Текст книги "Дура LEX (сборник)"

Я встал и быстро направился к двери. Одним прыжком Коля оказался рядом со мной.

– Ты сейчас вряд ли помогаешь Левану, а это, я полагаю, твоя главная задача, – сказал я ему. – Сейчас я выйду из комнаты и пойду к своей машине. Я засеку время. Если ровно через две минуты Беслик не будет сидеть рядом со мной, я разворачиваюсь и еду обратно в тюрьму, где доложу, что обвиняемый Беслик Бароев сбежал. Я не боюсь, что вы со мной что-нибудь сделаете, потому что ровно в восемь вечера в моей квартире раздастся звонок для проверки электронного подключения. Если я не сниму трубку, Беслик Бароев будет объявлен в розыск. Вас всех видели в суде и в тюрьме, возможно, даже сфотографировали, а ты, Коля, если не ошибаюсь, оставил свои данные в тюрьме, когда пытался увидеться с Леваном. И еще кое-что. Ни один уважающий себя итальянец не подставит своего адвоката, как сейчас вы делаете это со мной. Адвоката берегут, охраняют, а вы из меня сейчас сделали свидетеля преступления. Чтобы не было большой беды, я Армена забираю с собой. Армен, подойдите ко мне.

– Никуда я не поеду с вами, мне и здесь хорошо, – заблеял Армен. – Мы все здесь свои люди, никто мне не угрожает, правда, ребята? Мы мирно пытаемся решить проблемы. – Армен завертел головой, ища поддержки у Левана и Беслика.

Я понял, что у Армена настоящий стокгольмский синдром – синдром заложника, который принимает сторону своего мучителя. Рома и Славик сидели молча, Дика полулежал на диване, вертя в руке нож и улыбаясь. Коля стоял рядом со мной у двери. Леван сидел в кресле возле Армена, Беслик – на стуле возле стола. Все ждали, что скажет старший – Леван. Но Леван молчал.

– Ты знаешь, кому ты угрожаешь? – обратился ко мне Беслик. – Подо мной сорок стволов, а под Леваном восемьдесят.

– Беслик, здесь у любого больше стволов, чем у вас обоих. Видели, сколько стволов оказалось у жены Армена, когда вас арестовывали? И вертолет оказался, и многое другое. Беслик, если бы не я, ты бы до сих пор был в тюрьме. Пошли.

– Ты что, блядь, приказывать мне будешь? Я тебя ебал, прокурора ебал и всю твою Америку ебал. Много на себя берешь.

Я посмотрел на Колю. Было видно, что ему все это не нравится, но не его дело было решать, его дело было помогать Левану и подчиняться Левану.

– Коля, – начал я, – подумайте о том, кого вам поручено охранять. Мне же суд поручил охранять Беслика Бароева. С Леваном у меня никаких дел нет, но за Беслика Бароева я отвечаю. Не впутывайте Левана в это дело, это мой вам совет. А с Бесликом мы сами разберемся. Я знаю, что он очень умный человек, немного горячий, но умный. Он сейчас подумает и спустится в машину, где я буду его ждать. Меня здесь не было. И никого из вас здесь не было.

Коля посмотрел на Левана. Леван чуть кивнул головой, и Коля отошел от двери. Я покинул 311-й номер.

* * *

Беслик и Дика вышли из гостиницы минут через пять и сели ко мне в машину. В дороге Беслика сморило, и он заснул на заднем сиденье. Мы с Дикой тихо разговаривали. Он сказал, что готов был замочить Армена прямо в номере, потому что такое не прощается. Я спросил, как он собирался мочить Армена, и Дика сказал, что ножом. Он вынул из кармана большой охотничий нож.

– Вот этим, чик – и нету. – Он провел рукой по своей шее.

– А как бы ты потом выбирался из Америки?

– Не беспокойся, выбрался бы.

– Ну и какие бы ты проблемы решил, убив Армена?

– Я же сказал – то, что он сделал, не прощается. Я его все равно убью.

– А что было бы с Бесликом, если бы ты убил Армена прямо в номере?

– А я бы и тебя убил. Для чего нам свидетели? А с Бесликом мы не пропадем.

– А Рома и Славик? Или ты думаешь, что они не станут сотрудничать с ФБР и прокурором?

– И бы их убил.

– А Левана? Или он точно не будет сотрудничать с властями?

– Надо будет, и Левана убью. Я за брата всех убью.

– Дика, расслабься. Ты мне симпатичен, есть в тебе что-то доброе, но я почему-то верю, что ты на самом деле можешь убить.

– И убью!

– Обожди, а кто на брата нападает? Почему тебе надо кого-то убить? Например, я пытаюсь спасти твоего брата от тюрьмы. Я знаю местный расклад, а Беслик и ты – нет, поэтому ты и Беслик должны мне доверять. Если я говорю «прыгай!», надо прыгать.

– Куда прыгать?

– Это фильм такой был, по-моему, с Чарльзом Бронсоном. Он охранял там одну бабу, а она все время делала не так, как он говорил, и поэтому влипала в опасные ситуации. Вот он ей и говорит: «Ты должна мне полностью доверять. Если скажу тебе прыгать, ты должна немедленно прыгнуть».

– А кто сказал, что мы тебе доверяем?

– Ты прав, никто.

– Мы никому не доверяем, кроме самих себя. Беслик мне доверяет, а я ему. И это все.

* * *

Я высадил Дику в Манхэттене у ресторана «Русский самовар», показал Беслику на часы, когда он сказал, что тоже хотел бы посидеть в ресторане, и по 51-й стрит поехал в сторону Вестсайдского шоссе, чтобы взять курс на север, в сторону Вашингтонского моста. По мобильнику я позвонил Айлин и предупредил, что скоро приеду вместе с циркачом.

– С кем базарил? – спросил Беслик, когда я отключился.

– С женой.

– Что, недовольна, что я у вас жить буду?

– Беслик, моя жена американка, и многие вещи ей непонятны.

– А что, американцы не люди? Если бы ты попал в такое же говно, как я, ты бы жил у меня без вопросов.

– Беслик, и ты будешь у меня жить, но это не значит, что моя жена будет чувствовать себя хорошо. Она не говорит по-русски, ты не говоришь по-английски.

– Сколько у тебя детей?

– Один ребенок, сын. Его зовут Крис. Он понимает по-русски хорошо, так что, пожалуйста, не матерись при нем.

– Ты за кого меня, блядь, принимаешь? Ты знаешь, где мой сын учится? Он в Швейцарии учится, в лучшей частной школе. Ты знаешь, какие бабули мне эта учеба стоит? У меня жена пединститут закончила. Ты сам знаешь, кто мои друзья.

– Я не хотел тебя обидеть.

– Лучше вези в магазин цветы купить для жены.

– Не сейчас, Беслик. Потом мы ей цветы купим. Да, и вот еще что – я представлю тебя как артиста цирка. Звать тебя будут… Как ты хочешь, чтобы тебя звали?

– А на хера мне это все?

– Беслик, я сказал уже, что моя жена американка, многого не понимает. Я тебя вытащил из тюрьмы, а ты уж, будь добр, помоги мне. Как ты хочешь, чтобы я тебя представил?

– Ладно, хер с тобой. Представь меня Арнольд. Я помню, в цирке был такой силач, Арнольдом его звали. Мудила, правда, был редкий, но очень сильный. Однажды он на спор выпил три бутылки водки и забросил трехпудовую гирю на крышу сарая. Это на «Динамо» было.

– А что из этих двух упражнений было на спор?

– А хер его знает. Оба, наверное. Он плохо кончил.

– Как?

– Трахнул пятнадцатилетнюю дочку какого-то спортивного комментатора, его посадили. В лагере он думал, что раз сильный, то все под него лягут. А его взяли и доской ночью прибили насмерть. В лагере надо законы уважать.

Я подивился тому, что Беслик захотел назвать себя в честь такого неудачника, но, видно, преклонение его перед силой Арнольда было велико.

Я подрулил к дому. Огни везде потушены, тишина. Я открыл дверь, и мы с Бесликом вошли. На цыпочках я проводил Беслика в отведенную для него комнату на первом этаже, показал, где ванная, спросил, голоден ли он. Беслик сказал, что перекусил бы чего-нибудь.

В картине «Люди в черном» пришелец из космоса, напялив на себя обличье убитого им фермера, просит у фермерской жены сахару и подставляет кружку с водой. Жена высыпает в кружку чайную ложку, но чудище просит: «Еще сахару». Жена добавляет ложечку. «Еще сахару!» Жена добавляет еще одну. Наконец лжефермер выхватывает у нее из рук сахарницу, вываливает все ее содержимое в кружку с водой и залпом выпивает. Громко отрыгивает. Когда смотришь этот эпизод, наступает рвотный рефлекс – так и представляешь, как эта патока перетекает из кружки тебе в глотку. Отрыжкой пришельца, однако, муки зрителя завершаются. С Бесликом судьба меня столкнула раньше, чем вышел на экран фильм Зонненфельда «Люди в черном», что дает мне основание полагать, что Зонненфельд списал чудище-пришельца с Беслика. Оба любили сахарком побаловаться, и манеры у обоих были примерно одинаковые.

Выпив пару чашечек чаю с десятью ложечками сахара, Беслик принялся звонить в Москву. Говорил Беслик часа два. Один из разговоров был с неофициальной женой Люсей, выпускницей пединститута. С ней он говорил не лучше, чем с младшими по чину братками. Мат-перемат, но все же спросил об успехах сына в швейцарской школе. Выслушав отчет, выматюкал Люсю еще раз.

Учеба сына в Швейцарии означала, что в Бесликовой шкале ценностей высокое место занимают такие понятия, как образование, уют, комфорт, тишина, безопасность – все, чем славится Швейцария. Но ни одной секундой своей жизни Беслик не подтверждал приверженность этим ценностям. Наверняка он послал сына в частную школу в Швейцарию только потому, что это было модно среди олигархов и богатых новых русских.

Русские нувориши совершают большую ошибку, посылая детей учиться в элитарные заведения за границей. Чем образованнее и тоньше будет ребенок, тем быстрее он поймет интеллектуальное и духовное ничтожество своего родителя. Я видел детей олигархов, говорящих на трех языках, читавших Шекспира по-английски, а Монтескье по-французски. Их папы говорили на русском новоязе – смеси блатной фени, партийного жаргона и русифицированных английских слов. Но деньги – великая сила, и дети это знают не хуже взрослых. Тоже подлизываются, признаются в любви, произносят гнусные, фальшивые тосты на юбилеях родителей. При этом в лучшем случае стесняются, а в худшем презирают своих предков. Беслик вряд ли задумывался над тем, какую мину замедленного действия он закладывает в свои отношения с сыном, послав того учиться в Швейцарию.

Беслик говорил так громко, что Айлин спустилась со второго этажа, чтобы попросить нас говорить потише. Я перевел ее просьбу Беслику, который даже не оторвался от телефонной трубки, чтобы поздороваться с Айлин. Он просто вышел с трубкой из кухни и пошел в свою комнату.

Айлин налила себе чая и стала невозмутимо пить маленькими глотками. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она уклонилась.

Закончив говорить по телефону, в кухню вошел Беслик. Никогда еще наша кухня не вмещала человека таких размеров. Все вдруг в ней стало маленьким: и холодильник, и плита, и кухонные шкафчики, и рукомойник, и стол со стульями. Я сказал:

– Айлин, это Арнольд, Арнольд, это Айлин.

Беслик взял руку Айлин и поцеловал. Айлин не успела отдернуть руку, да у нее и сил бы не хватило на этот жест. Она испуганно смотрела на щербатое, нечистое лицо Беслика-Арнольда, на его непонятные глаза и перекошенный нос. Но через несколько секунд она пришла в себя и представилась.

– Yоu must be a prоfessiоnal wrestler, – сказала Айлин, надеясь, очевидно, сделать комплимент гостю.

Я перевел фразу Айлин и повторил Беслику инструкции по поводу его нового амплуа.

– Слушай, скажи ей, что я в цирке медведей трахаю. Или что я директор цирка. Нет, вспомнил, скажи ей, что я наездник. Я ведь на самом деле клево на лошади езжу, лучше, чем в любом цирке.

Я перевел для Айлин, что наш гость чемпион по конной выездке.

Айлин пошла наверх и через минуту спустилась с альбомом фотографий. Она села рядом с Бесликом и развернула альбом. Айлин сама была великолепной наездницей и даже была тренером по выездке, когда училась в колледже. В Буффало у Айлин остались две лошади и пони, по которым она очень скучала. Айлин раскрыла альбом и начала показывать Беслику свои фотографии – Aйлин на лошади, на пьедестале почета, когда ей вручают кубок за первое место на чемпионате графства Эри, Айлин получает кубок за третье место на чемпионате Вест-Нью-Йорка, снова на лошади, но уже берущей барьер. Беслик с восторгом смотрел на фотографии. Он не спешил, любовался каждой фотографией, рассматривал детали, цокал языком от удовольствия. Никогда я так внимательно не рассматривал лошадиные фотографии Айлин, как их рассматривал Беслик, а одна из ее лошадей меня вообще чуть не убила, когда галопом понесла в конюшню и я еле успел пригнуть голову, а иначе быть мне тем самым майнридовским всадником. Беслик задавал Айлин вопросы про лошадей, а я переводил. Сколько какой лошади лет? Как часто Айлин тренировалась? У многих ли в Америке свои лошади? Сколько стоит хорошая лошадь? Затем Беслик предложил Айлин вступить с ним в бизнес – он будет присылать ей ахалтекинцев, а она их будет в Америке продавать.

– О, ахалтекин! – воскликнула радостно Айлин. – Судовольствием! Вот таким бизнесом я занималась бы! А вы можете доставать ахалтекинцев?

– Я, девочка, все могу, – гордо сказал Беслик. – Переведи, что она клевая баба и мы еще вернемся к этому разговору.

Я начал переводить и осекся. Левая штанина Беслика задралась и из-под нее выглядывал электронный браслет. Я начал отвлекать внимание Айлин от юго-восточного направления – того, где поблескивал браслет. Глазами я показал Беслику на левую штанину, и он ее послушно одернул вниз.

Уже в постели Айлин сказала мне, что Арнольд, несмотря на страшную внешность, очень милый и приятный парень, ничуть не похожий на брайтонских разряженных эмигрантов.

Когда я утром спустился на кухню, все уже были в сборе – Айлин, Крис и Беслик. Айлин жарила яичницу, а Беслик с Крисом ели хлопья с молоком и разговаривали.

– Хороший у тебя сын, – похвалил Беслик. – Рассказал мне про Америку кой-чего.

– И что же, Крис, ты рассказал Арнольду?

– Он меня спросил, кто президент Америки. Я ему сказал, что Клинтон. Он спросил меня, богатый ли Клинтон, и я сказал, что не знаю. А Арнольд сказал, что зачем же становиться президентом, если от этого денег не будет. – Все это Крис сказал по-английски.

– Крис, ты только что разговаривал с Арнольдом по-русски, пожалуйста, продолжай по-русски.

– Мне кажется, у нашего гостя весьма примитивное представление о том, как работает наша политическая система, – сказала Айлин. – Думаю, что оно настолько примитивное, что объяснять ему что-либо нет смысла. Неужели у всех русских такие же представления?

– У многих, но можно ли их за это винить? В течение семидесяти лет они жили при самом дебильном режиме.

– Наоборот. Они жили при таком дебильном режиме именно потому, что имеют такие представления о власти. И если их представления не поменяются, жить им при дебильном режиме еще столько же.

– Арнольд, ты знаешь «Бородино»? – спросил Крис Беслика.

– Какое Бородино?

– Стихотворение Лермонтова «Бородино». Папа сказал, что все культурные люди знают «Бородино» наизусть.

– Нет, Крис, я не знаю «Бородино», но мой сын точно знает. А я знаю другие вещи, которые мало кто знает.

– Какие вещи?

– Я знаю все о лошадях. Я сразу скажу, какая лошадь больная, а какая здоровая. Когда я был маленький, как ты, я с отцом на неделю в горы уходил. Я знаю, как разжечь костер, как содрать шкуру с оленя или медведя, как приготовить еду. Я могу мясо сырым есть.

– Мама, дай Арнольду сырого мяса. Он сказал, что может есть мясо сырым.

– Он шутит, Крис. С чего бы ему сейчас есть сырое мясо, когда я готовлю для вас всех яичницу?

– Мама, я никогда не видел, чтобы человек ел сырое мясо. Ну дай ему хотя бы маленький кусочек.

– Крис, ты видел, как едят сырую рыбу в японских ресторанах? В некоторых ресторанах подают маринованное сырое мясо, это считается деликатесом.

– О чем это они? – спросил меня Беслик.

Я перевел.

– Я бы хотел сейчас суши, – сказал Беслик. – Ты не можешь съездить в какой-нибудь кабак и привезти суши?

– Бес… Арнольд, во-первых, я должен ехать в офис, во-вторых, японские рестораны утром закрыты. Я думал, ты поедешь со мной, с ребятами встретишься.

– Нет, сегодня я хочу отдохнуть. Телик посмотрю. У тебя есть кассеты с русскими фильмами?

– Что-то есть. – Я подошел к полке с кассетами. – «Полосатый рейс» есть. Смотрел?

– По-моему, смотрел лет тридцать назад. Что еще?

– «Трактористы», «Весна на Заречной улице».

– Это еще что за херня?

– Арнольд, Крис еще не ушел. Я же просил тебя не ругаться. Это очень старые фильмы, но мне нравятся. Я иногда их смотрю. В общем, вот тут лежат все кассеты, смотри что хочешь.

– Борис, ты не оставляешь гостя со мной, не так ли? – спросила Айлин.

– Почему же нет? По-моему, вы неплохо ладите. Он устал, хочет посмотреть какие-нибудь фильмы. Я могу захватить тебя с собой, сброшу где-нибудь в городе, пойдешь в кино. Или поезжай куда-нибудь в Нью-Джерси, если не хочешь оставаться с ним наедине. В котором часу Крис возвращается сегодня из школы?

– Около трех, как обычно.

– Поезжай по магазинам или дуй в бассейн. А хочешь, проведай какую-нибудь подругу. Не волнуйся – все будет в порядке.

Мы с Айлин вместе вышли из дома, я сел в свою «Альфу» и поехал в офис, а Айлин забралась в свой мини-вэн и тоже куда-то отправилась.

* * *

Айлин позвонила мне в полчетвертого и сказала, что Крис показал Арнольду, как играть в компьютерные игры, и он теперь играет со всеми шумовыми эффектами, мешая, конечно, Крису делать уроки. Крис тоже хочет играть в компьютерные игры. Я обещал скоро приехать и отвлечь Арнольда чем-нибудь. Айлин перезвонила через полчаса и сообщила, что Крис случайно услышал разговор Арнольда по телефону и понял, что к нам домой едет большая компания. Я попросил позвать Арнольда к телефону.

– Беслик, кого ты пригласил к нам домой? – спросил я напрямик.

– Ну, ребята подъедут, некоторых ты уже знаешь. А что тут такого? Или судья запретил у тебя дома встречаться?

– Беслик, я тебе уже говорил, чтобы ты не делал из адвоката соучастника. Тебе адвокат нужен незапятнанный, чтобы судья ему верил, чтобы прокурор его уважал. Неужели ты не понимаешь, что ты на свободе условно, под мое честное слово, что впереди суд и что этот суд ты можешь проиграть? Почему ты ведешь себя так неосторожно?

– Так что ж, нам теперь и встречаться нельзя?

– Беслик, тебе только кажется, что то, что вы делаете, и то, о чем говорите, не является нарушением закона. В Америке все иначе. Откуда тебе известно, что телефон не прослушивается? Что возле дома не пасутся агенты федеральной полиции и ФБР? Я почти уверен, что наш дом теперь под круглосуточным наблюдением и судья дал разрешение на прослушивание телефонных разговоров.

– Ну, отменить встречу поздно. Ладно, не бзди, мы будем аккуратно, – успокоил меня Беслик.

Пугая Беслика, я пугался сам. Я бы удивился, если бы федералы потеряли к Беслику всякий интерес. Неужели они ничего не понимают? Неужели прокурор Гросс не получил разрешение на прослушивание телефона? Хотя с другой стороны, это означало бы прослушивание телефона адвоката. Как бы то ни было, рисковать в нашей ситуации было нельзя, и я решил немедленно отправиться домой, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию.

Когда я подъехал к дому, то сразу увидел один «БМВ» и два «Мерседеса» с нью-йоркскими номерами. Машины блокировали въезд в гараж. Я бросил «Альфу» на улице и вбежал в дом. В гостиной собрались практически все персонажи этой истории, за исключением адвокатов: Беслик, Леван, Дика, Коля, Рома, Славик и писатель Горский. На столе стояли три бутылки коньяка «Хеннесси» и две коробки с печеньем. Крис крутился среди гостей, показывая, где бокалы и тарелки, но Айлин в комнате не было.

– Крис, где мама? – крикнул я, взбегая по лестнице через ступеньку на второй этаж. Его ответа я уже не слышал. Айлин сидела в кресле и читала.

– Айлин, почему Крис не с тобой? Обычно ты не разрешаешь ему крутиться среди незнакомых людей.

– Кому незнакомых? Ты же их знаешь.

– Как бы да.

– Кто они? Ты думаешь, я совсем идиотка? Крис сказал мне, что настоящее имя нашего гостя Беслик – он слышал его разговоры по телефону. Кому-то он орал: «Это я, Беслик!» Я думала, Борис, что мы можем доверять друг другу. Я думала, мы не только любовники, но и друзья. Какой же ты друг после этого? Ты ебаный лгун, вот кто ты, а совсем не друг.

– Айлин, пожалуйста, успокойся. Для чего Крису все это слушать? Он еще слишком мал, чтобы слышать, как мама называет папу ебаным лгуном, даже если это так и есть на самом деле. Айлин, ну как я мог тебе сказать правду? Что ты прикажешь мне делать, если судья отпустил Беслика под мою ответственность?

– Ты должен был сказать «нет!». «Нет, нет и нет!» А что делать сейчас, я не знаю. Ты мне солгал – ты и ищи выход из сложившейся ситуации. Я с Крисом выеду из дома. Я прекрасно понимаю, что негодяи, сидящие в нашей гостиной, не посмеют причинить нам вреда. Весь вред в том, что они в нашем доме. Страха у меня перед ними нет. А теперь позови Криса – ему нечего там делать.

– Крис, поднимись немедленно! – крикнул я со второго этажа.

– Одну минуту, папа, я только покажу, как работает микроволновая печь.

– Немедленно поднимись!

Я спустился вниз, когда Рома только что открыл первую бутылку и начал разливать коньяк по винным бокалам, которые Крис достал из шкафа.

– Садись, хозяин, с нами, – любезно пригласил меня к столу Леван. – Налейте Борису тоже.

Рома наполнил мой бокал коньяком на четверть.

– За быстрое возвращение домой! – провозгласил тост Леван.

– Да, Леванчик, натерпелись вы тут. Давайте выпьем, чтобы вы скоро оказались среди верных друзей, которые вас так ждут в Москве, – поддержал тост Левана Рома.

– Да и не только в Москве, – сказал Беслик. – Вон в Берлине вся братва на ушах стоит, да, Дика?

– Ага, Бес, – подтвердил Дика и медленно выпил содержимое бокала.

Все, кроме Беслика, выпили. Крис завороженно смотрел на взрослых и так же степенно осушил свой винный бокал, наполненный апельсиновым соком.

– Я слышал, в Берлине Саню Хряпа убили, – сказал Дика.

– Ну и пидораст, – отреагировал на это сообщение Леван.

– Леванчик, Саня ведь хороший пацан был, у него сын маленький остался, – с недоумением сказал Дика.

– Раз убили, значит, пидораст, – отрезал Леван.

– Крис, иди, пожалуйста, наверх, – сказал я, кипя от негодования.

Отвратительная ситуация. Мой сын выпендривался в присутствии бандитов, а разговоры принимали совсем не детский характер.

– Папа, я уже сделал уроки, я немного побуду с вами, мне интересно, – сказал Крис.

– Крис, пошел вон! – непедагогично закричал я.

– Папа, Арнольда на самом деле звать Беслик, – ни стого ни с сего сказал Крис. – А ты разве не знал?

– А ты чего меня продаешь? – без улыбки спросил Беслик и поднес кулак к скуле Криса. – Ты знаешь, что бывает с теми, кто продает друзей?

– Арнольд, я тебя не продавал, – сказал Крис. – Я сказал об этом только папе и маме.

– Пацан прав, – засмеялся Леван. – Ты для него никто, а отец и мать – это святое.

Леван налил себе еще коньяку и чокнулся с Крисом. Крис зарделся. Хотя Беслик был вдвое больше Левана, Крис как-то почувствовал, что Леван главнее.

Леван медленно поставил пустой бокал на стол, оглядел исподлобья присутствующих и сказал:

– Ну ладно. Ты, пацан, ступай наверх, как тебе батя приказаль. А всем остальным я вот что скажу. Мы ведь сюда не играться приехаль. Нам плёхо будет виглядет, если Бес и я пустые вернемся. Что ти думаешь на этот счет, Илья?

Я взял Криса за руку и повел наверх. Когда я вернулся, говорил Горский:

– А что я могу думать, Леванчик? Я уже с Исааком Розеном говорил на эту тему и все ему объяснил.

– Ты что, Илья, Исаака сюда втягиваешь? – угрожающе спросил Леван. – Мы все тут любим и уважаем нашего Исаака. При чем тут Исаак? Разве он сказаль – дайте Шихману бабки? Это ты сказаль, а не Исаак.

– Леванчик, не кипятись. Да, я сказал, что Шихман хорошо мои бабки прокрутил. Этот разговор был в кабинете Исаака, тебя там не было, там Беслик был, – волнуясь, сказал Горский.

– Ты чего, Илья, на меня стрелки переводишь? – громко рявкнул Беслик.

– Беслик, ты тогда спросил меня, могу ли я поговорить с Шихманом насчет ваших бабок. Я прямо от Исаака набрал его в Нью-Йорке, и Шихман сказал, что время хорошее и что вы можете загонять бабки.

Обстановка за столом накалялась, разговор мне нравился все меньше и меньше. Я встал и сказал:

– Я рад вас принимать у себя дома, но не исключаю, что здесь все прослушивается. Не надо говорить здесь о делах. Давайте просто посидим, выпьем, а о делах вы потом в другом месте поговорите.

– Борис прав, – поддержал Илья. – Давайте просто посидим, выпьем.

– Какой посидим! Нам как в Москву возвращаться? – возвысил голос Леван.

– Чем больше вы здесь будете говорить, тем меньше у вас шансов вернуться в Москву в скором времени. Не забывайте, что вас, Леван, и Беслика до суда под залог выпустили или под честное слово поручителей, – напомнил я.

– Ты что, угрожаешь нам? – тихо спросил Беслик.

– Рома, объясни Беслику, что это не я угрожаю. Рома, ты же врубаешься в ситуацию, ты здесь живешь, ты уже сталкивался с нашей судебной системой. – Я на самом деле надеялся на благоразумие Ромы.

– Бес, успокойся, он тебе ничем не угрожал, – сказал мудрый Рома. – Он тебя из тюрьмы вытащил.

– Какой я тебе, на хер, Бес? – зарычал Беслик. – Вы чего-то не врубаетесь. Нам с Леваном хер забить на ваших судей и прокуроров. Нам бабки вернуть нужно. А вы все чего-то играетесь с нами. Может, Шихман тебе отвалил сотню кусков, то так и скажи. А может, и Горский с вами в доле сидит, а сейчас в игры с нами играет. А ну, Илья, посмотри мне в глаза. Смотри, блядь, прямо, не вороти морду. Ты брал, сука, наши бабки у Шихмана?

Илья Горский никак не ожидал такого поворота дел. Он был известный человек, и Беслик его поставил в очень неловкое положение. Илья поднял глаза и посмотрел на Беслика. В его глазах блестели слезы. Я взял бутылку и начал разливать коньяк.

– Илья, Беслик просто разволновался, его можно понять. Давайте выпьем, – попытался я смягчить ситуацию.

Илья молча встал из-за стола и направился к выходу.

– Куда пошел? – закричал Беслик. – Думаешь, если знаменитый, тебе все можно?

– Пошел ты на хер, Беслик! – неожиданно спокойно сказал Илья. – Стараешься тебе помочь, а ты как свинья себя ведешь. Ты кому угрожаешь? Или ты думаешь, за меня некому заступиться? Меня беспределом не возьмешь, и сегодняшний вечер ты еще вспомнишь.

Беслик вскочил из-за стола, и от его резкого движения несколько бокалов опрокинулись.

– Убирайтесь к ебене матери из моего дома! – заорала, разумеется по-английски, Айлин, спускаясь со второго этажа. Она стояла на последней ступеньке лестницы в тренировочном костюме. – Я сказала, чтобы все убирались к ебене матери из моего дома, иначе я вызову полицию! – В левой руке Айлин держала телефон.

Коля зашептал что-то на ухо Левану, Рома со Славиком поднялись, бормоча:

– Relaх, everything is ОK.

Илья тем временем выскользнул за дверь.

Я подошел к Айлин и тихо ей сказал:

– Спасибо, очень своевременно.

– Ты тоже убирайся к ебене матери, – злобно ответила Айлин.

Она стояла подбоченясь и смотрела, как встают и уходят, не попрощавшись, наши гости. После того как все вышли, она повернулась к Беслику:

– А ты убери за собой и отправляйся в свою комнату. Больше ты друзей сюда не приводишь. Ты также больше не разговариваешь по телефону. Ты гость и веди себя как гость. А не нравится – иди обратно в тюрьму. А ты, Борис, переведи дословно все, что я сказала. Слово в слово. А будешь играть гребаного дипломата – я попрошу Криса перевести.

– Айлин, успокойся, пожалуйста.

– Переведи все слово в слово, Борис. Я презираю тебя. Ты наложил в штаны – настолько ты боишься этих русских бандитов. Но я американка и могу сказать все, что мне вздумается. Я не собираюсь терять достоинство из-за подонков. Мне наплевать на твоих мафиози, и мой тебе совет – будь таким же гордым, как я. Крис, спустись. Мне нужна твоя помощь.

Крис, который, не сомневаюсь, выслушал всю мамину тираду целиком, с готовностью сбежал вниз и исполнил весьма вольный перевод этой тирады:

– Беслик, убери осколки бокалов и иди к себе в комнату. Почисть зубы и помой лицо. Мама запрещает тебе пользоваться нашим телефоном, а если твои друзья еще раз здесь соберутся, мама позвонит в полицию. Моя мама американка и не позволит русским издеваться над ней. И папа тоже уже американец, и я американец.

– Осколки, адвокат, ты сам уберешь, я тебе не слуга. Если жена позвонит мусорам, тебе пиздец, так ей и скажи. И ей пиздец тоже. Телефон мне нужен, только попробуй его у меня забрать.

Беслик пнул ногой большой осколок стекла и пошел в свою комнату.

– Крис, что он сказал? – спросила Айлин.

– Он сказал, что осколки должен убрать папа, потому что он не наш слуга.

Айлин подошла к Бесликовой комнате, забарабанила в дверь и заорала:

– Ты, сукин сын, немедленно убери осколки, или я позвоню в полицию!

Беслик вышел из комнаты и посмотрел на Айлин, потом на меня.

– Ну, что, замочить вас всех сразу, что ли?

Я понял, что «мочить» он нас не будет. Весь его вид говорил, что этого просто не произойдет. Я сказал:

– Замочи нас, Беслик. Я думаю, у тебя есть секунд тридцать на это, не больше. – Я взял телефон и нажал «91». – Смотри, Беслик, все, что мне нужно, это нажать последнюю «единицу». Мне даже не нужно ничего говорить – в полиции увидят, откуда поступил звонок. А еще они услышат наши крики. Ты даже нож не успеешь взять на кухне. Тебя же уже один раз арестовывали в Америке. Понравилось?

– Я не буду убирать, – тихо сказал Беслик и пошел обратно к себе в комнату.

Я взял веник и совок и начал подметать осколки. Айлин села на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, прижала к себе Криса. Большое коньячное пятно расползлось на светлой обшивке стула. Крис подошел ко мне и стал помогать убирать посуду. Шепотом он сказал:

– Это правда, что Арнольд обещал тебя с мамой убить?

– Конечно нет, Крис. С чего ты это взял?

– Я не знаю всех слов, которые Арнольд говорил, но я так понял. Сначала я подумал, что он собирается нас всех мыть, он же сказал «замочить». А потом ты сказал про нож. Я боюсь, папа. Давай скажем об этом маме. Она американка, она знает, что надо делать.

– А я кто, по-твоему?

– Ты из Харькова.

– Крис, что ты мелешь? Я уже давно американец.

– Папа, давай скажем маме, что сказал Арнольд.

– Мама уже все поняла. Не нужно ее расстраивать еще больше.

Я выкинул осколки в мусорное ведро, и мы пошли спать на второй этаж.

– В хорошее дерьмо мы вляпались. Как ты думаешь выбираться из всего этого? – спросила уже в кровати Айлин. Она обняла меня. – Давай я позвоню в полицию, его тут же заберут. Поверь – в этом его вина, ты сделал для него больше, чем должен был.

– Айлин, ты сама говорила, что людей убивают каждый день. Некоторых в Бруклине убили приезжие русские киллеры. Они делают свою работу и исчезают. Их отпечатков пальцев нет в системе, оружие скорее всего было когда-то украдено. Их не поймают никогда.

– Ты думаешь, все настолько серьезно?

– Нет ничего хуже, чем сдать кого-то в полицию или ФБР. Это то, что не прощают и не забывают.