Текст книги "Тень Хранителя"

КАЗНЬ

ДА БУДЕТ ВСЕМ ИЗВЕСТНО: НАША БЛИСТАТЕЛЬНАЯ СТОУВ ВЕРНУЛАСЬ К НАМ, И ПРАВОСУДИЕ НАКОНЕЦ СВЕРШИТСЯ. ЗАВТРА ДНЕМ ОНА ПРИБУДЕТ В ПАРК МЕГАПОЛИСА, ЧТОБЫ РУКОВОДИТЬ КАЗНЬЮ ЧЕТВЕРЫХ ГЮНТЕРОВ, ПРИЗНАННЫХ ВИНОВНЫМИ В ПРЕГРЕШЕНИЯХ ПРОТИВ ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА.

ПРОКЛАМАЦИЯ ВЛАДЫКИ КЕРИНА

Путешествие Виллума на нижние уровни Пирамиды прошло без особых происшествий. Все знали, что Дарий благодарен ему за то, что он привел Стоув домой целой и невредимой, и никто даже мысли не допускал подвергать сомнению его право находиться во внутренних пределах власти столько, сколько он сочтет нужным.

Виллум бесшумно спустился вниз по узкому проходу и коснулся восточной стены. Он почувствовал присутствие двух живых существ прямо за запертой дверью, которая вела в темницу. Теперь надо подождать, чтобы свое дело сделали гюнтеры.

Он замедлил дыхание, чтобы успокоить тело и разум. Наконец дверь распахнулась перед ним, словно вздох раздался, и свет погас. Находившихся за дверью клириков охватила паника, и Виллум легко пересек незамеченным приемное помещение.

Виллум шагал по длинному коридору, с обеих сторон которого были расположены тюремные камеры. Его переполняли смятение и печаль. В этом крыле здания содержались десятки политических заключенных. В прокламациях Владыки Керина все они объявлялись преступниками, и их бросили в темницу лишь за то, что они не хотели покориться диктату Города.

Он ощущал повсюду вокруг одно отчаяние, но внезапно уловил всплеск надежды. Заточенные где-то неподалеку гюнтеры знали, что отключение света могло произойти лишь в одном случае, и охватившее их предчувствие как маяк освещало ему путь. Нагнувшись к узкой щели между полом и дверью в их камеру, Виллум просунул в нее конверт. Он почувствовал, что все четверо гюнтеров одновременно бросились поднимать его с пола. Значит, все в порядке. Они все поймут, как только вскроют конверт.

Он быстро пошел обратно – чтобы добраться до выхода, ему лишь в одном месте надо было миновать освещенное тусклым светом свечи пространство. Вскоре Виллум добрался до двери и стал в темноте подниматься по лестнице. Взявшись за стальные перила, он вдруг остро почувствовал, что где-то рядом находится человек, обладавший могучим разумом и сильной волей. Этот кто-то держался за те же перила, только этажом выше. Это был Керин!

Мысли о Владыке не выходили у Виллума из головы после того, как Стоув рассказала ему о встрече с Дарием. Она говорила ему тогда, что Керин, как ей показалось, был на самом деле взволнован. С особой силой это проявилось, когда речь зашла о Новакин, хотя в пророчествах говорилось о том, что восход Новакин предвещает закат Хранителя. Логическим объяснением такого противоречия могло быть то, что Керин сам хотел занять место Дария. Но пророчество, которое он процитировал, было еще более тревожным: «Четырнадцать будут бдительно нести вахту, благословляя своей невинностью землю, на которой лежат». Откуда он его взял? Никогда раньше Виллуму не доводилось слышать ничего подобного.

Обдумывая свои подозрения, Виллум поднимался по лестничным пролетам вслед за таинственным Владыкой. Они добрались до седьмого этажа, когда свет в помещениях снова зажегся. Он уже должен был бы покинуть здание. Пока синие мундиры судорожно обшаривали крышу, он остановился у запертой двери служебного помещения, в которое могли входить только гюнтеры, приложил ладонь к панели номерного замка и тут же почувствовал, на какие кнопки надо нажимать, чтобы пройти внутрь. Виллум решил, что здесь он будет в безопасности. Захлопнув за собой дверь, он опустился на пол, глубоко вдохнул, и астральное тело его покинуло тело физическое.

Оказавшись под потолком главного зала, он увидел, что Керин наблюдает, как тренер обучает пару десятков клириков технике боя на мечах. Движения вояк были скованы и неумелы, видимо, это были совсем недавно набранные рекруты. Выражение лица Керина было непроницаемо, но Виллум понял, что зрелище не доставляло ему удовольствия. Внезапно покинув просторное помещение, Владыка миновал несколько комнат, расположенных за богато украшенными дверями, и оказался в небольшой часовне, где несколько десятков коленопреклоненных клириков благоговейно молились перед освещенным портретом Нашей Стоув. Керин поклонился изображению, потом проскользнул за высокую платформу. Пройдя еще по одному коридору, он остановился перед глухой стеной и нажал на нее в шести незаметных местах. Панели разошлись в стороны, он вошел в образовавшийся проем, и стена тут же сомкнулась за ним так, что от входа не осталось даже следа.

Проникнув сквозь стену, Виллум внезапно застыл как вкопанный, поразившись открывшемуся зрелищу. Все стены небольшой комнаты, в которую вошел Владыка, были покрыты сотнями больших и маленьких изображений Стоув. На фотографиях девочка, стоя на ступенях Пирамиды, обращалась к народу с речами, когда она и приветствовала толпу. Как человек, ответственный за создание ее образа для народа, Керин должен был иметь в своем распоряжении множество ее фотографий, но почему он хранил их здесь? Зачем он их так развесил по всем стенам? В одном углу были помещены шесть эскизов во весь рост. Было ясно, что рисунки делали по словесному портрету, как будто художник пытался воссоздать образ человека по его описанию, и описывал его, несомненно, Ворон. Хоть многие детали были воспроизведены неточно, можно было с уверенностью сказать, что пытались изобразить Роуна. Лучше всего был передан его сосредоточенный взгляд. На вытянутой ладони юноши сидел белый сверчок. На небольшом столике под картиной лежало несколько книг. Керин склонился над столом и раскрыл одну из них. Оказалось, что это была не книга, а что-то вроде толстой тетради – журнала или дневника, написанного от руки. На обложке одной из тетрадок Виллум разобрал написанное имя – Степп.

Как же это могло случиться? Виллум внимательно рассмотрел корешки тетрадок. Прочел: Харон, Роун, Дарий, Яна. Да это же легендарные дневники членов первого внутреннего предела! Как они попали в руки Керина? И еще: Бартольд, Валерия и Криспин – трое известных помешанных Владык! Виллум напряг память. Что он слышал о них? Все они были убиты или заточены в темницу или в какое-то подземелье Дарием. Неужели они до сих пор были живы? Где же Дарий их держал?

Виллум хотел приблизиться к Керину, чтобы посмотреть, что он читает, но его астральное тело вдруг что-то резко отбросило назад. Он пролетел сквозь стены и двери и, ко всему готовый, оказался в собственном физическом теле. Сквозь приоткрытую дверь на него вопросительно смотрел гюнтер Номер Шесть. У Виллума отлегло от сердца, он приложил палец к губам. Гюнтер понимающе кивнул и указал на стоявший справа от Виллума металлический ящичек. Виллум подвинул ящичек к Номеру Шесть, который приготовился вывалить его содержимое на пол. Подмигнув Виллуму, он воскликнул: «Ох, ох, ох!» – и опрокинул ящичек. По полу раскатилось множество небольших металлических шариков, и бежавшие в их направлении клирики стали спотыкаться и падать друг на друга.

Виллум незаметно выскользнул из кладовки и быстро спустился по лестнице, озадаченно размышляя над тем, что ему довелось увидеть. Одно ему стало совершенно очевидно: Керин был совсем не тем, за кого себя выдавал.

* * *

Снова ей придется задыхаться в этой проклятой броне! Ее, конечно, не пробьют кинжалы убийц, но она даже воздух не пропускала. Стоув просто обливалась потом. Это дурацкое платье она выбрала, чтобы угодить Дарию, но тот лишь бросил на нее мимолетный взгляд и одобрительно улыбнулся.

– Хорошо, что ты вернулась, – проурчал Дарий, поглаживая ее по руке, которую она положила на разделявший их кожаный подлокотник. Стоув подумалось: будто ядовитая змея руку лижет…

– Мне так тебя не хватало, отец. – Она легонько пожала его холодную как лед ладонь. Циркуляция крови у Хранителя явно снова барахлит. Видно, скоро ему придется опять обновлять кровеносные сосуды.

– Не больше того, чем людям не хватало тебя, моя радость. Известие о том, что Наша Стоув будет руководить казнью, привлекло на это событие чуть ли не всех горожан – мне сказали, что они начали собираться в Парке Мегаполиса уже на рассвете.

Виллум сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Он смотрел вперед не оборачиваясь, никак не пытаясь вступить с ней в мысленный контакт. Они, конечно, разработали план действий, но все же она сама должна справляться со своей задачей.

Лимузин свернул на грязную улочку в паршивом районе Города, хорошо знакомую девочке.

– Где это мы едем, отец? – спросила она с таким видом, будто впервые здесь оказалась.

– Раньше, моя дорогая, я избегал показывать тебе это место, – сказал Дарий, со странным удовлетворением взирая на трущобы, – но теперь, думаю, ты готова к тому, чтобы познакомиться с этим районом.

Он намеренно привез ее в самое чрево Города, в это убогое гетто, куда она спряталась, когда сбежала от него. Она вспомнила зловоние застоялой мочи и гниющего мусора, людей, бродивших как привидения под ее изображениями или молившихся алтарям, воздвигнутым в честь Нашей Стоув. Прохожие провожали пустыми, безразличными взглядами роскошную машину, в которой они ехали, и девочке стало ясно, что дела здесь шли все хуже и хуже.

– Дом Потерянных, – сказал Дарий. – Так назвал это место Владыка Керин. – Жестко взглянув на Стоув, Хранитель добавил: – Он очень опасный человек. Но ты ведь это знаешь, правда? Нам повезло, что ему больше нравится служить, чем править. Хотя…

Дарий рассеянно взглянул в окно. Самым проникновенным тоном девочка шепнула:

– Отец…

Стоув поразило, как быстро старик повернул к ней голову. Неудивительно, если б от такого резкого движения у Дария изо рта выскочили вставные челюсти. Но мысль эта улетучилась в тот момент, когда она увидела на его лице самую теплую отеческую улыбку.

– Так о чем это я говорил? Нуда, о Потерянных. Они перестали добросовестно работать в Дальних Землях и переселились в Город в надежде на то, что здесь их ждет легкая жизнь. Такое их решение мы никак не можем поощрять. Иначе кто бы возделывал наши поля и трудился в наших шахтах?

Стоув знала, что у большинства этих женщин и мужчин с пустыми глазами жизнь была разрушена. Они пришли сюда как беженцы после того, как их селения разграбили мародеры. Беглецы надеялись получить здесь поддержку и обрести спасение. Им и в страшном сне не могла привидеться горькая участь, которая ждала их в Городе.

– У нас нет планов реконструкции этой части Города, поэтому нам ничего не стоит терпеть их пребывание в этих трущобах. А они платят нам за это тем, что отдают своих отпрысков для утилизации в наши лаборатории.

– Прямо как скот, – произнесла Стоув, как будто до нее только что дошел смысл сказанного. – Ты специально их здесь разводишь, отец?

Впалая грудь Дария дернулась, когда он сухо и сдавленно хмыкнул.

– Хороший вопрос! – От звука его голоса, похожего на предсмертный хрип, у нее мурашки пробежали по спине. – Несмотря на все несчастья, которые они сами на себя навлекли, мы относимся к ним с долей сострадания, которое проявляется через тебя, Наша Стоув. Их жалкие жизни обретают хоть какой-то смысл и значение именно благодаря тебе.

От внимания девочки не укрылось, что он тщательно избежал прямого ответа на ее вопрос. Она не смогла сдержать охватившую ее дрожь и, чтобы как-то объяснить свое состояние, сказала:

– Мне это совсем не нравится. Такое чувство, будто от поклонения этого сброда я становлюсь как грязью вымазанная.

– Поклонение тоже можно использовать в своих целях.

– Как же мне его использовать? – спросила она голосом, в котором позволила прозвучать нотке неподдельного волнения.

– Наш визит в Парк даст тебе возможность этому поучиться. Почувствуй толпу, поиграй с этими людьми, согрей их снова теплом своего присутствия. Нам бы очень хотелось забыть об этой проблеме с гюнтерами. Какими бы они ни были, моя дорогая, работают гюнтеры хорошо. А нам нравится, когда все технические службы Города действуют исправно. Мерзкий вид – невысокая цена за их услуги нам. Поэтому, когда будешь обращаться к своим почитателям, сделай так, чтобы они знали: Наша Стоув довольна приговором, который мы вынесли этим четверым.

– А если толпа будет этим недовольна? – спросила она с шаловливой усмешкой.

– Тогда позволяю тебе импровизировать.

– Я не подведу тебя, отец. – Вот и все – она добилась того, чего хотела. Дарий так великодушно дал разрешение на исполнение ее заветного желания, что она одарила его самой своей обворожительной улыбкой. – Ох, отец, как же хорошо, что я наконец вернулась!

* * *

Парк Мегаполиса. Когда она была здесь в последний раз, все вокруг украшали флаги и плакаты, повсюду гремела музыка. До того, конечно, как начались беспорядки и паника, вспыхнувшие после ее вопля. Сегодня настроение собравшихся было тревожным, даже мрачным, люди нервничали и напряженно ждали предстоявших событий.

Стоув стояла за занавесом большой трибуны, воздвигнутой в южной части площади. На ярко освещенном помосте высились четыре черные виселицы, окруженные отрядом до зубов вооруженных клириков, – Керин играл мускулами, демонстрируя силу.

– Сколько здесь собралось народа? – спросил Дарий скучающим тоном.

Владыка Внушения был явно доволен.

– Около пятидесяти тысяч. Громкоговорители, расставленные по всему городу, донесут все происходящее до каждого гражданина, для которого голос Нашей Стоув станет благословением.

Злобные крики толпы возвестили о прибытии четверых узников. Со всех сторон окруженных клириками гюнтеров встречали улюлюканьем и насмешками, которые быстро переросли в лихорадочный вой. Все они были в очках, как и говорил Виллум. Один гюнтер оказался девушкой, совсем молоденькой, ненамного старше Стоув. Девушка старалась держаться спокойно, но было заметно, что она непроизвольно вздрагивает от приступов страха, ранивших ее как лезвия ножей.

Гюнтеров, руки которых были связаны за спиной, грубо втолкнули на помост. Стоув видела сквозь щель неплотно задернутого занавеса, как узников поставили на крышки люков, в которые они должны были упасть при повешении. Когда на шею им накинули петли, они не задрожали от страха, не стали молить о пощаде – они сосредоточились на внутренней поверхности линз своих очков, пытаясь не обращать внимания на то, что их окружало.

Владыка Керин вышел из-за занавеса на трибуну, чтобы объявить собравшимся о ее присутствии.

– Наша Стоув! – сказал он и указал рукой в ее направлении.

Виллум дал знак Керину подождать, пока он расправит на шее девочки воротник защитного платья.

– Слушай, – шепнул он ей.

– Да, мой наставник.

Занавес широко распахнулся, и все собравшиеся увидели величаво спускавшуюся по ступеням Стоув. Когда она встала на площадку трибуны, оборудованной усилителями, десятки тысяч зрителей повскакали с мест, чтобы ее приветствовать: «Наша Стоув! Наша Стоув!!!»

Девочка стояла перед ними в молчании. Как посоветовал ей Виллум, она прислушивалась к доносившимся из толпы выкрикам:

– Чудовища!

– Мерзавцы!

– Выпотрошить их!

– Пустить им кровь!

Слышались призывы и похуже. Много хуже. Эти люди были настолько жестоки, они настолько обезумели от ненависти, что девочка засомневалась в успехе разработанного Виллумом плана. Но стоило ей взмахнуть рукой, как вопли смолкли.

– Перед вами стоят преступники. – Стоув простерла руку, указывая на четверых скованных гюнтеров, находившихся позади нее. – Но в чем суть их преступления? Они меня не похищали, как считали жители Мегаполиса. Никто не может это сделать. Я хожу везде, где мне заблагорассудится, я всегда там, где лучше могу служить своему народу. Вам! Нет – они не пошли на преступление, задуманное против меня, но они заслуживают того, чтобы к ним относились как к преступникам. Сейчас я скажу вам почему. Взгляните на них – разве они такие, как мы? Может ли хоть один из вас назвать гюнтера своим другом? Или хотя бы соседом? Разве ходят они по тем улицам, по которым ходим мы с вами? Разве ходят они за покупками в те же магазины, что и мы? Работают ли они там же, где работаем мы? Нет. Они держатся особняком. Они считают, что участвовать в жизни Мегаполиса выше их достоинства. Но разве на деле это так?

– Нет! Нет! Нет! – неистово заорала толпа.

– Нет! – произнесла Стоув. На этот раз голос ее звучал чуть громче шепота. – Смерть – это конец. Он наступит быстро. Он не позволит им раскрыть глаза на наше сострадание, нашу любовь. – Теперь голос ее звучал громче, давая собравшимся понять, что она не потерпит никаких возражений. – Да! Я люблю их. Так же, как люблю всех моих сограждан. Как я люблю вас всех!

– Наша Стоув! Наша Стоув!! Наша Стоув!!!

Девочка позволила собравшимся несколько мгновений наслаждаться теплом своей безграничной любви. Потом, повернувшись к клирикам, отдала приказ:

– Снимите с них очки! Пусть они ослепнут! – Ей, должно быть, доставило удовольствие молчаливое оцепенение толпы.

– Нет! Не надо! Пожалуйста! – панически взмолились гюнтеры. Несмотря на то что руки их были связаны, они отчаянно мотали головами, стараясь помешать охранникам, но тщетно.

Стоув театральным жестом указала на пол, и четыре пары очков положили к ее ногам.

– Может быть, гюнтеры слишком возгордились?! Если они не хотят жить с нами в Мегаполисе – быть посему! – Стоув наступила на очки и раздавила их. – Пусть они узнают, что значит жить без нашего сострадания и любви. Они будут изгнаны и оставлены в одиночестве слепыми скитаться по Пустоши.

Ей показалось, что все собравшиеся на огромной площади одновременно так глубоко вдохнули, что вокруг не осталось воздуха. Она приговорила преступников к страшной каре, которая была хуже смерти. Толпа взорвалась неистовым безумием, но, перекрывая ее оглушительный рев, Стоув произнесла:

– Пусть это наказание станет предупреждением для всех гюнтеров! Те из них, кто захочет остаться с нами, отныне должны будут постоянно являться с докладами к сотрудникам Владыки Внушения. А мы еще посмотрим, какой вклад они вносят в жизнь нашего Мегаполиса, и только после этого решим, возвращать им нашу благосклонность или нет. Те, кто не станет этого делать, будут изгнаны из Города навсегда!

Когда гюнтеров выводили из Парка, Стоув смотрела, как собравшиеся на площади ядовито их высмеивали, плевали в их сторону и швырялись всяким мусором в ни в чем не повинных возмутителей спокойствия. Она видела, как следом за ними в толпе растворился Виллум. Крики продолжались, но теперь горожане расступались, создавая для них широкий проход, будто от этих бедолаг разило непереносимым зловонием. Девочка очень надеялась, что на пути из Города этим четверым не причинят никакого вреда.

Керин взял ее за руку и подвел к Старейшему. Дарий положил ладони ей на плечи.

– Ты удивила даже меня, дочь моя, – сказал он, сверкнув при этом новыми вставными зубами. – Мне кажется, твоя затея неплохо сработала.

– Особенно если к ней добавить несколько ободряющих прокламаций, – согласился Керин. – А еще, я думаю, для них следует ввести новую форму одежды. К концу недели каждый гюнтер в Городе должен вносить весомый вклад в его жизнь.

Дарий рассмеялся, и Стоув тоже. Девочка была довольна, что удалось спасти жизни гюнтеров, но еще больше ее радовало то, что у Владык не зародилось никаких подозрений. Наоборот, они чувствовали облегчение, им без этого хватало других неприятностей. Если повезет, они будут так ими поглощены, что ей с Виллумом удастся выяснить все необходимое.

ДРУГ В БЕДЕ

В СТРУКТУРЕ КРАЯ ВИДЕНИЙ ВОЗНИКНУТ

ГЛУБОКИЕ РАЗЛОМЫ, И МНЕ НАДЛЕЖИТ ИХ ЗАКРЫТЬ.

НО КОГДА Я УЗНАЮ ПРИЧИНУ ИХ

ВОЗНИКНОВЕНИЯ, МОГУЩЕСТВО СТАНЕТ МОЕЙ СУДЬБОЙ.

ДАРИЙ, ВИДЕНИЕ № 831, 21 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,

ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

Зима полностью вступила в свои права, бесплодные земли покрылись ледяной коростой. Первые несколько дней скитаний Роун чувствовал себя одиноким путником, открытым всем ветрам в бескрайних пространствах Пустоши. Он старался соответствовать своему образу и гриму и шел медленнее, чем ему хотелось. Спал он под открытым небом и все время опасался погрузиться в глубокий сон, и потому толком не мог выспаться. Холодные ночи и усиливавшийся голод скоро привели к тому, что он утратил способность четко мыслить.

Роун ненадолго остановился и огляделся, чтобы сообразить, в каком направлении идти дальше. Потом печально улыбнулся, задумавшись над странным стечением обстоятельств – в последний раз он путешествовал в одиночестве, когда бежал от божества братьев, а теперь сам искал его и, по всей видимости, потерялся.

Единственным, на что он надеялся, было туманное объяснение Мабатан о том, что собой представляют линии энергии земли. Мир, по ее словам, в чем-то подобен телу, а потому, используя чувства, можно попытаться найти эти линии, подобно тому, как целители иглами воздействуют на энергетические потоки человеческого тела. Вдоль этих линий расположены места, где концентрируется земная энергетика, и, если им следовать, можно найти то, что ищешь. Теория эта была хороша, как и любая другая, но Роун уже начал отчаиваться, сомневаясь, что такие места существуют, не говоря уже о своей способности их отыскать.

Он взглянул на размытый в туманной дымке солнечный диск и понял, что утратил всякое представление о направлении, в котором двигался. Тогда Роун вынул флейту, сел на промерзшую землю, выкинул из головы все мысли и заиграл. Звуки музыки, как тлеющие угольки, разлетались во все стороны, воспламеняя невидимые волны, сплетавшие вокруг него едва заметное магическое поле. Никогда еще его музыка не звучала настолько проникновенно, она уверенно тянула его в одном направлении, побуждая встать и идти.

Когда он снова пустился в путь, в голове у него зазвучали слова Роуна Разлуки: «…то была удивительная сила проявления снов и видений каждого землепашца, ремесленника, студента, учителя, ребенка и взрослого». Какой бы ни была вина его предка за изобретение блокираторов – думать об этом Роуну не нравилось, – если Друг существовал потому, что в него верили люди, тогда то, как они в него верили, могло его изменить. Может быть… А может статься, это все муть в голове от голода и бессонницы.

Роун очнулся, внезапно почувствовав, что не то задремал на ходу, не то просто отключился. Он не знал, как долго шел в таком состоянии, остановился и мутным взглядом уставился на густые заросли, переплетенные черными древесными лианами и перевитые колючим кустарником. Он присел передохнуть, и до слуха его донеслось тихое журчание небольшого ручейка. С большим трудом он прорубил в густых зарослях узкую просеку к ручью. Вода была обжигающе холодной. Роун опустил голову, чтобы напиться, и перед глазами его впереди мелькнул просвет. Сверчок в мгновение ока спрыгнул у него с плеча, и юноша не раздумывая последовал на четвереньках за насекомым. Острые шипы впивались ему в тело, но руками он ощущал странную пульсацию, как будто внизу, где-то под ним, находился самый центр земли. Следуя за сверчком, Роун медленно продирался сквозь узкий просвет в зарослях, пока наконец не очутился на открытом месте.

Белый сверчок снова угнездился у него на плече, Роун встал на ноги и вдруг почувствовал, что сердце его бьется в такт с пульсацией земли. Он понял, что русло ручейка извивалось по странному лабиринту. Чтобы не бояться и не думать о том непредсказуемом, что ждало его, он погрузился на ходу в медитацию. Скоро он вообще забыл о времени и, продолжая двигаться вперед, оказался в самом центре лабиринта. Он представлял собой идеально очерченный круг шагов пятнадцати в периметре, причем на всем этом пространстве не было и следов корней и колючих кустов.

Сверчок прыгнул в самый центр круга, Роун сел рядом с ним. Он совсем забыл о голоде, жажде и усталости, все его чувства были теперь сосредоточены на запахе, исходившем от кустарника, дрожавших усиках сверчка, холодной жесткости глины. Донесшийся вдруг шелест сухих листьев на земле заставил его вздрогнуть. Ветра он не чувствовал, но видел, что листья перелетают с места на место, будто на них что-то дует. Вскоре движение листьев прекратилось так же внезапно, как началось.

Прямо перед ним от земли стала подниматься легкая дымка, вьющееся облачко которой оформилось в узкую гибкую полоску и потянулось к нему. В какой-то миг молниеносным броском, подобным нападению гадюки, полоска обвила ему шею, руки, лицо, зажала нос и рот так, что Роун не мог дышать. Он в отчаянии бросился на землю и судорожно извивался в приступе удушья. Поняв, что сопротивление бесполезно, Роун совладал с собой и стал пытаться замедлить биение сердца.

Кто ты?

Ответ последовал незамедлительно. Странная дымка обвилась вокруг его груди, пульсируя докрасна раскаленным свечением. Сначала ощущение было даже приятным, но в следующий миг Роун почувствовал себя так, будто его поджаривают на костре. Он кричал от боли, видя, как тело его покрывается пузырями и волдырями, как из грудной клетки испаряется вся вода и на месте груди не остается ничего, кроме горящих внутренних органов. В слепящей болевой агонии Роун, тем не менее, понимал, что все с ним происходившее было лишь иллюзией, фантомом, наваждением. Чем еще можно было объяснить, что он все еще находился в сознании? Жуткая дымка терзала каждую клеточку его тела как в кромешном аду, но, чтобы выжить, ему надо было не обращать внимания на нестерпимую боль. Предельным напряжением силы воли ему удалось достичь цели, трансформировавшись в непроницаемую сущность своего астрального тела.

Боль постепенно ослабевала, а дымка клубилась, густела и разбухала, пока не нависла над ним огромной пульсирующей массой, которая скручивалась или свивалась до тех пор, пока не превратилась в пару рогов. Между ними возникли два белесых глаза, прорезанных извилистыми линиями красных прожилок, а вокруг них стала возникать гигантских размеров голова. Голова быка. Из отвислой кожи на его шее образовались складки плоти. Потом начал вырисовываться могучий торс. На мощных мышцах выступали толстые пульсирующие синеватые кровеносные сосуды, словно грозившие прорвать кожу. От этого невероятного существа исходило ощущение такой непреодолимой силы, с которой Роуну никогда раньше не приходилось сталкиваться. Оно пахло землей, дыхание его нагоняло ветер.

На теле возникавшего из дымки монстра как роса на заре весеннего дня набухали капли пота. Мощный позвоночник выступал из спины, ноздри грозного существа вздувались и трепетали.

Стараясь сохранять спокойствие, Роун послал ему мысленный сигнал. Ты – Друг?

Челюсть минотавра оставалась неподвижной, но в голове Роуна раздался странный мелодичный голос. Ты в этом сомневаешься?

Красные прожилки в белых глазах Друга чем-то походили на зазубренные беспорядочные трещины, как будто грубо вырубленные в глазных белках. Нет. Просто я… мне казалось, что ты – человек. Человек, сразивший быка.

Убийца и убитый – в одном лице.

В видении я убил быка.

Сосуды на бычьей морде запульсировали от нахлынувших чувств. Да, и моя кровь исцелила Новакин. Но чтобы так случилось, тебе придется исполнить мою просьбу.

Роун напрягся от ярости, в любой момент готовой вырваться наружу. Ведь именно во имя этого божества были созданы те жестокие ритуалы, которые привели к уничтожению Негасимого Света и его жителей. Но, с другой стороны, ведь Роун сам искал встречи с этим чудовищем. Подавив охвативший его гнев, он решил противопоставить божеству доводы разума, против которых оно не могло бы устоять. Я ни на что не стану соглашаться, пока не узнаю, чего ты от меня хочешь.

В голове Роуна болезненными раскатами прозвучал хохот чудовища. Ты храбр. Я скажу тебе, что мне надо, и выбор будет за тобой. Если откажешься – никогда больше меня не ищи. Я прошу о сущей безделице. Всего об одной жизни… одной жизни, отнять которую можешь лишь ты один.

Роун хранил молчание. Ему казалось нелепым, что весь тяжкий путь сюда он проделал лишь для этого. Такого просто быть не могло. Не могло – и все тут.

Сделай это для меня, и получишь многое из того, к чему стремишься.

И кого же ты хочешь, чтобы я убил?

В приступе гнева Друг даже затряс головой. Из красных прожилок его глаз начала сочиться кровь, алые капли которой бусинами падали на грудь Роуна, прожигая дыры на его накидке. Меня. Ты должен убить меня.

Это невозможно. Как же я…

Ты поймешь, когда настанет время.

Почему ты хочешь, чтобы я сделал это?

Какое-то время минотавр стоял будто оцепенев, и Роуну даже показалось, что он превратился в каменного истукана. Но жаркое дыхание чудища продолжало бить в него обжигающими порывами, будто из плавильной печи, и юноше стало ясно, что Друг напряженно о чем-то думает.

Я тебе сейчас покажу.

Воздух между ними завибрировал, и Роун чуть не задохнулся, когда на него как мастерски нанесенный удар обрушился поток энергии. Друг, ломая себе ребра, разорвал собственную грудную клетку и распахнул ее, обнажив гигантское бьющееся сердце, вздымающиеся и опадающие при дыхании легкие, пульсирующие артерии. Астральное тело Роуна вырвалось из него наружу и сквозь отверстую рану Друга унеслось в Край Видений.

РОУН С БЛАГОГОВЕНИЕМ СМОТРИТ, КАК ПЕРЕД НИМ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ СМУТНЫЙ ОБРАЗ КРАЯ ВИДЕНИЙ. В РАЗНЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ ЕГО ПРОРЕЗАЮТ СХОЖИЕ С КРОВЕНОСНЫМИ СОСУДАМИ ЛИНИИ, ОБРАЗУЮЩИЕ ПОХОЖИЕ НА СЕТЬ ПУЛЬСИРУЮЩИЕ, НЕЧЕТКИЕ ФОРМЫ. ВСЕ ОНИ УСТРЕМЛЕНЫ В ОДНО МЕСТО – К ТОМУ РАЙОНУ, ГДЕ РАСПОЛОЖЕНЫ СТРОЕНИЯ ДАРИЯ. КРЕПКО СЖАТЫЙ МЕРТВОЙ ХВАТКОЙ ДРУГА, РОУН ВНИМАТЕЛЬНО СЛЕДИТ ЗА НАПРАВЛЕНИЕМ ТЕНЕЙ, ПРОЛЕГАЮЩИХ В СТОРОНУ ВОЗВЫШАЮЩЕГОСЯ БАСТИОНА, ГИГАНТСКОЙ СПИРАЛИ ВОДОВОРОТА, СВЕТЯЩЕГОСЯ ДИСКА ГЛАЗКА И ЖУТКИХ, ФОСФОРЕСЦИРУЮЩИХ ВОЛНООБРАЗНЫХ ИЗВИВОВ ЩУПАЛЬЦЕВ АНТЛИИ. НО КАК ТОЛЬКО ПРИЗРАЧНЫЕ ТЕНИ ДОСТИГАЮТ ОДНОЙ ТОЧКИ У ОГРОМНОГО, ВИХРЯЩЕГОСЯ ОБЛАКА СПИРАКАЛИ, ОНИ ИСЧЕЗАЮТ.

«ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ НАХОДИТСЯ ВО ВПАДИНЕ ЗА ЭТОЙ ТЕМНОТОЙ. ЕСЛИ ТВОЯ СУДЬБА ОПРЕДЕЛИТСЯ В БОРЬБЕ С ДАРИЕМ, ТО МОЯ СВЯЗАНА СО СКРЫТЫМ ЗДЕСЬ ВРАГОМ. – ДРУГ ОБРАЩАЕТ НА РОУНА ИЗРЕЗАННЫЕ КРАСНЫМИ ПРОЖИЛКАМИ БЕЛЕСЫЕ ГЛАЗА. – С НАЧАЛА ВРЕМЕН БОГИ ЗНАЛИ, ЧТО ИХ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ КОЛОДЕЦ ЗАБВЕНИЯ. ТВОЙ ПРАДЕД, СТОЯ В НЕКОГДА ВПАДАВШИХ В НЕГО ВОДАХ, ПОНЯЛ, ЧТО СУТЬ ЖИЗНИ ВЛЕЧЕТ К ЭТОМУ ЕДИНОМУ ВЕЛИКОМУ СЕРДЦУ. НО ДАРИЙ РАССМАТРИВАЕТ ЕГО ЛИШЬ КАК ПОКОРНОЕ ЕГО ВОЛЕ СРЕДСТВО, НАПРАВЛЯЮЩЕЕ ВСЕ ЕГО ВОДЫ В ЗАВИТОК. ОДНО ЗА ДРУГИМ ОН ВОЗВОДИЛ СВОИ УКРЕПЛЕНИЯ – ЦЕНТРЫ ЕГО ВЛАСТИ, И ПО МЕРЕ ТОГО, КАК ОН ЭТО ДЕЛАЛ, СУБСТАНЦИЯ КРАЯ ВИДЕНИЙ РАЗРУШАЛАСЬ, И ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ ОКАЗАЛСЯ НЕЗАЩИЩЕННЫМ. ЭТО СЛУЧИЛОСЬ НЕЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ДАРИЮ УДАЛОСЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕГО В СВОИХ ЦЕЛЯХ. ТЕПЕРЬ ВСЕ СНЫ И ВОСПОМИНАНИЯ ЛЮДЕЙ – КАК ЖИВЫХ, ТАК И УМЕРШИХ – СТАЛИ НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ПИЩЕЙ ДЛЯ УТОЛЕНИЯ ГОЛОДА ЭТОГО ЧУДИЩА, – ТИХО ГОВОРИТ МИНОТАВР. – ДАРИЙ УКРАЛ У НАС НАШИ МЕЧТЫ И ЗАМЫСЛЫ. МЫ ХОТИМ ОТНЯТЬ ИХ У НЕГО И ВЕРНУТЬ СЕБЕ. ПОСКОЛЬКУ ОН ИГРАЕТ БОЛЬШУЮ РОЛЬ В МОЕМ ВОЗРОЖДЕНИИ, ЭТА ЗАДАЧА ВОЗЛОЖЕНА НА МЕНЯ».