Текст книги "Парижский архитектор"

Глава 50

Ален пересмотрел кучу американских фильмов, в которых герой – сыщик или шпион – ведет слежку за кем-то. Так что с технической стороной этого дела он был неплохо знаком. Самое главное – держаться на таком расстоянии, чтобы не быть замеченным, и одновременно ни на миг не выпускать объект из поля зрения.

Продолжая идти вдоль рю Цирк, Ален хорошо видел Люсьена. Если шеф задерживался, чтобы поглазеть на витрину, Ален нырял в ближайшую подворотню или дверную нишу, а потом снова садился ему на хвост. Люсьен, между тем, никуда не спешил. По пути он пару раз останавливался, чтобы купить книгу на развале у букиниста или выпить в кафе «Де ля Пляс». Может, он и не спешил именно потому, что хотел убедиться в отсутствии слежки. Алену был знаком и этот прием. Человек, подозревающий, что за ним следят, обычно тянет время, меняет маршруты, чтобы затем резко ускориться и оторваться от хвоста.

Люсьен свернул на авеню Габриэль, затем налево – на рю Буасси д'Англез, и еще с четверть часа продолжал неторопливо шагать вперед, словно его целью была самая обычная прогулка. Улицы были достаточно людными, и Ален мог оставаться незамеченным. Но если бы Люсьен внезапно свернул в безлюдную аллею, следить за ним стало бы гораздо труднее – именно этого и опасался Ален.

Почти каждый вечер он тщательно просматривал бумаги на столе Люсьена, ища хоть малейший след набросков или фрагментов чертежей тайников, в которых скрываются евреи, но всякий раз оставался ни с чем. После истории с пожаром Люсьен стал крайне осторожен. Временами Ален готов был отправиться к дяде и рассказать ему о фальшивом кухонном стоке в сожженном гестаповцами особняке, но у него не было ни единого доказательства, что к этому приложил руку Люсьен. Он должен поймать его с поличным – то есть, самостоятельно обнаружить дом, где либо создается новый тайник, либо уже прячутся евреи. И если нет никаких следов в бумагах Люсьена, значит, придется следить за ним самим. Правда, пока от этой слежки не было толку.

Ален испытывал жгучую ненависть к своему шефу. Он мог бы давным-давно забыть то, что произошло между ними на складе, да и другие, более мелкие, но унизительные моменты, но не мог. В его распаленном воображении то и дело мелькали упоительные сцены: вот Люсьена увозит гестапо, и он исчезает без следа, и тогда Ален, как его преемник, который в курсе всех дел, возглавляет проектное бюро. Немцам нужны строительные чертежи, и за этим дело не станет, а его дядя – влиятельный человек. Алена вполне могут назначить руководителем. А что касается евреев, то он никогда не испытывал к ним какой-то особой ненависти. В детстве, которое он провел в предместье Сен-Жермен, евреи были его соседями, и он с ними отлично ладил. И донос на месье Валери, который всегда был к нему добр, понадобился только затем, чтобы добиться расположения дяди.

Люсьен остановился, чтобы взглянуть на очередную витрину, а затем сделал нечто такое, что сразу заставило Алена насторожиться. Разглядывая мужской костюм в витрине, шеф повернул голову направо, а затем налево – как бы для того, чтобы убедиться, что никто за ним не следит. Это явно была мера предосторожности.

Пока Люсьен озирался, Ален укрылся за колонной у входа в какое-то здание. Теперь надо выждать, пока он снова двинется вперед, убедившись, что все в порядке. Сердце Алена бешено колотилось, он уже предвкушал удачу – вне всякого сомнения, Люсьен направляется в дом с тайником! Как только шеф войдет туда, он должен оказаться рядом, чтобы прокрасться вслед за ним по лестнице и понять, в какую квартиру он позвонит.

Позади остались еще несколько кварталов. Наконец Люсьен вошел в какое-то невзрачное кафе на рю Дюрас и уселся за столиком у самого входа. Подозвав официанта, он что-то заказал, а его преследователь тем временем буквально сгорал от нетерпения.

Ален закурил и с безразличным видом прислонился к двери, ведущей в лавку модистки. Хорошо, что лавка сейчас на замке – никто не станет ворчать, что он загораживает вход. Люсьену подали стакан вина, он что-то спросил у официанта, и тот указал куда-то в глубину зала. Люсьен поднялся и направился туда. Ален решил, что ему всего лишь понадобился туалет, но когда прошло минут десять, забеспокоился. Прошло еще десять минут, и стало окончательно ясно, что произошло.

Молодой человек поспешно пересек улицу, но, приближаясь к кафе, замедлил шаг. Будет глупо, если он столкнется с выходящим оттуда Люсьеном.

Сквозь витринное стекло он всмотрелся в полумрак зала, ничего не обнаружил и решил укрыться за открытой створкой двери. Затем все же спустился в зал, и когда мимо проходил официант, спросил, где здесь туалет. Официант неприязненно буркнул, что ему придется хоть что-то заказать, чтобы воспользоваться туалетом, но Ален пропустил его слова мимо ушей и торопливо пересек все кафе. В дальнем углу он осторожно приоткрыл дверь в мужской туалет, ожидая увидеть в щель Люсьена, но там было пусто. Он осмотрел обе кабинки, подергал створку окна над раковиной – заперто. И только выйдя из туалета он увидел вход в подсобное помещение, в котором имелась задняя дверь. Выругавшись вполголоса, Ален толкнул ее – и увидел крохотный дворик, выходящий на тротуар. Он прошел через него и оказался на соседней улице. Люсьена на ней не было.

Ален прислонился к стене и снова закурил. Шеф его не заметил, он был в этом уверен. Кафе с двумя выходами, очевидно, было мерой предосторожности, на случай слежки. На месте Люсьена он действовал бы точно так же.

Подумав об этом, молодой человек улыбнулся: ему нравилась эта игра в кошки-мышки. Что ж, придется ждать следующего подходящего случая, чтобы устроить за Люсьеном слежку.

Погасив сигарету и выйдя из задумчивости, он внезапно осознал, что стоит на рю Соссэ – прямо напротив штаб-квартиры гестапо, где служил его дядюшка. Это было изящное здание из светлого известняка с коваными решетками на балконах и высокими венецианскими окнами. Однако Ален знал, что за этим элегантным фасадом творятся чудовищные вещи. Дядя как-то описывал, каким образом он принуждает своих «гостей» к откровенности и сотрудничеству.

Щелчком отшвырнув окурок, Ален отправился домой. Он никуда не спешил, поэтому, заметив в окне магазина подержанных вещей книгу об архитектуре эпохи модерна, показавшуюся ему любопытной, решил взглянуть на нее поближе.

* * *

Пьер наблюдал за ним, стоя у входа в здание на противоположной стороне улицы. Когда двадцать минут спустя Ален вышел из магазина, мальчик проводил его до самых дверей его дома.

То, что Ален постоянно роется в бумагах Люсьена в студии, он заметил еще несколько недель назад. Сначала это не казалось ему подозрительным – в конце концов, Ален – правая рука Люсьена, и ему необходимо быть в курсе всех дел. Так повторилось еще несколько раз, но и тогда Пьер ничего не заподозрил.

Но однажды после обеда, когда Ален велел ему сбегать за калькой в соседний магазин канцелярских принадлежностей, Пьер вышел и тут же вернулся, так как забыл взять образец необходимой бумаги. А поскольку Ален постоянно ругал его за малейшую оплошность, Пьер постарался войти почти бесшумно. Уже из вестибюля он услышал металлический скрежет – и осторожно заглянул в студию. Ален пытался открыть перочинным ножом запертый ящик стола Люсьена. Наконец ему это удалось, и он принялся сосредоточенно просматривать все бумаги и документы, которые там лежали. Это было так странно, что с тех пор Пьер начал следить за ним.

Однажды утром, когда Люсьена не было в офисе, а Пьер был чем-то занят в кладовой, он услышал, как Ален, звоня по телефону, просит соединить его с каким-то немецким офицером. От ужаса мальчик облился холодным потом. Неужели Ален догадался, что его документы – поддельные? Он был злым парнем и вполне мог предать и его, и Люсьена, которого ненавидел. Недаром в отсутствие архитектора он вечно отпускал в его адрес скабрезные словечки. И Пьера Ален тоже терпеть не мог – и не скрывал этого.

Мальчик знал: то, что он обрел Люсьена, который обращается с ним, как с собственным сыном, после того, как погибла вся его семья, – истинное чудо. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. И теперь, когда он наконец-то почувствовал себя в безопасности, все это могут у него отнять. Поэтому, услышав, кому звонит Ален, он едва не поддался желанию немедленно броситься наутек. Но бежать было некуда. И обратиться к Люсьену ему было не с чем – у него не было доказательств того, что Ален – предатель. Тогда Пьер решил затаиться, навострить уши и смотреть в оба.

Однако, подслушав еще несколько телефонных разговоров, Пьер понял, что Ален беседовал с родственником – очевидно, дядей, к которому был сильно привязан и даже несколько заискивал перед ним, а к его персоне и происхождению это не имело никакого отношения.

Затем, когда Пьер уже перебрался к Люсьену, он обнаружил, что Ален по-прежнему проявляет интерес к бумагам Люсьена – теперь уже после окончания рабочего дня. Однажды, выполнив несколько мелких поручений и возвращаясь в студию, он еще издали заметил выходившего оттуда Люсьена. Следом моментально появился Ален и потащился за Люсьеном, держась на расстоянии тридцати-сорока шагов. Дистанция эта не сокращалась и не увеличивалась, и Пьер, охваченный любопытством, тоже пошел за обоими, и вскоре убедился, что Ален следит за Люсьеном.

Так они и двигались втроем по парижским улицам – Ален на хвосте у Люсьена, а Пьер на хвосте у Алена. Это повторялось еще дважды, включая и сегодняшнюю прогулку. Мальчик был уверен, что в жизни Люсьена есть нечто такое, о чем он никому не станет рассказывать. Очевидно, и Ален думал так же и пытался что-то разнюхать. А это значило, что Люсьен в опасности.

По дороге домой Пьер свернул к старому дому мадам Шарпантье. Он уже дважды бывал здесь, стараясь никому не попасться на глаза. Ему никогда не узнать, кто из соседей донес на их семью, но если этот человек заметит Пьера – ему несдобровать.

Взглянув на чердачное окно, сквозь пыльные стекла которого в тот кошмарный день он видел, как застрелили мадам Шарпантье, мальчик почувствовал дурноту. Он не мог забыть, как она рухнула на тротуар, а вокруг ее головы расплылась густая багровая лужа. Она пыталась защитить его, а он был бессилен помочь ей хоть чем-нибудь. Он до сих пор испытывал стыд оттого, что прятался, как трус, и только следил за происходящим. Это чувство постоянно преследовало его, и он поклялся себе, что такого больше никогда не случится.

Теперь его защитником стал Люсьен, и Пьер должен оберегать его во что бы то ни стало. Он должен быть мужчиной – так сказал отец после того, как он впервые прочел вслух отрывок из Торы во время шаббата[27]27
  То есть во время совершения обряда бар-мицвы, достижения мальчиком религиозного совершеннолетия.


[Закрыть].

Глава 51

– Он, наверно, думает, что еврей прячется под досками паркета, Паулюс.

– А может, он наверху, вон, в той люстре?

– Вполне возможно. Или в подушке, на которой я сейчас сижу.

Капитан Брюкнер и лейтенант Паулюс лениво развалились в креслах в гостиной особняка на рю Бассано, куда им приказал срочно отправиться полковник Шлегель. К счастью, начальник не стоял над душой – он отправился за город вместе со своей любовницей-француженкой, так что они могли спокойно заняться делом. Один из информаторов Шлегеля сообщил, что в этой квартире прячется еврей. А они решили начать поиски с короткого отдыха в его великолепной гостиной.

– Ты же не хочешь заставить меня выстукивать стены, правда? – полюбопытствовал Паулюс.

– Какого дьявола? У герра Шлегеля с некоторых пор нелады с головой, – отозвался Брюкнер. – Я не намерен заниматься здесь тем же дерьмом, что и в особняке в Эпине. До сих пор не могу поверить! Я испортил новехонький китель, обдирая проклятые стены.

– Подумаешь, неприятность! А я наступил на ржавый гвоздь и хромал целую неделю.

– Нет, мы найдем этого еврея иначе – путем логических умозаключений.

– Жалко рушить такое великолепное гнездышко, – заметил Паулюс, кивнув в сторону стен гостиной. Те были отделаны великолепными декоративными панелями, разделенными через равные промежутки позолоченными пилястарми. Сверкающий паркет медовых тонов отражал лучи полуденного солнца. На сводчатом потолке крылатые амуры уносили в небеса пышнотелых нимф.

– Знаешь, как мы поступим? – продолжал Паулюс с широкой улыбкой. – Мы немного обдерем стены, расшвыряем мебель, а потом поймаем на улице какого-нибудь жида – или француза, похожего на жида, пристрелим его и скажем, что обнаружили мерзавца прямо здесь. Как Шлегель сможет узнать, что это не тот человек, который ему нужен?

– Можешь считать, что ты уже капитан, – усмехнулся Брюкнер.

– А что? Доложим полковнику, что он прятался за одной из двойных стен в кладовой. А когда наши парни вели его к выходу, оказал сопротивление.

– Как по мне, звучит вполне правдоподобно, – пожал плечами Брюкнер.

– Не волнуйся, я представлю это дело самым убедительным образом. Недаром до войны я был адвокатом, – хвастливо объявил Паулюс.

– Шутишь? А я и не знал.

– Я окончил юридический факультет в тридцать девятом.

– Тогда почему ты на побегушках у этого тупицы Шлегеля?

– Я решил отдохнуть от законов. Захотелось нюхнуть пороху.

– И в результате гоняешься за евреями в Париже! – со смехом подхватил Брюкнер.

– Да, но здесь все-таки уютнее, чем в России.

– Это уж точно.

– Так что скажешь? Если будем действовать по моему плану, то уже в два сможем спокойно пообедать.

Как и многие немецкие офицеры, лейтенант обожал французскую кухню. Хороший обед он считал главным удовольствием дня и разрабатывал меню не менее тщательно, чем очередную операцию.

– Я только «за». Но найти еврея на улице – черт бы их всех побрал! – не так-то просто. Они теперь и носа не высовывают из своих нор.

– Это, конечно, верно. Но если любой квартал прочешет пара наших парней, то уж кого-нибудь они да найдут. У нас двадцать человек – это десять кварталов. Шансы резко возрастают.

Брюкнер перебрался на диван и растянулся на нем, водрузив свои начищенные сапоги на бордовые бархатные подушки. Глядя вверх, на потолок, покрытый росписью, он неторопливо пускал колечки сигаретного дыма. Паулюс подошел к каминной полке и принялся разглядывать расставленные на ней безделушки.

– Какая изысканная фарфоровая штучка! – воскликнул он, беря оттуда фигурку оленя, вылепленную и раскрашенную с такой точностью, что были видны даже зрачки животного. – Поразительное мастерство!

Брюкнер кивнул, оставив свое мнение при себе. Он терпеть не мог все эти безделушки, только собирающие пыль, – у него дома была их целая куча.

– Моей жене это понравится, – заявил Паулюс. Он завернул статуэтку в носовой платок и сунул в боковой карман мундира. – Слишком хрупкая, чтобы отправить по почте. Удивлю ее, когда через месяц приеду в отпуск.

– Давай-ка займемся делом, – проговорил Брюкнер, поднимаясь. – Пора слегка ободрать эти стены. Сходи-ка, позови Крюгера.

Паулюс распахнул двойные двери, ведущие в вестибюль, и обнаружил, что сержант Крюгер и четверо его подчиненных беспечно развалились на просторной лестничной площадке.

– Крюгер, поднимай свою задницу и волоки ее сюда! – приказал Паулюс.

Крюгер, а с ним еще один автоматчик с желтушным лицом – его звали Вольф – неспешно поднялись со ступеней.

– Ты, ленивая скотина! Мне нужно, чтобы ты и твои люди привели эти апартаменты в такой вид, словно здесь кого-то долго и тщательно искали, – распорядился Брюкнер.

– Герр капитан?

– Ты слышал, тупица. Поройтесь в кладовых, переверните постели, разбросайте мебель, – сказал Брюкнер.

– Слушаюсь, герр капитан! Сию минуту! – про-квакал окончательно сбитый с толку Крюгер и, в свою очередь, заорал во всю мочь, приказывая своим стрелкам без промедления браться за дело.

– Погоди! – вмешался Паулюс. – Пусть сержант выпустит пару очередей в стены гостиной – для большего эффекта. Это произведет впечатление на Шлегеля.

– Черт, отличная идея. Исполняй, Крюгер!

Крюгер сдернул с плеча автомат и, топая вдоль стен великолепного салона, выпустил в них несколько очередей, пробивая насквозь широкие деревянные пилястры и раскалывая гипсовые украшения. Напоследок он разнес вдребезги огромное зеркало в овальной позолоченной раме.

– Хорошо, довольно. Теперь идите в остальные комнаты и переверните все вверх дном, но без стрельбы, – велел Брюкнер. – Ясно, Крюгер?

– Так точно, герр капитан!

Паулюс и Брюкнер ждали в вестибюле, пока Крюгер и его люди закончат свое дело. Они коротали время, болтая о посещении Лувра, о коньяке, который был подан накануне за ужином, и о том, насколько француженки живее и податливее, чем немки. Наконец Крюгер и все его стрелки спустились по лестнице.

– Теперь пошли добывать еврея, – сказал Брюкнер.

* * *

Примерно через час основание пилястры в центральной части стены салона дрогнуло, оторвалось от пола и начало медленно приподниматься.

Менделю Януски удалось это лишь с большим трудом, причем действовать пришлось обеими руками и всем корпусом. Еще полминуты, и пилястра, прикрепленная потайными петлями к потолочному карнизу, отошла от стены настолько, что мужчина смог выбраться наружу. Пилястра с грохотом встала на прежнее место, а Януски, едва ступив шаг, зашатался и рухнул на пол.

Приподнявшись, он уставился на струйку крови, вытекавшую из штанины его светло-коричневых брюк. Кривясь от боли и обливаясь потом, он подполз к стене и попытался сесть. Не без труда ему удалось отыскать в кармане носовой платок и вытереть взмокшее лицо. После чего Януски сложил платок вчетверо и крепко прижал к пулевому отверстию на бедре.

Глава 52

Фонтан грязной воды из-под колес пронесшегося мимо «Мерседеса» окатил Люсьена. В одно мгновение полы его пальто и брюки промокли насквозь.

– Чертов наци, сукин сын! – в ярости выкрикнул он вслед машине и тут же прикусил язык. Незачем глупо рисковать. Водитель мог услышать, и еще неизвестно, чем бы это кончилось.

На нем был любимый светло-серый костюм, и теперь там красовались огромные грязные пятна. Идти в таком виде на встречу, назначенную через час, просто невозможно. Немцы, которые явятся на презентацию, будут смотреть на него, как на какого-то клошара. Надо что-то предпринять, и срочно.

Внезапно он сообразил, что находится всего в паре кварталов от дома, где живет Бетти. Он дважды провожал ее до самой двери, но ни разу она не предложила ему подняться к ней. И всякий раз оправдывалась тем, что ее деревенские родственники все еще не уехали. Впрочем, из-за Пьера Люсьену тоже вечно приходилось изобретать отговорки.

Что ж, надо полагать, она не обидится, если он застанет ее врасплох. Бетти знает все об одежде и тканях, и наверняка поможет ему избавиться от этих отвратительных пятен.

Только оказавшись у ее подъезда, Люсьен сообразил, что до сих пор не знает, в какой квартире Бетти живет. Пришлось позвонить консьержу. Из оконца высунулась голова древнего старика с торчащей в углу рта незажженной сигаретой и мрачно поинтересовалась, какого черта ему здесь понадобилось. Когда же это ископаемое назвало номер квартиры, Люсьен спросил, живут ли еще у Бетти приехавшие к ней родственники. Старик озадаченно вытаращился на Люсьена и молча махнул в сторону лестницы.

Наверху он уже поднял руку, чтобы постучать, но вдруг остановился. Из-за двери донеслись едва различимые звуки фортепьяно. Неуверенные, словно играл ребенок. Должно быть, родственники еще здесь, решил он, но сейчас это не имело значения. Их легко понять – в провинции голод, а Бетти с ее связями и кое-какими деньгами может их прокормить. Сейчас каждый готов на все, чтобы хоть как-то продержаться.

Люсьен энергично постучал и стал ждать.

Ничего не произошло, и через минуту он постучал снова. Наконец за дверью послышались шаги.

– Кто там? – раздался голос Бетти из-за толстой дубовой двери. – Что вам нужно?

Голос звучал отрывисто и неприязненно, почти грубо.

– Вот, значит, как ты встречаешь своего мужчину?

– Люсьен, ты? – изумленно воскликнула Бетти.

– Да, дорогая моя. Открой, будь добра, я тут угодил в маленькую переделку. Мне необходима женская помощь.

В ответ – долгая тишина. Вместо распахнутой настежь двери и пылких объятий.

Он снова постучал.

– Бетти, это же я, Люсьен! Мне и в самом деле нужна помощь! На улице меня окатила грязью машина, мне необходимо почиститься. Прошу тебя, открой!

Снова тишина. И тут в воображении Люсьена возникла картина происходящего в эту минуту за дверью. Что, если у нее любовник, который сейчас поспешно выбирается из постели, натягивает одежду и лихорадочно ищет, куда бы спрятаться? Он с такой силой заколотил кулаком в дверь, что из соседней квартиры высунулась голова старика.

– Что за грохот, черт подери?

– Не суйте нос не в свое дело.

– Прекратите шум!

– Заткнись, старый дурак!

Старик исчез, оскорбленно бормоча, и в то же мгновение распахнулась дверь квартиры Бетти.

– Люсьен, какого дьявола? Как ты здесь оказался? Я же сказала: у меня гости, и тебе сюда нельзя. А ты устраиваешь сцены!

– Ты лучше посмотри на меня, – ответил Люсьен. – Костюм испорчен. Мне срочно надо хоть как-то его отчистить. Я подумал, что ты могла бы его слегка сполоснуть, а потом просушить над плитой, чтобы пятна были не так явственно видны.

– Повторяю: тебе сюда нельзя.

Люсьен на миг остолбенел, а затем на него нахлынула волна обиды и гнева.

– Какого черта, женщина? Что здесь происходит?

Не дожидаясь ответа, он отодвинул Бетти плечом и шагнул в прихожую.

Квартира выглядела впечатляюще. Она была прекрасно отделана в духе ар-нуво и обставлена дорогой мебелью. Но профессиональное восхищение тут же сменилось возмущением. Он по-прежнему полагал, Бетти принимает любовника, и злился все сильнее.

– Ладно, давай, рассказывай, с кем еще ты спишь? Где он – в спальне? Давай-ка, познакомь нас. Твои друзья – мои друзья. – Он направился было к двери, но тут же сообразил, что в квартире не одна спальня. – А я-то, наивный, думал, что все мужчины в мире моды – голубые, – ядовито добавил он.

Ворвавшись в спальню, Люсьен заглянул под кровать, за портьеры, в просторный шкаф. Затем он перебрался в другую спальню.

Бетти растерянно следовала за ним.

– Люсьен, ты окончательно сошел с ума! Прекрати! Говорю тебе – здесь никого нет. Ради всего святого, перестань, – упрашивала она, дергая его за рукав. – Перестань, и убирайся отсюда!

– Чушь! Я знаю – он где-то здесь. Что за таинственные родственники, кстати, которых ни разу не видел даже консьерж?

– Я сказала – убирайся! – в ярости закричала Бетти, с силой ударив его по спине.

Люсьен едва сдержал себя, чтобы не ответить пощечиной, и снова взялся за поиски. Он ничего не мог с собой поделать – слепая волна чувств несла его, чтобы в конце концов вышвырнуть на берег, беспомощного и одинокого. Это предательство потрясло его до глубины души. Он был счастлив с Бетти. После смерти четы Серро, после того, как гестапо начало один за другим обнаруживать его тайники, она была словно восхитительное чудо, заново вернувшее его к жизни. С ней он забывал страх и горе, испытывал мгновения чистейшего наслаждения. И дело было не только в редкой красоте и сексуальной привлекательности Бетти – она была умна, образована, больше того – остроумна. Люсьен с удивлением осознавал, что с каждым днем все глубже влюбляется в нее, и восхищался тем, что даже в такие жестокие времена можно обрести любовь. Тем больнее ранило его ее предательство.

Когда он приблизился к стоявшему в ногах кровати старинному резному сундуку, кулачки Бетти снова заработали вовсю, и Люсьен понял, что находится у цели. Он откинул тяжелую крышку.

– Кажется, я нашел зарытое сокровище.

– Нет! Не надо, Люсьен, прошу тебя, – умоляла Бетти, пытаясь оттащить его от сундука.

– Судя по тебе, там, наверно, лучший кобель столетия! – окончательно выходя из себя, выкрикнул Люсьен, расшвыривая какие-то тяжелые покрывала, лежавшие сверху. – Сейчас я вышибу все дерьмо из этого засранца!

Отшвырнув очередное покрывало, он остолбенел: из сундука с испугом глядели на него две большеглазые детские мордашки. На лице Люсьена появилось такое выражение, будто он внезапно наткнулся на мумию фараона.

Бетти резко оттолкнула его и помогла детям выбраться из сундука. Те сейчас же прижались к ней, спрятав лица в складках ее юбки. Она гладила их растрепанные головки и смотрела на Люсьена так, словно хотела сказать: «Убирайся ко всем чертям».

Это зрелище потрясло Люсьена. Умная и независимая, эталон изящества и элегантности, Бетти никогда не проявляла никаких материнских чувств. Вдобавок, он знал, что и собственных детей у нее быть не может. И вдруг она, словно разъяренная львица, защищает этих малышей, готовая растерзать всякого, кто попытается их обидеть.

Он улыбнулся, и совсем другая волна – волна любви к этой женщине и восхищения ею – до отказа заполнила его сердце. Люсьен опустился на колено и протянул руку мальчику.

– Меня зовут Люсьен. Прости, я не хотел тебя испугать. Я думал, здесь прячется совсем другой человек. Так как тебя зовут, дружок?

Мальчик взглянул вверх, на Бетти, и та кивнула.

– Эмиль.

– А вы, мадемуазель? Как вас зовут?

– Каролин, – объявила девочка.

Люсьен тотчас заметил, что она далеко не так застенчива, как мальчик.

– Рад с вами познакомиться. Бетти, почему бы нам с Эмилем и Каролин не поболтать в гостиной, пока ты займешься моим костюмом?

– Ты в самом деле похож на клошара. Сейчас принесу халат, чтобы ты мог переодеться.

Взяв детей за руки, Люсьен повел их в гостиную. Затем вручил пиджак и брюки Бетти, а та принесла всем по чашке чая. Натянув халат, архитектор устроился на диване и принялся расспрашивать малышей о том, о чем обычно расспрашивают детей взрослые. Он выяснил, сколько лет обоим, какие игрушки и книги они любят, какая еда им по вкусу, и многое другое. Мало-помалу их настороженность ушла, и вскоре они дружно смеялись над его глупыми шутками и смешными гримасами, которые корчил Люсьен. Ему не надо было объяснять, кто эти дети, и какую религию исповедовали их родители. Это было ясно как день.

Бетти иногда появлялась в дверях гостиной, чтобы взглянуть на них. Не считая ее, Люсьен был первым человеком за целый год, с которым могли поговорить ее питомцы. Перехватив этот взгляд, Люсьен улыбнулся – впервые за долгое время он чувствовал себя совершенно спокойным. Он сумел завоевать доверие малышей и видел, что для Бетти это необычайно важно.

Через полчаса Бетти отправила детей играть в их комнату и уселась напротив Люсьена.

– Ваш костюм будет готов через пять минут, месье.

– Прекрасно! Возможно, я даже не опоздаю к назначенному времени. Ты же знаешь, как пунктуальны немцы.

Без всяких предисловий Бетти рассказала Люсьену всю свою историю. Он слушал, не прерывая, а потом встал и пару раз прошелся по гостиной. Бетти пристально следила за ним, пытаясь угадать его реакцию.

– Господин архитектор одобряет мой дом? – шутливо спросила она, чтобы разрядить напряжение.

– Квартира просто великолепна. Жаль, что не я ее отделывал. Убранство дома многое говорит о его хозяине.

– И что же оно говорит обо мне, месье Бернар?

– Что у вас, мадемуазель, изысканный вкус. Но те два «украшения», которые сейчас играют в комнате, говорят о вашей душе куда больше.

– Вам нравится то, что они говорят?

– Очень, – ответил Люсьен, и, опустившись перед женщиной на колени, взял ее ладонь и нежно поцеловал.

– Люсьен, ты такой милый! Я ужасно жалею, что мне пришлось прятать их от тебя.

– Но есть одна проблема, дорогая, и о ней не следует забывать. Ты заметила, с какой легкостью я обнаружил детей? Гестапо сделает это еще быстрее. А этого нельзя допустить.

Люсьен поднялся и шагнул к окну, выходящему на улицу.

– Здесь необычно широкий подоконник. Что под ним?

Бетти подошла поближе.

– Не знаю. Кто тут у нас архитектор?

– Наверное, здесь внутри был старый радиатор, а потом его убрали отсюда, – сказал Люсьен. Он просунул свой перочинный нож в щель между стеной и деревянным подоконником, поднял его и заглянул в открывшуюся полость.

– Позови детей, – попросил он, бросив в полость несколько диванных подушек.

– Эй, зайчата, идите сюда!

Эмиль и Каролин мигом вбежали в гостиную.

– Давайте-ка чуть-чуть поиграем, – предложил Люсьен.

Дети радостно закивали.

– Это немного похоже на прятки. Я хочу, чтобы вы забрались вот сюда, под окно, – сказал Люсьен. Он поднял Эмиля и опустил его в полость под подоконником, затем проделал то же самое с Каролин. Прижавшись друг к другу, дети как раз поместились внутри.

– Это будет наше самое секретное место, – сказал он, вынимая их. – Ну а теперь, малыши, бегите к себе!

– Что, если полиция поднимет подоконник и найдет их там? – тревожно спросила Бетти.

– Подоконник будет держаться на петлях, изнутри мы поставим пару задвижек, которые Эмиль – он ведь постарше – сам закроет изнутри. Боши не смогут снять подоконник, как это сделал я. А ты поставишь на него всякую всячину – горшки с цветами, например.

– Поразительно! Как тебе пришло в голову?

– У меня есть некоторый опыт в таких делах. А теперь, если ты вернешь мне костюм, мне пора. Но сразу после встречи с заказчиками я вернусь, потому что у меня тоже есть небольшой секрет. Думаю, тебе будет интересно.