Текст книги "Развивающийся разум. Как отношения и мозг создают нас такими, какие мы есть"

Исследования зависимости психопатологии от привязанности позволяют сделать ряд выводов.¹³⁸ Метаанализ исследований ИПВ, проведенный ван Эйзендорном и Бейкерманс-Краненбургом, показывает, что ненадежная привязанность, по-видимому, связана с более высокой распространенностью психических расстройств, включая тревожные (амбивалентная привязанность) и диссоциативные (дезорганизованная привязанность) расстройства.¹³⁹ В целом амбивалентная привязанность – предиктор уязвимости к тревожным расстройствам.¹⁴⁰ Избегающая и дезорганизованная привязанности предрасполагают к развитию поведенческих проблем,¹⁴¹ дезорганизованная привязанность также предсказывает симптомы диссоциации и расстройства личности.¹⁴² Исследование, проведенное Карло Шюнгелем и его коллегами, предполагает, что наличие неразрешенной потери у родителя с первичным ненадежным состоянием разума в отношении привязанности приводит к менее оптимальному результату для детей, чем наличие неразрешенной потери у родителя с надежным статусом.¹⁴³ Таким образом, надежность привязанности взрослого человека, кажется, создает определенную форму устойчивости к травме или потере у детей.

Этот вывод сходится с общим мнением о том, что привязанность дает основу для адаптации к жизненному опыту: надежность создает устойчивость, а ненадежность создает риски.

Кроме того, генетика может сделать реакцию ребенка на неоптимальные условия воспитания, связанные с неразрешенной потерей или травмой у родителя, более интенсивной.¹⁴⁴ Метаанализ ван Эйзендорна показал, что у людей с психическими отклонениями ненадежность в ИПВ гораздо более распространена, а надежность («безопасный/автономный» статус; см. ниже) гораздо менее распространена, чем в общей популяции.¹⁴⁵

Важный вопрос: как модель общения с фигурами привязанности позволяет разуму поддерживать близость к ним и устанавливать процессы самоорганизации?¹⁴⁶ Мэйн предполагает, что «сохранение «минимизации» (избегания) или «максимизации» (сопротивления) как поведенческих стратегий, вероятно, не просто зависит от контроля или манипулирования вниманием, но может также форсировать подавление или изменение аспектов памяти, эмоций и осознания окружающих условий».¹⁴⁷ История привязанности коррелирует с широким спектром психических процессов, играющих центральную роль в регуляции эмоций и поведения. Это открытие можно понять, рассматривая его в контексте нейробиологических исследований, – одни и те же области мозга, зависящие от опыта привязанности, вовлекаются в интеграцию этих функций.¹⁴⁸ Таким образом, связь между ненадежной привязанностью и риском психопатологии обнаруживается в областях мозга, которые зависят от паттернов общения в раннем возрасте, а также отвечают за регуляцию и интеграцию различных процессов (включая память, восприятие и эмоции). Нарушение регуляции этого интеграционного процесса подрывает успешную самоорганизацию, что может вызвать различные формы нарушений эмоциональной регуляции и привести к психическим заболеваниям.

Нейробиология привязанности

Хотя в наши социальные связи и отношения привязанности в раннем возрасте вовлечено множество систем мозга, нам стоит сосредоточить внимание на нескольких, основных. Рут Фельдман дает полезный отчет о фундаментальных исследованиях, указывающих на эти тщательно взаимосвязанные сети. Фельдман предполагает, что «социальная включенность незрелого мозга млекопитающих при рождении формирует его как фундаментально “диалектический” орган, и изучение механизмов, с помощью которых ранние привязанности программируют мозг, может дать нам новое понимание основного способа его работы».¹⁴⁹

Наши отношения в младенчестве закладывают основу для отношений на протяжении всей жизни. Люди – глубоко социальный вид не только в раннем детстве, но и на протяжении всей жизни.

Фельдман продолжает:

Формирование связи включает в себя повышенную активность и более тесные взаимодействия между системами, лежащими в основе принадлежности, вознаграждения и управления стрессом, – это наблюдается в период формирования привязанности [Ulmer-Yaniv et al. (2016)]… Привязанности способствуют гомеостазу, здоровью и благополучию на протяжении всей жизни: социальные связи укрепляют здоровье и делают нас счастливее, в то время как изоляция увеличивает стресс, создает условия для ухудшения здоровья и даже смерти [Cacioppo et al. (2015)].¹⁵⁰

Отношения – ключевой фактор благополучия на протяжении всей жизни. Начиная с раннего возраста, наши связи с другими людьми определяют рост и работу нашего мозга.

Паттерны привязанности передаются из поколения в поколение: поведенческие паттерны, переживаемые в раннем возрасте, определяют доступность окситоцина и локализацию рецепторов в мозге младенца, формируя способность воспитывать следующее поколение [Weaver et al. (2004 г.); Abraham et al. (2016)]… Человеческий разум социален с самого начала. Мозг молодого млекопитающего при рождении – незрелый, у него есть постоянная потребность в непосредственной близости к кормящей матери. Таким образом, мозг развивается как социальный орган, постоянно реагирующий на внешний мир [Akers et al. (2008)]. Медленное взросление человека создает диалогическую природу мозга и постоянную потребность в социальной принадлежности.¹⁵¹

Основные сети нейронов, участвующие в отношениях, связаны и имеют общие нейротрансмиттеры. К ним относятся окситоцин (ОЦ) и дофамин (ДА), доминирующие в нашей «системе вознаграждения», которую можно увидеть в прилежащем ядре (ПЯ). На примере этих систем видны нейронные корреляции внутренних и межличностных связей, которые побуждают нас искать и поддерживать отношения друг с другом. Фельдман продолжает:

В целом более тесные обменные потоки ОЦ-ДА в ПЯ во время формирования связи обеспечивают пластичность системы вознаграждения мозга и ее гибкую адаптацию… Данные находки выделяют роль ОЦ в ПЯ при формировании преемственности при переходе от детско-родительских к парным связям и при усилении защитной функции долгосрочных привязанностей. Наконец, исследования на крысах описывают роль ОЦ в долговременном подавлении активности миндалевидного тела, – ОЦ ослабляет реакцию миндалевидного тела на аверсивные социальные стимулы [Gamer et al. (2010 г.); De Dreu (2012)]. Это уменьшает страх и облегчает установление связи [Maroun and Wagner (2016)]. Таким образом, ДА обеспечивает бодрость и мотивацию, а ОЦ обеспечивает успокаивающее действие, необходимое для формирования связи. Это происходит благодаря регулирующему влиянию ОЦ на активность гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси [Carter (2014); Feldman (2012)] и анксиолитическим свойствам [Neumann (2008)].¹⁵²

Здесь мы можем увидеть, как фундаментальная регуляция нашей нервной системы и тела в целом глубоко переплетается с нашими социальными связями с самых ранних дней.

«Трофаллаксис» – термин, который используется в основном в исследованиях животных, применим и в науке о взаимоотношениях в значении сенсорного обмена социальными сигналами, приводящего к сближению. Мы вынуждены коммуницировать друг с другом. Мы используем трофаллаксис, чтобы протянуть руку другому, соединиться с ним и поддерживать контакт. У приматов эта система сложнее, чем у остальных млекопитающих; она позволяет создавать групповую принадлежность и особые способы оценки иерархии отношений. У людей есть обширные способности к концептуализации и категоризации; мы используем лингвистические символы и глубинные смыслообразующие процессы. С помощью языка мы можем формулировать природу и важность этих процессов. Подумайте о роли историй в человеческой жизни – это и беседы за столом, и романы, и песни о любви, и романтические сонеты. Когда мы посещаем кладбище, читаем надписи на надгробиях или слушаем речи на поминках, у нас остается глубокое впечатление о важности наших отношений друг с другом. Человек, который умер, вспоминается как любимый супруг, родитель, бабушка, дедушка или друг – кто-то, кто жил, чтобы любить, и любил жить, человек, которого всегда будут помнить. Фельдман пишет о нейронных связях, формирующих нашу «трофоллактическую» природу:

Социальная принадлежность возникает посредством активности лимбической цепочки, включающей ОЦ, продуцирующий гипоталамус, расширенную сеть миндалевидного тела и полосатое тело [в том числе вентральную область покрышки (ПОВ), которая проецируется в полосатое тело, и вентральный паллидум, который получает проекции от него]. Эта лимбическая сеть регулирует критические функции выживания и мотивации и заставляет их работать на благо социальной жизни [Sokolowski and Corbin (2012)]… Активность полосатого тела была обнаружена почти во всех исследованиях человеческих привязанностей; однако активация полосатого тела/ПОВ обычно связана как с подкорковыми (миндалевидным телом и гипоталамусом), так и с корковыми структурами, особенно с передней поясной корой (ППК), медиальной префронтальной корой (мПФК) и орбитофронтальной корой (ОФК) системы вознаграждения, в дополнение к структурам, поддерживающим ментализацию. Речь идет в том числе о верхней височной борозде (ВВБ) и височно-теменном узле (ВТУ), а также об участках, которые поддерживают функции моделирования, – передней островковой доле (ПОД), нижней теменной доле (НТД), нижней лобной извилине (НЛИ) и дополнительной моторной области (ДМО).¹⁵³

Запоминать эти термины необязательно, но знакомство с общей структурой дает ощущение и понимание сложности всех этих процессов, а также иллюстрирует важнейшую роль, которую привязанность играет в раннем развитии мозга и дальнейших его изменениях на протяжении всей жизни.

Следует отметить, что работа системы вознаграждения переплетается с работой фундаментальных систем регуляции, а также с нашим социальным поведением. Учитывая важную роль окситоцина в этом процессе, Фельдман предполагает: «Передача ОЦ, которая происходит не между нейронами, а между популяциями нейронов, может действовать на большие расстояния и вызывать согласованные, длительные, самоподдерживающие эффекты, влияющие на поведение [Feldman et al. (2010 г.); Abraham et al. (2016 г.); Champagne (2008)]».¹⁵⁴ Именно так возникает синхронизация между несколькими областями мозга. Фельдман продолжает:

Лонгитюдные исследования людей от младенчества до взрослой жизни описывают участие ОЦ в передаче привязанности от родителей к друзьям и романтическим партнерам [Feldman et al. (2013а); Lee Raby et al. (2013)]. Исследования показывают более тесные связи между ОЦ и ДА в ответ на сигналы, имеющие отношение к привязанности, опосредованные социальной синхронией; например, это совместная активация областей мозга, богатых ОЦ и ДА, в виде реакции на ребенка [Atzil et al. (2011); Strathearn et al. (2009)], усиленная реакция ПОВ на романтического партнера после введения ОЦ [Scheele et al. (2013)] или усиление связи периферических биомаркеров при родительской и романтической привязанности [Ulmer-Yaniv et al. (2016)]. Все это позволяет подкорковой системе извлекать из повторяющихся переживаний привязанности представление о любви и затем переносить его на другие связи. Нейробиология связи матери и ребенка, таким образом, расширяется, выходит на уровень других человеческих привязанностей…¹⁵⁵

Синхронность активации нейронов приводит к ассоциациям нейронной функции и структуры. Фельдман объясняет:

Чувствительность мозга к ОЦ и ДА обеспечивает их влияние на нейропластичность, необходимую для избирательного распознавания и долговременной памяти – двух ключевых особенностей человеческой привязанности… Это подтверждает гипотезу о том, что переживания привязанности – повторяющиеся и предсказуемые, – ассоциированы с механизмом дофаминового вознаграждения. Исследования на приматах показали, что стриарные дофаминовые нейроны позволяют различать удовлетворение «от себя» и «от партнера», предвидеть будущие социальные взаимодействия и получать удовольствие от соответствия собственных действий действиям партнера [Báez-Mendoza and Schultz (2013)]… Поскольку ОЦ увеличивает значимость социальных стимулов [Bartz et al. (2010)], интеграция ОЦ и ДА в полосатом теле усиливает опыт социальной синхронности. Возникают циклы координации в рамках привязанности, они повторяются, получая мотивацию и энергию от ДА, а социальную направленность и от ОЦ… Возникает саморегулирующийся процесс высвобождения гормонов – его запускает опыт привязанности. Активация этого режима создает повторяющиеся ритмические всплески. Мы видим, как ранний опыт привязанности формирует окончательную организацию ОЦ в определенных участках мозга младенца, как возникают стимулы, которые вызовут его в будущих отношениях, а также наблюдаем передачу этого механизма из поколения в поколение. [Feldman (2015)].¹⁵⁶

Таким образом, развивающийся разум формируется социальными взаимодействиями: они создают интегративные связи в мозге. Наши эмоции, память и нарративные функции формируются этими фундаментальными процессами, переплетенными друг с другом:

Кора человеческого мозга сложна, и благодаря этой сложности удается интегрировать подкорковую лимбическую сеть и древние системы ОЦ и ДА в то, что мы называем любовью. Любовь построена на представлениях и памяти, она переводит мультисенсорный опыт в ассоциации более высокого порядка, адаптируется к культурным нормам, чтобы поддерживать связи между поколениями и закреплять их. Кроме того, любовь «понимает» как пересечения «я» и «другого», так и разницу, автономию. [Gallese (2015)]. В этом процессе участвуют социокогнитивные способности эмпатии и доверия, необходимые для поддержания долгосрочных связей. Любовь может ощущаться не только в присутствии, но и в отсутствии другого (например, мы можем продолжать любить умерших родителей) и обращаться к абстрактным идеям (Бог, Родина), человечеству и другим видам (домашним животным).¹⁵⁷

Таким образом, фундаментальное значение для переживания привязанности имеют три обширные нейронные сети. Некоторые области мозга участвуют сразу в нескольких системах с пересекающимися анатомическими и функциональными связями. В том числе речь о системах, связанных с вознаграждением и мотивацией, телесными ощущениями и их регуляцией, а также c ментализацией, составлением мысленных карт «я» и «другие» для понимания и эмпатии. Области, которые обеспечивают осознание телесных ощущений, дают информацию о восприятии внутреннего состояния другого человека, связывая понимание и сопереживание. Система интероцепции участвует и в восприятии, и в регуляции внутреннего состояния, а также в отображении внутреннего состояния – своего и других. Система вознаграждения, соматическая и ментальная сеть дифференцированы и связаны в опыте, который мы получаем в отношениях привязанности. Наши нейронные сети постоянно реагируют на опыт и учатся на нем. Кроме того, центральную роль в процессе синхронизации могут играть «колебания» нервных систем разных людей – одновременные нейронные активации, в результате которых люди входят в резонанс. Именно так человек начинает чувствовать себя связанным с другими людьми, чувствовать себя частью большого целого.

Как мы уже говорили, разум и «я» находятся как внутри человека, так и между людьми. Рассматривая нейронные корреляты привязанности, можно определить, что наша фундаментальная нервная функция и структура зависят от внутреннего и внешнего энергоинформационного потока. Наше самоощущение возникает из разума, и мы можем видеть, что нейронные корреляты – это не то же самое, что разум. Разум включает в себя процессы во всем теле и его нервной системе. Но разум также представляет собой «промежуточный» энергоинформационный поток. Такова наша трофолактическая природа: идентичность формируется отношениями. Да, наши переживания связаны с мозгом, но они также связаны и с коммуникативными паттернами. Эти паттерны связывают и объединяют нас друг с другом. Разум одновременно полностью «телесен» и полностью социален, то есть связан с отношениями.

Вот как Фельдман описывает нейронные области, участвующие в системах привязанности, и синхронизацию их функций, «которые объединяются для установления, поддержания и укрепления наших аффилиативных союзов с другими»¹⁵⁸:

1. Во-первых, это система «вознаграждения – мотивации», включающая полосатое тело (ПЯ, хвостатое тело), миндалевидное тело, ПОВ, ОФК, вентромедиальная префронтальная кора (вмПФК) и ППК, которая использует пути, богатые ДА и ОЦ и поддерживает разные виды поведения, ассоциирующиеся с привязанностью – социальную ориентацию, социальный поиск и поддержание длительного контакта. Привязанности имеют внутреннюю мотивационную ценность. Она сочетает в себе немедленную гедоническую реакцию с мотивацией приближения, целенаправленным поведением и обучением. Полосатое тело и его крупные проекции в лобной коре и миндалевидном теле участвуют в обнаружении сигналов, важных для привязанности, оценке их значимости и управлении действиями путем кодирования аффективных свойств раздражителей. Примечательно, что внутри полосатого тела наблюдается сдвиг от вентрального (ПЯ) к дорсальному (хвостатому) телу в корково-стриарной зависимости со стабилизацией связи. Это отражает переход от связанного с вознаграждением влечения и поиска новизны к обработке знакомых данных и предсказуемости. Речь не столько о страсти, сексуальном желании или родительской реакции на младенцев, сколько о долгосрочных отношениях, формировании привычек и партнерских отношениях в паре, а также социальном сотрудничестве и доверии между друзьями. Хвостатое тело участвует в обучении с подкреплением, в целенаправленном действии и оценке результатов. Авторы предполагают, что переход от вентрального к дорсальному стриарному функционированию сопровождает привязанность, поскольку эти процессы закрепляются в совместных целях, общей среде обитания и взаимности и опосредуются по ОЦ. Проекции коры в полосатом теле наряду с проекциями гиппокампа и миндалевидного тела делают эту область мозга центральным входным портом для обработки эмоциональной/мотивационной информации, которая поддерживает привязанности.

В формировании и поддержании привязанности задействуется ряд сложных высокоуровневых процессов, в том числе обучение, память, планирование и прогнозирование. Эти процессы зависят от лобно-стриарных связей цепочки вознаграждения, особенно вмПФК, ОФК и ППК. Благодаря этим связям можно кодировать ожидания, ассоциации и представления, сопряженные с вознаграждением, оценивать аффективную валентность стимулов привязанности и поддерживать гибкие представления, необходимые для управления действиями. Корково-стриарные связи обеспечивают основу для способности сочетать вознаграждение, страсть, стремление к близости, «энергию» и бессознательную мотивацию со способностями более высокого порядка – для отношений важны также нисходящий контроль, доверие, эмпатия и ответственность. ОФК, эволюционно самая «поздняя» структура человеческого мозга и конечная точка пути вознаграждения, участвует в представлении «удовольствия» и в целенаправленных действиях, направленных на достижение долгосрочных отношений. ОФК делает выбор среди вознаграждений, позволяет сопротивляться немедленному вознаграждению ради долгосрочной привязанности. Она формирует стабильное чувство принадлежности в плане культуры, ритуала и личных предпочтений. ВмПФК позволяет представлять любовь и всю «рябь» связанных с ней ассоциаций, критически важное чувство тоски в разлуке, оценку безопасности и ощущение себя одновременно как отдельного человека и «соединенного» с другим, которое определяет опыт интерсубъективности. ВмПФК осуществляет контроль над зонами лимбической системы, уменьшая тревогу/избегание в безопасной среде и долгосрочных привязанностях.

2. Второй системой, лежащей в основе человеческой привязанности, является «воплощенная сеть моделирования/эмпатии», включающая островок, ППК, НЛИ, НТД и ДМА. Это древний эволюционный механизм, который посредством автоматической интероцепции и внутренних представлений воссоздает в мозгу состояние другого человека. Моделирование имеет решающее значение для создания «общего мира», оно помогает человеческой способности создавать и поддерживать привязанности. Эта форма межличностного «соответствия» опирается на нейронные пути, ответственные за восприятие внутренних телесных состояний и за восприятие подобных состояний у других людей (для этого используется перцептивно-моторная связь). Эта нейронная сеть позволяет родителю/партнеру интегрировать во взаимодействие с другим полученную интероцептивную и аффективную информацию. Благодаря ей нам удается резонировать с ментальными состояниями и эмоциями других и закреплять этот опыт в настоящем моменте, – эмоционально окрашенный, непосредственный и «ситуативный». Нейроны фон Экономо, проекционные нейроны, расположенные в слое V передней поясной и лобно-инсулярной коры, участвуют в сознательном восприятии телесных состояний и обеспечивают интегрированное представление социальных моментов по мере их проживания.

3. Наконец, интероцептивные механизмы недостаточны для поддержки привязанностей, основанных на представлениях. Человеческие связи основаны на «ментализирующих» процессах – когнитивных процессах более высокого порядка, включающих сложные нисходящие выводы о психических состояниях других людей, которые мы делаем, приписывая этим людм определенные убеждения, мысли и намерения – так формируется ощущение «единства». Процессы ментализации лежат в основе формирования привязанности. Она опирается на способность человека оценивать разные точки зрения, понимать его цели и мотивы, помнить о его/ее ценностях и заботах. Лобно-височно-теменные структуры, особенно ВВБ, задняя поясная кора, ВТУ, височный полюс и мПФК, являются компонентами «системы ментализации», третьей составляющей «глобальной системы привязанности человека». ВВБ и ВТУ – центральные области этой системы, они играют жизненно важную роль в социальном познании, оценке состояния других людей, интерпретации социальных целей, прогнозировании и его постоянном обновлении. ВВБ сочетает в себе свойства моделирования (зеркала) и ментализации, объединяет быструю симуляцию (биологическое побуждение) с более медленным нисходящим пониманием (теория разума) и обеспечивает поддержку процесса формирования привязанности. ВВБ особенно важен для отцовства, связи, построенной в основном на организованном понимании сигналов младенца. Этот механизм отличается от материнства, базой которого являются древние лимбические структуры мозга.¹⁵⁹

Помимо трех систем (1) вознаграждения, (2) моделирования/эмпатии и (3) ментализации, важна общая синхронизация. Процессы, лежащие в основе трофаллаксиса, обмена социальными сигналами, могут быть синхронными – происходит координация сигналов между двумя или более людьми. Биосинхрония предполагает координацию не только общих сигналов, но и физиологических состояний каждого человека. Фельдман исследует центральную роль синхронии в привязанности:

Во время или сразу после социального контакта синхронность проявляется в четырех системах: поведенческой, вегетативной, гормональной и в системе мозга. В той или иной степени эта связь обнаруживается в четырех «созвездиях» человеческой привязанности… Синхронные взаимодействия, переживаемые в раннем возрасте, находят отражение в более поздних привязанностях на протяжении всей жизни. Соответствующие проявления наблюдаются у романтических партнеров – у них можно увидеть посекундную координацию взгляда и аффекта [Ulmer-Yaniv et al. (2016 г.); Schneiderman et al. (2012)]. Координация сердечного ритма [Helm et al. (2012)], связь ОЦ [Schneiderman et al. (2014)] и синхрония мозговой активности были описаны при наблюдении за парами. Мать и отец демонстрируют скоординированную реакцию мозга в структурах моделирования и ментализации (ВВБ, НТД и ОД) во время просмотра видео с их младенцем [Atzil et al. (2012)]. Взаимодействия между близкими друзьями также демонстрируют поведенческую координацию; однако взаимодействие между друзьями не такое тесное, как с родителями или романтическими партнерами [Feldman et al. (2013a, 2013b)]. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что ОЦ увеличивается после контакта с друзьями [Feldman et al. (2013б)]. Наконец, сплоченные команды, обученные координировать свои действия, такие как воинские части, демонстрируют широкую реакцию «социального мозга» в альфа-диапазоне при совместных действиях, и особенно в бою [Levy et al. (2016b)]. В отличие от других млекопитающих, которым требуется знакомство с сородичами для биоповеденческой координации, люди имеют способность к поведенческой синхронности и по отношению к незнакомцам; взгляд и тон голоса, например, координируются во время разговоров с незнакомцами, а для близких связей характерна сенсорная синхронность [Фельдман (2016)]. Когда незнакомые люди сидят в непосредственной близости друг от друга и выполняют совместные задачи, у них также наблюдается связь частоты сердечных сокращений, синхронизация альфа-ритмов мозговой активности и скоординированная реакция в височно-теменных структурах, таких как ВВБ и НТД [Hasson and Frith (2016); Dumas et al. (2010); Golland and Levit-Binnun (2013)]. На сочувствие к незнакомцам, попавшим в беду, влияет ОЦ. Наблюдение за совместными действиями групп также вызывает реакцию с выделением ОЦ.¹⁶⁰

Этот фундаментальный внутренний отклик относится не только к привязанностям, но и к нашим «социальным мирам» в целом.

Оставшаяся часть этой главы посвящена «отношенческой» природе разума и важности привязанности в жизни. Мы более подробно рассмотрим классификации из «Незнакомых ситуаций» и ИПВ, чтобы полнее изучить взаимодействие между ребенком и родителем. Вы можете обнаружить, что широко распространенное влияние привязанности на развивающийся разум можно понять через призму нейропластических изменений в нашем социально сконструированном мозге. Межличностные связи формируют нейронные связи, которые, в свою очередь, формируют наш внутренний опыт, поведение и модели взаимодействия с другими людьми на протяжении всей жизни. Эти взаимодействия – модели обмена энергией и информацией между взрослым и младенцем – влияют на рост нейронов и непосредственно создают развивающийся разум ребенка.