Текст книги "Скай О`Малли"

Фиолетовые, как анютины глазки, глаза открылись:

– Найл?

– Это я, Констанца.

– Отвези меня домой, Найл.

– Когда ты окрепнешь, дорогая, я повезу тебя домой, в Ирландию.

Констанца содрогнулась и поежилась. Ирландия! Серая, унылая страна. Замок Макуилльяма тоже сер и угрюм. А ей необходимо тепло и солнце Мальорки.

– Если ты увезешь меня в Ирландию, я там умру. Я хочу домой, на Мальорку.

– Посмотрим, что скажут доктора, Констанца, – успокоил он жену. – А теперь усни.

Ее глаза утомленно закрылись, и Найла поразило, как она стала слаба. Как она вынесла жестокость лондонского дна, где ее нашли?! Она убежала со старшим конюхом. Зная ее натуру, тот снял для нее две комнаты и продавал ее. Он сбыл ее драгоценности и начал гулять в окрестных кабачках. Неумеренные траты вскоре истощили его кошелек. Тогда привыкший жить на широкую ногу Гарри стал избивать любовницу, обвиняя ее в том, что она мало зарабатывает. Он говорил, что Констанца может получать вдвойне, если сократит время, отпускаемое ею каждому клиенту.

Повариха Полли, прослышав от своей замужней сестры, жившей в одной хижине с Гарри, где тот обретается с ее госпожой, дождалась, скрючившись под лестницей, хозяина. Найл посадил ее впереди себя на лошадь, и служанка, от волнения не способная вымолвить ни слова, показала их убежище.

Найлу чуть не сделалось дурно, когда на полу в крошечной комнатке он нашел бредящую в лихорадке жену. Она лежала на грязном матрасе, нечистоты в ведре наполняли жилище вонью. Даже Полли, выросшая в таком же убожестве, была потрясена.

– Она тебе не подойдет, – прокаркала сморщенная старуха, хозяйка дома. – Если только ты не любишь таких вот, полуживых.

– Заткнись, старая, – осадила ее Полли. – Мы забираем леди домой.

– Леди? Да разве это леди? – проскрипела старуха. – Она мне задолжала за комнату.

– А где тот человек, который был с ней? – спросил Найл.

– Красавчик Гарри? Он не появлялся здесь с тех пор, как она заболела. Подобрал себе, наверное, шлюху помоложе.

– Сколько она задолжала?

Глаза старухи вперились в лорда Бурка.

– Шиллинг, – ответила та.

Найл полез за кошельком, но Полли перебила хозяйку дома.

– Да ты, старая перечница, за такую комнату не получишь шиллинга и за два года, – возмущенно заявила она. – Не давайте ей больше двух серебряных пенни, милорд.

Вместо этого Найл Бурк достал из кошелька полукрону и подал старухе, чьи глаза вспыхнули от жадности и удивления.

– Этой женщины никогда здесь не было, и нас ты никогда не видела, – тихо проговорил он.

Хозяйка вцепилась рукой в монету, попробовала ее на зуб и опустила в карман передника.

– Никого из вас никогда не видела, – повторила она и быстро вышла из комнаты.

Найл и Полли подняли Констанцу на ноги.

– Поедешь с ней, а я поведу лошадь, – приказал лорд Бурк Полли, благодарный за то, что темная дождливая ночь скроет их возвращение на Стрэнд. Найлу давно уже надоело снабжать слухами охочий до сплетен двор.

Когда они подъехали к дому, все слуги уже спали, кроме одного сонного конюха, который принял у него лошадь. Лорд Бурк отнес наверх в комнату бесчувственную жену, где они вместе с Полли сняли с ее худенького тела грязное платье. Затем он наполнил горячей водой маленькую дубовую ванну. Воду они с Полли сами наносили из кухни. Потом они вымыли Констанцу и особенно тщательно завшивевшие волосы. Женщина слабо протестовала. Они вынули ее из ванны, вытерли, одели в чистое платье, тщательно высушили волосы и заплели в две косы. Наконец уложили ее в кровать.

Спустившись на кухню, лорд Бурк вылил воду из ванны и присел у стола. Полли, порывшись в кладовой, нашла половину жареного каплуна. Положив жаркое и хлеб на деревянный поднос, она поставила его перед господином и налила бокал темного октябрьского пива. Девушка хотела уже отойти в сторонку, но Найл усадил ее на скамью напротив себя и, отрезав половину каплуна, подвинул ей:

– Ешь! Ты хорошо поработала в эту ночь. И налей себе тоже пива.

Пораженная Полли стыдливо повиновалась.

– Спасибо, милорд, – произнесла она.

– Ты сделала доброе дело, девушка. Без твоей помощи я никогда бы не нашел жену. Она больная женщина, Полли. Больная духом и телом.

– Никогда бы не подумала, что леди может вести себя подобным образом, прошу прощения, милорд.

Найл улыбнулся. Каким наивным несмышленым воробышком была эта Полли. Он мог бы поразить ее рассказами о великих матронах по всей Европе, которые по той или иной причине ударялись в распутство.

– Полли, ты, кажется, хорошая, сообразительная девушка. Я могу тебе помочь устроиться получше. Мне нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за женой. Это будет нелегко, но ее больше нельзя оставлять одну. Я с ней быть постоянно не могу, значит, это должен делать кто-нибудь другой. Сейчас она больна, но когда ей станет лучше, она попробует перехитрить тебя. Как ты думаешь, ты с ней справишься?

– Да, милорд. Но одну вещь вы должны узнать. Гарри время от времени был моим любовником. И однажды, когда миледи нас застала, она… она… – лицо Полли стало пунцовым, – она присоединилась к нам третьей, – наконец решилась признаться девушка. – Я могу за ней присматривать, но, думаю, вы должны это знать.

Найл поперхнулся пивом. В изобретательности Констанце отказать нельзя.

– Всем, кто будет интересоваться леди Бурк, Полли, нужно говорить, что она лишилась рассудка.

– Понимаю, сэр.

Миссис Таббс присматривала за Констанцей ночью, а Полли ухаживала за ней днем. Доктору сообщили, что над леди Бурк надругались и это так повлияло на нее, что она лишилась рассудка. Врач поставил ей банки и пустил кровь, что еще больше ослабило женщину. Прогнав его, Найл послал за другим, рекомендованным лордом Саутвудом.

Врач внимательно осмотрел Констанцу, время от времени делая записи, и сочувственно прищелкивал языком. Наконец они прошли с лордом Бурком в другую комнату.

– Милорд, ваша жена тяжело больна духовно и физически. Ей требуется особая диета, покой, солнце и лекарства. – Он помедлил минуту, как бы взвешивая слова, а потом спросил: – У вас нет дурной болезни, милорд?

– Конечно, нет!

– А у вашей жены она есть, – это было сказано обыденным тоном. – И очень запущенная!

– Это меня не удивляет, – спокойно ответил Найл. – Видите ли, доктор, моя жена и в самом деле больна. Она из тех женщин, которым одного любовника просто недостаточно. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Понимаю, милорд, и сочувствую. Я слышал о подобных случаях. Я буду лечить симптомы, но если вы не пресечете ее безумие, она себя убьет. Откровенно говоря, я думаю, что, может быть, и так уже слишком поздно.

Найл ушел к себе в кабинет. Не зажигая свеч, он тихо сидел перед камином. Да, отец, думал он, жену мне домой пока везти не придется. Доктор Хамил пришел и на следующий день.

– Добрый вечер, доктор! – приветствовал его Найл.

– Слушаю вас, милорд?

– После того, как осмотрите Констанцу, зайдите ко мне.

– Хорошо, милорд.

Найл вздохнул и задумался, а когда очнулся, понял, что он уже не один.

– Милорд?

– Ах, это вы, доктор. Входите, входите и присаживайтесь. Как вы нашли Констанцу?

– Немного лучше, милорд, но не настолько, как я надеялся.

– Она перенесет путешествие?

– В Ирландию? Нет, это ее убьет.

– Нет, доктор Хамил. На Мальорку. Она хотела попасть домой. Если это возможно, я намереваюсь исполнить ее желание.

– Солнце ей будет очень полезно, но для плавания она еще не окрепла.

– А через несколько недель?

– Наверное. И вот что! Если она узнает, что поедет домой, самочувствие ее станет лучше.

– Тогда я ей об этом скажу. А пока съезжу в Ирландию повидаться с отцом. Я несколько лет уже не видел его.

Уже через три дня Найл Бурк скакал по зеленеющим равнинам Англии к порту, где легко нашел корабль, отплывающий в Ирландию.

При первом же взгляде на родную землю, волнистые зеленые холмы, грозное небо в облаках, какое бывает только в Ирландии, бескрайние безлюдные просторы из глаз Найла заструились слезы. Но как только судно причалило к пристани, он снова был в седле. Ему хотелось как можно быстрее попасть под родительский кров. Его поразило, что родные уже ждали его, и гадал, как они могли узнать о его приезде. Приближаясь к дому, он заметил скачущего навстречу всадника, и его сердце подпрыгнуло в груди, когда он узнал отца. Когда тот приблизился, Найл увидел, как исхудал старик, стал почти хрупким. Но гордой осанки и властного выражения лица не потерял.

– Так ты снова упустил О’Малли, а она уже родила сына новому мужу, – прокричал Найлу вместо приветствия отец, как будто сын ни на день не отлучался из дому.

– Но я женат, – возразил сын отцу оправдывающимся тоном.

– Еще одно поле, на котором не проросло твое семя. Где она?

– Я оставил ее в Лондоне. Она больна.

– Мог бы догадаться об этом и сам.

– Отец, я не могу оставаться. Я приехал, чтобы повидаться с тобой. Наш климат убивает Констанцу, а поскольку в Ирландии погода не лучше, мне придется везти ее на Мальорку.

– Лучше вези ее умирать в Ирландию. А после мы подберем тебе крепкую ирландку, которая принесет мне внуков. Иностранные ростки не приживаются на ирландской почве.

– Наверное, она и так и так умрет. Но ей не хватает солнца, а я хочу, чтобы в свои последние дни она была счастлива.

– В таком случае я буду присматривать девушку из хорошей семьи. Или, быть может, лучше вдову с сыновьями… – размышлял старик.

– Отец, пожалуйста, никого мне не подбирай!

– Я хочу, прежде чем умру, увидеть внуков!

Так они и спорили, пока Найл гостил у отца. В день отъезда приехал Симус О’Малли, епископ Коннота, с двумя племянниками. Эван и Мурроу О’Флахерти попросили Найла сопровождать их к матери в Англию. Лорд Бурк согласился, хотя с мальчиками ему предстояло сделать немалый крюк. Он был приятно удивлен, когда Симус предложил ему один из кораблей О’Малли, чтобы доставить компанию прямо в Девон.

– Моя племянница счастлива? – спросил епископ.

– Говорит, что да, – кисло ответил Найл. – Но женщины ведь так непостоянны.

Симус О’Малли спрятал улыбку:

– Нужно учиться покорно принимать волю Господа, сын мой, – благочестиво заметил он.

Найл Бурк еле сдержался, чтобы не послать доброго епископа к дьяволу.

– Буду молиться, чтобы Бог послал мне терпение, – произнес он, явно лицемеря, и епископ усмехнулся.

– Завтра вы сумеете выехать? Скай пишет, что ей не терпится увидеть своих отпрысков. Бедная Скай… – Епископ замолчал. У него не нашлось слов, чтобы выразить, как он сочувствует своей племяннице.

– Сумею, – помедлив, ответил Найл. – Но буду усерднейше молиться о том, чтобы это плавание на борту корабля О’Малли было не столь богато приключениями, как прошлое.

Эван и Мурроу оказались необременительными спутниками. Одному было семь, другому шесть лет. Оба страстно хотели увидеться с матерью, хотя и побаивались встречи с женщиной, которую едва помнили. Из дому они уехали в первый раз и, несмотря на все свои тревоги, были в восторге. Найл Бурк тепло простился с отцом.

– Если я понадоблюсь тебе, губернатор Мальорки будет знать, где меня найти. И обещаю тут же приехать.

– Хорошо, хорошо, малыш, – проворчал старик. – Я не умру, пока не увижу следующее поколение.

Найл послал отцу прощальную улыбку и, вскочив на лошадь, поскакал в сопровождении двух своих подопечных. Плавание прошло без приключений: погода стояла тихая, дули попутные ветры. Наконец они прошли мимо острова Ланди и, миновав риф, поднялись по Торриджу к Бидфорду. Юные О’Флахерти во все глаза смотрели вокруг – они еще ни разу в жизни не видели города. Найл не устоял и повел их в кабачок у реки, где они ели пирожки, запивая разбавленным водой вином. Ему удалось нанять две лошади, и поскольку не было еще и полудня, времени оставалось довольно, чтобы доехать до Линмут-Хауса. Молодая жена трактирщика снабдила их хлебом, сыром и яблоками.

– Мальчики могут проголодаться, – объяснила она с очаровательной улыбкой.

Найл улыбнулся ей в ответ и игриво опустил монету в вырез платья.

– Купи себе голубых лент, которые так подойдут к твоим глазам, – ответил он.

Эван и Мурроу теперь больше молчали, все больше волнуясь с каждым ударом лошадиных копыт, который приближал их к матери. Мысли Найла тоже вертелись вокруг Скай.

Они расстались так плохо, и в этом был полностью виноват он. Как мог он обвинить в безнравственном поведении Скай? Конечно же, она любила Саутвуда. И для Найла это было трагедией. Трагедией, что память вернулась к ней уже после того, как она полюбила и вышла замуж. Но ведь даже если бы она не была замужем, сам он имел жену. Зачем же тогда он изливал на нее свое разочарование? Они остановились у чистого ручья и дали передохнуть лошадям. Расположившись на траве, они перекусили простой едой, которой их снабдила жена трактирщика.

– Англия не похожа на Ирландию, – заметил Эван.

– Все так чисто, – добавил Мурроу. – Мне хочется домой.

– Нет, нет, ребята. Мама так ждет вас.

– А что это за англичанин, за которого она вышла замуж? – К великому удивлению Найла, Эван не скрывал презрения.

– Лорд Саутвуд – благородный джентльмен. Вы его полюбите.

– Мы там не останемся. Мы с братом – О’Флахерти из Баллихинесси. У меня в Ирландии есть земли, которыми надо управлять. Мы только навестим мать и уедем обратно.

– Ваша мать лишь недавно вновь обрела память. И как только это случилось, она стала беспокоиться о вас. Не опозорьте ее перед англичанином, не дайте ему повода заявить, что мы варвары.

– Пусть идет куда подальше этот англичанин! – выкрикнул мальчик.

– В душе я склонен согласиться с Эваном О’Флахерти, – ответил Найл, – но вы, ребята, все же ведите себя прилично и не осрамите ирландцев. А теперь забирайтесь на лошадей. Чтобы приехать к вашей матери до темноты, нужно еще изрядно проскакать.

Линмут замок открылся им на закате. Расположенный на берегу бухты между двумя мысами, он смотрел на остров Ланди. Самой древней его частью была круглая саксонская сторожевая башня, к которой позднее пристроили все остальное. В результате получилось невероятное, но милое смешение саксонской, норманнской, готической архитектур и стиля эпохи правления Тюдоров. Рядом с темной башней дом из серого камня казался светлым, и местами его стены были покрыты темно-зеленым плющом. Вечернее солнце окрасило его крытые шифером башенки и поля вокруг. Лошади простучали копытами по хорошо сохранившемуся дубовому мосту, перекинутому через ров, и въехали во двор замка.

– Я лорд Бурк, – объяснил Найл. – Я привез из Ирландии двух сыновей графини.

– Пожалуйте сюда, милорд. Молодые хозяева вас ожидали, хотя мы и не знали, когда вы прибудете.

Лакей провел их в зал замка. Найла поразили две вещи: красота комнаты с окнами, выходившими на море, и Скай, стоявшая у окна в простом темно-красном бархатном платье. Ее великолепные голубые глаза расширились от удивления, когда она увидела Найла и двух детей.

– Я привез тебе твоих мальчиков, Скай, – просто сказал он. – Добрый вечер, Саутвуд. Надеюсь, этой ночью могу рассчитывать на ваше гостеприимство?

Граф кивнул и крепко обнял жену за плечи.

– Это и есть мои сыновья! – взгляд Скай был таким недоверчивым. – Джеффри! Они были совсем маленькими, когда я с ними рассталась! – Слезы покатились по ее щекам. – Эван! Мурроу! Бегите к маме! – Она протянула к ним руки, и дети бросились к ней, прижались к матери, не стесняясь, расплакались от счастья и облегчения. – Милые мои! – всхлипывала Скай. – Я до сих пор не понимала, как мне вас не хватало. – Она снова обняла детей. – Дайте-ка я на вас как следует посмотрю, мои маленькие обезьянки. – Она оторвала их от себя и чуть отошла в сторону. – Слава богу, ничего от отца ни в одном из вас. Вылитые О’Малли – с темными волосами и голубыми глазами. Эван… тебе семь, а Мурроу шесть?

– Да, мама, – хором ответили мальчики.

– Тогда, – задумчиво произнесла она, – вас необходимо послать пажами в хорошую семью. Но сначала получше познакомимся друг с другом. Вот это ваш отчим, граф Линмут.

Ребята дружно повернулись и под устрашающим взглядом Найла отвесили Саутвуду поклон. Заметив напряженный взгляд лорда Бурка, Джеффри внутренне усмехнулся от удивления. Так два маленьких дикаря недолюбливают его?

Что ж, это вполне естественно. Он поклонился в ответ мальчуганам:

– Эван и Мурроу О’Флахерти! Я чрезвычайно рад иметь вас своими приемными сыновьями и приглашаю в свой дом.

– Им нужно познакомиться с другими детьми, – спохватилась Скай. – У вас три сводных сестры, ребята. Сузанне шесть лет, а близнецам Гвинете и Джоане по пять. А вашей сестре по матери, моей дочери Виллоу – три с половиной года. Недавно родившегося младенца зовут Робин. Пойдемте в детскую, я вас со всеми познакомлю. – Найлу она не сказала ничего. Ровным счетом ничего.

– Я совсем позабыл, что она любит и ненавидит одинаково яростно, – едва слышно проговорил Найл.

– В прошлую вашу встречу вы ее жестоко обидели, – объяснил граф.

– Бог свидетель, я этого не хотел, но вдруг мы поссорились.

– Было очень любезно с вашей стороны привезти сюда детей Скай. Констанца благополучно устроилась в Ирландии?

– Она все еще в Лондоне. А я ездил повидаться с отцом. Завтра поеду к жене. Она очень больна, и я повезу ее на Мальорку.

Джеффри кивнул.

– Слуга покажет вам вашу комнату, – вежливо сказал он.

Через несколько минут Найл остался один в своей комнате. Как и красивый зал, который он только что покинул, комната выходила на море. Закат окрасил воду и сделал ее похожей на вино. А вдали в предвечерней дымке маячил остров Ланди – таинственное убежище пиратов. Вблизи от моря, ощущая его запах, Скай будет счастлива, подумал Найл.

Ужин был простым и прошел очень скованно. Детей за столом не было: они поели в детской. Эван и Мурроу были в центре внимания. Сестры их просто обожали, и они невольно поддались обаянию Виллоу. А маленький братец был никому не интересен.

Саутвуд и лорд Бурк сидели на почетных местах. Ниже их ужинали только несколько вассалов – свиты у графа не было. Разговор не клеился. Наконец в зале остались только Джеффри, Найл и Скай. Найл знал, что не сможет уехать утром, не поговорив со Скай. Она умудрилась ни разу за весь вечер не обратиться к нему, хотя делала вид, что между ними ничего не произошло. Найл понял, что должен действовать прямо.

– Скай, – тихо проговорил он, глядя ей в глаза. – Извини меня за нашу прошлую встречу.

Ее губы сложились в улыбке:

– Ты тогда очень нервничал, милорд. – Голубые глаза, несмотря на вежливый тон, оставались по-прежнему холодными. – А теперь, надеюсь, ты меня извинишь. У меня был трудный день, и я очень устала. – Времени для ответа она ему не дала. Повернувшись к Джеффри – теперь ее глаза потеплели, – она попросила:

– Не задерживайся, дорогой.

Найл почувствовал себя так, как будто подглядывает в замочную скважину.

– Не задержусь, – пообещал граф и погладил жену по щеке.

У двери Скай постояла и, повернувшись, произнесла:

– Счастливо добраться, Найл. – И закрыла за собой дверь.

– Она простила вас, Найл. Но вы обидели ее, а она гордая женщина.

– Она всегда была гордой, – ответил лорд Бурк. – Гордой и непокорной. Поэтому-то ее и любил отец, а потом оставил на нее дело О’Малли, – с утомленным видом Найл потер себе лоб. – Все это теперь уже история. Совсем другие времена. И я говорю совсем о другой женщине. Ну, мне пора в постель, Саутвуд, я хочу уехать рано. Если не увидимся утром, спасибо за гостеприимство.

Джеффри посмотрел вслед гостю и почувствовал к нему жалость. Но в следующую секунду тряхнул головой и отправился готовиться ко сну.

Когда он оказался в спальне жены, Скай расчесывала свои красивые темные волосы.

– Ты была с ним слишком жестока, дорогая.

– Никогда Найл Бурк не сможет больше меня обидеть. – И, как будто отбросив дурное настроение, обвила его шею руками и тихо рассмеялась.

– Ты что, плутовка, заигрываешь со мной?

– Да, поцелуй меня, Джеффри!

Граф притворился, будто обдумывает ее просьбу.

– Надо поразмыслить, мадам, – проговорил он, делая вид, что хочет уйти.

– Ах ты мерзавец, – прошипела Скай и бросилась ему на спину.

Джеффри обернулся как раз вовремя, чтобы схватить ее в объятия и прижать к груди. В его руках она оказалась беззащитной.

– Ну вот вы и попались, мадам, – ласково прошептал граф, покусывая губы жены.

– Возьми меня, Джеффри! Пожалуйста, возьми!

– С радостью, дорогая. – Их губы слились в поцелуе.

Скай отдалась так порывисто и страстно, что он в который раз удивился силе ее чувства. Мягкие, как лепестки цветка, губы раскрылись, пропуская язык. Не отрываясь от губ, он взял ее на руки и понес к кровати, осторожно положил среди подушек и снял с себя рубашку. Глаза цвета сапфиров преданно смотрели на Джеффри и отражались в его зеленоватых глазах. Скай быстро сняла свою шелковую сорочку и, уронив на пол, протянула к мужу руки. Он присел на край кровати и взял ее лицо, сжав между сильными ладонями. Потом заглянул в самую глубь ее прекрасных глаз.

– Нет, Скай, не нужно этой любви со мной только для того, чтобы вытравить из памяти Найла Бурка. Меня не страшат эти воспоминания, и ты тоже не должна их бояться. Когда-то тебе нравился этот человек, а такие чувства полностью не исчезают. И не должны исчезать. Я знаю, он обидел тебя, но тогда и сам он был в горести. Прости его, дорогая. Прости не только ради него самого, но и ради меня, чтобы в следующий раз, когда мы будем любить друг друга, я знал, ты любишь меня, а не свое воспоминание о нем.

Слезы покатились из глаз Скай.

– Будь ты проклят, Саутвуд, я тебя не заслуживаю! Да, черт возьми! Я прощу этого сукиного сына, потому что он достоин жалости. Я примирилась с выпавшей мне судьбой, а Найл нет, и ненавидит меня, словно это я управляла его рукой. Как будто я виновата в том, что с нами случилось! За это я и возненавидела его. Он заставил меня почувствовать себя виноватой в том, что была счастлива с тобой, в то время как ему пришлось испытать горе с Констанцей. Но пойми одну вещь, я никогда не отдавалась тебе, чтобы изгладить из памяти воспоминания о Найле Бурке!

Скай выглядела восхитительно разгневанной, и Джеффри рассмеялся:

– Для меня большое облегчение это слышать, мадам, – он погладил ее маленькую соблазнительную грудь, и на лице заиграла веселая улыбка, глаза насмешливо засветились. Чтобы привлечь внимание жены, он погладил ее сосок, потом палец не спеша скользнул между грудей к заветному месту между ног, крепкая ладонь ласкала кожу. Теперь ее дыхание слышалось отчетливо, глаза блистали из-под полуприкрытых век.

– О, дорогая, – пробормотал он, – ты создана для любви, – и погрузил голову меж ее грудей. Она застонала, он эхом повторил ее стон.

Руки Джеффри устремились вниз, на секунду сжали ее тонкую талию, потом пленили ягодицы. Изящное тело графа оказалось наверху, и Скай принялась ласкать его член. Умелыми руками она играла с чувственной плотью, и муж воскликнул:

– Ты возбудишь и мраморное изваяние!

– Возьми меня, Джеффри, – настойчиво попросила она и раздвинула ноги, чтобы принять его в себя.

Искусно и медленно он вошел в нее, не отрывая взгляда от прекрасных голубых глаз, и в них, точно в зеркале, видел все, что она чувствовала: отступал – и ее глаза растерянно молили о любви, проникал глубже – и видел в них наслаждение. Когда же она попросила о сладостном освобождении, он несколько раз содрогнулся, точно под ударами волн, разбивающихся о берег. По тому, как согласно двигалось ее тело, как она впивалась ногтями в его спину, как запросила о пощаде и с готовностью приняла его семя, Джеффри Саутвуд понял, что жена принадлежит лишь ему одному. И с этой мыслью обрел свой рай.