Текст книги "Перегрузка"

– Ну а теперь, когда мы знаем, что все завершилось хорошо, нам всем остается только порадоваться. – Она подошла к Ниму, обняла его и поцеловала. – Вот! Это вместо свечки.

– Эй! – сказала Дафна. – Это всем можно?

Ним ухмыльнулся:

– Ну ясное дело!

Она тут же подарила ему поцелуй. У нее были полные теплые губы, и он с волнением ощутил их чувственное прикосновение.

– Это за то, – объявила Дафна, – что ты настоящий герой. Не важно, согласен ты с этим или нет.

– В таком случае согласен, – сказал Ним.

– Чего нам всем не помешало бы, – проговорила Урсула, – это хорошенько встряхнуться. Фес, – обратилась она к своему мужу, – что мы собираемся делать сегодня вечером?

Услышав вопрос, тот просиял:

– Я рад, что ты спросила. Поедем ужинать и танцевать. Со свойственной мне гениальной предусмотрительностью я заказал столик на четверых в зале Сан-Марко в «Браун-палас».

– Грандиозная идея, – сказала Дафна. – Можно найти кого-нибудь, чтобы посидел с Кейтом?

– Не стоит беспокоиться, – заметила Урсула. – Я все устрою.

– А я поеду танцевать, – заявил Ним, – даже если мне не вернут костюм.

Музыка в ярком исполнении небольшого, но талантливого ансамбля, вино плюс прекрасный ужин сделали свое дело. Костюм Ниму все-таки принесли, он, как видно, не так уж пострадал от угольной пыли на конвейере. Одновременно появились репортер и фотограф из «Денвер пост» – они хотели взять интервью у Нима и сфотографировать его. Преодолев внутреннее сопротивление, Ним уступил. Несколько минут спустя Ним и Дафна с трудом втиснулись на заднее сиденье «пинто» Фестона. Дафна пожала ему руку и прошептала:

– Ты просто молодец. Мне импонирует твоя манера поведения, как ты держишься и еще, что ты скромен.

Не зная, что сказать в ответ, он удержал руку Дафны в своей. Хотелось бы знать, что еще произойдет с ним сегодня вечером. Ним и Дафна несколько раз танцевали, причем каждый раз все теснее прижимаясь друг к другу. Дафна явно не возражала. Один раз, когда они оказались за столиком одни, а Фес с Урсулой ушли танцевать, он поинтересовался, почему Дафна развелась.

– Мой муж был старше меня. Ему не очень-то нравилось заниматься любовью, и чаще всего у него ничего не получалось. Были и другие проблемы, но это было главное.

– Я полагаю, что с твоей стороны все было в порядке.

Она рассмеялась, откинув голову на спинку стула.

– Как ты догадался?

– Но ведь у тебя есть ребенок.

– Да. И это произошло именно тогда, когда у нас все получилось. Фактически лишь однажды. Во всяком случае, я рада, что у меня есть Кейт. Ему скоро два года, и я его обожаю. Между прочим, мы с Кейтом живем в одной комнате, но у него крепкий сон.

– И все равно, – проговорил Ним, – я не пойду в его комнату.

– Сказано весьма откровенно. Тогда оставь дверь открытой. Твоя комната рядом с моей, дальше по коридору.

Когда Ним для разнообразия пригласил на танец Урсулу, она призналась ему:

– Мне очень приятно, что Дафна здесь. Мы всегда были близки. Но я ей завидую, у нее есть маленький Кейт.

– Вы с Фесом не хотите детей?

– Мы оба хотели. И сейчас хотим. Но мы не можем их иметь. – Голос у Урсулы задрожал. Казалось, она уже была не рада, что разоткровенничалась некстати. Поэтому Ним счел неуместным продолжать разговор.

Но немного позже, когда сестры, извинившись, ненадолго удалились, Фестон сказал:

– Мне показалось, Урсула рассказала тебе, что мы не можем иметь детей.

– Да, это так.

– И она объяснила почему?

Ним только покачал головой.

– Все дело во мне, не в Урсуле. Мы оба проходили медицинское обследование, и не раз. Похоже на то, что мой петушок поднимается и стреляет, только вот заряжаю я его холостыми патронами. Врачи сказали, у меня никогда не будет боевых патронов.

– Сочувствую тебе.

В ответ Фестон пожал плечами:

– Наверное, нельзя иметь все. Ведь есть нечто другое, в чем у нас с Урсулой все как надо. – После этого он добавил: – Мы думали о том, чтобы усыновить ребенка, только ни один из нас не уверен, что так и надо.

Когда женщины вернулись, они выпили еще вина и снова пошли танцевать. Во время танца Дафна промурлыкала Ниму в ухо:

– Я тебе сказала, что ты мне очень нравишься?

Он крепко обнял ее в ответ, надеясь, что они без промедления отправятся домой.

Они вернулись полтора часа спустя. Фестон отвез няню домой. Потом они расселись на кухне и разговаривали, пока Урсула заваривала чай, а Дафна ей помогала. После чая все пожелали друг другу доброй ночи и легли спать. Ним почти сразу заснул. Его разбудил какой-то звук, это скрипнула дверь, которую он оставил приоткрытой, как велела ему Дафна. Потом дверь скрипнула еще раз – замок щелкнул, и дверь закрылась. Оторвав голову от подушки, он попытался разглядеть что-нибудь в темноте, но не смог. Послышались легкие шаги босых ног и шуршание одежды, которая тут же была отброшена в сторону. Потом, оттянув одеяло, в постель рядом с ним скользнуло теплое легкое обнаженное женское тело. Нежные руки заключили его в свои объятия. В темноте ее губы встретились с его губами в волнующем манящем поцелуе. Они долго целовались со все нарастающей страстью, тесно прижавшись друг к другу. Кровь бросилась Ниму в лицо, и он почувствовал, как его тело напряглось от разливавшегося сладострастия. Его руки стали нежно ласкать ее, и от смешанного чувства наслаждения и удовольствия он застонал.

– Дафна, дорогая, я целый день ждал, когда это произойдет, – прошептал Ним.

В ответ прозвучало негромкое хихиканье. Палец прикоснулся к его губам с требованием молчать. И низкий голос предупредил:

– Заткнись, идиот! Я не Дафна. Я Урсула.

Пораженный, Ним освободился от ее объятий и сел. Ему хотелось подальше отскочить от постели. Но ее рука удерживала его.

– Послушай меня, – настойчиво и в то же время мягко проговорила Урсула. – Я хочу ребенка. Фес мне дать его не может, я знаю, он рассказал тебе об этом. Так вот, я предпочла бы иметь его от тебя, Ним, чем от кого-либо еще из числа моих знакомых.

– Я не могу этого сделать, Урсула. Не могу из-за Феса.

– Нет, можешь, потому что Фес знает, что я сейчас здесь и во имя чего.

– И Фес не против? – с недоверием спросил Ним.

– Клянусь тебе, нет. Мы оба хотим ребенка и решили, что это самый лучший выход. – Она снова тихо рассмеялась. – Правда, Дафна возражает. Она на меня жутко зуб точит. Она ведь сама тебя хотела.

Ним никак не мог побороть в себе противоречивые чувства. Наконец он осознал весь комизм сложившейся ситуации и расхохотался.

– Так-то оно лучше, – произнесла Урсула и притянула его к себе. Он сдался ей на милость. Они снова обнялись.

Она прошептала:

– Сегодня как раз тот самый день. Я знаю, это может произойти. О, Ним, дорогой, помоги мне зачать ребенка! Я так его хочу.

«И что я такого сделал, чтобы заслужить все экзотические происшествия, выпавшие на мою долю?» – с удивлением размышлял Ним. В ответ он прошептал ей:

– Ладно, я уж постараюсь.

Они поцеловались, и он, снова ощутив в себе прилив желания, в шутку спросил:

– Как ты думаешь, мне от этого можно получить удовольствие?

Вместо ответа она еще крепче обняла его, их дыхание смешалось. Он нежно ласкал ее, и она тихонько вскрикнула от удовольствия, когда он овладел ею. Они вновь и вновь любили друг друга в течение ночи, пребывая в восторженном состоянии. Ним поймал себя на мысли, что перевязанная рука ни разу не стала для него помехой. Наконец он заснул. Когда Ним проснулся, уже рассвело и Урсулы рядом не было. Ним решил еще поспать. Вдруг дверь его спальни опять отворилась, и впорхнула фигура в бледно-розовом пеньюаре.

– Уж никак не думала, – проговорила Дафна, сбрасывая с себя пеньюар, – что останусь с носом. Перевернись, Ним, я надеюсь, у тебя осталось немного сил для меня.

Они обнаружили, что кое-что все-таки осталось.

На Западное побережье Ним снова должен был возвращаться самолетом «Юнайтед» ближе к вечеру. Фестон отвез его в аэропорт. Урсула и Дафна тоже сели в машину, а Дафна взяла с собой Кейта. Во время поездки разговор был дружеский и спокойный, словно ночью между ними ничего не произошло. У машины Ним расцеловал обеих сестер на прощание. Женщины остались, а Фестон пошел провожать Нима в здание аэровокзала. Возле контрольно-пропускного пункта они остановились, чтобы пожать друг другу руки.

– Благодарю за все, Фес.

– Я тоже. Удачи тебе на слушаниях завтра и в последующие дни. – Все еще сжимая руку Нима, Фес, казалось, смущался заговорить и наконец произнес: – Если тебя что-то удивило, мне хотелось бы сказать, что есть вещи, которые человек делает потому, что не может поступить иначе, а также потому, что это самое лучшее решение, продиктованное ограниченным выбором. И еще – есть приятели и есть настоящие друзья. Ты один из моих друзей, Ним, и всегда таковым останешься. Поэтому не будем терять друг друга.

Когда Ним направился к трапу самолета на посадку, он почувствовал, что глаза у него увлажнились. Через несколько минут, когда он уже удобно устроился в кресле пассажира первого класса, раздался приветливый голос стюардессы:

– Сэр, что будете пить после взлета?

– Шампанское, – объявил Ним с улыбкой. Ясное дело, решил он, только шампанское созвучно столь удачно проведенным выходным.

Глава 12

Молодой председательствующий член комиссии слегка ударил молоточком.

– Прежде чем приступить к опросу свидетеля, мне кажется, следует отметить его поведение два дня назад, когда благодаря его оперативным действиям и мужеству была спасена жизнь работника энергопредприятия в другом штате…

В зале заседаний раздались робкие аплодисменты.

– Благодарю, сэр, – проговорил с некоторым удивлением Ним.

До сегодняшнего утра он предполагал, что репортаж о трагедии на конвейере появится только в денверской печати. Поэтому был удивлен, когда узнал, что стал героем газетного материала телеграфного агентства «Ассошиэйтед пресс», опубликованного в сегодняшней «Кроникл Уэст». Это сообщение оказалось несвоевременным, ибо привлекло внимание к его посещению угольной электростанции. Нима разбирало любопытство: как оппозиция распорядится данной информацией.

Как и в предшествующие дни, когда проходили слушания, обшитый дубовыми панелями зал заполнили члены комиссии, юрисконсульты противостоящих сторон, ожидавшие своей очереди свидетели, заинтересованные группы, газетные репортеры, а также изрядное количество зрителей, состоявших главным образом из сторонников оппозиции. Все тот же председательствующий член комиссии сидел сбоку от пожилого судьи административного суда.

Среди присутствующих в зале Ним узнал Лауру Бо Кармайкл и Родерика Притчетта, представлявших клуб «Секвойя»; тучного Дейви Бердсонга, лидера организации «Энергия и свет для народа», в его неизменно потертых джинсах и рубашке с распахнутым воротом, а за столом для прессы – Нэнси Молино, нарядную и надменную. Ним уже поклялся говорить «правду, только правду и ничего, кроме правды». И вот настал момент, когда юрисконсульт компании, дородный О’Брайен, поднялся с места и, глядя на судью, дал сигнал свидетелю приступить к выступлению.

– Мистер Голдман, – начал О’Брайен, как они отрепетировали ранее, – пожалуйста, изложите обстоятельства, которые заставили вас поверить, что предложение, представленное на рассмотрение комиссии, является необходимым и отвечает общественным интересам.

Ним устроился поудобнее в свидетельском кресле, зная, что его показания будут продолжительными и трудными.

– Исследования «Голден стейт пауэр энд лайт», – начал он, – дополненные правительственными агентствами, позволили сделать вывод, что к середине следующего десятилетия рост в Калифорнии как населения, так и промышленности значительно превысит средний уровень по стране. На особенностях я остановлюсь чуть позже. Параллельно с этим ростом будет увеличиваться потребность в электроэнергии, намного превышающая существующие сейчас производственные мощности. Учитывать эту потребность означает…

Ним старался говорить доходчиво и внятно, чтобы поддержать интерес слушающих. Все факты и мнения, которые он собирался излагать, еще несколько недель назад были представлены комиссии в письменном виде. Но устная их подача считалась крайне важной. Трудно было рассчитывать на то, что кто-либо когда-нибудь снизойдет до того, чтобы прочесть гору бумаг, которая ежедневно увеличивалась в размерах.

О’Брайен произносил условленные фразы с внутренней убежденностью актера многоактной пьесы.

– Что касается воздействия на экологическую обстановку, не объясните ли вы…

– Не остановитесь ли вы на специфике подачи угля, которая…

– Ранее вы сказали о пределах человеческого вторжения в фауну и флору, мистер Голдман. Я думаю, что комиссии придется по душе гарантия того, что…

– Не могли бы вы подробнее описать…

– Не скажете ли вы, что…

– Теперь давайте рассмотрим…

В общем, уже семь часов за последние полтора дня Ним провел в свидетельском кресле, оставаясь в центре внимания зала. Он понимал, что отстаивал интересы «ГСП энд Л» твердо и уверенно. Однако по-настоящему суровое испытание – перекрестный допрос – ему еще предстояло пройти. На второй день слушаний уже после обеда Оскар О’Брайен, повернувшись лицом к членам комиссии, произнес:

– Благодарю вас, господин председатель, опрос свидетеля закончен.

Председатель кивнул.

– Я думаю, мистер Голдман заслужил перерыв, да и другие будут рады возможности передохнуть. – Он ударил молоточком. – Слушания откладываются до десяти утра завтрашнего дня.

На следующий день перекрестный допрос с самого начала пошел неторопливо и осторожно, подобно автолюбителю, катящемуся на малой скорости по ровной дороге. Юрисконсульт комиссии, педантичный юрист средних лет по имени Холиоук, выступил первым.

– Мистер Голдман, комиссия нуждается в пояснении по целому ряду вопросов.

Стиль опроса Холиоука нельзя было однозначно определить как дружелюбный или, наоборот, враждебный. Ним отвечал в той же манере, демонстрируя знание предмета. Холиоук задавал вопросы в течение часа. Следующим был Родерик Притчетт, секретарь-управляющий клуба «Секвойя», и допрос пошел живее. Худощавый и несколько жеманный, Притчетт был одет в темный, строгого покроя, костюм-тройку. В его седых волосах со стальным отливом был сделан тщательный пробор. Иногда он проводил рукой по волосам, чтобы убедиться, что пробор в полном порядке. Когда Притчетт поднялся и подошел к месту, отведенному для свидетелей, казалось, что его глаза, спрятанные за стеклами очков без оправы, засверкали. Незадолго до слушаний он совещался с Лаурой Бо Кармайкл, сидевшей рядом с ним за одним из трех столов, отведенных для свидетелей.

– Мистер Голдман, – начал Притчетт, – у меня тут есть фотография. – Он подошел к столу адвокатов и взял глянцевый снимок размером восемь на десять. – Мне бы хотелось, чтобы вы внимательно посмотрели на него и сказали, знаком ли он вам.

Ним взял фотографию. Пока он разглядывал ее, сотрудник клуба «Секвойя» раздал дополнительные копии специальному уполномоченному комиссии, юрисконсультам, включая О’Брайена и Дейви Бердсонга, а также журналистам. Несколько копий попали к зрителям, и их стали передавать по рядам. Ним был озадачен. Большая часть фотографии поражала чернотой, но было там и определенное сходство…

Секретарь-управляющий улыбнулся:

– Пожалуйста, подумайте, мистер Голдман.

Ним покачал головой:

– Знаете, я не уверен.

– Может, я вам помогу. – Своим голосом Притчетт намекал на игру в кошки-мышки. – Судя по газетным материалам, место, которое вы сейчас разглядываете, совпадает с местом, которое вызвало ваш личный интерес в прошлый выходной.

Ним сразу все вспомнил. Это была фотография, на которой была изображена груда угля близ электростанции «Чероки». Он мысленно проклял огласку, которую получила его воскресная поездка в Денвер.

– Да, – проговорил он, – похоже, что на этой фотографии изображена куча угля.

– Пожалуйста, поподробнее, мистер Голдман. Какой уголь и где?

– Это запасы угля для электростанции, расположенной близ Денвера, штат Колорадо, – без особого удовольствия произнес Ним.

– Точно так. – Притчетт снял очки, быстро протер их и снова надел. – К вашему сведению, фотография была сделана вчера и переправлена сюда сегодня утром. Не больно-то она радует глаз, а?

– Пожалуй, вы правы.

– «Безобразная», не хотели бы вы употребить это слово?

– Думаю, вы можете так сказать, но дело в том, что…

– Дело в том, – прервал его Притчетт, – что вы уже ответили на мой вопрос: «думаю, вы можете так сказать» – ваши слова. Это значит, вы согласны, что картина безобразная. Это все, что меня интересовало, благодарю вас.

– Однако следует также сказать… – попробовал возразить Ним.

Притчетт предостерегающе поднял палец:

– Этого достаточно, мистер Голдман! Пожалуйста, запомните, что вопросы задаю я. А теперь давайте продолжим. У меня есть еще одна фотография для вас и для членов комиссии.

У Нима внутри все кипело. Притчетт вернулся к столу юрисконсультов, выбрал на этот раз цветное фото и вручил его Ниму. Как и прежде, служащий раздал остальные копии. Хотя Ним не сумел угадать точное место, он уже не сомневался, где сделано второе фото: скорее всего где-нибудь в Тунипе, рядом с предполагаемой электростанцией. Очевидным было и то, что фотограф – настоящий мастер, опытный профессионал. Захватывающая дух красота сурового калифорнийского пейзажа под чистым лазурным небом была схвачена им мастерски. Застывший каменный выступ возвышался над величественными соснами. Деревья утопали в густой траве. На переднем плане пробивался пенящийся ручеек. На ближнем берегу ручья поражали своим изобилием дикие цветы. Чуть поодаль поднял голову молодой олень, возможно, потревоженный фотографом.

– Действительно красивый пейзаж, не правда ли, мистер Голдман? – прокомментировал Притчетт.

– О да.

– Вам ничего не говорит, где была сделана фотография?

– Думаю, это Тунипа.

Ним решил, что нет смысла играть в прятки или оттягивать то, что рано или поздно неминуемо должно было произойти.

– Ваше предположение верно, сэр. А сейчас у меня к вам еще один вопрос. – Интонация Притчетта стала напряженной, в голосе послышались резкие нотки. – Не мучают ли вас угрызения совести за то, что вы и ваша компания собираетесь устроить нам в Тунипе? Взгляните на это уродство, – он помахал фотографией с изображением открытого угольного склада, – которое по вашей милости должно лишить нас этой безмятежной, изумительной красоты. – Он поднял второе, цветное, фото. – Один из немногих еще не тронутых храмов природы в нашем штате и во всей стране.

Вопрос Притчетта, произнесенный с таким драматическим надрывом, вызвал гул одобрения. Некоторые зрители даже зааплодировали.

– Да, разумеется, меня это тревожит. Но я смотрю на это как на необходимость, как на компромисс, своего рода взаимообмен. Кроме того, в соотношении с общей территорией вокруг Тунипы…

– Этого достаточно, мистер Голдман. Произносить речи от вас не требуется. Для протокола хватит простого «да». – Притчетт сделал короткую паузу, затем снова перешел в наступление: – Можно ли считать, что ваша поездка в штат Колорадо в прошлое воскресенье была продиктована мучившими вас угрызениями совести? Что вы захотели собственными глазами увидеть все уродство огромных масс угля, но уже применительно к Тунипе, на месте красивейшего пейзажа?

– Я заявляю протест! – громко проговорил Оскар О’Брайен, вскочив со своего места.

Притчетт повернулся к нему:

– На каком основании?

Не обращая внимания на Притчетта, О’Брайен повернулся к скамье членов комиссии.

– Поставленный вопрос извращает слова свидетеля. Кроме того, он приписывает свидетелю намерения, в которых он не был замечен.

Председательствующий член комиссии спокойно констатировал:

– Заявленный протест отклоняется.

Помрачневший О’Брайен сел на место.

– Нет, – сказал Ним, обращаясь к Притчетту, – сказанное вами вовсе не соответствовало цели моей поездки. Я поехал, чтобы еще до начала слушания проверить на месте некоторые технические моменты в работе угольной электростанции.

Даже самому Ниму такой ответ показался мало убедительным.

Притчетт заметил:

– Я уверен, что и в этом зале кое-кто вам поверит. – Уже по его тону было ясно, что он к таковым не относится.

Притчетт продолжал задавать разные вопросы, но они уже не имели существенного значения. Ним был вынужден признать, что благодаря контрастному противопоставлению двух фотографий клуб «Секвойя» успешно набирал очки. Наконец секретарь клуба вернулся на свое место. Председательствующий член комиссии посмотрел на лежащий перед ним листок бумаги.

– Желает ли организация «Энергия и свет для народа» задать вопросы свидетелю?

– Разумеется, да, – ответил Бердсонг.

Член комиссии кивнул. Бердсонг с шумом поднялся с места. Не теряя времени на вступление, он спросил:

– Каким образом вы сюда добрались?

Вопрос озадачил Нима.

– Если вы имеете в виду, кого я представляю…

Бердсонг резко перебил его:

– Нам всем известно, кого вы представляете, – богатый и жадный конгломерат, эксплуатирующий людей. – Лидер «Энергии и света» хлопнул мясистой рукой по спине свидетельского кресла и еще громче проговорил: – Я имею в виду именно то, что сказал. Как вы сюда добрались?

– Ну как… приехал на такси.

– Это вы-то приехали на такси? Такой важный босс, как вы? Вы хотите сказать, что не воспользовались своим личным вертолетом?

Ним улыбнулся: не вызывало сомнений, что это будет за допрос. Он ответил:

– Да нет у меня личного вертолета. И во всяком случае, я не воспользовался им сегодня.

– Но вы ведь летаете на нем иногда, верно?

– В определенных случаях, по мере надобности…

Бердсонг бесцеремонно прервал Нима:

– Не важно! Вы пользуетесь иногда вертолетом – да или нет?

– Да.

– Вертолет, оплаченный трудно заработанными деньгами потребителей газа и электроэнергии, их ежемесячными счетами.

– Нет, эти расходы не включаются в счета. По крайней мере прямо.

– Однако потребители платят косвенно, верно?

– То же самое можно сказать о любом компоненте рабочего оборудования…

Бердсонг снова хлопнул ладонью:

– Мы не говорим о другом оборудовании. Я спрашиваю о вертолете.

– У нашей компании есть несколько вертолетов, которые…

– Ах, даже несколько! Вы хотите сказать, что у вас есть выбор – как между «линкольном» и «кадиллаком»?

В голосе Нима послышались нотки нетерпения.

– Они предназначены в основном для оперативных облетов.

– Что, однако, не мешает вам воспользоваться вертолетом в личных целях или когда думаете, что в этом есть необходимость, не так ли? – Не дожидаясь ответа, Бердсонг залез в карман, достал обрывок газеты и демонстративно развернул его. – Припоминаете?

Это была статья Нэнси Молино в «Калифорния экзэминер», опубликованная вскоре после посещения журналистской братией лагеря Дэвил-Гейт.

– Да, припоминаю, – ответил Ним с демонстративным равнодушием.

Бердсонг прочитал вслух название газеты, статьи и дату. Стенографист зафиксировал все, после чего Бердсонг снова повернулся к Ниму:

– Здесь говорится: «Мистер Голдман – слишком важная особа, чтобы ездить на автобусе, который специально заказала «Голден стейт пауэр энд лайт» и который отправлялся по тому же маршруту на следующий день, причем в нем оставалось немало свободных мест».

Бердсонг свирепо взглянул на Нима:

– Все это правда?

– Там были особые обстоятельства.

– Это не так важно. Я спрашиваю: это правда?

Ним ощутил на себе взгляд Нэнси Молино из-за стола для прессы. На ее лице блуждала мягкая улыбка.

– Этот репортаж страдает предвзятостью, но в общем и целом соответствует действительности.

Бердсонг повернулся к скамье судей:

– Не считает ли нужным господин председатель проинструктировать свидетеля по поводу того, что отвечать надо просто «да» или «нет»?

Член комиссии сказал:

– Если бы вы так поступали, мистер Голдман, мы бы сэкономили массу времени.

– Принимаю к сведению, – ответил Ним, помрачнев.

– Это такое же непростое дело, как вырывание зубов, – сказал Бердсонг. Он снова посмотрел на судей и с такой же легкостью, с какой хамелеон меняет окраску, сменил суровый тон на приветливый. – Наконец мы услышали от свидетеля подтверждение того, что содержание этого смелого газетного репортажа соответствует истине. Господин председатель, мне бы хотелось, чтобы статья была приложена к делу, ибо она показывает, как официальные лица, подобные Голдману, жируют за счет бедных потребителей. Кроме того, статья дает представление о том, что дорогостоящие бессмысленные проекты вроде «Тунипы» направлены на поддержание этой роскоши, равно как и на выкачивание грабительских прибылей из ничего не подозревающего народа.

Вскочивший с места О’Брайен запротестовал:

– Я возражаю против включения статьи в дело, ибо она не связана с предметом слушаний; кроме того, я возражаю против последних замечаний, которые не подтверждаются ни уликами, ни показаниями.

Быстро посовещавшись с административным судьей, член комиссии объявил:

– Ваше возражение будет записано, мистер О’Брайен, а документ – газетная статья – будет представлен как вещественное доказательство.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Бердсонг. И снова переключился на Нима: – Вы лично владеете акциями в «Голден стейт пауэр энд лайт»?

– Да, – ответил Ним. Ему было любопытно, что за этим последует. Он владел ста двадцатью акциями, которые приобретал по несколько штук одновременно, регулярно откладывая от своего жалованья. Их нынешняя рыночная стоимость составляла чуть больше двух тысяч долларов, то есть значительно меньше первоначальной, поскольку стоимость акций компании «ГСП энд Л» упала месяц назад в результате приостановки выплаты дивидендов. Но Ним решил не выкладывать всю информацию, если его об этом не спрашивают. И как оказалось, это было ошибкой.

– Если проект «Тунипа» состоится, – продолжал Бердсонг, – весьма вероятно, что стоимость всех акций «ГСП энд Л» пойдет вверх?

– Совсем не обязательно, они с таким же успехом могут упасть.

Сказав это, Ним подумал о том, что масштабное строительство в Тунипе будет финансироваться за счет продажи ценных бумаг, включая новые акции, по стоимости ниже номинальной. И тогда нынешние акции «ГСП энд Л» могут ослабеть и упасть в цене. Такой ответ потребовал бы неоднозначных объяснений и в данной ситуации походил бы на безответственную болтовню. К тому же Ним не был уверен, что такое публичное заявление пришлось бы по вкусу казначею компании. Поэтому он решил не распространяться на эту тему.

– Совсем не обязательно, – повторил Бердсонг. – Но рыночная цена этих акций может подскочить. Вы это, конечно же, признаете.

– На рынке акций может произойти все, что угодно, – кратко отреагировал Ним.

Бердсонг окинул взглядом зал и театрально вздохнул:

– Я думаю, это лучший из ответов, который можно ожидать от этого не склонного к сотрудничеству свидетеля. Поэтому я сформулирую эту мысль следующим образом: нельзя исключить вероятность того, что курс акций вдруг пойдет вверх. – Потом Бердсонг переключился на Нима: – Если это произойдет, будете ли вы заинтересованы в капиталовложениях в Тунипе?

Такое заявление показалось Ниму настолько абсурдным, что он чуть не рассмеялся. Лучшее, на что он мог надеяться, причем не в самом ближайшем будущем, так это на то, что его немногочисленные акции будут стоить столько же, сколько и раньше. Неожиданно Бердсонг сказал:

– Поскольку вы, похоже, не больно рветесь отвечать, я сформулирую вопрос по-другому. Если ценность акций «Голден стейт» возрастет из-за Тунипы, ваши акции тоже будут стоить дороже?

– Послушайте, – сказал Ним, – я только…

Член комиссии резко оборвал его:

– Это совсем простой вопрос, мистер Голдман. И отвечайте на него по-простому: «да» или «нет».

Однако когда Ним был готов вспылить, он увидел Оскара О’Брайена, который легким покачиванием головы напомнил ему, что необходимо проявлять терпение и не поддаваться на провокации. Ним ответил кратко:

– Да.

– Теперь, после этого признания, – объявил Бердсонг, – я бы хотел, господин председатель, чтобы в протоколе было отмечено, что у этого свидетеля есть законная финансовая заинтересованность в исходе настоящих слушаний и поэтому его показания должны оцениваться соответствующим образом.

– Хорошо, вы просто запишите это сами, – проговорил член комиссии с плохо скрываемым раздражением. – Почему бы нам не продолжить слушания?

– Да, сэр! – Лидер «Энергии» потрепал рукой бороду, будто раздумывая, и снова взялся за Нима. – А теперь у меня есть несколько вопросов о том, как строительство электростанции в Тунипе скажется на коммунальных счетах рядовых тружеников, которые…

Он говорил беспрестанно. Как и при перекрестном допросе Эрика Хэмфри, Бердсонг сосредоточился на тезисе, что проект «Тунипа» преследует исключительно получение прибыли. И еще, что расплачиваться по счетам придется потребителям, которые взамен получат совсем мало или вообще ничего. Ним старался сохранять внешнее спокойствие, однако в душе у него все кипело от злости. Такие важные проблемы предстоящего роста энергетических потребностей, как основы экономического развития и поддержания жизненного уровня, ни разу даже не были упомянуты, их пытались утопить в безответственной популистской болтовне. Тем не менее этот треп уже привлек к себе внимание, судя по активности за столом прессы. Ним также отметил для себя, что двойная атака – клуба «Секвойя», выбравшего проблематику окружающей среды, и движения «Энергия и свет для народа», вцепившегося в финансовые аспекты, несмотря на поверхностные суждения, оказалась эффективной. Хотя Ним не очень в это верил, он задумался о взаимосвязи между обеими группами. В интеллектуальном плане Лаура Бо Кармайкл и Дейви Бердсонг придерживались разных взглядов. Ним продолжал с уважением относиться к Лауре, несмотря на разногласия, но он презирал Бердсонга как шарлатана. Во время короткого перерыва по завершении Бердсонгом своего допроса Оскар О’Брайен предупредил Нима:

– Это еще не все. После остальных свидетелей я снова приглашу тебя к свидетельскому месту, чтобы еще там кой-чего добавить и поправить. А когда я со всем разберусь, остальные тебя еще немного потерзают.

Ним поморщился, желая, чтобы его миссия на этом закончилась, и вместе с тем обрадовался при мысли, что это произойдет довольно скоро.

Следующей на свидетельском месте оказалась Лаура Бо Кармайкл. Несмотря на маленький рост и хрупкую фигуру, председатель клуба «Секвойя» заняла свидетельское кресло с видом почтенной дамы. На ней был строгий костюм из бежевого габардина, а ее седеющие волосы, как обычно, были коротко пострижены. Лаура не носила ни украшений, ни драгоценностей. На вопросы, поставленные ей Родериком Притчеттом, она отвечала по-деловому и бескомпромиссно.