Текст книги "Битва за Кавказ"

В период с 1 по 4 ноября 165-я стрелковая бригада потеряла 202 убитых и 589 раненых. Кроме того, 3 ноября она потеряла как минимум 3 пропавших без вести, а 2 ноября – 15 пропавших без вести. Тела многих павших оставались непогребенными²⁴². 2 ноября 353-я стрелковая дивизия потеряла 4 убитыми и 16 ранеными, а 5 ноября – 52 убитыми и 66 ранеными²⁴³. 17 ноября 383-я стрелковая дивизия потеряла 55 убитых и 158 раненых, а 40-я отдельная мотострелковая бригада – 37 убитых и раненых²⁴⁴. Потери 353-й стрелковой дивизии в период 19–25 ноября составили 296 убитых, раненых и больных²⁴⁵. 26 и 27 ноября 83-я горнострелковая дивизия потеряла 37 убитых и 168 раненых, 1 декабря – 10 убитых членов и кандидатов ВКП(б), а 6 декабря – 18 убитых и раненых²⁴⁶. 40-я отдельная мотострелковая бригада потеряла 26 ноября 14 убитых, а 353-я стрелковая дивизия 27 ноября – 58 убитых и 71 раненого²⁴⁷.

Про потери 9-й гвардейской стрелковой бригады в октябре – декабре 1942 года никаких данных не сохранилось. Зато сохранился красноречивый документ – донесение политотдела бригады от 6 ноября «О подготовке, проведении празднования 25-й годовщины Великой октябрьской социалистической революции и об итогах предоктябрьского социалистического соревнования». Там, в частности, говорилось: «Командир разведвзвода второго батальона гвардии лейтенант Куранов Михаил Иванович, б/п, выполняя боевое задание с тремя бойцами, захватив в плен 5 гитлеровцев, оказавших упорное сопротивление до последней возможности, приказал расстрелять их.

“Не могу смотреть без содрогания на этих зверей, – говорит он, – это они растерзали моих родителей-стариков. Пока в груди моей бьется сердце воина, я буду беспощадно уничтожать этих тварей. Пусть эти уничтоженные мною 5 бандитов будут скромным подарком советскому народу в день 25-й годовщины Великого Октября”».

Таким образом, командование и политорганы Красной армии не только не осуждали беспричинное убийство пленных, но и популяризировали этот опыт. Что же касается социалистического соревнования, то бойцы и подразделения бригады соревновались прежде всего по числу уничтоженных немцев, причем убитые пленные, очевидно, тоже шли в зачет. Победителем стал 1-й батальон, якобы убивший и ранивший 680 немцев. А части бригады с 27 октября по 6 ноября будто бы «истребили по предварительным данным до 900 солдат и офицеров противника, взяли в плен 23 фашиста, значительную часть которых истребили»²⁴⁸.

На практике подобное соцсоревнование приводило только к тому, что командиры всех уровней завышали число уничтоженных вражеских солдат и офицеров сверх всякой меры.

Пленных расстреливали все армии – участницы Второй мировой войны. Например, при высадке на Сицилию американцы, понеся тяжелые потери, 14 июля 1943 г. беспричинно расстреляли вблизи аэродрома Бискари 73 пленных – 71 итальянца и 2 немцев. Инициаторы расстрелов – сержант Хорас Т. Уэст и капитан Джон Комптон из 45-й пехотной дивизии, будучи арестованы, ссылались на «кровожадные» речи командующего 7-й американской армии генерла Джорджа Паттона, которые они восприняли как приказ убивать пленных. Комптон избежал наказания и год спустя погиб в бою в Италии. Уэст, приговоренный к пожизненному заключению, был освобожден после года тюрьмы, так как американское командование опасалось, что известие о резне в Бискари может спровоцировать убийства американцев, оказавшихся в немецком плену. Поэтому на сообщения о резне была наложена цензура, и американская общественность, равно как и армия, о ней не узнала²⁴⁹.

Посмотрим, как соотносились потери сторон в первые месяцы битвы за Кавказ. Вопреки распространенному мнению, в июле 1942 года Красная армия была разбита столь же основательно, как и год назад, в июле 1941 года. Тогда, начиная блицкриг, германские войска захватили 701 246 пленных. В июле 1942 года число пленных составило 467 191 человек, в том числе 400 095 – на фронте групп армий «А» и «Б» (часть из них была взята в Севастополе)²⁵⁰. Тут следует оговориться, что в июле 1941 года некоторое число советских пленных захватили также финны и румыны. Их число можно оценить не более чем в 50 тыс. человек. А в 1942 году румыны, венгры, итальянцы и словаки передавали захваченных советских пленных немцам, а финны, которые оставляли пленных у себя, не захватили в июле 42-го сколько-нибудь значительного числа пленных. Но даже с этой оговоркой число пленных, взятых в июле 41-го, всего в 1,6 раза больше числа пленных, взятых в июле 42-го. Зато потери Красной армии ранеными в июле 41-го составили 50 % от среднемесячного уровня за Великую Отечественную войну в целом (возможно, в эти 50 % включены и потери за 22–30 июня), а в июле 42-го – 85 %²⁵¹. Согласно нашим расчетам, на 1 % от среднемесячного числа раненых приходится примерно 5,0 тыс. убитых²⁵². При этом число раненых, во всяком случае, должно быть не меньше числа убитых. Число убитых и раненых красноармейцев в июле 41-го можно оценить не менее чем в 500 тыс. человек, а в июле 42-го – не менее чем в 850 тыс. человек. Тогда вместе с пленными потери Красной армии в июле 41-го можно оценить в 1250 тыс. человек, а в июле 42-го – в 1317 тыс. человек, т. е. в 1,05 раза больше. Но поскольку раненых, скорее всего, было все же несколько больше, чем убитых, то разрыв будет еще большим. В августе 41-го и в августе 42-го разница получается схожая. В августе 41-го немцы взяли 698 580 пленных, а в августе 42-го – только 297 825. Потери ранеными в августе 41-го достигли 105 % и стали наибольшими помесячными советскими потерями за 1941 год. В августе 42-го они возросли до 130 %, став, соответственно, наибольшими помесячными потерями за 1942 год. Число убитых и раненых красноармейцев в августе 1941 года можно оценить в 1050 человек, а в августе 1942 года – в 1300 тыс. человек. С учетом же пленных общие потери составят соответственно не менее 1748 580 и не менее 1597 825 человек. Поскольку раненых, вероятно, было несколько больше, чем убитых, можно предположить, что потери Красной армии в августе 41-го и в августе 42-го могли быть примерно равны между собой.

Теперь посмотрим, каковы были немецкие потери на Востоке в указанные месяцы. В июле 41-го германская армия потеряла здесь 37 638 убитых, 125 671 раненых и 8435 пропавших без вести, а всего 171 744 человека. Кроме того, потери германской армии в Норвегии составили 1440 убитых, 5170 раненых и 616 пропавших без вести, а всего 7226 человек²⁵³. С учетом этого общие потери составят 178 970 человек.

В июле 1942 года потери германской армии на Востоке составили 17 702 убитыми, 74 930 ранеными и 3281 пропавший без вести, а всего 95 913 человек. Кроме того, 20-я горная армия в Норвегии за июль 42-го потеряла 80 убитых, 309 раненых и 9 пропавших без вести, а всего 398 человек²⁵⁴. Общие потери составили 96 311 человек, т. е. в 1,9 раза меньше, чем в том же месяце в 1941 году. Соотношение общих советских и германских потерь в июле 41-го составляло 7,0: 1, а в июле 42-го – 13,7: 1, в обоих случаях в пользу вермахта. Таким образом, в июле 42-го германская армия сражалась почти вдвое эффективнее, чем годом ранее. В действительности из-за потерь германских союзников реальное соотношение потерь было немного благоприятнее для советской стороны, но принципиально картина не меняется.

В августе 41-го германская армия потеряла на Востоке 39 327 убитыми, 142 807 ранеными и 7779 пропавшими без вести, а всего 189 913 человек. Потери в Норвегии составили 1692 убитыми, 4941 ранеными и 151 пропавшими без вести, а всего 6784 человека²⁵⁵. Общие потери с учетом Норвегии составили 196 697 человек.

В августе 1942 года потери вермахта на Востоке составили 31 447 убитыми, 119 766 ранеными и 7417 пропавшими без вести, а всего 158 630 человек. В Норвегии потери 20-й горной армии составили 266 убитых, 1372 раненых и 26 пропавшими без вести, а всего 1664 человека²⁵⁶. Общие потери вместе с 20-й горной армией составили 160 294 человека. По сравнению с августом 1941 года потери уменьшились в 1,2 раза. В августе 1941 года соотношение потерь было 8,9: 1, а в августе 1942 года – 10: 1.

В июле 1942 года потери группы армий «Юг» и групп армий «А» и «Б» составили 10 711 убитыми, 44 412 ранеными и 2258 пропавшими без вести, а всего 57 381 человек. Это составляет 59,6 % от потерь всего германского Восточного фронта²⁵⁷. В июле 1942 года на эти группы армий пришлось 400 095 советских пленных, или 85,6 % пленных, захваченных в этом месяце²⁵⁸. С учетом этого на эти группы армий приходится около 70,2 % всех советских потерь в июле 42-го. Для сравнения: в период с 22 июня по 31 июля 1941 года на группу армий «Юг» пришлось 5761 убитых, 20 403 раненых и 1538 пропавших без вести, а всего 27 702 человека, что составило только 36,1 % всех потерь германской армии на Востоке²⁵⁹. Тогда главный удар наносила группа армий «Центр».

В августе 1942 года потери группы армий «А» составили 6132 убитыми, 10 024 ранеными и 448 пропавшими без вести, а всего 16 604 человека, что составляет 10,1 % потерь германской армии на Востоке за этот месяц. Группа армий «Б» за август 1942 года потеряла 10 702 убитыми, 36 845 ранеными и 1678 пропавшими без вести, а всего 49 225 человек, что составляет 30,0 % от всех потерь германской армии на Востоке за этот месяц²⁶⁰. Таким образом, доля групп армий «А» и «Б» в германских потерях на Востоке в августе 1942 года составила 40,1 % и уменьшилась по сравнению с июлем в 1,5 раза. Это было вызвано наступлением советских войск против групп армий «Центр» и «Север». Группа армий «А» захватила 77 141 пленного, а группа армий «Б» – 103 792 человека. На обе эти группы армий приходится 82,2 % из 220 225 пленных, захваченных всей германской Восточной армией²⁶¹. При этом группа армий «А» действовала более эффективно, при втрое меньших потерях захватив пленных лишь в 1,35 раза меньше, чем группа армий «Б». Но в августе главным уже являлось сталинградское направление, что и отразилось в соотношении потерь между группами армий «А» и «Б».

В связи со сложившейся для советских войск на Кавказе критической обстановкой и угрозой прекращения поставок в Центральную Россию кавказской нефти и нефтепродуктов 22 августа из Москвы на Кавказ в качестве представителя Ставки отправился член ГКО, нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия. Его сопровождали заместитель начальника Генерального штаба и начальник Оперативного управления генерал-лейтенант Павел Иванович Бодин и начальник Ближневосточного направления Оперативного управления Генштаба полковник Сергей Матвеевич Штеменко. Последний оставил воспоминания об этой поездке, но поскольку имя Берии было тогда под запретом, Штеменко изобразил его под именем П.И. Бодина: «В Тбилиси сели почти в полночь (вел самолет личный пилот Берии В.Г. Грачев. – Б.С.) и прямо с аэродрома направились в штаб фронта. Город еще не спал. Многие улицы были ярко освещены и полны людей.

П.И. Бодин немедленно заслушал доклад начальника штаба фронта А.И. Субботина и объяснил, с какими задачами мы прибыли. Их было немало: уточнить на месте обстановку, наметить дополнительные меры по усилению обороны Закавказья и провести их в жизнь, создать резервы из войск, отошедших и отходящих в Закавказье с севера, а также за счет мобилизации новых контингентов из местного населения и, наконец, ускорить подготовку оборонительных рубежей, прежде всего на бакинском направлении. В заключение Бодин обратился к командующему фронтом:

– Известно ли вам, что союзники пытаются использовать наше тяжелое положение на фронтах и вырвать согласие на ввод английских войск в Закавказье? Этого, конечно, допустить нельзя. Государственный Комитет Обороны считает защиту Закавказья важнейшей государственной задачей, и мы обязаны принять все меры, чтобы отразить натиск врага, обескровить его, а затем и разгромить. Надежды Гитлера и вожделения союзников надо похоронить…

Практическая наша деятельность здесь началась с того, что уже 24 августа в Закавказье было введено военное положение. Все войска, организованно отходившие с севера, сажались в оборону на Тереке, в предгорьях Кавказского хребта, на туапсинское и новороссийское направления. А те части и соединения, которые оказались обескровленными в предшествовавших боях, утеряли органы управления или вооружение, отводились в тыл. На главном, бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. В районе Кизляра сосредоточивался сводный кавалерийский корпус.

После того как мы тщательно разобрались с обстановкой, было решено создать оборонительные районы оперативно важных центров. Всего таких районов насчитывалось три: Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. Начальники их получили права заместителей командующих армиями, оборонявшими подступы к этим районам.

На оборону Военно-Грузинской дороги целиком была поставлена стрелковая дивизия. Главные силы ее запирали вход в районе Орджоникидзе. Туда же перебрасывалась еще одна дивизия из Гори.

Много хлопот доставило бакинское направление. При выезде на место мы установили, что строительство оборонительных рубежей идет там очень медленно. Сил для этого явно не хватало. 16 сентября Государственный Комитет Обороны по нашему представлению принял специальное постановление о мобилизации на оборонное строительство в районах Махачкалы, Дербента и Баку по 90 тысяч местных жителей ежедневно. После этого дело пошло полным ходом. Днем и ночью строились окопы, противотанковые рвы, устанавливались надолбы. Помимо того, 29 сентября Ставка приказала осуществить здесь еще ряд мер по упрочению обороны и направила сюда целевым назначением 100 танков.

Большое внимание уделялось также обороне другого важного направления – туапсинского. С начала августа оно все время было в поле зрения Генштаба. В случае прорыва к Туапсе противник выходил с севера на тылы войск, оборонявших Закавказье, и получал наиболее доступный путь в Сочи и Сухуми вдоль морского побережья. Замысел врага отличался решительностью, но ему не суждено было сбыться. 5 августа Ставка издала по этому поводу специальную директиву, и в последующем в результате десятидневных тяжелых боев врага удалось остановить на северных склонах Главного Кавказского хребта в 50 километрах от Туапсе. Однако и после этого положение здесь оставалось напряженным до крайности.

Не менее тяжелая обстановка сложилась на Таманском полуострове и в Новороссийске, где располагались базы нашего флота. Отсюда враг намеревался содействовать удару на Туапсе, и здесь его успехи оказались серьезнее. В конце августа – начале сентября он отвоевал полуостров и захватил большую часть Новороссийска. Для 47-й армии и частей флота, оборонявших этот крупнейший порт Черноморского побережья, создалось критическое положение. Исход борьбы решали стойкость войск, искусство и мужество командования, целесообразность принимаемых решений и твердость проведения их в жизнь. Мы считали, что в этом районе прежде всего следует организовать надежное управление войсками. 1 сентября на базе Северо-Кавказского фронта там была создана Черноморская группа войск, подчиненная Закавказскому фронту. Через несколько дней в командование этой группой вступил герой обороны Севастополя генерал-лейтенант И.Е. Петров. Командующим 47-й армией и всем Новороссийским оборонительным районом Военный совет фронта предложил назначить генерал-майора А.А. Гречко, а руководителем обороны самого города Новороссийска – контр-адмирала С.Г. Горшкова. Это предложение Ставка утвердила. Результаты сказались немедленно. 10 сентября советские войска остановили врага в восточной части Новороссийска между цементными заводами и заставили его перейти к обороне.

Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе фронта появился особый орган, именовавшийся штабом войск обороны Кавказского хребта. Возглавил его генерал Г.Л. Петров из НКВД. Надо прямо сказать, что это была совершенно ненужная, надуманная промежуточная инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии.

С обороной гор дело явно не клеилось. Командование фронта слишком преувеличивало их недоступность, за что уже 15 августа поплатилось Клухорским перевалом. Вот-вот мог быть взят и Марухский перевал, вследствие чего создалась бы угроза выхода немцев на юг, к Черному морю. Допущенные оплошности исправлялись в самом спешном порядке. Срочно формировались и направлялись на защиту перевалов отряды из альпинистов и жителей высокогорных районов, в частности сванов. Туда же, на перевалы, подтягивались дополнительные силы из кадровых войск. В районе Красной Поляны путь к морю на Сочи преградили врагу 20-я горнострелковая дивизия под командованием полковника А.П. Турчинского, 23-й пограничный и 33-й механизированный полки НКВД. Далее к востоку занял оборону крупный отряд полковника И.И. Пияшева. Затем оборонялись части 394-й стрелковой дивизии подполковника И.Г. Кантария и другие войска. В горы выдвигались также вооруженные рабочие отряды»²⁶².

Ясно, что в таком тоне разговаривать с командующим Закавказским фронтом генералом армии Иваном Владимировичем Тюленевым генерал-лейтенант Бодин никак не мог, равно как не мог обращаться к нему от имени Государственного Комитета Обороны, не мог вводить военное положение в Закавказье, не мог отдавать распоряжения о формировании и перемещении войск через голову командующего фронтом. Зато все это мог делать Берия, который и звание имел выше, чем Тюленев, – Генерального комиссара государственной безопасности, что соответствовало армейскому маршалу. Бросается в глаза также большое количество генералов и старших офицеров НКВД, которых назначил Берия («Бодин»), прибыв на Кавказ.

Настоящий же П.И. Бодин был назначен 23 августа начальником штаба Закавказского строя. Но уже 2 ноября 1942 года он погиб при бомбардировке штаба фронта в Орджоникидзе люфтваффе. Вместе с ним погиб член Военного совета Закавказского фронта, комиссар госбезопасности 3-го ранга Алексей Николаевич Саджая, 1-й заместитель председателя Совнаркома Грузии и нарком внутренних дел Северо-Осетинской Республики Андрей Семенович Заделава.

21 июля 1953 года в покаянном письме на имя Н.С. Хрущева Сергей Матвеевич Штеменко, за свою близость к Берии уже разжалованный из генералов армии в генерал-лейтенанты, об этой поезждке на Кавказ рассказал гораздо короче и при этом постарался продемонстрировать всю свою ненависть к Лаврентию Павловичу (генерал явно боялся, что его тоже могут арестовать по делу Берии: «Впервые я встретился с этим Берия, будь трижды проклято его имя, в 1942 году во время его поездки в Закавказье. Для работы к нему была прикомандирована группа из Генштаба, возглавляемая генерал-лейтенантом Бодиным. В составе этой группы был и я. В Закавказье были около двух месяцев. За этот период все задания по работе я получал от своего непосредственного начальника генерала Бодина. С Берия никаких непосредственных дел не имел. Видел его несколько раз на совещаниях и один раз при выезде для осмотра оборонительных рубежей в район Махачкала, Грозный»²⁶³.

7 августа 1953 года давал показания по делу опального маршала. Он сообщил, что «оценивая поведение Берия с точки зрения событий сегодняшнего дня, видишь, что в действиях его было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону. Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом Петровым из НКВД, которой была поручена оборона перевалов с подчинением войск, оборонявших эти перевалы. В группу Петрова входили люди, мало компетентные в военном деле. Создание группы Петрова только внесло дезорганизацию в оборону перевалов, а эта оборона являлась тогда важнейшей задачей, так как фланги уже оборонялись организованно.

Вторым действием Берия, дезорганизовывавшим оборону Кавказа, была замена ничем не опорочившего себя командующего 46 Армией – генерала Сергацкова, генералом Леселидзе. Такая ненужная замена командующего в напряженной обстановке никак не могла способствовать упрочению обороны.

В действиях Берия было очень много ненужной шумихи. Вспоминаю, в частности, как по распоряжению Берия мы выезжали производить осмотр оборонительных рубежей по линии Грозный – Баку. Весь этот выезд носил показной характер. Доходило до того, что военные специалисты вообще не имели возможности осмотреть укрепления, так как машины двигались мимо. Однако считалось, что Берия произвел таким образом “осмотр” оборонительной линии, и доносилось в Ставку, что им лично проверено состояние рубежей.

При пребывании Берия на Кавказе военное командование фактически было отстранено им от руководства; Берия во всей своей деятельности стремился опереться на сотрудников НКВД, большинство из которых были совершенно некомпетентны в военном деле. Возвращаясь к характеристике оперативной группы Петрова, следует указать, что их некомпетентность в военном деле доходила до того, что они не умели нанести обстановку на карту, не знали элементарных военно-топографических обозначений, не могли составить простейших оперативных документов.

По существу, все эти действия Берия, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта, как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне и создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье. Только в результате изменения общей стратегической обстановки после разгрома немцев под Сталинградом изменилась и обстановка в Закавказье».

На вопрос об отношении Берия к русским командирам Штеменко ответил: «Было очень заметно, что Берия делал упор на грузин, и не просто на грузин, но на грузин из НКВД. Таким образом, можно сделать вывод, что Берия не доверял русским и в первую очередь стремился опереться на сотрудников НКВД – грузин по национальности. Иногда Берия в нашем присутствии разговаривал с лицами из своего окружения на грузинском языке».

На вопрос о войсках НКВД Сергей Матвеевич ответил: «Я знаю, что в обороне Кавказа принимало участие незначительное количество войск НКВД, – отдельные малочисленные отряды под командованием полковника Пияшева из органов НКВД. Однако какова была общая численность войск НКВД, находившихся в Закавказье, я не знаю».

Поскольку Берию, среди прочего, обвиняли в том, что он якобы является матерым британским шпионом, Штеменко допрашивали о встречах Берии в Закавказье с британскими представителями. Сергей Матвеевич отвечал осторожно, понимая, что в случае чего его легко могут сделать соучастником Лаврентия Павловича: «Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Могу лишь догадываться о том, что он имел отношение к британской военной миссии в Тбилиси, но достоверно утверждать это я не могу. Приказание принять англичанина я непосредственно получил от Бодина, но, очевидно, что без санкции Берия Бодин подобного приказания отдать не мог. Фамилию этого англичанина я не помню. Говорили, что англичанин женился в Тбилиси на грузинке и собирается увезти ее с собой. О себе англичанин говорил, что служит где-то на Ближнем или Среднем Востоке, – в Иране или в Ираке. Я не исключаю, что англичанин специально прибыл с Востока для каких-то переговоров и официальный прием был лишь ширмой, маскирующей эти переговоры.

Сам прием проходил непосредственно в штабе, англичанин был введен через парадный подъезд. Такой прием в самом центре штаба, где сконцентрировано его командование, оперативный отдел и т. д., является ненормальным, но это было сделано по приказанию Бодина, который, конечно, сам действовал в соответствии с приказаниями, полученными от Берия. После приема я доложил о нем Бодину; насколько помнится, доложил устно, т. к. запись беседы вел переводчик».

Тут вроде бы над головой Штеменко стали сгущаться тучи. Руденко грозно осведомился: «Как могли вы, принимая английского представителя, не уточнить его фамилию и должностное положение?»

Сергей Матвеевич оправдывался: «Это ошибка. Принимая англичанина, я знал и фамилию его, и должностное положение. Более того, явившись на прием, англичанин официально представился мне. Однако в настоящее время я позабыл фамилию и должность англичанина».

На вопрос, «кто подписывал документы к медалям “За оборону Кавказа”?», Штеменко ответил: «В нарушение обычного порядка документы к медалям “За оборону Кавказа” были подписаны не Председателем Президиума Верховного Совета СССР, а Берия. Следует отметить, что и сами медали были получены нами не из Президиума Верховного Совета СССР, как обычно, а из НКВД.

Дополняю, что при выезде весной 1943 года на Северо-Кавказский фронт Берия также стремился создать шумиху и сделать вид, что им предприняты на этом фронте какие-то особые меры, хотя в действительности ничего существенного не предпринималось. Мною по указанию Берия систематически составлялись проекты донесений о положении на фронте в Ставку, Берия эти донесения изменял, дополняя их сообщениями, призванными показать особую его роль и деятельность. И в этот свой приезд на Кавказ Берия окружил себя сотрудниками НКВД, на которых и старался опереться»²⁶⁴.

Надо заметить, что в мемуарах Штеменко все решения и приказы Берии приписал Бодину и не ставил под осомнение их обоснованность и правильность. Поэтому можно предположить, что правду он говорил в мемуарах, а не на допросе.

7 августа 1953 года Берии огласили показания Штеменко. Лаврентий Павлович все равно настаивал на правильности предпринятых им мер по обороне Кавказа²⁶⁵.

27 августа последовала директива Ставки, подписанная Сталиным и Василевским. В ней утверждались кадровые предложения Берии, кооторому была направлена копия директивы:

«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Освободить от занимаемых должностей, как не справившихся с работой и не обеспечивших боевых действий войск, командующего 46-й армией генерал-майора Сергацкова и зам. командующего этой армией по тылу комбрига Кислицына.

2. Назначить командующим 46-й армией генерал-майора Леселидзе, освободив его от командования 3-м стр. корпусом; заместителями командующего 46-й армией полковника Пияшева И.И. и майора Микеладзе, освободив их соответственно от командования 7-й дивизией войск НКВД СССР и командования 195-й стр. дивизией; заместителем командующего 46-й армией по тылу генерал-майора Ищенко.

3. Ввести в состав Военного совета 46-й армии Председателя СНК Грузинской ССР Бакрадзе В.М. и наркома внутренних дел Абхазской АССР Гагуа И.А.»²⁶⁶

И.В. Тюленев, в своих мемуарах ни разу не упомянувший Берию, воспоминал, как реализовывались указания Лаврентия Павловича: «27 августа в связи с создавшейся угрозой вторжения немецко-фашистских войск в Абхазию я прибыл в штаб 46-й армии, который располагался в Сухуми. Необходимо было в деталях разобраться в сложившейся обстановке.

Разговор с командующим 46-и армией генерал-майором В.Ф. Сергацковым был не из приятных…

– Как получилось, – спрашиваю я его, – что противник опередил наши части и занял перевалы Клухор и Санчаро?

– Штаб стремился максимально использовать возможности армии, чтобы остановить горных егерей…

– Тогда как же понять, генерал, то, что командование и штаб армии не стремились к активной борьбе за перевалы на северных склонах гор, почему высылались туда небольшие отряды под командой малоопытных командиров?

В ходе разбора сложившейся обстановки выяснилось, что в районе боевых действий плохо было организовано снабжение войск боеприпасами, продовольствием и обмундированием. Большой ошибкой командования армии было и то, что оно не установило тесной связи с местными организациями и населением, не подготовило транспортных средств для снабжения войск в горных условиях. Мною были даны конкретные указания по усилению частей, действовавших на основных направлениях и уточнены боевые задачи. Учитывая возможность проникновения противника в обход выдвинутых на перевалы наших отрядов, немедленно были взяты под особое наблюдение все дороги. Каждую из них заняла стрелковая рота, усиленная саперами. Одновременно штаб фронта дал указание немедленно приступить к взрывам и завалам тех троп, которые плохо оборонялись, но могли использоваться противником»²⁶⁷.

29 августа Берия и глава компартии Азербайджана Багиров озаботились возможным уничтожением бакинских нефтепромыслов. В этот день они отправили шифрограмму Сталину и Молотову:

«В связи с создавшимися затруднениями по вывозу из Баку нефтепродуктов, а также в целях облегчения работы по осуществлению в случае необходимости спецмероприятий считаем целесообразным:

1) Остающийся от ежедневной выработки мазут до 24 тысяч тонн закачивать в скважины, из которых его вновь можно добыть, если скважины не будут выведены из строя.

2) Это даст возможность не переполнять уже до отказа загруженные емкости, фелера, земляные амбары, где скопилось свыше 6 миллионов тонн нефти, создающих угрозу громадных пожаров в данный момент и представляющих большие трудности уничтожения в случае необходимости.

3) Временно приостановить разведывательно-эксплуатационные бурения, так как наличный фонд действующих скважин обеспечивает работу нефтеперегонных заводов по выработке авиабензинов, авиамасел и других необходимых продуктов.

4) Временно закрыть часть скважин тяжелой нефтью с таким расчетом, чтобы не снижать выработку авиабензиновых и других необходимых для фронта продуктов.

Просим Ваших указаний».

Сталин 30 августа наложил резолюцию: «Тбилиси Берия, Багирову. Ваш 4772. ГОКО санкционирует намеченные вами мероприятия по нефти. И. Сталин»²⁶⁸.

Буденный так писал о приезде Берии в дневнике уже после 1953 года: «Благодаря его действиям (умышленным?) Северо-Кавказский фронт и Черноморский флот были лишены огнеприпасов и продовольствия. Он убрал из Новороссийска 8000 моряков и тем самым поставил оборону Новороссийска в катастрофическое положение…

Берия открыл перевалы для немцев тем, что сменил замечательного командующего 46-й армией генерал-лейтенанта Сергацкова и назначил Леселидзе, который, не иначе как с подачи Берии, дезориентировал Ставку неверными сведениями о противнике.

Я вынужден был, как командующий войсками Северо-Кавказского фронта, в связи со всеми этими вопросами выразить недоверие Берии и указать, что все его действия считаю вредительскими и прошу его покинуть территорию Закавказья.

В ответ он мне объявил, что он – уполномоченный ГКО. Я ответил, что по мне хотя бы он был сам черт, а дела его – вредительские. При этом разговоре присутствовали тт. Корниец, Шибунин, Разуваев» (Корниец Л.Р. – член Военного совета Северо-Кавказского фронта, до войны председатель Совнаркома Украины; Разуваев В.Н. – начальник оперативного отдела штаба Северо-Кавказского фронта. – Б.С.».