Текст книги "Битва за Кавказ"

Ввиду этого я предлагаю на короткое время приостановить наступление (его все равно нет, есть приказ о наступлении), сосредоточиться на обороне и частых контратаках, не допускать, чтобы под словесный шумок о наступлении оставляли бы высоты. Провести оборонительные работы, в особенности на линии Фанагорийское – Шаумян – Гойтх – Алтубинал (по р. Пшиш). Привести в порядок потрепанные части и обеспечить освоение местности 408 и 328 сд, укрепить оборону, а затем перейти в наступление.

2) Живем уже два месяца без пополнения, а бои идут серьезные. Все дивизии, за исключением 2 новых, отощали, есть роты по 30 человек. Нужда в пополнении не только в 18, но и в 56, особенно в 47 А.

47 А после Новороссийска оправилась, но она малочисленна – всего-то около 20 т. Дела ее в последний период очень похвальны. Побила крепко румын – две дивизии, держит хорошо Цемесскую бухту и не дает немцам использовать Новороссийский порт, держит один из двух новороссийских цементных заводов. Есть данные, что румыны подтягивают из Крыма новую 18 пех. дивиз., а у нас пополнения нет. Очень прошу вас, т. Сталин, помочь нам.

3) О т. Черевиченко – считаю безусловно правильным его освобождение. Я не ставил этого вопроса перед вами, потому что, когда был здесь т. Тюленев, мы уговорились еще немного выждать, не станет ли он после критики энергичнее работать. Мы с т. Тюленевым даже говорили о кандидате, говорили мы о т. Гречко, командарме 47, но так как назначен т. Петров, то сейчас целесообразно бы поставить вопрос о назначении его командармом 18 вместо Камкова, которого можно послать на 47 менее трудную позицию. Зная, как вы цените способных молодых работников, я хочу обратить ваше внимание на т. Гречко. Это очень способный и выдающийся работник. Хочу еще сказать о нашем нач. штаба т. Антонове: это грамотный, но кустарь-одиночка, безынициативный и вялый работник, он во многом виноват. Последнее время стал очень неточным, если не сказать больше. Кроме того, это один из тех работников б. Южного фронта, которые прикрывают друг друга, их не волнует ни потеря Новороссийска, ни опасность для Туапсе: “видали мы, дескать, потери посерьезнее”, они это не говорят, но все их поведение таково, особенно выделяется нач. артилерии Жук.

Вообще с обманом приходится вести борьбу, потому что это буквально бич в армии, по крайней мере у нас. Было бы очень хорошо, если бы т. Василевский помог бы нам начальником штаба.

4) О кавкорпусе и т. Кириченко.

Корпус вы правильно подняли на всесоюзную вышку, но сейчас он разделен. Исходя из общих интересов, я бы посоветовал, т. Сталин, дать нам в Черноморскую группу 2 стрелковых дивизии или 1 дивизию и 1 бригаду, взяв у нас 2 кавдивизии для воссоединения с дивизиями Кириченко. В северной группе Закфронта имеется кроме корпуса еще немало кавалерии, было бы очень хорошо создать Конную армию, она бы наделала делов. Тов. Кириченко, безусловно, смог бы возглавить такую армию. Это высококультурный военный, он был офицером в старой армии, что ему не помешало стать большевиком в 1917 г. Кончил он три военных советских академии: им. Фрунзе, Генштаба и моторизации. Это крупный, волевой военный командир и преданный партии большевик.

5) Хотел было написать еще о некоторых вопросах из моего небольшого армейского опыта, но письмо затянулось, и напишу я об этом в след. раз. О себе могу сказать, что, во-1-х, я очень вам благодарен за то, что вы мне дали возможность работать в армии, работаю я с огромным увлечением и необходимой энергией. Перестраиваюсь в работе, но не всегда выходит, дела плохи, и приходится иногда поругиваться, не выдерживаю, учусь и переучиваюсь. Во-2-х, Закфронт относится немного с опаской, как бы мы не изображали из себя фронт, особенно, видимо, эта настороженность относится ко мне, хотя я очень лоялен и скромен. Наш военный совет Черноморской группы получил даже указание от военного совета Закфронта, хотел было жаловаться вам, а потом проглотил и решил не беспокоить вас.

Физически после ранения полностью еще не оправился, хотя работу не прерывал. Рука еще не зажила, бывают дни, когда она опухает, но врач говорит, что дней через 10 все заживет.

Очень просил бы вас, т. Сталин, поручить кому-либо присылать мне какие-либо материалы, чтобы я хоть немного был в курсе и не так оторван. С огромным наслаждением прочитал я ваш ответ “Корреспонденту”, это заслуженный щелчок союзникам, дали им слегка в зубы. Тут кровью истекаем, а они св… болтают, отделываются комплиментами и ни черта не делают.

Нельзя прикрывать их бездействие и болтовню чрезмерно деликатным наркоминдельским языком, надо было, чтобы и наш и их народы знали правду. И, как всегда, это сделали вы коротко, просто, прямо и гениально. Очень прошу поручить сообщить мне, когда будете выступать в октябрьскую годовщину, чтобы послушать по радио. До свидания.

Желаю вам здоровья и сил для достижения полной победы над врагом.

Ваш Л. Каганович

Привет товарищам. Л.К.»³³⁰

15 октября 1942 года последовала грозная директива Ставки Тюленеву, подписанная Жуковым и Василевским:

«Из Ваших наиболее частых посещений войск Северной группы и из того, что Вами значительно большая часть войск направлена в состав этой группы, Ставка усматривает недооценку Вами значения Черноморской группы и оперативно-стратегической роли Черноморского побережья.

Ставка разъясняет, что значение черноморского направления не менее важно, чем направление на Махачкалу, так как противник выходом через Елизаветопольский перевал к Туапсе отрезает почти все войска Черноморской группы от войск фронта, что, безусловно, приведет к их пленению; выход же противника в район Поти, Батуми лишает наш Черноморский флот последних баз и одновременно предоставляет противнику возможность дальнейшим движением через Кутаиси и Тбилиси, а также от Батуми через Ахалцих, Ленинакан по долинам выйти и в тыл всем остальным войскам фронта и подойти к Баку.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Вам лично, в дальнейшем, все основное внимание уделить помощи и непосредственному руководству войсками Черноморской группы.

2. Принять все меры к немедленному усилению войск Черноморской группы и создать на Черноморском побережье сильные резервы, для чего:

а) Немедленно перебросить в состав 18-й армии три гвардейские стрелковые бригады из числа резерва Северной группы; одновременно, взамен их перебросить и передать в состав войск Северной группы 34, 164 и 165-ю стр. бригады из Баку.

б) Временно спешить 63-ю кавдивизию и перебросить ее на туапсинское направление, оставив конский состав на пастбищах в районе Зугдиди.

в) Сосредоточить в районе Туапсе передаваемую в состав войск Закавказского фронта 83-ю горнострелковую дивизию. Дивизия в ближайшие дни начнет переброску из САВО через Красноводск на Баку.

3. Ставка разрешает доукомплектовать за счет ресурсов фронта шесть стрелковых дивизий с дислокацией их: Ново-Михайловскре, Туапсе, Лазаревское, Алагир, Баку, Ереван.

Начальнику ГАУ даны указания направить на доукомплектование шести дивизий: винтовок – 50 000, станковых пулеметов – 600, ручных пулеметов – 3 000 и положенное по штату количество орудий всех систем.

Дополнительно в Ваше распоряжение направляются четыре истребительных противотанковых полка, два полка ПВО и один 85-мм зенитный дивизион»³³¹.

В данном случае два будущих маршала оказались совершенно правы. Очевидно, массированные бомбардировки люфтваффе Грозного убедили их, что Гитлер уже не надеется захватить не только Баку, но и Грозный. Поэтому, заключили Жуков и Василевский, Гитлер, скорее всего, ограничится на Кавказе меньшей целью – попытается зазватить Черноморское побережье и уничтожить Черноморскую группу войск и Черноморский флот.

Как признает И.В. Тюленев, «на туапсинском направлении наши войска очистили долину реки Пшиш. Только в соседнем ущелье осталось в окружении до двух батальонов противника. Истреблению этих батальонов мы как-то не придали особого значения. Использовав наше промедление, противник разведал наиболее слабое место в обороне, а затем с помощью подошедшей пехотной дивизии прорвал блокаду извне. В образовавшуюся брешь гитлеровцы бросили пять полков с горной артиллерией и минометами. В ущелье Семашхо немецкое командование надеялось свести с нами счеты за поражение под Орджоникидзе и все предыдущие туапсинские неудачи»³³².

25 октября два батальона 46-й германской пехотной дивизии выбили с вершины Оплепен части советской 31-й стрелковой дивизии, отошедшие на южные и западные склоны горы. 27 октября немцы взяли хутор Маратуки³³³. Попытки вернуть гору Оплепен окончились неудачей. В приказе № 0115 войскам Черноморской группы от 1 декабря 1942 года особо отмечалось, что «31-я сд после неожиданного удара противника оставила г. Оплепен и в дальнейшем, благодаря плохо организованным атакам 67-го гсп, успеха не имела. Передовой отряд 67-го гсп, оставленный на г. Оплепен, благодаря нечетко поставленной задаче, плохой связи с ним и преступной беспечности начальников, был противником уничтожен, о чем комдив узнал лишь на вторые сутки»³³⁴.

25 октября 1942 года Рихтгофен встретился с Гитлером в Ставке «Вервольф» вблизи Винницы. Командующий 4-м воздушным флотом отметил в дневнике недовольство Гитлера медленным продвижением на Кавказе: «Фюрер яростно проклинает Листа. Справедливо». У Гитлера даже появилась идея назначить Рихтгофена командующим группой армий «А», но затем фюрер решил, что тот будет полезнее во главе 4-го воздушного флота³³⁵.

Леон Дегрелль свидетельствовал: «Наше наступление на Адлер также провалилось. Октябрьское наступление не имело цели достигнуть Грузии и Транскавказской магистрали, оно было нацелено на Туапсе, на Черное море и контроль над нефтепроводом к нему, к этому порту». По этому нефтепроводу немцы собирались транспортировать майкопскую нефть³³⁶.

25 октября Ставка ВГК издала директиву Закавказскому фронту о разгроме моздокской группировки противника. Операция должна была начться 3 ноября. Последний пункт директивы гласил: «6. Формирование конной армии, которое Ставкой считается целесообразным, отложить до окончания операции, при этом иметь в виду, что Кириченко к 10–15 ноября для конной армии получит средства усиления: два полка истребительной и два полка штурмовой авиации, три бронебатальона, два бронетранспортных батальона, три мотоциклетных батальона и два-три танковых полка. Пехоту для конной армии придется вам образовать своими силами и средствами»³³⁷.

Однако как раз 25 октября немцы начали свое последнее наступление на Орджоникидзе и Грозный.

Тем временем Клейст издал ряд приказов о подготовке зимних квартир на Тереке. Было ясно, что Малгобекский плацдарм удерживать бессмысленно. Наступление на Грозный не удалось, и начавшиеся в октябре налеты люфтваффе на этот город и нефтяные месторождения наглядно демонстрировали, что захватить этот район до зимы германское командование уже не рассчитывало. Удерживать же плацдарм за Тереком в зимних условиях было практически невозможно из-за трудностей снабжения. Тем не менее Клейст решил предпринять новое наступление в направлении Грозного, чтобы захватить хотя бы Орджоникидзе – конечный пункт Военно-Грузинской дороги. С помощью радиоразведки удалось выяснить слабые места в обороне 37-й армии и местоположение ее командного пункта. В наступление пошли 3-я и 23-я германские танковые и 2-я румынская горнострелковая дивизия в составе 3-го танкового корпуса Макензена. 25 октября 1-я танковая армия начала наступление на Орджоникидзе при поддержке 90 бомбардировщиков и шестиствольных реактивных минометов. Особенно сильно бомбили 295-ю стрелковую дивизию. 26 октября бомбардировке подвергся Нальчик. По словам И.В. Тюленева, «25 октября в 8 часов 25 минут 70 вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребительной авиации неожиданно нанесли мощный удар по войскам и штабу 37-й армии, который располагался на окраине Нальчика – в Долинске. Во время налета погибло девять работников штаба, сгорело много автомашин, разрушен был армейский узел связи. Из Долинска штаб передислоцировался в селение Хасанья, но из-за отсутствия дублирующих средств связи потерял контакт с войсками.

А тем временем под прикрытием плотной дымовой завесы немецкие танки с десантом автоматчиков устремились на наши окопы первой линии. Вслед ринулись мотоциклисты. За ними – пехотные части румын. До поздних сумерек над дорогами, которые вели в Нальчик, висели вражеские самолеты. Массированными ударами они расчищали дорогу танкам»³³⁸.

Командный пункт 37-й армии был выведен из строя несколькими авианалетами, и ее командующий генерал Козлов потерял управление войсками. Первой наносила отвлекающий удар на севере румынская дивизия, форсировав Баксан 4 батальонами. 2 германские танковые дивизии смяли 237-ю стрелковую дивизию и двинулись вперед по степи. 13-я танковая дивизия отошла Нальчик с юго-востока, собираясь соединиться с румынской дивизией, тогда как 23-я танковая дивизия наступала с юга на Аргудан. 2 советские дивизии были окружены к востоку от Нальчика, который пал 28 октября, захваченный 13-й танковой дивизией вермахта при поддержке румын. Немцы взяли 7000 пленных. Боевая группа Брюкнера из 23-й дивизии наступала на юг, чтобы захватить переправу через реку Урух в Хазнидоне. К 30 октября 37-я армия была оттеснена к горам, и путь на Орджоникидзе открыт. 30 октября 23-я танковая дивизия захватила город Чикола при поддержке Ju-88 из KG51 “Эдельвейс”. По словам И.В. Тюленева, командование 37-й армии и Северной группы войск только после падения Нальчика поняли, что имеют дело с главным, а не с отвлекающим ударом врага³³⁹. Командование группы армий «А» также пришло к выводу, что «наступление на Нальчик, по-видимому, застало противника врасплох. Танковые дивизии уже в первый день продвинулись до Псыгансу, некоторые их части повернули на север и создали предпосылки для окружения приблизительно четырех дивизий противника. Уничтожение этой группировки должно закончиться в несколько дней. Противник оттеснен в горы. Представляется, что продвижение танковыми силами в южном, а затем в восточном направлении на Орджоникидзе откроет широкие перспективы…»³⁴⁰

Чтобы спасти положение, Тюленев перебросил на помощь Северной группе 155-ю стрелковую дивизию из 58-й армии и 10-й стрелковый корпус³⁴¹. Но это не спасло положения. По словам А.А. Гречко, «31 октября танковые дивизии врага нанесли удар в районе Чиколы и вышли в тыл 10-у стрелковому корпусу. Штаб стрелкового корпуса был смят танками противника»³⁴².

31 октября 3-й танковый корпус начал наступление с Уруха. Ему противостоял 10-й стрелковый корпус с 52-й танковой бригадой, но они были застигнуты врасплох. 2 ноября 13-я танковая дивизия заняла Ардон, а 23-я танковая дивизия Алагир, оседлав 1 ноября Военно-Осетинскую дорогу, которая вела к Поти и Батуми. Немецкие танки были в 4 км от окраин Орджоникидзе. Но по мере приближения к столице Северной Осетии советское сопротивление нарастало. Налет люфтваффе 2 ноября, стоивший жизни Бодину, Саджая и Заделава, как раз и призван был воспрепятствовать переброске советских подкреплений в Орджоникидзе и осуществлялся по наводке германской агентуры. Удар нанесли «хейнкели» из I./ KG100. Командир 1-й эскадрильи Ханс Бетхер сбросил на Орджоникидзе 16 необычных бетонных осколочных бомб.

2 ноября в Орджоникидзе прибыл командующий Закавказским фронтом И.В. Тюленев, устроивший разнос командующему Северной группой И.И. Масленникову за невыполнение приказа об усилении войск на нальчикском направлении. Прощаясь с Масленниковым, Тюленев будто бы произнес пафосную речь: «Сейчас линия фронта здесь, под Орджоникидзе. До Грозного отсюда свыше 100 километров. Враг на подступах к столице Северной Осетии, а штаб группы оказался в Грозном. А там и Махачкала, и Баку не за горами… Это – очевидная ошибка командования группы. Мы все в ответе за дела на данном участке фронта, но пока войска Закфронта находятся в моем подчинении, полную ответственность за их действия перед Ставкой Верховного Главнокомандования несу я. Орджоникидзе – это крепость, это ключи от Кавказа, это ворота на Восток. Сдать город мы не имеем права. Приказ Родины, партии – оборонять его до последнего вздоха.

Есть, товарищ, командующий! – четко ответил Масленников. – Приказ будет выполнен.

– И еще, – приказал я. – В городе сейчас же объявить осадное положение. Трусов, провокаторов, шпионов, дезорганизаторов немедленно предавать суду военного трибунала. Ввести комендантский час. Срочно созвать Военный совет для обсуждения чрезвычайного положения, создавшегося в городе, и решения конкретных практических задач обороны Орджоникидзе…»

Поскольку Масленников к моменту публикации мемуаров Тюленева давно уже умер, проверить, что именно говорил ему Иван Владимирович, невозможно. Не вызывает сомнений только то, что в Орджоникидзе действительно было объявлено осадное положение. Из района Ищерской к Орджоникидзе были переброшены 10-й гвардейский стрелковый корпус и 63-я танковая бригада. Также 11-й гвардейский стрелковый корпус занял оборону по внешнему обводу Орджоникидзевского оборонительного района. К Орджоникидзе перебросили 2-ю танковую бригаду 9-й армии и 276-ю стрелковую дивизию. На Мамисонском перевале 25-й полк НКВД сменил 351-ю стрелковую дивизию, которая должна была идти на Алагир³⁴³.

Однако когда 3 ноября 13-я танковая дивизия начала атаку на город, она столкнулась с превосходящими советскими силами и оказалась окружена с трех сторон. Как писал П. Карель, «две танковые дивизии пробились на юго-восток, взяли 1 ноября Алагир и участок Военно-Осетинской дороги по обеим сторонам этого города. 13-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Геерса вышла 5 ноября к Орджоникидзе, приблизившись к городу на расстояние 5 километров. Но на этом последние силы были израсходованы. Советские контрудары с севера отрезали дивизии от их тылового обеспечения. 1-я танковая армия была не в состоянии оказать помощь, и ее штаб отдал приказ на прорыв, несмотря на сопротивление Ставки. Он удался»³⁴⁴.

По мнению Д.М. Дегтева и Д.В. Зубова, «если бы в середине августа Рихтхофен не бросил все свои силы против Сталинграда, то этот район (Орджоникидзе. – Б.С.) мог оказаться в руках немцев еще два месяца назад. Причем почти без боя. Теперь же немцам приходилось упорно пробивать одну за другой оборонительные линии советских войск»³⁴⁵.

Ухудшившаяся 3 ноября погода (начались туманы и дожди) лишила корпус Макензена поддержки люфтваффе и затруднила его снабжение. 6 ноября похода улучшилась, и германские бомбардировщики совершили три массированных налета на Орджоникидзе.

Но 6 ноября дивизия Херра была полностью окружена. Погода снова ухудшилась. 9 ноября Рихтгофен записал в дневнике: «Летать невозможно здесь… Мы даже не можем делать телефонные звонки, потому что провода обледенели. Почти ничего сделать нельзя. Это скучно. Мы много спим»³⁴⁶. 13-я танковая дивизия потеряла большую часть своих частей снабжения, но боевые части заняли круговую оборону. На помощь 13-й танковой дивизии Макензен бросил 23-ю танковую дивизию, а 10 ноября – боевую группу Иллига из дивизии СС «Викинг». В ночь с 11 на 12 ноября дивизия Херра прорвалась на соединение с группой Иллига, бросив основную часть снаряжения и техники. Она безвозвратно потеряла 1088 грузовиков и более 80 танков. Немецкое наступление было прекращено. 3-й танковый корпус отступил к прежним позициям, освободив Военно-Грузинскую дорогу³⁴⁷. И.В. Тюленев почему-то был убежден, что командир 13-й танковой дивизии Трауготт Херр погиб в боях за Эльхотово³⁴⁸. На самом деле Трауготт Херр 31 октября 1942 года на Тереке был только тяжело ранен в голову шрапнелью. Он дослужился до генерала танковых войск, заслужил Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами, а в конце войны командовал 10-й армией на итальянскомо фронте. Он умер 13 апреля 1976 года в возрасте 85 лет в Ахтервере, земля Шлезвиг-Гольштейн.

В октябре 1942 года, во время боев за гору Гейман (1060 м) к северу от Туапсе, которую немцы называли Звездной горой, один из немецких офицеров поделился своими наблюдениями с командиром 1-го артиллерийского дивизиона 81-го артиллерийского полка 97-й егерской дивизии майором Адольфом Эрнстхаузеном: «Такие горы убитых, как на гребне у русских, мне еще не приходилось видеть. Они лежат рядами, прямо один на другом. Тот, кто своими глазами не видел такого, никогда не сможет это себе представить»³⁴⁹. Эрнстхаузен так передает свое впечатление от советских военных потерь во время марша на Кавказ: «Мы просто были потерянным отрядом ландскнехтов, брошенным в бушующие волны человеческого океана Азии, которые при каждом ударе оставляли после себя гекатомбы трупов»³⁵⁰. Точно такую же картину под Туапсе наблюдал Леон Дегрелль, сражавшийся в рядах бригады «Валлония»: «“Юнкерсы” сильно, невообразимо разбили место соединения лесной и большой дороги к морю. Сотни трупов советских солдат заполняли все окопы и пулеметные гнезда»³⁵¹.

3 ноября 1942 года германский 3-й танковый корпус начал наступление в направлении Орджоникидзе. Танки прорвали внешний обвод Орджоникидзевского укрепрайона на участке Фиагдон – Дзуарикау. Передовые части корпуса вошли в селение Гизель, но потом были остановлены в 500 м от окраины Орджоникидзе³⁵². 4 ноября Клейст доложил в штаб группы армий «А» о том, что «придется приостановить наступление на Орджоникидзе до тех пор, пока район южнее реки Терек не будет очищен от противника и этим не будет устранена опасность удара во фланг и тыл танковых дивизий»³⁵³.

Но уже 6 ноября последовал советский контрудар, и 13-я танковая дивизия была почти полностью окружена. 11 ноября она смогла прорваться с большими потерями в бронетехнике. Малгобекский плацдарм пришлось оставить.

11 ноября войска левого крыла советской 9-й армии заняли Гизель. Части 10-го гвардейского стрелкового корпуса вышли на рубеж Майрамадаг – Фиагдон³⁵⁴.

И.Л. Хижняк, командовавший 11-м гвардейским стрелковым корпусом, так описал план этой операции: «Части 11-го гвардейского стрелкового корпуса, находящегося в тылу врага, наносят сильный удар по его флангам в районе Дзуарикау – Орджоникидзе. 57-я бригада совместно с 5-й танковой бригадой движется к Дзуарикау с внезапным поворотом фронта на запад. 10-я бригада наступает на Майрамадаг с поворотом фронта на восток, закрывает противнику выход из «мешка» и препятствует ему в подтягивании резервов. Части 34-й бригады с обеих сторон шоссе Дзуарикау – Гизель атакуют с основной целью – закрыть образовавшийся проход в результате прорыва. 62-я бригада устремляется на Гизель и перерезает дороги Орджоникидзе – Гизель и Орджоникидзе – Архонская, закрыв противнику пути отхода на северо-запад, 60-я бригада пересекает дорогу Алагир – Гизель. 63-я танковая бригада занимает исходное положение на северных склонах высоты 549,6»³⁵⁵.

По словам И.В. Тюленева, «общий план наступления под Орджоникидзе, разработанный штабом Северной группы войск, предусматривал основной удар из района Фиагдона на Орджоникидзе с задачей уничтожить прорвавшуюся группировку врага, не допуская ее отхода в западном направлении, а по выходе в район Орджоникидзе – прикрыться с запада и наступать на Гизель.

Наступающие части усиливались четырьмя полками гаубичной артиллерии, семью противотанковыми и четырьмя гвардейскими минометными полками, поддерживались 4-й воздушной армией.

Окончательное решение командования Северной группы войск носило половинчатый характер. Был отдан приказ наступать только тремя стрелковыми и четырьмя танковыми бригадами. Основная же масса войск – четыре стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад – занимала пассивную оборонительную позицию, по существу, не имея перед собой противника. Переброшенный из 44-й армии свежий боеспособный 10-й гвардейский стрелковый корпус переходил в наступление всего лишь двумя гвардейскими бригадами, а три другие – занимали оборону, причем две из них – в глубоком тылу, северо-восточнее Орджоникидзе. Пришлось снова вносить соответствующие поправки в план. По указанию штаба фронта, для контрнаступления были использованы, кроме ранее действовавших здесь частей и соединений, 10-й гвардейский корпус и 276-я и 351-я стрелковые дивизии. Однако наступление советских войск началось все же не всеми силами; вместо мощного наступательного удара основные силы вводились в бой по частям»³⁵⁶.

В своей книге Тюленев постоянно критикует Масленникова, поскольку тот застрелился в 1954 году, не желая давать показания на бывшего главу компартии Азербайджана Мир Джафара Аббаса оглы Багирова и опасаясь ареста, а потому считался полуопальным. В 1959 году Генеральная прокуратура посмертно признала Масленникова невиновным, но в советское время об этом мало кто знал. Между тем осторожность Ивана Ивановича можно понять. У него не было уверенности, что немцы не возобновят наступление. А за потерю Орджоникидзе его бы по головке точно не погладили бы.

Сам Сталин был в курсе предстоящего контрнаступления. Тюленев вспоминал: «…В ночь на 6 ноября, еще раз выслушав доклады командиров корпусов, дивизий, бригад, я позвонил в Ставку. Был поздний час. Верховный Главнокомандующий в это время, как обычно, работал в своем кабинете.

Внимательно выслушав меня, Сталин сказал:

– Почему так медлите с развертыванием наступления? Василевский докладывал, что у вас там, под Гизелью, сложились благоприятные условия для нанесения контрудара. Думаете, что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь?..

Я ответил, что разделяю эту точку зрения. 10-й гвардейской и 57-й стрелковым бригадам, 5-й гвардейской и 63-й танковым бригадам дан приказ – нанести удар вдоль восточного берега реки Фиагдон на Дзуарикау.

– Хорошо, – после небольшой паузы сказал Сталин, видимо, отыскивая на своей карте населенные пункты и расположение войск Северной группы. – Ответственность за осуществление Гизельской операции несете вы. Если все будет складываться удачно, 15 ноября жду вас с генералом Масленниковым в Москве.

6 ноября погода в предгорьях Северной Осетии была ненастной. С утра шел мелкий дождь, сыпал мокрый снег. Тяжелые, свинцовые облака медленно плыли над ущельями, цепляясь за скалистые вершины. Используя непогоду, 10-й гвардейский стрелковый корпус силами 4-й гвардейской стрелковой бригады с 52 и 2-й танковыми бригадами, как и было условлено, нанес первый удар по Гизели. Вперед продвинулся также 11-й гвардейский стрелковый корпус. Наши танкисты прорвались в тыл фашистам и в нескольких местах перерезали главную коммуникацию противника. Тогда гитлеровцы для подвоза боеприпасов и продовольствия создали узкий “коридор” шириной в 2–2,5 километра в районе селений Майрамадаг и Дзуарикау. По обеим сторонам они соорудили очаги сопротивления каждый из трех-девяти врытых в землю танков, двух-трех противотанковых пушек и двадцати – двадцати пяти автоматчиков. Промежутки прикрывались орудийным и минометным огнем. Тут же, по устланному мелким галечником руслу высохшей речки, беспрерывно курсировали танки…

Для штурма немецких узлов обороны вперед высылались два-три легких разведывательных танка. Немцы не выдерживали, открывали огонь, и тогда наша пехота, не медля, обходила очаги сопротивления с флангов, создавая угрозу окружения. А за пехотой следовала основная масса танков и самоходной артиллерии, расстреливая прямой наводкой вражеские огневые точки»³⁵⁷.

Вот что писал из окружения унтер-офицер Вильд Герхард из 98-го моторизованного полка 13-й танковой дивизии, чье письмо оказалось среди советских трофеев: «Солдаты, которые подвозили в последний раз боеприпасы и продукты питания, говорили, что дивизия, очевидно, окружена, ибо они еле проскочили. Подвоз прекратился, и артиллерия не могла больше действовать, так как кончились боеприпасы. Машины или разбиты, или брошены на поле боя. Командование сообщило, что дивизия потеряла почти всю свою технику»³⁵⁸.

Э. Макензен вспоминал: «Главный брод через заболоченные низменности рек Майрамдаг и Соленая (которые к тому же из-за наступления плохой погоды на глазах становились непроезжими) по-прежнему находился под сильнейшим огнем артиллерии, минометов и противотанковых орудий противника. Любую попытку преодолеть его днем приходилось отбрасывать. В ночь на 11 ноября удалось с потерями поэтапно переправить в тыл сопровождаемый танками конвой с ранеными.

Удар одного переданного армией корпусу батальона из оставившей ранее у нас наилучшие воспоминания дивизии СС “Викинг” также не смог ничего изменить в обстановке у рокового брода. По другую его сторону постепенно подходили к концу боеприпасы и продовольствие. Поэтому в первой половине дня 11 ноября было принято тяжелое решение: 13-й танковой дивизии с последними боеприпасами прорываться на запад, чтобы там вновь соединиться с корпусом. Из-за вражеского обстрела и непроходимой местности ставшие неподвижными транспортные средства пришлось уничтожить, поскольку их невозможно было взять на буксир. Однако масштабы этой прискорбной акции имели вполне приемлемые и даже сравнительно небольшие последствия.

Когда утром 12 ноября наступил мутный и сырой рассвет, мощный удар был успешно произведен. Нерешительный противник вынужден был почти без потерь выпустить эту неразгромленную дивизию, чью коммуникацию он перекрывал целую неделю. Прибывшие новые части дивизии СС “Викинг” тем временем заняли прочную промежуточную позицию между селением Майрамадаг, перед которым находилось левое крыло румынского горного фланга, и правым крылом 23-й танковой дивизии, в тылу которой теперь сосредотачивалась 13-я танковая дивизия, временно размещенная на отдых в районе Алагира. Дивизии удалось эвакуировать всех раненых, не бросить на произвол судьбы никого из нескольких сотен пленных и не оставить противнику ничего из вооружения, уже поврежденного в предыдущих боях тяжелыми вражескими обстрелами или даже совсем неповрежденного».

Несмотря на поражение 13-й танковой дивизии, Макензен оценивал результаты операции как успешные: «Начавшаяся 25 октября и охватившая большое пространство операция подошла к концу, продемонстрировав успехи, которые простирались значительно дальше первоначально поставленной цели. Фронт был перенесен вперед более чем на 100 километров, Военно-Осетинская дорога окончательно перерезана, Военно-Грузинская дорога по крайней мере на некоторое время оказалась под огнем. Было взято 16 100 пленных, уничтожено 188 танков и 4 бронепоезда, захвачено 249 орудий и 881 единица тяжелого пехотного оружия.