Текст книги "Дура LEX (сборник)"

– Я ведь не совета у тебя просил. Ты знаешь, сколько дел я выиграл? Сотни. И ни одного крупного не проиграл!

– Я и не даю тебе советов, ты ведь уже принял решение – ты сам сказал.

– Но забудем о юриспруденции. Кто такие Леван и Беслик?

– Это новый тип российских бизнесменов. Если бы мир был устроен по прокурорским меркам, они бы сидели в тюрьме, но в таком случае не встречался бы американский президент с российским, не летали бы в Америку самолеты «Аэрофлота», не продавалась бы в Москве кока-кола. Но все это происходит, а поэтому Беслик и Леван должны быть свободны.

– Ты циник.

– Я мечтал быть прокурором.

– Спасибо, что ты приехал, хотя я ждал большего.

– Леван и Беслик должны быть свободны, потому что год тюрьмы, который ты им, может быть, и впаяешь, и то условно, это позор. Тут либо смертная казнь, либо на свободу.

– Ты просто судья Линч. Но ведь они же не совершили ничего, что заслуживало бы смертной казни. Да и нет у нас в Коннектикуте смертной казни.

– Поэтому – на свободу! Скажи, что бы ты делал, если бы тебе показали новорожденного младенца с прикрепленной к пеленке справкой, что у него патологическое нарушение мозга и что вырастет из него серийный убийца? Допустим, медицина уже на таком уровне, что заключение экспертов – неоспоримый факт.

– А что я мог бы сделать? Заранее приговорить младенца к пожизненному за еще не совершенные им преступления? Посоветовал бы родителям следить за ним.

– А каким родителям ты посоветуешь следить за Бесликом и Леваном? Нет уже тех родителей.

– А ты думаешь, они оба с такой справкой?

– Не сомневаюсь.

– Ты меня укрепил в решении закрыть дело. Мне почему-то больше хочется отправить их обратно, чем засадить в тюрьму здесь.

– Справедливый подход.

– Осторожно веди себя с ними. Если что, звони – у меня в Нью-Йорке хорошие связи в полиции и прокуратуре.

– Спасибо. Я первый узнал, что дело закрывается?

– Да.

Прокурор Кевин Гросс рассчитался за ланч, и я уехал в Нью-Йорк.

Я позвонил Брайану и Лэйну и сказал, что Гросс прекращает уголовное преследование.

– С тобой соединялся кто-нибудь? Николай, Беслик, Леван?

– Никто.

– С нами тоже никто.

– Пошли они все к черту. Я уезжаю в отпуск. Надеюсь, к моему возвращению их в Америке уже не будет.

– Если Гросс говорил правду, то через неделю дело будет закрыто. Повезло мерзавцам. Наверное, ты у них счастливая карта. Благодаря тебе Беслика освободили до суда, теперь опять же благодаря тебе суда вообще не будет. Они тебе должны миллион долларов.

– Пока что Беслик хочет назад свою десятку.

– Скотина.

* * *

Я приехал домой и лег спать. По-моему, звонил телефон, но у меня не было сил проснуться. А когда проснулся, вещи в дорогу были собраны и Крис радостно суетился, запихивая в свою сумку какую-то игру.

Было уже темно, когда мы отчалили от дома и, выехав на 80-й межштатный хайвей, взяли курс на запад.

– На запад, отец, двигай на запад, – сказал Крис.

Айлин рассмеялась и сказала:

– На запад, муж, двигай на запад!

Через час пути мы миновали Делаверское ущелье. Айлин села за руль, а я задремал.

– Здесь мы с папой вчера были, – сказала Крису Айлин, когда мы поравнялись с городком, где находился «Бар Мэри-Джо».

– Что делали? – иронично спросил Крис.

– Ничего. Просто были, и все.

– Кстати, куда мы едем? – спросил Крис. – Не сюда же.

– Нет, не сюда. Доедем до Чикаго, а там посмотрим. Может, на пароме через Великие Озера в Канаду, может, на юг свернем. Я понимаю, что тебе такая поездка может показаться скучноватой, но нам нужно всем побыть вместе.

Зазвонил мой мобильный.

– Борис, это Исаак. Что там у вас происходит?

– А что такое, Исаак?

– Мне передали, что ты чем-то недоволен. Так ты знай, в наших силах все исправить. Если бабки нужны, так и скажи.

– Бабки не помешают, Исаак. Заплати – будешь доволен.

– Нет проблем. В понедельник тебе закинут десять штук.

– Пусть оставят у секретарши. Можешь даже двадцать штук закинуть.

– Что так, Борис?

– Скоро ты сам все узнаешь.

– Есть какие-то новости?

– Есть, но связь прерывается. – Я выключил телефон.

Пошел дождь. Айлин вела машину, Крис спал на заднем сиденье. Вокруг была Америка.

* * *

Дальнейшая судьба некоторых героев этой истории такова.

Спустя пару лет после возвращения в Москву Леван Ованесян пошел в больницу проведать раненого сына. Находясь в палате, подошел к раскрытому окну покурить. В этот момент его сразила пуля снайпера, попавшая в голову. Думаю, это событие сам Леван откомментировал бы коротко и емко: «Раз убили, значит, пидораст».

Беслик Бароев стал владельцем казино в Москве. Убили его примерно в двухтысячном году. Учитывая особенности его характера, я считаю Беслика долгожителем.

Дика Бароев парализован после пулевого ранения в позвоночник.

Сережа Карпович продал «Прибой» и купил небольшую гостиницу с рестораном и бассейном на Лонг-Айленде.

В 1995 году Джон Бэйкер защищал одного из обвиняемых в деле, связанном с первым взрывом во Всемирном торговом центре в Манхэттене в 1993 году. Сейчас Джон сидит в тюрьме, потому что брал деньги с клиентов, за юридическую защиту которых, в силу их бедности, ему заплатил штат.

Лэйн Стюарт умер в 2004 году.

Кевин Гросс стал судьей.

Брайан Макинтайр по-прежнему практикует в Коннектикуте.

Судья Масси на пенсии.

Барри Арнитц практикует в Нью-Йорке.

Скотт Кроссфилд, первый пилот, достигший скорости двух Мах’ов и которому не хватило пешеходной скорости до трех Мах’ов, погиб в штате Джорджия 19 апреля 2006 года, когда пилотируемая им одномоторная «Сессна» врезалась в землю. Ему было 84 года.

Рому и Славика арестовали в 1997 году за вымогательство. Рома согласился сотрудничать с прокуратурой и после окончания судебного процесса скрылся в дебрях программы по защите свидетелей. Наверное, живет под другим именем в каком-нибудь захолустном штате. Славик, если хорошо себя вел, уже должен был выйти. Ему дали десять лет, а при хорошем поведении в федеральных тюрьмах со срока сбрасывают аж пятнадцать процентов срока.

Илья Горский стал еще более популярным писателем. Историю с Бесликом и Леваном он помнит, я думаю, хорошо. Иногда я его вижу по телевизору.

Билл расстался со своей русской девушкой и растворился в Америке. Я его не видел с тех самых времен.

Я ничего не знаю про Армена Аганбегяна и негодяя Шихмана.

Мне неизвестно также, что произошло с Колей. Насколько я знаю, он улетел в Москву вместе с Бесликом и Леваном. Конечно, любопытно бы узнать, кем же он был на самом деле, но не настолько, чтобы что-нибудь предпринять для этого.

Верка и Зинка

– Море-то какое теплое, – сказала, подсаживаясь, Зинка. – Ты давно уже тут?

– Неделю, – ответила Верка. – А ты когда прилетела?

– Два часа назад. А когда нас кормить будут?

– Никто нас кормить не будет. Ты разве никакой еды с собой не привезла?

– Конечно привезла. Просто горяченького чего-нибудь хочется.

– В мотеле кофе можешь попить. Если налево по дороге пойдешь, через километр увидишь бодегу – там суп куриный съесть или рис с бобами. И то и то сорок песо.

Девушки вошли в теплую воду, поплыли на боку вдоль побережья. Было пустынно. Иногда по дороге, идущей по берегу, проезжала ржавая машина или автобус без окон.

– Три дня назад мимо Доминиканской Республики ураган прошел, совсем недалеко, – выплевывая фонтанчиком воду, сказала Верка. – Небо было все черное, волны громадные. Видишь, сколько мусора нанесло на берег. Сегодня первый день тихо.

– А сколько нам еще здесь сидеть? – тоже фыркая, спросила Зинка.

– Ты семнадцатая. Капитан сказал, что наберем двадцать к понедельнику, тогда и поплывем. А я уже здесь торчу больше месяца.

– Страшно все это, – сказала Зинка.

– А мне дома еще страшнее. Ты, Зина, откуда?

– Из Ивано-Франковска. А ты?

– Из Иршавы.

– Так мы ж с тобой соседи, – обрадовалась Зинка.

– Зина, мы все тут соседи – вся двадцатка из западенцев будет. У нас западенский набор.

Зинка и Верка вышли на берег и улеглись на песке. Песок мгновенно прилип к белым волосам Верки и к черным Зинкиным. Тело Верки было черным от загара, а Зинкино – только чуть-чуть смуглым. Верка была немного выше Зинки.

– Спать хочется, – сказала Зинка. – У меня еще время все перевернутое. Это ты здесь бусинку в пуп вставила?

– Нет, год назад в Турции. Красиво?

– Очень красиво. Ты думаешь, в Америке такую вставят?

– В Америке? Если мне в Турции вставили, то в Америке тебе все что хочешь вставят.

– Слышь, Верка, у меня сало есть.

– И у меня сало есть. Ты хочешь сала?

– Ага. И водки выпить.

– Я позавчера здесь с хлопцами выпила, отлегло немного.

– А что это за хлопцы? Цепляться не будут? А то я замужем.

– И я замужем. Нет, хлопцы не цепляются. Капитан сказал, что если кто бузить будет, он того не повезет. Они у меня все шелковые ходят.

– А девчата еще есть?

– Катька со Львова и Ксюша с Ясеней. Они еще молодые, поехали с хлопцами на лодке кататься.

– Верка, у тебя дети есть?

– Две девочки, одной тринадцать, другой семь. А у тебя?

– Тоже две дочки – пятнадцать и десять. Даже не верится, что я их вчера видела. Уже скучаю по ним. Ведь даже позвонить им не могу.

– Я тоже по своим скучаю. Я знаю, им с моей мамой хорошо, лучше даже, чем со мной. Она и накормит, и приласкает, никогда кричать на них не будет, не то что я. А они все равно плачут, домой зовут, у меня аж сердце разрывается. А что я им могу объяснить?

– Я дочкам сказала, что дома не заработаю на все необходимое. Музыка дорого стоит – моя дочь на скрипке играет, сама скрипка дорого стоит, одежду хотят всю самую модную, да и еда ты сама знаешь сколько сейчас стоит. Слушай, а где твой муж?

– Объелся груш, – зло ответила Верка. – Не знаю я, где он. Иногда дочкам звонит. Пропал он год назад. Девчата говорили, что видели его с молодухой во Львове. Я б ей зенки повыцарапывала – женатого мужика красть.

– И мой пропал. Год назад уехал в Канаду, так его и видели. Звонил на день рождения старшой, а подарка не прислал. И денег тоже не присылает. На заработки он уехал, говнюк! Где его заработки? Если бы он присылал хоть немного, я бы с детьми была, а так мы не проживем. Ты же сама знаешь, сколько мясо стоит. Младшая у меня больная, ей овощи-фрукты нужны. Наверное, витамины ей даже нужнее, чем я.

– Ну, может, в Америке новых мужей достанем. Ты еще очень даже ничего. – Верка засмеялась и ущипнула Зинку за красивую ляжку.

– Да и ты девка что надо. А как мы замуж выйдем без развода?

– Ты сначала жениха найди, а потом о разводе думай. Я думаю, при разводе мой Микола хату заберет. У нас еще квартира есть в трехэтажном доме.

– А мой Микола у меня уже все забрал. А если еще квартиру захочет, то нехай подавится ею.

Девушки встали и направились к выцветшему зданию, которое когда-то было зеленым, а может, розовым. Перед входом ополоснулись под душем, устроенным под пальмовым навесом. Вода в душе была солоноватая. За две минуты, которые она стояла под душем, Зинка успела всплакнуть. Вышла с красными глазами, волосы спутанные, на теле все равно песчинки остались. Верка обняла Зинку, поцеловала в щеку.

– Это только начало, – тихо сказала Верка. – Ты должна держаться ради детей. В Америке легче будет. Давай я помогу тебе перенести вещи в мою комнату, а Катьку в твою отселим, ей все равно.

В комнате Зинка и Верка расстелили на маленьком столике украинскую газету, которую Зинка взяла в самолете, разложили на ней сало, консервы, хлеб, сыр. Комната была маленькая, воздух в ней был затхлый, влажный. Влажными были старые простыни и подушки без наволочек, даже стены. Только каменный пол приятно холодил ноги.

– Я сало в фольге провезла, чтоб не просвечивалось на таможне, – сказала Зинка.

– Хорошее сало. Я сразу вижу, когда сало хорошее. Фольгу для Америки надо, а тут им твое сало по барабану. – Верка нарезала большой кусок сала на толстые ломти.

– Такое сало надо без хлеба есть. Оно сладкое, прямо тает во рту.

– Сейчас растает. – Верка достала бутылку водки, разлила по пластмассовым стаканчикам грамм по тридцать каждой. – Ну что, Зинка, давай теплой водочки поддадим за встречу!

– За встречу и за дружбу! – чокнула свой стаканчик о Веркин Зинка.

Девушки выпили и сунули в рот по куску сала. Потом разлили еще по одной и выпили за детишек. Третью выпили за то, чтоб благополучно добраться до Америки. Съели по три ломтя сала, банку частика в томатном соусе, по кусочку сыра. Захотелось пить, но воды не было.

– Пошли к Хорхе кока-колы купим, – сказала Верка. – Хорхе здесь убирает.

Девушки вышли в коридор и потопали по облезшему ковру к конторке, располагавшейся у входа в мотель. За мутным треснутым стеклом на стуле спал старик.

– Хорхе, – постучала в стекло Верка. – Хорхе, уна кока-кола.

Хорхе проснулся и уставился в стекло.

– Уна кока, Хорхе, – снова попросила Верка.

Хорхе открыл дверь и улыбнулся беззубым ртом.

– Факи-факи, – сказал Хорхе.

– Но факи-факи, – запротестовала Верка. – Уна кока-кола.

– Факи-факи, – упрямо повторил Хорхе. – Но донья Сида.

– Что он лопочет? – спросила Зинка.

– Трахаться он хочет и говорит, что СПИДа у него нет. СПИД по-ихнему донья Сида. Они эту заразу доньей зовут, как женщин.

– Хорхе, но факи-факи, давай кока-колу. – Верка протянула Хорхе красивую бумажку в сто песо.

Хорхе сунул бумажку в карман и принес двухлитровую бутыль кока-колы.

– Факи-факи, – без особой надежды сказал он, протягивая Верке бутыль.

– Иди спать, кавалер, – сказала Верка. – Маньяна факи-факи.

– Маньяна, маньяна, – пропел Хорхе и ушел к себе в каморку.

В номере девочки приняли еще по паре рюмок водки, запив их кока-колой. Забежала Катька, обрадовалась, что теперь будет жить в другой комнате, отхлебнула из бутылки водки, схватила кусок сала и засунула его в рот.

– Доброе сало, – сказала Катька. – Пойду до Стасика.

– Пойди, пойди, – усмехнулась Верка. – Ты еще до Америки пузо себе заработаешь.

– Вот и рожу американца, – засмеялась Катька. – Сынуля мне грин-карту зробит. – Катька отхлебнула еще водки, запила кока-колой.

– Ты первый раз за границей? – спросила Зинка.

– Ага. – Катька засунула в рот еще один кусок сала. – Ох, какое добре сало. У меня все в первый раз, девчата. Ну, бувайте.

– Будем еще пить? – спросила Верка.

– Нет, я поплакать хочу, – сказала Зинка. – Скучаю по малым своим. И по старым тоже скучаю. Я хоть и старше Катьки, а тоже еще нигде не была, только один раз в Ялту с подругами съездила, еще до замужества.

Зинка опустила голову на подушку и тут же заплакала. Верка посидела немного рядом, выпила еще рюмку водки, уже ничем не закусывая, и, не раздеваясь, легла рядом с Зинкой и обняла ее. Через минуту обе уже крепко спали.

* * *

Утром Зинка и Верка проснулись от стука в дверь. Верка встала и пошла открывать, зевая на ходу. Изо рта пахло перегаром, салом, частиком, может, кока-колой или еще чем-то немясным и нерыбным. Не спрашивая, кто стучит, Верка открыла дверь. На пороге стоял здоровый небритый парень лет тридцати пяти, в тельняшке.

– Здорово, Верка, – сказал парень. – А это кто тут у тебя спит?

– Здорово, капитан. Это новенькая. Ее Зинкой зовут. Она из Ивано-Франковска.

– Здравствуйте, – отозвалась с кровати Зинка.

– Вот что, девочки, – сказал капитан. – К трем часам будьте готовы к отплытию. Собираемся у причала с вещами.

– А что, уже все двадцать приехали? – спросила Верка.

– Нет, нас будет восемнадцать. Остальных двоих ждать не сможем. У нас есть несколько дней до следующего урагана, нам проскочить быстро надо. Может, на Багамах тормознемся из-за погоды, хотя не хотелось бы. У каждого должно быть с собой еды на три дня, за воду не беспокойтесь, но по бутылке водки на человека обязательно. Неоткрытой, – добавил капитан, посмотрев на початую бутыль, стоявшую на столе. – Также крем от загара, минимум номер пятнадцать, что-то обязательно на голову.

Капитан вышел и через несколько секунд уже стучался в соседнюю дверь, чтобы кому-то дать точно такие же инструкции. Девочки приняли душ и почистили зубы. Верка опохмелилась рюмкой, и ее чуть не вырвало.

– Это водка с пастой смешалась, – сказала Зинка. – Надо было до того, как чистила зубы. С тобой так хорошо спать было, ты такая мягкая.

– А я так отрубилась, что если бы даже Хорхе пришел, я бы и не заметила.

Зинка вспомнила Хорхе, поморщилась. Посмотрела на часы – около одиннадцати утра.

– Это хорошо, что ты вчера выпила, – сказала Верка. – Иначе бы проснулась с петухами. Я три дня подряд просыпалась в четыре утра, а потом днем спала. Ты тоже через пару часов кунять начнешь.

– А здесь тоже петухи есть? – удивилась Зинка.

– А где их нет? Раз суп куриный есть, то и петухи есть.

Зинка и Верка выбросили остатки еды в мусор, перепаковали сало, проверили наличие крема, неоткрытых бутылок водки и бейсбольных кепок. Все было на месте. Верка отнесла Хорхе початую бутылку водки, и старик тут же допил ее до дна, ничем не закусывая. Пробормотал «факи-факи» и снова заснул. Вернувшись в номер, Верка и Зинка закрыли на ключ чемоданы, а потом пошли на пляж, сели на белый прохладный песок, закурили. Море было местами синим, а местами серым. Вдали, почти на горизонте, стоял, а может и плыл, теплоход.

– А ведь мы вчера не курили, – сказала Зинка. – Я даже забыла, что курю. После выпивки я всегда курю, а вот вчера забыла.

– Это от нервов, – сказала Верка. – У тебя нервы были на таком пределе, что им никотин не нужен был. Наверное, они сами вырабатывали никотин.

– Здесь хорошо, почти как в Ялте, – сказала Зинка. – Мороженого хочется.

– Ну так пойди к Хорхе, у него цветные ледяшки есть, по тридцать песо штука.

– Да ну его к черту, без ледяшек обойдусь. Верка, ты на яхтах плавала когда-нибудь?

– Не-а. Классно, наверное.

– Наверное. Я читала – все богатые на яхтах плавают.

– Вот и мы, как богатые, поплывем. Намажемся номером пятнадцать, выпьем по стакану водки, закусим частиком и поплывем в Америку. Мне капитан сказал, что если нас при заходе в порт арестуют, то всех в тюрьму посадят, а ему вообще минимум пять лет дадут.

– А нам сколько дадут? Мы же ничего не сделали.

– Так сделаешь. Может, ты орден хочешь за нелегальный переход границы?

– Не надо мне ордена. Мне бы лет пять поработать, дочек поднять, и гуд-бай, Америка. У меня одна подруга вернулась из Америки после пяти лет, ты бы на нее посмотрела. Купила квартиру в центре города, белую «Тойоту» и еще бизнес открыла. Я уже не говорю про шмотки. Я ее видела на танцах в диско. Она может любого хлопца себе выбрать, такой у нее прикид.

Зинка встала, стряхнула с себя песок.

– Пошли скупнемся, – сказала она.

– Да я уже купальник запаковала в чемодан, – ответила Верка.

– Я тоже. Давай голыми скупнемся. Я читала, что в Европе все голыми купаются, а здесь все равно на пляже ни души. Отелей и туристов в этом месте нет.

Девушки скинули с себя одежду и вошли в теплое Карибское море.

* * *

– Тихе, тихе море, а я вон хмару бачу, – сказал Стасик, вглядываясь в небо. – Велыка хмара йде сюды. Чую, шо перевертаемось, хлопци.

– В добрый час сказаты, в лихий промовчаты, – укорил Стасика Андрюха.

На пляже около пристани звучала украинская речь. Западенцы сидели на песке рядом со своими чемоданами. Парни рассказывали друг другу о своих прошлых приключениях. Они курили, сплевывая в песок. Вокруг каждого лежало по десятку серых комочков-плевков. Девушки глядели на море. Ровно в три часа дня из-за мыса показалась большая моторка. Она за минуту домчалась до пристани, и парень, сидевший у руля, прокричал:

– Пять парней и четыре девки, на борт! Остальным ждать!

Никто не толкался, не лез, чтобы быть первым. Как-то само собой получилось, что Зинка и Верка очутились вместе в первой группе. Парень ловко развернул моторку и помчал к мысу. Зинка смотрела на воду, которая вдруг стала зеленой, глубокой и неприветливой, даже страшной.

Яхта оказалась большой и старой. На корме латинскими буквами было написано «Baby Christina». Под названием значился порт приписки – Багамы. Посреди палубы торчала высокая мачта, за мачтой ютилась низенькая надстройка. Из надстройки вышел уже знакомый капитан в той же тельняшке.

– Располагайтесь внизу, по шесть человек на каюту. В тесноте, да не в обиде, – обратился ко всем капитан. – Капитаном меня больше не зовите, а зовите просто Олегом. Парень на моторке – матрос Саша, есть еще один матрос – вон он на корме с мотором возится. Его зовут Натан. Он еврей, но если кто-то что-то на эту тему скажет, Натан за борт выкинет, а я поддержу. А сейчас всем спуститься вниз и занять места в каютах. На палубу не выходить, пока не разрешу. Поскольку девок меньше, чем парней, то поселить вас раздельно не получится. Если у парней, или даже у девчат, что где зачешется, Натан почешет – больше в этом месте чесаться не будет никогда. Из чемоданов взять только самое необходимое, а чемоданы сложить на корме.

Первая девятка пассажиров спустилась вниз по лесенке. Пассажирские каюты оказались крошечными. В каждой к двум боковым противоположным стенам одна над другой были прибиты узкие койки, и еще два топчана стояли в проходе, так что места для прохода почти не было. Зинка и Верка сели на одну кровать, касаясь друг друга попами. Парни собрались в другой каюте.

– Ты что из чемодана достала? – спросила Зинка, кивая на пластиковый пакет, который Верка поставила между ног.

– Палку колбасы, бутылку водки, зубную щетку, крем для загара, две пары трусов и прокладки. А ты что?

– А я кусок мыла, бутылку водки, пакет халвы, банку частиков, две пары трусов, а щетку забыла.

Помолчали. Яхту заметно качало, хотя волны были небольшие. В маленький иллюминатор были видны какие-то щепки, нырявшие в волнах, еще какой-то мусор.

– Верка, по-моему, мне уже плохо, – сказала Зинка.

– Капитан мне говорил, что раздаст какие-то таблетки, которые помогают при качке. Потерпи немного.

– Терплю, Верка. У меня лицо уже зеленое?

Верка посмотрела на Зинкино лицо. Оно было зеленым.

– Нет, Зинка, нормальное лицо. Ты нажми пальцем под носом, легче будет.

– Откуда ты знаешь?

– Я летать на самолете ужасно боюсь, и мне один парень, который йогой занимается, сказал, что, если сильно пальцем под носом нажать, легче становится. Я полпути, когда летела, палец под носом держала, у меня потом красное пятно еще неделю оставалось.

– Так я ж не боюсь, мне просто от качки дурно.

– Это при всех случаях помогает. Нажми, только сильно.

Зинка нажала пальцем под носом. Было больно, и Зинка поморщилась. Но дурнота ушла почти сразу. Послышался топот – прибыла вторая «девятка». Когда все разместились, оказалось, что каюту вместе с Веркой и Зинкой будут делить еще две девушки и два парня.

Заработал мотор, и яхта тут же накренилась на развороте. Иллюминатор казался чуть ли не на уровне воды, белая пена проносилась совсем рядом. «Вот и поплыли в Америку», – подумала Зинка, а вместе с ней, наверное, и остальные семнадцать западенцев. Через несколько минут матрос Саша заглянул в каюту и сказал, что можно выйти на палубу.

На палубе были длинные скамейки, лежали спасательные круги. Яхта шла под мотором, ее почти не качало. На корме за большим штурвалом стоял Олег. Матрос Саша тащил с носа на корму какой-то канат. Откуда-то на палубу вышел Натан. У него были толстые волосатые руки и ноги, очень широкие плечи и перебитый нос. Натан подозвал пару парней и вместе с ними начал перетаскивать чемоданы с кормы куда-то в глубь судна. Натан легко поднимал чемоданы, было видно, что он очень сильный человек. Берег удалялся, постройки сравнялись с землей, и скоро стало видно, что Доминиканская Республика расположена на острове.

– Олег, выпить можно? – крикнул один из парней.

– Выпить всегда можно, – улыбнулся Олег. – А вот нажираться нельзя. Разрешаю каждому по двести грамм. Саше и Натану даже не предлагать. Закусить не забудьте.

– Олег, дай нам с Зинкой по таблеточке, – попросила Верка.

– Сначала выпейте, потом посмотрим, нужны ли вам таблеточки. Обычно алкоголь помогает и без таблеток. Я вам, девочки, специальный коктейль сделаю, чтоб дурно не было. Натан, постой у штурвала.

Олег спустился вниз и через минуту вернулся с бутылкой бренди и бутылкой кагора. Матрос Саша принес несколько стаканов, раздал их девушкам. Олег налил Верке и Зинке на три пальца бренди, а затем сверху до краев кагора.

– Ну-ка, залпом! – скомандовал Олег.

Верка и Зинка послушно выпили коктейль. Он был крепкий и вкусный. Через минуту обе захорошели. Остальные пили водку. Солнце, опускаясь, становилось красным, на мачте, хоть еще было светло, зажглись огоньки. Западенцы легли на лавки, стоявшие на палубе. Одна девушка запела украинскую песню, но ее никто не поддержал. Девушка допела песню до конца и, шатаясь, спустилась вниз в каюту. Внезапно стало темно – то ли солнце зашло, то ли его закрыли тучи. Подул сильный ветер, где-то грохнул гром. Олег, Натан и Саша с серьезными лицами спустили паруса, закатали их в брезент. Вдруг яхта вздрогнула от сильного удара о правый борт. Затем последовал еще удар, и судно затрещало.

– Что это, Олежек? – взвизгнула одна из девушек.

– Шторм, Маруся, шторм. Спускайтесь-ка вы вниз, не нравится мне все это.

Западенцы гуськом спустились по лесенке вниз и разошлись по своим каютам. Удары о правый борт становились все сильнее и сильнее, и «Бэби Кристина» стала проваливаться в глубокие ямы между валами. Зинка перебралась на Веркину койку и прижалась к Верке.

– Пальцем… дави… под носом, – простонала Верка. – И не смотри в окно, там страшно.

– Ой, давлю, Верусю, давлю. За окном, Верусю, водяной, он по нашу душу пришел. Я неба не бачу, тильки зелену воду и черта у ней. – Зинка одной рукой обняла Верку, а костяшками пальцев другой давила у себя под носом. – Верусь, я не хочу за гроши погибать.

– За деток, Зинка, погибнем, за деток, а не за гроши. Я когда маленькой была, на дерево залезала, а потом думала – зачем я полезла, ведь страшно очень. Но ведь слезала как-то. И здесь как-то слезем.

Две другие девушки в каюте перебрались к парням и прижались к ним. Они постанывали от каждого удара и вцеплялись в спину парням ногтями. Парни сначала встречали каждый удар волн матюгами, но постепенно оба перешли на «Господи, спаси, Иисусе». В каюту заглянул матрос Сашка и сказал: «Не бздо, и не через такое прорывались». Сказал он это, однако, не очень уверенно.

Как Зинка ни давила у себя под носом, страх не проходил. Мало того, подступала тошнота. Зинка перелезла на свою койку и теперь думала только о том, чтобы ее не вырвало. Она понимала, что долго не выдержит, и мысль о том, что она сейчас загадит всю каюту, что в ближайшее время придется плыть в блевотине, поскольку о том, чтобы замыть все после рвоты, не могло быть и речи, пугала ее больше, чем треск обшивки «Бэби Кристины».

– Дыши глубже, – угадала ее мысли Верка. – Дыши глубже и дави пальцем под носом.

– Дав-в-влю, Верусю, – еле проговорила Зинка. – К-как ты там?

– Мне хорошо, Зинка, только немножко страшно. Мне так Олежкин коктейль понравился, я хочу каждый день такой коктейль пить.

Вдруг одна из девушек в каюте издала громкое рычание, и ее вырвало прямо на парня, за которого она держалась.

– Шо ж ты, падла, наделала? – заорал парень, вскакивая и тут же снова падая в блевотину.

Девушка остановиться уже не могла и продолжала блевать на топчан и рядом с ним. Через минуту к ней присоединилась и вторая девушка, и тут Зинка тоже не выдержала. Парни оказались не намного крепче, и вскоре вся каюта полностью покрылась блевотиной.

К счастью, время в таких ситуациях летит быстро, скоро начало светать, и шторм поутих. Верка, единственная в каюте не блевавшая ночью, пробралась к выходу и вылезла на палубу. «Бэби Кристину» по-прежнему качало на серых волнах, небо было белесое. За штурвалом стоял еврей Натан. Верка подошла к Натану и поздоровалась. Она хотела спросить, какой прогноз погоды на день, но заробела.

– Что, обосралась небось? – ласково спросил Натан.

– Я нет, а вот каюта наша вся в блевотине. Как нам теперь мыть ее?

– Вон на корме ведро, швабра. Ведро на веревке, забрось за борт – там воды хватит. А потом сверху пресной ополоснешь. А хочешь, я помою, но за любовь.

Верка взяла швабру, ведро, зачерпнула в него морской воды и, пошатываясь от качки, поплелась со всем этим хозяйством вниз. Зинка и все остальные пассажиры каюты спали прямо в блевотине. Верка всех растолкала и выгнала наверх, затем вылила на топчан ведро воды, позвала парней и заставила их носить воду с палубы, пока в каюте не стало чисто. Пол и топчаны от морской соли сделались липкими, и Верка потребовала несколько ведер пресной воды и мыла. Наконец каюта приобрела жилой вид.

Выйдя на палубу, Верка перегнулась через перила, и ее вырвало. Натан рассмеялся и сказал:

– От меня бы не вырвало.

Следующие четыре дня были поспокойнее, хотя все равно не так, как у богатых на картинках. Олег дал западенцам несколько удочек, и вскоре на палубе лежало с десяток рыбин махи-махи. Зинка села на корме и начала чистить рыбины. Требуху она выбрасывала за борт, и через несколько секунд появились акулы. Акулы сожрали всю требуху и продолжали плыть рядом с «Бэби Кристиной». Яхта быстро шла под парусом, но акулы не отставали. Их красивые торпедообразные туши были отлично видны, и западенцы стояли, облокотившись на перила, и любовались ими. Ребятам опять было не страшно, а девчата повизгивали, представляя, что с ними случится, если они свалятся за борт. Потом Зинка пожарила махи-махи, и все ели эту вкусную рыбу под водку. Выпили за капитана Олега, который не дал яхте перевернуться в страшный шторм, и за Зинку, которая так вкусно приготовила махи-махи.

«Бэби Кристина» находилась в пути пять дней и четыре ночи. Иногда мимо проплывали громадные теплоходы, и пассажиры с палуб махали «Бэби Кристине». Наверное, некоторые из пассажиров даже завидовали парням с «Бэби Кристины», разглядев столько красивых девчат, загорающих в купальниках на корме. Два раза в день парни ловили рыбу, в основном махи-махи, но иногда попадалась и морская форель, а один раз даже маленький акуленок, из которого Натан приготовил вкусные стейки. Западенцы жевали эти стейки, пили водку и говорили: «Добре мясо». И каждый рассказывал, какие экзотические блюда ему удалось в жизни попробовать. Стасик когда-то в Сибири ел медвежатину с вареньем из оленьих рогов, Андрюха ел бычьи яйца, зажаренные в сметане с рябиновым соусом, а Катька сказала, что однажды съела яичницу из семи яиц, поджаренную на сале, и все засмеялись.

– Я же голодная была, – сказала Катька, и все опять засмеялись.

Однажды вечером Натан набрел на Катьку и Стасика, целовавшихся на корме.

– Еще раз увижу – за борт обоих выброшу, – сказал Натан.

– А шо, нельзя? – спросил Стасик. – Может, мы любим друг друга.