Текст книги "Двадцать лет спустя"

Глава 28

Манхэттен, Нью-Йорк

четверг 1 июля 2021 г.

С тех пор как Эйвери покинула дом Эммы, ее преследовал голос Виктории Форд. Каждую ночь, укладываясь спать в своем номере, Эйвери подумывала еще раз прослушать записи автоответчика. Но до сих пор не набралась смелости. Они были слишком неотступными. Когда случилось одиннадцатое сентября, Эйвери училась в средней школе, она знала, что каждое поколение справлялось с трагедией собственным образом. После теракта частная школа на Манхэттене, в которой она училась, закрылась на неделю. Когда они с одноклассниками вернулись, по коридорам гуляли слухи о том, что атаки на город продолжатся и следующей целью будут школы. Эйвери до сих пор помнила страх и ощущение тревоги в ожидании, что самолет разрушит стены ее школы. Утро одиннадцатого сентября и ее переживания в последующие дни всегда рассматривались через призму подростка. До сегодняшнего дня. Она была готова подойти к теме не как наивный подросток, а как журналист. Это вызывало восторженное оживление и одновременно заставляло нервничать.

Прослушивание сообщения Виктории Форд ее сестре было личным и эмоциональным, но Эйвери не впервые слушала подобные записи. Мак Картер делал для «Американских событий» специальный репортаж на десятую годовщину одиннадцатого сентября. В нем Мак брал интервью у выживших, которые выбрались из башен и задокументировали решения касательно жизни и смерти, которые приняли тем утром. Многие из них, как Виктория, звонили домой, пока продвигались к выходу из башен. Эйвери собиралась поговорить с одним из них.

Эмма Кайнд составила для Эйвери список всех, кто присутствовал в жизни Виктории на момент ее смерти. Туда входили друзья и родственники, начальство, коллеги и Роман Манчестер – адвокат Виктории и человек, на встречу с которым она отправилась утром одиннадцатого сентября 2001 года. И который, в отличие от Виктории, благополучно выбрался из рушащегося здания.

В свои семьдесят один Роман Манчестер до сих пор был практикующим адвокатом по уголовным делам. Список клиентов, которых он представлял в разные годы, был длинным и выдающимся, если не сказать одиозным. Из примечательных были консультации на суде О.Дж. Симсона в девяностых, работа с Джоном Рэмси, отцом Джонбенет, и недолгое представление Скотта Петерсона. Манчестер согласился встретиться с Эйвери, когда она позвонила, и теперь она вошла в двери здания в финансовом районе и поднялась на лифте на одиннадцатый этаж. Она открыла стеклянную дверь, на которой было напечатано «Манчестер и партнеры», назвала свое имя секретарю в приемной и была сопровождена в кабинет адвоката.

– Роман Манчестер, – улыбнулся мужчина, подходя к Эйвери и протягивая руку.

– Эйвери Мэйсон. Спасибо, что согласились встретиться.

– Конечно. Садитесь. – Адвокат показал на кресло перед столом, а сам занял собственное кресло. – Никаких камер «Американских событий»? – спросил он со смехом.

За последние двадцать четыре часа Эйвери просмотрела десятки видео с Романом Манчестером перед камерами новостей. Некоторые были официальными пресс-конференциями, во время которых он гордо стоял за трибуной и высказывался о невиновности своего клиента. На других Роман Манчестер был на ступенях суда, катил за собой коробки с материалами и судебными заметками, и выделил минутку в своем слишком плотном графике, чтобы ответить на вопросы журналистов о своем клиенте. Казалось, мужчина никогда не упускал возможности побыть перед камерой. Эйвери видела запись из девяностых, когда его волосы были черными, а лицо без морщин. Также она смотрела запись с его последнего суда в этом году, когда он стоял за трибуной с серебристыми волосами и обвисшими щеками. Несмотря на возрастные изменения, кожа его всегда была загорелой, а глаза смотрели зорко. Годы добавили в его голос хрипотцы, но на последнем видео он все так же гремел, уверенный в невиновности своего клиента.

Эйвери улыбнулась.

– Никаких камер. Только я. Я пытаюсь разобраться в этой истории, прежде чем мы начнем съемки. Но если сеть одобрит специальный репортаж, я вернусь для официального интервью. Тогда камеры будут со мной. Конечно, если вы согласны.

– Безусловно. Признаюсь, я был заинтригован, когда вы позвонили. Виктория Форд была давно, но до сих пор свежа в памяти.

– Уверена, так и есть, и об этом-то я и надеялась с вами поговорить. Останки Виктории недавно идентифицировали в судебно-медицинской лаборатории здесь, в Нью-Йорке, и это навело меня на ее историю. Дальнейшая часть оказалась сюрпризом.

– Я не слышал про идентификацию, пока вы не позвонили. Это точно вернуло поток эмоций.

Эйвери кивнула и могла только представить, что повлекли эти воспоминания. Роман Манчестер находился во Всемирном торговом центре, когда в него врезался первый самолет. Должно быть, его воспоминания об этом дне ужасны.

– Вы можете рассказать о ваших отношениях с Викторией?

– Первоначально она обратилась ко мне с просьбой представлять ее в деле об убийстве Кэмерона Янга. Мы мало успели продвинуться в ее защите до ее смерти. Дело я знаю лучше, чем клиентку.

– Можете рассказать мне о нем?

– Мне семьдесят один, и я до сих пор занимаюсь резонансными делами. Хотя сегодня я чрезвычайно разборчив. В то время я был повсюду и высоко востребованным. Виктория Форд обратилась ко мне летом 2001 года. Я прочитал дело и, как только понял тяжесть обвинений против нее, согласился помочь. Был у меня тогда, да и сейчас, один недостаток. Чем сложнее дело, тем выше вероятность, что я за него возьмусь.

– А дело Виктории Форд было сложным?

– Чрезвычайно. Оно стало почти провалом из-за скандальной известности жертвы. Я работал над подробностями, когда… ну, одиннадцатое сентября произошло прямо в разгар всего, как вы знаете. Но перед этим я собирал свои первичные документы по делу. Сведения из офиса окружного прокурора мне еще не прислали, так что одиннадцатого сентября я больше давал советы миссис Форд насчет ее вариантов, чем готовился к настоящей защите. Просто было еще слишком рано.

– Что вы советовали?

– Найти много денег, чтобы оставаться на свободе, пока мы готовимся к защите. Мэгги Гринвальд, окружной прокурор, занимавшаяся обвинением, собрала против Виктории крепкое дело и созвала Большое жюри, чтобы определить, годится ли оно для суда. Оно годилось. Большое жюри было всего лишь формальностью. Я работал с Викторией, чтобы выяснить, были ли у нее средства, чтобы внести залог.

– Дело была настолько крепким? – спросила Эйвери.

– Для той стадии процесса – да. Оно было достаточно крепким, чтобы обеспечить вердикт о передаче в суд и обосновать официальные обвинения и арест. Я не влезал в дебри или не копался в деталях, чтобы определить, можно ли оспорить доказательства. Я знал только о том, что у них есть, а не о том, как они их добыли или насколько они убедительны. Однако на первый взгляд оно было крепким.

– Вы можете поделиться этой информацией?

Манчестер открыл папку и пролистнул несколько листов, прежде чем найти искомое.

– Самым сильным оружием окружного прокурора было место преступления. Там нашли кровь Виктории, отпечатки пальцев и мочу. Анализ ДНК подтвердил совпадение и связал ее с местом преступления. Среди улик, собранных в особняке в Катскильских горах, было домашнее видео с Викторией и жертвой, доказывающее, что они состояли в интимной связи. Веревка, обнаруженная в машине Виктории, совпадала с веревкой, на которой повесили жертву. Все вместе это обеспечивало очень крепкое исходное дело.

Так вот, я никогда не вникал в подробности того, как были обнаружены эти улики, и у меня не было возможности тщательно изучить криминалистическую часть. В период одиннадцатого сентября я просто собирал факты о своей клиентке и деле против нее. Но я тогда сказал Виктории, что дело окружного прокурора основательное и ей следует готовиться к аресту. Я планировал организовать мощную защиту, но знал, что будет проще, если моя клиентка не будет в тюрьме, пока я буду это делать.

– Сколько денег ей было нужно?

– В общей сложности она искала миллион долларов для залога и еще сто тысяч на оплату моего гонорара.

Эйвери оставила несколько заметок в блокноте, который лежал у нее на коленях.

– У нее было столько?

– Денег? Она собиралась попросить у друзей и семьи. У нее самой не было такой суммы.

Эйвери добавила еще заметок.

– Значит, вещественные доказательства, на первый взгляд, были убийственными. А что насчет косвенных доказательств? Какой мотив обвинение предложило насчет того, почему Виктория убила своего любовника?

– Они тоже были сильными, – сказал Манчестер. – Расследование показало, что Тесса Янг была беременна. Недавно, около месяца или двух к моменту убийства ее мужа. Истребованные медицинские записи также показали, что несколькими месяцами ранее Виктория Форд сделала аборт.

Эйвери подняла глаза от своих записей:

– Это был ребенок Кэмерона Янга?

– Да. Я разговаривал об этом с Викторией, и она подтвердила.

– То есть версия была, что она убила Кэмерона Янга потому, что он не захотел ребенка от нее, но сделал ребенка своей жене?

– Частично да. Ревность была большой частью косвенных доказательств обвинения. Кэмерон Янг обещал любовнице, что бросит жену, но так и не сделал этого. А затем сделал жене ребенка. Но есть еще один довод. Те же истребованные медицинские записи показали, что во время аборта у Виктории были осложнения, из-за которых она не могла иметь детей в будущем.

– Боже, – сказала Эйвери. – Серьезный аргумент для любых присяжных.

– Как я сказал, косвенные доказательства были крепкими.

– Дело кажется таким непреодолимым. Почему вы взялись за него?

– Как я сказал, у меня есть недостаток. Чем сложнее дело, тем более соблазнительно оно для меня. Но есть кое-что еще, что вам нужно знать о расследовании дела Кэмерона Янга и окружном прокуроре, стоявшей за ним.

– Мэгги Гринвальд?

– Да. Много лет назад ее лишили лицензии.

– Почему?

– Мэгги Гринвальд была своего рода кровожадной до быстрых раскрытий убийств и добавления их в качестве отметок на ремне. Боюсь, это распространенный синдром среди обвинителей. Они как акулы, которые не могут остановиться, учуяв в воде запах крови. Через несколько лет после того, как дело Кэмерона Янга растаяло как дым, сотрудники ее офиса начали жаловаться на то, что она срезает углы, чтобы быстрее закрывать дела.

– Какие углы?

– Давайте скажем, что Мэгги Гринвальд подгоняла квадратные улики под круглые дыры. После того как она покинула офис окружного прокурора и начала кампанию за пост губернатора, аноним заявил об одном конкретном деле и началось расследование. Выяснилось, что она скрыла улику, которая могла оправдать обвиняемого. В судебной системе ничего не происходит быстро, но, когда появилась новая, связанная с ДНК улика, она доказала, что обвиняемый был невиновен. Обвинительный приговор отменили. В следующие месяцы отменили еще два ее дела.

– Из-за новых улик?

– Не новых, а скрытых.

– Она скрывала улики?

– Пыталась. Но аноним много знал о действиях Мэгги Гринвальд. Ходили слухи, что ее сдал помощник окружного прокурора и, вероятно, только чтобы спасти собственную задницу, пообещав правду в обмен на иммунитет. В наших краях есть поговорка: если хочешь, чтобы все твои тайны выплыли наружу, выстави свою кандидатуру на выборы. Во всяком случае, я подумал, что стоит упомянуть, что карьера Мэгги Гринвальд покатилась вниз. Я слышал все эти слухи о том, что Мэгги срезает углы и склонна манипулировать уликами. Так что, когда вы спрашиваете, почему я взялся за дело Виктории Форд, когда оно выглядело таким безнадежным, это потому, что Мэгги была окружным прокурором, а мне не терпелось заполучить улики и увидеть их своими глазами. Дело против Виктории Форд было очень крепким на первый взгляд, но мне не выпала возможность изучить или опротестовать улики. Будь у меня такая возможность, все могло бы сложиться иначе.

Эйвери записала про Мэгги Гринвальд и помедлила, прежде чем задать следующий вопрос.

– Вы можете рассказать мне про утро одиннадцатого сентября? Что произошло с Викторией в тот день? От ее сестры я узнала, что тем утром Виктория совершила серию телефонных звонков после удара по северной башне. Вы можете пролить свет на то, что происходило с вами и Викторией в тот день?

Манчестер кивнул. Эйвери видела, что его память преодолевает десятилетия, дотягиваясь сквозь года до подробностей, которые, может статься, он пытался забыть.

– Тем утром Виктория приехала около половины девятого. По понятным причинам у меня не осталось записей о встрече. Но за эти годы я много раз пересказывал свои воспоминания для других документальных фильмов, рассказывающих истории выживших, которые выбрались из башен до их обрушения. Так что я знал, что в восемь тридцать утра у меня встреча с клиенткой. Этой клиенткой была Виктория Форд. Мы рассмотрели дело против нее и обсудили участие Большого жюри, которое собиралось на неделе. Мы разговаривали о том, как ей собрать деньги, которые ей понадобятся. Мы разговаривали минут двадцать, когда первый самолет врезался в башню.

– Где располагался ваш офис?

– На восьмидесятом этаже северной башни. Виктория сидела перед моим столом, когда произошел огромный взрыв. Лучше всего это можно описать как взрывную волну. Здание качалось и гремело. Оно действительно накренилось в сторону, и на мгновение мне показалось, что башня рухнет. Все ломалось и билось. Картины попадали со стен, предметы со стола застучали по полу, потолочная плитка обвалилась, и включилась система пожаротушения над головой. Флуоресцентные лампы погасли, и включилось аварийное освещение. Я помню внезапную темноту снаружи. Яркое солнечное утро превратилось в полночь. И, конечно, запах. Я не мог его определить, но он был повсюду, это до меня дошло только вечером, когда я благополучно добрался домой. Тогда-то, пока я снова и снова смотрел новостные репортажи, я понял, что учуял запах авиационного топлива.

Эйвери ждала, не хотела давить слишком сильно.

– Забавно, как возвращаются воспоминания, – наконец продолжил Манчестер. – Я помню, как подошел к окну и выглянул, когда черный дым рассеялся. Помню бумаги, летящие по воздуху, словно конфетти, помню, как посмотрел вниз на улицу и увидел обычную для Нижнего Манхэттена толпу, но заметил что-то странное. Только позже я догадался, что это было. Толпа, машины, автобусы и такси – они не двигались. Все снаружи здания остановилось, как будто сам Господь Бог направил пульт управления на Нью-Йорк и нажал на паузу. Потом помню медленно стекающую по окну прозрачную слизь. Она была похожа на гель, густая и жидкая. И снова в тот момент я понятия не имел, что вижу. Только позже вечером я понял, что это было авиатопливо, растекавшееся снаружи здания.

Эйвери молчала. По телу пробежал мороз при мысли о том, через что прошел этот человек.

– Как бы то ни было, – продолжил он, – после первого взрыва я убедился, что все мои работники и партнеры в порядке, и затем мы начали эвакуироваться. Было рано. Некоторые из партнеров не приходили раньше девяти, так что в офисе нас было немного. Мы все знали, что в случае пожара пользоваться лифтами нельзя, поэтому пошли к лестнице и начали спускаться.

Эйвери свела брови.

– Вы спускались вниз?

– Да. Восемьдесят лестничных пролетов были трудной задачей, и мы не знали, в какой части здания горит, так что мы молились о том, чтобы пройти этажи под нами.

– Вы спускались вниз? – повторила Эйвери, на этот раз почти про себя. – А Виктория была с вами?

Манчестер покачал головой.

– Знаете, мне стыдно признавать, что я проследил за своими людьми – своими работниками и партнерами – и мы все быстро пересчитались по головам перед выходом на лестницу. – Он покачал головой и на секунду закрыл глаза. – Я не помню, чтобы видел Викторию Форд после того, как начался хаос. Я… забыл про нее.

Скорбь в его голосе была почти осязаема. Эйвери предположила, что это чувство вины выжившего, обусловленное тем, что тебе удалось обмануть смерть во время происшествия, забравшего так много жизней.

– Я слушала запись сообщения, которое Виктория оставила на автоответчике сестры. На ней она сказала, что находится с группой людей, которые решили пойти вверх по лестнице, не вниз. На крышу, где, как они считали, их могут спасти. Вы это помните?

Манчестер кивнул.

– Да. На нашем этаже было, наверное, сто человек, и мы все оказались в коридоре и на лестнице в одно время. Не было главных, и все было сумбурно. Было много криков растерянности и ложной информации, как вы можете представить. Теперь, через двадцать лет, мне трудно различить, что я знал в те мгновения, а что узнал потом. Все это словно смешивается и формирует собственную реальность. Но совершенно точно в тот момент никто из нас не знал, что в здание врезался самолет. Мы думали, что это просто какой-то взрыв. Новость о том, что в здание врезался самолет, начала распространяться только после того, как люди стали звонить домой. В том хаосе никто не знал, чему верить или кого слушать относительно стратегии того, как выбираться из здания. Как только народ начал организованно спускаться по лестнице, это было как вакуум и почти все последовали. Мы прошли двадцать этажей или около того, когда наткнулись на затор. Долгое время почти не двигались. Всего шаг в минуту или около того. Потом мы услышали второй взрыв, позже я узнал, что это второй самолет врезался в южную башню. Когда это произошло, люди запаниковали. Пошли разговоры о том, что лестница под нами заблокирована, и некоторые отделились. Кто-то пошел обратно наверх, кто-то – к другой лестнице с другой стороны здания.

– Что сделали вы?

– Я остался. Я не ушел с первой лестницы. Постепенно бутылочное горлышко рассосалось, и мы снова пошли.

– Сколько времени вы выбирались?

Манчестер покачал головой.

– Не уверен. Не помню, чтобы смотрел на часы тем утром, но полагаю, от сорока минут до часа. Знаю, что десяти часов еще не было. И задокументировано, что первый самолет врезался в восемь сорок шесть. Выйдя на улицу, я осмотрел апокалиптический вид и пошел прочь от центра. Метро не работало, поэтому я пошел пешком. Я дошел до парка Вашингтон-сквер, когда рухнула южная башня.

– Значит, после первого удара вы больше никогда не видели Викторию Форд?

– Я видел лица. Я разговаривал с людьми, но не помню, что мы обсуждали или кто они были. После того, как я проверил своих коллег, я едва помню их присутствие. Виктория могла идти на одного или двух человек впереди меня, но я не помню. Помню только, как люди бредут вниз по лестнице.

– Когда вы узнали про Викторию?

– Не сразу. Моя адвокатская практика пропала: все клиенты, все дела, все компьютеры. Я не слышал о Виктории Форд несколько недель. Столько времени понадобилось, чтобы спасти практику. Но Виктория была новой клиенткой. Я не начал процесс ее защиты. Она не заплатила мне гонорар. Меня ждали более срочные клиенты и подготовка к судебным заседаниям, как только осела пыль одиннадцатого сентября. Прошло какое-то время, прежде чем я услышал, что Виктория погибла.

Эйвери кивнула:

– Хорошо, я не хочу занимать слишком много вашего времени. Большое спасибо, что рассказали, я уверена, тяжелые воспоминания.

– Конечно.

– Вы не возражаете, если я позвоню вам в другое время, может попозже летом, если запущу эту историю и начну официальные интервью? К тому времени у меня будет возможность посмотреть на все улики против Виктории, и я с удовольствием послушала бы ваше мнение о них и какую защиту вы могли бы построить, будь у вас такая возможность.

– С удовольствием.

Через несколько мгновений Эйвери была на улице. Она посмотрела в сторону, где когда-то стояли башни-близнецы. Она никак не могла избавиться от мысли, которая продолжала всплывать в голове. Роман Манчестер и все остальные из его офиса пошли к лестнице и спустились вниз. Виктория Форд поднялась наверх. Если бы она просто последовала за толпой, сложилось бы все по-другому?

Глава 29

Манхэттен, Нью-Йорк

пятница 2 июля 2021 г.

В список контактов, который составила Эмма, входила и лучшая подруга Виктории, Натали Рэтклифф. Эйвери не обратила внимание на имя, пока не вернулась в свой номер, а потом прочитала дважды. Натали Рэтклифф была одной из самых популярных авторов в стране. Ее книги продавались в каждом книжном магазине, аптеке и киоске в торговых центрах. По всему миру было продано больше ста миллионов экземпляров ее романов, поэтому связаться с ней было не так просто, как позвонить. Поиски Эйвери показали, что издатель Натали Рэдклифф – дочерняя структура «Эйч-Эй-Пи Медиа», так что она задействовала свои контакты, чтобы выйти на связь и назначить встречу.

Натали Рэтклифф жила в манхэттенской высотке, выходящей окнами на Центральный парк, в том самом комплексе зданий, которые составляли скандальные пентхаусы в «Ряду миллиардеров»[2]2
  Неформальное название элитного квартала небоскребов в Нью-Йорке.


[Закрыть], где выросла Эйвери. Когда-то медик в отделении неотложной помощи, работавшая двенадцатичасовыми сменами, сегодня Натали Рэтклифф далеко ушла от своих ночей в больнице. Теперь она писала романы – женские детективы, которые ругали критики, но поглощали обожающие поклонники. За пятнадцать лет женщина написала пятнадцать романов, и каждый стал бестселлером. Лучшая подруга Виктории Форд и соседка по комнате в колледже, Натали Рэтклифф находилась в первых строчках списка людей, с которыми Эйвери было интересно пообщаться.

После своего визита к Роману Манчестеру предыдущим днем Эйвери заглянула в книжный и выбрала парочку романов Натали Рэтклифф. Она обнаружила две полки с книгами женщины и вернулась в отель с целой сумкой романов в мягких обложках. Несмотря на то, что она гонялась за историей и у нее было много работы, Эйвери засосал один из романов Натали. Главная героиня – пухленькая частный детектив по имени Пег Перуджо – расследовала темные делишки привлекательного врача неотложного отделения, в процессе выяснив, что хороший секс важнее, чем махинации с «Медикэр»[3]3
  В США федеральная программа медицинской помощи престарелым.


[Закрыть]. История была глупой и дилетантской, но она не давала Эйвери спать до двух ночи, пока та не заставила себя закрыть книгу и немного поспать.

Утром Эйвери быстро пошарилась по Интернету и узнала, что Натали Рэтклифф делит свое время между Нью-Йорком и Северной Каролиной. Каждый год она балует себя роскошным месячным отпуском на греческих островах, чтобы завершить новую книгу. Она замужем за руководителем круизной линии и имеет троих детей – двое уже взрослые и самостоятельные, а один еще учится в колледже. Натали восемь лет проработала врачом, прежде чем уволиться, чтобы писать романы. Она живет на двадцать втором этаже небоскреба «One57», и дверь в ее апартаменты распахнулась, стоило Эйвери выйти из лифта.

Эйвери увидела, как женщина рассмеялась и покачала головой.

– Эйвери Мэйсон в моем лифте. Это правда?

– Я должна задать такой же вопрос. Сама Натали Рэтклифф встречается со мной.

– Как будто я отказалась бы, – сказала Натали. – Я ваша большая поклонница. Пожалуйста, проходите.

Квартира была большая, красивая, профессионально оформленная и открывала хороший вид на Центральный парк. Этот вид Эйвери помнила с детства. Справа от гостиной располагался отделанный красным деревом кабинет, обозначенный распахнутыми французскими дверями. На стенах висели помещенные в рамки обложки романов Натали, а полки от пола до потолка занимали ее книги. Эйвери заметила «Багаж», слегка вульгарный и бестолковый роман, который не отпускал ее большую часть ночи.

– Должна признаться, – сказала Эйвери, – что не читала ваших романов, когда разговаривала с вами, но вчера купила несколько ваших книг, и одна из них безнадежно затянула меня ночью. Не могла отложить ее. Так что можете считать меня новой поклонницей.

Натали приложила руку к сердцу.

– Это самый большой комплимент, который я получала в жизни. Эйвери Мэйсон – поклонница моих книг. Спасибо.

Эйвери показала на кабинет Натали:

– «Багаж». Честно, я не могла оторваться от нее. Не давала мне спать.

Натали улыбнулась.

– Одна из моих любимых. Она моя первая, так что, полагаю, так и должно быть, поскольку с нее все началось. Спасибо за комплимент. Правда, волнительно слышать, что вы читаете одну из моих книг. Я ваша большая поклонница и просто люблю «Американские события». А эпизод с фургоном? Я думала, что меня инфаркт хватит, пока смотрела, как вы опускались на дно того бассейна.

– Я тоже.

Они засмеялись, как старые подруги.

– Налить вам что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. Я не хочу отнимать у вас слишком много времени, знаю, что вы заняты. Я хотела поговорить с вами о Виктории Форд. Уверена, шокирует, когда прошлое возвращается к нам так стихийно.

Натали кивнула и показала на обеденный стол. Эйвери села.

– Я была весьма потрясена, когда услышала новости, – сказала Натали, садясь напротив. – Но я была счастлива за Эмму. Немного покоя ей на пользу.

– Эмма скала. Я имела удовольствие познакомиться с ней на днях. Вы хорошо ее знаете?

– Я знаю Эмму много лет. Мы до сих пор поддерживаем связь. Виктория была очень важной частью наших жизней, ее отсутствие стало своеобразным магнитом, притянувшим нас друг к другу. Мы видимся раз в год, чтобы обменяться новостями.

– Если я смогу запустить этот проект о Виктории, мне надо будет опросить столько друзей и родственников, сколько я смогу найти. Я хочу рассказать историю Виктории – кем она была и чем занималась – прежде чем перейти к ее смерти и событиям, которые непосредственно предшествовали ей. Надеюсь, вы сможете посвятить меня в некоторые подробности.

– Это будет честью для меня. Виктория была моей близкой подругой.

– Давайте начнем с этого. Насколько близки вы были с Викторией?

– Мы были лучшими подругами.

– А именно?

– А именно, если бы она позвонила и сказала, что у нее проблемы, я бы примчалась с мешками для трупов и алиби.

Эйвери засмеялась.

– Извините, – сказала Натали. – Это во мне говорит беллетрист.

– Нет, нам всем нужны такие друзья.

– Мы с Викторией были близки. Она была мне как сестра.

– Как вы познакомились? Дайте мне немного подробностей.

Натали кивнула, как подозревала Эйвери, решая, с чего начать.

– Мы с Викторией вместе учились в колледже. Она на финансах, я на биологии. На первом курсе нас поселили в одной комнате, и мы просто совпали. Мы были вместе все четыре года. После колледжа я поступила в медицинский вуз здесь, в Нью-Йорке. Виктория вошла в финансовый мир. Все эти годы мы оставались близки и никогда не отдалялись слишком сильно, несмотря на очень напряженную жизнь. Я училась в медицинском и проходила ординатуру, а она начинала свою карьеру. Я вышла замуж и родила детей. Вик вышла замуж и поговаривала о детях. Мы с мужем иногда ужинали вместе с ней и Джаспером. Не так часто, как нам хотелось бы, но такова жизнь.

– Просто вопрос любопытной поклонницы. Вы учились на врача, но сейчас пишете книги. Как это произошло?

Натали улыбнулась:

– Даже не знаю. Я всегда любила читать, с юности. Я мечтала, что когда-нибудь буду писать, но не думала, что действительно решусь. Но в конце концов однажды я села и сделала это. То, что первая рукопись продалась, до сих пор поражает меня. Точно так же меня шокирует, что я смогла написать еще одну.

– И еще одну, и еще, – сказала Эйвери. – Вы весьма продуктивны.

– У меня была возможность, и мне жутко повезло.

– Полагаю, ваша любовь к чтению и писательство также сблизили вас с Викторией? Эмма говорит, что она тоже интересовалась писательством.

– Да. На самом деле гораздо больше меня. Мы обе говорили об этом в колледже. Знаете, мечтали написать книгу. Как Даниэла Стил. Но помешали реалии жизни, и мы обе отложили эти мечты, поскольку начинали свои карьеры.

– И посмотрите на себя сейчас. Один из самых известных авторов, – сказала Эйвери. – Жизнь движется по спирали, не так ли?

– Полагаю, что так.

Эйвери достала желтый блокнот и сделала несколько пометок.

– Вы поддерживали связь с Викторией после смерти Кэмерона Янга?

– Не особо. Несомненно, это было тяжелое время в жизни Виктории. Я звонила ей, но она не перезванивала. Я знаю, что она была занята разговорами с адвокатами и, знаете, всем, что с этим связано.

– Вы вообще разговаривали с ней об этом?

– Коротко. Однажды она позвонила спросить, сможет ли занять денег на случай, если они ей понадобятся. Ее защита стоила астрономическую сумму.

– И все? Ничего про дело или… ее связь с Кэмероном Янгом? Или… правдой ли были обвинения против нее?

– Нет. Я никогда не спрашивала, а она никогда не рассказывала. Я знала, что у нее проблемы в браке, и она упоминала, что встретила кого-то другого. Но я никогда не вдавалась в подробности. Когда появились новости и СМИ нацелились на нее, я сказала ей, что всегда буду ее подругой и что знаю, что она никогда не совершила бы того, в чем ее обвиняют. Я всем сердцем была уверена в этом. И сегодня до сих пор уверена.

– Что насчет кануна одиннадцатого сентября? Вы разговаривали с ней?

Натали покачала головой:

– За пару недель до. Тогда у меня было безумное время. Я работала врачом неотложной помощи в городе, и одиннадцатого сентября и большую часть той недели работали все. Я до сих пор смутно помню. Пару дней я ничего не знала о Виктории. Я работала круглыми сутками, а когда наконец появилась возможность передохнуть, провела инвентаризацию всех знакомых в городе. Когда не получилось связаться с Викторией, я наконец позвонила Эмме, и она сообщила мне новости.

– Как вы узнали о том, что останки Виктории идентифицировали?

– Из газеты. Я сразу же позвонила Эмме, и она рассказала мне подробности.

Эйвери проверила свои заметки.

– Будет ли слишком попросить вас написать хронологию ваших отношений с Викторией? Начиная со знакомства в колледже и далее?

– Конечно, я могу.

– Здорово. Я буду в Нью-Йорке еще как минимум неделю, но, может, и дольше, смотря по необходимости. Могу я связаться с вами через несколько дней?

– Конечно. Я дам вам свой сотовый. И сразу начну работать над моей историей с Викторией. Это будет хорошим упражнением для меня – вспомнить время, проведенное вместе..

Эйвери встала:

– Большое спасибо, Натали. Я хочу сделать это правильно. Я знаю, что в истории Виктории будут трудные моменты, но я хочу показать Америке, кем была эта женщина до того, как ее обвинили в убийстве. Информация, которую вы предоставите, здорово поможет.

Они попрощались, и Эйвери шагнула в лифт.

– Дайте мне знать, как вам понравится остальная часть «Багажа», – сказала Натали, прежде чем двери закрылись.

– Я буду дочитывать всю ночь.

Двери закрылись, и лифт спустил Эйвери в лобби. Когда она выходила из здания, зазвонил ее сотовый. Это был Уолт Дженкинс. Он хотел встретиться вечером за ужином. Они договорились о времени и месте, после чего Эйвери бросила телефон в сумочку. Ее цель – разнести дело против Виктории Форд в пух и прах. Для этого у нее есть внимание ведущего детектива и выходные. Идя по Нью-Йорку, она осознала, что потянула столько ниточек истории Виктории Форд, что почти забыла настоящую причину своего возвращения в город, который хранил так много ужасных воспоминаний.