Текст книги "Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции"

Глава 11
Эхо кораблекрушения

Арест А. М. Щастного стал политической сенсацией. Для сравнения: за несколько дней до него был арестован контр-адмирал Дмитрий Александрович Свешников (1864 – после 1918), который попал под следствие по обвинению в сдаче немцам Моонзундской позиции в октябре 1917 г. Его обвиняли в неправильном расположении батарей, небрежном строительстве окопов, нецелесообразном размещении штаба[873]873
  Дело адмирала Свешникова // Заря России. 1918 г. 16 мая. № 21. С. 2.


[Закрыть]. Его арест не вызвал никакой реакции, кроме небольших газетных заметок.

29 мая произошло чрезвычайное заседание Петроградского совета с участием красноармейской конференции, конференции Первого городского района, Центрального бюро профессиональных союзов, представителей Минной дивизии, находящейся на Неве, представителей фабрично-заводских комитетов и других организаций, посвященное аресту А. М. Щастного. На нем в правильности ареста собравшихся убеждал лично Г. Е. Зиновьев, выдвигая в качестве главного обвинения против А. М. Щастного взрыв форта Ино, к которому тот не имел никакого отношения[874]874
  В Петроградском Совете // Новая жизнь: Петроградское издание: Общественно-политическая и литературная социал-демократическая газета. 1918. 30 мая. № 103. С. 3.


[Закрыть].

Естественно, на Балтийском флоте арест произвел очень сильное впечатление. 30 мая против него протестовал Совет флагманов флота: «Вся деятельность Алексея Михайловича Щастного проходила на виду у всех и в среде личного состава флота, обвинений в инкриминируемых ему преступлениях никогда не возбуждалось. Надеемся, что… он будет немедленно освобожден и возвращен к исполнению своих обязанностей, и что по его делу будет назначено открытое следствие. Вместе с этим Совет флагманов указывает, что внезапные аресты лиц, стоящих во главе командования флотом создают невозможные условия для дальнейшей работы командования флотом»[875]875
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 28; Там же. Ф. р-342. On. 1. Д. 115. Л. 43–44.


[Закрыть].

Обращение подписали все члены Совета флагманов: контр-адмиралы Александр Константинович Вейс (1870 – после 1935), С. В. Зарубаев, Петр Павлович Киткин (1876–1954), Н. И. Паттон, капитаны 1 ранга Александр Фридрихович (Логинович) Бейерман (1859–1922), И. Н. Дмитриев, А. Н. Сполатбог, капитаны 2 ранга К. Е. Введенский, Владимир Иванович Залесский (1883–1938), М. А. Петров, старший лейтенант Олег Владимирович Якимов (1885–1921) и комиссар А. Н. Кабанов.

Судьбы их сложились по-разному. П. П. Киткин и И. Н. Дмитриев стали контр-адмиралами советского ВМФ, Н. И. Паттон, А. К. Вейс, А. Н. Сполатбог, В. И. Залесский и М. А. Петров служили в РККФ во время Гражданской войны и остались в СССР. Правда, А. Н. Сполатбог и М. А. Петров погибли в 1937 г. С. В. Зарубаев и А. Ф. Бейерман также служили в РККФ, но первый из них был расстрелян по делу В. Н. Таганцева, а второй в 1919 г. бежал в Финляндию и служил в финских ВМС. К. Е. Введенский и О. В. Якимов не принимали участия в Гражданской войне и оказались в эмиграции. Таким образом, почти % Совета флагманов (7 из 11) достаточно прочно заняли просоветские позиции и лишь двое выступили против Советской власти во время Гражданской войны. Остальные могли бы быть названы в документах той эпохи «честными военспецами».

Таким образом, высшее профессиональное руководство флота высказало солидарную позицию, шедшую вразрез с действиями Советской власти, но при этом совпадавшую с позицией части рядовых матросов, что делало эту демонстрацию еще опаснее. Кажется не случайным, что в тот же день был издан приказ Л. Д. Троцкого по военному и морскому ведомству о необходимости быстрого и точного исполнения распоряжений начальства всеми служащими[876]876
  РГА ВМФ. Ф. P-5. On. 1. Д. 96. Л. 357.


[Закрыть].

На другой день Л. Д. Троцкий ответил флагманам резкой телеграммой: «Невозможные условия, о которых говорит телеграмма, создаются только для тех лиц командного состава, которые пытаются использовать тяжелое положение страны для захвата власти над рабочими и крестьянами.

Когда царское правительство и даже правительство Керенского арестовывали и даже расстреливали сознательных матросов, мы не слышали протестов со стороны морских офицеров. Тем более неуместны протесты против ареста лица, злоупотреблявшего оказанным ему доверием в интересах буржуазных и реакционных клик. Господам флагманам рекомендую впредь не заниматься политическими демонстрациями»[877]877
  Телеграмма Троцкого в Петрогенмор Саксу, копия Флеровскому. 31 мая 1918 г. 11 ч. 30 мин. // РГА ВМФ. Ф. р-342. On. 1. Д. 115. Л. 50–51.


[Закрыть].

Одновременно с Советом флагманов протестовал старый состав Совета комиссаров: «Мы, Совет комиссаров флота, определенно заявляем: при таком поверхностном отношении к флоту в тяжелые минуты, переживаемые Родиной, со стороны морской центральной власти, совершенно не знающих внутренней жизни Балтийского флота, чуждых ему лиц, которые поверхностно смотрят на флот, не учитывая и не испытывая всей его трагедии, своими необдуманными поступками совершенно разрушают еще способный к обороне Балтийский флот. Последние морские специалисты уйдут с кораблей, не гарантированные на свою свободу и честь, при исполнении своих чисто технических работ»[878]878
  РГА ВМФ. Ф. р-96. On. 1. Д. 10. Л. 18.


[Закрыть]. Совет комиссаров просил «во избежание конфликтов и вытекающей из них возможности гибели Балтийского флота… препроводить Щастного на “Кречет”, передать его на поруки Совкомбалта и Совета флагманов, назначить гласное следствие над делом Щастного; оставить Щастного в исполнении обязанностей наморси впредь до передачи дел его заместителю»[879]879
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 28.


[Закрыть].

Однако в газетах постановление Совкомбалта было опубликовано в совершенно другом варианте: «Совет комиссаров непосредственно принимал участие во всех отраслях управления флотом и открыто заявляет: арестованный Щастный работал исключительно по созданию мощи нашего флота и за все время нашей совместной работы в вопросах политики касался постольку, поскольку они были связаны чисто с оперативными начинаниями, отдавая себя исключительно работе оперативно-стратегического характера. Считая, что арест начальника морских сил Щастного совершен, по мнению Совета комиссаров, несправедливо, и без достаточных к тому оснований, Совет комиссаров флота считает необходимым пересмотреть причины ареста начальника морских сил Щастного, так как за управление флотом являются ответственными в равной степени как Совет комиссаров флота, так и начальник морских сил»[880]880
  Совет комиссаров флота об аресте Щастного // Новая жизнь: Петроградское издание: Общественно-политическая и литературная социал-демократическая газета. 1918.30 мая. № 103. С. 3.


[Закрыть].

Резолюцию подписали: П. Артемов (Артемьев), Белан, Е. С. Блохин, Владимиров, К. Д. Гржибовский, А. Г. Григорьев, Е. Л. Дужек, А. Н. Кабанов, А. Калачев, И. Майоров, А. И. Минаев, В. Трушин, И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. В результате событий мая-июня 1918 г. Е. Л. Дужек бежал, А. И. Минаев и К. Д. Гржибовский были приговорены к тюремному заключению, Е. С. Блохин арестован на короткое время. Прочие никак не пострадали. В числе подписавших обращение были большевики И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. Первый из них впоследствии стал историком-краеведом и погиб под немецкой бомбежкой в первые дни Великой Отечественной войны, а второй служил во флотских политорганах и умер в блокадном Ленинграде. Политическая ориентация остальных комиссаров неясна, но Е. С. Блохин позднее дал такое показание перед Кронштадтским ревтрибуналом: «Политические убеждения комиссаров [старого Совкомбалта] были разнообразны, начиная от оборонцев и кончая большевиками и даже анархистами, лично я примыкал к левым с[оциалистам]-р[еволюционерам]»[881]881
  РГА ВМФ. Ф. р-174. On. 1. Д. 282. Л. 193.


[Закрыть]. Очевидно, Е. С. Блохин подразумевал под «оборонцами» правых эсеров и меньшевиков, поддерживавших участие России в Первой мировой войне. Подчеркнем, что именно эти партии активно боролись против большевиков с октября 1917 г. Таким образом, комиссар констатировал, что в старом Совкомбалте были активные противники Советской власти.

Относительный политический вес старого Совкомбалта сочли совсем незначительным – нарком не удостоил его особого ответа. И. П. Флеровский так охарактеризовал своих предшественников: «С полной очевидностью выяснилось, что старый Совкомбалт был лишь канцелярией при наморси, члены его не только по своему политическому уровню, но и потому, что были завалены канцелярщиной, совершенно не годились к политическому руководству флотом. Их резолюция, напечатанная в газетах, является лишь актом людей, обеспокоенных потерей насиженных мест. Должен с полной откровенностью заявить, что этих людей нельзя считать политически ответственными просто потому, что в этой области они слабо ориентировались, в частности Блохин менее всего подходил на роль главного Комиссара. Считая его политически безвредным, я [и] товарищ Сакс настоятельно просим не подвергать его репрессии»[882]882
  Телеграмма И. П. Флеровского Л. Д. Троцкому. 3 июня 1918 г. //
  РГА ВМФ. Ф. р-342. On. 1. Д. 115. Л. 15–15 об.


[Закрыть]. Видимо, ради успокоения моряков И. П. Флеровский не поднял вопроса о том, что первоначально резолюция была принята в совершенно другой редакции. Вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах ее текст претерпел серьезные изменения, нуждается в отдельном исследовании. Старый Совкомбалт посчитали маловлиятельным, но к экипажам кораблей отношение было другим. 31 мая в телеграмме Л. Д. Троцкого разъяснялось: «На запросы отдельных команд о причинах ареста Щастного отвечаю: помимо всех других данных в моих руках имеется написанный рукою Щастного документ, являющийся неоспоримым доказательством его контрреволюционной деятельности. Материал, как и все вообще, – [в]распоряжении Центрального исполнительного комитета, который уже начал следствие и передаст дело на рассмотрение соответственного суда. ЦИК есть высшая советская власть в стране. Не доверять ЦИК, избранному десятками миллионов рабочих и крестьян, могут только контрреволюционеры»[883]883
  Телеграмма Л. Д. Троцкого в Петрогенмор Саксу, Флеровскому.
  31 мая 1918 г. 11 ч. 30 мин. // РГА ВМФ. Ф. р-342. On. 1. Д. 115.
  Л. 52.


[Закрыть].

В тот же день команда крейсера «Рюрик» единогласно при четырех воздержавшихся приняла большевистскую резолюцию, квинтэссенция которой содержалась в двух ее последних пунктах: «Мы призываем товарищей моряков с полным спокойствием отнестись к аресту бывшего наморен Щастного, спокойно ждать дальнейшего следствия, предложить Советской власти ускорить его и приложить все силы к водворению во флоте своей революционной дисциплины… И да обрушится жестокая кара революции на тех, кто клеветой и гнусной ложью на Советскую власть сеет в трудовых массах смуту и панику… Просим [команды] других кораблей присоединиться»[884]884
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 22–23.


[Закрыть].

Однако на «Рюрике» было не совсем спокойно. И. П. Флеровский сообщал: «На собрании присутствовало по обыкновению много офицеров. От их лица сделан был мне запрос, могут ли они выступать на собрании. Я ответил отрицательно, после чего они в большинстве покинули собрание»[885]885
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 25.


[Закрыть]. Это лишний раз свидетельствует о возрастании авторитета офицеров на флоте после Ледового похода.

В общем ситуация оценивалась как достаточно сложная. 31 мая И. П. Флеровский, С. Е. Сакс и комиссары П. Е. Байков, П. Ф. Галкин и Кургало докладывали Л. Д. Троцкому: «Настроение массы на флоте и в Петрограде, отчасти естественное, отчасти искусственно созданное демагогами и провокаторами, крайне неблагоприятно для проведения в жизнь всех мер к воссозданию флота. Арест Щастного явился, несомненно, благоприятной пищей для самой разнузданной демагогии после телеграммы о “наградах”, использованной вовсю. Наши разъяснения до умов возбужденных масс доходят чрезвычайно туго. Есть ряд резолюций с кораблей, требующих освобождения Щастного. Особенно отличается Минная дивизия. Чтобы войти вплотную в жизнь флота, необходимо иметь в руках реальную силу. Сейчас таковой нет. Репрессии сейчас делу помочь не могут, лишь подольют масла в огонь и вызовут нежелательные последствия в форме возможных стычек, размеры которых в связи с общим положением в Петрограде трудно предвидеть. Флагмана грозят уходом, некоторые уже подали в отставку. Декрет[886]886
  Имелся в виду декрет «О сроке службы в Рабоче-Крестьянской Красной Армии» от 26 апреля 1918 г. Он устанавливал не менее чем шестимесячную службу для каждого подписавшего контракт.


[Закрыть] является плохим средством к их удержанию, применить репрессии также затруднительно, ибо нет опоры в массах. Работа предстоит упорная и на быстрый эффект рассчитывать нельзя. Главкомбалт Флеровский и Совкомбалт новый (нового состава. – К. Н.) выезжают частью в Кронштадт, чтобы попытаться там создать себе опору и действовать оттуда, частью в Минную дивизию, чтобы там сломить [антисоветское] настроение. Зарубаев не отказывается пока принять пост наморси лишь потому, что это распоряжение Правительства, но считает долгом предупредить, что три причины вынудят его не позже как через две недели подавать [прошение] об отставке. Причины эти следующие: первая – отсутствие технических сил на флоте, что еще сильнее [будет] ощущаться в связи с арестом Щастного, вторая – его личная неподготовленность для такого ответственного поста, третья – разложение в массах… Новый Совкомбалт пока оставляет “Кречет” без внимания (то есть контроль за штабом флота и бумажную работу. – К. Н.), дабы сосредоточить все внимание и работу на кораблях флота»[887]887
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 29–30.


[Закрыть].

1 июня 1918 г. было собрано пленарное заседание представителей от всех морских частей Кронштадта с членами Кронштадтского военно-морского комитета, комиссарами Совкомбалта и главным комиссаром Балтийского флота И. П. Флеровским. В собрании участвовало 150 представителей частей, 18 – от Военно-морского комитета и 7 комиссаров Балтфлота. Среди присутствующих было множество «звезд» Центробалта 1917 г., активных участников Октябрьской революции: анархисты Анатолий Григорьевич Железняков (1895–1919) – знаменитый матрос Железняк – и П. М. Скурихин, известный бешеными нападками в январе 1918 г. на В. И. Ленина и П. Е. Дыбенко как народного комиссара по морским делам[888]888
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 393–399.


[Закрыть], большевики П. Е. Дыбенко и Н. А. Ховрин.

В начале собрания была оглашена резолюция команды «Рюрика» от 31 мая и прочитан И. П. Флеровским ответ Л. Д. Троцкого на вопросы совета 3-го съезда Балтийского флота. В частности, комиссар сказал: «Как человек умный, наморси Щастный вел тонко свою политику, и на одном из заседаний совета съезда как бы между прочим хотел провести резолюцию подобную той, какую вынесла часть Минной дивизии о диктатуре флота, выражавшуюся в единовластии (белого генерала с палкой). На задававшиеся наморен прямые вопросы ответ был молчание и предложение найти “большевистского адмирала” на его место. Комиссары старого Совкомбалта оказались прекрасными техническими работниками, но в политическом отношении неспособными, оторвавшимися от политики. Нужно отдать должное, что наморси Щастный оказывал большую услугу своими техническими познаниями при выводе флота из Финляндии. Его вызвали в Москву вовсе не для того, чтобы арестовать, но по приезде его и после объяснения… наморси Щастный был арестован»[889]889
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 2–3.


[Закрыть].

Среди выступавших отметим реплику большевика матроса И. Д. Сладкова, который заметил, что «никакая техника не помогла бы, если бы команда сама не пожелала уйти из Финляндии»[890]890
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 3.


[Закрыть]. А. Г. Железняков предложил присоединиться к резолюции «Рюрика». Еще один большевик, Н. А. Ховрин, заявил, «что поведение наморси Щастного было ясно контрреволюционное, а также указывает, как пример измены, на моряков командного состава Росса и Ненюкова, перешедших на сторону Германии и действующих против нас»[891]891
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 3.


[Закрыть]. И. А. Роос действительно перешел на финскую службу, но слухи о переходе Дмитрия Всеволодовича Ненюкова (1869–1929) к румынам впоследствии не подтвердились.

Некоторые предлагали доставить А. М. Щастного в Кронштадт, чтобы судить на месте. Первым это предложение внес анархист П. М. Скурихин. П. Е. Дыбенко поддержал его, проведя неожиданную параллель между ним и генералом Л. Г. Корниловым, и заявил, что последний был жертвой клеветы, поскольку «выяснилось, что Корнилов был ярым противником политики Керенского и его знаменитого приказа о наступлении 18 июня» 1917 г.[892]892
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 3–4.


[Закрыть], а неумеренные обвинения Корнилова со стороны большевиков в поддержке наступления создали ему героический ореол в глазах сторонников войны. П. Е. Дыбенко высказал опасение, что раздувание обвинений в адрес А. М. Щастного создаст ему такой же ореол героизма. В ответ на это И. П. Флеровский «приводит пример из истории французской революции о генерале Дюмурье»[893]893
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 4.


[Закрыть]. Обратим внимание на то, как хорошо ориентировались участники собрания – рядовые матросы – не только в недавней истории российской революции, но и в весьма отдаленных событиях революции французской. Напомним, что генерал Шарль Дюмурье (1739–1823) сначала, защищая революцию, разбил интервентов при Вальми и Жемаппе (1792 г.), затем попытался взбунтовать свою армию и повести ее на Париж под лозунгом восстановления монархии, но не получив поддержки, бежал к австрийцам. Нам представляется очень верной параллель, проведенная И. П. Флеровским между А. М. Щастным и Ш. Ф. Дюмурье.

Были оглашены письменные резолюции команд линкоров «Полтава», «Севастополь», «Андрей Первозванный», «Гражданин», крейсеров «Россия», «Баян», «Богатырь», 8 миноносцев, 2 канонерских лодок, штабного судна «Кречет» и учебного корабля «Республиканец» («Петр Великий») о присоединении к резолюции «Рюрика». Команда эсминца «Десна» прислала резолюцию, что воздерживается от голосования. В итоге резолюция «Рюрика» была поддержана 91 голосом (62 %), 25 голосовали против (17 %) и 31 воздержался (21 %)[894]894
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 6.


[Закрыть]. При открытии собрания присутствовало 175 человек, значит, 28 человек не голосовали или ушли до голосования. Если считать от первоначальной численности собравшихся, за резолюцию в поддержку Советской власти голосовали 52 %, а против – 14 %. Таким образом, резолюцию о поддержке ареста А. М. Щастного удалось провести сравнительно небольшим большинством. Соотношение голосов, на наш взгляд, вполне объективно отражает расклад политических сил на флоте, где большевики могли рассчитывать на 50–60 % влияния.

Было заслушано сообщение И. В. Фрунтова о политике ЧСУФЗ, который заявил, что исполнение их наказа делегации к московским рабочим и призывы к Учредительному собранию приведут к власти «какого-нибудь Скоропадского, как это и имело место на Украине»[895]895
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 7.


[Закрыть]. Он доказывал необходимость посылки продовольственных отрядов и борьбы с мешочничеством, а также подробно разъяснял «отвратительное поведение матросских отрядов», причем, вероятно, задел анархистов. В ответ на это П. М. Скурихин «нападает на Советскую Власть, говоря, что большевики изменили и не выполняют своих лозунгов»[896]896
  РГА ВМФ. Ф. р-29. On. 1. Д. 226. Л. 8.


[Закрыть]. Спору о политике в области снабжения хлебом не дал разгореться председатель И. М. Лудри, поставивший на голосование резолюцию, о которой говорилось выше.

Титанические усилия комиссаров принесли свои плоды. 3 июня И. П. Флеровский докладывал Л. Д. Троцкому: «Смущение и брожение команд, вызванное арестом бывшего наморси Щастного, можно считать более или менее ликвидированным. Три дня я был в Кронштадте, обходил самые влиятельные корабли… Настроение подавляющего большинства определилось в сторону Советской власти»[897]897
  Телеграмма И. П. Флеровского и С. Е. Сакса Л. Д. Троцкому. 3 июня 1918 г. // РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 12.


[Закрыть]. Однако почва для волнений еще сохранилась: «Даже в наиболее надежных командах проявляется резкое недовольство частью персонального состава морской коллегии. Чрезвычайно непопулярны Раскольников и Вахрамеев. Эта непопулярность дает великолепную возможность демагогам выступать против Советской власти, прикрываясь тем, что они выступают лишь якобы против отдельных лиц. Борьба с такой агитацией чрезвычайно затруднительна и между тем вреднее, чем открытые выступления врагов Советской власти»[898]898
  Там же.


[Закрыть].

Энергия И. П. Флеровского, С. Е. Сакса и нового состава Совкомбалта, помноженные на поддержку 50–60 % матросов флота, сделала свое дело – несмотря на то что А. М. Щастный не только не был освобожден, но и расстрелян, мятеж на флоте не произошел, большинство членов Совета флагманов остались на службе, а С. В. Зарубаев занимал пост командующего флотом не «две недели», как он обещал, а до января 1919 г.

Глава 12
Последняя

Пишущие о следствии по делу А. М. Щастного и о суде над ним в июне 1918 г., как правило, держат в уме события 1937–1938 гг. Поэтому на страницах книг и статей высказываются априорные суждения о полной сервильности советского суда образца 1918 г., о предопределенности приговора, о всемогуществе Л. Д. Троцкого и его способности расправиться с любым своим подчиненным. Не меньше вреда пониманию исторической реальности приносит «юридический» подход к делу, когда его материалы рассматриваются в политическом вакууме, без учета той ткани исторических событий, в которую было вплетено дело А. М. Щастного. Правда, надо отметить, что «профессиональные юристы», писавшие о суде над А. М. Щастным, например В. Е. Звягинцев, не дают себе труда разобраться в предъявленных ему обвинениях и в отсылках к тем или иным документам, содержащихся в материалах дела.

Такой подход далеко не нов. В феврале 1920 г. Г. А. Алексинский писал: «В верховном трибунале подобраны соответствующие люди: судьи – покорные исполнители, назначенные сверху для подписывания заранее заготовленных решений; на роли генерал-прокурора – бывший главкониз Крыленко (главковерхи закончились Духониным); следовательница его жена, истеричка Розмирович… другой следователь – эстонский “коммунист” и немецкий агент Кингисепп…»[899]899
  Алексинский Г. А. Указ. соч. С. 3.


[Закрыть]

А. М. Щастный был арестован в кабинете Л. Д. Троцкого 27 мая 1918 г. Как мы уже показали, это произошло далеко не сразу после начала разговора. С самого начала совещания велась его стенограмма, которая потом превратилась в стенограмму допроса. В кабинете присутствовал один стенографист, поэтому отмечалось, что он записывал лишь по указанию участников[900]900
  Протокол заседания Революционного трибунала при ВЦИК. 20 июня 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 175 об.


[Закрыть]. На наш взгляд, это обстоятельство не привело к выпадению из стенограммы существенных фрагментов. В то же время стенографист не разобрал или не успел записать некоторые слова, поэтому в машинописной расшифровке стенограммы имеются пропуски, отмеченные многоточиями, что в публикациях создает ложное представление о фрагментированности ее текста.

До момента ареста нарком и наморси успели обсудить ряд важных вопросов. Прежде всего, Л. Д. Троцкий спрашивал об обстоятельствах разглашения телеграммы 21 мая о минировании кораблей и о назначении за это наград. Из ответов А. М. Щастного было очевидно, что он действительно ознакомил с телеграммой самый широкий круг лиц, причем мнение членов старого Совкомбалта о необходимости широкого обсуждения этой телеграммы для него было неизмеримо важнее мнения И. П. Флеровского о том, что разглашать эту телеграмму не следует.

Важным эпизодом разговора стал спор наморси и наркома о том, как они оценивали степень деморализации личного состава флота. Л. Д. Троцкий вспоминал, что А. М. Щастный в конце апреля настаивал на полной небоеспособности моряков, называл флот «железным ломом» из-за непригодности команд. А. М. Щастный настаивал на том, что в конце апреля он заявлял, что флот «деморализован не вообще, а в отношении отдельных кораблей»[901]901
  Щастный А. М. Заметки на суде. 20 июня 1918 г. // РГА ВМФ. Ф. р-2244. On. 1. Д. 10. Л. 83.


[Закрыть].

Во вторую очередь наркома интересовали обстоятельства выступлений А. М. Щастного на совете 3-го съезда Балтийского флота, прежде всего, кто приглашал наморси выступать на съезде. А. М. Щастный не ответил на вопрос о приглашающих, так же как и на вопрос о том, когда именно был написан его конспект выступления – до приглашения или после. Из его ответов может сложиться впечатление, что его никто не приглашал выступать, а он сделал это по собственной инициативе. Л. Д. Троцкий так подвел итог ответам А. М. Щастного: «Я прошу выделить, что неназванные лица считали полезным, чтобы начальник Морских сил сделал доклад на съезде по всему объему тех вопросов, которые затронуты в этом конспекте. Прежде, чем решиться на такого рода доклад, бывший начальник Морских сил счел необходимым доложить как о получении приглашения, так и о своих мыслях совету съезда.

Совет съезда, с своей стороны, не предложил Щастному читать доклада политического характера перед съездом»[902]902
  Стенограмма допроса А. М. Щастного Л. Д. Троцким. 27 мая 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 87.


[Закрыть]. А. М. Щастный на это ничего не возразил.

На вопрос Л. Д. Троцкого, с какого момента А. М. Щастный признает И. П. Флеровского главным комиссаром флота, тот ответил, что вовсе не признает, поскольку «он не вступил в исполнение своей должности и я не получил официального уведомления»[903]903
  Там же. Л. 88.


[Закрыть]. Видимо, этот откровенно издевательский ответ довел Л. Д. Троцкого «до белого каления», потому что затем он быстро задал вопрос о том, признает ли А. М. Щастный Положение об управлении Балтийским флотом, а затем последовал ключевой вопрос: «Не было ли такого случая, чтобы вам ставили вопрос о вашем отношении к советской власти?» Ответ наморси: «Я считаю, что это совершенно ясно», – взорвал ситуацию. Происходившее можно понять, только если предположить, что А. М. Щастный отвечал на вопросы Л. Д. Троцкого с ироничным видом. Об этой его манере вспоминал А. В. Луначарский: «Адмирал Щастный встретил меня и тов. Раскольникова с загадочной и зловещей улыбкой, которую я отчетливо помню»[904]904
  Луначарский А. В. Указ. соч. С. 41.


[Закрыть].

Вероятно, в этот момент Л. Д. Троцкий крикнул: «Я научу Вас говорить!»[905]905
  Дело Щастного. В революционном трибунале // Заря России. 1918. 21 июня. № 47. С. 3.


[Закрыть] – и вызвал караул. После этого «был допрос и я был уже не Н[ачальни]к Мор[ских] сил: на меня кричал Тр[оцкий], стучал кулаком»,[906]906
  Щастный А. М. Заметки на суде. 20 июня 1918 г. // РГА ВМФ. Ф. р-2244. On. 1. Д. 10. Л. 2.


[Закрыть] – как записал А. М. Щастный во время суда. Дальнейший допрос являлся прямым продолжением разговора Л. Д. Троцкого и А. М. Щастного до ареста.

В этой его части были затронуты вопросы о судьбе форта Ино, о целесообразности передачи флотского имущества НПК, о назначении комиссаров Петроградского порта, об аресте Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука, о слухах, связанных с уничтожением флота и обвинениях большевиков в связях с немцами. Ответы А. М. Щастного с полным правом можно назвать уклончивыми. Вот типичный пример:

«Л. Д. Троцкий: Вы принимали какие-либо меры к тому, чтобы прекратить, приостановить эти слухи (о продаже флота немцам. – К. Н.), которые вы считали позорными. Ведь вы считали, что распространение об уничтожении флота принимается по немецкому приказу или [пропуск в тексте]…

А. М. Щастный: Я считал их в основе вздорными и чудовищными, и когда мне об этом доносили [пропуск в тексте]… Л. Д. Троцкий: Какие меры вы принимали, чтобы приостановить эти слухи?

А. М. Щастный: Я считал, что это долг каждого офицера командного состава.

Л. Д. Троцкий: А сами вы какие меры приняли?

А. М. Щастный: Никаких, кроме того, что сказал флагманам»[907]907
  Стенограмма допроса А. М. Щастного Л. Д. Троцким. 27 мая 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 94.


[Закрыть].

Гораздо проще и короче было бы ответить «нет» с самого начала.

Совещание в кабинете Л. Д. Троцкого, переросшее в допрос А. М. Щастного, продолжалось очень долго. Его стенограмма резко выделяется по объему среди других протоколов допросов по этому делу. Возможно, что он продолжался 6–7 часов. Протокол совещания военных специалистов с руководством Петроградской коммуны 9 мая примерно в полтора раза меньше по объему, а продолжалось это совещание 4 ½ часа.

Несомненно, Л. Д. Троцкий придавал этому разговору-допросу чрезвычайно важное значение. Кроме А. М. Щастного нарком лично допрашивал только Е. С. Блохина и С. Е. Дужека 5 июня. Судя по объему протокола, это был также длительный допрос, но все же в два раза короче, чем допрос А. М. Щастного 27 мая.

Если считать, что совещание началось около 12 часов, то оно должно было закончиться в 18–19 часов. Понятно, что в это время получить санкцию на арест в ЦИКе было невозможно. Поэтому А. М. Щастный был доставлен в Таганскую тюрьму и первые часы своего пребывания там «числился» за Л. Д. Троцким, а не за каким-либо учреждением.

Г. А. Алексинский, сидевший тогда в Таганской тюрьме, многословно вспоминал о том, как туда привезли «адмирала», как охрана безуспешно пыталась его изолировать от других заключенных, как он сам возмущался тем, что А. М. Щастный «числится» не за каким-либо учреждением, а «за Троцким». Это было, по его мнению, вопиющим беззаконием[908]908
  Алексинский Г. А. Указ. соч. С. 3.


[Закрыть].

На следующий день после ареста А. М. Щастного Л. Д. Троцкий направил в Президиум ЦИК письмо, информирующее об аресте бывшего наморси и его заключении в Таганскую тюрьму. В письме содержалась просьба «назначить специальное лицо или комиссию для производства судебного расследования»[909]909
  [Письмо Л. Д. Троцкого в Президиум ЦИК. 28 мая 1918 г.] // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 1.


[Закрыть]. В тот же день ЦИК принял решение «одобрить действия Наркома по военным делам т. Троцкого и поручить т. Кингисеппу в срочном порядке производство следствия»[910]910
  Выписка из протокола заседания Президиума ЦИК № 26. 28 мая 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 3.


[Закрыть].

Вокруг А. М. Щастного сразу начал складываться миф. «Щастным усиленно интересуются в тюрьме. Среди заключенных и администрации распространяются рассказы о том, что он был арестован по личному распоряжению Троцкого, в кабинете последнего, что аресту предшествовало резкое объяснение, во время которого Троцкий позволил себе говорить со Щастным таким тоном, каким любят говорить Троцкие, когда они чувствуют, что сила на их стороне; что Щастный оборвал наглеца…»[911]911
  Алексинский Г. А. Указ. соч. С. 3.


[Закрыть]

Г. А. Алексинский писал: «Спасти флот Щастный мог также лишь потому, что пользовался влиянием на матросов, что делало его еще более ненавистным для Троцкого… В Москву прибыла делегация балтийских матросов – протестовать против ареста Щастного. Они привезли ему хлеб-соль и, явившись в тюремную контору, говорили оттуда с кабинетом Троцкого по телефону, не стесняясь в матросских выражениях. Крепко говорили они и придя с визитом в морской комиссариат. Но Троцкий сумел обойти их, обещав им скорый и правый разбор дела Щастного, и они уехали восвояси, а Щастный остался в тюрьме… Он лично не возлагал особых надежд на вмешательство матросской делегации и как-то говорил… “Они люди хорошие и искренне хотели бы мне помочь. Да большевики сумеют опутать их”»[912]912
  Алексинский Г. А. Указ. соч. С. 3.


[Закрыть]. Как видим, А. М. Щастный признавал влияние большевиков на балтийских моряков, которое превышало его собственное.

В составе ЦИК имелся следственный отдел. В него входили большевики – Елена Федоровна Розмирович (1886–1953), В. Э. Кингисепп и левый эсер Александр Федорович Диасперов (1883–1931)[913]913
  РГА ВМФ. Ф. р-2244. On. 1. Д. 32. Л. 1.


[Закрыть]. Поскольку Е. Ф. Розмирович была женой Н. В. Крыленко, назначенного обвинителем на процесс А. М. Щастного, она не принимала участия в следствии. Не участвовал в нем и А. Ф. Диасперов. Вся работа легла на В. Э. Кингисеппа, хотя его эстонская фамилия провоцировала слухи о «немецком следе». Г. А. Алексинский, известный борец с «германо-большевистским заговором», описывал его так: «Немецкий агент Кингисепп, в лице которого германская контрразведка обеспечила себе прочную связь с верховным трибуналом советской республики и не менее прочное влияние на ход разбираемых дел»[914]914
  Алексинский Г. А. Указ. соч. С. 3.


[Закрыть].

Со 2 июня В. Э. Кингисепп начал следствие. В этот день он получил собственноручные показания Ф. Ф. Раскольникова. А. М. Щастного он допрашивал 3, 8, 9 и 10 июня. Он также допросил Е. С. Блохина и Е. Л. Дужека (6 июня). Кроме того, были собраны показания Л. Д. Троцкого, В. М. Альтфатера, И. П. Флеровского и С. Е. Сакса. Допросы завершились 10 июня. После этого, в принципе, можно было начинать суд, но Верховный трибунал не мог получить ряд ключевых документов вплоть до 19 июня. Показания И. П. Флеровского и С. Е. Сакса были запрошены В. Э. Кингисеппом 4 июня, а доставлены в Москву лишь 19 июня[915]915
  Показания И. П. Флеровского // Архив УФСБ по СПб и Л О. Д. П-86300. Л. 148 об.


[Закрыть]. С 11 по 19 июня трибунал безуспешно запрашивал копию резолюции Минной дивизии[916]916
  РГА ВМФ. Ф. р-5. On. 1. Д. 109. Л. 40.


[Закрыть].

3 июня на допросе А. М. Щастный рассказывал о том, как стал командующим флотом, о проблеме проводки «Новиков» через мосты в Петрограде, об исполнении телеграммы о денежных наградах от 21 мая[917]917
  Протокол допроса А. М. Щастного следователем В. Э. Кингисеппом. 3 июня 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 114–115.


[Закрыть]. На следующем допросе речь шла о создании Совета флагманов и Совета комиссаров и вновь о телеграмме 21 мая[918]918
  Протокол допроса А. М. Щастного следователем В. Э. Кингисеппом. 8 июня 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 138–140 об.


[Закрыть]. 9 июня речь шла об установлении демаркационной линии в Финском заливе[919]919
  Протокол допроса А. М. Щастного следователем В. Э. Кингисеппом. 9 июня 1918 г. // Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86300. Л. 141.


[Закрыть].