Текст книги "Золотой иероглиф"

– Вы рискуете нажить неприятности, – тон Панайотова стал угрожающим.

– Какие именно?

– А вы подъезжайте ко мне. Я расскажу более подробно.

– Подробности я знаю и сам. Извините, у меня нет времени. Поезд.

– Значит, вы не хотите прислушаться к голосу разума?.. Получается, что вы сами себе враг.

– Ладно, всего доброго, – сказал я и положил трубку.

Настроение он мне испортил здорово. Конечно, любопытно было бы узнать, откуда он все это почерпнул, но ему меня ни за что не ущучить. Все происходило на территории другой страны, где я находился по чужим документам, и пожар действительно уничтожил все следы – я это видел сам. И вообще, такими делами должна заниматься военная прокуратура. Какого черта туда лезет РУОП?

Но все же осадок от разговора остался очень неприятный. Не добавляет оптимизма то, что о твоих делишках знают посторонние люди. Желание позвонить Татьяне или Лене исчезло напрочь. Хватит мне отрицательных эмоций.

… Сэйго вернулся мрачнее тучи.

– Меня отзывают в Саппоро, – сказал он. – И я догадываюсь, почему. Господин Мотояма что-то заподозрил, и решил, что лучше посадить в ваш офис человека из их среды. Может быть, даже наймут переводчика, который не проявляет излишнего любопытства.

Похоже, мне действительно придется сматываться… Вот только куда?

– Значит, так, – заговорил Такэути. – Я в любом случае должен уезжать. Скорее всего, мне посоветуют поискать другого работодателя без объяснения причин, или что-то еще в этом роде. Теперь слушай меня. Я думаю, будет очень неплохо, если ты поедешь со мной.

– Поеду с тобой?

– Именно.

– Не понял. Это куда?

– В Японию.

– Ты правильно сделал, что решил вернуться, – сказала Таня. – Ничего не бойся, никто тебя тут не тронет. Я не желаю тебе плохого.

Татьяна улыбалась.

– Я очень по тебе соскучилась, – произнесла она. – Проходи…

В комнате все осталось по-прежнему, только над диван-кроватью появился какой-то конусообразный полог. Я даже не заметил, как разделся, потому что наблюдал, как избавляется от одежды Таня. Мы обнялись, сидя на краю дивана.

– Не спеши, – сказала она. – У меня для тебя есть сюрприз.

Таня откинула полог, и

я форменным образом офонарел. За пологом лежала Лена. Она тут же отбросила одеяло, и оказалось, что на ней тоже совсем нет одежды.

– Ну, чего ты ждешь? – последовал вопрос.

Кажется, я даже не понял, кто именно из них его задал. Сердце колотилось так, что его, наверное, слышали соседи. Вот это действительно сюрприз… Ощутив одновременное прикосновение двух женских тел, я вдруг услышал:

– Вот ты и попался.

Говорил, несомненно, мужчина. Резко обернувшись, я увидел, что в комнате стоят Мотояма, Панайотов и Сорокин. Я что-то забормотал, и неожиданно понял, что лежу один. Причем не на диване, а на узкой полке, которая покачивается почти в такт стуку вагонных колес.

– Точно говорю, попался, – услышал я вновь. – Нечего было жалеть козыри.

Переход от сна к яви оказался настолько резким, что пришлось несколько секунд соображать, что, черт возьми, происходит. Сердце продолжало скакать галопом, эрекция была прямо-таки железной. Ну и сны тебе снятся, безработный Маскаев…

Впрочем, в поездах я часто вижу во сне эротику, причем, бывает, такую, что ни один режиссер, специализирующийся на порно, не сумеет воспроизвести. Качка, наверное, действует на подсознание – еще Фрейд это заметил.

Итак, миновала четвертая ночь в поезде. Сегодня я окажусь на месте; если не опаздываем, то ехать осталось еще часа три. В окно уже ярко светило солнце, играя лучами на зеленых склонах сопок, мимо которых проплывал поезд. Внизу оба попутчика с утра пораньше резались в «дурака». «Доброе утро», – сказала мне молодая женщина, лежащая на другой верхней полке. Я ответил.

В поездах дальнего следования почти никто не спит в нижнем белье. Попутчица не была исключением. Но, затянутая в вышедшие из моды лиловые лосины и тесную футболку, она, будучи обладательницей роскошных форм, не могла не отдавать себе отчет в том, что серьезно будоражит воображение едущих в одном купе с ней мужиков. Вчера вечером она долго суетилась, то запрыгивая на полку, то спускаясь с нее, а я не мог не обращать на это внимания, вот и сон соответствующий под утро прискакал.

При иных обстоятельствах я не упустил бы случая познакомиться, но только не сейчас. И без того я старался как можно меньше общаться с другими пассажирами – мало ли что… Хотя, конечно, всерьез предполагать, что за мной следят руоповцы и якудза, было бы наверное, паранойей. Если бы им очень было нужно, я ни за что бы не сел в этот поезд, а если бы и сел, то валялся потом где-нибудь у насыпи на равном расстоянии от двух безлюдных полустанков.

…После совещания с Такэути мы решили принять все меры предосторожности. О самолете и речи быть не могло, а в вагон я сел не на главном вокзале Новосибирска, а доехал на электричке до Болотного, где и дождался поезда. Вылетевший на самолете до Владивостока Сэйго должен был ждать меня на станции Седанка, на которой я сойду, не доезжая города.

Поначалу идея отправиться в Японию вызвала у меня нечто похожее на истерический смех. Неужели он это серьезно?

Оказалось, да. Причин, препятствующих моему выезду, вроде бы, не имелось.

– Документы у тебя в порядке? – спрашивал Такэути. – Загранпаспорт не просрочен? Под судом и следствием не находишься?

На все вопросы я отвечал в том смысле, что у меня все в полном порядке, и никаких противоправных действий я не совершу, если попробую выехать из страны. А приглашение уже, можно сказать, готово. Приглашение частного порядка от имени Такэути Сэйго.

Все это было очень хорошо, но я слышал, что въездные документы обычно оформляют через посольство в Москве, а на это требуется порой несколько месяцев: частные приглашения рассматриваются дольше, нежели, например, служебные.

– Пусть это тебя не беспокоит, – сказал Сэйго. – Все оформим за считанные дни во владивостокском генконсульстве, там у меня хороший знакомый есть.

Ладно. С этой стороны мне все было понятно. Я не понимал, какого черта мне вообще делать в Японии?

Сэйго начал издалека.

– Последнее место, где тебя начнут искать бандиты – это Япония. Я допускаю, что они станут следить за мной, но и ты не будешь сидеть там как мышь в норе, ты должен действовать. Помни – ты в любой момент можешь узнать то, чего не знает никто, или только частично знают бандиты. Речь идет, может быть, действительно, о миллионах. Не иен, не рублей, а долларов. Я не говорю, что тебя должно греть твое самурайское происхождение – в современном мире дворянские титулы ничего не значат, но раз за дела твоих предков взялись якудза, то это означает, что там действительно пахнет деньгами… Впрочем, я уже устал тебе это повторять. Мы найдем то, что исчезло с сервера, где хранились летописи. И, поскольку теперь можем доказать, что ты являешься единственным претендентом на наследство самурая, каким бы оно ни оказалось, у нас с тобой имеется шанс обеспечить себе неплохую жизнь… Конечно, есть риск связаться с пустым номером, но, ведь, как у вас говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское.

Меня не нужно было долго убеждать. Я и без того оказался готовым на подобное мероприятие. К счастью, некоторой суммой денег я располагал – кроме трех тысяч долларов, я снял с книжки еще около семи штук новых рублей – по крайней мере, на дорогу их хватило с большой лихвой.

Сборы были недолгими. До отъезда я ни с кем не стал встречаться, и единственное, что предпринял для того, чтобы мои следы не потерялись, это написал письмо Таньке. В нем я предупреждал, чтобы она не вздумала меня искать, поскольку в тот момент, когда она прочтет эти строки, я уже буду входить в права наследства японского дворянина. И еще посоветовал поменьше зудеть над ухом у того (или той), с кем она собирается жить, но под конец не удержался: пожелал-таки счастья.

Глава IV

Во Владивостоке я уже бывал когда-то и, честно скажу, более живописных городов мне видеть почти не приходилось, хотя поездил я в общем-то, немало. Впрочем, уточню сразу: «живописный» – не значит «роскошный» или «помпезный». Лет десять тому назад Владивосток был красив той аскетичной красотой, присущей парадному мундиру морского офицера (званием не выше капитана второго ранга) со всеми честно заслуженными регалиями.

Владивосток нынешний вызывал ассоциации с формой крепко поддающего мичмана, который, согласно должности, сидел на продовольственном складе и, совершив однажды «некий промах по службе», ждал немедленного и вполне закономерного вылета в запас. Знаки различия и отличия отнюдь не горели огнем – энергетический кризис, поразивший город, проявлялся как в стоящих где попало трамваях, так и в отсутствии дымов над трубами заводов.

Кстати, о военных. В те годы на улице невозможно было ткнуть куда-либо пальцем, чтобы не попасть в служивого: флотского, пограничника, или морского пехотинца. Сейчас, конечно, военнослужащие тоже встречались, но далеко не так часто. Гражданские лица выглядели более унылыми и казались беднее одетыми, нежели в Западной Сибири; не зря говорят, что нынче чем дальше от Москвы, тем дальше от денег… Гораздо больше стало иностранцев, во всяком случае, из стран Дальнего Востока. Раньше из-за того, что во Владивосток и не всякий россиянин-то мог попасть, тут сложно было увидеть узкоглазую физиономию, зато сейчас азиатов хватало. Сэйго, сидевший за рулем «хонды-сивик», на которой приехал в Седанку встретить меня (машину он взял напрокат в какой-то фирме), поглядывал в сторону скоплений людей с характерным разрезом глаз и кривился время от времени.

– Китайцы? – спросил я, когда он скорчил уж особенно скорбную мину.

– Корейцы, – ответил Такэути.

– Ты где остановился?

– В гостинице «Владивосток», на Набережной улице. Там, кстати, сейчас есть несколько японцев, вроде бы, туристов. Но мне кажется, что лучше с ними не встречаться. Я не уверен, что они как-то связаны с якудза, но осторожность не повредит.

Двухместный номер, снятый Такэути, глядел окнами прямо на гладь Амурского залива, даль которого терялась в дымке тумана. Сейчас тут в пределах видимости стояли три небольших рыболовных сейнера и делал маневр какой-то средних размеров пассажирский теплоход. Сэйго глядел в окно словно завороженный. Я сперва не понял, что он там такое видит, но потом, когда пригляделся, до меня дошло: на мачте судна развевался флаг страны Восходящего Солнца.

– Сергей, – позвал я.

– А? – оторвался от своих размышлений Сэйго.

– Действия-то какие сейчас будем предпринимать?

– Надолго задерживаться здесь не надо. Вон тот транспорт, – Сэйго показал, – уходит из Владивостока через три дня в Ниигату через Отару. Отару – это порт буквально в сорока километрах от Саппоро, где, боюсь, меня ждет не самая лучшая встреча.

Такэути, помрачнев, замолчал, потом продолжил:

– Сегодня я сообщу своим друзьям в генконсульстве, что ты прибыл, а завтра возьмешь свой загранпаспорт, и мы с тобой сделаем все, что надо… Через пару часов, может, раньше, я вернусь, а ты… Ты пока лучше не высовывайся отсюда.

Я ничего не ответил. Чем дальше, тем все меньше мне нравилась очередная авантюра, в каковые мне, видно, на роду написано то и дело ввязываться, и все меньше мне нравилось поведение Такэути, у которого я – что греха таить – уже по многим статьям оказался в долгу.

Когда японец ушел, я почувствовал, что изрядно проголодался. Сэйго не рекомендовал мне покидать номер, но он не оставил мне и подробной инструкции о том, как питаться святым духом и какие именно блюда можно из него приготовить, а поэтому я закрыл номер на ключ и решил спуститься вниз на предмет где-нибудь перекусить.

Гостиничный ресторан я, конечно, проигнорировал: наверняка оставишь там целое состояние, а через час снова жрать захочется. В баре делать тоже было особенно нечего, разве что вливать в себя напитки, более крепкие, чем вода в Амурском заливе, поэтому я вышел на улицу, где тут же попал под удары холодного и влажного ветра… Широта крымская, но долгота колымская – так говорят про Приморье и, скорее всего, не зря.

Бродить по улицам в одной рубашке было не очень в кайф, и я не стал заниматься долгими поисками. Пройдя чуть вверх по первой Морской, я углядел в одном из переулков явно пищезаправочное заведение с надписью по-русски «Унагия» и, видимо, то же название дублировали иероглифы. Из недр «Унагии» тянуло аппетитным запахом, правда, рыбным, но если и на вкус там окажется не хуже, то можно рискнуть…

Это оказалось довольно уютное кафе с японской кухней. Первая мысль у меня все же была о том, чтобы немедленно ретироваться, но убедившись, что за несколькими столиками сидят мои соотечественники и едят не пресловутыми палочками, а вилками, я решил сделать еще один шаг и прочесть меню.

К счастью, блюда из рыбы, подвергавшейся термической обработке, оказались не из самых дорогих, в отличие от всяких там суси и сасими, не вызывающих у меня гастрономического энтузиазма. Я выбрал уху из горбуши и нечто напоминающее рыбные тефтели с рисом, а для вящего удовольствия заказал сто пятьдесят.

Пока я расправлялся с ухой, ко мне, испросив разрешения, но не выслушав ответа, подсел со стаканом водки и куском рыбы горячего копчения какой-то небритый тип лет пятидесяти в выгоревшей брезентовой куртке. Под курткой у него была тельняшка, а на руке – грубо наколотый якорь, из чего мистер Шерлок Холмс, будь он на моем месте, сделал бы вывод, что передо мной моряк, причем скорее всего, невоенный, у которого сейчас, мягко говоря, не самые лучшие времена.

– Флотский? – спросил он меня.

– Да, – соврал я зачем-то. – Моторист.

– Куда ходишь?

– Каботаж. Да и нездешний я, с Севера. Карское море, Обская губа. Сибирь, словом.

– А-а… – протянул небритый. – Но все равно, флотского я завсегда отличу… Выпьем? За тех, кто в море?

Мы чокнулись стаканами и глотнули. Водка была тепловатой и не слишком хорошо очищенной.

– А я, брат ты мой, весь Тихий океан обошел… Во фрахте под семью флагами побывал… Сингапур, Сидней, Ванкувер… Веллингтон. Эх, какие там шлюхи! Вот только беда, в те годы на них лишь глазеть можно было, а нынче… Нынче дальше бухты Перевозной мне путь заказан… Паром «Изумруд». Я там боцманю. Навоз, а не работа…

Пьяницы – народ весьма утомительный. Этот тип тоже не был исключением. Впрочем, аппетит он мне пока еще не успел испортить. Лучше уж моряк, чем грузчик, у которого образования – три класса и пять лет общего режима с соответствующим лексиконом.

Тут в кафе ввалились трое японцев. Впрочем, нет, не ввалились. Просто очень аккуратно вошли. Японцев я теперь хорошо научился отличать от других азиатов – все-таки их внешний вид и речь имеют определенные особенности.

– Во, заявились… – с отвращением пробормотал моряк и глыкнул оставшуюся водку. – Накоси-ка сена, сука на комоде. Сроду раньше япошек тут не было. Говорили, радиация в Приморье, радиация, а они ее страсть как боятся. Какая там радиация, да и не боятся они ничего… Не люблю я их. Моего прадеда они под Цусимой в плен брали… Зато дед дал им жару в сорок пятом. Отец сторожевиком командовал, гонял ихних браконьеров. А я, представь, однажды почти год под японским флагом проходил. Понимаю, о чем они толкуют, сечешь?..

Иностранцы уселись за столик за моей спиной и принялись беседовать.

– Прикидываешь, о чем они говорят?.. Владик они уже своим городом считают… А что, скоро так и будет: Москва уже не наша, там америкосы вовсю хозяйничают, Сибирь вашу чурки меж собой делят, а здесь скоро сплошь самураи с хунхузами будут… Наши-то бегут отсюда, кому охота без денег и без электричества куковать, а на месте одного нашего два китайца и один японец появляются. Скоро Москва отдаст Японии Курилы, и все – потом Сахалин пойдет, а затем – Приморья очередь. Вот тогда здесь снова электричество появится, да только светить оно уже не нам будет, чуешь?..

– Я бы не стал так мрачно смотреть на вещи, – произнес я.

– А, ты не здешний… – махнул рукой моряк. – Чтобы понять, что тут происходит, на своей шкуре все ощутить надо. И еще мафия наша здесь всех за горло взяла. Только, болтают, будто и мафия тут уже не совсем наша… Правда, в это я не очень-то верю… Но я не верил и в то, что японцам разрешат в наших водах рыбу ловить, а ты погляди, что творится! Как есть двадцатый год. Только тогда было кому интервентов из Приморья изгнать, а сейчас всем глубоко плевать.

Если честно, то на историю у меня был несколько иной взгляд, да и слушать я моего собеседника начал менее внимательно. Уж очень знакомый голос раздался сзади. И при этом он произнес очень знакомое слово…

– Извини, тебя как зовут? – спросил я.

– Василий.

– Меня Андрей… Василий, среди японцев, что сидят у меня за спиной, есть такой: в очках, с волосами на прямой пробор и с небольшим шрамом на правой щеке?

Василий слегка озадачился, но, внимательно посмотрев как бы сквозь меня, подтвердил: есть такой.

Так, значит, Сэйго был прав насчет того, что лучше не сталкиваться с его соотечественниками…

Я допил водку, доел тефтельку и сказал Василию:

– Еще выпьем?

Тот почесал пористый нос.

– Выпьем.

Я протянул ему несколько бумажек.

– Возьми себе сто пятьдесят, а мне и полста хватит.

Маримана не нужно было упрашивать. Он схватил деньги, и скоро на столе появились еще два стаканчика. Пока Василий ходил за водкой, мне то ли показалось, то ли нет, что знакомый голос произнес «Ма-су-кайфу». Другой повторил… Так, отсюда пора делать ноги, чтобы попасть в гостиницу раньше этих деятелей.

Мы с Василием выпили за «Владивосток, город русских моряков», а потом я попросил своего собеседника отвлечь внимание японцев.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы они меня заметили.

Надо отдать Василию должное, он не стал задавать лишних вопросов. Мы тепло попрощались, а потом он встал, и, подойдя к столику позади меня, заговорил по-японски. Я в этот же момент поднялся и бочком-бочком стал продвигаться к выходу.

Сэйго пришел сияющий.

– Считай, что въездная виза у тебя в кармане. Завтра съездим вместе, и все будет в порядке.

Если учесть, что и на выезд у меня не было каких-либо ограничений, это означало, что скоро я буду в Японии. Что я там буду делать – это вопрос другой. Но не останавливаться же на полдороге, черт возьми!

– А теперь послушай, – сказал я. – Есть интересные новости. Я тут решил сходить покушать и заглянул в кафе под названием «Унагия»…

– Унагия – это не название кафе. В Японии в таких заведениях подают блюда из рыбы, преимущественно из угрей…

– Это не так уж важно. Важно другое. В городе находится известный тебе человек по имени Кэнро Кидзуми.

– Ты серьезно? – удивление на лице Сэйго было вполне искренним.

– Абсолютно. Он там тоже торчал с какими-то двумя типами. Я постарался, чтобы он меня не заметил.

– Это ты сделал правильно… Надо же, Кидзуми… – Сэйго что-то пробормотал на родном языке. – Не ожидал, что он окажется здесь. Он же улетел в Саппоро.

– Он что – тоже мафиози?

– Я не знаю, – сказал Сэйго. – Эх, надо было мне там оказаться рядом, я бы послушал, о чем он с ними говорил…

– Они бы тебя узнали скорее, чем меня.

– Верно.

– Боюсь, что я услышал свою фамилию, – сказал я. – И слово «тодзимэ».

Сэйго даже стукнул себя по лбу.

– Сегодня вечером я залезу к нему в номер, – сказал он. – И узнаю все, что этот тип задумал.

– Ты рискуешь попасть в российскую тюрьму, – заметил я.

– Кто не рискует, тот не…

– Тот не пьет шампанское, – заключил я. Хотя совершенно без всякого азарта.

К вечеру мы разными путями, независимо друг от друга, выяснили, что никакого Кэнро Кидзуми в гостинице «Владивосток» вроде бы и нет. Зато есть четверо других японцев, причем трое из них занимают один номер, а четвертый, по имени Икита Сэттай, расположился в одноместном «полулюксе» на седьмом этаже, то есть, на один этаж выше нас. Если верить описанию, которое дала мне словоохотливая горничная (я представился частным детективом и вручил ей десять долларов), именно этот Сэттай должен быть человеком, которого мы с Такэути знали как Кидзуми. Зато из той троицы, что проживала в другом номере, я не опознал никого из собеседников Кидзуми, что сидели днем в унагии, – японцы как японцы, довольно молодые и энергичные. Вот только физиономии их, как мне показалось, принадлежали людям куда более веселой профессии, нежели бухгалтер или менеджер по продажам.

Первым на разведку отправился компаньон, затем, минут через десять, к нему присоединился я.

Сэйго поджидал меня в вестибюле седьмого этажа, сидя на мягком диванчике вне пределов видимости дежурной и усердно работая челюстями – он жевал резинку, причем, похоже, несколько долек зараз. Меня это несколько удивило – я никогда не замечал за ним подобной привычки.

– Он здесь, – сказал Сэйго. Из-за жвачки его речь была не очень внятной. – И вроде бы, куда-то собирается. Подходил сейчас к дежурной, спрашивал насчет ресторана.

Так. Это было уже интересно. Мы быстро составили оперативный план.

Я тоже расположился в вестибюле и принялся читать валяющийся на столике захватанный журнал «Огонек». На обложке стоял огромный фиолетовый штамп, видно, для того, чтобы уменьшить чей-нибудь потенциальный соблазн сделать частной собственностью.

Впрочем, чтение меня не особенно занимало. Я размышлял о своем компаньоне, по инициативе которого сидел сейчас здесь и готовился к далеко не первому и, вероятно, не последнему, правонарушению в своей жизни… Но Сэйго действительно не был похож на профессионального охотника за людьми. Вряд ли бандит или сотрудник спецслужбы станет заниматься подобной ерундой. Не иначе, Такэути действительно всего лишь авантюрист-любитель, вроде меня… Но, с другой стороны, можно подумать и о том, что очень уж он хорошо для обычного инженера болтает по-русски, не так уж плохо владеет приемами рукопашного боя и биоэнерготерапии, и что наверняка не у каждого сотрудника организаций породненных городов есть приятели в генконсульстве…

Минут через двадцать хлопнула дверь, и человек, которого я знал, как Кэнро Кидзуми, сдав ключ дежурной, подошел к лифту. Я не спеша встал и, держась к нему спиной, вышел на лестницу. А как только оказался на площадке, бегом припустил вниз, чтобы как можно быстрее оказаться в баре.

Усевшись возле стойки, я заказал джин с тоником и, пока бармен, химича, булькал и звенел, повернулся к двери, мимо которой проходил любой, намеревающийся попасть в ресторан. И вовремя. По коридору прошел тот самый Кидзуми-Сэттай, причем без сопровождающих.

Замечательно. Я выпил коктейль, расплатился с барменом и покинул питейное заведение, чтобы перейти в кабак. При этом – редкий случай! – я выходил из бара совершенно трезвым. Но дело вовсе не в том, что мне захотелось более основательно потрапезничать в ресторане.

Кидзуми, видимо, пришел сюда тоже не для того, чтобы набивать желудок. Я заметил, что японец о чем-то беседует с девицами, покуривающими у одного из угловых столиков. Девицы были в ярких кофточках, а юбки, как мне показалось, они вообще игнорировали, причем вовсе не в пользу брюк. Так, ясно…

И все же походило на то, что Кидзуми не нашел пока что с ними общего языка. Оно и понятно – наверняка даже во Владивостоке не все проститутки знают японский.

Я поглядел на часы. Интересно, что там делает Сэйго?..

Кидзуми и одна из девиц долго жестикулировали, что-то объясняя друг другу, пока японец не закивал головой в знак согласия и не подошел к упакованному в элегантный костюм стриженому парню, сидевшему за другим столиком.

С тем разговор получился более обстоятельным. Кидзуми долго показывал парню два пальца, тот ему – один, что, по-видимому, взаимно никак не устраивало высокие договаривающиеся стороны.

Неожиданно музыка стихла, и я услышал, как стриженый громко и вполне отчетливо изъясняется:

– Кё ва хитори дэ, асита хока-но футари да. Ий ка?

Японцу это не очень нравилось, но все же к консенсусу они в конце концов пришли. Кидзуми кивнул и быстро направился к выходу.

По идее, нужно было его как-то опередить – на подобное я не рассчитывал. Но мне повезло: Кидзуми скрылся в баре.

Проходя мимо, я увидел, что он уже оседлал круглый табурет у стойки и что-то заказывает… Конечно, бар – это не ресторан, долго он тут вряд ли просидит, хотя, если вспомнить презентацию «Токиды-С», выпить Кэнро совсем не дурак. И все же, надо думать, в одиночку он вряд ли начнет наливаться спиртным под завязку и, скорее всего, скоро пойдет на боковую.

Ну, что ж, этого можно было ожидать. Во всяком случае, сегодня уж мы точно не полезем шарить по чужим номерам, да и завтра, наверное, тоже. Но это и к лучшему. Еще не хватало мне попасться на взломе гостиничного номера в далеком Владивостоке.

Но Сэйго, уже ждавший меня в номере, приготовил сюрприз. На куске жевательной резинки, видимо, том, который он, сидя на диване, старательно нажевывал, хорошо отпечатался слепок какого-то ключа. Я не потребовал объяснений насчет того, к какому замку подходит этот ключ. И так все ясно.

– Дежурная тоже человек, – осклабился Такэути. – Как только она отлучилась в туалет, я снял слепок… По металлу работать умеешь?

Я промолчал. Мне приходилось слышать, что есть инженеры технических специальностей, сроду не державшие в руках напильник, но к таким я, слава богу, не относился. Так что работа мне предстояла, и понятно, какая.

– Ты мне вот что скажи, – попросил я. – Что означает фраза, вроде… Кё ва хитори дэ. Асита… Асита хока-но футори да… Или футари дэ, не запомнил… Ий ка?

– Если не принимать во внимание твое произношение, то это, скорее всего, вопрос. Только скажи, в каком контексте он прозвучал, иначе может получиться ахинея.

– Кидзуми договаривался о чем-то с местным сутенером.

– Тогда понятно. «Одна – сегодня, а две другие – завтра. Хорошо?» В том плане, согласен ли, устраивает это собеседника или как?

– Ага. Я тоже теперь понял. Наш Кидзуми, по всей вероятности, решил на прощание, если он, конечно, тоже собирается скоро уезжать, провести бурную ночку с двумя шлюхами. Но сегодня ему обломилось.

– Обломилось?

– Не повезло.

Сэйго потер руки и вдруг радостно зарычал.

– Ты чего? – удивился я.

– Это значит, что повезло нам, – сказал он.