Текст книги "Двадцать лет спустя"

Часть 3. Прикрытие

Глава 21

Манхэттен, Нью-Йорк

понедельник 28 июня 2021 г.

– Где? – спросил Дуайт Кори.

Эйвери сидела в «Жаке», баре отеля «Лоуэлл», и трубочкой перемешивала лед в своей водке с содовой. Прошло три дня с ее пьяного разговора с Эммой Кайнд, когда две бутылки шардоне сопровождали ошеломляющие откровения о Виктории Форд.

– В Нью-Йорке, – сказала Эйвери.

– Что ты делаешь в Нью-Йорке?

– Охочусь на историю.

– Ну, ты хреново выбрала время. Мосли Жермен хочет встретиться, чтобы обсудить твой контракт. Он оставил мне кучу сообщений, чтобы я перезвонил.

– Они поднялись с семисот пятидесяти?

– Они стоят на своем, но хотят поговорить о поощрениях и бонусах.

– Я не буду разговаривать о поощрениях и бонусах, пока не установим базу. Ты получил мое письмо по электронке?

Эйвери отправила своему агенту электронное письмо, подробно расписывающее зарплаты ведущих информационно-аналитических программ за последние двадцать лет, с поправкой на инфляцию и согласно рейтингам. Электронная таблица включала ведущих «Даты», «20/20», «48 часов» и «60 минут» вместе с рейтингом Нильсена для каждой программы.

– Эйвери, – сказал Дуайт с заметным скептицизмом в голосе. – Ты в Нью-Йорке встречаешься с другими сетями?

– Нет же. Я бы никогда не пошла на встречу без своего чертовски устрашающего двухметрового агента с его безупречным костюмом и идеально наманикюренными ногтями. Я начинаю сомневаться в твоих навыках ведения переговоров, но ты все еще чертовски пугаешь большинство людей. В Нью-Йорке я охочусь на историю, вот и все.

– Нам надо поговорить о предложении Жермена.

– Нет. Пока он не сделает серьезного предложения. Послушай, ты говорил найти тебе контент на следующий сезон. Я его нашла.

– Хорошо, – сказал Дуайт и после долгой паузы добавил пришибленным тоном: – Дай мне тридцатисекундное резюме этой истории, отправившей тебя в Нью-Йорк. Начинай.

– Нью-Йоркское бюро судебно-медицинской экспертизы недавно идентифицировало останки жертвы одиннадцатого сентября с использованием новой технологии ДНК. Я разговаривала с медицинским экспертом, доктором Ливией Катти, и она готова показать мне изнутри новую технологию, которая, по ее мнению, является существенным прорывом в идентификации двадцати тысяч неопознанных останков одиннадцатого сентября, которые до сих пор хранятся в криминалистической лаборатории.

– Звучит интересно, и время работает на эту осень. Но я не уверен, что это интересно для полнометражного фильма.

– Я только начала. Я разыскала Эмму Кайнд, сестру женщины, которую идентифицировали. Я искала личную сторону истории. Что-то, что имело бы шанс выделиться этой осенью, когда все остальные будут снимать истории о двадцатой годовщине одиннадцатого сентября. Потом я узнала, что идентифицированные останки принадлежат женщине, которой грозило обвинение в убийстве. В момент гибели Виктории Форд предстояло предстать перед судом за убийство своего женатого любовника – богатого писателя по имени Кэмерон Янг.

– Погоди минуту, – сказал Дуайт. – Откуда я знаю это имя?

– Потому что в девяностых он написал череду бестселлерных триллеров. Судя по исследованию, которое я провела за выходные, он был очень популярен. Его книги занимали первые места во всех списках и продавались по всему миру. Миллионными тиражами. В то время его смерть стала громким событием. А потом, как раз когда расследование этого пикантного убийства заинтересовало всю страну, произошло событие, которое его затмило.

– Одиннадцатое сентября.

– Именно. Почти все забыли про Кэмерона Янга и убившую его любовницу и вполне понятно переключили свое внимание на новую и реальную угрозу того, что терроризм придет к нашим берегам.

– Ладно, – медленно протянул Дуайт. – И каков твой подход? Останки жертвы одиннадцатого сентября принадлежали осужденной убийце? Не уверен, что это подходящая жизнеутверждающая история для двадцатой годовщины.

– Забудь про жизнеутверждающую. Забудь про двадцатую годовщину одиннадцатого сентября. Это просто крючок. Я планирую изучить расследование убийства Кэмерона Янга. Эта документально-криминальная история не оставит камня на камне от всего, что я снимала раньше.

– Я не понимаю. Дело было открыто и закрыто, так?

– Не обязательно. Эмма Кайнд рассказывает захватывающую историю о своей сестре. Виктория Форд может быть виновна дальше некуда, но что-то подсказывает мне, что это не вся история. Что-то вызывает у меня желание покопаться в подробностях. Всего за пару дней я перелопатила тонну информации об этом деле, и это я еще не разговаривала ни с кем, кто напрямую связан с расследованием. Но Эмма помогает мне на этом фронте. Она дала мне список всех людей, участвовавших в жизни ее сестры. Я ищу вдовца Виктории Форд. Я собираюсь поговорить с ее друзьями. Ее семьей. С адвокатом, который ее представлял. Я пытаюсь связаться с детективом, который расследовал дело. Я обратилась к властям, и они мне ответили. Я также обратилась к семье Кэмерона Янга. Здесь много аспектов, Дуайт. Убийство само по себе было экстравагантным – садомазо-антураж, включающий жертву, висевшую под балконом собственного особняка. О, и еще где-то есть видео с домашним порно.

– Господи. Хорошо, помедленнее. Я не уверен, что это лучшее использование твоего времени сейчас, когда мы в процессе переговоров по твоему контракту.

– Чертовски лучшее. Я жму на газ. Я собираюсь изучить это убийство и проверить, возможно ли, что копы повесили его не на того человека, как уверена Эмма Кайнд. Если я найду какие-либо доказательства этого, то соберу их все и устрою оглушительное разоблачение о недавно идентифицированной жертве одиннадцатого сентября, которую несправедливо обвинили перед самой смертью.

– Что, если ты выяснишь лишь то, что она была виновна по всем пунктам?

– Тогда это все равно будет интересная история. Потому что Эмма Кайнд убеждена, что ее сестра была невиновна.

Между ними повисло молчание.

– Знаешь, Эйвери, пока ты бегаешь по Нью-Йорку, Жермен может в любой момент отозвать предложение и обратиться к кому-нибудь другому. Ты готова рискнуть этим?

– У нее есть запись, – сказала Эйвери.

– У кого?

– У Эммы Кайнд.

– Какая запись?

– Запись автоответчика с сообщением ее сестры утром одиннадцатого сентября. После того как Виктория узнала, что оказалась в ловушке в северной башне, она позвонила сестре. Запись была сделана перед самым обрушением башни.

– Дерьмо, – вырвалось у Дуайта.

– Что?

Эйвери услышала, как он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Ты пробудила мой интерес. Продолжай.

– На записи Виктория Форд утверждает, что невиновна. Она говорит Эмме, что ни за что не способна никого убить, и просит сестру доказать это в случае, если не сумеет выбраться из северной башни.

– Ты можешь достать эту запись?

– Она уже у меня.

– Она в твоем распоряжении? С разрешением этой женщины включить ее для миллионов зрителей?

– Разумеется. После двух бутылок вина на ее заднем крыльце мы с Эммой лучшие подруги. Она дала мне автоответчик, чтобы я могла ознакомиться со всеми подробностями записи. Она предоставит мне всю необходимую помощь при условии, что я соглашусь помочь очистить имя ее сестры.

– Из всех безумных идей, которые приходили тебе в голову за последние пару лет, эта действительно может быть сильной.

– О, она сильная. Такая суперсильная, что даже Дуайт Кори позавидует. И я планирую заниматься ей все лето, пока не найду правду.

– Звучит азартно.

– Я в пути, я сама по себе и я на передовой. У меня хорошее предчувствие, Дуайт.

– Я приторможу Жермена еще на неделю или две. Держи меня в курсе.

Эйвери улыбнулась:

– Всегда.

Глава 22

Манхэттен, Нью-Йорк

вторник 29 июня 2021 г.

Эйвери вышла из лобби своего отеля. Когда она возвращалась на Манхэттен, контраст с провинциальным Лос-Анджелесом всегда поражал. Из ее квартиры с двумя спальнями на двенадцатом этаже многоэтажки «Океанские башни» в Санта-Монике открывался вид на бескрайний Тихий океан и длинные полосы гостеприимных пляжей к северу и югу. Все в Санта-Монике было низким и растянутым. Здесь, на Манхэттене, все было высоким и сжатым, инфраструктура проектировалась, чтобы плотно утрамбовать людей друг на дружку. Это была приятная смена ритма, пока Эйвери гонялась за историей, но не место, где она хотела бы жить снова. Она провела детство в этом городе, но мечтала уехать от перенаселенности с того первого лета, когда родители отправили ее в мореходную школу Конни Кларксон в Систер-Бэй. Эйвери не ожидала, что ее занесет аж на Западное побережье, но теперь, прожив там несколько лет, она не представляла, как разбить лагерь где-то еще.

Виды и запахи родных мест вызывали естественную ностальгию, но и что-то еще. В этом городе случилось так много плохого. Так много того, что Эйвери хотела забыть. События, которые перевернули ее жизнь с ног на голову, прогнали ее и вынудили стать кем-то новым. Возвращение всегда бередило воспоминания, которые мутили воду ее жизни. Только время обладало способностью успокоить и усмирить их. Конечно, решением этого регулярного всплеска плохих воспоминаний стало бы прекратить возвращаться в Нью-Йорк. Но более чем несколько вещей продолжали тянуть ее в это значимое место. Первой было воспоминание о последнем разе, когда она выходила на воду на своей «Oyster 625».

Она спустилась по лестнице станции «Пенсильванский вокзал» и через турникет вошла в метро. Устроилась на сиденье в конце вагона и ехала в тихих раздумьях до «Чемберс-стрит». Несколько кварталов она прошла вместе с потоком пассажиров на юг до Веси-стрит, где свернула на запад к пристани Норт-Ков. Все органы чувств бомбардировали ее – запахами, звуками и образами – и сговорились схлопнуть время и стереть годы, прошедшие с тех пор, когда она была здесь в последний раз. Это было лето перед ее третьим курсом в юридическом вузе. Родители уехали на длинные выходные в дом в Хэмптонс, а Эйвери с Кристофером должны были присоединиться к ним на следующий день. А пока «Oyster 625» была в полном их распоряжении.

Глядя на пристань и яхты, Эйвери думала про Кристофера и то летнее утро. Они знали, что в Атлантике зарождался ураган. Они знали, что попадут в шторм. Они знали, что это будет опасно. Они знали, что было плохой идеей выходить на «Oyster» в тот день. Но Эйвери все равно забралась на борт и вывела яхту из гавани.

Сейчас она шла вдоль длинного причала. Медленная прогулка перенесла ее назад во времени, пока она не остановилась у места, где когда-то стояла «Клэр-Войанс». Эйвери закрыла глаза, в памяти проносились воспоминания о волнах с белыми барашками, захлестывающих нос яхты. Она крепко зажмурила веки, думая о стене дождя, превратившей день в ночь, и о погрузившемся в воду носе яхты. По плечам пробежала дрожь, когда она вспомнила, как перелезала через ограждение и прыгала в холодную, бурную воду, где волны накрывали ее с головой. Прижав пальцы к вискам, она безуспешно пыталась заглушить образ того, как корма яхты поднимается в воздух, очень похоже на «Титаник», прежде чем устремиться ко дну океана. Спасательный жилет насилу сохранил ей жизнь до того, как ее нашла береговая охрана.

Но воспоминание о последнем плавании «Клэр-Войанс» и о том, что та последняя прогулка значила для ее брата, не единственное, что раз за разом возвращало Эйвери в Нью-Йорк. Идя по причалу, она достала из сумочки открытку, которая пришла в ее почтовый ящик несколько месяцев назад. Она рассматривала изображение деревянного домика на первом плане, а потом перевернула открытку и прочитала написанное там сообщение.

«Единственной и неповторимой Клэр-Войант,

Бездельничаю и смотрю «Американские события». Не против компании».

В правом нижнем углу открытки Эйвери снова увидела цифры.

777

Сможет ли она правда сделать это? Она проехала через всю страну не без причины, но может ли она действительно пройти через это? Эйвери знала, что держит его жизнь в своих руках и что ее решения во время пребывания в Нью-Йорке могут подарить ему свободу или лишить ее.

Глава 23

Манхэттен, Нью-Йорк

вторник 29 июня 2021 г.

Она покинула пристань и отправилась на восток. Прогулка по улицам города ее детства этим днем заставила Эйвери понять, как далеко она ушла с тех пор, как накидала полные лопаты земли на свою старую личность и сбежала в Лос-Анджелес. План был никогда не оглядываться, но Эйвери его с треском провалила. Она смотрела в зеркало заднего вида своей жизни так часто, что только чудом не угодила в лобовое столкновение. Но ее успех в «Американских событиях» обеспечивал периоды, во время которых она забывала о городе и его секретах. Нынешняя поездка – и все, что она запланировала, – возможно, обеспечит чистый лист, который она искала.

Потребовалось больше часа, чтобы дойти обратно до Мидтауна, но ей нужно было время и уединение, чтобы очистить разум от воспоминаний, взбаламученных визитом на пристань Норт-Коув. Было почти шесть часов вечера, когда она подошла к Седьмой авеню и повернула на 47-ую Западную стрит. Она отыскала заведение с надписью «Дом рома» на витрине, открыла дверь и вошла внутрь. Эйвери увидела его раньше, чем он заметил ее. Он сидел на барном стуле и правой рукой крутил стакан на барной стойке перед собой, а левой потирал центр грудины. Из своих изысканий Эйвери знала, что этому мужчине было всего двадцать восемь лет, когда он вел расследование по делу Кэмерона Янга. Значит, сегодня ему за сорок, но с такого расстояния и в приглушенном свете бара, затемняющего его черты, он выглядел моложе. Присмотревшись повнимательнее по мере приближения, Эйвери подумала, что ошиблась. Но нет, она смотрела на детектива Уолта Дженкинса. Просто он не слишком отличался от виденных ею фотографий 2001 года, когда его лицо появлялось в газетах, которые она читала, и архивных записях пресс-конференций, которые она смотрела онлайн. Ему можно было дать лет тридцать пять, он обладал тем типом внешности, который делает привлекательным Дэниела Крейга – коротко стриженные волосы, переходящие в узкие бакенбарды, морщинки от улыбки вокруг рта, видимые сейчас, когда он рассматривал свой напиток, и ранние гусиные лапки в уголках глаз. Когда Эйвери подошла, он поднял взгляд от своего напитка. Их глаза встретились, и она увидела, что его радужка какого-то льдисто-голубого цвета, который на первый взгляд можно принять за серый.

Эйвери почувствовала, что он ее узнал. Она никогда не стремилась к известности с тех пор, как сбежала из Нью-Йорка, как раз наоборот. Но слава каким-то образом нашла ее. Миллионы людей смотрят «Американские события» каждую неделю, так что ее неизбежно часто узнавали. Уолт Дженкинс поднял подбородок, на котором Эйвери заметила ямочку, и улыбнулся. Его зубы, ровные и белые, контрастировали с загорелым лицом. Эйвери протянула руку:

– Детектив Дженкинс?

Подняв бровь, он пожал ее руку.

– Так непривычно звучит. Меня много лет не называли детективом. Уолт Дженкинс.

– Здравствуйте, Уолт. Эйвери Мэйсон. Я читала, что вы вышли на пенсию, во что трудно поверить. Вы не выглядите старым. В смысле, вы не похожи на пенсионера.

– Я еще не имею членского билета Американской ассоциации пенсионеров, но совершенно определенно оставил работу детективом. Много-много лет назад.

– Полицейское управление Нью-Йорка?

– Нет, я никогда не работал в нью-йоркской полиции. Когда я был копом, я работал на штат Нью-Йорк и Бюро уголовных расследований.

– Да, вы работали в БУР, именно об этом я хотела с вами проконсультироваться.

– Конечно. Садитесь. Я могу вас угостить?

Эйвери села на стул рядом с ним и показала на его напиток:

– Это что, бурбон?

– Ром.

– Ром?

– Это место называется «Дом рома».

– Со льдом?

– Именно так следует наслаждаться хорошим ромом. Не портить, смешивая с содовой, «Ред Буллом» или что еще детки делают в наше время. Могу я вас побаловать?

– Я предпочитаю «Титос» с содовой, если они вообще подают водку в ромовом баре.

Эйвери помахала рукой бармену, который смешал коктейль с рекордной скоростью и поставил перед ней.

– Итак, какова ваша предыстория? – спросила Эйвери. – Вы стали детективом в двадцать восемь и рано вышли на пенсию?

– Не совсем. На самом деле, после работы в БУР я перешел в ФБР.

Эйвери подняла свой стакан, чтобы сделать глоток, но при упоминании ФБР остановилась, не донеся его нескольких сантиметров до губ. Наконец она сделала большой глоток водки и, покачав головой, поставила коктейль на барную стойку.

– Почему я этого не знаю?

– Вы мне скажите. Вы же журналист-расследователь.

Эйвери попыталась переварить мысль о том, что сидит в баре с сотрудником ФБР – организации, которая давно интересуется ее семьей.

– В вашу защиту, – сказал Уолт, нарушив молчание, – мою карьеру в Бюро не назовешь выдающейся. Ее легко пропустить. После одиннадцатого сентября я несколько лет в основном перекладывал бумажки и до сих пор не уверен, что мои усилия как-то помогли войне против терроризма. Затем я перевелся в наружное наблюдение, где провел остаток своей карьеры.

«Наблюдение, – подумала Эйвери. – Не белый воротничок».

– И как вы умудрились выйти на пенсию в сорок лет? Потратьте двадцать лет и живите долго и счастливо?

– Не совсем. Я был ранен во время задания, и меня вежливо попросили уйти. Я вежливо ушел.

– Вот как. И что теперь?

– Я снимаю дом на Ямайке, где провел последние несколько лет. Стараюсь возвращаться в Нью-Йорк только при необходимости. Город хранит тяжелые воспоминания, и возвращение всегда будоражит их.

Эйвери подумала про свой день, поездку на пристань и долгую прогулку по улицам Манхэттена, пока пыталась успокоить собственные тревожные воспоминания. Она сделала все возможное, чтобы дистанцироваться от язв семьи Монтгомери, по крайней мере скрыться от них. Особенно она старалась избежать связи с Манхэттенским вором, как пресса окрестила ее отца. Позор отца был причиной тому, что она испытывала неприятное чувство, сидя рядом с бывшим агентом ФБР, и ее бурное прошлое объясняло, почему ее так выбила из колеи симпатия к Уолту Дженкинсу. Битва, развернувшаяся между ее прошлым и настоящим «я», была изматывающей. Она довлела как над профессиональной, так и над личной жизнью. Она мешала Эйвери заводить серьезные отношения с мужчинами в последние годы. Ее последние серьезные отношения были с однокурсником на втором году обучения в юридическом вузе, и она прекратила их, когда правда про фирму ее отца начала просачиваться в публичное пространство и последствия подняли свои уродливые морды. Эйвери поняла, что годы изучения юриспруденции потрачены так же зря, как будто она провела их в наркопритоне. Ни одна юридическая фирма или муниципалитет не наняли бы дочь Гарта Монтгомери сажать преступников за решетку. Слишком велика была бы ирония, чтобы ее проглотила даже недееспособная политическая система Соединенных Штатов.

Ее богатая история объясняла, почему Эйвери в свои тридцать два года никогда не любила. Отношения представляли проблему. Настоящие отношения – те, которые идут дальше пары месяцев нерегулярных свиданий. Потому что за этой точкой мужчины приводили Эйвери в замешательство. Она точно не знала, где начинается ее жизнь как Эйвери Мэйсон и заканчивается жизнь Клэр Монтгомери. Эти двуединые личности накладывались друг на друга так, что честность становилась невероятно сложной задачей. Ее разум много раз пытался преодолеть серпантин из ранних разговоров в начале отношений, когда обе стороны делятся историями о своем прошлом, о детстве, о родителях и братьях-сестрах. Для Клэр Монтгомери полотно ее прошлого было забрызгано каплями впавшего в неистовство безумного художника. Для Эйвери Мэйсон это полотно было пустым. Все усложнялось тем, что эти две личности были навсегда связаны ненавистью к отцу, который предал свою семью. То, что она не могла перестать любить сукиного сына, только еще больше все усложняло. Сложите все это вместе, и не трудно понять, почему Эйвери пускала мужчин в свою жизнь – и особенно в свою постель – с большой тревогой.

Она вынырнула из своих мыслей.

– Вы были на Ямайке, когда я позвонила?

Уолт кивнул:

– Был.

– Что там на Ямайке?

– Очень хороший ром и пес по имени Бюро.

– Кто заботится о собаке?

– Как правило, он сам может позаботиться о себе. Раньше он был бродячим, но со мной размяк. Друг присматривает за ним, пока меня нет, – сказал Уолт.

Эйвери показала на барную стойку и склонила голову набок.

– Теперь понятно про ром. И загар. Для меня честь, что вы вернулись в Штаты по моей просьбе.

– Я большой поклонник «Американских событий». Когда я услышал, что меня разыскивает Эйвери Мэйсон, мне стало интересно. Так что расскажите мне, что вы задумали.

– Кэмерон Янг.

– Это я знаю. Что про него?

– Я изучала его смерть и связанное с ней расследование убийства. Я подумываю рассмотреть это дело повторно в качестве потенциального материала для «Американских событий». Пристально изучить дело и пересказать историю в одном из своих документально-криминальных фильмов. Поскольку вы были ведущим детективом, я подумала, что хорошо бы начать с вас.

Уолт кивнул:

– Дело Кэмерона Янга соответствует всем требованиям сенсационного разоблачения в информационно-аналитическом шоу, это точно.

– Да, – признала Эйвери.

– Богатый писатель.

Эйвери кивнула:

– Жуткое место преступления.

– Секс, – сказал Уолт, подняв брови. – Да еще извращенный.

– Да, безумный садомазо, судя по тому, что я слышала. Плюс предательство.

– Много предательства.

– И теперь идентификация останков Виктории Форд через двадцать лет после одиннадцатого сентября.

Уолт поднял свой бокал с ромом.

– Черт, я бы включил это.

Эйвери засмеялась.

– Спасибо, я причислю вас к преданным поклонникам, если когда-нибудь запущу этот проект. Но честно говоря, я хочу сделать больше, чем просто пересказать дело.

– Да? Что вы задумали?

Она замолчала, чтобы сделать глоток водки, зная, что ее следующие слова не будут восприняты благосклонно.

– Я хочу рассказать другую историю. Которая будет меньше сосредоточена на богатом писателе, которого убили, и больше посвящена женщине, которую обвинили в его убийстве.

– Каким образом?

Эйвери выдержала еще одну паузу.

– Может ли быть так… что БУР ошиблось в отношении Виктории Форд?

Она смотрела, как Уолт Дженкинс обдумывает вопрос, покручивая свой стакан в тонкой лужице конденсата, образовавшегося на барной стойке из красного дерева. Он поднял стакан и сделал глоток, потом посмотрел на нее с невозмутимым видом.

– Нет.

Эйвери прищурилась:

– Вот так просто? Другой версии никак не может быть? Преступление произошло двадцать лет назад. Вы помните все давние подробности?

– Конечно нет. Но поскольку вы позвонили, я потратил время, чтобы просмотреть дело и освежить память. Дело против Виктории Форд было крепким. Просто обязано быть таким, учитывая внимание СМИ в то время. Оно не было косвенным. Оно не было предположительным. Оно основывалось на вещественных доказательствах, собранных на месте преступления: ДНК, отпечатки пальцев, очень компрометирующее видео и так далее. Это было точное попадание. Если вы тщательно проанализируете подробности дела, то увидите, о чем я говорю.

– Хорошо, – кивнула Эйвери. – Это я и надеялась сделать. Вы согласны проанализировать эти подробности со мной? Глубоко погрузиться в дело, чтобы я могла понять, как вы стали подозревать Викторию Форд в убийстве Кэмерона Янга?

Уолт выпятил нижнюю губу и кивнул.

– Поэтому я здесь. У меня еще остались знакомые в БУР, и я потратил последние пару дней, чтобы просмотреть дело. Фотографии с места преступления, зарегистрированные вещдоки, расшифровки опросов, аудиозаписи и видео предварительных допросов и слежки. Там тысячи страниц докладов, ордеров, телефонных записей, электронных писем. Плюс все собранные доказательства.

– Именно это мне и нужно.

– Мне придется проверить у бюрократов, чтобы убедиться, не возражают ли они, что журналист увидит материалы, но учитывая, сколько лет прошло, не думаю, что это будет проблемой. Если я получу согласие, с удовольствием поделюсь всем этим с вами.

Теперь замолчал Уолт.

– Но ради чего? Чтобы вы могли все переиначить и убедить несколько скептиков в том, что Виктория Форд могла быть невиновна? Превратить ее в жертву, которую обвинили ошибочно, и все прочее дерьмо, которым в наши дни занимаются документально-криминальные фильмы? А потом связать эти домыслы с тем, что ее останки недавно идентифицировали?

Эйвери сделала еще глоток водки, давая себе время собраться с мыслями и организовать презентацию.

– Изначально я приехала сюда из Лос-Анджелеса, потому что хотела сделать историю про жертву одиннадцатого сентября, чьи останки недавно идентифицировали. Этой жертвой оказалась Виктория Форд. Я хотела приехать и узнать про новую технологию, которую использовали в процессе идентификации, и, может, поговорить с семьей Виктории, что я и сделала. Я встретилась с ее сестрой, и она рассказывает весьма захватывающую историю о Виктории.

– Дайте угадаю. Она верит, что ее сестра невиновна и ни за что не могла бы убить человека.

Эйвери кивнула:

– Да, что-то вроде этого.

– У вас есть братья или сестры?

Эйвери замолчала, бросив взгляд на кубики льда в своей водке, после чего снова посмотрела на Уолта Дженкинса. Вот оно, то, почему так сложно встречаться с новыми людьми: вычислять, сколько правды открывать про себя и сколько скрывать. Любая выданная ею подробность – след к ее прошлому.

– У меня был брат, – наконец сказала она. – Он умер.

– Сожалею. Не лучший пример.

– Нет, это неправильно прозвучало. Боже, я идиотка. Я не хотела быть такой резкой.

После короткой паузы разговор вернулся к исходной точке.

– Разрешите мне попробовать еще раз, – сказал Уолт. – Подумайте о своей лучшей подруге. Если бы ее объявили виновной в убийстве, вы бы поверили в ее виновность?

– Абсолютно. Она та еще злопамятная стерва.

Уолт засмеялся.

– Вы не облегчаете мне задачу.

– Я понимаю вашу точку зрения. Ни один брат или сестра не готов поверить, что его сестра кого-то убила.

Поначалу Эйвери не верила, что ее отец был одним из крупнейших экономических преступников в американской истории. Но перед лицом неопровержимых доказательств у нее не осталось выбора. И все-таки в ней оставалась частичка, которая держалась за идеальный образ отца из того времени, когда он еще не взорвал их семью и не разрушил их жизни.

– Большинство родных отреагируют отрицанием, – сказал Уолт. – Даже если им предъявят неопровержимые улики. Есть киллеры, сидящие в камере смертников, чьи матери и отцы, братья и сестры верят, что они невиновны. Они верят в это вопреки собственным признаниям преступника. Вопреки его раскаянию. Члены семьи не в состоянии представить, что их близкие – убийцы. Так что я не сомневаюсь, что сестра Виктории Форд верит в ее невиновность. Но пересмотр дела докажет обратное. В конечном счете, доказательствам наплевать на ваши чувства.

Эйвери подмывало упомянуть запись, которую она слышала и в которой Виктория Форд умоляла Эмму очистить ее имя после того, как поняла, что ее ждет в северной башне. Эйвери считала, что убежденный тон просьбы Виктории станет достойным соперником даже самым неопровержимым доказательствам. Если не в настоящем зале суда, то по крайней мере на суде публичного мнения. И Эйвери волновала только эта арена, когда она обдумывала проект о Виктории Форд и его пригодность для «Американских событий».

Еще будет время поделиться записью автоответчика Эммы Кайнд. Еще будет время разработать сюжет истории, которую она надеялась рассказать. Но сначала Эйвери нужна информация. Она охотилась за материалом, запасаясь перед долгой зимой, – метафора, которую они с командой использовали для описания процесса создания истории. Собрать всю информацию, которую можно найти, а затем сократить ее до самого главного. Эйвери не была уверена, как именно будет выглядеть эта история, получится ли она и сыграет ли Уолт Дженкинс весомую роль в создании истории или станет шаровым тараном, который ее снесет. И пока не узнает, она не станет распространяться про автоответчик Эммы Кайнд.

– Давайте начнем с них, – сказала Эйвери. – С доказательств. Я хотела бы разобрать дело с вами, чтобы вы показали мне, куда привели вас эти доказательства.

– Они привели меня прямиком к Виктории Форд. Но справедливо. Дайте мне день сделать несколько звонков и организовать мои заметки?

– Конечно. У вас еще есть мой номер?

– Да.

Эйвери потянулась в сумочку, чтобы оплатить счет.

– Я угощаю, – сказал Уолт.

– Я заставила вас приехать аж с Ямайки. Самое малое, что я могу сделать, – это оплатить вашу выпивку.

Эйвери положила деньги рядом со своим стаканом и, соскользнув со стула, вышла из бара.