Текст книги "Перегрузка"

– И компания уже в курсе дела? – полюбопытствовал Притчетт.

– Сомневаюсь.

– Давайте продолжим обсуждение по существу, – предложила Лаура.

– Пятый и весьма важный фронт – это ежегодное собрание «Голден стейт пауэр энд лайт», которое состоится через две с половиной недели. У меня уже имеются кое-какие идеи на этот счет, но я предпочел бы, чтобы меня не очень об этом расспрашивали.

– Вы полагаете, – сказал Сондерс, – нам лучше о них не знать?

– Так точно, советник.

– Тогда мне непонятно, к чему все эти разговоры о координации наших усилий? – спросила Лаура.

Бердсонг ухмыльнулся, многозначительно потерев большой палец об указательный.

– Связь здесь самая непосредственная – это деньжата.

– Я так и знал, что разговор зайдет об этом.

– И еще кое-что о нашем сотрудничестве, – произнес Бердсонг, обращаясь к руководству «Секвойи». – Лучше, если бы сведения о нем не вышли за пределы этого помещения. То есть речь идет о конфиденциальности, чтобы все оставалось между нами.

– Ну и какая от этого будет польза для клуба «Секвойя»? – спросила миссис Куинн.

– Присцилла, на этот вопрос могу ответить я, – сказал Притчетт. – Тут дело вот в чем. То, что подрывает авторитет компании «ГСП энд Л» в какой-либо одной области, предположительно снижает ее влияние и шансы на успех во всех прочих сферах. – Он улыбнулся и добавил: – Этот тактический прием широко используется в адвокатской практике. – Кстати, зачем вам деньги? – спросил он Бердсонга. – И о какой сумме может идти речь?

– Деньги нам нужны, так как одни мы не в состоянии обеспечить подготовку и реализацию действий наших людей. Наше совместное противодействие обязательно должно быть эффективным. – Бердсонг повернулся к председательствующей: – Как вы совершенно справедливо отметили, у нас имеются собственные ресурсы, но их не хватит для осуществления проекта такого масштаба. – Он обвел взглядом остальных. – Я предлагаю клубу «Секвойя» внести свой вклад двумя частями на сумму пятьдесят тысяч долларов.

Притчетт снова снял очки и протер стекла.

– А вы явно не мелочитесь.

– Нет, вы правы. Но ведь и ставка будь здоров какая. Все же речь идет о возможном существенном воздействии на окружающую среду.

– А вот меня во всем этом беспокоит то, – подключилась к разговору миссис Куинн, – что тут звучат определенные намеки на грязные схватки.

Лаура Бо Кармайкл покачала головой.

– У меня точно такое же ощущение.

И опять раздался голос адвоката Сондерса:

– Выступая против последних проектов «Голден стейт пауэр энд лайт» – «Тунипа», «Финкасл» и «Дэвил-Гейт», клуб «Секвойя» выкладывает более чем весомые факты, – убеждал он своих коллег. – Но переживаемый нами момент, когда раздаются непродуманные требования все возрастающего производства электроэнергии, не позволяет рассчитывать на то, что разум и рационализм непременно возьмут верх. Что же нам тогда делать? Я считаю, нам необходим союзник – более агрессивный и взрывной, способный встряхнуть своими действиями общественность, что, в свою очередь, привлечет на нашу сторону многих, пока не определившихся политиков. На мой взгляд, мистер Бердсонг и его группа, как бы там они себя ни называли…

– «Энергия и свет для народа», – подсказал Бердсонг.

Сондерс махнул рукой, словно название не играло особой роли.

– Так вот, они, выступая до слушаний и на самих слушаниях, как раз и станут тем элементом, которого недостает в нашей работе.

– Телевидение и пресса любят меня, – подхватил Бердсонг. – Я устраиваю для них настоящее шоу, оживляя таким образом их передачи и статьи. Поэтому все, что я говорю, публикуется и идет в эфир.

– Это верно, – подтвердил секретарь. – Некоторые средства массовой информации смакуют его постыдные заявления, одновременно отмахиваясь от наших комментариев и разъяснений от имени «ГСП энд Л».

– Итак, вы готовы поддержать предложение мистера Бердсонга? – спросила председатель.

– Да, – ответил Притчетт. – Однако мне хотелось бы услышать от мистера Бердсонга заверение в том, что его группа ни в коем случае не станет прибегать к насилию и запугиванию.

Стол заседаний задрожал, когда Бердсонг с силой хлопнул по нему рукой.

– Заверяю вас в этом! Моя группа презирает насилие любого рода. Мы уже выступали с соответствующими заявлениями.

– Рад это слышать, – отреагировал Притчетт. – Клуб «Секвойя», конечно, разделяет эту точку зрения. Надеюсь, каждый из вас читал в сегодняшней «Кроникл Уэст» репортаж о новых взрывах на «ГСП энд Л».

Присутствующие закивали головами. В репортаже описывалось, как в результате ночного пожара, вызванного взрывом, в гараже «ГСП энд Л» получили повреждения или сгорели более двух десятков грузовых автомашин. За несколько дней до этого рвануло на подстанции, хотя нанесенный ущерб оказался незначительным. В обоих случаях ответственность на себя взяли действующие в подполье «Друзья свободы».

– Есть ли еще вопросы к мистеру Бердсонгу? – спросила Лаура Бо Кармайкл.

Их оказалось несколько. Они касались тактики, которую следовало применять в борьбе с «ГСП энд Л». Бердсонг сформулировал ее как «постоянное изматывание на широком фронте формирования общественного мнения». Кроме того, затрагивался вопрос о том, как предполагается использовать финансовые средства клуба «Секвойя».

По одному вопросу Родерик Притчетт высказал свои сомнения:

– Я не думаю, что в наших интересах было бы настаивать на детальной отчетности, но, естественно, нам потребуются доказательства, что наши деньги расходуются эффективно.

– Такими доказательствами станут результаты, – ответил Бердсонг.

Все согласились, что в некоторых вопросах они будут руководствоваться принципом добросовестности.

Затем Лаура Бо Кармайкл сказала:

– Мистер Бердсонг, а теперь я попрошу оставить нас, чтобы обсудить ваше предложение в узком кругу. Так или иначе, мы вскоре дадим о себе знать.

Дейви Бердсонг встал с сияющим видом. Его грузное тело нависло над столом.

– Ладно, друзья, эта почетная для меня встреча оказалась весьма приятной. Ну а сейчас пока.

Членов клуба «Секвойя» поразило, с какой легкостью он преобразился, снова представ в роли шута и балагура. Когда за Бердсонгом закрылась дверь, первой, и весьма жестко, заговорила миссис Куинн:

– Все это мне не нравится. Мне претит этот тип – и интуиция подсказывает, что доверять ему нельзя. Поэтому я категорически против какого-либо контакта с его группой.

– Очень жаль, что приходится это слышать, – сказал Ирвин Сондерс. – Я считаю его отвлекающую тактику именно тем, что нам сейчас требуется для борьбы с новыми проектами «ГСП энд Л».

– Должен сказать, миссис Куинн, – ответил Притчетт, – что я разделяю точку зрения Ирвина.

Присцилла Куинн решительно покачала головой.

– Что бы вы ни говорили, я все равно останусь при своем мнении.

Адвокат вздохнул:

– Присцилла, слишком уж вы добродетельны.

– Может быть, вы и правы. – Ее лицо залилось румянцем. – Но у меня тоже есть принципы, которых, по-видимому, начисто лишен этот неприятный тип.

– Пожалуйста, давайте избегать колкостей в отношении друг друга, – резко проговорила Лаура.

Чтобы привнести нотку примирения, Притчетт заметил:

– Позвольте напомнить, что наш комитет полномочен принять решение, в том числе по вопросу о том, на что тратить деньги.

– Госпожа председатель, – сказал Сондерс, – как выяснилось, двое из нас выступают «за» соглашение с Бердсонгом и один – «против». Решающее слово за вами.

– Да, – утвердительно кивнула Лаура, – я понимаю это и должна признать, что в душе еще не определилась.

– В таком случае, – сказал Сондерс, – позвольте мне объяснить, почему я считаю, что вы должны поддержать нашу с Родериком точку зрения.

– А когда вы закончите, – вмешалась Присцилла Куинн, – я позволю себе изложить собственный взгляд, отличный от вашего.

Еще двадцать минут происходило перетягивание каната между теми, кто «за» и кто «против».

Лаура Бо Кармайкл выслушивала то одну сторону, то другую, тщательно взвешивая соответствующие аргументы, чтобы определиться самой. Если она выступит против сотрудничества с Бердсонгом, возникнет патовая ситуация, что, по сути дела, будет равнозначно отказу. Если же она проголосует «за», то возникнет однозначное большинство 3:1.

Лаура склонялась к тому, чтобы сказать «нет». В прагматичном подходе Сондерса и Притчетта она видела положительный момент, а вот негативный взгляд на Дейви Бердсонга, толкал ее в объятия Присциллы Куинн. Беда в том, что Лаура решительно противилась сближению со снобистски настроенной Присциллой, неизменным персонажем великосветских газетных сплетен. Чванливая жена калифорнийского старика миллионера, она была носительницей многих качеств, вызывавших отвращение у Лауры Бо Кармайкл.

Она глубоко сознавала и то, что если примет сторону Присциллы в противовес двум другим, это будет означать тот самый вариант, когда женщины объединяются против мужчин. И не важно, чем изначально руководствовалась Лаура, оценивая расклад сил безотносительно к ее половой принадлежности, – главное, что это все равно произвело бы такое впечатление. Поэтому Ирвин Сондерс, как она себе представляла, пусть не во всеуслышание, а про себя, но обязательно среагировал бы в духе мужского шовинизма: мол, эти чертовы бабы снюхались! Когда Лауру выдвигали на пост председателя клуба «Секвойя», Сондерс поддержал ее конкурента-мужчину. Лаура была первой женщиной, занявшей высший пост в клубе. Ей очень хотелось показать, что она способна распорядиться полученной властью так же умело и беспристрастно, как мужчины, а может быть, и значительно лучше.

И все же у нее было такое ощущение, что союз с Бердсонгом окажется фатальным.

– Мы ходим кругами, – сказал Сондерс. – Предлагаю проголосовать в последний раз.

– Я «против», – заявила Присцилла.

– Решительно «за», – прорычал Сондерс.

– Простите, миссис Куинн, – сказал Притчетт, – я голосую «за».

Их взгляды сосредоточились на Лауре. Она явно колебалась, еще раз оценивая смысл происходящего и собственные сомнения. Потом решительно произнесла:

– Я голосую «за».

– Вот здорово! – сказал Ирвин Сондерс, потирая руки. – Присцилла, если уж проигрывать, то красиво. Присоединяйтесь к остальным во имя единодушия.

Сжав губы, миссис Куинн покачала головой в знак несогласия.

– Думаю, вы все еще пожалеете об этом голосовании. Хочу, чтобы мое мнение было зафиксировано в протоколе.

Глава 2

Пока шла дискуссия, Дейви Бердсонг, напевая какую-то веселую мелодию, покидал штаб-квартиру клуба «Секвойя». Он ни в коей мере не сомневался в исходе своего появления здесь. Присцилла Куинн будет против него, размышлял он. А вот остальные трое, причем каждый по собственной причине, наверняка его поддержат. В общем, считай, пятьдесят тысяч зеленых у него в кармане.

Бердсонг вывел свой потрепанный «шевроле» с ближайшей стоянки, добрался до центра города, после чего проехал еще несколько миль в юго-восточном направлении. Он остановился на ничем не приметной улочке, где никогда раньше не бывал, но весьма подходящей для того, чтобы на несколько часов оставить там машину, не привлекая внимания. Запомнив название улицы, Бердсонг запер машину и прошел несколько кварталов до оживленной магистрали, где, как он отметил еще сидя за рулем своей машины, ходили автобусы разных маршрутов. Он сел в первый же автобус, направлявшийся на запад.

По дороге от машины до автобусной остановки он напялил шляпу, которую обычно никогда не надевал, и нацепил очки в роговой оправе, в которых совсем не нуждался. Эти два атрибута удивительно изменили внешность Бердсонга, так что видевшие его по телевизору или где-либо еще сейчас почти наверняка его бы не узнали.

Проехав десять минут на автобусе, Бердсонг вышел, остановил проезжавшее мимо такси и велел таксисту ехать на север. Он несколько раз поглядывал через заднее стекло за ехавшими сзади машинами. Видимо, происходившее вокруг его удовлетворило. Он сказал таксисту, чтобы тот остановился, потом расплатился с ним и вышел. Несколько минут спустя он пересел в другой автобус, на этот раз следующий в восточную часть города. К этому времени линия его маршрута, начиная с парковки автомобиля, напоминала формой неправильный квадрат.

Вылезая из второго автобуса, Бердсонг, прежде чем продолжить путь, внимательно осмотрел других выходивших вместе с ним пассажиров, потом быстро зашагал вниз по улице и, постоянно оглядываясь, несколько раз сворачивал то вправо, то влево. Примерно через пять минут он остановился у небольшого, ничем не приметного дома, поднялся по ступенькам (их было с полдюжины) к незаметной двери и, надавив на кнопку звонка, встал так, чтобы его было видно через крошечный глазок.

Дверь почти сразу же отворилась, и он вошел.

В маленькой темной прихожей убежища «Друзей свободы» Георгос Арчамболт спросил:

– Ты был осторожен, пока добирался сюда?

– Разумеется, а как же еще? – с укоризной пробурчал Бердсонг. – А вот вы напороли на подстанции.

– На то были причины, – возразил Георгос. – Пошли вниз.

Они спустились по каменным ступеням лестницы в подвал, где в беспорядке были разбросаны взрывчатка и другие компоненты самодельных бомб.

На грубовато сколоченной кушетке у стены лежала, вытянувшись, девушка лет тридцати. Ее кукольное круглое лицо, которое в иных обстоятельствах могло показаться красивым, было мертвенно-бледным. Свалявшиеся, давно не чесанные светлые волосы были разбросаны на грязной подушке. Ее правая рука была перевязана, от ссохшейся крови бинт побурел.

– Почему она здесь? – взорвался Бердсонг.

– Это я и собирался объяснить, – сказал Георгос. – Она помогала мне на подстанции, ее ранил разорвавшийся капсюль. Ей оторвало два пальца, она истекала кровью, как свинья. Было темно, и я не был уверен, что нас не слышали. Я все доделывал уже в большой спешке.

– Глупо и бесполезно было закладывать бомбу там, где это придумал ты, – сказал Бердсонг. – Получился такой же толк, как от фейерверка.

Георгос покраснел, но прежде чем он успел ответить, заговорила девушка:

– Мне нужно в больницу.

– Нельзя тебе этого делать, и выбрось это из головы. – От приветливости, которую Бердсонг так любил выставлять напоказ, не осталось и следа. Он зло бросил Георгосу: – Ты же знаешь о нашей договоренности. Убирай ее отсюда!

Георгос дал знак, и девушка недовольно поднялась с кушетки и пошла наверх. Георгос понял, что допустил еще одну ошибку, разрешив ей остаться. Согласно договоренности, о которой напомнил Бердсонг, они должны были встречаться только с глазу на глаз. Это была серьезная мера предосторожности. О Дейви Бердсонге ничего не было известно остальным членам подпольной группы – Уэйду, Юту и Феликсу, которые при появлении тайного покровителя «Друзей свободы», то есть Бердсонга, для встречи с Георгосом или уходили из дома, или где-нибудь прятались. По мнению Георгоса, его первая ошибка заключалась в том, что он стал испытывать жалость к своей возлюбленной, Иветте, а это уже никуда не годилось. Вот и история с капсюлем-детонатором – в тот момент Георгоса больше беспокоили ранения Иветты, чем само дело… Желая поскорее увести ее в безопасное место, он поторопился и все испортил.

Когда девушка ушла, Бердсонг тихо скомандовал:

– Заруби себе на носу – никаких больниц, никаких докторов. Иначе пойдут всякие вопросы, а она слишком много знает. Если потребуется, избавься от нее. Это можно сделать без особых проблем.

– С ней все в порядке. Кроме того, она полезна для дела. – Георгос почувствовал, что под нажимом Бердсонга испытывает какую-то неловкость, и постарался сменить тему разговора. – Гараж для грузовиков прошлой ночью можно считать успехом. Вы видели репортажи?

Бородач нехотя кивнул.

– Все так и должно происходить. Ни времени, ни денег на лентяев у нас нет.

Георгос спокойно воспринял этот выпад, хотя и мог бы напомнить своему визави, кто есть кто. Георгос был руководителем «Друзей свободы», в то время как Бердсонгу отводилась лишь второстепенная роль – нечто вроде связующего звена с внешним миром, в частности с так называемыми «салонными марксистами», поддерживавшими активную анархию, но не желавшими ничем рисковать. Бердсонг же по своей натуре обожал лидерство, и Георгос иногда уступал ему, учитывая его полезность, особенно при добывании денег.

Вот и сейчас именно из-за денег он воздержался от спора. Георгосу требовалось больше денег, потому что его прежний источник неожиданно иссяк. Эта сучка, его мать, греческая киноактриса, которая двадцать лет обеспечивала его стабильным доходом, видимо, сама переживала не лучшие времена. Ей больше не давали ролей, так как даже косметика не могла скрыть того, что ей уже пятьдесят и божественная красота ее молодости навсегда ушла. Увядание собственной матери доставляло Георгосу особое наслаждение, и он надеялся, что дела у нее пойдут еще хуже. Если она будет голодать, говорил он самому себе, то он не даст ей даже засохшего куска хлеба. Так или иначе, извещение из афинской адвокатской конторы о том, что денежные переводы производиться больше не будут, застало его в очень даже неподходящий момент.

Георгосу требовались деньги на текущие расходы и на реализацию будущих планов. Одним из проектов предусматривалось создать маленькую атомную бомбу и взорвать ее в штаб-квартире компании «Голден стейт пауэр энд лайт» или где-то поблизости. По расчетам Георгоса, такая бомбочка могла бы уничтожить здание и находящихся в нем эксплуататоров и их лакеев да еще много чего вокруг – весьма поучительный урок для угнетателей народа. Тем самым «Друзья свободы» стали бы еще более грозной силой, чем просто внушающей благоговейный страх и уважение.

Идея создания атомной бомбы представлялась амбициозной и, возможно, нереалистичной, хотя и не совсем. В конце концов, студент из Принстона Джон Филпс двадцати одного года от роду уже продемонстрировал в своей широко разрекламированной курсовой работе, что соответствующее ноу-хау содержится в справочных материалах библиотеки, если только хватит терпения собрать эти сведения. Георгос Уинслоу Арчамболт, погрузившись с головой в физику и химию, разузнал все возможное об исследованиях Филпса, да еще сделал собственное досье, используя, в частности, библиотечные материалы. Так, в его досье попала десятистраничная весьма полезная по своей сути памятка калифорнийского отдела чрезвычайных служб, адресованная полицейским управлениям. В ней шла речь о том, как вести себя в случаях угрозы применения атомной бомбы. Сам Георгос считал, что он близок к разработке детального рабочего проекта. Однако для непосредственного конструирования атомной бомбы требовались расщепляемые материалы, которые пришлось бы где-нибудь украсть, а на это нужны деньги, много денег, плюс организационные усилия и, конечно, удачное стечение обстоятельств. Но ничего невозможного в этом не было, случались и более удивительные вещи.

Обратившись к Бердсонгу, он сказал:

– Поскольку ты упомянул факторы времени и денег, сейчас нам требуется дополнительная «зелень».

– Ты ее получишь. – Бердсонг широко улыбнулся впервые с момента прихода. – Причем много. Я нашел еще одно дерево, на котором растут зеленые плоды.

Глава 3

Ним брился. Это был один из вторников в конце августа. Семь утра с минутами.

Руфь десять минут назад спустилась вниз готовить завтрак. Леа и Бенджи еще спали. Вот Руфь появилась в дверях ванной с номером «Кроникл Уэст» в руках.

– Терпеть не могу портить тебе выходной, – сказала Руфь, – но я знаю, это наверняка вызовет твой интерес.

– Спасибо. – Он отложил бритву и, взяв газету мокрыми руками, пробежал глазами первую страницу. На ней была заметка в одну колонку под заголовком «ГСП энд Л»: повышение тарифов отклонено». Далее следовал сам текст.

Плата за газ и электричество обернулась бы для этой гигантской компании дополнительным доходом в пятьсот восемьдесят миллионов долларов.

– Мы не видим необходимости увеличивать тарифы в настоящее время, – сообщается в решении ККХ, принятом тремя голосами ее членов против двух.

На публичных слушаниях «ГСП энд Л» утверждала, что она не может обойтись без дополнительных средств для компенсации растущих расходов в связи с инфляцией, а также для финансирования ее строительной программы. Высокопоставленных официальных лиц «ГСП энд Л» не оказалось на месте, чтобы получить комментарии, хотя их представитель выразил сожаление и озабоченность относительно будущего положения с энергоснабжением в Калифорнии. Тем не менее Дейви Бердсонг, лидер группы потребителей, именуемой «Энергия и свет для народа», приветствовал это решение как…

Закончив бритье, Ним отложил газету на туалетный бачок. Об этом решении ему стало известно вчера поздно вечером, так что заметка стала лишь подтверждением. Когда он спустился вниз, Руфь уже приготовила для него завтрак – омлет с бараньими почками. Она сидела напротив с чашкой кофе, пока он ел.

– Что фактически означает это решение комиссии? – спросила Руфь.

Ним состроил гримасу.

– Это означает, что три человека, получившие работу благодаря своей политической карьере, вправе диктовать крупным корпорациям, например «ГСП энд Л» и телефонной компании, как им следует вести дела. И они широко пользуются этим правом. Еще как, черт возьми! Мне придется перетряхнуть строительную программу. От одних проектов придется вообще отказаться, другие, возможно, пока законсервировать. В любом случае встанет вопрос об увольнениях, хотя бы и временных. Но и тогда будет ощущаться нехватка наличности. Вытянутые лица сегодня утром, особенно у Эрика. – Ним разрезал почку и насадил ее на вилку. – Очень вкусно. Ты действительно готовишь их лучше всех.

Руфь чуть замешкалась, а потом спросила:

– Ты мог бы некоторое время готовить себе завтрак сам?

– Разумеется, но почему? – спросил озадаченно Ним.

– Я, наверное, уеду. – Сделав короткую паузу, она поправилась. – Я уезжаю. На неделю, а может быть, дольше.

Ним отложил вилку и нож, уставившись на нее.

– Но почему? И куда?

– На время моего отъезда мама заберет Леа и Бенджи к себе, а миссис Блэр будет приходить убирать, как обычно. Так что тебе просто придется ужинать вне дома. Я уверена, ты без труда сможешь это устроить.

Ним проигнорировал этот подкол. Повысив голос, он спросил:

– Но ты не ответила на мой вопрос, куда ты едешь и зачем?

– Нам обоим не стоит переходить на крик.

Он почувствовал, что Руфь настроена необычайно решительно.

– Я слышала твой вопрос, но не считаю, что обязана отвечать на него, учитывая характер существующих между нами отношений. Не так ли?

Ним молчал, прекрасно понимая, что имеет в виду Руфь. Почему должна существовать двойная мораль? Если Ним решил нарушать правила брака, заводить интрижки на стороне, где-то проводить целые вечера в свое удовольствие, почему тогда Руфи не воспользоваться той же свободой и тоже без всяких объяснений?

На этом фоне ее слова о равенстве представлялись ему абсолютно оправданными. И тем не менее Ним ощутил прилив ревности, ибо теперь до него дошло, что у Руфи есть мужчина. Раньше ему такая мысль и в голову не приходила. Теперь же он в это уверовал. Разумеется, ему было известно, что в некоторых семьях действуют договоренности типа «дай и возьми», но согласиться с тем, чтобы и в его семье жизнь строилась по такому же принципу, он не мог.

– Мы оба знаем, – сказала Руфь, прервав его раздумья, – что уже давно ты и я только делаем вид, что связаны узами брака. Мы никогда не обсуждали эту тему. Но думаю, все же нам следует это сделать. – Несмотря на стремление проявить твердость, голос ее дрогнул.

– Ты хочешь поговорить об этом сейчас? – спросил Ним.

Руфь покачала головой.

– Вероятно, когда вернусь.

– Хорошо.

– Ты не доел свой завтрак.

Ним отодвинул тарелку.

– Я больше не хочу есть.

Потрясшее Нима своей внезапностью объяснение с Руфью занимало его мысли все время, пока он ехал в центр города. Однако происходившее в штаб-квартире «ГСП энд Л» быстро вытеснило из его сознания личные переживания.

Решение комиссии по коммунальному хозяйству затмило все прочие вопросы.

В первой половине дня сотрудники финансового и юридического отделов с озабоченными лицами толпились у кабинета президента компании. Потоки входящих и выходящих людей устремлялись на совещания, которые бились над одним существенным вопросом: как «ГСП энд Л» сможет реализовать свою программу по строительству, оставаясь платежеспособной, без повышения тарифов на энергоснабжение? Вырисовывалось общее мнение: без принятия мер по резкому и немедленному сокращению расходов это просто невозможно.

В какой-то момент президент Эрик Хэмфри, нервозно расхаживая по коврику в центре кабинета, задал риторический вопрос:

– Почему, когда из-за инфляции подскакивает цена на хлеб, на мясо, на билет в кино или на спортивное мероприятие, это никого не удивляет и принимается всеми как должное? Но когда мы честно заявляем, что не можем производить электричество по старым тарифам, поскольку наши расходы тоже выросли, то нам никто не верит.

Оскар О’Брайен, юрисконсульт компании, ответил, закуривая одну из своих любимых сигар:

– Они не верят нам, потому что на нас их натравливают главным образом политики, которые подлизываются к избирателям. Ведь коммунальное хозяйство всегда было излюбленной мишенью для нападок.

Президент фыркнул:

– Политики! Они вызывают у меня отвращение! Именно они изобрели инфляцию, создали и вырастили ее, да еще подкармливают с помощью федерального долга – и все во имя того, чтобы покупать голоса избирателей и оставаться в своих теплых креслах. А теперь эти шарлатаны и демагоги обвиняют в инфляции кого угодно, кроме себя, – профсоюзы и прежде всего бизнес. Если бы не политики, мы не стали бы просить об увеличении тарифов, нам бы этого просто не потребовалось.

Шарлет Андерхилл, исполнительный вице-президент по финансам и четвертый человек в офисе президента, пробормотала «аминь». Знающая свое дело миссис Андерхилл, высокая брюнетка, которой было уже за сорок, обычно уравновешенная, сегодня выглядела возбужденной. Ниму было понятно почему. Какие бы финансовые решения ни были приняты в результате отказа ККХ, они будут жесткими, и Шарлет Андерхилл все равно придется их исполнять.

Эрик Хэмфри прекратил расхаживать по ковру и спросил:

– Есть ли у кого-нибудь из вас предположение, почему все, чего мы добивались, отвергнуто? Может, мы ошиблись в выборе стратегии? А может, плохо знаем членов комиссии?

– Не думаю, что наша стратегия оказалась ошибочной, – сказал О’Брайен. – Мы совершенно правильно составили досье по данному вопросу и действовали соответственно.

В вопросе и ответе прослеживалась широко утвердившаяся и тщательно охраняемая практика компаний коммунального хозяйства.

Каждый раз при назначении специального уполномоченного по коммунальному хозяйству компаний, которых касались его решения, начинали тщательное подковерное наблюдение за ним, включая психиатрическое изучение его личности. Итоговый материал оценивался экспертами-психологами – выискивались предрассудки, которые впоследствии можно было бы использовать против их носителя, слабости в характере, которые конкуренты могли бы обернуть в свою пользу.

Обычно по поручению компании какой-нибудь ее сотрудник завязывал дружеские отношения с уполномоченным. Следовало приглашение домой в гости, предложение сыграть в гольф, предоставление роскошных дефицитных билетов на спортивные соревнования, поездка на рыбалку в какое-нибудь укромное горное местечко в Сьерре половить форель. Развлечения всегда были приятными и конфиденциальными, но никогда не требовали значительных расходов. В ходе такого неформального общения мог заходить и разговор о делах компании, но о каких-то открытых любезностях вопрос не вставал. Влияние осуществлялось в более утонченных формах. Нередко такая тактика срабатывала на благо компании. Но не всегда.

– Мы знали, что двое уполномоченных все равно проголосуют против нас, – говорил юрист, – и мы знали, что двое из оставшихся троих симпатизируют нам. Поэтому голос Си Рида оказался решающим. Соответственно мы стали его обрабатывать в надежде перетянуть на свою сторону. Но мы просчитались.

Ним кое-что знал о специальном уполномоченном Сириле Риде. Экономист по образованию, когда-то он читал лекции в университете, добился звания доктора философии, однако был начисто лишен практического опыта работы в бизнесе. Тем не менее Рид тесно сотрудничал с губернатором Калифорнии, дважды участвовал в его избирательной кампании. Осведомленные люди считали, что когда в случае победы губернатор переберется из Сакраменто в Белый дом, на что он рассчитывал, Си Рид уйдет вместе с ним руководителем президентского аппарата.

Согласно конфиденциальной информации, которую прочитал Ним, уполномоченный Рид одно время был ярым сторонником кейнсианской экономической модели, однако отрекся от нее и теперь считает, что доктрина Джона Мейнарда Кейнса привела к экономической катастрофе мирового масштаба. Последнее сообщение главного вице-президента «ГСП энд Л» Стюарта Ино, который «окучивал» Рида, подчеркивало, что уполномоченный «повернулся лицом к реалиям отчетов о хозяйственной деятельности и балансовых таблиц, в том числе и компаний коммунального хозяйства». Но видимо, думал Ним, Си Рид-политик лишь посмеялся над ними и продолжает потешаться до сих пор.

– Пока дело оставалось в подвешенном состоянии, – упорствовал президент, – наверняка ведь проходили закулисные обсуждения с членами комиссии. Разве не возможно было заключить компромисс?

К разговору подключилась Шарлет Андерхилл:

– На оба вопроса был дан ответ «да».

– Но если вы договорились о компромиссах, почему же тогда все лопнуло?

Миссис Андерхилл пожала плечами:

– Ничто из того, о чем договариваются за кулисами, не является обязательным. Трое уполномоченных, включая Рида, проигнорировали рекомендации комиссии.

Ниму подумалось: о переговорах, проходивших в тайне за кулисами во время и после публичных слушаний, большинство людей и понятия не имело.

Компании типа «ГСП энд Л», стремясь получить более крупный доход за счет увеличения тарифа, часто на всякий случай запрашивали больше того, что сами же ожидали. И тогда начиналась ритуальная игра, в которой участвовали и уполномоченные ККХ. Уполномоченные урезали некоторые из запрашиваемых сумм только для того, чтобы продемонстрировать, как они блюдут свои обязанности. С другой стороны, соответствующая компания, вроде бы тоже обиженная, фактически получала все или почти все, чего добивалась.

Необходимые детали утрясались уже при закрытых дверях членами комиссии по коммунальному хозяйству и сотрудниками компании. Однажды Ним присутствовал на таких переговорах в маленькой, запертой изнутри на ключ комнате и слышал, как один сотрудник ККХ спросил: