Текст книги "На чёрных крыльях феникс"

Глава 43

Бр! Как холодно! Не зря говорят «малые холода злее больших». Я сидела в кабинете Главы… Хах! В своём кабинете в башне Чхонсондэ. До сих пор не смогла привыкнуть к новой роли. Подготовка к экзамену, свадьба, потом сам экзамен на должность, и вот уже несколько месяцев, как меня признали в качестве Главы ордена Дракона. Забавно, если учесть, что я прямо-таки настоящий «феникс». Согласно истинной природе восточного феникса, он был связан не с перерождением, а с любовью дракона и журавля. Даже Основатель ордена Феникса был сыном магички и монаха. Если подумать, их история, должно быть, была потрясающая!

Я вернулась глазами к древним свиткам небесной грамоты, или чонмун. В астрологии я была ещё на уровне «базовый плюс», но именно она была для меня, так сказать, профильным предметом. Мало того, что это было необходимо для всяких там ритуалов и предсказаний, так ещё я же с чонмун пакса (профессорами небесной грамоты, которыми вообще-то раньше были исключительно фениксы) должна была составлять календари и астрологические карты. В этот раз меня нельзя было упрекнуть в лени! Я очень старалась, несмотря на сложность темы, но последние несколько дней я чувствовала себя не очень. Могла простудиться. Шёл первый лунный месяц, как-никак. А вчера вечером, похоже, ещё и съела что-то не то. С самого утра подташнивает. Если не пройдёт, позову лекаря. Заодно с Чон увижусь!

– Что-то случилось? – спросила я появившегося, как всегда, почти бесшумно, Минхо.

– С годами тебя всё сложнее застать врасплох, – усмехнулся он.

– Ты слишком часто так делал.

Обменявшись «любезностями», мы сидели теперь друг напротив друга в зале с прозрачным куполом над головой. В тишине я подумала, что странно, что в обсерватории сейчас так пусто. Даже Минхо пришёл сюда без кольца, изменяющего внешность. А ведь я говорила ему быть осторожным! Будучи командиром тайных войск, он не должен был позволить кому-то узнать своё истинное лицо. Охота на чёрных магов и квищин была ещё далека от завершения, а я не была уверена, что во дворце нет врагов. Продолжая выводить кистью иероглифы, я спросила:

– Какие новости?

– Не люблю, когда ты так много трудишься, – вздохнул сульса.

– Где-то я это уже слышала.

Устав от обязанностей, я иногда задавалась вопросом, зачем я выбрала такую жизнь и стала Главой? Зачем мне такая ответственность? Я же могла припеваючи жить в ордене Змеи с Минхо и лениться целыми днями… Когда я стала такой смелой, чтобы бросить вызов себе и всему миру? Но ответ сложно было сформулировать словами. Я просто хотела попробовать повлиять на Сэге, сделать эту страну лучше, чтобы я и наши потомки жили в хорошем мире. Что-то в этом духе. И Минхо со мной согласился.

– Главное, чтобы мы были вместе. А чем заняться, не переживай, я уж как-нибудь найду.

Добраться до места Главы ордена оказалось сложно, но проще, чем я думала. Благодаря покровительству Ки Монкут связанные с тёмной магией люди выступили на моей стороне. «Змеи» грамотно преподнесли недовольному правительством народу, что я – их надежда. Хорошо сданный экзамен и хитроумная предвыборная кампания в итоге вознесли меня на место Главы ордена. Вот только алчных и корыстных чиновников с моим появлением ждала «божественная кара». Это была война. Меня дважды пытались отравить, уже сбилась со счёта, сколько покушений было, но благодаря поддержке Минхо, Главы Суюна, Главы Сангхуна, адептов орденов и народа, которые доверились мне, удалось за эти несколько месяцев вырезать основную опухоль Сэге. Быстро и жестоко. Но иначе никак. Сейчас те, кто затаил обиду на меня, могли только скрываться и разбойничать, так что, по идее, у Минхо было полно работы. Поэтому меня возмущало то, что он так свободно развалился на скамейке передо мной!

– Смотри, какое небо. И луна будет яркая, – сказал Минхо, запрокинув голову. – Давай прогуляемся?

– В городе слишком светло, звёзды хуже видно. Смотри здесь.

Минхо сердито цокнул, так что мне пришлось поднять на него взгляд. Ну? Что ты хочешь мне сказать?

– Сегодня чонволь дэпорым.

Ну, я знаю. С утра в меню были орехи, финики, каштаны и ягпап (лечебный рис типа), потом мне пришлось отсидеть начало скачек. Если подумать, Донхён выглядел очень мужественно. И Парам действительно летал, словно ветер. Но Минхо уже выглядел недовольным, так что я решила не высказываться.

– В прошлом году мы встречали чонволь дэпорым в ордене Змеи, – вспомнила я.

– Там почти нет мостов, а здесь хоть обходись. Пойдём. Ради крепких ног.

– Если пойду, то только из-за тебя, – ответила я.

В прошлом году праздник мне понравился. Самобытный, в ставшей родной деревне, с любимым, и настроение было другое. Мы смотрели на бои петухов, гуляли, потом сидели у костра на холме и ждали луну, чтобы первыми её увидеть. И, конечно, пили, но не до похмелья. Хотя если вспомнить, мы вдвоём ни с того ни с сего начали распевать ариран, а потом с разных сторон послышалось эхо других голосов. То полнолуние не было тихим. Но сейчас… Фраза «купи мою жару» в обычае продажи жары слишком напоминала мне крики квищин. Уже близился вечер, значит, должно быть потише.

– Ладно, – согласилась я. – Пойдём, прогуляемся по городу. Только кольцо не забудь.

Любопытно, что в Сэге правитель мог свободно разгуливать среди народа. Не надо было маскироваться или мучиться в сбегающейся толпе. Впрочем, даже если бы что-то случилось, со мной был именитый мастер-сульса. Да и я не промах. Мне не о чем было переживать. Мы прошлись по одному мосту – третьему, наслаждаясь городскими видами и держась за руки. Если кто пересекался с нами взглядами, то просто уважительно кланялся. Что ж, с нарисованным мной лицом и в шляпе-иксеонгван (по статусу мужа Главы положено) Минхо действительно выглядел величественно. Но это если поддаться иллюзии. В реальности же ни одна церемониальная одежда не подходила моему «неправильному» Минхо. Длинные широкие рукава турумаги, часто раздражавшие сульса, и слои халатов делали из подтянутого сухого тела мужчины вешалку для тряпок, а манган и любые шапки превращали общий образ в идеального злого принца. Такое уж было лицо у моего мужа! Вдруг я услышала ругань и скулёж. На моих глазах какой-то мужчина, нёсший миску огукпаба, свирепо оттолкнул тощего вислоухого щеночка. Я тут же бросилась на защиту животного.

– И зачем ты это сделал? – отчитала я мужчину.

– П-простите, Глава. Так ведь чонволь дэпорым. Собак не кормят.

– И что? Собака – друг человека. Не слыхал? А если тебя побьют?

Мужчина упал на колени с криком: «Я заслуживаю смерти, Глава!». А кстати, что за дурацкий способ просить правителя о милости??? Чиновники тоже чуть что падают ниц с этими криками! Может, в этот раз действительно… Но не успела я распалиться, как меня окликнул Минхо, подобравший щенка, уже было полезшего в оставленную без присмотра миску еды.

– Жена, посмотри, какая малышка. Пушистая. Месяца три, не больше.

Я отвлеклась, но заметила, как Минхо просигналил мужику уходить. Ладно, спущу это на тормозах. Я потянула руки к пушистому чёрному комочку в руках мужа. Кварцевые глазки щенка слезились, но собачка радостно виляла хвостиком и принюхивалась. А если подумать, я давно мечтала завести питомца. Теперь я Глава и живу во дворце, а у меня всё ещё нет ни одной зверюшки. Решено!

– Мы заберём её. Вырасти в большую собаку, хорошо, Ночь?

– Ночь? – повторил со смешным акцентом Минхо русское слово.

– Да, так назовём эту крошку. Почти как Парам, только ночь. Кстати, Донхён – прекрасный ездок со своей лошадью. Чем ты занимался, когда были скачки?

Мы решили поужинать в местной таверне. Хозяйка покосилась на щенка в моих руках, но пропустила. Есть преимущества у власти! Мы заказали сладкие ягпабы и огукпаб, представлявший собой смесь из риса, ячменя, красных и соевых бобов и ещё каких-то добавок. Сперва принесли закуски, воду и полотенца. Со времён моего «восшествия на престол» местная гигиена улучшилась. Теперь нельзя было есть еду, не помыв руки, а мыться и мыть волосы рекомендовалось чаще и тому подобное. Не без труда, но удалось внедрить более демократичные условия оказания медицинской помощи простым людям (по крайней мере, в ордене Дракона). Это были мои чуть ли не первые приказы на посту Главы. Пока ждали, я игралась с Ночью и кормила её яичными рулетиками.

– А если она откормится и луну слопает? – спросил сульса то ли с насмешкой, то ли с раздражением.

– Не говори ерунды. Она же такая маленькая! О, ты смотри, какие кучеряшки на ушках!

Вот только когда принесли блюдо, и хозяйка, довольная, поставила перед нами две больших миски и ещё пузатый сосуд с вином, мне вдруг снова резко поплохело. В огукпабе нет рыбы, так почему ею так воняет?!

– Не ешь, – прошептала я Минхо, – С этими блюдами что-то не так. Пойдём отсюда. Хозяйка! – крикнула я. – Мы скоро вернёмся!

С этими словами я почти выбежала из таверны, всучив щенка Минхо. Похоже, я всё-таки переоценила своё состояние. В животе бурлило и как-то тянуло. Эм… а кстати, может, у меня месячные начались? Когда они там должны были быть? Надо бы заглянуть в свой календарь.

– Минхо, я, пожалуй, вернусь во дворец. Мне нужно кое-что проверить. Ночку оставлю на тебя. Отнесёшь её к лекарям осмотреть? Рассчитываю на тебя.

– Суа! – окрикнул меня Минхо.

Плохой знак. Этим именем он называл меня либо на людях, либо, когда злился, и что-то мне подсказывало, что сейчас причина во втором.

– Ты правда так вот бросишь меня?

– Да. Ты же не маленький. Найдёшь дорогу.

Минхо шумно выдохнул, раздражённо покачав головой. Мимо нас пробежала парочка влюблённых. Больше ничего не сказав, сульса, почёсывая Ночь за ушком, повернулся ко мне спиной и пошёл прочь, оставив меня с чувством вины. Меня это разозлило. Если бы не подступившая к горлу тошнота, я бы догнала Минхо и серьёзно бы с ним поговорила. Но, пожалуй, мне нужно было скорее вернуться и обратиться к дворцовому лекарю. После покушений я держала ухо востро!

Я лежала в постели, пока мой пульс измерял дядя моей Чон-ян. Конечно, здоровье Главы было важным вопросом, но меня обеспокоило встревоженное лицо Чон, когда она отошла от меня и позвала проверить своего дядю. Тут в покои влетела Ки Монкут. Чёртов евнух Чхве! Уже доложил. Я же просила не создавать панику!

– Мне сказали, ты заболела! Что случилось, господин лекарь?

– Поздравляем, Глава. Вы беременны.

– ???

В тишине послышались вздохи удивления и облегчения. А вот я, кажется, не дышала. Беременна? Я?! Это объясняло моё плохое самочувствие и раздражительность в последнее время, но… Чёрт, серьёзно?! Это после того раза?! Нет, не то, чтобы мы не готовились, что такое случится когда-то, но само знание того, что внутри тебя уже зародился другой человек – умопомрачительно. Тревога напала на меня, будто только и ждала в тени. Я стала гораздо храбрее со времён переселения в Сэге, выдержала все испытания и гордилась тем, какой стрессоустойчивой я стала, но сейчас меня пробрал озноб, и я испугалась, что все услышат стук моей челюсти. Вынашивание ребёнка – большое испытание для физического и психологического здоровья. Скачки гормонов, перепады настроения, даже характерологические признаки личности могут измениться. Беременная женщина – это та ещё заноза. Это настоящее пограничное состояние с риском невроза! Я уж не говорю о том, что после рождения ребёнка всё меняется. Родители превращают свою жизнь в жизнь ребёнка. Помню, с каким трудом я вырвалась из-под маминой кабалы в том мире. Она хотела вырастить меня лучшей версией себя, а я хотела быть собой. И ребёнок… это же навсегда! Что станет с моей жизнью? С моей личностью? Я не готова! Можно как-то это всё отменить, пожалуйста? Господи. Нет, об аборте речи быть не могло, ведь это наш с Минхо ребёнок. Придётся просто взять себя в руки и последовать этому пути. Разве это не закономерно, что у двух любящих людей появляются дети? Кстати, где ещё один «виновник» торжества?! Надо бы сообщить Минхо.

Ки Монкут со слезами на глазах села рядом и взяла меня за руку, называя материнство – «святой обязанностью каждой женщины». Чон с округлившимися глазами принялась скакать вокруг и поздравлять. Задавая вместо меня вопросы Ки Монкут, она была в восторге и трепете. Конечно, не с ней же это всё происходит! А я всё никак не могла прийти в себя. Радостную весть решили попридержать от греха подальше. Всё равно сначала нужно сообщить отцу ребёнка. Но здесь-то меня и поджидала засада. Минхо не вернулся ночевать. Сначала я злилась, потом тревожилась и полночи из-за этого не могла уснуть, но на утро я поняла, что происходит, когда меня навестил Глава Сангхун и лишний раз подтвердил, что я беременна.

– Сейчас у тебя будет очень непростое время. Мы должны быть аккуратны, поэтому Ночь пока поживёт у меня. Хорошо?

Так значит, Минхо всё-таки дошёл до Главы Ха. Я поняла, что он обиделся и даже, полагаю, поняла, на что. Признаюсь, виновата. У нас было не так-то много времени, чтобы проводить вместе. Минхо устроил свидание на чонволь дэпорым, а я была невнимательна в тот день. Моя вина, что вместо того, чтобы рассказать мужу всё как есть, я просто сбежала. Я не могла адекватно мыслить в таком состоянии! Я виновата, ладно, но Минхо не объявился и на следующий день. Мне пришлось уже прикладывать силы, чтобы удерживать новости о моей беременности, потому что мама хотела, чтобы я уже сейчас не перенапрягалась, а для этого нужно было делигировать полномочия Главы. Я давила на то, что враги, прознав о моей беременности, непременно захотят навредить мне и что нужен Минхо, чтобы продумать, как с этим быть. Но я запретила кому бы то ни было говорить Минхо о моей беременности. Я должна была сама это сделать!

– Да он же всегда так делает. Его и не поймать, чтобы хоть что-то сказать, – жаловался Минхёк, передав мне донесения о тайных расследованиях вместо Минхо.

– Ну не знаю, скажи ему, что я при смерти. Это почти одно и то же.

– Э-э! Не говори так. Ребёнок – это радость. Ладно, я что-нибудь придумаю. Жди.

Но Минхёку тоже не удалось привести ко мне Минхо. Пару раз я видела тень и даже подол платья Минхо, но сульса каждый раз ускользал от меня. Я закипала от гнева. Нет! Серьёзно! Почему я должна ловить Минхо? Может, теперь ещё и разведёмся, если уж так обижен?! Где мой муж проводит ночи?! Я злилась, ревновала и даже однажды разбила пиалу. А знаете что?! Я не буду говорить Минхо о ребёнке. Пусть потом сам сожалеет!

В этот день Минхёк передал мне записку, будто сумел-таки испугать Минхо. Он был полностью уверен, что сульса придёт проверять меня ночью (уж не знаю, что и как он наговорил мужу). Я ждала. Вымотавшаяся за день я сидела на кровати, даже не раздевшись, и вслушивалась в каждый шорох. Одиночный скрип заставил меня вскочить. Я выбежала из покоев в коридор и заметила только спину Минхо.

– Минхо! – крикнула я. – А ну стоять!

Но мужчина продолжал уплывать в ночи. Ещё немного, и он скрылся бы за поворотом. Я сорвала с уха серёжку и бросила её изо всех сил в затылок Минхо с криком:

– Я беременна!

Фух, мне даже полегчало. Минхо остановился и нагнулся за серёжкой, со звоном упавшей на пол. Это были им же подаренные серьги. А что делать?! Это единственное, что было достаточно увесистым и безопасным для его головы.

– Говорю, я беременна! – повторила я, пока Минхо снова не обиделся. – Ты слышал меня?

Гулкая тишина ночного дворца резко напала на меня. С крыши на крышу перелетела потревоженная моим ором птица. Я перевела взгляд обратно на Минхо. Мужчина всё так и стоял у поворота, держа мою серёжку. Только взгляд его был направлен на меня. И взгляд этот был блестящим, прямо как у Ночи, когда я тискала её на ручках.

– Ты что, плачешь?

– Нет, – ответил мне сульса, шмыгнув носом.

Минхо сделал несколько больших шагов ко мне и захватил в объятия.

– Прости, – проговорил он. – И спасибо.

«Да ты тот ещё драматист!» – подумала я и заплакала. Но, наверное, это были слёзы счастья. Мне стало легче, потому что я знала, что Минхо будет со мной, чтобы разделить эту судьбу (так и быть, не будем назвать это «ношей»).

Глава 44

Дни летели не незаметно. Всё-таки трудно не обращать внимание на частое мочеиспускание, изменения веса и формирование живота, головокружения, тошноту, изменение вкусовых и обонятельных ощущений и вследствие этого повышенную брезгливость. Чаще всех доставалось Минхо, но, надо сказать, он был очень нежен со мной (порой это и бесило!), внимателен и заботлив. Выполнял все мои капризы и не обижался. Он буквально стал моим слугой на это время! Серьёзно, с начала моей беременности поводы надуться были, но Минхо уходил разве что на часик. Многие мои обязанности взяли на себя другие. Фактически я была окружена заботой и вниманием, как в коконе человеческой доброты (хотя и материально меня окружили вещами высокого качества и высокой ценности, например, драгоценными камнями и благовониями). Я это понимала (в периоды прозрения) и была благодарна. Но вместе с тем на меня возложили огромное количество ограничений: вкусняшки есть нельзя – строгая диета, рисовать много нельзя – вредно, сидеть как попало нельзя – надо думать о плоде. Из досуга у меня были небольшие прогулки, медитации и обучение тхэгё (конечно же, как без обучения, даже если оно «эмбриональное»!), чтобы сформировать исключительных качеств человека. Сюда входила как раз та самая пресловутая диета с дополнениями по типу, что нельзя есть холодное (прощай праздник Хансик) или, например, есть с квадратного стола. Ещё нельзя было много говорить, плакать или смеяться. Я даже не знала, что происходит сейчас, и есть ли какие-то проблемы у Минхо и остальных (меня берегли, чёрт побери!).

– Мне сказали, тебе нельзя удивляться, но знаешь, кажется, Донхён и Чон начали встречаться. Я часто вижу их вместе, – поделился однажды ночью со мной Минхо.

Если бы не мой «неправильный» муж, когда бы я узнала об этом? На их свадьбе?! Сидеть на терассе мару – не рекомендуется. Со второго месяца – нельзя возле дверей и окон, на третьем месяце беременности – осторожно переступать пороги. Если всё-таки говорить, то только изысканными словами, слушать и запоминать высказывания мудрецов и уважаемых учителей, читать и писать стихотворения, слушать музыку и (внимание!) праведно мыслить. Считалось, что на третьем месяце формируется характер ребёнка и именно в этот момент тело и душа матери должны находиться в наиболее гармоничном состоянии. Короче, ещё до рождения Линсин (такое прозвище мы дали ребёнку, во имя звёзд) я была подчинена этому дитя! И естественно, всё общество следило за мной, как бы я чего не натворила. Все хотели и физически, и умственно здорового ребёнка Главы драконов и фениксов. И, конечно, мне не разрешали близко приближаться к Ночи. Если бы Минхо не брал её с собой на прогулки время от времени, я бы вообще не увидела, как она растёт? Иногда муж тайком притаскивал собаку на ночь к нам в спальню, чтобы я могла немного потискать отъевшегося пушистика. Правда, к шести месяцам Ночь стала слишком большой и тяжёлой, так что и это прекратилось. Меня практически каждый день спрашивали, что мне снилось. В Сэге это было наиболее важным и верным способом определить пол ребёнка. Но я не запоминала ни единого сна. Зато вот Минхо сказал, что ему приснилось, как мы гуляли среди каштанов и он подарил мне золотую шпильку, заблестевшую на солнце, что растолковали как сон о мальчике. Существовала даже формула, по которой якобы можно было определить пол ребёнка. К числу сорок девять прибавляли число, обозначающее месяц зачатия, затем из полученного числа вычитали возраст женщины и число тридцать шесть, которое является суммой чисел от одного до восьми, имеющих своё символическое значение. Единица – небо; двойка – земля; тройка – человек; четвёрка – четыре сезона; пятёрка – пять первоэлементов; шестёрка – шесть музыкальных ритмов; семёрка – семь звёзд в созвездии Большой медведицы; восьмёрка – восемь ветров. По характеру полученного числа можно было судить, как заверяли, о поле будущего ребёнка: если нечётное, то будет мальчик, а если чётное – девочка. Правда, если брать оба настоящих моих возраста, то получалось, что нас ждёт девочка, а если корейский возраст – мальчик. Вот и вся надёжность. Хорошо, что Ки Монкут уже постаралась в своё время, и в Сэге что мальчик, что девочка были желанными для родителей, так как оба пола были равны в правах. Но я всё равно уточнила у Минхо, кого бы он хотел больше.

– Я как-то не задумывался, – ответил мне сульса. – В целом, я бы хотел и мальчика, и девочку. Главное, что наших.

– А если всё-таки выбирать? – пристала я.

– Эм… Тогда девочку? Хочу малышку, похожую на тебя. Будем растить её как цветочек в саду. Матушка с удовольствием будет наряжать её.

– Что ж, – хихикнула я, чмокнув Минхо в щёку, – ты смог дать хороший ответ, дорогой.

Без духов тут тоже не обошлось. Я совершала своеобразные кормления духов домашнего очага, с особым почтением относясь к покровительнице рожениц самсин хальмони и духу предка чосансин. Считалось, чосансин дарует людям потомство и покровительствует детям до четырёхлетнего возраста. Из-за того, что этот дух был в антогонистических отношениях со смертью, на двери повесили кымчжуль – соломенную верёвку, ограждающую от «нечистых посетителей», у которых, например, был траур. Бабушка самсин, явившаяся мне в форме настолько маленькой старушки, что её можно было подержать на ладонях, подсказывала мне, что лучше делать и можно ли ослушаться запрета людей, если меня он совсем не устраивал. Считалось, что кости достаются человеку от отца (хорошо, у Минхо кости крепкие), плоть от матери (ну, допустим), а первый вдох ему помогает сделать бабушка самсин. Кроме того, самсин помогала роженицам и покровительствовала детям до пятнадцати лет. В общем, поклонение ей – долгоиграющее вложение. Церемония кормления проходила на третьем, пятом, седьмом и девятом месяце беременности. Потом сразу после родов, на третий, седьмой, четырнадцатый, двадцать первый и сотый день. Все церемонии я совершала в специально выделенном зале, устланном рисовой соломой и мягкими тряпицами, где было отдельное место с соломенной подстилкой. Круглый столик уставляла варёным рисом, чистой колодезной водой, вычерпанной обязательно на рассвете, и водорослями. В этот самый тёплый зал-комнату я должна была переехать, когда почувствую приближение родов. Ия с каждым месяцем всё больше боялась этого момента.

– Чёрт, как ни лягу, неудобно! – жаловалась я, ёрзая на спине.

Живот уже был большим. Я даже ходить далеко не могла – ноги отекали. Да и сама я превратилась в пышку. А спать разрешалось только полулёжа.

– Теперь понимаю, почему о родах говорят «разрешиться». Это ведь действительно проблема.

– А ты рассматривай это не как проблему, а как плод нашей любви. В конце концов, представляешь, Линсин – это наши с тобой гены. Мы повторимся в этом ребёнке.

– Эм… Я хочу, чтобы Линсин был независимым и сильным.

– Так и будет, ведь у него такая замечательная мама.

– И папа, – рефлекторно ответила я (у меня уже была привычка привязывать Минхо к себе, напоминая таким образом себе и окружающим, что мы – одна сатана и вместе несём ответственность).

– Давай разомну спину.

– И ножки, пожалуйста.

– Будет сделано, моя госпожа.

С помощью Минхо я приподнялась, а сульса ловко нырнул за меня и сделался массажной опорой. Как хорошо, когда есть рядом такой человек! Так я смогу пережить ужас родов. Вдруг Минхо усмехнулся. Опять понял мои мысли?

– Что такое? – поинтересовалась я.

– Вспомнил, какой скандал ты закатила после беседы с акушеркой.

Я вздрогнула. Муж говорил о том дне, когда мне впервые рассказали, как будут протекать роды. Предполагалось, что я должна буду быть усажена в полусидячее положение на коленях, нагнув голову вниз и вытянув руки вперёд. Повивальная бабка во время родов должна была обвить меня руками сзади за живот, чтобы удерживать в таком положении, которое, как считалось, должно было облегчить страдания. Если пойдёт туго и тяжело, к моему телу собирались прикладывать одежду мужа в качестве защитного оберега и бумажки с его именем.

– Лучше сразу об его кинжал приложиться! – вскрикнула я. – Так не пойдёт! Где моя анестезия?! Ещё и в таком диком положении! Я не для того здесь осталась и стала Главой!

Напугав весь дворец криками, я в тот же день побежала к Чон и дедуле Сангхуну, чтобы они что-то придумали. Они, конечно, были взволнованы моими требованиями и настаивали на испытаниях, но я была твёрже и обязала их сделать меня первым подопытным. С тех пор как живот стал большим, я наведывалась всё чаще, чтобы контролировать процесс. Гулять до дворца придворного лекаря я не переставала, даже когда ходить стало тяжело. В итоге дедуля Сангхун сам стал приходить и докладывать. Как бы я ни переживала и ни боялась, живот опустился, и давление на диафрагму и пищеварительный тракт стало меньше. Но несмотря на облегчение общего состояния, я встревожилась. Все признаки говорили о том, что через несколько недель будут роды. Я ещё чаще бегала в туалет и чаще ощущала боли в костях малого таза. Тренировочные схватки тоже участились. Это было не то, что больно, больше неприятно. Мышцы живота вдруг напрягались, а я будто каменела. В общем, переехать в отдельный зал мне всё-таки пришлось. Без Минхо под боком мне стало несколько одиноко. Но дни шли.

Если Минхо развлекал меня новостями, то Ки Монкут была моей отдушиной в еде. Время от времени она тайно позволяла мне есть сладкое и (не поверите!) моё любимое странное блюдо – сладкая рыба. Я как раз сидела, перекусывая, в чонджа и болтала с мамой о всяком, когда вдруг почувствовала сырость между ног.

– Мама, – проронила я, в панике уронив изо рта кусочек рыбы, – кажется, воды отошли.

Ки Монкут подскочила:

– Евнух Чхве! Кто-нибудь! Зовите лекарей! Роды начинаются!

Под успокоительные слова Ки Монкут и евнуха Чхве меня повели до «родильного зала». Нам встретился взъерошенный Минхо. Посиневшими от волнения губами он тоже принялся подбадривать меня.

– Ты не понимаешь! – заплакала я. – Это страшнее, чем тогда!

Под «тогда» я имела в виду вход в тайный зал Главы Ки, когда мы должны были прервать ритуал. В самом деле, я не могла самостоятельно делать шаги. И Минхо в этот раз ничем не мог мне помочь. Более того, я запретила ему присутствовать, чем ранее рассмешила Минхо, напомнив ему мою реакцию на туалетную тему в начале нашего знакомства. Но сейчас, похоже, муж боялся даже больше меня.

– Но… – проронил он едва слышно, – как и тогда ты справишься. Я буду ждать тебя и Линсин.

Войдя в уже ставшую привычной за это время комнату, я увидела, что всё готово. Повитуха и её асистентки с лекарями уже были тут. Чон нервно мяла руки, но улыбалась. Ладно, я смогу! И ты, Линсин, тоже! Ты ведь хочешь увидеть лица своих мамочки и папочки?

В течение нескольких часов происходило раскрытие шейки матки и дальше начались потуги. О господи!

– Тужьтесь! – командовала мне повивальная бабка. – Всё идёт отлично!

Честно признаться, от ужаса мои пальцы судорожно сжимали одеяло, так что я и слов людей не могла разобрать, зато голос самсин лился в уши словно мёд. Не знаю, с её ли помощью, но через двадцать минут всё кончилось. И даже «детское место» вышло. Пуповину обрезали бамбуковыми ножницами и спрятали для дальнейшей церемонии.

– Поздравляем, Глава! Это мальчик! – сквозь полусонное состояние расслышала я.

Откинулась на подушки, переводя дыхание. Чон хвалила меня и вытирала моё лицо мокрой тряпкой, придворный лекарь дал лекарства. В счастливом забытьё я подумала: «Теперь мы с Минхо родители! Кто бы мог подумать». Счастливого отца, неуклюже, но надёжно держащего ребёнка в распашонке пэнэт чогори из лоскутов нашей с Минхо одежды, я увидела только на третий день, когда состоялось первое омовение ребёнка в специальной ванночке. Дедуля Сангхун плутовски улыбался, улюлюкая с ребёнком.

– Хо-хо! Суа! Проходи. В отвар полыни добавил ещё несколько полезных настоев. Надеюсь, ты не против?

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Минхо.

– Хорошо. После поклонения бабушке самсин, ещё лучше. Я начинаю привыкать к супу из водорослей, – усмехнулась я в ответ.

– Как назвали маленького перчика? – поинтересовался Сангхун, аккуратно высвобождая палец из прихвата младенца.

Имена обычно даёт глава семьи. Но родители Минхо и мой отец были на том свете, так что после совещания с Ки Монкут был выбран вариант Минхо: Минам, что обозначало «красивый мужчина». Ну, наш малыш, правда, был красивым. Уже! Как сказал Минхо, «в меня». Хах, с годами взгляды человека меняются. Я всё ещё помню, как Минхо воспринимал меня неудобным, красноватым и несимпатичным комком!

Покинуть родовой зал и вернуться к Минхо я смогла только через три недели. Добраться до мужа я могла, только преодолев горы подарков и поздравляющих меня родственников и друзей. Наконец-то я смогла ухватиться за узкую ладонь. Ну почему так долго?! Мы соскучились!