Текст книги "Фантастические создания (сборник)"

Она сошла с несчастной ноги Фостера и прижалась головой к его плечу, хихикая.

– Ох, Фостер. Почему ты просто не сказал, что тебе больно?

Фостер тоже хихикал высоким от смущения голосом.

– Честно говоря… я не знал, как себя ведут в таких ситуациях… не знал, что сказать или сделать… ну все такое.

– Я тоже.

– Не то чтобы я многих девочек так обнимал. В смысле…

Теперь Гилла отступила, чтобы получше его видеть:

– Серьезно? А как насчет Тани?

Он выглядел смущенным и слегка мрачным.

– Готов поспорить, ей бы это точно понравилось. Она милая, правда? Только…

– Только что? – Гилла села на перила рядом с Фостером.

– Она как губка. Я говорю и говорю, а она просто впитывает все это. Она не говорит ничего интересного в ответ, не рассказывает мне о том, чем занимается, – она просто хочет, чтобы я ее развлекал. Сания тоже была такой, и Кристен. – Он имел в виду пару своих недолгих школьных романов. – Знаешь, мне нравятся девочки. Очень. Мне просто хочется такую, у которой в голове будут мозги. У вас с Кэши более широкие интересы. С вами веселее тусоваться.

– И?.. – сказала Гилла, гадая, что он имеет в виду.

– И что?

– И тебе, значит, нравится Кэши?

Гилла запнулась при имени подруги, потому что на самом деле думала: «А как насчет меня?»

А сама она рассматривала ли Фостера когда-нибудь с этой точки зрения?

– О, глядите-ка, – манерно протянул чересчур знакомый голос. – Гомик и жиртрест.

Роджер, Карл и Хейгуд с гомоном вывалились из дома. Хейгуд заржал. Гилла оцепенела.

– Да хватит уже, Роджер, – протянул Фостер в ответ, лениво развалившись на перилах. – Это старо. Каждый раз, когда тебе нечего сказать – что, друг мой, случается довольно часто! – ты называешь кого-нибудь гомиком.

Хейгуд и Карл, неуверенно ухмыляясь, переводили взгляд с Роджера на Фостера и обратно, не зная, как реагировать на этот неожиданный отпор.

Фостер же, насмешливо улыбаясь, задумчиво прижал палец к подбородку:

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы горшок называл чайник грязным?

Карл и Хейгуд покатились со смеху.

А Роджер зарычал – только так можно было описать звук, исходивший из его рта.

Карл и Фостер соприкоснулись кулаками.

– Отличная шутка, братан! – воскликнул Карл.

Фостер улыбнулся ему. Но Роджер протолкнулся вперед, отодвинув Карла в сторону, и встал лицом к лицу с Фостером, сложив руки на груди, как будто стараясь отделить себя от него.

Он зло смотрел на Фостера, а тот расслабленно прислонился к перилам, самодовольно улыбаясь и глядя Роджеру прямо в глаза.

– И да, да, ты знаешь, что у нас у обоих уродливейшие матери, так что эта шутка тоже не покатит. Это правда, братан, ты же знаешь.

Еще до того, как он закончил говорить, Хейгуд и Карл взорвались смехом. И тут, к изумлению Гиллы, губы Роджера дрогнули. Он улыбнулся, шлепнул Фостера по спине, пожал ему руку.

– Лан, братан, лан, – признал Роджер. – Застебал.

Фостер оскалился, дурашливо стукнул Роджера в плечо.

– Мы идем за дом покурить, – сказал Хейгуд. – Идешь, Фостер?

– Да, чувак. Гилла, потом увидимся, да?

Они шли вчетвером, Роджер слегка позади. Прямо около угла Роджер обернулся к Гилле, сложил губы бантиком и беззвучно чмокнул в ее сторону. И они скрылись из виду.

Гилла осталась одна. Она снова замерзла, поэтому обняла себя руками и поспешила внутрь.

В доме было темно, не считая пары свечей около магнитофона. Кто-то передвинул туда же стол с едой, чтобы освободить место, и желающие танцевали прямо в центре гостиной. Среди них были Кларисса и Джим. Кларисса извивалась, стараясь выглядеть круто и сексуально, но она даже не понимала, что не попадает в ритм.

– Рок-н-ролл жив, – прошептала Гилла.

Телевизор был включен, хотя звука не было слышно из-за музыки. Несколько человек валялись на полу вокруг него, наблюдая, как худенькая блондинка с легкостью и изяществом избивает плохих парней. Синие отблески от телевизора играли на их лицах как холодное пламя.

На всех диванах и креслах обнимались парочки.

Гилла попыталась найти силуэт Кэши, но было слишком темно, чтобы ее разглядеть. Она крутила головой, пока не обнаружила пустой одинокий стул, подошла и уселась на него, покачивая головой и постукивая ногой под музыку, делая вид, что отлично проводит время.

Никто не обращал на нее внимания.

Иногда она ненавидела вечеринки. Ей хотелось пойти и взять кусок этого шоколадно-ромового торта – он был ее любимым. Но тогда ведь все увидят, как она ест.

Гилла сгорбилась, чтобы не так выпирал живот, и уставилась в телевизор на другом конце комнаты. Канал уже сменили. Теперь это был какой-то старый фильм, девушки и юноши веселились на пляже. Девочки были одеты в жутко старомодные купальники, а прически у девочек – о мой бог! У одной из них была такая прикольная химия на голове, а еще она была чересчур коренастой, на вкус Гиллы, – непонятно, как она получила роль в этом фильме. На пляже в фильме начались танцы, и это были очень смешные танцы – наверно, что-то вроде шимми, хотя Гилла не очень хорошо представляла себе, что такое шимми. Ребята около телевизора начали тыкать пальцами в экран и смеяться.

Гилла услышала, как кто-то, кажется Хуссейн, произнес:

– Нет, я не переключу канал! Это Фрэнки Авалон и Анетт Фуничелло!

Да, Хуссейн всегда увлекался какой-то ерундой.

– Гилла, подвинь-ка свою задницу! Подвинься, говорю!

Это была Кэши, она намеревалась втиснуться на тот же стул. Гилла хихикнула и подвинулась – надо сказать, вдвоем на стуле было не очень-то удобно.

– Представляешь, – сказала Кэши возбужденно, – Реми только что пригласил меня на свидание!

Реми был очень красивый: он был как раз ростом с Кэши, когда она на каблуках, стройный, широкоплечий, с большими карими глазами, сильными руками и этаким характерным восточноафриканским лоском.

Ком, весь этот вечер стоявший в горле у Гиллы, стал как будто еще больше – а она точно проглотила эту чертову косточку?

Гилла старательно глотнула и расплылась в улыбке.

Но ей не пришлось неискренне радоваться за подругу, потому что в этот момент…

Они вернулись…

Вошел Роджер со своей бандой, они смеялись так громко, что их смех заглушал музыку. Фостер послал Гилле улыбку, от которой у нее почему-то ослабели ноги. Кэши с интересом посмотрела на нее, слегка улыбаясь.

Роджер, ухмыляясь, остановился перед телевизором. На экране та самая коренастая девушка и забавный парень в старомодных купальных костюмах и с дурацкими прическами играли в почтальона в телефонной будке с друзьями. В почтальона! Дурацкую детскую игру.

Они вернулись…

Они вернулись с прогулки…

Гилла не могла понять, как она дала втянуть себя в это.

Роджер схватил Клариссу, прижался к ее бедру своим и сообщил, что хочет играть в почтальона.

Все с готовностью подхватили эту идею, хотя глупее ее придумать было трудно. Тут же включили свет, девочки остались в гостиной, а парни спрятались по шкафам и укромным уголкам по всему дому.

Кларисса и Хуссейн вызвались быть почтальонами.

– Я почтальон! – заорал Хуссейн. – У меня письмо для Кэши! – Ему явно это доставляло огромное удовольствие – наверно, он специально стал почтальоном, чтобы избежать поцелуев с девочками. Гилла подозревала, что девочки вообще были не по его части.

– Это Реми! – прошептала Кэши и вскочила на ноги. – Я уверена, это Реми. – Она ослепительно улыбнулась Гилле и пошла за Хуссейном, чтобы «получить свое письмо» в каком-то шкафу или ванной и пообжиматься с ним.

Гилла сидела на твердом стуле сгорбившись и смотрела им вслед.

Она думала о том, как это странно: друзья Роджера наперегонки бросаются делать все, что он скажет. А еще она пыталась понять, откуда знает слово «подобострастный», которое вдруг пришло ей в голову.

Этот голос в ее голове… он уже не казался чужим – он был ее собственным. Но он знал слова, которых она никогда не слышала, и ощущения, которые она никогда не испытывала, – например, что ты чувствуешь, раскрывая листья навстречу солнечному свету… и каким пустым становится все вокруг, когда умирает твоя сестра, а ее кору и древесину разрубают на части, чтобы сделать корабли или дрова.

– Это какое-то безумие, – пробормотала она себе под нос.

– Я почтальон! – прощебетала Кларисса. Ее глаза сверкали, лицо разрумянилось. Ага, можно поспорить – она уже пригубила несколько писем.

Пригубила. Еще одно странное слово.

– Письмо для Гиллы! – сказала Кларисса.

Сердце Гиллы застучало как топор, рубящий дерево.

Она встала:

– Что?

Кларисса ухмыльнулась ей.

– Письмо для тебя, горячая штучка. Ты идешь или нет? – И она пошла куда-то в глубину дома мистера и миссис Брайт.

Кто это мог быть? Кто хотел ее поцеловать?

Гилла почувствовала клейкие бисеринки пота под глазами. Может, Реми? Нет-нет. Ему нравится Кэши. А может… пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет… может, Фостер?

Кларисса вела по извилистому коридору.

Они прошли мимо шкафа в прихожей. Изнутри раздавалось приглушенное хихиканье и какие-то шлепки.

– Нет, погоди, – пробормотал мужской голос. – Дай мне его снять.

Потом они прошли мимо ванной. Доносившиеся из-за двери смешки принадлежали явно двум девушкам.

– Нет времени сочнее и слаще весенней вакханалии, – услышала Гилла собственный голос.

Кларисса даже не оглянулась.

– Какая же ты все-таки странная, – сказала она через плечо.

Они прошли мимо закрытой двери в спальню и подошли к другой двери, тоже закрытой. Но Кларисса просто распахнула ее и заорала:

– Почта!

Извивающиеся на постели тела принадлежали Патрисии и Хейгуду. Гилла не знала, куда деть глаза. Слава богу, они все-таки были одеты – хотя бы частично. Патрисия выглянула из подмышки Хейгуда со смущенной улыбкой:

– Ребята, блин, у меня тут интимный деньрожденческий момент!

– Сожалею, – сказала Кларисса без всякого намека на сожаление в голосе, – но у Гиллы свидание. – Она ткнула пальцем в сторону гардеробной. – При-и-ятно повеселиться, Гиллашка-милашка, – протянула она, и Хейгуд фыркнул от смеха.

Гилла похолодела.

– Кто там внутри? – спросила она Клариссу.

– Тебе понравится, – прощебетала Кларисса. – Специальное угощение. – Она развернулась на каблуках и направилась к двери в спальню, крича: «Кто вызывал почтальона?»

– Ты в порядке, Гилла? – спросила Патрисия. Она выглядела встревоженной.

– Ага, все хорошо. Кто там?

Патрисия улыбнулась:

– В этом вся суть игры: не знать.

Хейгуд просто раздраженно посмотрел на нее. Гилла состроила ему рожу.

– Иди повеселись, – сказала Патрисия. – Если тебе понадобится помощь, сразу зови нас, ладно?

– Ладно. – Гилла осталась там, где стояла, а Патрисия и Хейгуд снова начали целоваться, не обращая на нее внимания.

Она могла вернуться в гостиную. Ей не обязательно было делать это. Но… кто там?

Гилла вспомнила ощущение, которое испытала в объятиях Фостера, вспомнила тепло, шедшее от его рук… и вдруг поняла, что идет к двери гардеробной. Она открыла дверь и, подслеповато щурясь, попыталась разглядеть, кто там внутри.

Чья-то рука втащила ее внутрь.

Леди была внутри…

Вешалки, как ветки, в темноте цеплялись за волосы Гиллы. Двигаться здесь, в гардеробной, было почти невозможно из-за навешанной одежды. Чье-то тяжелое тело навалилось на нее, прижимая спиной к стене. Ничего не видя, Гилла вытянула руки и на ощупь попыталась определить, кто это. Сильные руки начали шарить по ее телу, по груди, животу…

– Жиртрест…

Роджер!

Гилла зашипела, пытаясь сбросить его с себя. Но он был так силен! Он навалился на нее, прижался губами к ее губам – и самое ужасное было то, что Гилле не противно.

Не в силах ничего сделать, она резко отвернула лицо. Из-за этого его губы оказались прямо около ее уха. Обдав ее влажным теплом своего дыхания, он прошептал:

– Ты же знаешь, что хочешь этого, Гилла. Брось. Просто расслабься.

Слова проникали ей прямо в мозг.

Он засмеялся, и смех его звучал издевательски.

И улыбка играла на лице…

Гилла почувствовала, как волосы на шее у нее встают дыбом.

Она пихнула Роджера, пытаясь ударить ногой в пах, но он просто развел ее ноги в стороны коленом и рассмеялся:

– Детка, ты же понимаешь, что только так толстухе вроде тебя может что-то обломиться. Ты же знаешь это сама.

Гилла знала.

Она годилась только на это.

Слишком полные бедра… Но разве не должна ветвь быть сильной, чтобы удерживать вес плодов?

Слишком круглый живот… Но разве должны быть плоды дерева скудными и сухими?

Слишком густые и пушистые волосы… Но разве не должно быть здоровое дерево плотно укрыто листвой?

Слова, ее собственные слова, кружились и кружились в голове.

Что? Что еще?

«Только это: борись с теми, кто позволяет себе обращаться с тобой бесцеремонно и неуважительно. Не важно, выиграешь ты или проиграешь, – ты должна бороться».

Во рту Гиллы снова появился вкус летней вишни.

А ведь Кэши завидовала ее формам, ее силе.

У Гиллы закололо в задней части шеи, и это ощущение распространялось вниз по спине. Она собрала все из своего центра, из этого мускулистого, раздутого живота – и ударила Роджера локтем в солнечное сплетение.

– Нет! – прорычала она, чувствуя, какое горячее у нее дыхание.

Роджер поперхнулся и повалился на противоположную стену, стекая по ней на землю бесформенной, бескостной массой. Гилла опустилась на четвереньки, твердо опираясь на все конечности. Пальцы ее ног и рук изогнулись, и она не удивилась, чувствуя, как ее конечности превращаются в четыре узловатых отростка, выгнутых назад и твердых как дерево. На этих отростках вспухли когти – она нетерпеливо и с удовольствием поклацала ими по полу.

– О боже, – простонал Роджер. Он попытался подтянуть ноги к телу, стараясь держаться подальше от нее. – Гилла, что за чертовщина? Это вообще ты?

«Фостеру нравится обнимать меня. Он считает меня красивой».

Эта мысль пронеслась в ее мозгу щекочущей волной – наверно, это она покрыла Гиллу чешуей с ног до головы. Посмотрев на свои новые драконьи ноги, она увидела, как красиво мерцает эта чешуя, отдавая вишнево-красным. Ударом своего нового прекрасного хвоста она отправила одежду и вешалки в воздух.

Роджер заскулил:

– Прости меня, прости!

Проверяя свои неровные, ветвистые конечности, Гилла ради эксперимента сделала шаг к Роджеру. Тот начал всхлипывать.

«Ну а ты? – спросил глубокий, какой-то фруктовый голос в ее голове. – Что ты скажешь о себе? Кто ты? Что ты? Какая ты?»

Гилла задумалась, облизывая губы.

Роджер сильно пах мясом.

– Я думаю, что я то, что нравится во мне Кэши и Фостеру. Я хороший друг.

– Да.

– Я симпатичная. Нет, я красивая.

– Да.

– Меня приятно обнимать.

– Да.

– Я умею здорово крутить педали велосипеда.

– Да.

– Я бегаю быстрее ветра.

– Да.

– Я умею пользоваться своими мозгами и пользуюсь ими… ну иногда.

– Да (на этот раз в голосе сквозит улыбка).

– Я умею пользоваться своими легкими.

– Да!

Гилла сделала глубокий вдох, глотнув затхлый воздух шкафа и крепкий запах вспотевшего от страха Роджера. От вдоха ее грудь скрипнула, как высокое дерево на ветру, и она почувствовала, как ее ребра раскрываются, словно крылья летучей мыши. Они заполнили оставшееся в шкафу место до отказа.

– Пожалуйста, – шептал Роджер. – Пожалуйста!

– Эй, Родж? – позвал Хейгуд. – Ты, должно быть, отлично проводишь там время, если просишь еще!

– Пожалуйста, что? – прорычала Гилла.

У основания ее шеи, там, где волосы прилипали обычно, когда ей было жарко, раскрылся капюшон гамадриады. Она выдохнула горячий ветер. Ее дыхание пахло вишневым пирогом – и это почему-то заставило ее рассмеяться.

Про Роджера такого сказать было нельзя, но она точно отлично проводила время!

Ее смех вырывался наружу маленькими сгустками огня. Один из них поджег край свитера Роджера.

– Пожалуйста, нет! – закричал он, сбивая пламя руками. – Господи, Гилла, остановись!

Из-за двери донесся встревоженный голос Патрисии.

– Мне не нравится, как это звучит, – сказала она Хейгуду. – Эй, Джил? – крикнула она. – Ты там в порядке?

Роджер вскочил на ноги.

– Да при чем тут, в порядке ли Гилла?! Нашла о чем спрашивать! Вытащите меня отсюда! Она превратилась в какого-то монстра! – И он забарабанил изнутри в двери гардеробной.

Висевшее на вешалке чье-то платье из полиэстера начало обугливаться. Невелика беда – Гилла затушила его крылом. Но в гардеробной становилось тесно, а Хейгуд и Патрисия отчаянно дергали дверь, пытаясь ее открыть.

Гилла повернула голову к двери.

Роджер скрючился около нее в жалкой позе – Гилла не обратила на него никакого внимания. Она распахнула дверь и вышла наружу.

Роджер тут же бросился бежать, отталкивая ее в сторону:

– О боже, Хейгуд, убери ее от меня!

На Хейгуде не было майки, ширинка на джинсах не была до конца застегнута, а губы распухли. Он подозрительно всматривался в Гиллу.

– Почему? – спросил он Роджера недоумевающе. – Что она такого сделала?

Патрисия все еще поправляла платье, прическа ее была в полном беспорядке.

– Да, – повернулась она к Роджеру, – в чем проблема? Ты ведь ее не обижал? – И она положила руку на чешуйчатое левое плечо Гиллы. – Ты в порядке, детка?

Что происходит? Почему они не боятся?!

– Хм… – ответила Гилла, – я не знаю. Как я выгляжу?

Патрисия подняла брови.

– Как всегда, – сказала она, и в этот момент в комнату вбежали Кэши и Фостер.

– Мы слышали крики, – заговорила Кэши, переводя дыхание. – Что случилось? Роджер, ты опять допекал Гиллу?

Фостер взял лапу Гиллы:

– Он обманом заманил тебя в гардеробную?

– Вы тут все с ума посходили? – Роджер почти визжал. – Вы что, не видите? Она же какой-то дракон или что-то подобное!

Это была последняя капля.

Гилла засмеялась. Смех начинался где-то в животе и грубым хохотом вырывался из ее пасти. К счастью, в этот раз пламени не было, – к счастью, потому что Гилла не знала, сможет ли им управлять.

Она так сильно смеялась, что проглоченная вишневая косточка поднялась назад и снова оказалась у нее во рту.

– Тьфу, – сказала она, сплевывая косточку в руку.

В свою руку. В свою обычную, человеческую руку.

Она снова стала нормальной. Собой.

Гилла улыбнулась Роджеру, а тот вытаращил глаза.

– Как ты это делаешь? – спросил он растерянно.

Гилла его проигнорировала.

В комнате начали собираться ребята со всего дома, чтобы посмотреть, из-за чего вся шумиха.

– Да, он меня обманул, – сказала Гилла так, чтобы все слышали. – Роджер обманом заманил меня в гардеробную, а потом засунул руку мне в лифчик и не только. Хотя я этого не хотела.

– Что за отморозок, – пробормотал парень Клариссы Джим.

Фостер подошел к Роджеру, глядя на него в упор:

– Что с тобой не так, чувак?

Роджер выпятил грудь и попытался взглянуть на Фостера, но не мог встретиться с ним глазами и продолжал тайком бросать нервные взгляды на Гиллу поверх его головы.

Кларисса фыркнула:

– Подумаешь… Велика беда. Вы с ним и так все время этим занимаетесь.

«О, хватит уже этой некрасивой сплетни».

Странным образом казалось, будто тот внутренний голос теперь исходил из ладони Гиллы – из руки, в которой она сжимала вишневую косточку. Но он все ощущался так, будто это были ее собственные мысли.

Гилла с достоинством повернулась к Клариссе:

– Значит, ты не веришь, что Роджер это сделал?

Кларисса состроила гримасу отвращения:

– Я верю, что ты настолько жирна и отвратительна, что согласишься пойти с кем угодно, потому что никто тебя не захочет.

– Это нелогично, – сказала Кэши. – Как она согласится пойти с кем угодно, если ее никто не захочет?

– Я хочу ее, – сказал Фостер и, смутившись, посмотрел на Гиллу. Потом его лицо вспыхнуло. – Я имею в виду, я бы хотел, в смысле…

Никто не услышал конца предложения, потому что все громко рассмеялись. Кроме Роджера, Карла и Хейгуда.

Гилла обняла Фостера, все еще боясь, что неправильно его поняла. Но он обнял ее в ответ, крепко. Гилле стало тепло.

Фостер был таким глупеньким.

– Кларисса, – сказала Гилла, – если когда-нибудь с тобой случится что-то плохое и никто не будет верить в твою версию произошедшего, можешь рассказать мне. Потому что я знаю, каково это – когда на тебя клевещут.

Кларисса зарделась.

Роджер ругнулся и вышел из комнаты. Хейгуд и Карл последовали за ним.

Гилла посмотрела на вишневую косточку в своей ладони. Подумала. А потом положила ее в рот и вновь проглотила.

– Зачем ты это сделала? – спросил Фостер.

– Просто захотелось.

– В тебе же вырастет дерево! – поддразнил ее он.

Гилла хихикнула.

– Было бы неплохо. Эй, почтальон так и не принес мне настоящего письма. – Она кивнула в сторону гардеробной: – Ты не хочешь послать мне весточку?

Фостер с улыбкой склонил голову и взял ее за руку:

– С удовольствием.

И Гилла, улыбаясь, повела его к двери.

Они вернулись с прогулки.

Леди была внутри.

И улыбка играла на лице тигра.