Текст книги "Фантастические создания (сборник)"

Вольф Вулф был безработным.

И Хелиофагус из Смирны был прав.

Суть магии действительно в обмане.

– Ну что я могу поделать, – стонал Вулф в свой стакан с «зомби». – Я влип. Я в тупике. Завтра Глория прибывает в Беркли, и вот он я – ничто. Ничто! Какой-то пустой, никчемный вервольф. На это же нельзя содержать жену! Нельзя растить детей!.. Нельзя… боже, я даже сделать предложение ей не могу! Я хочу еще один коктейль. Ты уверен, что не будешь?

Великий Озимандиас покачал своей круглой бородатой головой:

– Если ты помнишь, в прошлый раз, когда я превысил свою норму и выпил два стакана, то, собственно, все это и заварил. Мне нужно держаться, чтобы это не зашло дальше. Но ты сильный, трудоспособный молодой человек. Без сомнения, коллега, ты найдешь работу.

– Где? Я умею заниматься только академической деятельностью, а этот скандал навсегда положил ей конец! Какой университет согласится нанять человека, который предстал в чем мать родила перед всей своей группой! Причем в этот момент я даже не был пьян – что могло бы хоть как-то объяснить мое поведение! А если менять сферу деятельности – скажем, начать работать на оборону, чем занимаются, кажется, все мои студенты, закончившие обучение, – мне придется предоставить рекомендации, в которых будет написано, что я делал, чем занимался все эти годы – все свои долбаные тридцать лет! И когда эти рекомендации проверят… Оззи, я потерянный человек!

– Никогда не отчаивайся, коллега. Я понял, что магия загнала тебя в ловушку, но всегда есть способ выбраться. К примеру, взять хоть тот раз в Дарджилинге…

– Но что я могу поделать?! Я уже готов, как этот чау-чау, оборотень Конфуций, закончить свои дни у кого-нибудь в доме, получая подачки… если, конечно, ты найдешь кого-нибудь, кто захочет держать волка в качестве домашнего животного!

– Знаешь, – задумался Озимандиас, – а в этом, возможно, что-то есть, коллега.

– Чушь! Это была шутка. Нет, я должен сохранить хотя бы остатки самоуважения – даже в ущерб собственному благополучию. И потом, могу поспорить, потенциальным желающим завести в доме волка точно не понравится то, что этот волк периодически превращается в голого мужика…

– Нет. Я не имел в виду, что тебе нужно становиться чьим-то ручным волком. Но взгляни на это с другой стороны: каковы твои сильные стороны? У тебя всего две выдающиеся способности. Одна из них – учить немецкому языку. Но этот вариант мы уже отбросили…

– Так.

– А другая твоя способность – это способность обращаться волком. Здесь открываются неплохие коммерческие возможности! Давай-ка их рассмотрим.

– Ерунда.

– Не совсем. Для каждого товара есть рынок. Штука в том, чтобы его найти. И ты, коллега, станешь первым настоящим коммерческим вервольфом в истории.

– Я мог бы… Говорят, цирк «Оддиториум Рипли» хорошо платит. Предположим, я могу перекидываться регулярно по шесть раз в день, к вящему удовольствию публики…

Озимандиас скорбно покачал головой:

– Нет, это не то. Не выйдет. Люди не хотят видеть настоящую магию. Она заставляет их задумываться о том, что в мире многое совсем не так, как они представляют. И от этого им становится неуютно. Им нужна уверенность, что все это делается при помощи зеркал. Я-то знаю. Мне пришлось уйти из цирка, потому что не хватило ума мошенничать, – я мог применять только настоящую магию.

– Тогда, может быть, я мог бы стать собакой-поводырем?

– Туда берут только… эээ… женщин.

– Когда я волк – я понимаю язык животных. Может, я могу быть кинологом и… нет, это не вариант. Забыл: они же до смерти меня пугаются.

Но бледные голубые глаза Озимандиаса загорелись при этом предположении.

– А вот это теплее, коллега. О, это по-настоящему горячо! Зачем там, ты говорил, твоя легендарная Глория приезжает в Беркли?

– Они ищут талант.

– Какой?

– Собаку, которая сыграет роль в новом фильме.

– И что за собака им нужна?

– В… – Глаза Вулфа расширились, а рот открылся сам собой. – Собака, похожая на волка, – тихо сказал он.

И они посмотрели друг другу в глаза, без слов понимая, что думают об одном и том же…

– Все из-за этого проклятого диснеевского пса, – жаловался дрессировщик. – Этот Плуто может все. Все! Так что от наших собачонок ожидают подобного. Ты только послушай этого придурка: «Собака должна войти в комнату, подать лапу ребенку, показать, что узнает героя в его эскимосском наряде, обойти стол, найти кость и радостно хлопнуть лапами!» И кто может все это сделать?! Только Плуто! – Он презрительно фыркнул.

Глория Гартон произнесла:

– О.

Одним этим «О» она умудрилась сообщить, что глубоко сочувствует, что дрессировщик – привлекательный молодой человек, с которым она не прочь вскоре вновь встретиться и познакомиться поближе, и что ни одной собаке не удастся лишить ее новой картины. Она слегка одернула юбку и откинулась на спинку простого деревянного стула, стоящего на пустой театральной сцене. И от этого простого движения стул вдруг стал выглядеть как царский трон.

– Ладно. – Мужчина в фиолетовом берете жестом отправил очередного неудачного претендента восвояси и прочитал следующую фамилию из списка на листке бумаги: – «Собака: Вупси. Хозяин: миссис Чаннинг Гэлбрейт. Дрессировщик: Лютер Ньюби». Впускайте!

Ассистент суетливо сбежал со сцены и распахнул дверь, из-за которой сразу же понеслись лай и скулёж.

– Что сегодня с этими псами?! – вопросил мужчина в фиолетовом берете. – Они все напуганы до смерти! Или даже больше.

– Думаю, – сказал Фергус О’Брин, – что дело в этой огромной серой собаке-волке. Почему-то остальным этот пес не нравится.

Глория Гартон опустила свои подкрашенные лиловыми тенями веки и бросила подозрительный взгляд королевы на молодого детектива. В его присутствии не было ничего плохого. Его сестра была главной в этой кампании киностудии, и он распутал несколько конфиденциальных дел для студии, а одно даже лично для нее, когда ее шофер вдруг решил попытать счастья в шантаже. Фергус О’Брин был работником «Метрополии» довольно давно…

И все равно ее беспокоило его присутствие.

Ассистент ввел Вупси и миссис Гэлбрейт.

Человек в фиолетовом берете бросил на них взгляд и заорал.

В абсолютной тишине этот крик отрикошетил от всех стен театра.

Наконец он перестал орать и начал говорить:

– Собака-волк! Тука – это величайшая роль, написанная для собаки-волка! И что они нам приводят? Терьера! Если бы нам нужен был терьер – мы бы взяли на эту роль Асту!

– Но если вы только позволите нам показать… – запротестовал высокий молодой дрессировщик Вупси.

– Убирайтесь! – завизжал фиолетовый берет. – Убирайтесь, пока я не потерял терпение!

Вупси с дрессировщиком торопливо удалились.

– В Эль-Пасо, – сокрушался директор по кастингу, – они приводят мне лысую мексиканскую. В Сент-Луисе это пекинес! А если я вдруг и нахожу собаку-волка, то она сидит в углу и ждет, пока ей приволокут сани, которые нужно тащить!

– Возможно, – сказал Фергус, – стоит попробовать настоящего волка.

– Волка, шмолка! Все кончится тем, что придется заворачивать Джона Берримора в волчью шкуру! – Он бросил сердитый взгляд на свой список: – «Собака: Йоггот. Хозяин и дрессировщик: мистер О. З. Мандерс». Зовите уж!

Вой за дверью прекратился, когда Йоггота увели для прослушивания. Человек в фиолетовом берете едва взглянул на хозяина и дрессировщика. Он во все глаза смотрел на этого роскошного серого волка.

«Только бы ты мог играть!» – молился он с тем же рвением, с которым многие мужчины думают: «Только бы ты умела готовить…»

Он сдвинул берет под еще более невероятным углом и рявкнул:

– Ладно, мистер Мандерс. Значит, так. Собака должна войти в комнату, подать лапу ребенку, показать, что узнает героя в эскимосском наряде, обойти стол, найти кость и радостно хлопнуть лапами. Вот ребенок, вот герой, вот стол. Все понятно?

Мистер Мандерс посмотрел на свою собаку-волка и повторил:

– Тебе все понятно?

Йоггот помахал хвостом.

– Замечательно, коллега, – сказал мистер Мандерс. – Исполняй.

И Йоггот исполнил.

Фиолетовый берет отправился в полет на крыльях триумфального крика радости его хозяина:

– Он исполнил! Он сделал это!!!

– Разумеется, коллега, – спокойно сказал мистер Мандерс.

Дрессировщик, ненавидевший Плуто, был бледен, как отражение вампира в зеркале. Фергус О’Брин потерял дар речи от изумления. Даже Глория Гартон позволила удивлению и интересу проскользнуть по ее величественному и царственному лицу.

– Хотите сказать, он может делать что угодно? – пробулькал человек, прежде носивший фиолетовый берет.

– Что угодно, – сказал мистер Мандерс.

– Может ли он… дайте подумать… сцена в танцевальном зале… сможет он повалить человека, перевернуть его и обыскать задний карман?

Даже раньше, чем мистер Мандерс успел ответить «конечно», Йоггот все это продемонстрировал, используя Фергуса О’Брина в качестве манекена.

– Мир тебе! – облегченно выдохнул директор по кастингу. – Мир… Чарли! – крикнул он ассистенту. – Оправь их всех! Проб больше не будет. Мы нашли Туку! Это великолепно!

Дрессировщик подошел к мистеру Мандерсу:

– Это не просто дрессировка. Тут что-то большее, сэр. Это определенно выше человеческих и собачьих возможностей! Клянусь, я не заметил ни малейшего сигнала – и для столь сложных операций. Скажите мне, мистер Мандерс, какой вы пользуетесь системой?

Мистер Мандерс издал невнятное кхе-кхе:

– Профессиональный секрет, понимаете ли, юноша. Я намереваюсь открыть школу, когда выйду на пенсию, но, сами понимаете, до тех пор…

– Конечно, сэр. Я понимаю. Но я за всю жизнь не видел ничего подобного!

– А я вот все думаю, – задумчиво заметил Фергус О’Брин, все еще лежащий на полу лицом вниз, – умеет ли ваша чудесная собака также слезать с людей?

Мистер Мандерс подавил усмешку:

– Конечно! Йоггот!

Фергус поднялся и отряхнул одежду от грязи театральной сцены – самой въедливой грязи на земле.

– Готов поклясться, – пробормотал он, – что ваша зверюга всем этим явно наслаждается.

– Надеюсь, вы не принимаете это близко к сердцу, мистер…

– О’Брин. Вовсе нет. На самом деле, я предлагаю отпраздновать это историческое событие! Я знаю, что рядом с университетским городком не купить спиртного, поэтому принес бутылку просто на всякий случай.

– О, – сказала Глория Гартон.

На этот раз «О» означало, что хотя пирушки обычно ниже ее достоинства, но это был особенный случай.

«Как-то все получается слишком просто», – размышлял Вольф Вулф-Йоггот.

Где-то был подвох.

Конечно, это был идеальный способ зарабатывать деньги, будучи вервольфом: стоит поместить понимание человеческой речи и инструкций в хорошее тело животного – и вот ты уже ответ на молитвы режиссера.

И все вроде бы шло прекрасно. И если этот фильм станет хитом – обязательно будут и другие фильмы с участием Йоггота. Пример Рин-Тин-Тина это доказывает.

Но это было как-то слишком просто…

Вулф услышал знакомое «О», и его внимание переключилось на Глорию.

Теперь это «О» означало, что вообще-то ей бы не стоило больше пить, но, поскольку алкоголь вообще на нее не действует, а случай особенный, можно себе позволить.

Она была даже прекраснее, чем он помнил.

Ее золотые волосы теперь были длиной до плеч и ниспадали такими идеальными волнами, что он еле удерживался, чтобы не дотронуться до них лапой.

Ее тело тоже окончательно созрело – оно было даже более теплым и манящим, чем в его воспоминаниях о ней.

И в своем новом обличье он открыл еще одну сторону ее необыкновенного очарования, которую не мог оценить в полной мере будучи человеком: глубокий, опьяняющий аромат ее плоти.

– За фильм! За «Клыки Леса»! – поднял бокал Фергус О’Брин. – И да растерзают вашего смазливого героя не хуже, чем меня сегодня!

Вулф-Йоггот улыбнулся про себя.

А это было весело! Он преподаст детективу урок за шастанье по чужим номерам в отеле.

– И, празднуя, коллеги, – произнес Великий Озимандиас, – почему же мы обходим вниманием нашу звезду? Иди сюда, Йоггот.

И он протянул волку бутылку.

– Он пьет! – восхищенно воскликнул директор по кастингу.

– Конечно. Он был на этом выкормлен.

Вулф сделал значительный глоток. Ощущения ему понравились – тепло и терпко… почти как пахла Глория.

– Но что насчет вас, мистер Мандерс? – спросил детектив настойчиво, в пятый раз. – На самом деле это ведь ваш праздник. Этот зверь ни за что не научился бы своим многоходовым комбинациям, если бы не вы. А вы выпили всего один стакан.

– Никогда не стоит злоупотреблять спиртным, коллега. Я знаю свою меру. Два стакана – и все закручивается.

– Разве может произойти что-то еще более необычное, чем то чудо дрессировки, которые мы наблюдаем сегодня?! Давай, О’Брин. Заставь его выпить! Интересно посмотреть, что будет.

Фергус взял себе еще один лонг-дринк.

– Что ж. В машине есть еще бутылка, и я достаточно принял, чтобы понимать, что трезвым я отсюда сегодня не уйду. И я не хочу, чтобы мои собутыльники оставались трезвыми! – Его зеленые глаза уже начинали диковато поблескивать.

– Нет, спасибо, коллега.

Глория Гартон покинула свой трон и подошла поближе к волшебнику, положив свою мягкую руку на его плечо.

– О! – сказала она, подразумевая, что собаки, конечно, собаками, но эта вечеринка все-таки, без сомнения, устроена в ее честь и, отказываясь пить, он наносит ей личное оскорбление.

Великий Озимандиас посмотрел на Глорию, вздохнул, пожал плечами, отдался на волю судьбы – и выпил.

– Много вы собак натренировали? – спросил директор по кастингу.

– Извините, коллега. Это мой первый.

– Тем замечательнее! Но кто же вы тогда по профессии?

– Ну, видите ли, я… волшебник.

– О! – сказала Глория Гартон, выражая радость, и даже зашла настолько далеко, чтобы добавить: – У меня есть друг, который занимается черной магией.

– Боюсь, мэм, моя чисто-белая. Даже она довольно каверзная. А уж с черной магией ты открываешься настоящим опасностям.

– Погодите, – вмешался Фергус. – Вы имеете в виду – настоящий волшебник? Не просто фокусник с ловкими руками?

– Конечно, коллега.

– Хорошая пьеса, – сказал директор по кастингу. – Только не давайте им зеркал.

– Ага, – кивнул Фергус. – Но погодите, мистер Мандерс. Что вы, к примеру, можете делать?

– Ну, я могу превращать…

Йоггот громко гавкнул.

– О, то есть нет, – быстро стушевался Озимандиас, – это слегка за пределами моих способностей. Но я умею…

– Вы умеете делать индийский фокус с веревкой? – томно спросила Глория. – Мой друг говорит, что это чудовищно тяжело.

– Тяжело? Ну, мэм, в этом ничего особенного. Я помню тот случай в Дарджилинге…

Фергус сделал еще один длинный глоток.

– Я, – вызывающе заявил он, – хочу увидеть индийский фокус с веревкой! Мне встречались люди, которым встречались люди, которые его видели, но ближе я никогда не подбирался. И я в него не верю!

– Но, коллега, это так просто.

– Я не верю.

Великий Озимандиас вытянулся во весь свой не слишком впечатляющий рост.

– Что ж! Коллега, вы сейчас его увидите!

Йоггот предупреждающе потянул его за подол пальто.

– Оставь меня в покое, Вулф! На меня возвели клевету!

Фергус вернулся из флигеля с длинной грязной веревкой в руках:

– Этого хватит?

– Более чем.

– Что теперь? – поинтересовался директор по кастингу.

– Ш-ш-ш! – сказала Глория. – О…

Она лучезарно улыбнулась Озимандиасу, который выпятил грудь до такой степени, что пуговицы чудом не отлетели от рубашки.

– Леди и джентльмены! – объявил он так, словно ему привычно было заполнять огромный амфитеатр своим голосом. – Сейчас вы увидите Великого Озимандиаса с индийским трюком с веревкой! Конечно, – добавил он слегка расстроенно, уже обычным голосом, – у меня нет мальчика, чтобы порубить фарш… если только кто-нибудь из вас… Нет? Ну, значит, попробуем обойтись без этого. Не так впечатляюще, конечно. И перестанешь ты лаять наконец, Вулф?!

– Я думал, его зовут Йоги, – сказал Фергус.

– Йоггот. Но поскольку он наполовину волк по материнской линии… а теперь тихо, вы все!

Он сворачивал веревку петлей, пока говорил, и теперь положил петлю на сцену, где она затаилась, словно грозная гремучая змея.

Он встал подле нее и, бормоча что-то себе под нос, совершил серию пассов так быстро, что даже сверхострые глаза и уши Вулфа-Йоггота не могли за ними уследить.

Конец веревки отделился от петли, взмыл в воздух, покрутился пару секунд, словно раздумывая, в какую сторону направить удар, а потом выстрелил прямо вверх, и летел вверх, пока вся веревка не распуталась. Нижний кончик веревки висел теперь в добром дюйме от сцены.

Глория ахнула. Директор по кастингу торопливо выпил. Фергус, по непонятной причине, со странным выражением уставился на волка.

– А теперь, леди и джентльмены, – ох, провались оно все, хотел бы я иметь мальчишку на побегушках, – Великий Озимандиас вознесет эту веревку в те края, о которых знают только использующие веревку. Вперед и вверх! Скоро вернусь, – успокаивающе бросил он Вулфу.

Его короткие толстые пальцы схватили веревку за кончик и слегка дернули. Подпрыгнув, он обхватил коленями веревку и, взбираясь все выше, как обезьяна по шесту, выше, и выше, и выше, вдруг исчез.

Просто исчез.

Вот и все, что произошло.

Глория была так поражена, что даже не могла сказать «О».

Директор по кастингу уронил свой фиолетовый берет на грязный пол и раскрыл рот от изумления.

Фергус ругнулся тихо и мелодично.

А Вулф почувствовал предостерегающее покалывание в спине.

Дверь на сцену открылась, являя двух мужчин в хлопчатобумажных штанах и клетчатых рабочих рубашках.

– Эй! – сказал первый. – Вы где, по-вашему, находитесь?!!

– Мы из «Метрополия пикчерз», – начал объяснять директор по кастингу, вставая на ноги.

– Да хоть из Вашингтона! А нам нужно очистить эту сцену. Здесь сегодня вечером фильм. Давай, Джо, помоги мне их вышвырнуть. И эту шавку тоже.

– Ты не имеешь права, Фред, – сказал Джо и показал пальцем на Глорию. Его голос упал до благоговейного шепота: – Это же Глория Гартон…

– Да ради бога! Привет, мисс Гартон. Крайпс, все-таки твой последний фильм оказался барахлом!

– Ваша публика, – пробормотал Фергус.

– Давайте! – закричал Фред. – Вон отсюда! Нам нужно убраться. А ты, Джо, хватай эту веревку!

И прежде чем Фергус успел шевельнуться, прежде чем Вулф успел прыгнуть ему на помощь – деятельный работник сцены схватил веревку за хвостик и начал сворачивать.

Вулф в оцепенении смотрел наверх.

Там ничего не было. Вообще ничего.

Где-то там, в этом «ничего», был единственный человек на свете, который мог сказать для него «АБЗАРКА!».

И путь вниз для этого человека был отрезан навсегда.

Вольф Вулф развалился на полу будуара Глории Гартон и наблюдал самое чудесное шоу в мире: Глория раздевалась.

Ситуация была почти идеальная. Это было исполнением всех его самых заветных мечтаний! И единственный недостаток заключался в том, что Вулф все еще находился в волчьем теле.

Глория развернулась, наклонилась и потрепала его по подбородку.

– Кто у нас такой холесий волкопесик, кто?

Вулф не смог сдержаться и рыкнул.

– Не нравится, когда Глория сюсюкает? Ты противный волк, да, ты противный!

Нет, решительно это было пыткой!

Быть в номере своей возлюбленной, вся красота которой открыта твоим голодным глазам, и слушать, как она с тобой сюсюкает! Сначала Вулф был даже рад, когда Глория предложила позаботиться о своем четвероногом партнере по фильму в ожидании возвращения его хозяина (никто из них не хотел признавать, что «мистер О. З. Мандерс» мог на самом деле и окончательно исчезнуть), но начинал понимать, что эта ситуация может принести ему гораздо больше страданий, чем удовольствия.

– Волки забавные, – заметила Глория. Она была разговорчивее в одиночестве, когда ей не приходилось быть загадочно-обворожительной. – Я знала одного Вулфа. Но это было только имя – на самом деле он был человеком. И довольно забавным.

Вулф почувствовал, как под серой шкурой неистово заколотилось его сердце. Его имя произносят нежные, теплые губы Глории…

Но она не успела рассказать своему новому питомцу, каким забавным был Вулф, – в дверь постучала ее горничная.

– Мистер О’Брин хочет вас видеть, мадам.

– Скажите ему убираться.

– Он говорит, что это важно, и выглядит, мадам, так, будто кого-то ждут неприятности!

– О, ну хорошо, – Глория встала и изящно завернулась в пеньюар. – Пошли, Йог… нет, это глупое имя. Я буду звать тебя… Вёльфи! Это мило. Пошли, Вёльфи, и защищай меня от большого плохого детектива.

Фергус О’Брин мерил прихожую шагами, вид у него был воинственный. Он замер, когда вошла Глория с волком.

– Итак? – немногословно заметил он. – Подкрепление?

– Мне оно понадобится? – проворковала Глория.

– Слушай, свет и любовь моей жизни! – Его глаза метали молнии, холодные и смертоносные. – Ты играешь в игры, детка, и какая бы игра это ни была – я знаю одно: это точно не крикет!

Глория одарила его томной улыбкой:

– Ты такой занятный, Фергус.

– Спасибо. Я, впрочем, сомневаюсь, что твои занятия можно назвать столь же занятными!

– Ты все еще не вырос. Мальчик, который играет в воров и полицейских. И за каким ужасным чудовищем ты сейчас охотишься?

– Ха-ха, – не очень-то вежливо ответил Фергус. – Ты знаешь ответ на этот вопрос лучше меня. И поэтому я здесь.

Вулф был в замешательстве.

Этот разговор не имел для него никакого смысла. И все же он отчетливо ощущал опасность – ее запах пропитал буквально все вокруг.

– Ну давай выкладывай, – поторопила его Глория, явно выказывая нетерпение. – Только помни: «Метрополия пикчерз» не погладит тебя по головке, если ты будешь понапрасну беспокоить самую кассовую ее актрису!

– Есть вещи, моя дорогая, поважнее фильмов, хотя у вас там на киностудии могут думать иначе. Одна из таких вещей – конкретная федерация сорока восьми штатов. Другая – абстрактный концепт, называемый демократией.

– И что?

– А то, что я хочу задать тебе один вопрос: зачем ты приехала в Беркли?

– В рамках рекламной кампании фильма, конечно. Это же была идея твоей сестры!

– Ты с энтузиазмом ухватилась за предложение поехать именно сюда и отказалась от заведомо более удачных и интересных вариантов? С чего бы это?

– Фергус, а ведь ты и сам темная лошадка. Зачем ты здесь?

Фергус снова начал мерить комнату шагами:

– Почему первым делом ты отправилась в университет, на кафедру германистики?

– Разве это не естественно? Я там училась!

– Ты училась драматическому искусству – но даже не посмотрела в сторону местного театра. Так почему именно кафедра германистики? – он остановился прямо перед ней, вперив в нее тяжелый взгляд своих зеленых глаз.

Глория приняла вид плененной королевы, гордо отвергающей домогательства завоевателя-варвара:

– Ладно. Очень хорошо. Если хочешь знать – я пошла туда, чтобы… встретиться с человеком, которого люблю!

Вулф изо всех сил старался дышать ровнее и не давать хвосту трястись.

– Да, – пылко продолжала она, – ты заставляешь меня признаться в том, что он – единственный! – должен был услышать первым. Этот мужчина сделал мне предложение по переписке. А я по глупости отказала ему! Но я думала, думала – и наконец все поняла. Я приехала в Беркли прежде всего для того, чтобы увидеть его.

– И как, увидела?

– Эта маленькая серая мышка, его секретарша, сказала мне, что его нет на месте. Но я должна его увидеть! И когда это случится…

Фергус чопорно поклонился:

– Мои поздравления вам обоим, дорогая. И как же имя этого в высшей степени счастливого джентльмена?

– Профессор Вольф Вулф.

– Вероятно, это о нем говорится здесь, не так ли?! – он вытащил листок бумаги из кармана своего спортивного пальто и резким движением протянул Глории.

Она побледнела и закусила губу.

Но Вольф Вулф не стал дожидаться ее ответа. Ему было все равно, что там написано, в этой бумажонке, – он уже знал решение всех своих и ее проблем.

Он незаметно скрылся в ее будуаре.

Глория Гартон вошла в будуар минутой позже, дрожащая и несчастная.

Она плеснула себе в бокал хороший глоток виски, а потом бросила взгляд на зеркало – и брови ее взлетели от удивления чуть ли не на лоб.

На стекле ее собственной темно-малиновой помадой было каракулями написано загадочное слово:

АБЗАРКА

Нахмурившись, она произнесла его вслух:

– АБЗАРКА…

Из-за ширмы тут же вышел профессор Вольф Вулф, нелепо драпируясь в одно из самых роскошных вечерних платьев Глории.

– Дорогая Глория… – начал он торжественно.

– Вулф! – воскликнула она. – Какого черта ты делаешь в моей спальне?!!

– Я люблю тебя. Я полюбил тебя давно – еще тогда, когда ты не смогла отличить сильный глагол от слабого. А теперь, когда я знаю, что и ты меня любишь…

– Это чудовищно! Пожалуйста, уходи!

– Глория…

– Убирайся отсюда немедленно, или я натравлю на тебя свою собаку! Вёльфи! Ко мне, Вёльфи, милый!

– Извини, Глория. Но Вёльфи тебе не ответит.

– О ты, чудовище! Ты обидел Вёльфи?! Ты…

– Что ты, я бы и пальцем его никогда не тронул! Потому что, видишь ли, дорогая Глория… я и есть Вёльфи.

– Какого черта… что ты несешь… – Глория в растерянности оглядывалась.

Приходилось признать, что собака-волк действительно исчезла без следа. И что в комнате откуда-то взялся мужчина, одетый только в одно из ее платьев, у которого явно не было собственной одежды.

А после этого смешного маленького человечка с веревкой…

– Ты думала, я однообразный и скучный, – продолжал Вулф. – Ты думала, я так и сгину в академическом болоте. Думала, что тебе больше подойдет актер или агент ФБР. Но, Глория, я представляю собой нечто куда более особенное и необычное, чем ты даже могла себе представить. Больше ни одной душе на свете я не рассказал бы об этом, только тебе, Глория! Я… я вервольф!

Глория ахнула:

– Это невозможно! Но… тогда все сходится. Это объясняет то, что о тебе рассказывают в университетском городке: твоя нелепая выходка в аудитории… и этот твой друг со смешной лысиной… и как он исчез… и, конечно, это объясняет, как ты выполнял все эти трюки, которые ни одной настоящей собаке не под силу…

– Ты не веришь мне, дорогая?

Глория встала с пуфика и упала в его объятия:

– Я верю тебе, дорогой. И это прекрасно! Готова поспорить, во всем Голливуде нет женщины, которая была бы замужем за вервольфом.

– Значит, ты…

– Ну конечно, милый! Все будет просто чудесно – мы со всем справимся сами! Наймем кого-нибудь, кто будет изображать на съемочной площадке твоего дрессировщика. Ты сможешь работать днем, а вечером будешь приходить домой – и я буду говорить для тебя это Слово. Это будет идеально!

– Глория, – мурлыкал Вулф с нежностью и восторгом.

– Только вот что, милый. Одна малюсенькая мелочь. Можешь оказать своей Глории крошечную услугу?

– Что угодно!

– Покажи мне, как ты перевоплощаешься. Обратись для меня сейчас. А потом я сразу же обращу тебя назад.

Вулф тут же произнес Слово.

Он пребывал в таком экстатичном блаженстве, что едва заметил боль на этот раз. Он попрыгал на своих сильных волчьих ногах по комнате и остановился перед Глорией, махая хвостом и ожидая ее похвалы.

Глория погладила его по голове.

– Хороший мальчик, Вёльфи. И теперь, дорогой, будет чертовски хорошо, если ты таким и останешься.

Вулф вскрикнул от удивления.

Ну то есть не вскрикнул – скорее, заскулил.

– Ты слышал меня, Вёльфи. Ты останешься волком. Ты же ведь не поверил в эту чушь, которую я скормила детективу? Любить тебя?! Стану я на это тратить время! Но вот таким ты мне можешь очень пригодиться. Поскольку твой дрессировщик исчез, я могу взять на себя заботу о тебе и зарабатывать дополнительно тысячу в неделю или типа того. Я совсем не буду против – лишних денег не бывает даже у кинозвезд! А заодно профессор Вольф Вулф исчезнет навсегда, что прекрасно вписывается в мои планы.

Вулф зарычал.

– Ну-ну, не надо сердиться, дорогой Вёльфи. Ты же не будешь пугать милую Глорию, правда? Помни, что я могу для тебя сделать. Я единственный человек, который может снова превратить тебя. Ты не рискнешь учить этому кого-то еще. Ты же не можешь позволить людям узнать, кто ты на самом деле, потому что глупец тебя убьет на месте, а умный отправит в сумасшедший дом.

Вулф продолжал угрожающе наступать на нее.

– О нет. Ты не сможешь меня обидеть. Потому что мне нужно только произнести одно слово – вон то, которое написано на зеркале. И ты тут же перестанешь быть опасным волком, а станешь просто посторонним мужчиной в моей спальне, и я закричу. И учитывая то, что произошло вчера в кампусе, как ты думаешь, как быстро тебя упекут в психушку?

Вулф попятился и опустил хвост.

– Видишь, милый Вёльфи? Не надо спорить с Глорией, – Глория всегда получает то, что хочет. И ти будешь чертовски хорошим мальчиком, мой холесенький!

В дверь будуара постучали, и Глория крикнула:

– Войдите!

– Вас хочет видеть джентльмен, – сообщила горничная. – Профессор Фиринг.

Глория улыбнулась своей лучшей улыбкой – улыбкой жестокой королевы:

– Пошли, Вёльфи. Тебе это наверняка будет интересно.

Профессор Оскар Фиринг с трудом втиснул свое массивное тело в одно из изящных кресел в гостиной и доброжелательно улыбнулся при входе Глории и волка.

– О, моя дорогая! Новый питомец. Как трогательно!

– И это не просто питомец, Оскар. Вы очень удивитесь, когда узнаете о нем побольше!

Профессор Фиринг начал полировать пенсне рукавом:

– А теперь позвольте, моя дорогая, рассказать вам, что я узнал. Чизвик довел до совершенства свою защитную сетку от магнитных мин, и официальные испытания запланированы на следующую неделю. И Фарнсворт, какой бы еще ерундой ни занимался попутно, все-таки завершил свои исследования нового процесса получения осмия. Военные действия с применением газов могут начаться в любой момент, и сила, способная управлять большим источником…

– Хорошо, Оскар, – перебила Глория. – Но мы поговорим об этом позже. Сейчас у нас есть другая проблема.

– Что вы имеете в виду, дорогая?

– Вы встречались с рыжим молодым ирландцем в желтой рубашке?

– Нет, я… хотя да. Я видел, как этот индивидуум выходил вчера с кафедры. Мне кажется, он приходил встретиться к Вольфу.

– Он напал на след. Он детектив из Лос-Анджелеса и выслеживает нас. Он где-то обнаружил фотографии, которые никогда не должны были выплыть на поверхность. Он знает, что на них есть я, и знает, что я связана с кем-то с вашей кафедры…

Профессор Фиринг тщательно исследовал свое пенсне, удовлетворился его чистотой и нацепил себе на нос:

– Не надо так переживать, дорогая. Не нужно истерики. Давайте подойдем к этому максимально спокойно. Он знает о Храме Темной Истины?

– Пока нет. Как и о вас. Он просто знает, что это кто-то с кафедры.

– В таком случае – что может быть проще? Вы слышали о странной выходке Вольфа Вулфа?

– Еще бы! – громко рассмеялась Глория.

– Всем известно, как страстно Вольф увлечен вами. Пусть во всем обвинят его! Это будет очень легко сделать, и таким образом мы снимем с себя все подозрения. Направьте все внимание на него – и организация будет в безопасности. Храм Темной Истины сможет продолжить идти своим мистическим путем и получать еще более ценную информацию от ученых, уставших хранить тайны и нуждающихся в эмоциональной разрядке с помощью фальшивой религии.