Текст книги "Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа"

Век Коровин кончил вполне печально, в старческом доме. Еще печальнее кончил жизнь сын Константина Коровина, Алексей Константинович, тоже художник, учившийся у отца, писавший под его руководством декорации, до эмиграции тоже участвовавший в выставках, а позднее работавший «под отца». Еще в раннем возрасте Алексей Константинович потерял в результате несчастного случая обе ноги, и несчастью этому противостоял с трудом. В 1950 году он покончил жизнь самоубийством (ему было всего 53 года).

В молодые годы супруга Константина Коровина, Анна Яковлевна Коровина (урожденная Фидлер), была хористкой в частной опере Саввы Мамонтова.

КОЧУБЕЙ (урожд. ЗАКРЕВСКАЯ) АННА ИГНАТЬЕВНА,

22.01.1987–22.11.1941

Анна Игнатьевна Кочубей (урожденная Закревская) была дочерью сенатского чиновника Игнатия Платоновича Закревского. Двойняшка-сестра Анны Игнатьевны, Александра (Алла), жила во Франции и была замужем за французом Муленом. Однако по-настоящему знаменитой, знакомой всем читающим россиянам стала ее младшая сестра Мария (Мура) Закревская, вышедшая первым браком замуж за погибшего позднее, в годы Гражданской войны, И. А. Бенкендорфа, а потом за барона Будберга: это ей посвящен биографический роман писательницы Нины Берберовой – «Железная женщина». В берберовской истории Муры Будберг наиболее романической и наименее, на наш взгляд, правдоподобной представляется нам история с помощником Дзержинского Петерсом, который пылко мечтает овладеть какой-нибудь настоящей княгиней из числа арестованных (в данном случае Мурой Закревской), а овладев ею, выпускает ее на волю, да еще вместе с ее возлюбленным, британским шпионом. Однако освобождение молодой женщины после успешной вербовки в органы представляется вполне правдоподобным. Вскоре после освобождения М. Закревская становится возлюбленной и секретарем Горького, уезжает с ним за границу, уговаривает его вернуться в Россию, однако сама остается на Западе и связывает свою жизнь с Гербертом Уэллсом, а в самые страшные времена России, приехав к изголовью умирающего Горького, привозит в Москву (после нажима и угроз со стороны органов) хранившийся у нее в Лондоне архив Горького (таков один из самых драматических эпизодов книги Н. Берберовой).

Во время моего первого странствия по Италии я набрел однажды на деревушку Чиконья в Тоскане (между Флоренцией и Ареццо), где жил сын, милейший Павел Иванович Бенкендорф (Поль). Он рассказал мне, что его мать, которую он перевез из Англии в Италию, скончалась в этой деревушке незадолго до моего приезда, после того как «случайно» сгорел стоявший близ деревенского дома фургон с ее бумагами (которые всегда так беспокоили Москву)… Еще год спустя в Лондоне мне довелось познакомиться и с симпатичной сестрой Павла – Татьяной Александер, дочерью М.И. Будберг-Закревской. Не думаю, чтобы дети Марии Игнатьевны были посвящены в разведтайны баронессы. Еще меньше знала о них, вероятно, ее сестра Анна, которая была замужем за Василием Васильевичем Кочубеем, некогда мировым судьей, уездным предводителем дворянства, депутатом Четвертой думы. Анна умерла совсем еще не старой, оставив сына, которого звали, как и отца, Василием Васильевичем. Сын Анны Игнатьевны Закревской-Кочубей прожил на свете всего 26 лет и умер, оставив молодую вдову Елену (урожденную Ладыженскую) и маленького сына (его тоже звали Василием). Елена вышла вторым браком за искусствоведа Андрея Дмитриевича Шмемана, который стал добрым отчимом младшему Василию, а мне – добрым советчиком в моих кладбищенских и генеалогических розысках, ибо А.Д. Шмеман председательствовал в Союзе русских кадетов в Париже и заседал в административном совете архиепископата. Что до младшего Василия Кочубея, его пасынка, то он стал профессором геологии и преподавал в бразильском университете. Кстати сказать, кроме высокого общественного положения и тяги к образованию, род Кочубеев издавна славился своим богатством, и это отмечал еще А. С. Пушкин («богат и славен Кочубей»). Обитателям нынешней Ниццы об этом напоминает роскошная кочубеевская вилла, подаренная княгиней городу и ставшая государственным музеем искусства…

КРАСНОВА (урожд. НЕВЕРОВСКАЯ)

НАДЕЖДА МИХАЙЛОВНА,

13.08.1896–22.06.1943

Скончавшаяся в 46 лет Надежда Михайловна Краснова была женой Семена Краснова, который приходился племянником знаменитому казачьему генералу, журналисту, популярнейшему в эмиграции писателю и историку Петру Николаевичу Краснову, с 1943 года возглавлявшему в Германии казачьи войска. В мае 1945 года в Австрии он был выдан английским командованием советским войскам вместе со многими тысячами казаков и двумя тысячами казачьих офицеров, а в 1947 году был предан в Москве мучительной казни. Племянник Петра Николаевича, Семен Краснов, был также казнен.

КРИВОШЕИН ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ,

штабс-капитан л.-гв. конной артиллерии, армия генерала Врангеля, узник нацистских и советских концлагерей, участник движения Сопротивления, инженер,

1899–1987

Даже этот поразительный намогильный список жизненных этапов моего соседа по парижскому жилью в 13-м округе Игоря Кривошеина не исчерпывает всех подвигов, порывов, увлечений, заблуждений и трагедий его жизни. Воистину это была жизнь героического (и трагического!) сына века.

Игорь Александрович был третьим из пяти сыновей Александра Васильевича Кривошеина, известного государственного деятеля, министра-реформатора и соратника Столыпина до революции, а после нее – премьер-министра правительства Врангеля в незабываемую, поистине историческую эпоху полуострова Крым. Как и другие сыновья А. В. Кривошеина, Игорь Александрович получил хорошее образование, был выпускником Пажеского корпуса, знал европейские языки. Он успел повоевать против немцев в Первую мировую войну, а потом и против большевиков – в Гражданскую, на которой он сражался в деникинской армии и под Перекопом у Врангеля. Кончил Игорь Кривошеин войну в чине штабс-капитана лейб-гвардии конной артиллерии, из Крыма эвакуировался вместе с отцом. В Париже И. А. Кривошеин закончил образование, получил диплом инженера-электротехника, нашел хорошую работу, женился на Нине Алексеевне Мещерской. Как и его молодая, энергичная жена, как и многие «эмигрантские дети» из «хороших семей», Игорь Александрович переживал кризис переоценки твердой антибольшевистской позиции отцов, испытывал ностальгическое чувство «вины перед родиной», сблизился с движением «младороссов», искавших нового пути в красных и коричневых идеологиях (и нередко попадавших в объятия красно-коричневых идеологов и разведок). Искал он ответа на свои сомнения и в ложе благородных русских масонов. Не исключено, что именно там он попал в орбиту «ловцов душ»… А потом грянула новая война. Вместе с другими русскими эмигрантами (по большей части масонами) Игорь Александрович попал в лагерь Компьень. Впрочем, всех, кроме евреев, оттуда скоро выпустили. Лагерь завершил антифашистское воспитание Игоря Кривошеина. Он становится активным участником Сопротивления, устанавливает в оккупированной Франции связь с английской разведкой и сотрудничает со «Свободной Францией» де Голля. Связным его становится младший брат Кирилл.

Валентин Серов

Портрет художника Константина Коровина

И вот однажды… Помню, как потрясла меня в его передаче эта история, рассказанная им на мирных тропинках парижского парка Шуази, что на полдороге между его и моим домом. Был жаркий полдень. Моя годовалая доченька перебирала у газона грязный парковый песок, голос Игоря Александровича звучал тихо, ровно, но мне слышалась в нем неизжитая боль… Однажды в оккупированном Париже он встретил на улице друга студенческих лет, немца. На немце была ненавистная нацистская форма, он был уже майор, и когда Игорь сказал ему, как все это страшно, как горько, немец с жаром признался, что он тоже ненавидит тирана Гитлера, что он тоже хотел бы бороться против него… При следующей встрече Игорь Александрович передал майору Бланку список вопросов, присланный из Лондона. Ну а потом провокатор выдал их обоих, и майора Бланка сразу поставили к стенке. Может, это воспоминание о погибшем немце и дребезжало болью в голосе моего собеседника. Татьяна Осоргина-Бакунина говорила мне, что ее старый друг И. А. Кривошеин до смерти не мог забыть этого немца, винил себя в его гибели… Самого Игоря отправили в Бухенвальд, оттуда в лагерь смерти Дахау. Он выжил, но вернулся домой чуть живой. А Париж кипел в те месяцы: русская эмиграция переживала патриотический подъем – подъем слепого патриотизма, вызванного счастливой русской победой. Столпы эмиграции и масонства, заслуженные борцы с большевизмом пошли с повинной в советское посольство! Герой Сопротивления Игорь Кривошеин становится вскоре во главе движения русских, а потом и «советских патриотов». У него впечатление, что, как бывало в лагере, они продолжают борьбу против общего врага. Его не смущает, что борьба идет теми же подпольными методами, что и в лагере. Только сегодня некоторым из историков приходит в голову, что, возможно, уже и в немецких лагерях были советские профессионалы-подпольщики из органов (как, скажем, во французской компартии верховодили профессионалы-подпольщики из «органов» и Коминтерна). Многие тысячи русских берут в ту пору во Франции русские паспорта. Однако, пригласив брать паспорта, советские власти не спешат пустить их на родину. Эти «советофилы» могут пригодиться и здесь. Им объясняют, что возвращение еще надо «заслужить», надо «послужить», «поработать», «оправдать доверие». Новые «советские патриоты» захватывают бывший штаб русско-фашистской администрации на улице Гальера. Дом становится центром советской разведки. В ту пору коммунистический профсоюз, готовясь к захвату власти в стране коммунистами, пускает под откос первый французский поезд, и французское правительство, выдворив из Матиньона министров-коммунистов, идет на крайние меры. Оно высылает из Франции два десятка активных «советских патриотов»-«возвращенцев», имеющих советские паспорта. Заслуженный герой французского Сопротивления Игорь Кривошеин попадает в их число. Он выслан. Сперва чекисты держат его в пересыльном лагере в Восточной Германии, потом впускают в Россию. За ним едет семья. Начинается новый, русский период жизни Кривошеиных в страшной (ныне, похоже, забытой и даже беспамятно воспеваемой) сталинской России 40–50-х годов. Полунищета и нищета, квартирные трудности, униженное положение обманутых «ре-эмигрантов», которые у всех на подозрении, вечная и повсеместная слежка и, наконец, снова лагерь. Игорь Кривошеин был арестован – на сей раз КГБ, как английский шпион, как французский шпион, как монархист, масон и злейший враг советской власти, интересам которой ему довелось служить. Восемнадцать месяцев жестокого следствия на Лубянке, после которого постановлением Особого совещания приговор: десять лет лагеря по статье 58-4 Уголовного кодекса («сотрудничество с международной буржуазией»). Для Кривошеина начинаются лагерные муки – сперва описанная у Солженицына марфинская «шарашка», но потом уж и настоящие лагеря, описанные тем же Солженицыным по чужим рассказам, а еще страшнее – Шаламовым… Озерлаг в Тайшете… Игорь Александрович вышел на свободу лишь после смерти Сталина. Его сын Никита окончил к тому времени институт, но потом… Я помню, как приятель по Инязу испуганно шепнул мне в Москве, что арестован наш бывший студент Никита Кривошеин. Три года исправительно-трудовых лагерей (по статье 58–10, часть 1) за «шпионаж в пользу Франции», точнее, за интервью корреспонденту «левой» газеты «Монд»: три года в Дубровлаге (в Мордовии) и четыре года в Малоярославце, за сотым километром.

В 1974 году Кривошеины вслед за вышедшим из лагеря, вынужденным уехать Никитой вернулись во Францию… С Игорем Александровичем мы стали видеться в начале 80-х годов, когда я поселился в 13-м округе Парижа, близ его дома. Только что умерла его жена Нина Алексеевна. Игорь Александрович был грустен, потерян. Судьба России волновала его по-прежнему.

КРИВОШЕИНА НИНА АЛЕКСЕЕВНА,

1895–1981

Откликнувшись на исходе своих дней на призыв А.И. Солженицына, парижанка Нина Алексеевна Кривошеина (урожденная Мещерская) написала для «Всероссийской мемуарной библиотеки» парижского издательства «ИМКА-пресс» одну из интереснейших книг о русской эмиграции и о советской жизни конца 40–50-х годов («Четыре трети нашей жизни»). Женщина была талантливая, энергичная, да и судьба выпала супругам Кривошеиным удивительная. К тому же, пройдя через все испытания, прожила Нина Алексеевна, несмотря на хрупкое здоровье, долгий век – жила и во дворцах, и в коммунальных лачугах советской провинции, а в конце жизни жила по соседству с нашим домом, в 13-м округе Парижа, на краю «Чайнатауна»…

Отец Нины Алексеевны, Алексей Павлович Мещерский (из той ветви Мещерских, что не имела княжеского титула), был инженер, энергичный предприниматель, богач, банкир, директор Сормовского, а потом Коломенского заводов. Была у Нининой семьи большая квартира в Петербурге, появились уже у красивой образованной девушки первые поклонники – будущий знаменитый экономист и богослов Кирилл Зайцев, композитор Сергей Прокофьев… После Октября последовали арест отца (и угроза расстрела), ночной побег за границу по льду Финского залива, а за рубежом – первый брак, через год – развод и второй брак. Вторым браком Нина Алексеевна вышла за Игоря Кривошеина, сына бывшего царского министра, соратника Столыпина, а позднее врангелевского премьер-министра Александра Кривошеина. Эмигрантское странствие – Белград, Константинополь, Ницца – временно завершилось в Париже. Игорь Александрович выучился на инженера и нашел работу, Нина Алексеевна стояла за стойкой своего ресторанчика близ русского собора (у нее там пела Лиза Муравьева, а подпевал за столиком младший сын Льва Толстого Михаил Львович), были встречи, концерты, путешествия по Европе в своем автомобиле. Позднее появился сын Никита (и конечно, взяли ему няню)… И вот однажды, году в 1931-м, родственник графа Адама Беннигсена, Миша Чавчавадзе, привел молодую, любопытную, энергичную Нину в кафе «Ле Вожирар», в 15-м районе Парижа, где проживало много русских: «так я попала к младороссам и так… там и осталась». Эта веселая фраза, произнесенная Ниной Алексеевной на девятом десятке лет, неплохо передает легкость тогдашних решений молодой женщины. Впрочем, Нина Алексеевна пытается дать и некоторые объяснения тогдашнего успеха младоросской партии в аристократических и интеллигентских верхах эмиграции:

«Младоросская партия оказалась единственной новой, то есть не дореволюционной партией, партией, родившейся в эмиграции… Был ли это просто ответ на новый социальный фактор тридцатых годов XX века – фашизм? Да, конечно, это отчасти так и было, и в 1935–36 гг. как белый, так и красный фашизм довольно-таки ярко и четко выявили свои гадкие мордочки среди Младороссов».

Проще говоря, младоросские теории примыкали и к нацизму, и к национал-большевизму, причем «вождь» вел тайные переговоры и с русскими фашистами из Германии, и с агентами ГПУ…

Эти откровения былой «младоросской» активистки и ее ощутимо уцелевшие до старости симпатии очень показательны. Все, кто поверил этим фальшивкам, дорого заплатили за свои увлечения и легковерие. В первую очередь Нина Алексеевна Кривошеина.

В конце 1947 года муж Нины Алексеевны за свою подозрительную активность был выслан из Франции в Россию, и вскоре семья последовала за ним… Уже на борту электрохода «Россия», шедшего в Одессу, Нина Алексеевна заметила, что советские члены экипажа смотрят на «возвращенку» как на ненормальную. Ну а действительность провинциальной России превзошла все ожидания семьи: лишения, голод, холод, убожество жизни, организованное и добровольное стукачество, произвол властей, приемные КГБ, арест мужа, лагерь, потом арест подросшего сына…

Один из самых внимательных читателей мемуарной книги H.A. Кривошеиной, ее друг Н.В. Вырубов сказал в этой связи о судьбе русских «возвращенцев»: «…уехавшим было еще хуже. Кто сгинул в лагерях, кто бедствовал, во всяком случае все подверглись преследованиям. Это было подло, заманивать людей в страну, зная, что они там никому не нужны, да и не приспособлены к советской жизни».

КРЫМОВ ВЛАДИМИР ПИМЕНОВИЧ,

20.07.1878–6.03.1968

Владимир Пименович Крымов прожил на свете почти 90 лет и больше 50 из них издавал свои книги, а журналистикой занимался больше 70 лет, ибо еще студентом Петровско-Разумовской земледельческой и лесной академии он начал печататься в московских газетах, а в 30 с небольшим совершил деловую поездку в Южную Америку и не упустил при этом случая прогуляться по обеим Америкам. Впрочем, и о делах он не забывал тоже, этот поразительно деловой россиянин. Он взял подряд на печатание почтовых марок для Венесуэлы, поставлял русскому двору американские машины «линкольн», знал всех во дворцах и в деловых кругах… Он успел поработать коммерческим директором знаменитой газеты А. Суворина, три года издавал журнал «Столица и усадьба». В апреле 1917 года В. П. Крымов двинулся с женой в кругосветное путешествие, странствовал два года и описал свое странствие в книге «Богомолы в коробочке». В ту пору этот выходец из бедной прибалтийской семьи был уже «почти миллионером». Позднее он умножил в Берлине свое состояние удачным участием в германо-советской торговле. С приходом к власти фашистов он перебрался во Францию, поселился к пригороде Шату и волновал воображение бедных эмигрантских собратьев слухами о несметном своем богатстве. Однако он не давал себя разорить бесчисленным просителям… В годы войны помогал, впрочем, талантливому И. И. Тхоржевскому.

Его произведения (а их было множество) часто переводили в Англии. Последний свой большой роман («Завещание Мурова») он издал в Нью-Йорке в 1960 году (82 лет от роду). Крымов писал его в годы оккупации, уже почти ослепший.

Не только богатством своим, но и работоспособностью и долголетием превзошел он бедных своих эмигрантских собратьев. Впрочем, эти завидные качества все же не сделали его видным писателем эмиграции.

КУЗНЕЦОВА МАРИЯ,

1880–1966

Мария Николаевна Кузнецова родилась в Одессе (где женщины от века были так красивы), в семье знаменитого художника Миколы Кузнецова, который написал несколько дочкиных портретов (наряду с портретами Чайковского, Шаляпина, Направника, Васнецова, Поленова) и который сам позировал многим собратьям по искусству (казак с повязкой на лбу в «Запорожцах…» Репина – это он, и палач, и дьявол на картинах того же Репина – тоже он). П. И. Чайковский и часто бывавший в одесском доме художника Илья Мечников отмечали, что девочка-то у Миколы Кузнецова растет гениальная певунья. Выйдя замуж за сына акварелиста Альберта Бенуа и переехав в Петербург, Мария начинает брать уроки у итальянского певца Марти, и вскоре, в 1904 году, она дебютирует в роли Маргариты («Фауст» Гуно) в антрепризе князя Церетели. Ее приглашают на пробу голосов в Мариинский театр, и уже через год, в 1905-м, она становится солисткой прославленной Мариинки. Она растет не по дням, а по часам и напряженно учится, у всех – у мэтров, у партнеров, у Шаляпина, у Тартакова, у А. Петровского, у Направника… Она обратилась за советом о движении на сцене к Ольге Преображенской, и та открыла в ней талант балерины. Репертуар Марии Николаевны расширяется, и тут она воистину неукротима. Она первой поет партию Февронии (Римский-Корсаков) в Петербурге и Клеопатры (Ж. Массне) в Монте-Карло. Она знакомит русскую сцену с «Таис» Массне, и очарованный ею французский композитор пишет для нее оперу.

В 1918-м она покинула Россию, а в 1919-м была солисткой сразу в двух театрах – в датском и шведском. Она создает собственный театр миниатюр, а позднее ее новый муж, племянник композитора, банкир и миллионер Альфред Массне, помогает ей открыть в Париже свой оперный театр – «Русскую оперу». В ее театре были лучшие певцы, лучший хор и лучший балет (под руководством Фокина), работали такие режиссеры, как Санин и Евреинов, такие художники, как Билибин и Коровин… Театр Елисейских полей, где шли спектакли ее труппы, не вмещал всех желающих. Потом были Мадрид, Мюнхен, Милан, завоевание Южной Америки. В 1934 году Париж отметил тридцатилетие ее триумфов. Позднее, поселившись в Барселоне, она еще консультировала театры, давала уроки…

Генерал от инфантерии, видный участник Белого движения, председатель Русского Общевоинского союза эмиграции Александр Павлович Кутепов в январе 1930 года был похищен на парижской улице оперативной группой советской разведки…

КУТЕПОВ АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ,

1882–1930

Александр Павлович Кутепов окончил гимназию в Архангельске, потом пехотное училище, участвовал в Русско-японской войне и был «за оказанные боевые отличия» переведен в лейб-гвардии Преображенский полк. В годы мировой войны он был награжден многими боевыми орденами, командовал в чине полковника гвардии Преображенским полком. Отдав приказ о его расформировании, А. П. Кутепов вступил в Добровольческую армию, оборонял Таганрог с одной офицерской ротой, под Екатеринодаром стал командиром Корниловского полка. После взятия Новороссийска он был назначен Черноморским военным губернатором и произведен в генерал-майоры. В 1919 году был произведен в генерал-лейтенанты «за боевые отличия» во время Харьковской операции, позднее прибыл в Крым и командовал Первой армией. При эвакуации Крыма он был назначен помощником главнокомандующего и произведен в генералы от инфантерии «за боевые отличия». В 1928 году, после смерти генерала Врангеля, великий князь Николай Николаевич поставил генерала Кутепова во главе Русского Общевоинского Союза. Генерал Кутепов возглавил тайную борьбу против большевистской России. В этой тайной войне профессионалы из ГПУ очень скоро переиграли отважного боевого генерала, засылая к нему многочисленных агентов, создавая (в рамках операций «Синдикат-2», «Трест» и др.) фальшивые монархические союзы на советской территории, завлекая его в авантюрные операции. Врангель довольно рано понял, что Кутепов попал в ловушку, и порекомендовал ему прекратить эту бессмысленную, жертвенную, трагическую деятельность. Генерал Кутепов не внял указанию старшего по званию и продолжал играть в игры ГПУ. Обманутыми ГПУ оказались не только знаменитый Шульгин, но и племянник Врангеля «евразиец» Арапов, и многие другие. После смерти Врангеля Кутепов остался хозяином положения и продолжал эту наперед проигранную игру в терроризм. В середине января один из агентов ГПУ (де Роберти) раскрыл Кутепову, что им манипулирует советская разведка и что на него самого готовится покушение. Охрана Кутепова была усилена. Но на воскресенье (26 января 1930 года) генерал дал выходной своему шоферу и телохранителю и, выйдя из дома у себя в 7-м округе Парижа, отправился пешком к обедне в церковь галлиполийцев. По дороге он был похищен оперативной группой советской разведки. Он был то ли переправлен в Марсель на борт советского корабля, то ли убит в машине и похоронен где-то в саду пригородной виллы…

КУТЕПОВА (урожд. КУТТ) ЛИДИЯ ДАВИДОВНА,

1888–1959

В 1930 году муж Лидии Давидовны, генерал Кутепов, был посреди дня похищен агентами ГПУ на парижской улице и убит. Но жизнь продолжалась, и беды Лидии Давидовны Кутеповой на этом не кончились. Ее сын Павел подрос и в годы войны принял участие в борьбе против большевиков на стороне немцев, 20 лет от роду был взят в плен в Сербии. Присужден к смертной казни, которая была заменена ему 25-летним тюремным заключением, из которых он пробыл в знаменитой Владимирской тюрьме 10 лет.

Он вышел из тюрьмы по реабилитации, был поселен в Иванове, где женился, а расставшись с женой, маялся без работы по Москве. Там он встретился со знаменитым агентом А. Казем-Беком, который пристроил его на работу в хитрый отдел московского патриархата, где трудился и сам. В 1958 году Павлу была даже разрешена (вернее, доверена) краткосрочная поездка в Париж. Понятно, что он вернулся из этой поездки в Москву, где и умер в 1983 году. Не исключено, что бедной Лидии Давидовне удалось взглянуть на сына хоть перед смертью.