Текст книги "Фантастические создания (сборник)"

Аврам Дэвидсон
И устрицами полные моря
^{Пер. С. Силаковой}

Конечно, велосипеды отнюдь не сверхъестественные, да и существами их едва ли можно назвать. Скрепки для бумаг – тоже. И вроде бы владельцам веломагазина – героям рассказа, который написал блестящий новеллист Аврам Дэвидсон, – совершенно нечего бояться…

* * *

Когда в веломагазин F&O зашел немолодой мужчина в очках и костюме, Оскар сердечно поздоровался:

– Приветствую!

Но, присмотревшись к покупателю, нахмурил лоб, начал прищелкивать своими мясистыми пальцами.

– Послушайте, да я же вас знаю… Мистер… э-э-э… прямо на языке вертится, но никак… вот пропасть… – смущенно бормотал этот широкогрудый детина с ярко-рыжей шевелюрой.

– Конечно, знаете, – подтвердил посетитель. К его лацкану был прикреплена значок благотворительного клуба «Лайонс». – Помните, я купил у вас подростковый велосипед с тремя скоростями? Это для моей дочери. И мы с вами разговорились о том красном гоночном французском велосипеде, который дорабатывал ваш партнер…

Оскар стукнул своей ручищей по кассе, поднял голову и вытаращил глаза:

– Мистер Уотни!

Мистер Уотни лучезарно улыбнулся.

– Точно-точно, – продолжал Оскар. – Черт, как я только мог забыть?! А потом мы пошли в паб напротив и выпили по паре кружек. Как поживаете, мистер Уотни? Кстати, велосипед… он был английский, верно? Сто процентов, английский. Я думаю, вы им остались довольны, иначе вы бы давно ко мне зашли.

Мистер Уотни уверил Оскара, что велосипед отличный, просто отличный. А затем проговорил:

– Но, насколько я понимаю, кое-что изменилось. Теперь вы здесь один. Ваш партнер…

Оскар опустил глаза, выпятил нижнюю губу, кивнул:

– Вы, значит, слышали?.. Да, теперь я здесь один. Так-то вот. Уже больше трех месяцев.

* * *

Три месяца назад партнерству пришел конец, но разногласия наметились намного раньше. Ферд любил книги, долгоиграющие грампластинки и разговоры о высоком, а Оскар – пиво, боулинг и женщин. Причем женщин он любил самых разных. И в любую удобную минуту.

Магазин находился около парка и неплохо зарабатывал на дополнительной услуге – велопрокате для тех, кто приезжал на пикник. Если женщина была достаточно взрослой, чтобы именоваться девушкой, или недостаточно пожилой, чтобы считаться старушкой, и занимала любое место в этом возрастном промежутке, Оскар спрашивал:

– Ну, какие ощущения от агрегата? Приятные?

– Э-э-э… Наверно, да.

Оскар брался за руль другого велосипеда и говорил:

– Давайте я вас немножко провожу: надо же убедиться, что все хорошо. Ферд, я сейчас.

Ферд всегда удрученно кивал. Он знал, что Оскар вернется, но не «сейчас». Вернется и скажет:

– Надеюсь, в магазине у тебя дела идут не хуже, чем у меня в парке.

– Ты меня все время бросаешь здесь одного, – ворчал Ферд.

А Оскар обычно взрывался:

– Ну ладно, в следующий раз давай ты свалишь, бросишь меня здесь одного! Вот увидишь, стану ли я обижаться на то, что ты немножко развлекся…

Но он, естественно, знал, что Ферд – долговязый, тощий, с глазами навыкате – никуда ни с кем не свалит.

– Давай, тебе понравится, – убеждал его Оскар, похлопывая по груди. – Волосы на груди вырастут.

Ферд бурчал, что грудь у него и так волосатая. И украдкой косился на свои предплечья, густо покрытые длинными черными волосками, хотя плечи у него были белые и гладкие. Он так выглядел еще в школе, и над ним часто смеялись – обзывали Птенчиком. Они прекрасно знали, что это его огорчает, но обзывались все равно. «Как только могут люди, – недоумевал он тогда, да и сейчас тоже, – нарочно обижать человека, который не сделал им ничего плохого? Как такое возможно?

Он все принимал близко к сердцу и волновался по пустякам. Постоянно.

– Коммунисты… – бурчал он и качал головой, уткнувшись в газету.

Оскар не отмалчивался – его совет, что делать с коммунистами, обычно выражался в двух простых словах.

Ферд беспокоился о смертной казни, стонал: «О, какой ужас, а если казнят невиновного?» Оскар говорил: «Ну, значит, ему не повезло». И добавлял: «Дай мне вон ту монтировку».

Ферд переживал даже из-за мелких неприятностей в жизни совершенно посторонних людей. Например, однажды в магазин зашла пара с тандемом, к которому было прикреплено детское сиденье. Они ничего не купили, просто подкачали колеса (за это в магазине денег не брали). Потом женщина решила сменить малышу пеленки, но одна булавка сломалась.

– Почему булавок никогда не найдешь? – причитала женщина, перерывая все сумки и карманы. – Вечно они куда-то пропадают.

Ферд промямлил что-то в знак сочувствия, пошел искать булавки, но, хотя он был уверен, что в кабинете они были, так ни одной и не нашел. И молодая семья так и укатила, завязав пеленку неуклюжим узлом.

За ленчем Ферд сказал:

– Нехорошо получается с этими булавками.

Оскар вонзил зубы в сандвич, откусил кусок, прожевал, проглотил. Ферд постоянно экспериментировал с сандвичами. Его любимый рецепт включал сливочный сыр, оливки, анчоусы и авокадо (все перемешать и слегка сдобрить майонезом). А вот Оскар всегда клал на хлеб одно и то же – розовое «мясо для ленча» из консервной банки.

– Наверно, тяжело это… с маленьким ребенком, – произнес Ферд, попробовав свой сандвич. – Не просто путешествовать, но и растить его.

– Да ладно, – пожал плечами Оскар, – в каждом квартале есть хозяйственные магазины, а если кто читать не умеет, догадается по вывеске.

– Хозяйственные? А, ты в том смысле, что там булавками торгуют.

– Ну да, булавками.

– Но… знаешь ли… это же правда… Если начнешь искать, булавок никогда нигде нету.

Оскар откупорил свое пиво, сделал первый глоток, подержал во рту.

– Ага! Зато вешалок для одежды всегда навалом. Хоть каждый месяц выкидывай. Через месяц открой тот же самый шкаф – а их опять полно. Знаешь что – придумай-ка на досуге машину, которая будет переделывать вешалки в булавки.

Ферд отрешенно кивнул:

– Ну, вообще-то на досуге я ремонтирую «француза»…

Гоночный велосипед был великолепный: легкий, с низким седлом, быстрый, красный, сверкающий. В его седле велосипедист чувствовал себя птицей. Но, как бы ни была хороша эта машина, Ферд знал, что может ее усовершенствовать. Он показывал ее всем, кто заходил в магазин. Но потом как-то потерял интерес…

Его новым хобби стала природа. Точнее, книги о природе. Как-то в магазин забрели из парка несколько мальчишек и с гордостью показали Ферду жестянки с изловленными ящерицами и жабами. После этого работа над красным «французом» застопорилась. Теперь Ферд тратил все свободное время на чтение книг по естествознанию.

– Мимикрия! – вскричал он, обращаясь к Оскару. – Мимикрия – это нечто!

Оскар заинтересованно поднял глаза от газеты, где читал раздел о боулинге:

– Я тут по телику пародиста видел, он Мэрилин Монро изображал. Вообще один в один!

Ферд раздраженно замотал головой:

– Я говорю о другой мимикрии. Я говорю о том, как насекомые и паукообразные меняют свою форму, притворяясь листьями, прутиками и тому подобным, чтобы их не съели птицы или другие насекомые.

Гримаса недоверия исказила пухлое лицо Оскара:

– Как это – форму меняют? Что ты мне тут рассказываешь?

– Нет-нет, правда. Но бывает и мимикрия ради агрессии: например, в Южной Африке живет черепаха, похожая на камень, и когда к ней подплывают рыбы, она их пожирает. А на Суматре есть один паук. Когда он лежит на спине, его легко принять за птичий помет. Он так на бабочек охотится.

Оскар скептически рассмеялся и снова уткнулся в статью о боулинге. Одна его рука ощупала карман рубашки, нырнула за пазуху, рассеянно поскребла рыжую чащу на груди, затем вынырнула, исчезла в кармане брюк.

– Где же карандаш? – буркнул Оскар, встал, пошел в тесный кабинет и начал выдвигать ящики.

И вдруг завопил:

– Эй!

Ферд вбежал в каморку:

– Что случилось?

Оскар указал на ящик:

– Помнишь, ты тогда мне все уши прожужжал, что булавок нету? Гляди: целый ящик, будь он неладен, набит доверху.

Ферд уставился на ящик, почесал затылок, слабо пискнул:

– Но я уверен, я и здесь посмотрел…

И тут из зала прозвучало мелодичное контральто:

– Есть здесь кто-нибудь?

Оскар тут же позабыл и про ящик, и про его содержимое, откликнулся:

– Иду-иду! – и выбежал в дверь.

Ферд последовал за ним.

Посреди магазина стояла девушка довольно плотного телосложения, с мускулистыми икрами и глубоким декольте. Она показывала на седло своего велосипеда и что-то говорила Оскару, а тот твердил: «Угу» – и глазел больше на нее, чем на велосипед.

– Его нужно сдвинуть назад, самую малость («угу»), видите? Мне просто нужен гаечный ключ («угу»). Я забыла сумку с инструментами, я такая дура.

Оскар машинально повторил: «Угу» – и тут же опомнился:

– Я починю, в одну секунду.

И хотя девушка уверяла, что справится сама, починил седло. Правда, не совсем в одну секунду. От денег он отказался. Разговор затягивал как мог.

– Ну что ж, спасибо вам, – сказала девушка. – Мне уже пора.

– Ну, какие теперь ощущения от агрегата? Приятные?

– Лучше не бывает. Спасибо…

– А знаете, я вас немножко провожу, просто чтобы…

Девушка засмеялась, и ее грудь заколыхалась от хохота, который почему-то напомнил Оскару о спелых грушах, падающих на землю:

– Ой, да разве вам за мной угнаться! У меня гоночный!

Ферд увидел, как взгляд Оскара метнулся в угол. Увидел и догадался, что у партнера на уме. Выступил вперед.

Но его вскрик: «Нет!» – утонул в громогласном заявлении Оскара:

– Мне кажется, этот гоночный догонит ваш в два счета!

Девушка звонко воскликнула: «Это мы еще посмотрим!» – и была такова.

Оскар, словно не замечая умоляюще протянутых рук Ферда, вскочил на «француза» и помчался вслед. Стоя в дверях магазина, Ферд смотрел, как две фигуры, низко пригнувшись в седле, въехали по аллее в парк. Когда они исчезли из виду, он, еле передвигая ноги, вернулся в магазин.

* * *

Оскар объявился только под вечер, весь потный, но сияющий. Он широко улыбался.

– Какая телочка! – он присвистнул, что-то показал жестами, засопел, точно выпуская пар из ноздрей. – Ну и денек! Просто полный вперед!

– Отдай велосипед, – потребовал Ферд.

– Отдам, конечно, – пробурчал Оскар, вручил партнеру велосипед и направился в душ. Ферд осмотрел машину. Красная эмаль была облеплена пылью. Грязные брызги, глина, обрывки сухих травинок – велосипед казался Ферду оскверненным. А ведь в его седле он когда-то чувствовал себя быстрокрылой птицей…

Оскар вышел из ванной, мокрый и довольный. Но затем испуганно вскрикнул и подбежал к Ферду.

– Не подходи, – проговорил Ферд, размахивая зажатым в руке ножом. Он резал покрышки, сиденье, чехол, снова и снова.

– Спятил, что ли? – завопил Оскар. – С ума сошел? Ферд, нет, не надо, Ферд…

Ферд выломал спицы и принялся сгибать их в дугу. Потом схватил самый увесистый молоток и начал колотить по раме, пока не искалечил ее до неузнаваемости. Но продолжал бить. Наконец, совсем запыхался.

– Ты не только псих, – прошипел Оскар, – ты еще и ревнивец поганый. Ну тебя к чертовой бабушке.

И ушел, тяжело топая.

Ферд, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, как деревенеет тело, запер магазин и побрел домой. Сегодня ему было не до чтения перед сном. Он выключил лампу и рухнул на кровать, но еще много часов лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным шорохам. В голове копошились какие-то обжигающие, путаные мысли.

Много дней партнеры не разговаривали друг с другом – точнее, разговаривали только о работе, да и то о самом необходимом.

Обломки «француза» валялись на задворках магазина. Две недели ни Оскар, ни Ферд старались не выходить с черного хода. Не хотели видеть обломки.

Но вот однажды утром, когда Ферд вошел в магазин, Оскар кинулся к нему, изумленно мотая головой:

– Как… как тебе это удалось, Ферд? Черт подери, здорово сработано, мастерства у тебя не отнимешь… Значит, Ферд, ты больше на меня зла не держишь?

Ферд пожал ему руку:

– О господи, да конечно, не держу. О чем ты говоришь?

Оскар повел его на задворки. Там стоял красный гоночный велосипед, целый и невредимый. Ни вмятины, ни царапины. Эмаль сияла, как раньше. Ферд разинул рот. Присел на корточки, осмотрел велосипед. Все верно: это его собственная машина. Он узнал все переделки, все усовершенствования, которые внес в конструкцию.

Ферд медленно распрямился:

– Регенерация…

– Чего? – спросил Оскар и тут же добавил: – Эй, друган, да ты же белый как простыня. Ты что, ночь не спал? Пойдем присядем. И все равно не пойму, как тебе это удалось.

В магазине Ферд присел на стул. Облизал губы. Произнес:

– Оскар… выслушай меня…

– Ну?

– Оскар… Ты знаешь, что такое регенерация? Не знаешь? Послушай. Некоторые ящерицы… Если схватить их за хвост, хвост отламывается, а у ящерицы отрастает новый. Если омар теряет клешню, она регенерирует – отрастает новая. А некоторые черви… и гидры, и морские звезды… Разрежь их на части – и каждая часть отрастит себе все недостающее. Саламандры могут регенерировать потерянные лапы, и лягушки – тоже.

– Серьезно, Ферд? Ну ладно, согласен, природа – это жутко интересно. Но давай лучше про велосипед – как ты сумел привести его в полный порядок, а?

– Я к нему даже не прикасался. Он регенерировал. Как тритон. Или как омар.

Оскар призадумался. Пригнул голову, взглянул на Ферда снизу вверх, исподлобья:

– Ну, Ферд, ты… это… Послушай… А почему все сломанные велосипеды этого не делают?

– Это не простой велосипед. Я хочу сказать, на самом деле это вообще не велосипед. – Тут Ферд перехватил взгляд Оскара и завопил: – Я говорю тебе правду!

Услышав этот вопль, Оскар изменился в лице. Смотрел уже не озадаченно, а недоверчиво. Встал:

– Ну ладно, допустим, просто из спортивного интереса, что вся эта фигня про жучков-червячков, или кого ты там назвал, – чистая правда. Но они живые. А велосипед неживой.

И Оскар торжествующе взглянул на Ферда сверху вниз.

Ферд покачал ногой из стороны в сторону, уставился на свой ботинок:

– Кристаллы тоже неживые, но разбитый кристалл может регенерировать, если условия подходящие. Оскар, сходи посмотри, лежат ли булавки по-прежнему в ящике стола. Пожалуйста, Оскар…

Ферд сидел и прислушивался к звукам из кабинета. Оскар, бормоча, выдвигал ящики, рылся в них, с шумом задвигал обратно. Потом вернулся в зал.

– Пусто, – сказал он. – Ни одной не осталось. Как сказала та дамочка и ты за ней повторил: когда тебе нужны булавки, их никогда не найдешь. Они исчеза… Ферд? Ты чего?..

Ферд рванул на себя дверь шкафа и отпрыгнул: наружу со звоном вывалилась целая груда металлических вешалок.

– А как ты сказал, – проговорил Ферд, криво улыбаясь, – с другой стороны, вешалок всегда пруд-пруди. Раньше в этом шкафу ни одной не было.

Оскар пожал плечами:

– Никак не пойму, к чему ты клонишь. Но сюда мог забраться любой: украсть булавки, а вешалки свалить в шкаф. Я мог бы… но я этого не делал. И ты мог бы… А если…

Оскар сощурился:

– А если ты во сне встал, пришел сюда и это сделал? Может, ты лунатик? Сходи-ка к врачу. Ох, Ферд, выглядишь ты хреново.

Ферд снова сел на стул, обхватил голову руками:

– Мне и есть хреново, Оскар, мне страшно.

– Страшно? Чего же ты боишься?

Ферд шумно втянул воздух носом:

– Сейчас объясню. Помнишь, я тебе рассказывал, как живые существа в дикой природе притворяются чем-то другим. Прутики, листья… жабы, похожие на камни. А теперь давай предположим, что есть… как бы вещи, которые живут среди людей. В городах. В домах. Эти вещи могли бы притворяться… ну всякими такими вещами, которые обычно есть там, где живут люди…

– Там, где живут люди… Ну ты даешь!

– Может быть, это особые формы жизни. Может быть, они питаются чем-то, что есть в воздухе. Ты знаешь, что собой представляют булавки – те, непростые? Оскар, булавки – это стадия куколки, а потом они как бы, ну, вылупляются из кокона. И становятся взрослыми особями. А взрослые особи – вылитые вешалки. С виду похожи. И даже на ощупь. Но это не вешалки. Оскар, это никакие не вешалки, на самом деле это не вешалки, нет-нет…

И он зарыдал, уткнувшись лицом в ладони. Оскар, глядя на него, покачал головой.

Через минуту Ферд немного успокоился:

– А все эти велосипеды, которые находит полиция. Велосипеды отправляют в бюро находок, ждут, пока объявятся хозяева, а потом продают с аукциона, потому что хозяева не объявились, и мы с тобой эти велосипеды покупаем. А хозяева не объявились, потому что не было никаких хозяев, и то же самое с велосипедами, которые нам вечно пытаются продать какие-то мальчишки, говоря, что просто их нашли, и мальчишки не врут, потому что эти велосипеды не фабричного производства. Велосипеды выросли. Они растут. Разбей велосипед, выкинь его на помойку – а он регенерирует.

Оскар отвернулся и покачал головой.

– Уффф, – вздохнул он. Потом снова обратился к Ферду: – Ты хочешь сказать, сегодня булавка, а завтра – вешалка?

– Сегодня кокон – завтра бабочка. Сегодня – яйцо, а завтра цыпленок. Но у этих… нет, при свете дня, когда мы можем заметить, ничего такого не случается. Но ночью, Оскар, ночью мы можем услышать, как это происходит… Все эти тихие шорохи в ночи, Оскар…

– Тогда почему мы не завалены велосипедами по самое некуда? Будь у меня столько же велосипедов, сколько вешалок…

Но Ферд и об этом подумал. Если бы каждая икринка трески, пояснил он, или икринка устрицы, достигала взрослого возраста, то можно было бы пешком перейти океан, переступая с одной рыбины или раковины на другую. Столько икринок, личинок гибнет, столько икринок и мальков пожирается хищниками, что Природа вынуждена плодить их в максимальном количестве. Только тогда хотя бы немногочисленные особи доживают до зрелости.

Тогда Оскар спросил:

– А кто же тогда… э-э… охотится… э-э… ну, кто ест вешалки?

Пытливый взгляд Ферда, пронзив стену, дома, парк и дома за парком, уткнулся в горизонт:

– Взгляни на это шире. Я говорю не о настоящих булавках и вешалках. Я придумал, так сказать… иные булавки и вешалки. Я их называю «ложные друзья». Когда мы в школе учили французский, надо было остерегаться французских слов, которые похожи на английские, но смысл у них другой. Их называли faux amis. Ложные друзья. Псевдобулавки. Псевдовешалки… Кто на них охотится? Почем я знаю. Может, псевдопылесосы?

Его партнер, громко застонав, в сердцах хлопнул себя ладонями по бедрам:

– Ферд, Ферд, ну в самом-то деле! Знаешь, в чем твоя беда? Ты говоришь об устрицах, но позабыл, в чем их смак. Ты забыл, что на свете есть не только мужчины, но и женщины. Закрой свои книги – книги про жучков, книги про французский язык. Иди погуляй, побудь среди людей, познакомься с кем-нибудь. Промочи горло. А знаешь что? Когда к нам опять зайдет Норма – ну та баба с гоночным велосипедом, – когда к нам опять зайдет Норма, возьми своего «француза» и езжай с ней в лес. Я не против. И она тоже против не будет. Скорее всего.

Но Ферд покачал головой:

– Я не хочу даже прикасаться к «французу». Я к нему никогда больше не прикоснусь. Мне страшно.

Тут Оскар взял его за шиворот, поставил на ноги, выволок на задворки магазина и, как Ферд ни сопротивлялся, заставил сесть на красный гоночный велосипед:

– Давай-давай! Иначе ты свой страх не победишь!

Ферд, белый как мел, тронулся с места, проехал немножко, сильно виляя. И через несколько секунд оказался на земле. Он катался по двору, корчился, визжал.

Оскар оттащил его от велосипеда.

– Он меня сбросил! – завопил Ферд. – Он пытался меня убить! Гляди – кровь!

Партнер сказал:

– Ты просто на колдобину наехал! И от страха упал. А кровь, потому что спица сломалась, щеку оцарапала…

Оскар настаивал, чтобы Ферд снова сел на велосипед:

– Надо себя преодолеть!

Но у Ферда началась истерика – он кричал, что все человечество в опасности, что надо всех предупредить… Оскару понадобилось очень много времени, чтобы кое-как успокоить его, отвести домой и уложить спать.

* * *

Конечно, Оскар не стал все это рассказывать мистеру Уотни, а просто сказал, что его партнеру надоело возиться с велосипедами.

– Что толку переживать по любым мелочам, пытаться переделать мир, – пробурчал он. – Я всегда говорю: принимай мир таким, каков он есть. С волками жить – по-волчьи выть.

Мистер Уотни сказал, что вполне разделяет эту жизненную философию. И спросил, как теперь идут дела у Оскара.

– Да так… неплохо. Жениться вот собираюсь. Ее зовут Норма. И она обожает велосипеды. В общем, по большому счету живется мне совсем неплохо. Конечно, работы прибавилось, зато я могу делать все по-своему.

Уотни кивнул. Огляделся по сторонам:

– Смотрю, велосипеды с заниженной рамой еще производят… Интересно зачем, если теперь почти все женщины носят брюки.

Оскар ответил:

– Ну, не знаю. Мне вообще-то такие рамы нравятся. А вы никогда не задумывались, что велосипеды – они вроде людей? На свете столько разных средств передвижения, но только велосипеды бывают мужские и женские.

Уотни усмехнулся и сказал:

– Верно подмечено! Мне это почему-то в голову не приходило…

Затем Оскар спросил, что привело сюда мистера Уотни – есть ли какой-то конкретный повод?

– Не подумайте чего, я вам всегда рад, – поспешил добавить он.

– Я хотел бы посмотреть ваш ассортимент. У моего мальчика скоро день рождения…

Оскар понимающе кивнул:

– Есть одна модель, которую вы нигде не достанете, кроме как у нас. Эксклюзив. Сочетает в себе лучшие качества французского гоночного велосипеда и американского универсала, но производитель отечественный. Предлагается в трех вариантах – «Юниор», «Молодежный» и «Стандарт». Красавец, а?

Уотни согласился, что это именно то, что нужно.

– Кстати, – спросил он, – а что сталось с тем французским гоночным велосипедом? Помните, красный такой, тут стоял?

У Оскара задергалась щека. Но тут же его лицо сделалось добродушным, невинным. Он перегнулся к покупателю, шутливо ткнул его в бок:

– А-а, тот… Старый лягушатник!.. Да я его на разведение оставил!

Оба захохотали. Рассказав друг другу несколько баек, они оформили покупку велосипеда, выпили по этому поводу пива и снова расхохотались. А потом выразили друг другу соболезнования – мол, как им обоим жаль бедолагу Ферда, которого нашли в его собственном шкафу – проволочная вешалка сильно сдавила его шею.