Текст книги "Битва за Кавказ"

И, если верить Семену Михайловичу, только после этого разговора Лаврентий Павлович дал свою знаменитую телеграмму Сталину от 1 сентября 1942 года: «Командующим Закавказским фронтом считаю целесообразным назначить Тюленева, который при всех недостатках более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с отступлением авторитет Буденного на Кавказа значительно упал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности он, безусловно, провалит дело».

По утверждению Буденного, «после этого разговора Сталин сказал мне: «Вы с Берией не сработаетесь». И меня сняли с Северо-Кавказского фронта. Комвойсками, теперь уже Закавказского фронта, был назначен т. Тюленев, а я больше фронтами не командовал, а только помогал и был комвойсками кавалерии Советской Армии. Берия клеветал на меня со дня его появления в Москве»²⁶⁹.

То, что Семен Михайлович в 1942 году в таком тоне разговаривал с Лаврентием Павловичем, представлявшим ГКО, и в глаза говорил ему о его вредительской деятельности, – никогда не поверю. Так писать он мог только после ареста и расстрела Берии, когда практически вся его деятельность, за исключением, быть может, руководства атомным проектом, была признана «вредительской». Поэтому на основании оценки, данной Буденным, нельзя утверждать, что те мероприятия, которые Берия проводил на Кавказе, были неправильными, и что Сергацков, как военачальник, был существенно лучше, чем Леселидзе.

Историки Лев Лурье и Леонид И. Маляров так описывают деятельность Берии в тот приезд на Кавказ: «Со своих должностей были сняты начальник штаба фронта генерал майор Субботин, начальник тыла фронта генерал майор Ищенко, начальник разведотдела фронта полковник Симаков, командующие 9, 46, 47-й армиями генералы Марцинкевич, Сергацков, Котов. 31 августа Ставка приняла решение об объединении Северокавказского и Закавказского фронтов. Следовало назначить командующего объединенным фронтом и его заместителя. Сталин предложил кандидатуры С. Буденного и И. Тюленева. Берия написал Сталину: “Командующим… считаю целесообразным назначить т. Тюленева, который отдает работе все и при всех его недостатках, по моему мнению, более отвечает этому назначению, чем т. Буденный”, чей авторитет “значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности он безусловно провалит дело”. Это предложение было утверждено.

Берия, по обыкновению, чехвостил командиров. Например, о генерале Марцинкевиче отзывался так: “командир он весьма ограниченный, безынициативный… безусловно случайно оказавшийся командармом, при докладе явно врал”. Генерал Субботин – “плохой организатор, рассеянный, имеющий слабую память”. Командующего 46-й армией В. Сергацкова, по некоторым сведениям, Берия и вовсе избил – самолично… Военный совет фронта своей директивой оформил решение Берии о создании особых оборонительных районов в Грозном, Махачкале, Орджоникидзе (Владикавказе), Дербенте, в районе Сухуми. Они готовились к обороне силами внутренних войск, которым запрещалось отступать “без особого на то распоряжения наркома внутренних дел Союза ССР”. В тылу Северной группы войск было сосредоточено пять дивизий внутренних войск – Грозненская, Орджоникидзевская, Махачкалинская, 11-я (Нальчик) и 19-я (Гудермес). Всего же в предгорных районах имелось до 80 000 человек войск НКВД»²⁷⁰.

Заметим, что в книге Лурье и Малярова в телеграмме Берии Сталину о снятии Буденного имеется фраза, которая относится к Тюленеву и отсутствует в записях Буденного: «…который отдает работе все». Возможно, Семен Михайлович усмотрел здесь намек, что он сам, Буденный, почивает на лаврах и не выкладывается полностью на посту командующего фронтом. Потому-то и не стал включать эту фразу в свои мемуарные записи, призванные оправдать его деятельность на Северном Кавказе в 1942 году.

15 июля 1953 года, вскоре после ареста Берии, старший преподаватель Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова полковник Мефодий Михайлович Мельников (1905–1965), в 1942 году являвшийся начальником штаба 3-го стрелкового корпуса, написал на имя министра обороны маршала Н.А. Булганина донос на Берию и близокого к нему генерала Масленникова, постаравшись выставить в неприглядном свете поездку первого на Кавказ в августе – сентябре 1942 года и действия второго по руководству войсками в битве за Кавказ: «К 1 августа 1942 года я прибыл в г. Сухуми на должность Начальника штаба 3-го стрелкового корпуса. Управление корпуса было сформировано в июне 1942 года. Командиром корпуса был назначен генерал-майор Леселидзе. Корпус входил в состав 46-й армии (штаб армии г. Кутаиси) и имел задачу оборонять побережье Черного моря от возможной высадки морского десанта немцев. Как известно, летом 1942 года, т. е. в этот период советские войска вели сдерживающие бои с противником на Северном Кавказе и на подступах к Кавказским горам.

Ни в штабе корпуса, ни командиром корпуса генералом Леселидзе не оценивалась обстановка в том направлении, что необходимо и немедленно начать выдвижение частей корпуса с побережья моря на перевалы Главного Кавказского хребта. В первых числах августа 1942 года у Командующего 46-й армией генерала Сергацкова созрело решение о необходимости немедленного выдвижения частей для занятия обороны на перевалах, но, как я понял его, он ждал утверждения этого решения Военным Советом Закавказского фронта. Примерно 14 августа я был вызван Командующим армией в Сочи, в штаб 20-й горнострелковой дивизии, где получил от него приказание командиру корпуса генералу Леселидзе о немедленном выдвижении частей корпуса на перевалы.

Генерал Леселидзе отнесся к этому приказанию скептически, возражал против такого поспешного приказания и считал, что еще нет данных для немедленного выдвижения частей на перевалы. Об этом мною было доложено генералу Сергацкову, и последний после длительного переговора по телеграфному аппарату с генералом Леселидзе в моем присутствии в категорической форме приказал выполнять его приказ. Таким образом, генерал Леселидзе затягивал выдвижение частей на перевалы. В результате этого с опозданием были выдвинуты на перевалы части 394-й Грузинской стрелковой дивизии, и по этой причине противник упреждал нас в выдвижении на перевалы. При этом следует подчеркнуть, что части 394-й стрелковой дивизии не были заранее подготовлены и приспособлены для ведения боев в горах. Вышедшие батальоны на перевалы по существу без сопротивления сдали их противнику. Привожу этот факт с той целью, чтобы показать, как теперь стало известно, преступную деятельность Берия, прибывшего в г. Сухуми в качестве члена Комитета обороны. Берия прибыл с большой группой своих приближенных. На заседании в Сухуми, на котором присутствовали Военные Советы Зак. фронта и 46-й армии и секретари горкомов Краснодарского края, он свирепо отстранил от должности Командующего, начальника штаба и начальника тыла 46-й армии и других. Назначил командующим армией генерала Леселидзе, а начальником штаба – привезенного с собой полковника Миколадзе. Он создал большой Военный совет армии и включил в его состав врагов народа, как, например, бывшего Секретаря Сухумского обкома Барамия. Угрожал расстрелом и другими кознями секретарям горкомов Краснодарского края за то, что они не наводят порядка, и за то, что требуют рабочей силы для оборонительных работ, и сказал, что не даст из Грузинской ССР людей для оборонительных работ. Между тем, он ни словом не обмолвился на руководство Грузинской ССР и Абхазской АССР, которые своею деятельностью и пассивным созерцанием усугубляли беспорядки и увеличивали панику.

Например, противник в течение трех дней бомбил г. Сухуми. В городе возникли пожары, паника и грабежи. А руководство Абхазской АССР, и в частности секретарь обкома Барамия и начальник Управления НКВД (по фамилии, насколько припоминаю, Гагуа), после первой бомбежки сбежали в горы и бросили город и население на произвол судьбы. Однако к ним со стороны Берия никаких мер не было принято. Также не помню, чтобы были привлечены к ответственности командир 394 стрелковой дивизии Контария и командиры полков этой дивизии за сдачу перевалов.

Как я уже указывал, Берия прибыл в г. Сухуми с большой группой приближенных ему работников. Вместе с ним прибыли Нарком внутренних дел Грузинской ССР Ропава, полковник Миколадзе, а также Соджая, Пиашев и много других лиц.

Для упрочения угрожаемого положения на Клухорском и Марухском направлениях требовалось принять меры для усиления этих направлений более стойкими частями. Предлагалось перебросить из Батуми 9 горнострелковую дивизию, а на ее место передислоцировать 394 дивизию. В этом Берия отказывал. Позже, видимо под давлением сверху, были направлены на усиление этих направлений 9 горнострелковая дивизия, 155 стр. бригада и 107 стр. бригада, прибывшая с Брянского фронта.

На меня, как на начальника штаба корпуса, и на комиссара корпуса полковника (ныне генерал-майор) Буинцева была возложена Военным Советом армии ответственность за Марухское направление. Для этого нам передали 107-ю стр. бригаду, с которой мы прибыли к Марухскому перевалу. По прибытии нами было установлено наличие специальной группы, присланной Берия со специальным назначением руководства этим направлением. Об этом, видимо, и не знал Военный совет армии. Подобные же группы от Берия находились и на других направлениях, и в частности, на Клухорском направлении находилась группа под руководством Серова (Зам. Министра НКВД СССР). Фактически мы были отстранены от руководства боевой деятельностью подчиненных нам войск.

Возникает необходимость проверить истинное политическое лицо всех лиц, коих Берия привез с собой, назначал и продвигал их по службе.

2. Некоторые факты о ходе боев в районе Орджоникидзе (Владикавказ) в ноябре 1942 года.

Северной группой войск командовал генерал Масленников И.И. В начале ноября 1942 года противник нащупал слабое место в нашей обороне в районе – Нальчик, прорвал оборону и за двое суток узким коридором вышел к окраинам Орджоникидзе. Такое неожиданное появление противника нас удивляло. В ходе продвижения противник разогнал части 10 стр. корпуса, который только что приступил к формированию в районе южнее селения Ардон. Командиром этого корпуса был назначен генерал Лавягин, для которого, как было известно, появление противника было неожиданным. Генерал Масленников И.И. отдал под суд генерала Лавягина.

Войска 9 армии готовились к наступлению на Молгабег. Вследствие неожиданного прорыва немцев на Орджоникидзе наступление было отменено, и 3 стр. корпус спешно выдвигался в район Орджоникидзе для занятия рубежа обороны в районе поселка Кировский. Нам представлялось, что сил в группе войск было достаточно для быстрого и полного разгрома противника. Кроме 3 стр. корпуса, в районе Орджоникидзе находились в резерве, как было известно, дивизия НКВД и 10 гвардейский стр. корпус. Командир 3 стр. корпуса полковник (ныне генерал, командующий ПриВО) Перекрестов предлагал нанести удар во фланг и тыл прорвавшейся группировки немцев. Командующий 9 армией генерал Коратеев поддерживал это предложение командира 3 стр. корпуса. Но, как было нам известно, генерал Масленников И.И. отверг его, 10 гвардейский стр. корпус впоследствии был введен в бой лобовым ударом, завязался затяжной бой. В ходе напряженного боя в один из дней командир корпуса и начальник штаба были вызваны на командный пункт армии. Командарм генерал Коратеев развернул заранее заготовленную карту и указал нам рубеж для занятия войсками корпуса в случае отхода. Эта карта с рубежами, на которые должны отойти наши войска, видимо, была прислана из штаба группы войск. Мы все чувствовали и знали, что Масленников И.И. не мог терпеть такого способного и опытного командарма как генерал Коратеев.

Руководство генерала Масленникова И.И. сводилось к постоянным угрозам расстрела. Были случаи, когда он своими действиями грубо компрометировал действия командиров соединений. Например, 3 стр. корпусу была передана одна стрелковая дивизия (номер ее не помню), которая находилась в движении. Вместе с этим Масленниковым И.И. было приказано с утра следующего дня начать наступление.

День был короткий. Командир корпуса и штаб корпуса в ночь кануна наступления по частям разыскивали эту прибывающую дивизию. Естественно, к наступлению не были готовы. Однако генерал Масленников И.И. приказал наступать. Наступление было неудачным. Генерал Масленников приказал расследовать и пытался невиновных в этом наказать.

Заслуживает внимания и такой факт, когда затягивалась переброска 3 стр. корпуса из-под Моздока под Новороссийск в состав Черноморской группы войск. После войны мне стало известно, что перегруппировка войск из Северной группы в состав Черноморской группы осуществлялась по замыслу товарища Сталина с целью отрезать отход немцев на Таманский полуостров. Как известно, с переброской опоздали, и замысел товарища Сталина не был выполнен, что потом, впоследствии, привело к большим ненужным потерям»²⁷¹.

Скорее всего, насчет того, что ни Леселидзе, ни Сергацков до приезда Берии были не слишком озабочены обороной перевалов, Мельников был прав. Однако связано это было с тем, что советские генералы лучше немецких знали местность и имели представление о том, что как сами перевалы, так и дороги, ведущие от них по южному склону Главного Кавказского хребта, практически непроходимы для обозов и техники. А значит, быстрый прорыв через перевалы в Закавказье невозможен. Прежде пришлось бы построить дороги, на что могло уйти несколько месяцев.

Подчеркивание Мельниковым того факта, что назначенцы Берии были в основном грузины, также было справедливым и находило свое объяснение в том, что Берия длительное время возглавлял компартию и органы безопасности Грузии, а потому предпочитал опираться в первую очередь на грузин.

Насчет же критики И.И. Масленникова за угрозы расстрелом, за стремление наступать быстрее и любой ценой, в том числе бросая в бой без должной подготовки только что подошедшие части и соединения, то здесь Иван Иванович принципиально не отличался от того же Жукова, Рокоссовского или Конева, от всех советских маршалов и генералов, командовавших фронтами и армиями. Стоит только отметить, что, говоря об угрозе расстрелом, Мефодий Михайлович ни разу не упоминает, что кто-либо действительно был расстрелян. Петр Ермолаевич Ловягин (1897–1971), бывший командир 10-го стрелкового корпуса, был отдан под суд за то, что корпус, оборонявшийся на орджоникидзевском направлении, отступил без приказа. Но генерал отделался лишь легким испугом. За невыполнение боевой задачи Военный трибунал Северной группы войск Закавказского фронта 28 декабря 1942 года приговорил его к 10 годам ИТЛ, но определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 6 апреля 1943 года действие приговора было приостановлено и дело из-за отсутствия состава преступления прекращено. Войну в Европе Петр Ермолаевич закончил командиром 55-го стрелкового корпуса, затем отправился на Дальний Восток командовать 88-м стрелковым корпусом и за захват практически без боя восточного побережья Северной Кореи был удостоен второго ордена Суворова 2-й степени. Он дослужился до генерал-лейтенанта и на 17 лет пережил Масленникова.

Что же касается утверждения, будто именно Масленников виноват в том, что не удалось воплотить в жизнь гениальный замысел товарища Сталина по окружению и ликвидации группы «А», то оно вряд ли справедливо. Можно сказать, что здесь виноваты все, и больше всех – сам товарищ Сталин, который не усилил должным образом Южный фронт А.И. Еременко, который должен был сыграть решающую роль в том, чтобы отрезать войскам Клейста путь отступления через Ростов.

Берия на допросе 5 августа 1953 года показал: «Я выезжал с заданием прощупать настроение в руководящем составе партийных и советских органов в Закавказье, особенно в Грузии, нет ли панических настроений. Разобраться с обстановкой и постараться прикрыть перевалы Кавказского хребта». Это звучит правдоподобно. Сталин не был уверен в лояльности как закавказских, так и северокавказских элит, особенно в связи с большим восстанием в Чечне переходом на сторону немцев ряда северокавказских народностей, а также в связи с наличием в вермахте грузинских, арсянских и азербайджанских формирований. Берия должен был расставить на наиболее важные посты тех, в чьей лояльности он не сомневался, а также обеспечить бесперебойное снабжение войск местными партийными и советскими органами, и бросить все имеющиеся в регионе войска на защиту Закавказья и оставшейся под советским контролем части Северного Кавказа. С этой задачей он в целом справился.

На том же допросе Лаврентий Павлович показал: «Я считаю, что мною, командующим Закавказским фронтом Тюленевым, Бодиным – нач. оперативного управления Генштаба, Штеменко и военным советом фронта были предприняты все меры к закрытию перевалов, к закреплению войск Черноморской группы, к закреплению Северо-Кавказской группы войск по Тереку, к укреплению обороны городов – Владикавказа, Грозного и др.». Генерала Сергацкова, по словам Берии, он видел только один раз, «и, судя по обстановке, которая была на Клухорском, Санчаронском перевалах, его нужно было снимать, что и было сделано Закавказским фронтом при моем участии, с последующим утверждением его снятия Ставкой».

Тут Лаврентию Павловичу предъявили заявление самого Сергацкова, который об опальном маршале отзывался весьма нелестно: «Первые два дня прошли в том, что Берия собирал неоднократные совещания, на которых всех ругал, как только ему хотелось, особенной бранью обрушиваясь на генерала армии Тюленева и на меня, однако решений никаких не принималось… В это время у меня осталось очень нехорошее впечатление о поведении такого большого государственного деятеля советского государства, показавшего себя не столько крупным и опытным организатором, сколько истеричным деспотом, к тому же не совсем умным».

Стоит заметить, что Берия, по всей вероятности, все же по-разному ругал Тюленева и Сергацкова, поскольку первым все же решил заменить Буденного, а второго уволил с должности без предоставления нового назначения. Лишь два месяца спустя Сергацков был назначен с большим понижением – командиром 351-й стрелковой дивизии.

Лаврентий Павлович вполне обоснованно предположил, по какой именно причине Василий Фадеевич отклонился от истины: «Он говорит неправду потому, что я его снял с поста командующего 46-й армии». На вопрос же, почему он сменил Сергацкова на Леселидзе, который вроде как нес непосредственную ответственность за провал обороны перевалов, Берия заявил, что «я считал Леселидзе одним из способных командиров» и что «не могло быть этого», чтобы он не принял мер по обороне перевалов. Есть большая вероятность, что если бы генерал-полковник Константин Николаевич Леселидзе не умер бы от болезни в феврале 1944 года, то его сделали бы соучастником мнимого заговора Берии и расстреляли.

Чтобы уличить Берию, ему огласили ту часть заявления Мельникова, где тот утверждал, что Леселидзе не считал необходимым немедленное занятие перевалов войсками и даже «затягивал выдвижение частей на перевалы».

«Это я в первый раз слышу», – признался Лаврентий Павлович. Разумеется, пока он был в силе, никто подобные обвинения ему не смел предъявить. Теперь Берии инкриминировали также назначение на должность нначальника отвечавшей за оборону перевалов опергруппы генерала войск НКВД И.А. Петрова, «совершенно несведующего в военных делах». Берия настаивал, что задачей Петрова было только поддерживать связь со штабом 46-й армии (НКВД отвечала за ВЧ связь). Тогда ему была предъявлена выдержка из справки военно-научного управления Генерального штаба по вопросу обороны Кавказа: «Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что Берия устранил штаб фронта и штаб 46 армии от управления войсками, разработку плана обороны перевалов поручил не имеющему достаточного боевого опыта генералу войск НКВД Петрову, для которого была выдумана импровизированная должность начальника оперативной группы по обороне Главного Кавказского хребта. Эта группа представляла собой особый штаб. Обращает на себя особое внимание план обороны перевалов, разработанный названной выше группой. Как видно из этого плана, к каждому начальнику участка обороны был поставлен доверенный человек Берия».

Подтверждать это Лаврентий Павлович категорически отказался, заявив: «Я не отстранял штаб фронта и штаб 46 армии от управления войсками, а Петров, по моему предложению, был назначен нач. оперативной группы с основной задачей обеспечения связью, так как она была самым важным мероприятием в тех условиях. Что касается доверенных лиц, то речь, очевидно, идет о чекистских работниках, которые мною были прикомандированы к командованию частей и для того, чтобы они были толкачами. Хорошо помню, что на Клухорском перевале был прикомандирован Серов… Нет, это не подрывало доверия и, с моей точки зрения, сыграло положительную роль. Прикрепленные к командирам русские из местных партийных, чекистских работников использовались для связей с местным населением в целях укрепления тыла».

Тут ему предъявили план обороны перевалов, из которого явствовало, что к 15 начальникам обороны было прикреплено 15 грузин. В той же справке Военно-научного управления утверждалось: «Берия во время пребывания в Закавказье расстанавливал угодные ему кадры, стремясь заменить командиров русской национальности грузинами, подчеркивая при этом недоверие к русским командирам, и тем самым подрывал дружбу народов».

Лаврентий Павлович возражал: «С моей стороны недоверия к русским командирам не было, и в мыслях этого не было». На вопрос же, что ему было известно о настроении населения Карачаевской и Черкесской областей, Берия заметил: «К моему приезду немцы уже орудовали с карачаевцами и балкарцами». А на следующий вопрос: «Почему же вы не приняли своевременно решительных мер по изоляции наиболее враждебных элементов, которые оказывали немцам, как проводники, немалую помощь в овладении перевалами?» ответил: «Я пытался чекистскими отрядами прорваться к Эльбрусскому сельсовету, чтобы сделать заслон против карачаевцев и немцев, но уже поздно было».

Берии также инкриминировали «назначение генерала Масленникова командующим фронтом, некомпетентного в военных вопросах, отрицавшего, в частности, до своего назначения, траншейную систему обороны». Лаврентий Павлович вяло возразил, что «Масленников был назначен Ставкой Верховного командования». Тогда ему вновь предъявили справку Военно-научного управления Генштаба: «Товарищ Сталин вынужден был неоднократно обращать внимание на крупные недочеты в деятельности генерала Масленникова: “…Нам невыгодно выталкивать противника. Центр тяжести операции следует переместить в район Черноморской группы, чего не понимает ни Масленников, ни Петров (возможно, допрашивавший Берию генеральный прокурор Р.А. Руденко, по всей вероятности, полагал, что речь идет об И.А. Петрове из НКВД, тогда как Сталин имел в виду командующего Черноморской группой И.Е. Петрова. – Б.С.). Масленников может пустить в дело 58-А, которая болтается у него в резерве и которая в обстановке нашего успеха могла бы принести большую пользу” (шифртелеграмма от 4.1.43 г.).

“…Вы оторвались от своих войск и потеряли связь с ними. Не исключено, что при таком отсутствии порядка и связи в составе Северной группы, Ваши подвижные части попадут в окружение немцев” (директива № 30006 от 8.1.43 г.).

“…только для Тюленева и Кагановича. Обратите внимание на Масленникова, который оторвался от своих частей и не руководит ими, а плавает в беспорядке” (директива № 1673 от 8.1.43 г.).

“Тов. тов. Берия, Кузнецову, Масленникову, Штеменко.

I. Ваша телеграмма дает правильную оценку обстановки и работы войск фронта. Ее недостаток состоит в том, что она относит все ошибки в работе войск фронта за счет штаба фронта и командиров, тогда как их следовало бы, прежде всего, отнести за счет командующего фронтом. Тов. Масленников, как видно, не изжил еще канцелярско-бюрократического отношения к приказам и к вопросам тыла и все еще не понимает, что существо командования состоит не в отдаче приказов, а в обеспечении приказов силами и средствами и в проверке исполнения. Если т. Масленников в течение месяца не изживет этих своих недостатков, то его придется снять с командования войсками фронта и понизить в должности” (директива № 18570 от 16.III.43 г.).

Вам это известно?

ОТВЕТ: Первая характеристика январская мне не известна, так как я тогда был в Москве. Вторая характеристика мне известна. Ее считаю совершенно правильной».

Как можно убедиться на основе цитируемых документов, Сталин ругал не только Масленникова, но и других генералов, в частности, И.Е. Петрова. Масленникова он действительно в мае 1943 года сместил с командования Северо-Кавказским фронтом, и почти год тот находился на более низких должностях – заместителя командующего фронтом и командующего армией. Но сменивший Масленникова во главе СКФ И.Е. Петров действовал ничуть не лучше Масленникова и в начале марта 1944 года после ряда неудач на Керченском полуострове был снят с понижением не только в должности, но и в звании. Масленникова же Сталин в апреле 1944 года вновь назначил командующим фронтом, на этот раз 3-м Прибалтийским, а в дальнейшем Иван Иванович стал заместителем главкома на Дальнем Востоке и за войну против Японии был удостоен звания Героя Советского Союза. Очевидно, Сталин считал его далеко не худшим из своих генералов.

На вопрос «Чем объясняется бездействие Закавказского фронта и Северной группы Масленникова в период тяжелой обстановки для немцев (Сталинградская группа немцев окружена, часть войск с Кавказа была снята и переброшена туда же, соотношение сил на Кавказе было в нашу пользу). Почему вы ничего не делали, несмотря на директиву Ставки, и начали активные действия с опозданием, не окружая, а выталкивая противника?» Берия не нашелся, что ответить: «По этому вопросу ничего не могу сказать». Справедливости ради надо отметить, что во время своего пребывания на Кавказе в период войны весной 1943 года Даврентий Павлович занимался вопросами снабжения и в чисто военные дела и кадровые назначения не вмешивался.

Берии предъявили обвинение в том, что он «в самый тяжелый период обороны Кавказа» не привлек к участию в боевых действиях войска НКВД, насчитывавшие более 120 тыс. человек. И опять предъявили очередное заявление, на этот раз генерала Тюленева: «Для обеспечения успешной обороны Кавказа Ставка Верховного Главнокомандования наметила переброску нескольких частей и соединений регулярных войск за счет резерва Ставки из центра, однако полностью эти войска, намеченные Ставкой, переброшены не были. Вместо них в Закфронт прибывали войска НКВД. Эти войска были на особом учете в распоряжении Берия. Поэтому они не были использованы для боевых активных действий…

Будучи в Ставке Главнокомандования вместе с Л.М. Кагановичем (15–18 ноября 1942 г.), я вновь поставил перед Ставкой вопрос о передаче в распоряжение командования Закфронта хотя бы части войск НКВД, находившихся на территории Закфронта (15–20 полков). И.В. Сталин одобрил мою мысль, но присутствовавший при этом Берия резко воспротивился этому, допускал грубые выпады в адрес командования фронта. Из 121 тысячи войск НКВД, которые в большинстве своем бездействовали, Берия согласился передать в распоряжение Закфронта всего лишь 5–7 тысяч, и то по настоянию И.В. Сталина.

В результате такого преступного отношения к обороне Кавказа со стороны Берия, командование Закфронта не имело возможности использовать войска НКВД для развития успеха…»

Однако Берия этого факта не признал. Справедливости ради надо признать, что войска НКВД вынуждены были вести борьбу с повстанцами в Чечне, а также контролировать ситуацию в других республиках Северного Кавказа, лояльность населения которых внушала опасения.

По поводу же будто бы концентрации значительных сил американских войск в Иране в августе 1942 года (каковой в действительности не было) Берия резонно ответил: «Мне это неизвестно. Вообще мне было известно, что американцы и особенно англичане проявляли заботу о Закавказье».

Но Руденко не унимался: «Вам было ясно, что в случае, если на фронте создастся критическое положение, англо-американцы получат благоприятный повод для оккупации Баку и других районов Закавказья под предлогом “оказания помощи Советскому Союзу”?»

«Да, они этого и хотели», – признал Берия. Очевидно, он не видел в этом ничего криминального. Ведь в случае, если бы советские войска на Северном Кавказе были бы разбиты, для защиты Баку и Закавказья пригодилась бы любая поддержка, в том числе и британские войска.

И тут Берии предъявили наиболее серьезное обвинение: «Вы признаете, что вместо того, чтобы выполнить задание Ставки Верховного Главнокомандования, вы приложили все усилия к тому, чтобы создать критическую обстановку на фронте и открыть дорогу врагу в Закавказье?»

«Абсолютно не признаю», – цеплялся за жизнь Лаврентий Павлович, понимая, что обвинение в измене – это гарантированная «вышка». Впрочем, вряд ли он сомневался в том, что его не собираются оставлять в живых.

Тогда Берии огласили очередную выдержку из справки Генштаба о его действиях в Закавказье в период Великой Отечественной войны: «Действия врага народа и партии Берия были в первую очередь направлены к ослаблению обороны советских войск на перевалах главного Кавказского хребта с целью их открытия для прохода немецко-фашистских войск».

«…Подобная организация обороны перевалов, как видно, была сделана с целью обеспечения преступных замыслов Берия по открытию перевалов. Таким образом, в целях достижения своих преступных целей, Берия фактически нарушил управление войсками фронта, чем нанес огромный вред делу обороны Кавказа».

«Добиваясь осложнения стратегической обстановки на Кавказе, Берия, по-видимому, рассчитывал также и на оккупацию Закавказья англо-американскими войсками. Последние к этому времени сконцентрировали крупные силы в Иране, что вместе с войсками в Ираке составило по данным Закавказского фронта около двухсот тысяч человек, 360 танков, 400 бронемашин и 900 различных орудий. Войска были объединены в 1-ю армию под командованием генерала Вильсона. Как известно, англичане это сосредоточение войск проводили под предлогом “оказать помощь Советскому Союзу”».

Это были сплошные фантазии советских генштабистов, ничего общего с действительностью не имевшие. 21 августа 1942 года было создано британское Командование Персии и Ирака (Persia and Iraq Command) со штаб-квартирой в Багдаде. Его возглавил генерал сэр Генри Мейтленд Уиллсон (в конце 1944 года он стал фельдмаршалом). Но штаб-квартира в Багдаде была создана только 18 сентября, и соответственно, только с этого момента Уиллсон принял командование. Берия же к тому времени покинул Кавказ и никак не мог пытаться открыть фронт для несуществующей группировки британских сил (американских войск в Иране еще не было, они появились там только в 1943 году, когда угроза германского прорыва в Закавказье уже миновала). Главные задачи подчиненных Уиллсону войск состояли, во-первых, в защите нефтяных месторождений и НПЗ Ирака и Ирана от наземных и воздушных атак и, во-вторых, в обеспечении поставок Советскому Союзу в рамках ленд-лиза из портов Персидского залива. Никакой 1-й армии в составе командования не было. Ему непосредственно подчинялись 5-я индийская пехотная дивизия, 3-я польская дивизия карпатских стрелков, сформированная из солдат эвакуированной из СССР армии Владислава Андерса, и 7-я британская бронетанковая бригада. Кроме того, Уиллсону подчинялась 10-я британская армия в Ираке, в состав которой входили 6, 8 и 10-я индийские пехотные дивизии, 31-я индийская бронетанковая дивизия, 10-я индийская моторизованная бригада и 5-я и 56-я британские пехотные дивизии. Все эти войска были разбросаны на значительном расстоянии и рассматривались прежде всего в качестве резервов для британских войск, действовавших в Северной Африке и Бирме. Как писал Уилсон в отчете о своей деятельности, опубликованном в августе 1946 года, «в начале августа 1942 года Военное министерство и штаб Ближневосточного командования предположили, что при наиболее благоприятных для них обстоятельствах немцам удастся достичь реки Аракс в Северной Персии в конце октября. Поэтому, если бы не были предприняты немедленные шаги по укреплению обороны Персии, противнику была бы предоставлена возможность развить успех в Закавказье, нанося удары по нефтяным месторождениям и НПЗ в районе Персидского залива; и от обеспечения безопасности этих регионов в значительной степени зависят военные усилия союзников на Ближнем Востоке, в Индии и на Дальнем Востоке». Уилсон полагал, что «при выполнении моей первой задачи было бы предпочтительнее, чтобы британские войска – армия и Королевские ВВС – оказали непосредственную помощь русской обороне на Кавказе. Однако по административным соображениям, из-за больших расстояний и отсутствия коммуникаций, силы, которые могли бы быть использованы таким образом, были бы недостаточны, чтобы оказать сколько-нибудь заметное влияние на ход операций. Кроме того, нежелание русских принять эту форму помощи сделало такой образ действий невыполнимым. Таким образом в операциях для выполнения моей первой задачи не было необходимости до тех пор, пока русская оборона на Кавказе не рухнет»²⁷². И, как признавал Уилсон, в сентябре 1942 года «единственными войсками в Персии и Ираке, которые немедленно могли бы встретить германское вторжение, были две индийские пехотные дивизии и одна индийская бронетанковая дивизия. При этом пехотные дивизии имели только по две пехотные бригады, еще не завершили формирования и испытывали нехватку артиллерии, инженерных частей и средств связи, а в танковой дивизии не было средних танков. Кроме того, все дивизии испытывали нехватку транспортных средств»²⁷³. К концу сентября «вероятность зимней кампании в Северной Персии отодвинулась, так как самая ранняя дата, к которой немцы предположительно могли бы достичь реки Аракс, была отдвинута до 15 ноября». К этому времени, т. е. к концу сентября, Уиллсон мог направить в Северную Персию только две индийские пехотные дивизии и одну индийскую моторизованную бригаду. В дальнейшем, когда угроза германского вторжения в Северную Персию еще больше отдалилась, Уиллсон оставил в английской оккупационной зоне в Персии только одну пехотную дивизию и одну моторизованную бригаду. А уже к ноябрю ход боевых действий в России и начало союзного наступления в Северной Африке фактически устранили германскую угрозу Северной Персии²⁷⁴.