Текст книги "Похищение Эдгардо Мортары"

Глава 9
Атака на папу

Пия IX удивило бурное негодование, вызванное делом Мортары. Хотя за двенадцать лет своего понтификата ему случалось подвергаться всевозможным словесным нападкам и против него даже поднимались бунты, его отношения с евреями как раз никогда особенно не осложнялись. В крайнем случае ему изредка приходилось откликаться на раздраженные письма от кого-нибудь из Ротшильдов, упрекавших папу в ущемлении живущих в Папской области евреев. Сам же Пий IX считал себя большим другом евреев.

Цепочка событий, которая привела мальчика в римский Дом катехуменов, началась с того, что до отца Фелетти, болонского инквизитора, дошли сведения о служанке-христианке, которая тайно крестила в Болонье ребенка из еврейской семьи. Согласно отработанной процедуре, Фелетти написал 26 октября 1857 года письмо уполномоченному Священной канцелярии инквизиции в Риме, кардиналу де Феррари, прося у него разрешения приступить к расследованию. В ответном письме от 9 ноября кардинал сообщил о результатах заседания Священной канцелярии, где обсуждалось дело:

“Ваше письмо от 26 октября, где говорится о крещении еврейского мальчика, было рассмотрено сегодня, и ваше предложение приступить к положенным процедурам, проявляя предусмотрительность, получило одобрение. Поскольку нам известно, что вы наделены достаточным благоразумием для проведения необходимого допроса… то вам разрешается приступить к делу. Решительно призываю вас действовать”.[111]111
  ASV – Pio IX; найдено в Sharon Mullen Stahl, The Mortara Affair, 1858, doctoral diss., Saint Louis University (1987), p. 34.


[Закрыть] Получив санкцию от уполномоченного из Рима, отец Фелетти вызвал в Сан-Доменико Анну Моризи. Затем запись ее допроса, подготовленная его секретарем, была отправлена в Рим, в Священную канцелярию, с просьбой о разрешении забрать ребенка из семьи. Ответное письмо из Священной канцелярии, содержавшее окончательное одобрение, было, по-видимому, сожжено инквизитором через год после похищения Эдгардо, когда из Болоньи изгнали кардинала-легата и свергли папский режим.

Как папа, Пий IX являлся номинальным главой Священной канцелярии и изредка посещал ее заседания. Когда речь шла о важных делах, перед принятием решения инквизиция советовалась с папой. Но в ту пору, когда в Священную канцелярию поступило дело Мортары, к нему наверняка отнеслись как к рядовому случаю, который требовал применения стандартных действий и правил, давным-давно освященных практикой инквизиции. Так как дело касалось семьи, жившей на территории Папской области, не возникало ни малейших вопросов относительно права инквизитора совершать любые действия, какие считались обязательными в подобных случаях. Присутствовал ли Пий IX хотя бы на одном из заседаний Священной канцелярии, где обсуждалось дело Мортары, или папу оповестили о нем заранее, нам неизвестно.[112]112
  К сожалению, главные архивы инквизиции в Ватикане, как правило, закрыты для исследователей.


[Закрыть]

В последующей полемике, развернувшейся в прессе по всей Европе, обсуждался вопрос о том, одобрил ли папа изначально принятое решение, как и другой вопрос: если он узнал о свершившемся постфактум, то считал ли он, что Священная канцелярия и болонский инквизитор поступили правильно? И такие споры порождались отнюдь не досужими рассуждениями или праздным любопытством: для семьи Мортара и других евреев, выступавших в их защиту, вера в то, что папа ничего не знал об инквизиторском приказе и был поражен, когда о нем узнал, давала надежду на возвращение мальчика. Момоло Мортара точно придерживался такого мнения, по крайней мере в первые месяцы после похищения Эдгардо: добрый папа, полагал он, наверняка пришел в ужас, когда услышал о случившемся в Болонье, и когда он получит всю необходимую информацию, то непременно восстановит справедливость.

Нагляднейший довод в поддержку мнения Момоло можно найти в письме, которое написал 21 ноября 1858 года маркиз де Вилламарина, посланник Сардинского королевства в Париже, графу Кавуру в Турин. Маркиз описывал состоявшуюся несколькими неделями раньше бурную аудиенцию, данную папой французскому послу в Ватикане, герцогу де Грамону. На этой встрече герцог предупреждал папу, что его отказ освободить Эдгардо и вернуть его родителям приведет к крайне неприятным дипломатическим последствиям. Опираясь на свои источники, де Вилламарина передавал, что папа “очень огорчен инцидентом, весьма о нем сожалеет и, будь на то его воля, сделал бы все, чтобы избежать случившегося. По его словам, во всем виновато непомерное рвение кардинала Вьяле-Прела”. Если верить де Вилламарине, к этому папа будто бы прибавил: “Но теперь уже ничего нельзя поделать; я лишь поступаю так, как велят мне предписания церкви”.[113]113
  Camillo Cavour, Il carteggio Cavour-Nigra dal 1858 al 1861, vol. 1 (1926), p. 206, письмо 143.


[Закрыть]

Однако имеются все основания сомневаться в достоверности этого рассказа. В продолжение длительных дебатов по поводу похищения Эдгардо папа ни разу не усомнился в праведности дела, в защиту которого выступал. Все, что мы знаем о его мировоззрении, наводит на мысль, что, в отличие от своего государственного секретаря, Пий IX видел в решении отобрать Эдгардо у его родителей-иудеев не что иное, как святой долг. Во время встречи с французским посланником папа, возможно, и говорил некие общие слова, выражая сожаление о случившемся, а де Грамон мог истолковать их по-своему, то есть решить, что папа поступил бы иначе, если бы заранее знал об инквизиторском приказе захватить Эдгардо. Вполне возможно, папа упоминал и о строгости, с какой кардинал Вьяле-Прела взялся управлять своей новой епархией, а это могло навести французского посла на другие неверные умозаключения. В действительности же миссионерское усердие Вьяле-Прела находилось в полной гармонии с затеянной Пием IX борьбой против либерализма.[114]114
  Джакомо Мартина, историк-иезуит и главный современный биограф Пия IX, придерживается сходного мнения, находя замечания Вилламарины ошибочными. Martina, Pio IX, p. 33n50.


[Закрыть]

Можно составить гораздо более верное представление об образе мыслей папы, если ознакомиться с письмом, которое тот получил чуть ли не в тот же самый день, когда разговаривал с французским послом. Автор письма в почтительных выражениях просил папу вернуть Эдгардо родным. Свой отклик Пий IX небрежно написал на самом письме, внизу листа: “заблуждения католика… который позабыл катехизис”.[115]115
  Из архива Пия IX в ASV, приводится у Martina, Pio IX, p. 33n50.


[Закрыть]

Через несколько недель после похищения Эдгардо кампания, организованная болонскими евреями, начала получать отклик за пределами малочисленной и осажденной со всех сторон еврейской общины Италии. В прошлом ни иностранные правительства, ни нееврейское население Европы не выказывали никакого интереса к проблемам, с которыми приходилось иметь дело евреям, жившим в других странах, при столкновении с всесильной церковью.[116]116
  Однако в Италии в период реставрации было заметно представлено нееврейское общественное мнение, озабоченное отсутствием у евреев гражданских прав. В дополнение к Cattaneo, Ricerche economiche, см. Massimo d’Azeglio, Dell’emancipazione civile degli Israeliti (1848).


[Закрыть] Но к 1858 году международное положение в корне изменилось. Громкие дебаты о сохранении мирской власти пап, а значит, и о целесообразности существования теократического государства посреди Европы, достигали невиданного накала. Множество самых разных политических сил – от короля-консерватора Виктора Эммануила II и его премьер-министра графа Кавура в Пьемонте до революционера-националиста Джузеппе Мадзини, находившегося в изгнании в Лондоне, – всеми силами старались дискредитировать папскую власть. А распространение таких просветительских идей, как свобода вероисповедания и отделение церкви от государства, оказывало мощное влияние на общественное мнение, пускай даже речь шла главным образом о мнении образованной элиты.

Однако такие старания болонских евреев привлечь на свою сторону правительства европейских стран и Соединенных Штатов Америки, чтобы те надавили на Ватикан и заставили его отдать мальчика, вселили тревогу в руководителей римской еврейской общины. А попытки вызвать в популярной прессе публичную критику в адрес Святейшего престола и вовсе повергли их в ужас. Пока лидеры еврейской общины в Риме тщательно готовили почтительную петицию Ватикану, в других местах защитники семьи Мортара изо всех сил раздували огонь международного возмущения и протеста, надеясь, что папа не выдержит такого натиска и отпустит Эдгардо.

Одно из важнейших событий, давших толчок международному протестному движению, произошло в начале августа: в пьемонтском городе Алессандрия собрался срочный съезд представителей всех еврейских общин Сардинского королевства. Его делегаты, получившие новые права благодаря законам 1848 года, возмущались условиями, в которых до сих пор вынуждены жить их собратья в Папской области. Они усмотрели в похищении Эдгардо оскорбление, нанесенное всем евреям, где бы те ни жили, и знак унижения, с которым больше мириться нельзя. Не веря, что папа добровольно отдаст Эдгардо, еврейские активисты решили обратиться за помощью не только к собственным, но и к чужим правительствам.

Письмо, которое они разослали еврейским общинам Англии и Франции, начиналось с замечания о том, что клич, который они бросают, исходит от евреев из Сардинского королевства – единственных во всей Италии евреев, наделенных свободой высказывания. Далее там говорилось: “Именно по этой причине все основные еврейские общины Сардинских областей объединились, чтобы выразить в печати протест против варварства, учиненного в Болонье”. Они призывали французских и английских собратьев “счесть своим священным долгом возможность воззвать к собственным правительствам” и выражали надежду на то, что вмешательство, которое за этим последует, раз и навсегда отнимет у “властей в Риме и в других местах право безнаказанно разрушать благополучную и мирную жизнь еврейских семей, действуя во имя религии, якобы основанной на прочных принципах человечности и братского милосердия”.[117]117
  Цитируется в: Gemma Volli, “Il caso Mortara nell’opinione pubblica e nella politica del tempo”, Bollettino del Museo del Risorgimento, 5 (1960), p. 1090.


[Закрыть]

Получив это письмо, организация французских еврейских общин составила петицию императору Наполеону III: “Главная консистория французских евреев умоляет Ваше Величество прийти на помощь одной иностранной семье, ставшей жертвой гнусного насилия, которое было совершено два месяца назад под сенью нашего славного флага и на глазах у наших смелых солдат”. Похвалив императора как заступника слабых и угнетенных, французские евреи призвали его действовать. Хотя это дело и касается иностранцев, писали они, уже одно то, что мальчика удерживают силой в Риме, который защищают французские войска, означает, что здесь затрагивается честь самого императора.[118]118
  Этот текст воспроизводится в Isidore Cahen, “L’affaire Mortara de Bologne”, Archives Israélites 19 (октябрь 1858 года): 555–556.


[Закрыть]

Но Наполеон III уже и так знал о деле Мортары: императору все рассказал его кузен – маркиз Джоаккино Пеполи, живший в Болонье. Евреи из Болоньи, Пьемонта или Франции еще не знали, что похищение Эдгардо, возможно, уже оказало мощное воздействие и на Наполеона III, и на дальнейший ход исторических событий в мире.

Двумя годами ранее, на Парижском конгрессе, граф Кавур выступал за расширение территории Сардинского королевства – отчасти за счет владений австрийцев и союзных с ними герцогств, а отчасти за счет Папской области. Сардинское королевство не могло аннексировать какие-либо из этих земель самостоятельно, без посторонней помощи – как политической, так и военной. Французский император сочувствовал итальянцам и их борьбе, однако не был готов решительно выступить в их поддержку: во-первых, он опасался войны с Австрией, а во-вторых, среди его собственных подданных-католиков, в том числе и среди членов французского парламента, мирская власть пап пользовалась широкой поддержкой.

Наполеон III, которого раздражала анахроничная природа папского правления, безуспешно пытался убедить папу сделать свое государство более современным. Новость о том, что духовенство похитило еврейского мальчика из Болоньи и насильно удерживает его в Риме, привела императора в ярость. Особенно досадно было то, что держать ребенка в плену папе косвенным образом помогают французские войска, выставленные в Риме для защиты его власти.

По мнению Роже Обера, именно дело Мортары стало для императора последней каплей и заставило обратиться против Папского государства. Оно не только окончательно убедило его в косности папского режима, но и остудило пыл французского общества, прежде одобрявшего мирскую власть Ватикана, и тем самым развязало ему руки. 21 июля 1858 года (со дня похищения Эдгардо прошло меньше месяца) Наполеон III тайно встретился с Кавуром в Пломбьере. Эта встреча оказалась роковой. Вдвоем они замыслили выгнать австрийцев из Италии и одновременно аннексировать три четверти территории Папской области, включая Болонью и остальную Романью, присоединив эти территории к Сардинскому королевству.[119]119
  Aubert, Il pontificato, pp. 145–146.


[Закрыть] Не пройдет и года, как этот план удастся выполнить.

Семейству Мортара и тем евреям, которые с волнением следили за попытками добиться возвращения Эдгардо, приходилось возлагать главные надежды на Францию и особенно на французского императора. Они не только видели во Франции страну, имеющую особое влияние на Ватикан из-за той роли, какую играли там французские войска, но и полагали, что французы – наследники идей Просвещения и Революции – должны прислушаться к их доводам о верховенстве естественного права и родительских прав над диктатом религии.[120]120
  В частности, во Франции большое внимание уделяется спору об отцовских правах. См., например, Jules Assezat, Affaire Mortara: Le droit du père (1858).


[Закрыть] Пьемонтские евреи, собиравшиеся в августе на съезд в Алессандрии, были уверены, что их собственное правительство в Сардинском королевстве тоже сочувствует несчастной семье Мортара. Однако они понимали, что их правительство почти не имеет влияния на папу, так как тот всегда относился к любым замыслам короля Виктора Эммануила II и графа Кавура с большим подозрением. А вот Наполеон III, напротив, был человеком, которого папа едва ли осмелится обидеть.

Пока Момоло Мортара находился в Риме и периодически посещал сына, Сабатино Скаццоккьо и другие деятели Università Israelitica помогали ему составлять письмо, адресованное герцогу де Грамону, французскому посланнику при Святейшем престоле. Этот документ особенно интересен тем, что представляет собой исключение из правил: обычно римские евреи категорически не желали вовлекать иностранные правительства в еврейские дела. Впрочем, и на сей раз все делалось в соответствии с их любимой тактикой тихой дипломатии – подальше от общественного внимания и, главное, подальше от газет, а цель заключалась в том, чтобы заручиться поддержкой правительства, состоявшего в дружеских отношениях с Ватиканом.

В письме к де Грамону сообщалось, что накануне, 7 сентября, евреи подали новое прошение кардиналу Антонелли для передачи Пию IX. В нем было две части. Одна состояла из высказываний выдающихся церковных авторитетов прошлого, которые служили доводами в пользу освобождения Эдгардо. Этот документ сопровождала новая просьба отпустить мальчика. В письме к герцогу, к которому прилагались копии обоих документов, Момоло писал, что возвращение его сына не противоречит предписаниям почтенных церковных деятелей прошлого. Ведь эти предписания, напоминал он, гласят, что “предполагаемое крещение моего сына следует объявить не имеющим силы, а ребенка следует вернуть семье, которая уже более двух месяцев терпит самые жестокие страдания”.

Письмо Момоло французскому послу ознаменовало новый этап в его попытках вернуть сына. Оно было отправлено на следующий день после того, как кардинал Антонелли получил петицию, на которую Момоло возлагал огромные надежды: ведь она лежала в основе того плана действий, что разработали Скаццоккьо и его коллеги из римской еврейской общины. Отрицательная реакция кардинала на полученное прошение, писал Момоло послу де Грамону, “ввергла меня в отчаяние и заставила разувериться в том, что мои мольбы к чему-либо приведут… Хотя его преосвященство и принял документы, которые мы принесли, с привычной любезностью, он дал нам понять, что ничто уже не сможет изменить решение, и так уже откладывавшееся, или аннулировать действие, которое признано имеющим силу”. Зная, что французы с интересом следят за развитием дела, и приходя в отчаяние от явной тщетности всех прямых обращений к Ватикану, Момоло хотел как можно скорее известить посла о последних неудачах, так как надеялся, что, быть может, там, где евреи остались ни с чем, большего добьются французы.[121]121
  Черновик письма Момоло Мортары, адресованного “Son Excellence Mons. le Duc de Grammont, Ambassadeur de France près le S. Siège”, без даты (вероятно, 8 сентября 1858 года), ASCIR.


[Закрыть]

Стремясь заручиться иностранной помощью, Мортара и его союзники не только хотели подтолкнуть к действиям правительства других стран, но и рассчитывали на другой, более традиционный метод. Когда требовалось ходатайствовать перед папой, итальянские евреи привычно обращались за помощью к семейству Ротшильдов. Банковская империя Ротшильдов раскинулась чуть ли не по всей Европе, многочисленные представители этой семьи вели дела в Австрии, Германии, Франции, Англии, в Неаполитанском королевстве, и в глазах Ватикана они, конечно, представляли особую разновидность евреев. Ватикан давно уже испытывал финансовые затруднения и в разные годы неоднократно обращался к банкирам-евреям за займами, чтобы спасти правительство от банкротства или взяться за какое-то новое большое предприятие. В таких отношениях, хотя они и устраивали обе стороны с финансовой точки зрения, всегда сохранялось взаимное чувство неловкости. Для иерархов католического мира зависеть от банкиров-евреев, в то время как в своих землях они запрещали евреям даже владеть имуществом или получать некоторые профессии, было унизительно. А если вспомнить о постулатах католического богословия, утверждавших, что Господь наказывает евреев и возводит на трон римскую церковь, то положение, при котором Святейший престол вынужден обращаться к евреям, чтобы не оказаться банкротом, грозило подорвать устои веры. Сами же банкиры-евреи видели сложность в другом. Предоставляя займы ватиканским правителям, чтобы те и дальше вращали маховики своего церковного государства, они тем самым наживались на своих же собратьях по вере, поддерживая угнетающий их режим.

В середине XIX века семейство Ротшильдов оправдывало свои займы Ватикану тем, что брало на себя роль благосклонных заступников, ходатайствующих за притесняемых евреев перед Святейшим престолом. Как-то раз в одном таком эпизоде оказался замешан сам Микеле Вьяле-Прела, архиепископ Болонский. Это случилось, когда он еще служил папским нунцием в Вене, в феврале 1847 года – вскоре после того, как папой стал Пий IX. Барон Соломон Ротшильд вручил Вьяле-Прела для передачи новому верховному понтифику прошение, где очень подробно перечислялись лишения, которые терпят евреи в Риме. Особенно жаловался Ротшильд на заточение евреев в стенах гетто, на запрет владеть имуществом за пределами гетто, на запрет получать определенные профессии и заниматься многими видами деятельности, на ежегодное унизительное участие в карнавальных обрядах, на особые ежегодные тяжелые подати, которыми облагали исключительно евреев, на отсутствие доступа в римские больницы, на обязанность посещать принудительные проповеди с целью обращения в христианство (в те годы – всего четыре раза в год) и на прочие тяготы. Вьяле-Прела, которого Ротшильд попросил сделать все возможное, чтобы склонить папу к благожелательному решению затронутых вопросов, признался в письме к кардиналу Джицци, в ту пору государственному секретарю Папской области, что сам нисколько не сочувствует этой просьбе. Впрочем, он все-таки отправил прошение Ротшильда в Рим, и там оно даже возымело некоторое действие, потому что уже через несколько дней Джицци сообщил Вьяле-Прела, что папа решил покончить с публичным участием евреев в карнавальных обрядах и что ряд других просьб Ротшильда, в том числе просьба положить конец насильственному заточению евреев в гетто, вскоре тоже будут удовлетворены.[122]122
  Giuseppe Laras, “Ansie e speranze degli ebrei a Roma durante il pontificato di Pio IX”, Rassegna mensile di Israel 39 (1973): 515–517; Giacomo Mortara, Pio IX e Leopoldo II (1967), pp. 200–201.


[Закрыть]

Спустя три года, уже после провозглашения Римской республики и ее разгрома, Ватикан начал переговоры с Джеймсом Ротшильдом, главой французской ветви банкирского семейства, о предоставлении крупного займа. Воспользовавшись случаем, Ротшильды и на сей раз попросили улучшить условия жизни “папских” евреев. Однако Пий IX уже не был настроен выслушивать подобные просьбы столь же благосклонно и предпринимать никаких мер не стал.[123]123
  Falconi, Il cardinale Antonelli, pp. 239–240.


[Закрыть]

Чувствуя себя в остальном совершенно бессильными против могущества Ватикана, евреи, жившие в Папской области, видели в Ротшильдах своих заступников перед Святейшим престолом. Семья Мортара – как и все другие евреи, неравнодушные к их беде, – с тревогой ждали, когда же Ротшильды вступятся за них.

Ждать пришлось недолго. 17 июля (не прошло еще трех недель со дня похищения Эдгардо) Джеймс Ротшильд написал из Парижа государственному секретарю Антонелли: “Во время моей поездки в Рим я не раз имел возможность убедиться в Вашей справедливости и доброте, поэтому сегодня я не боюсь воззвать к этим чувствам от лица месье Мортары, еврея-лавочника, живущего в Болонье”. Вкратце напомнив Антонелли о том, как у Момоло силой отобрали шестилетнего сына “под предлогом того, что его кто-то крестил”, Ротшильд рассказал о неудачных попытках Момоло добиться освобождения сына, о его отчаянии и о “болезни его жены, которая после всего пережитого почти лишилась рассудка”. В заключение письма Ротшильд выражал надежду, что Антонелли поддержит “несчастного отца” в его стараниях вернуть сына.[124]124
  ASV-SS, fasc. 3. N. 167.


[Закрыть]

Месяц спустя, 24 августа, в дело вмешалась английская ветвь семьи Ротшильдов: теперь прошение к Антонелли написал Лайонел Ротшильд. Как раз в том же самом году Лайонел Ротшильд стал первым в истории евреем, занявшим место в британском парламенте, поэтому с его мнением стоило считаться.

В отличие от Джеймса Ротшильда, Лайонел никогда не был лично знаком с кардиналом Антонелли. Несколько сумбурно изложив события (видимо, он не все запомнил верно), Ротшильд написал: “Я уверен, что в данном случае имело место злоупотребление властью или явно избыточное рвение, о котором не было известно правительству Папского государства, ибо репутация Вашего Преосвященства как человека справедливого служит в моих глазах гарантией того, что подобные действия, ввергшие целую семью в отчаяние, не будут оставлены без должного внимания”. Ротшильд призывал кардинала Антонелли начать расследование, а затем принять необходимые меры для восстановления справедливости.

В последнем абзаце письма Ротшильд приносил госсекретарю извинения за то, что он взял на себя вольность написать ему по такому вопросу. Он объяснял, что решился написать ему лишь потому, что сам “получил множество писем со всех сторон континента в придачу к тем сообщениям, что поступили от некоторых самых близких моих друзей” и в итоге “счел своим долгом обратиться к Вашему Преосвященству с этим прошением, чтобы Вы знали, какую огромную тревогу и какой интерес вызвало это событие во всем мире”.[125]125
  Там же, n. 171.


[Закрыть]

Вскоре после получения этого письма Антонелли подготовил взвешенный ответ. Факты, о которых сообщает Ротшильд, писал кардинал, “небезызвестны мне… Я бы очень желал, в свой черед, оправдать ваше доверие, но поскольку это дело, само по себе крайне деликатное, находится вне моего служебного ведения, я не располагаю возможностью вмешаться в решение данного дела желательным для Вас образом”. Далее кардинал добавлял: “Возможно, здесь уместно будет заметить, что если голос природы и силен, то не меньшей силой обладают и священные обязанности религии”.[126]126
  Там же, n. 220. Письмо Антонелли Лайонелу Ротшильду в Лондон, 13 сентября 1858 года. Это черновик письма, которое, возможно, и не было отослано. На полях есть приписка: “Non ebbe corso” (“не отправлено”). Глава 10


[Закрыть]

Известие о похищении Эдгардо распространялось все шире по Европе и, преодолев океан, достигло США. Еврейские комитеты во всем западном мире выражали протесты и собирали средства. Всё новые иностранные правительства заявляли о своем неодобрении этого поступка. Но папа оставался тверд как скала. Для Пия IX это было делом принципа.

Тем временем Момоло и его болонские друзья, видя, что попытки вторгнуться в чуждую им область церковного права и папских прецедентов ни к чему не привели, решили испробовать совсем другое средство. Раз церковь не допускает, чтобы уже крещенного ребенка можно было вернуть родителям-иудеям, то, быть может, стоит доказать, что ребенка в действительности никто и не крестил?