стал яростно колотить тростью по шнурку колокольчика.

– Видите, Ватсон? – пронзительно крикнул он. – Вы ее видите?

Но я ничего не видел. Как только Холмс зажег свет, я услышал тихий отчетливый свист, однако внезапная вспышка ослепила мои отвыкшие от света глаза, и куда были направлены отчаянные удары, я так и не понял. Но я видел лицо Холмса – смертельно бледное, с гримасой ужаса и отвращения.

Он опустил трость и смотрел, задрав голову, на вентиляционное отверстие, и тут тишину ночи пронзил самый жуткий крик, какой мне случалось слышать. Он звучал все оглушительней, этот хриплый вопль слившихся воедино боли, страха и гнева. Говорят, от крика пробудились спящие в деревне и еще дальше – в доме приходского священника. Сердце застыло у нас в груди, и пока на смену последним отзвукам вновь не пришла тишина, из которой и возник этот вопль, мы с Холмсом стояли и смотрели друг на друга.

– Что это значит? – выдохнул я.

– Это значит, что все кончено, – ответил Холмс. – И не исключено, что это к лучшему. Возьмите оружие, мы пойдем в комнату доктора Ройлотта.