Текст книги "Развивающийся разум. Как отношения и мозг создают нас такими, какие мы есть"

Эмоции, запоминание и забывание

Все ли пережитое запоминается? Нет. Забывание – важный аспект эксплицитной памяти; если бы у нас был легкий доступ ко всем закодированным мозгом переживаниям, оперативная память переполнилась бы лишними фактами и образами и не могла бы эффективно работать.¹⁰⁹ Какие события запоминаются прочно, а какие забываются? Многие исследования указывают на эффект перевернутой U-образной кривой (см. закон Йеркса – Додсона).¹¹⁰ Опыт, который не связан с сильными эмоциями, не привлекает много внимания и с большой вероятностью будет маркирован как «неважный». И его будет трудно вспомнить. События, связанные с эмоциями средней и высокой интенсивности, по-видимому, помечаются как «важные» (вероятно, из-за некоторых анатомических структур в лимбической области и связанных с ней зонах; речь об этом пойдет в следующих главах) и легче запоминаются. Если события ошеломляют и вызывают ужас, может включиться «защита» – эксплицитное кодирование и последующее воспроизведение будут заблокированы. Как сообщают Эльзинга и его коллеги, исследовавшие влияние гормона стресса на процесс вспоминания, «вызванный стрессом кортизол специфически влияет на долговременную декларативную память. Это важно для понимания того, как влияет травматический стресс на работу памяти у пациентов с психическими расстройствами».¹¹¹ Кортизол может препятствовать эксплицитной обработке, блокируя работу гиппокампа. Есть и другие факторы, которые способствуют такой блокировке, – например, так называемое «разделенное внимание».¹¹² Другие элементы травмирующего события могут увеличить силу имплицитного кодирования – например, в ответ на сильный стресс происходит разряд нервных импульсов миндалевидного тела и высвобождение норадреналина. То есть травма может по-разному влиять на имплицитную и эксплицитную память; однако точные механизмы взаимодействия этих двух слоев памяти еще предстоит изучить.¹¹³

Даже разовые события могут влиять на силу синапса, но повторяющиеся эмоционально окрашенные переживания оказывают наибольшее влияние на связи внутри мозга. Другими словами, не все наши контакты с внешним миром одинаково воздействуют на разум. Исследования показали: если мозг оценивает событие как «значимое», вероятность того, что это событие запомнится, повышается. Например, человек, переживший сильную боль, впоследствии может показывать более интенсивную реакцию не только на свою боль, но и на боль других.¹¹⁴ Некоторые исследования предполагают, что действие связанных со стрессом нейромодуляторов – кортизола и адреналина – может быть непосредственно вовлечено в активацию областей мозга, участвующих в кодировании памяти.¹¹⁵ Мозг оценивает значимость стимулов разными способами, в том числе отталкиваясь от активации миндалевидного тела. Если миндалевидное тело активируется, то энграмма, закодированная в этот конкретный момент, считается значимой; также в процессе участвует механизм, связанный с работой гиппокампа, – так запускается «память, основанная на ценности».¹¹⁶ В результате специфического опыта происходит заметное увеличение силы синапсов. Как мы увидим в главе 5, посвященной эмоциям, такие «системы ценностей» могут служить нейромодуляторными цепочками. Речь о процессах, которые (1) повышают возбудимость и активацию нейронов; (2) повышают пластичность нейронов и создание новых синаптических связей; и (3) включены в обширную сеть нервов, связывающих между собой различные области мозга. Эмоционально заряженное, насыщенное ценностью воспоминание активируется с большей вероятностью, чем множество других энграмм, накопленных на протяжении всей жизни.

Взаимосвязь между эмоциями и памятью объясняет тот факт, что эмоционально заряженные переживания вспомнить легче. Как заявил Джеймс Макго,

имеющиеся данные свидетельствуют: влияние нескольких нейромодуляторных систем на память проходит интеграцию посредством процессов, происходящих в миндалевидном теле… Эти данные убедительно подтверждают общую гипотезу о том, что эндогенные нейромодуляторные системы, активируемые опытом, влияют на регуляцию хранения данных. [Далее автор продолжает утверждать, что] сила воспоминаний зависит от степени эмоциональной активности, вызванной обучением. Высокоэмоциональная стимуляция вполне может, как говорит Уильям Джеймс (1890), «оставить шрам на ткани мозга» в виде стойких изменений синаптической связи.¹¹⁷

Другими словами, эмоция усиливает создание новых синаптических связей за счет повышения пластичности нейронов.

Каковы механизмы повышения пластичности? Точная связь между эмоциями и активацией генов, инициирующих образование новых синапсов, еще полностью не описана. Тем не менее исследования, проведенные на сигнальных молекулах беспозвоночных животных, открывают некоторые интригующие возможности.¹¹⁸ Белок, названный CREB-1, по-видимому, приводит к активации генов, инициирующих синтез другого белка, необходимого для установления синаптических связей. Рост новых синапсов обычно сдерживают гены, подавляющие память. По-видимому, они регулируют передачу информации из кратковременного хранилища – оперативной памяти – в долговременную память. Процесс подавления роста синапсов может быть опосредован белком, называемым CREB-2. Если обнаружится, что этот процесс происходит не только в мозгу животных, но и в мозгу человека, то, возможно, это объяснит некоторые особенности работы долговременной памяти. Мозг работает так, чтобы нерелевантные стимулы не кодировались в долговременной памяти. Чтобы данные попали на «долгое хранение», запускаются определенные активные процессы, – это часть так называемого «долгосрочного потенцирования». В этой области еще будут захватывающие открытия, связанные с эмоциональными механизмами, посредством которых миндалевидное тело и другие структуры мозга улучшают кодирование памяти. Нам предстоит изучить процесс нейропластичности, посредством которого структура мозга меняется в результате опыта.¹¹⁹

Цепочки мозга, которые активируются, когда мы переживаем эмоционально «заряженный» опыт, работают как оценочные центры, напрямую влияющие на фокус внимания и состояние. Во время эмоционально значимого опыта внимание концентрируется, возникает состояние возбуждения. Определенные области мозга, такие как базальные ядра,¹²⁰ активируются и высвобождают ацетилхолин, в результате растет вероятность активации генов в нейронах, которые возбуждаются одновременно. Сосредоточенное внимание также может увеличивать локализованное высвобождение мозгового нейротропного фактора – белка, который увеличивает экспрессию генов и может способствовать развитию нейронных связей в мозге.¹²¹ Другими словами, «эмоция» – это процесс, который помогает сосредоточить внимание и создает условия для нейропластических изменений. Некоторые из этих условий, необходимых для постоянного роста и обучения мозга, могут нарушаться при различных психических состояниях, включая депрессию.¹²²

Связи между памятью, эмоциями и самоощущением сложны. Пролить на них свет помогает нейробиология. Как отмечают Роберт Пост и его коллеги,

считается, что миндалевидное тело участвует в придании эмоциональной значимости объекту и связывании его с другими системами памяти. Первоначально данные передает гиппокамп, а затем включаются другие области, потенциально включающие сотни тысяч, если не миллионы синапсов. Свойства предметов согласованно «синтезируются» разными путями; можно предположить, что историческая и эмоциональная значимость предметов также «синтезируется», а затем редактируется, обновляется и меняется на основе нового опыта. Сложные ассоциативные эмпирические свойства и сигналы могут быть связаны с важными объектами в окружающей среде – влияние оказывают родители, братья, сестры и даже представление о себе.¹²³

Создавая смысл, наши эмоциональные нейромодуляторные системы помогают организовывать и интегрировать воспоминания. Наша жизнь наполнена имплицитными влияниями, происхождение и «работу» которых мы можем не осознавать. Если вернуться к инфантильной амнезии, мы увидим, что сохранность имплицитной памяти при нарушении эксплицитного вспоминания – типичный процесс, не связанный с травмой. С ходом жизни дети могут вспомнить все больше и больше событий прошлого, поскольку эти воспоминания вплетаются в повествовательную картину «себя во времени». Этот нарратив возникает по мере того, как нагруженные ценностями воспоминания консолидируются и становятся частью эксплицитной системы автобиографической памяти. Не всякий опыт будет вспоминаться; это часть нормального забывания. Наш разум должен избирательно подавлять кодирование, вспоминание и закрепление произошедших событий, ведь в противном случае возникла бы перегрузка.

Стресс, травма и память

Последствия стресса могут принимать форму высокоэмоциональных событий и травмирующих переживаний. Степень стресса прямо влияет на память: небольшой уровень стресса имеет нейтральный эффект; умеренное количество усиливает память; сильный, избыточный стресс ее ухудшает. Эффект стресса, по-видимому, опосредован характерными нейроэндокринными реакциями. Это и кратковременные эффекты (длительностью от нескольких секунд до минут) высвобождения норадреналина, и более устойчивые эффекты (от нескольких минут до часов) высвобождения глюкокортикоидов, таких как кортизол («гормон стресса»). Между этими процессами существуют сложные связи. Исследования показывают: гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая ось включает высвобождение гормонов стресса, которые непосредственно влияют на гиппокамп, область с наибольшей плотностью рецепторов для этих агентов. Гормональные изменения, таким образом, могут напрямую влиять на память.¹²⁴ Хронический стресс может вызывать повышенный уровень гормонов стресса и нарушение суточного ритма их высвобождения. Влияние высокого уровня гормонов стресса на гиппокамп вначале может быть обратимым. На этом этапе начинается ингибирование роста нейронов и атрофия клеточных рецептивных компонентов, называемых «дендритами».¹²⁵ Высокий уровень стресса временно блокирует работу гиппокампа. Длительное, постоянное воздействие гормонов стресса на мозг приводит к гибели нейронов. В результате объем гиппокампа уменьшается – это доказано в ходе наблюдений за пациентами с хроническим посттравматическим стрессовым расстройством.¹²⁶ Активация вегетативной нервной системы приводит к высвобождению адреналина и норадреналина (известных как катехоламины), которые, как считается, непосредственно влияют на миндалевидное тело. Миндалевидное тело играет важную роль в установлении ценности опыта и интеграции элементов кодирования с обработкой события гиппокампом. Избыточная выработка кортизола может нарушать вклад гиппокампа в эксплицитную обработку памяти, а секреция норадреналина может усиливать имплицитное кодирование, осуществляемое миндалевидным телом.¹²⁷

Эмоциональные события могут включать определенный уровень реакции на стресс. Каскады физиологических и когнитивных реакций могут усиливать влияние стресса на память. Бауэр и Сиверс отмечают:

Несколько факторов, срабатывающих одновременно, способствуют лучшему запоминанию высокоэмоциональных событий. Среди них: личная значимость события, его уникальность или редкость и выборочная репетиция. При эмоциональном возбуждении мозг запускает реакции вегетативной нервной системы и эндокринной системы; высвобождаются гормоны стресса, вызывая постоянное возбуждение и «реактивацию» мыслей. Это возбуждение сохраняется в течение нескольких минут и имеет эффект, аналогичный непроизвольному повторению стрессового события и предшествующих ему событий. Такая «репетиция» повышает степень усвоения любых аспектов события. Физиологическое возбуждение продолжается в течение нескольких минут, но наш разум имеет тенденцию многократно возвращаться к воспоминаниям об эмоционально «нагруженных» событиях и после, в течение длительного времени – дней и даже недель. Эти воспоминания, возможно, вызваны внешними сигналами или последовательностью идей, связанных со стрессовым событием.¹²⁸

Таким образом, эмоционально заряженные переживания лучше запоминаются благодаря сочетанию физиологических эффектов и комплексных когнитивных эффектов. Эти механизмы влияют на память посредством воспроизведения, повторения и перекодирования.

При некоторых обстоятельствах эксплицитная память может быть заблокирована в момент получения опыта. Такое бывает в ситуациях травмы. Разные факторы могут способствовать торможению работы гиппокампа, от которой зависит эксплицитная память. ¹²⁹ Во время травмирующих событий человек может сосредоточить свое внимание на каком-то нетравматическом аспекте окружающей среды или на своем воображении – это своего рода «бегство». Исследования «разделенного внимания» предполагают: в таких ситуациях часть травматического опыта кодируется имплицитно, но не эксплицитно.¹³⁰ Высвобождение большого количества гормонов стресса в ответ на угрозу может нарушать работу гиппокампа. Результатом является нарушение автобиографической памяти, по крайней мере, в отношении некоторых аспектов травмы (эксплицитная блокировка может относиться к «психогенной» амнезии). Имплицитная память о событии при этом не повреждена; отдельные ее элементы – поведенческие импульсы, эмоциональные реакции, телесные ощущения и навязчивые образы, связанные с травмой.¹³¹ В некоторых исследованиях было обнаружено, что люди, у которых во время и после травматического опыта наблюдается диссоциация, наиболее уязвимы в плане вероятности посттравматического стрессового расстройства.¹³² Как мы уже говорили, хронический стресс может повредить гиппокамп.¹³³ В таких условиях механизм эксплицитной обработки и обучения нарушается, и проблема становится хронической. Есть и другие факторы.

Жестокое обращение в раннем возрасте может непосредственно влиять на структуру и эпигенетическую регуляцию цепочек, связывающих реакцию организма с функцией мозга: работой вегетативной нервной системы, гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси и нейроиммунным процессом.¹³⁴ Эти укоренившиеся способы «запоминания» неблагоприятного опыта могут объяснить, почему риск соматических заболеваний заметно выше у людей, переживших в детстве жестокое обращение.¹³⁵

На основании этих данных можно предположить, что психологическая травма, связанная с блокировкой эксплицитной обработки, ухудшает способность к корковой консолидации опыта.¹³⁶ При диссоциации или запрете обсуждать пережитое с другими людьми, как это часто бывает в неблагополучных семьях, может возникнуть глубокая блокировка процесса консолидации памяти. Неразрешенные травматические переживания могут нарушить процесс корковой консолидации, в результате чего воспоминания об этих событиях остаются «за пределами» постоянной памяти. Но может возникнуть склонность к постоянному переживанию навязчивых ужасных образов из прошлого – элементов имплицитной памяти. Кошмары, возникающие во время фазы быстрого сна, могут свидетельствовать о тщетных попытках мозга разрешить и консолидировать такие заблокированные воспоминания. Считается, что и сновидения, и фаза медленного сна играют центральную роль в реорганизации воспоминаний и в укреплении связей между памятью и эмоциями.¹³⁷

Исследования сновидений, памяти, а также материалы, посвященные адаптации к травме, могут помочь понять некоторые важные процессы, происходящие в сознании. Эндель Тульвинг и его коллеги предложили модель «полушарной асимметрии кодирования-воспроизведения»,¹³⁸ которую поддержали многие исследователи,¹³⁹ хоть и не все.¹⁴⁰ Эта модель опирается на ряд исследований, предполагающих, что левая префронтальная кора играет доминирующую роль в кодировании эпизодической памяти, тогда как правая префронтальная кора важна для эпизодического воспроизведения. Фаза быстрого сна ассоциируется с повышенной мозговой активностью. Движения глаз связаны с активацией противоположной стороны мозга (то есть движение глаз влево связано с активацией правого полушария).¹⁴¹ (Это объясняет, почему так много людей смотрят влево во время извлечения автобиографических воспоминаний – в ходе этого процесса активируются правые префронтальные области.)

Все эти выводы, взятые вместе, приводят к предположению, которое еще предстоит подтвердить конкретными исследованиями. Во время сна левое и правое полушария активируются попеременно, ритмично и синхронно. Активация правой орбитофронтальной области опосредует «состояние воспроизведения», необходимое для реактивации эпизодических представлений. Левая же орбитофронтальная область инициирует «состояние кодирования», в котором представления регистрируются, связываются одно с другим и консолидируются. Фаза медленного сна может участвовать в повторной сборке нейронных представлений, а фаза быстрого сна, по-видимому, это критический процесс для консолидации памяти. Она позволяет укреплять синаптические связи.¹⁴² Таким образом, память может «реорганизовываться» на разных стадиях сна. Префронтальные области посредством иннервации связаны с разными областями мозга, включая неокортикальную ассоциативную кору. Реорганизованная эпизодическая память консолидируется в ассоциативной коре. Там она уже независима от гиппокампа и доступна для последующего воспроизведения. Доступ к этим представлениям памяти может происходить в автоноэтическом сознании, опосредованном правыми орбитофронтальными областями. Важная особенность этого процесса – синхронная активация правого и левого полушарий для синтетического воспроизведения и кодирования данных в эпизодической памяти в консолидированную форму. Сновидение позволяет представлениям эпизодической памяти стать энграммами для консолидирующего кодирования.

Нейронная синхронизация в фазах медленного и быстрого сна, а также во время дневных размышлений может играть важную роль для процесса консолидации в целом.¹⁴³ Синхронизация превращает данные эпизодической памяти в связный набор переработанных, более интегрированных представлений. Результатом этой интеграции и консолидации, вероятно, является материал наших жизненных нарративов.

Далее мы можем предположить, что аутоноэтическое осознание травмы бывает нарушено, если эта травма осталась «неразрешенной». Как мы увидим в следующих главах, это состояние имеет важные последствия для работы разума и выстраивания межличностных отношений. Иногда некоторых из нас могут захлестнуть имплицитные воспоминания. Самоконтроль, характерный для эпизодических воспоминаний, при этом теряется, и человек не чувствует, что вспоминает что-то, скорее он находится «внутри» события.¹⁴⁴ Есть и другие случаи – когда у людей присутствует знание о травматическом событии, но нет связанного с ним «самоощущения». Получается, что есть ноэтическое, но не аутоноэтическое осознание переживания. Способность левой префронтальной области кодировать эпизодическую память может быть нарушена в результате блокировки эксплицитного кодирования и/или потока эмоциональных представлений и телесных ощущений, связанных с ошеломляющим событием. Исследования выявляют значительную асимметрию в активности полушарий у пациентов, переживших травмы. Неразрешенные травматические воспоминания связаны с паттерном активации правого полушария.¹⁴⁵ У детей с травмами также были обнаружены асимметрия головного мозга и изменения в развитии мозолистого тела, нервной ткани, обеспечивающей передачу информации между полушариями.¹⁴⁶ Эти результаты в сочетании с клиническими наблюдениями нарушений фазы быстрого сна у пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством подтверждают предположение о том, что совместная работа обоих полушарий необходима для консолидации памяти в целом, а неспособность консолидировать воспоминания о травмирующих событиях может лежать в основе неразрешенной травмы. Нарушение билатеральной интеграции (потока энергии и представлений через полушария) может выступать маркером психологического нарушения после получения травматического опыта.¹⁴⁷

Документально подтвержденное повреждение структуры и функции гиппокампа у лиц с хроническим посттравматическим стрессовым расстройством объясняет некоторые трудности в преодолении травматического опыта.¹⁴⁸ Другие исследования показывают, что пренебрежение и жестокое обращение, пережитые в детстве – так называемая «травма развития», – приводят к нарушениям роста интегративных волокон мозга.¹⁴⁹ Можно предположить, что процесс восстановления включает интеграцию травмы в более крупную ассоциативную матрицу в мозге. Так проходит процесс «согласования», о котором мы поговорим в следующих главах, посвященных регуляции и нейронной интеграции. Такая интеграция, если она успешна, может привести к развитию более последовательного автобиографического нарратива и избавлению от нарушений в фазе быстрого сна. Эти аспекты подробно рассматриваются в последних трех главах.

Отсутствие корковой консолидации может наблюдаться при отсутствии «нарративной версии» травматического опыта. Индивидуум может найти способ «оставаться цельным», но плавной, гибкой и адаптивной согласованности может не хватать. Эта проблема может лежать в основе целого ряда нарушений психического здоровья и социальных взаимодействий. Кроме того, может также присутствовать отсутствие согласованности и преемственности между различными состояниями разума. Травматические состояния могут оставаться изолированными от интегративного развития личности и нарушать это развитие. Имплицитные воспоминания о травме могут формировать жизнь человека, даже если они «не осознаются». Негативное влияние этих воспоминаний на психическое здоровье может заключаться в «блокировке» потока информации в разуме – обычно не ограниченного.

Это мешает поместить эмоционально значимые события в крупную ассоциативную сеть постоянной консолидированной памяти. Конструкты «я» и «другие» помогают формировать когнитивную структуру памяти, имплицитные ментальные модели помогают в организации эксплицитной автобиографической памяти. Неразрешенные травматические воспоминания не входят в структуру имплицитно-эксплицитной консолидированной нарративной памяти. Они остаются нестабильными, сохраняют статус «потенциальных имплицитных активаций», которые имеют тенденцию вторгаться во внутренние переживания и межличностные отношения.

Такие неразрешенные конфигурации памяти могут служить повторяющимися плато на нашей диаграмме «трех П». Они формируют модели потоков потенциальной энергии, «энергии вероятности» – повторяющиеся активации наборов навязчивых воспоминаний, имплицитных и эксплицитных. Разные виды тренировки разума, например такие, как практика внимательного осознания, могут быть эффективными и полезными, когда мы имеем дело со сковывающими плато. Практикуя восприимчивое осознание, мы находим доступ к ощущению «спокойствия среди бури» и к другим возможностям, которые есть в этой плоскости. Чувство «открытой плоскости возможностей» на самом деле изначально кажется небезопасным, поскольку связано с неопределенностью. Но клинический и образовательный опыт показывает: если действовать терпеливо и настойчиво, выход на эту плоскость может стать спасением для человека с неразрешенной травмой. Первоначальный страх можно рассматривать как низменное плато, построенное на травматических переживаниях, в которых неопределенность казалась ужасающей. Исцелением станет путешествие, которое поможет принять эту неопределенность. Ментальный эквивалент неопределенности, обнаруживаемой на плоскости чистого осознания, – это «свобода» и «возможность».¹⁵⁰ Давая людям возможность управлять вероятностными функциями своего разума по-новому, можно обрести свободу. Восприимчивое осознание и сострадание к себе помогают справиться с выученными защитными плато и автоматической реакцией страха и замирания и освободиться от оков предшествующего травматического опыта.¹⁵¹