Текст книги "Дура LEX (сборник)"

Развалившийся на стуле Тарас с любопытством смотрел на Зинку. Он щерился, разглаживал на груди коричневую рубашку с бляхой и ждал, что Зинка сейчас к нему подойдет.

Зинка почувствовала взгляд Тараса, подняла голову, оторвав глаза от бумажек, и посмотрела в его сторону. Тарас мог узнать ее судьбу, узнать, какая карта ей легла. Зинка глядела то на бумажки, то на его щерящуюся морду, потом решительно направилась к выходу, миновала опешившего Тараса и вышла в коридор.

По дороге к лифту она вдруг услышала:

– Зинэйда!

Обернулась – в коридоре стоял Романо. Он улыбался, потом сказал слово, которое Зинка знала, – «соngratulatiоns!». Зинка тоже улыбнулась и тут же испугалась – сейчас Романо заговорит с ней по-ромски, ее обман вскроется, заветные бумажки отберут, а ее депортируют. Она обмякла, колени ослабли, захотелось упасть или хотя бы сесть. Романо увидел, что Зинке стало дурно, подбежал, залопотал что-то по-ромски, затем по-английски. Зинка поняла только одно слово – «мишто», что значит «хорошо». Романо повел Зинку обратно в приемную, но Зинка остановилась и твердо произнесла «ноу».

Постояли молча в коридоре. Увидев, что Зинке уже лучше, Романо достал из портмоне визитку, что-то написал на ней, протянул визитку Зинке и скрылся за какой-то дверью.

На улице Зинка позвонила, как обещала, Аскольду и сказала, что убежище, кажется, дали.

– Что значит – кажется? Читайте вслух все, что написано на первом листе! – закричал Аскольд.

Через несколько перековерканных Зинкой слов он перебил ее:

– Зина, ваши дети скоро смогут к вам приехать. Вы получили статус беженки.

– Аскольд, мне Романо свою карточку дал и что-то на ней написал.

– Прочтите немедленно.

– Тут номер телефона, а под ним по-английски «This Friday at “Twо Guitars” at 8 PM». Я, кажется, поняла – он приглашает меня на свидание в ресторан «Две гитары». Аскольд, мне страшно с ним встречаться – он все поймет.

– А вам и не нужно с ним встречаться, Зинаида. Просто не идите – и все тут.

Зинка так и решила.

Придя домой, она отключила телефон, одетой легла на кровать и уснула.

* * *

Разбудил Зинку стук в дверь. Она открыла глаза – часы показывали семь. Утра? Вечера? Зинка открыла дверь и увидела Верку. Шатаясь, пошла обратно в комнату и снова легла на кровать. Верка что-то говорила, но сил отвечать у Зинки не было, она лежала на спине с открытыми глазами.

– Ты дочкам звонила?! – прокричала Верка с кухни, открывая принесенную бутылку.

Не услышав ответ, Верка вбежала в комнату и увидела, что Зинкино лицо белое, как потолок, на который она смотрела.

– Зиночка, что с тобой! – закричала Верка. – Я вызову «скорую»!

– Не надо, Верусю, пройдет. У меня нет сил, у меня просто нет никаких сил. Ложись рядом, полежим.

Верка примостилась рядом, обняла Зинку и заплакала.

– Ты обо мне плачешь, Верусю?

– Да, но это от радости за тебя. Помнишь «Бэби Кристину»? Как нас швыряло, как мы чуть не погибли в океане? Я часто вспоминаю то плавание, и вот для тебя оно закончилось.

– И я вспоминаю. Где сейчас капитан Олег и матрос Натан?

– Ну, это я знаю – в тюрьме сидят.

– Откуда ты знаешь? Почему мне не говорила?

– Знаю, Зинка. Один мой кореш тетю Мусю видел, она ему рассказала, что их всех заграбастали на подходе к Майами. Тетю Мусю даже в ФБР на допросы таскали, но отпустили. А тебе просто забыла сказать – какое это все имеет значение для нас?

– Как какое? Ведь если кто-то давал показания, то мог и нас упомянуть.

– Зинка, мы просто пассажирами были, не думай об этом. Неужели ты считаешь, что у капитана Олега был список пассажиров с именами и фамилиями? Максимум, что он мог сказать, это то, что да, в таких-то числах на моей яхте плыли из Доминиканской Республики в Америку Зинка, Верка, Катька, Стасик, Славик и еще с десяток западенцев. Иди ищи теперь этих Верок и Зинок. Хороший был парень капитан Олег – красивый, надежный. То есть не был, а есть, только в тюрьме сидит.

– Верка, меня иммиграционный офицер, который интервью проводил, на свидание пригласил.

– Романо? О котором ты рассказывала? Сколько ж ему лет?

– На вид лет тридцать-тридцать пять.

– Ты пойдешь? Не ходи!

– Не пойду. Аскольд сказал не ходить. Он ведь поймет, что я не цыганка, отправит обратно. Но что-то в нем есть. Мне никогда цыгане не нравились, а этот понравился.

– Хороша цыганка! Цыгане ей не особенно нравились! Да ты молиться на цыган должна. Может, и вправду Лифшиц был гениальный адвокат – такую историю выдумать!

– Нет, Верка, не был он гениальным адвокатом. Не работал бы он со мной так, как Аскольд, и провалилась бы я за милую душу. Верусь, я хочу пойти в «Две гитары».

– Ты с ума сошла! Ты же сама только что сказала, что Романо мигом тебя на чистую воду выведет. А в «Двух гитарах» цыгане собираются, их-то ты точно не проведешь.

– Я хочу с тобой и Аскольдом пойти. Когда он рядом, мне не страшно.

– Я вижу, Романо запал тебе в душу. Вообще, картина будет отличная – работник иммиграционной службы пьет в цыганском кабаке с двумя нелегалками.

– И их адвокатом!

– А что – работники иммиграционной службы разве не люди?

– Люди, Верусь, люди. Я столько ждала этого интервью, так намучилась, нанервничалась, набоялась… И вот я вижу молодого парня в джинсах, который сейчас всю мою жизнь решит… Это как смерть или как любовь – ждешь одну, а приходит другая. Я думала, что поведет меня за собой в пыточную камеру громадная двухметровая старуха с длинными скрюченными пальцами, которая знает всю правду. Старуха меня будет пытать, а Аскольд меня будет защищать. И вдруг молодой красивый парень в джинсах – я аж оторопела. Неужели это мой палач? Улыбающийся, в джинсах, как на пляже… Я-то готовилась к старухе, готовилась зубы сжимать, боль терпеть… Я хочу снова увидеть моего палача, который не стал меня казнить, решил помиловать.

Верка позвонила Аскольду, который сначала был не в восторге от этой идеи, а потом сказал, что с удовольствием пойдет в «Две гитары», тем более что хозяин ресторана его клиент – когда-то много лет назад Аскольд оформлял для него лицензию на продажу спиртных напитков.

* * *

«Две гитары» находился на Манхэттене, в Гринич-Вилледже. Это был дорогой и не очень вкусный ресторан, где подавали сорок сортов водки и всего несколько блюд – три вида шашлыка (бараний, осетровый и куриный), цыпленка-табака, бефстроганов и пельмени. Плюс суп-харчо, солянка, борщ на первое и нехитрые соленья, салаты и селедка с отварной картошкой и луком на закуску.

Интерьер кабака был тематический: цыганские платки на стенах и даже на потолке, скатерти тоже цветные, цыганские. В глубине зала небольшая площадка для артистов с роялем и несколькими нотными пюпитрами. Перед площадкой – место для танцев, а дальше – столики на четверых, а если компания была большая, столики сдвигались.

Аскольд пришел в половине восьмого и занял место за столиком, стоявшим в углу. Тускло горела лампа под старинным абажуром, тихо играла нецыганская музыка, до начала представления было еще полтора часа. Аскольд, следуя своему старому правилу – когда не знаешь чего выпить, выпей кальвадосу, – заказал двойной «Буляр» с долькой апельсина и орешками.

Не успел Аскольд сделать и пару глотков, как вошел Романо – в черных брюках, черной рубашке и черном кожаном пиджаке. Оглянувшись, Романо заметил Аскольда, что, несомненно, огорчило его. Аскольд жестом пригласил Романо к своему столику.

– Мистер Романо, я знаю, что вы пригласили Зинаиду на ужин. Она скоро присоединится к нам, а пока что давайте немного поговорим. Кстати, называйте меня просто Аскольд.

– А меня называйте просто Романо. Меня всегда по фамилии называли – и в школе, и в колледже, а сейчас на работе так называют. Мать дала мне имя Хальворд, но не помню, кто, кроме матери и бабки, меня так называл. У вас, кстати, нерусское имя.

– А я и не русский. Аскольд – моя фамилия, а имя мое Юрис. Я литовский еврей. Юрис по-английски звучит как «джурис», а это уже сильно напоминает «jurisprudence». Для адвоката такой намек на его профессию звучит претенциозно, так что называйте меня просто Аскольд. Кстати, я пью кальвадос и очень вам советую.

– Отлично, Аскольд.

Аскольд подозвал официанта и заказал двойную порцию «Буляра» для Романо.

– К осени дело идет, – сказал Романо. – По Нью-Йорку нельзя сказать, что глобальное потепление как-то нас коснулось.

– Думаю, что глобальное потепление – это миф. Кто-то на этом делает деньги, создаются новые технологии, для работы нужны новые человеческие ресурсы, в общем, все как всегда.

– Я не думаю, что глобальное потепление миф, – сказал Романо. – Ведь ученые замеряют уровень океана, ведут учет температуры в различных точках земного шара, сравнивают все это.

– Скажите, Романо, вы хоть одну серьезную научную работу прочитали по этой теме? Я – нет.

– Я тоже нет. Но мы же судим о многих вещах и без ученых степеней в тех областях знаний, о которых речь заходит.

Официант принес кальвадос для Романо.

– За Зинаиду! – сказал Аскольд и выпил бокал до дна.

– За Зинаиду! – повторил Романо и пригубил свой.

Аскольд почувствовал, что собеседник напряжен. Он заметил: Романо почти не пьет, и это ему не понравилось. Не желая обсуждать глобальное потепление в течение еще двух часов, адвокат напрямую спросил:

– Романо, вам нравится Зинаида?

– Что это за вопрос, Аскольд?

– Это вопрос адвоката к чиновнику, который в государственном учреждении дал несчастной беженке свою визитную карточку, на которой написал приглашение пойти с ним в ресторан. Как вы прекрасно понимаете, это был рискованный шаг с вашей стороны.

– О чем вы говорите, Аскольд! Как вы могли подумать, что я использую свое служебное положение в гнусных целях!

– Романо, вы же не будете отрицать, что несчастная беженка из Украины побоится сопротивляться ухаживаниям со стороны иммиграционного офицера. Не будем валять дурака – в наше время, в эпоху политической корректности, то, что вы сделали, означает конец вашей карьере. Плюс иск к иммиграционной службе за моральную травму – этак на миллион долларов. Не могу поверить, что вы всего этого не понимали и рискнули карьерой ради кратковременного удовольствия. Вот я и спросил – вам нравится Зинаида?

– Простите, Аскольд, жаль, что вы так плохо подумали обо мне. Разрешите заплатить за кальвадос и откланяться.

Смуглое лицо Романо теперь казалось бледным даже при тусклом свете, конусом бьющим из-под абажура над столом.

– Романо, не торопитесь. Давайте поговорим… Не о глобальном потеплении, которое меня, если честно, вовсе не интересует, а о жизни, людях, любви – поговорим, как говорят между собой все нормальные цыгане. Вы наполовину норвежец, а я наполовину литовец. Оба народа довольно спокойные. Другие половинки у нас тоже схожи – евреи и цыгане, два вечно гонимых народа. Я думаю, мы найдем общий язык.

Романо помолчал, медленно допил свой кальвадос, заел долькой апельсина. Подышал через нос, подозвал официанта и заказал еще две двойные порции «того же самого». Через минуту перед ним и Аскольдом стояло по бокалу темно-золотистого яблочного бренди.

– За умение рисковать, – сказал Аскольд, поднимая бокал.

– Кто не рискует… – сверкнул белыми зубами Романо, расстегивая верхние две пуговицы на рубашке. – До дна!

– До дна!

Аскольд и Романо осушили свои бокалы, съели по паре орешков и по апельсиновой дольке.

– Как хорошо кальвадос пахнет – свежими яблоками, – сказал Романо.

– Это, мой друг, оттого, что мало настоялся. Чем старше и благороднее кальвадос, тем он меньше пахнет яблоками. Это как с духами – духи не должны пахнуть, они должны лишь пробуждать воспоминания и будоражить фантазию.

– Хорошо сказано, Аскольд. Чувствуется, что вы дока не только в иммиграционных делах.

– Иммиграционные дела… Мифы, как и глобальное потепление.

– Я имею дело с реальными людьми.

– Люди реальные, но дела их часто мифические.

– Ну, таких мы быстро раскалываем.

– Романо, я ознакомился со всеми учебниками, инструкциями и пособиями, которые вы штудируете. Неплохо написано, но мимо цели. Человек гораздо сложнее, чем средний соискатель на политическое убежище, являющийся героем ваших учебников. А научить нюху невозможно. Ведь ваша главная задача – поймать лгуна, не так ли?

– К чему вы ведете, Аскольд? Кстати, можно заказать еще по кальвадосу.

Аскольд подозвал официанта.

– Попроси бармена налить нам настоящего, старого «Буляра», он знает, – сказал он.

Старый «Буляр» был темный, золото еле усматривалось в нем. Пах он уже не яблоками, а скорее как обычный благородный бренди – просмоленной бочкой. Зал постепенно наполнялся посетителями, тихонько постукивали вокруг столовые приборы, то тут, то там раздавался смех.

– В этом «Буляре» пятьдесят сортов яблок, – сказал Аскольд, поднимая бокал. – Некоторые несъедобные, они годятся только для приготовления кальвадоса. Романо, вам нравится Зинаида?

– Ну, раз я ее пригласил в ресторан, то разумно предположить, что да.

– Ответ норвежский, не цыганский. Ладно. Вы помните – она замужем и у нее двое детей?

– Я понял, что с мужем у нее отношений нет и что он скрывается настолько капитально, что даже детям не звонит.

– Правильно поняли, Романо. Скажу больше – Зинаида меня попросила оформить ей развод, и я уже связался с украинским адвокатом по этому поводу. Вас интересует эта информация или вы хотели просто хорошо провести время с Зинаидой?

– Аскольд, я еще не провел с ней ни секунды в неофициальной обстановке. Не слишком ли много вы от меня хотите? Познакомимся поближе – тогда поймем, чего мы хотим. Мне показалось, что она не возражала бы познакомиться со мной поближе. Не так уж много в Америке цыган, которые бы говорили по-ромски, а общий язык и общие корни важны.

– То есть вас больше всего в Зинаиде прельстило то, что она цыганка?

– И это тоже.

– Странно. Я думал, мы влюбляемся в женщину, а не в представительницу какой-то нации. Зинаида придет с подругой, она тоже цыганка. Я с ней встречаюсь. И знаете, мне абсолютно все равно, кто она – украинка или цыганка.

– По большому счету, мне тоже все равно.

– Вы знаете человека по имени Мохаммед Клиоп?

– Нет. Кто это?

– Он из Мозамбика, работает в ООН, в свободное от дипломатических обязанностей время оформляет политические убежища для африканцев. Использует связи в государственных структурах разных африканских стран для изготовления фальшивых документов, придумывает самые нелепые легенды, на основании которых его клиенты получают политическое убежище в США.

– Вау!

– Думаю, что легенда о кувшине с пауками – его рук дело. Уж слишком она гротескна.

– Да, но я видел оригинальное свидетельство о смерти ребенка, где причиной смерти значился укус ядовитого паука. Это весомое доказательство того, что женщина говорила правду.

– Вот-вот. Именно такие документы и изготовляет господин Клиоп. И чем глупее и фальшивее документ, тем больше на нем золотых печатей, медных кнопок и красно-зеленых тесемок.

– У нас проверяют документы на подлинность.

– Конечно. Именно поэтому Клиоп и делает подлинные документы. Настоящая бумага, настоящие печати и тесемки, мало того, документ за дополнительную плату вносится в архивный реестр. Чем вам не подлинный документ?

– Тогда получается, мы бессильны перед такой искусной ложью. Раз все подлинное – значит, получай убежище.

– А где простой здравый смысл? Почему нельзя было просто убить ребенка, дав ему по голове дубиной? Почему способ был заимствован из джеймсбондовского фильма начала семидесятых? Почему вы не задали два-три дополнительных вопроса? Ведь вывести эту даму из Африки на чистую воду было проще пареной репы. Но вас устраивал миф – все было по учебнику.

– Аскольд, Зинаида цыганка?

– Романо, я адвокат. Если я знаю, что мой клиент врет, я не имею права представлять его интересы, иначе я становлюсь соучастником мошенничества. Не мне вам все это рассказывать. Но то, что вы задали этот вопрос, меня удивляет. Неужели если бы я вам сказал, что история Зинаиды сплошная выдумка, вы бы отозвали свое решение? И как бы вы объяснили начальству свой поступок? И кстати, коль скоро я вам рассказал про африканскую мать укушенного ребенка, почему бы у нее тоже не отобрать статус беженки? А заодно у сотен тысяч других мошенников, которые вешали вам лапшу на уши, а вы им давали политическое убежище. Сколько лет вы уже занимаетесь этой чепухой, Романо?

– А сколько лет вы занимаетесь своей чепухой, Аскольд? Пусть я дурак, но вы используете вовсе не это, а то, что американские законы гуманны, вы бьете на жалость ко всем жертвам преследований. Вы нечестно играете, Аскольд.

– Получается, ваши предки из Норвегии и Венгрии сюда заехали честно, я сюда заехал честно, а вот Зинаида, если ее история лжива, чего я ни в коем случае не подтверждаю, заехала нечестно.

– Аскольд, я не поверю, что цель вашего прихода сюда заставить меня сменить профессию. Пусть все нечестны, но хоть сейчас мы можем поговорить по-честному между собой? Зинаида цыганка?

– Выпьем еще, Романо. Да и девочек пора звать. – Аскольд заказал еще по старому «Буляру» и позвонил Верке. – Через пять минут входите, – сказал он по-русски.

* * *

Зинка села рядом с Романо, а Верка рядом с Аскольдом. Романо посмотрел на Зинку и улыбнулся. Зинка отвела глаза.

– Аскольд, на каком языке мы все будем разговаривать? – спросил чуть пьяным голосом Романо.

– На плохом английском. На цыганском сегодня говорить запрещается. Девочки в Америке уже около полутора лет, так что как-то общаться по-английски смогут.

– Английский так английский, – засмеялся Романо. – С другой стороны, мы в цыганском ресторане, могли бы поговорить и по-цыгански.

– Романо, если вы хотите говорить по-цыгански, вам никто мешать не будет – мы просто встанем и уйдем. А вы тут говорите себе по-цыгански сколько душа желает.

Романо сделал вид, что испугался, и дотронулся до Зинкиной руки. Зинкина рука слегка дернулась, но осталась на месте. Аскольд заказал для девушек бутылку грузинского вина «Ахашени» и полбутылки старого «Буляра» для себя и Романо. Потом все долго разглядывали меню и наконец заказали закуски и основные блюда.

– Я хочу сказать тост, – подняла бокал Верка. Она сказала это по-русски, и Аскольд перевел. – Давайте выпьем за Америку.

Все подняли бокалы и выпили.

– Я уверен, что у вас здесь жизнь сложится, – сказал Зинке Романо. – Моим родителям было очень трудно, когда они приехали сюда, но Америка такая страна, что если ты ставишь себе цель и много над ней работаешь, ты в итоге достигаешь ее. Какая у вас цель, Зинэйда?

– Вы можете меня называть просто Зина. Моя первая цель – чтобы дочки были со мной. Старшая у меня скрипачка, мне ее надо устроить в хорошую музыкальную школу.

– Татьяна играет цыганские мелодии?

– Вы запомнили имя моей дочери, это мне приятно, – сказала Зинка.

– Наверное, просмотрел досье перед встречей, – предположил Аскольд, и Романо усмехнулся.

– Моя дочь играет классическую музыку, она выступает в концертах, ее даже приглашали на конкурс в Италию.

– Неплохие достижения для девочки, над которой издеваются в школе и которую хотят избить и изнасиловать на каждом углу. – Голос Романо снова стал трезвым.

– Наверное, у ваших родителей была цель вырастить сына, который будет работать в иммиграционной службе США и не пускать в Америку таких, как они.

Аскольд перевел и это. Романо рассмеялся и снова положил ладонь на Зинкину руку. Подали закуски, а когда принесли шашлыки, на сцену вышли пятеро цыган – скрипач, аккордеонист, ударник с бубном, гитарист и певица. Первые несколько песен были печальные, и в зале наступила тишина, все перестали есть. Во время небольшого перерыва Романо заметил, что скрипач играл виртуозно:

– Первый палец держит мелодийную ноту, а четвертый слегка задевает струну на четверть тона выше. Такая техника создает свистящий звук, скользящий от одной ноты к другой. Такой стиль называется Романи – почти как моя фамилия. А у вас, Зина, цыгане применяют такую технику?

Зинка много раз бывала вместе с Таней на уроках у Эммануила Иосифовича, а поэтому и терминологию знала, и музыку понимала. И еще она следила за тем, как Таня дома к урокам готовится.

– Нет, наша румынско-венгерская техника не такая. У нас больше в ходу трель вибрато, – сказала Зинка. – Первый и второй пальцы крепко прижаты друг к другу. Тело качается в такт, и при этом приподнимается второй палец.

Аскольд перевел, удивляясь глубине Зинкиных познаний. Оказывается, в процессе вхождения в роль цыганки она не только язык Рома выучила, но и нюансы цыганских музыкальных стилей.

– Она цыганка, – сказал Романо.

– Она цыганка, – подтвердил Аскольд. – Поскольку я в вашей компании единственный не цыган, хочу поднять тост за цыган. Для меня цыгане всегда олицетворяли любовь и свободу. И то и другое в диком, сыром виде – свободу без конституции, любовь – часто без брака. Всегда так хотелось, никогда не моглось. За вас, цыгане!

Все дружно подняли бокалы и выпили. А еще через минуту Романо и Зинка случайно выяснили, что оба сносно говорят на венгерском. Да и Верка почти все понимала по-венгерски, хотя говорила не так хорошо, как Зинка.

От трансильванских мелодий оркестр перешел к цыганским песням на русском языке, и многие пошли танцевать. Романо и Зинка не могли оторваться друг от друга, и Верка с завистью смотрела на подругу – в течение двух недель она получила политическое убежище и, похоже, нашла любовь.

Аскольд заметил ее взгляд, поцеловал в плечо.

– Потанцуем? – спросила Верка.

– Я не танцую, – ответил Аскольд. – Не мое это.

К столику подошли разгоряченные Романо и Зинка. Узнав, что Аскольд не танцует, Романо тут же пригласил Верку.

– Зина, будьте осторожны с ним, – сказал Аскольд, когда они с Зинкой остались наедине. – Я не знаю, о чем вы лопочете с ним по-венгерски, но держитесь своей легенды, не выходите из роли.

– Мне теперь до конца жизни быть цыганкой?

– До конца жизни.

К десерту все были абсолютно пьяны, а Романо и Зинка еще и счастливы. После кофе Романо подошел к артистам, дал всем по двадцатке, а певице сообщил, что нашел подругу-цыганку.

– Это какую? – спросила певица.

Романо показал.

– Она не цыганка, – сказала певица.

* * *

После ресторана Аскольд с Веркой пошли в соседний ирландский бар, а Романо повез Зинку на такси домой. Перед подъездом Зинкиного дома Романо, споткнувшись, схватился за ее локоть.

– Вам плохо? – спросила Зинка.

– Мне было очень хорошо, но сейчас мне плохо.

– Вы, наверное, много выпили.

– Много, но не в этом дело. Вы – не цыганка.

– Я цыганка, – испуганно сказала Зинка. – Вы же знаете, что я цыганка.

– Когда-то один старый еврей из Москвы рассказывал мне на интервью, что в Советском Союзе все евреи узнавали друг друга, и удивлялся, почему в Америке это не так. «Это же так легко! – говорил он. – Волосы, овал лица, смуглая кожа, нос, в конце концов!» А я ему говорю, что он описывает кого угодно – грека, итальянца, ливанца, не обязательно только еврея. «Нам нужно было узнавать друг друга, чтобы выжить, а вам этого не нужно, вот вы самих себя признать и не можете», – ответил еврей. Тогда я подумал, что он по крайней мере преувеличивает, а вот сейчас понял, что правду говорил старик. Нет у меня нюха на своих. Бумажкам верю, а надо всего человека увидеть, почувствовать. Обманули вы меня с хитрым Аскольдом.

Зинка протрезвела и стояла, обливаясь холодным потом.

– Вы меня обидели, Романо. До свидания.

– Можно зайти к вам на чашку кофе?

– Нельзя. Мне тоже стало плохо.

Зинка вошла в подъезд, закрыла за собой дверь, обернулась и увидела через стекло, как Романо побрел, шатаясь, в сторону Восемьдесят шестой стрит ловить такси. В лифте у нее задрожали ноги, на лбу выступила испарина. Дома ее вырвало, и она легла спать с головной болью.

* * *

В ту ночь любви у Аскольда и Верки не вышло – Верка плакала. В два часа ночи позвонил Романо. Он был пьян и тоже плакал. Сказал, что повел себя с Зинаидой недостойно ни цыгана, ни норвежца, и попросил Аскольда немедленно позвонить ей и от его имени извиниться. Аскольд пообещал сделать это утром и отключил телефон.

Проснувшись в девять часов, Зинка выпила кофе и пошла пешком на работу к Римме и Йосе. В Нью-Йорке мало солнечных дней, и этот день был не исключение. Она шла мимо индийских лавок, парагвайских химчисток, китайских и русских забегаловок. Разгружали продукты с маленьких грузовичков, мексиканцы-нелегалы большими мачете обрубали подгнившие листья у капустных кочанов и ими же отсекали арбузные хвостики. Зинка зашла в магазин и купила для Йоси халву на подсолнечном масле – его любимый десерт. Она всегда покупала для стариков что-нибудь вкусненькое, и те это ценили – полученные ими бесплатно по программе «Медикейд» шерстяные вещи они отдавали Зинке, которая пересылала их матери на Украину. Что-то мать продавала, что-то носили сами родители.

Римма была счастлива, что Зинку оставляют в Америке. Она все время повторяла, что предвидела успешный финал и он является отчасти и ее заслугой – так много и искренне она молилась еврейскому Богу о Зинкиной судьбе. Однажды Зинка сообщила Римме, что месяцев через десять к ней приедут дочки. Римма на идише сказала:

– Мит инзере нахес («с нашим счастьем»), – что означало: «Вот так всегда бывает. Нам с вами было хорошо, а теперь мы вас потеряем. Нет, наше еврейское счастье долго длиться не может».

Зинку рассмешил стариковский эгоизм Риммы. Однако когда два дня назад примерно то же самое, но по-украински, сказала ей по телефону мать, Зинка рассердилась. Конечно, мать привыкла думать о Таньке и Юльке как о дочерях, но нельзя же быть такой эгоисткой.

Зинка стирала в ванне пропахшие кошкой (у Риммы и Йоси была кошка) ковровые дорожки, когда позвонил Аскольд. Он сказал, что Романо звонил ему ночью, а потом оставил пятнадцать сообщений на автоответчике. Все пятнадцать были одинаковыми: «Tell her I’m sоrry».

– Он говорит, что повел себя не по-цыгански, – сказал Аскольд. – Что будем делать, Зина?

– Ну пусть теперь поведет себя по-цыгански, – ответила Зинка. – Хоть узнаю, как это бывает.

Ковровые дорожки нужно было давно выбросить, а не стирать, но Йося, как сказала Римма, «на себе тащил» их с какой-то распродажи в Квинсе. Он купил дорожки, потому что они напоминали ему те, что лежали в квартире его родителей в Одессе. Зинка скребла их, думая, какие предметы ей так же дороги, как Йосе ковровые дорожки, но на ум ничего не приходило.

Возвращалась она домой около восьми вечера. У подъезда стала рыться в сумочке, ища ключи, и вдруг услышала звук скрипки. Мелодия была печальная, явно ее родиной были Трансильванские горы. Зинка обернулась и увидела вчерашнего скрипача из «Двух гитар», играющего на другой стороне улицы. Скрипач поднял голову и кивнул Зинке, приглашая подойти. Зинка подошла.

– Пригласите на чай, барышня, – сказал по-русски скрипач, опуская смычок.

– Приглашаю, – ответила Зинка. – Но сладкого к чаю у меня нет.

– Я сыграю тебе сладкую музыку, барышня, – сказал скрипач.

Дома Зинка заварила настоящий дорогой чай фирмы «Ахмад», сделала бутерброды с докторской колбасой и пригласила скрипача к столу. Скрипач сел, отхлебнул чаю, взял скрипку и заиграл «Чардаш» Витторио Монти. Закончив, он сказал:

– Чардаши есть у всех – у Чайковского, Брамса, Листа, Сарасате, но «Чардаш» Монти – мой самый любимый. А знаете, кто лучше всех исполняет этот «Чардаш»? Не поверите – ирландцы. Есть такая ирландская группа, называется «Мелодия». Это трио – скрипка, гитара и свистун. Да-да, свистун. Вы попробуйте высвистеть финал «Чардаша» Монти, вряд ли у вас это получится.

– Вы кушайте, кушайте, – сказала Зинка.

Скрипач сделал еще два больших глотка чая и заиграл «Чардаш» Брамса.

В дверь позвонили. Зинка открыла дверь и замерла – на пороге стояли Аскольд, Верка и Романо. В руках Романо держал огромный букет красных роз (что символизировало любовь), перевязанных желтой лентой, означающей, по-видимому, скорбь.

Аскольд принес коньяк «Тессерон Эмосьон ХО» – двести пятьдесят долларов бутылка – и торт «Киевский» из русского магазина. Под концовку «Чардаша» Брамса Аскольд откупорил бутылку, Верка нарезала на большие куски торт, и все сели за стол.

Скрипача звали Аркадий, или, для друзей, Адик. Не так-то просто ангажировать скрипача из ресторана на субботний вечер. Романо заплатил ему пятьсот долларов, и Адик отработал их по-настоящему, по-цыгански. Под его скрипку Верка целовала Аскольда, Романо гладил Зинкины руки и целовал ее в щеку, прося по-венгерски прощения. Все пили коньяк и закусывали докторской колбасой и тортом «Киевский». Аскольд заказывал Адику музыку, отпуская шутки:

– Наверное, скрипач в субботний вечер стоит не меньше, чем адвокат.

– Гораздо больше, – отвечал Адик. – Ему просто цены нет.

Разошлись за полночь, но не все. Касаниями рук Романо и Зинка договорились, что Романо может остаться.

* * *

Романо нравились Зинкины борщи, вареники, котлеты и вообще все, что она готовила. А о ночах и говорить нечего – цыганская страсть всему миру известна. Как когда-то ее муж, а потом Виктор, Романо любил рассказывать истории за обедом. За короткое время Зинка начала вполне сносно говорить и понимать по-английски.

Однажды Романо рассказал, что дал убежище старому албанцу и отказал в нем молодому, потому что молодой на вопрос, куда ему вмазали дубинкой, показал на правое ухо, а в медицинской справке было написано, что удар пришелся по левому.

– Ну ты прямо Шерлок Холмс! – похвалила Зинка.

– Это еще что, – возбудился от заслуженного комплимента Романо. – Вчера был у меня африканец, который утверждал, что ему грозит смерть, потому что его дядя генерал, который возглавил провалившийся путч, а он сам капитан, участвовавший в этом путче.

– И как же ты его вывел на чистую воду? – спросила Зинка.

– Я понял, что все его сведения насчет этого путча из Интернета. Задал парню несколько вопросов насчет дяди – мол, какого рода войск он генерал. Парень отвечает, что авиации. Спрашиваю – и ты летал? И я летал, отвечает. На чем летал? – На истребителе. Когда он вышел, я из Википедии узнал, что в Бурунди нет никаких истребителей. Там всего 16 авиатранспортных средств, из них семь вертолетов. Какой дядя-генерал? У нас принцип простой: солгал в одном – значит, лжешь и во всем остальном.

Романо вкусно поглощал борщ с бородинским хлебом. Доев последнюю ложку, поднял голову, чтобы попросить добавки. Зинка давилась от смеха. Сначала Романо хотел рассердиться, но передумал и рассмеялся тоже.

– У тебя на работе знают, с кем ты встречаешься? – спросила Зинка.

– Только один человек знает – мой друг. Я не обязан ни перед кем отчитываться.

– Романо, о наших отношениях знают несколько человек – Аскольд, Верка и скрипач Адик. Адик при этом понятия не имеет, кто ты и где работаешь. Верка поклялась мне здоровьем своих дочек, что никому ничего не расскажет. Аскольд мой адвокат, и вы с ним друг друга за яйца держите, а может, уже и отпустили. Один загадывает загадки, другой их разгадывает – вам скучно будет друг без друга. Но мне, честно говоря, хотелось бы на свет выйти. Не хочу я всю жизнь прятаться, выдавать себя за кого-то, притворяться. Почему ты, американский гражданин, работник государственной службы, должен скрывать свои отношения со мной? Конечно, мне странно слушать твои истории – ведь меня поймать было не труднее, чем капитана авиации из Бурунди. Я могла уже пару месяцев вариться в депортационном суде, а вот сижу с тобой, слушаю про таких, как я. Аскольд прав – неумная вся эта система. Кто смекалистее, тот и победитель.