Текст книги "Двадцать лет спустя"

Глава 36

Манхэттен, Нью-Йорк

суббота 3 июля 2021 г.

Затащив контейнеры в свой номер, Эйвери сбегала в «Старбакс». Ее поразила тишина города. Для субботнего дня улицы были пусты. Светофоры работали по своим таймерам, переключаясь с зеленого на желтый и на красный, иногда без единой машины, проезжающей перекресток. По сути, это был первый раз на памяти Эйвери, когда на Четвертое июля она осталась на Манхэттене. В детстве она проводила лето в Систер-Бэй. А взрослые годы проводились в семейном доме в Хэмптонс. Остаться в городе на Четвертое июля никогда не приходило ей в голову. Просто люди так не делают. Все, кого она знала, отправлялись за город или на побережье. Но сейчас, проходя по пустым улицам, она замечала в городе элегантность, которую никогда не ценила раньше, как будто город был старинным сундуком, который очистили от облупившейся краски и жесткой грунтовки, открыв под ними истинный шедевр.

Она смаковала ощущение, что город принадлежит только ей, тонны работы и ничто не отвлекает. По крайней мере, она пыталась убедить себя в этом. Пока она шла по пустынным тротуарам, ее мысли снова уплыли к Уолту Дженкинсу и незнакомому волнению, которое она испытывала по поводу предстоящей встречи с ним. С таким объемом работы она не могла позволить посторонним мыслям отвлекать ее или сбивать с толку. Но чем больше она анализировала это волнение, тем яснее понимала, что это попытки ее мозга переключить фокус на нечто в разы более захватывающее, чем то, что ждет ее по окончании выходных. Притяжение к Уолту Дженкинсу отвлекло ее, пусть и на мгновение, от расползающейся нервозности по поводу возвращения в Бруклин на следующей неделе, чтобы проверить, добыл ли мистер Андре – она даже не знала его фамилии – фальшивый паспорт. Эйвери знала: если добыл, тогда начнется настоящая – и опасная – работа. Заходя в «Старбакс», она поняла, что даже в почти пустом городе смогла найти шум и грязь. В конце концов, она же Монтгомери.

Через двадцать минут она пила большую порцию кофе темной обжарки – двойные сливки, два сахара – сидя за маленьким столом в углу своего номера. Пыльные контейнеры, которые Эмма достала с чердака, теперь были пусты, их содержимое разбросано по номеру, покрывая кровать, кофейный столик и пол. Фотографии и ежегодные альбомы, фотоальбомы и дневники. Эйвери некоторое время листала страницы детского дневника Виктории и читала надежды и мечты девочки-подростка. Записи были милыми и очаровательными и рассказывали о влюбленностях Виктории в мальчиков в начальных классах, об учителях. которых она ненавидела, и ее мечтах писать романы, когда вырастет. Эйвери испытывала чувство вины из-за того, что читала личные мысли девочки подростка, и через некоторое время отложила дневник.

Час она рассматривала старые фотографии и представляла свой документальный фильм, включающий изображения этих альбомов и дневника – мечты женщины, погибшей до того, как она получила возможность увидеть их воплощение.

В одном из контейнеров Эйвери нашла старую USB-флешку. Она вставила ее в свой ноутбук и стала ждать, пока компьютер обработает древнюю технологию. Наконец на экране появилась папка с файлами, и Эйвери открыла ее. В папке было пять файлов – все документы «Ворд». Она нажала на первый файл, и документ открылся. Эйвери прочитала титульную страницу:

«Бардак»

Виктория Форд

Склонив голову набок, она проматывала документ, понимая, что смотрит на одну из рукописей, которые Виктория написала перед смертью. В рукописи было четыреста страниц. Эйвери открыла все файлы и обнаружила еще четыре рукописи, все авторства Виктории и все примерно одного размера. Вернувшись к первому файлу, Эйвери начала читать. После двух страниц она остановилась. Было в этой истории что-то знакомое. Она начала читать третью страницу, пока до нее не дошло.

Эйвери знала эту историю. Она уже читала ее. Прокручивая быстрее, она пробежалась глазами по тексту еще минуту, пока уверенность не окрепла. Пока не встретила в начале второй главы главного персонажа. Эксцентричную женщину – частного детектива с некоторым лишним весом и невезучую в любви. Персонажа по имени Пег Перуджо.

Эйвери прошептала имя вслух:

– Пег Перуджо. Пег Перуджо.

Отложив ноутбук, Эйвери подошла к шкафу и сняла с крючка свою сумочку. Внутри она отыскала роман Натали Рэтклифф, который не давал ей спать до поздней ночи. Название книги – «Багаж» – было созвучно с названием рукописи Виктории Форд. «Бардак».

Стоя в прихожей своего номера, Эйвери открыла роман и пролистала страницы. Главы, абзацы, слова… они были идентичны рукописи Виктории Форд. Рукописи, сохраненной на древней флешке и последние двадцать лет пролежавшей на чердаке Эммы Кайнд.

Глава 37

Манхэттен, Нью-Йорк

суббота 3 июля 2021 г.

Мысли путались, пока Эйвери шла по пустынным улицам Мидтауна к «Гранд Хайатт». Уолт Дженкинс позвонил, когда она просматривала остальные рукописи Виктории Форд, удивительным образом обнаруживая, что каждая опубликована как роман Натали Рэтклифф с полненькой и очаровательной частной детектившей по имени Пег Перуджо в главной роли. Эйвери не могла сообразить, что все это значит, разве что Натали Рэтклифф в дополнение к тому, что является одним из самых популярных авторов, при этом еще и мошенница-плагиатор.

Замешательство все еще туманило ее мысли, когда Эйвери повернула на Сорок шестую стрит и подошла ко входу в «Хайатт». Она поднялась на лифте на двадцатый этаж и постучалась в номер 2021. Дверь открылась, и Эйвери быстро забыла про Натали Рэтклифф и Викторию Форд, Пег Перуджо и плагиат. Уолт был в джинсах и незаправленной рубашке. Эйвери заметила небольшой порез на его свежевыбритой правой щеке, и по какой-то безумной причине ей захотелось лизнуть большой палец и прижать к щеке, чтобы стереть отметину. Рациональная часть ее мозга вмешалась, прежде чем она перешла к действиям.

– Кажется, мы с вами единственные, кто остался в городе, – сказал Уолт.

Эйвери прогнала мысли прочь и улыбнулась:

– Жутковато, да?

– Очень. Проходите.

Эйвери вошла в люкс с одной спальней.

– Хорошая берлога.

– Я избавился от своей квартиры пару лет назад, – сказал Уолт, закрывая дверь. – Аренда на Ямайке практически ничего не стоит, так что у меня есть небольшая заначка. Я не знал, сколько пробуду здесь, поэтому шиканул. Когда мы с вами закончим с делом Кэмерона Янга, думаю, я задержусь здесь и навещу родителей и брата. Прошло много времени.

– Дело на столе, – сказал он, показывая в угол, где на столе у окна стояла картонная коробка. – Вещдоки до сих пор в хранилище, но все остальное тут. Оригинальные документы перевели в цифру, отсканировали и отправили в базу БУР. Это копии, но здесь представлены почти все документы, составляющие дело против Виктории Форд.

– Почти? – спросила Эйвери, проходя к столу, и села.

– Это все, что хранилось в полиции Шандакена. Расследование убийства Кэмерона Янга велось через их офис, чтобы сохранить мир. Местные отделения не любят, когда БУР забирает у них дела, так что, как ведущий детектив, я позволил начальнику полиции Шандакена быть лицом расследования. Я все еще жду звонка из офиса окружного прокурора насчет того, имеются ли у них какие-нибудь дополнительные документы. Прошло двадцать лет, их может давно не быть. Но поверьте, – Уолт показал на коробку на столе, – это займет вас на какое-то время.

– Вы можете пояснить мне что-нибудь?

Уолт подтянул стул и сел рядом с ней.

– Конечно. Мы можем пройтись от начала до конца. Как много вы знаете об убийстве?

– Все, что мы с вами обсуждали вчера вечером, плюс то, что изначально рассказала мне Эмма Кайнд. Я также беседовала с Романом Манчестером, адвокатом, который защищал Викторию.

– Тогда, похоже, вы знаете много. Что из этого вы хотите посмотреть?

– Все.

– Хорошо, – сказал Уолт. – Только предупреждаю. Фотографии места преступления неприятные.

Эйвери кивнула. За последние несколько лет она повидала много мест преступлений.

– Я в норме.

Уолт достал из коробки папку с фотографиями. Эйвери представила, как ее операторы и съемочная группа раскладывают содержимое этой коробки и делают кадры с документами, выделяя желтым в расшифровках допросов и полицейских рапортах места, связанные с историей, которую она хочет рассказать. Она представила, как пугающие фотографии места преступления мелькают на экранах телевизоров по всей Америке, пока разворачивается история Виктории Форд.

– Здесь тело, балкон и хозяйская спальня дома Янгов в Катскильских горах, – сказал Уолт. – Это я обнаружил, когда прибыл на место преступления.

Эйвери подвинула фотографию висящего под балконом Кэмерона Янга так, чтобы та лежала перед ней. И правда, неприятно. Безжизненное тело висело среди бела дня, а с травы под ним поднимался утренний туман. Из-за веревки его голова находилась под странным углом. Перебирая остальные фотографии, Эйвери переместилась с задней лужайки особняка в Катскилах внутрь дома, вверх по лестнице и в главную спальню. Она увидела протянутую через всю комнату веревку, от открытых балконных дверей до гардеробной. Она листала фотографии, пока не нашла сделанные в гардеробной, где конец веревки был привязан к ножке здорового на вид сейфа.

– Расскажите мне о своих находках в спальне, – попросила она.

Уолт наклонился ближе, чтобы показывать на каждое фото. Эйвери уловила аромат бальзама после бритья.

– Веревка, которую использовали, чтобы повесить Кэмерона Янга, оказалась из мотка, который при покупке имел длину двадцать три метра. Ее много раз перерезали лезвием с волнистой кромкой. – Уолт показал на фотографию, где на ковровом покрытии рядом с сейфом валялся зловещего вида кухонный нож. Рядом с ним стояла желтая метка улик. – Нож взят с разделочного стола на кухне, и на нем отпечатки пальцев Виктории. На ковре была обнаружена ее кровь.

Эйвери почувствовала, что он наклонился чуть ближе, чтобы найти среди фотографий изображение крови на ковре рядом с сейфом.

– Эта кровь совпала с кровью Виктории Форд по ДНК. Версия была, что, торопясь сымитировать самоубийство, она порезалась ножом, когда пилила веревку.

– Итак, эта кровь, – сказала Эйвери. – Она была главной уликой, связавшей Викторию с местом преступления?

– Кровь и еще моча, обнаруженная в унитазе. Обе совпали с ДНК Виктории.

Эйвери вспомнила голос Виктории Форд с записи автоответчика.

«Они говорят, что обнаружили мою кровь и мочу на месте преступления. Но этого не может быть. Ничего этого не может быть. Пожалуйста, поверь мне».

– На ноже, а также на бокале на прикроватной тумбочке, были ее отпечатки пальцев, – сказал Уолт, повернув голову к Эйвери, склонившейся над столом очень близко к нему. – Все это связало ее с местом преступления.

Эйвери посмотрела обратно на фотографии:

– Значит, подозревалось, что в момент преступления, когда Виктория порезалась, Кэмерон Янг был уже мертв?

– Да. Версия была, что Кэмерона Янга задушили во время какой-то садомазо-практики. У него по всему телу следы плетки, так что мы знаем: что бы ни происходило той ночью, это было весьма жестоко. Когда он умер, Виктория Форд попыталась устроить, чтобы все выглядело как самоубийство.

– Как вы пришли к этому заключению?

– По мнению судмедэксперта, повреждения на шее Кэмерона Янга подсказывали, что изначально его удушили веревкой. Вскрытие показало, что он пострадал от так называемой асфиксии короткого падения: скопление крови в легких, точечные кровоизлияния в слизистой век и щек и куча других находок. Мы можем посмотреть результаты вскрытия, и я подробно объясню их вам. Но было ясно, что причиной смерти стало удушение сдавливанием, возможно, в результате эротической асфиксии. Затем, когда он умер, его тело сбросили с балкона. Это привело к травме от так называемого длинного падения – глубокой борозде от сдавливания и разрыву спинного мозга. Но было установлено, что эти травмы произошли, когда он был уже мертв.

Эйвери водила руками по фотографиям, чтобы упорядочить мысли.

– Значит, Виктория Форд убивает Кэмерона Янга, потому что он не бросает жену.

– И потому, что он заделал жене ребенка после того, как заставил Викторию сделать аборт.

Эйвери медленно кивнула:

– И как вы узнали про аборт?

– Мы истребовали ее медицинскую карту, а потом она призналась во время допроса, что сделала аборт.

– И во время аборта возникли осложнения?

– Верно, – сказал Уолт. – Процедура лишила ее возможности иметь детей в будущем.

– И это был аргумент окружного прокурора, почему она его убила?

– Да.

– Ладно, – сказала Эйвери. – Значит, Виктория убивает его. Затем ей в голову приходит идея обставить все как самоубийство. Она завязывает вторую, более длинную веревку вокруг его шеи и бежит в гардеробную, чтобы привязать веревку к сейфу, самой тяжелой вещи в комнате.

– Верно.

– Пока она торопится подогнать место преступления под самоубийство и режет веревку, чтобы привязать ее к сейфу, она режется об нож.

– Верно.

Эйвери внимательно смотрела на фотографию окровавленного ковра.

– Затем она привязывает веревку и сбрасывает тело с балкона?

– Да, такова была оценка места преступления и довод обвинения.

– Почему она оставила нож? – спросила Эйвери. – Если Виктория подгоняла все под самоубийство, зачем ей оставлять нож со своими отпечатками рядом с сейфом?

– Она запаниковала, – уверенно сказал Уолт. – Может, предположила, что его свяжут с Кэмероном. Ведь нож с его собственной кухни. Если мы полагаем, что в этот момент она рассуждала логически, то надо также спросить, зачем ей оставлять на тумбочке бокал со своими отпечатками. Или свою мочу в унитазе. Но мы никогда не утверждали, что она сделала все идеально. Совсем наоборот. Виктории Форд не удалось убийство. По крайней мере, скрыть следы.

Эйвери продолжала перебирать фотографии. Она подняла изображение раздувшегося тела Кэмерона Янга, висевшего на заднем дворе.

– Виктория весила пятьдесят четыре килограмма. Утверждалось, что она протащила мертвого мужчину на сорок пять килограммов тяжелее себя через спальню, подняла его и перебросила через метровую ограду балкона. Не легкая задача.

– Но не невозможная. Особенно на фоне выброса адреналина.

Эйвери смотрела на Уолта, пока он говорил. Что-то в его тоне или поведении подсказывало: сегодня он менее уверен в деле и его выводах, чем, вероятно, был двадцать лет назад. Она сомневалась, что причиной его скептицизма стали ее первые несколько вопросов, и Эйвери задавалась вопросом, есть ли что-то еще, что известно ему про это дело.

Она показала на коробку:

– Давайте посмотрим остальное.

Глава 38

Манхэттен, Нью-Йорк

суббота 3 июля 2021 г.

Уже после девяти вечера они решили сделать перерыв. Глаза Эйвери горели, а в основании черепа зарождалась тупая головная боль из-за чтения множества документов, полицейских рапортов и расшифровок допросов. Она спустились на лифте в лобби и вышли через вращающиеся двери в вечернее тепло. Оба не обедали, так что отправились в «Паблик хаус», где сели за барную стойку и заказали бургеры и пиво. Вечер субботы, а вокруг пусто.

– Вы когда-нибудь видели город таким? – спросил Уолт.

– Никогда. Я слышала рассказы о том, как он пустеет на Четвертое июля. Некоторые из моих друзей любили оставаться, когда все остальные устремлялись из города. В детстве я проводила лето в Висконсине.

– В Висконсине?

– Да. Родители каждое лето отправляли меня в лагерь. Восемь недель мореходного лагеря в северном Висконсине. Так что ребенком меня всегда не было на Четвертое июля. Когда я была старше, мы обычно ездили… – Эйвери остановила себя, два ее мира снова столкнулись. – У нас был дом в Хэмптонс. Мы всегда проводили Четвертое июля там.

– У ваших родителей?

Эйвери кивнула.

– Они до сих пор владеют им? – спросил Уолт. – Я имею в виду, что если у вас есть доступ к дому в Хэмптонс, то напрашивается вопрос, почему вы проводите выходные со мной.

Эйвери улыбнулась:

– Я работаю. Но нет, дома… давно нет.

Эйвери не упомянула, что «домом» был особняк площадью больше девятисот квадратных метров на пляже и что его не просто «нет», а он конфискован властями, как все до единого объекты недвижимости, которыми владела ее семья. Она также пропустила тот факт, что ее мать умерла, отец жулик и что ее время в Нью-Йорке этим летом приведет к гораздо более крупным последствиям, чем прольет свет на виновность или невиновность Виктории Форд. «Просто мелочи жизни», – думала Эйвери, потягивая пиво. Пустяки, которые она держала при себе, когда знакомилась с новыми людьми.

Им подали бургеры. Между укусами Уолт спросил:

– Проводить лето в Висконсине… было скучно для ребенка?

– Совсем наоборот. Это были лучшие времена моей жизни. Мореходная школа была известной и престижной. И до сих пор такая. По крайней мере, в пределах маленькой, сектантской группы людей, которые хотят вбить искусство ходить под парусом в своих детей с того момента, как те научатся ходить. Лист ожидания длиной в годы, буквально. Некоторые из друзей моих родителей записывались, как только у них рождались дети. Кроме шуток. Это был единственный способ получить место. Или так, или у твоих родителей много денег и много влияния.

– У ваших родителей они были?

Эйвери пожала плечами:

– Типа того. Но каким бы образом они ни записали меня туда, лето там было особенным. Для меня и моего брата. Боже, он обожал это место.

Воспоминания о Кристофере на мгновение отвлекли ее. После затянувшегося молчания она поняла, что Уолт смотрит на нее в ожидании продолжения.

– Он прямо на озере. Лагерь. Дети со всей страны приезжали туда учиться ходить под парусами. Даже парочка детей из Англии. Мне нравился их акцент. В детстве я мечтала переехать в Лондон, только чтобы говорить как они. Наша дружба была странной. Мы виделись друг с другом только летом и не общались остальную часть года. Но как только заканчивался учебный год, все, чего я хотела, это отправиться в Систер-Бэй. И когда мы с моими друзьями по парусам воссоединялись каждое лето, было впечатление, будто мы никогда не расставались. У детей, которые ездят в лагерь, есть такой вид привязанности.

– Вы проводили там все лето?

– Восемь недель. Каждое лето.

– И что, вы спали в палатках?

Эйвери рассмеялась:

– Вы не лагерный ребенок, да?

Уолт покачал головой.

– Мое лето состояло из бейсбола на улицах Куинса. Отправить меня в лагерь было бы равносильно тюремному заключению.

– Только лагерные дети понимают. Нет, мы не спали в палатках. Мы жили в домиках, с ванными и даже унитазами. Да, в Висконсине есть такая роскошь, как водопровод и канализация.

Уолт поднял раскрытые ладони:

– Я не издеваюсь над Висконсином. Просто ничего не знаю про летние лагеря.

– Я просто прикалываюсь. Но в лагере на самом деле были классные большие, красивые домики. Целая дюжина – настоящие бревенчатые домики, где жили все ученики. По шесть в домике. В них творилось много безумного.

– Могу только представить. В старшей школе вы тоже ездили туда?

– И в колледже тоже. Я вернулась инструктором.

– Вы еще ходите под парусом?

– Все время. В Лос-Анджелесе у меня маленькая «Catalina». Я стараюсь выходить в море… – Голос Эйвери затих, потому что мысли метнулись к фотографиям места преступления. – Раз в неделю.

– Что такое? – спросил Уолт.

Эйвери покачала головой, положила свой бургер и сделала глоток пива. Она показала на стакан Уолта.

– Допивайте. Нам надо вернуться к вам в отель. Мне надо еще раз посмотреть на фото места преступления.

Глава 39

Манхэттен, Нью-Йорк

суббота 3 июля 2021 г.

Они торопились назад по пустым улицам. Эйвери молчала, стоя рядом с Уолтом в лифте. Когда он открыл дверь своего люкса, она прошла к столу и села. Она снова подвинула фотографии к себе и перебирала их, пока не нашла нужные, после чего положила их рядом на столешнице.

– Смотрите сюда.

Уолт наклонился над ее плечом.

– На что смотреть?

– Видите этот узел? – спросила Эйвери, показывая на веревку, привязанную к ножке сейфа. – И эти? – Она показала на узлы, завязанные вокруг запястий Кэмерона Янга.

– Да. Судмедэксперт отметил их. Подождите.

Уолт сел рядом с ней и достал из коробки отчет о вскрытии. Быстро пролистал его.

– Вот. – Уолт положил отчет на стол и показал предложение с комментарием доктора Локарда. – Судмедэксперт описал узлы как «альпийскую бабочку». Он сказал, что они широко используются в альпинизме.

– Он ошибся, – сказала Эйвери.

– В чем?

– Это не альпинистские узлы, а морские. Я вяжу их почти каждые выходные.

– Морские узлы?

– Да. Это булинь. Я уверена. – Эйвери подняла глаза от фотографий и пропела: – Зайчик кустик обошел, в норочку свою зашел.

Уолт поднял брови.

– Это стишок, чтобы запомнить, как вязать узлы. Я выучила его в детстве в Систер-Бэй. Рассказ про мореходный лагерь подтолкнул мою память.

– Ладно, – пожал плечами Уолтер. – Значит, это морские узлы. И о чем это вам говорит?

– Это говорит мне о том, что человеку, который их вязал, пришлось использовать обе руки.

– Верно. Судмедэксперт тоже отметил это. Узлы можно завязать, только пользуясь двумя руками, а следовательно, Кэмерон Янг не мог сам связать себе руки. Это один из доводов, по которым мы исключили самоубийство.

– Тогда где кровь? – спросила Эйвери.

– Кровь? Я показывал вам. – Уолт показал на фотографии. – Мы обнаружили крупные капли крови Виктории Форд на ковре рядом с сейфом.

– Да, я видела. И на ковер накапало много крови. Но если я правильно поняла последовательность событий – сначала Виктория порезалась, пока резала веревку, чтобы привязать ее к сейфу и сбросить Кэмерона Янга с балкона, – разве на веревке не осталось бы следов этой раны? Если Виктория порезалась до такой степени, что вся эта кровь натекла на ковер в гардеробной, то где остальная кровь на месте преступления?

Уолт склонил голову набок и откинулся на спинку стула, глубоко задумавшись, как поняла Эйвери.

– Например, на булине, который она предположительно завязала, – продолжила Эйвери. – Как заключил судмедэксперт, ей пришлось бы воспользоваться двумя руками, чтобы завязать его. Если у нее шла кровь из одной руки, думается, вся веревка была бы заляпана кровью Виктории. Это белая веревка, и на ней ни капли крови. Или на сейфе. И где-нибудь на теле Кэмерона Янга также были бы следы этой раны, которую Виктория предположительно получила как раз перед тем, как тащить тело на балкон. Нет?

Уолт потер щеку ладонью, но не произнес ни слова. Тогда Эйвери поняла, что у нее есть история, которую можно развить. Если несколько вопросов о месте преступления смогли посеять сомнения в голове ведущего детектива, их наверняка достаточно, чтобы завлечь телевизионную аудиторию в пятнадцать миллионов. И если беглый взгляд на дело против Виктории Форд поднял такие вопиющие проблемы, то наверняка возможно, что и другие несостыковки в материалах по Кэмерону Янгу ждут своего часа.

И еще кое-что пришло в голову Эйвери. Растущее чувство долга. В ее сознании снова прозвучал голос Виктории Форд.

«Найди способ, Эм. Найди способ доказать это. Пожалуйста? Просто найди способ доказать миру, что я не чудовище, которым они меня изобразили».