Текст книги "Грань"

30

«Что, черт возьми, происходит? Где тебя все это время носило?» – клокотал в наушниках голос моего начальника.

Раздражение, злоба, да и почти любая другая эмоция, обычно слегка смягчаются, проходя сквозь китайскую пластмассу и металл, но его настроение улавливалось мною сейчас безошибочно.

– Лавинг установил местонахождение дочери Кесслера. Но с ней уже все в порядке. Лавинг ранен.

– Рана серьезная? – спросил Эллис.

– Неизвестно. Хотя крови он потерял не много… Арон, для бегства он использовал вертолет.

– Что-что?

– Клэр попытается его вычислить, если сможет. Ты когда-нибудь слышал, чтобы к услугам «дознавателя» был вертолет?

После недолгой паузы:

– Нет. Такого еще не случалось.

– Значит, заказчик очень богат или имеет профессиональный доступ к «вертушкам», чтобы поднять одну из них в воздух без положенных формальностей.

– Что ты собираешься делать?

– Я только что поместил девочку в спецучреждение. Там действительно безопасно. Ее привезли под именем Джейн Доу, свидетельницы по делу об убийстве наркоторговца. Даже если у Лавинга внутри кто-то есть, сомневаюсь, что она привлечет его внимание. К тому же я попросил начальника тюрьмы отключить на сегодня всю связь с внешним миром. Мы по-прежнему разбираемся с двумя делами, которые вел Кесслер, чтобы понять, кто мог заказать его. Клэр ищет медика не из числа наших знакомых, согласившегося подлатать рану Лавинга.

– Послушай, Корт, – перебил меня Эллис, – я делаю все, что в моих силах, но…

– Ты об Уэстфилде?

Мне с самого начала было ясно, почему шеф в дурном расположении духа.

– Да, о нем. Почему ты просто не проигнорировал его? Зачем понадобилось врать о доставке в центр заключения?

– Чтобы выиграть время. Если бы я отмахнулся от него, он сделал бы все, чтобы разыскать меня. А я на задании. Я не могу позволить ему мешать мне, пока у меня на руках клиенты. По крайней мере зная, что имею дело с Лавингом.

– Ему вполне по силам добиться твоего увольнения, – заметил Эллис.

– Я надеялся, что к этому времени у меня будут ответы на все вопросы. А главное – имя заказчика.

Или труп Лавинга в полиэтиленовом мешке. Стоило ему подняться во весь рост там, у дома Картера в округе Лоуден, и дело закончилось бы именно так.

– Но у нас пока ничего нет.

– Верно. Только, пожалуйста, избавь меня от него хотя бы сегодня до конца дня, Арон. Скажи ему, что у нас в разгаре крайне секретная операция.

– По поимке Лавинга?

– Ни в коем случае! Это только подольет масла в огонь. Нет, намекни ему, что у меня появилась ниточка, ведущая к заказчику. Скажи, что его теория о причастности к делу террористов начинает приобретать реальные очертания.

– Опять «свистишь»?

Законный вопрос, подумал я, учитывая методы, которые мы уже использовали.

– На этот раз – нет. Расследуем пересылку денег на Ближний Восток. Крупные суммы уходят в Саудовскую Аравию и оседают на счетах десятков подставных фирм.

– Вот это уже горячее.

– Главное, Уэстерфилду это понравится. Впереди у него замаячит громкий процесс, который украсит его послужной список. Клэр сейчас проверяет информацию, собранную мною в доме Грэма – того типа из министерства обороны, чей чек подделали. Мы продвигаемся вперед. Но мне нужны Кесслеры. Если придется, вали все на меня. К этому я готов. Но я не могу сейчас отдать их ему.

– Постараюсь помочь. – Эллис вздохнул.

Мы разъединились, и я погнал машину назад, к явочному дому у Грейт-Фоллз. Связался с Ахмадом, ввел его в курс дела и узнал от него, что у них все спокойно. Только Джоанн с мужем поссорились. Из-за какого-то пустяка. Впрочем, я и раньше замечал, что свары между клиентами обычно разгорались по мелочам. Потом трубку взял Райан. Казалось, он был трезв. Я сообщил ему об инциденте у дома Билла Картера, заверив, что теперь ситуация под контролем. Аманда и их друг находятся под надежной федеральной охраной. Потом я поспешил отключить телефон, прежде чем в разговор вклинилась перепуганная Джоанн.

Было около шести вечера, и усталость давала о себе знать.

Но телефон не умолкал. Теперь на нем определился номер Дюбойс.

– Это я. Говори, что там у тебя.

– Пара пунктов. Сначала о вертолете… Кстати, я заметила, что женщины никогда не пользуются термином «вертушка». Я разговаривала с тремя мужчинами и тремя женщинами. Для мужчин это была «вертушка», но для женщин обязательно «вертолет» или даже «геликоптер».

Слава Богу, к Дюбойс вернулась способность подмечать странности. Значит, пережитое у Грэма для нее осталось в прошлом.

– Никакого полетного задания не существовало. Я долго размышляла, что это значит. Исходила из предположения, что это не вертолет одной из государственных служб – противопожарной или полицейской…

– Едва ли.

– И это не чартер. Компании, сдающие летательные аппараты внаем, очень тщательно следят за этим. Один неправильно оформленный полет – и прощай лицензия. А стало быть, этим вертолетом владеет частное лицо.

– Памук? Он ведь называет себя инвестиционным банкиром, а значит, может это себе позволить. Или у него есть богатый клиент.

– Теперь информация по делу Грэма. Я уже получила аналитические материалы через нашу систему ОРК.

– Ничего себе! Ты быстро работаешь.

– Так ведь вы и велели сделать это быстро. Есть кое-какие адреса.

– Что-нибудь поблизости?

– Вы не поверите, но это совсем близко. Площадь Дюпона в Вашингтоне.

Я допускал и такую возможность, но опасался, что речь скорее пойдет о Гринвич-Виллидже в Нью-Йорке или Феллз-Пойнте в Балтиморе, что было бы гораздо проблематичней, поскольку я хотел побывать на месте сам.

– Отправь мне адреса электронной почтой. И отдельное спасибо за оперативность.

– Сейчас я переключилась на медиков. Отсеиваю по специализации. Как вы думаете, в каком месте пуля зацепила Лавинга?

– Понятия не имею.

– Если бы она задела кость, было бы легче искать.

– Почему?

– Тогда ему понадобился бы хирург и ортопед в одном лице. Сузилось бы поле для поиска. Так вы не припомните?

– Нет.

– Жаль, но я все равно его вычислю. Ясно только, что это не ухо-горло-нос. А адреса сейчас передам текстовым сообщением на телефон.

Наш разговор на этом закончился.

А через минуту вся информация по делу Грэма уже лежала в памяти моего мобильника. Я быстро прочитал ее и остановился на обочине шоссе. Выделил и скопировал адрес в устройство джи-пи-эс, потом нажал на кнопку «Начало маршрута» и стал послушно следовать командам, которые подавал мне синтезированный женский голос.

31

Так я и добрался до площади Дюпона, в прежние годы центра домостроения, через который протекал симпатичный канал, где, кроме того, располагалась знаменитая скотобойня. Теперь это был один из наиболее фешенебельных районов столицы нашего государства.

По дороге я понял, почему меня так раздражает автоматический голос спутникового навигатора. Его интонации очень напоминали манеру Крис Тизли – помощницы Уэстерфилда. Однако устройство помогло мне подъехать прямиком к фасаду магазина в самом начале ответвлявшейся от площади Коннектикут-авеню. Несколько вальяжных продавцов торговали подержанными компакт-дисками. Среди покупателей преобладала молодежь слегка за двадцать, разбавленная несколькими потрепанными жизнью бородатыми любителями музыки примерно моего возраста. Я подошел к юноше-кассиру, показал ему свое удостоверение, а заодно и фото человека азиатской наружности, забравшего монеты с почты в Нью-Джерси – фигуранта дела Грэма.

Кассир сказал, что ничего не знает о нем. Я опросил еще четверых или пятерых продавцов. Но и они, как выяснилось, тоже ничего не знали ни о поддельных чеках, ни об азиате, изображенном на фото.

Наконец, окинув в последний раз взглядом магазин, я вышел через дверь со старомодным звонким колокольчиком. Посмотрев по сторонам, направился к расположенной рядом кофейне. Площадь Дюпона живет за счет шика, и заведение, называвшееся «Кафе», отличалось с лихвой: от претенциозного, с французским ударением наименования до ценника в тридцать долларов за полкило темных бобов внутри одной из банок. Я заказал черный фильтрованный колумбийский кофе – самый дешевый в меню, где числились десятки невероятно экзотических смесей, ни одна из которых, с моей точки зрения, кофе как таковым не была.

Меня опять посетило воспоминание из тех, к каким лучше не возвращаться. Я вспомнил, что Пегги всегда заказывала мокачино. Для меня так и осталось загадкой, что это такое, но я живо представил себе сейчас ее лицо сердечком, с предвкушением склонявшееся к чашке. Однажды Пегги объяснила мне, почему ей так нравилось ходить по супермаркетам: она получала удовольствие, наблюдая, как люди покупают себе свои излюбленные деликатесы.

– Жизнь так трудна, – добавила она, – и именно такие маленькие радости помогают нам всем справляться с ее тяготами.

Как верно подмечено, подумал я тогда. Но только теперь я действительно понял, насколько Пегги была права.

Я отхлебнул немного кофе, поставил все еще очень горячую чашку на столик и начал составлять текстовое сообщение с деталями по делу Грэма, когда входная дверь кофейни чуть слышно скрипнула. Все еще не отводя взгляда от дисплея телефона, я почувствовал, как рядом появилась чья-то тень. Подняв глаза, я увидел перед собой паренька лет двадцати с небольшим. Белокожий, симпатичный, стройный юноша в джинсах и сильно помятой полосатой рубашке.

– Вы ко мне?

– Я работаю в магазине, куда вы только что заходили. – Я промолчал, и он повторил: – Я там работаю.

– Как тебя зовут?

– Стю. – Он настороженно смотрел на меня. – Вы ведь кое-чем интересовались? Я имею в виду, в нашем магазине?

В его устах утверждения превращались в вопросы.

Я посмотрел ему в глаза. Он поспешно отвел их.

– Так чего же ты хочешь? – спросил я.

– Вы наводили справки о Джимми Суне. Я знаю его.

– А ты знаешь, где он сейчас? Мне необходимо разыскать его.

– Вы, типа, агент ФБР?

– Где Джимми? Тебе это известно?

После некоторого колебания:

– Нет.

– Присядь-ка, – показал я на соседнее кресло.

Он сел и свел ладони вместе перед собой. Люди, с которыми мне приходится иметь дело, частенько принимают эту позу, но в основном потому, что запястья им сковывают наручники.

– Откуда ты знаешь Джимми? – строго спросил я.

– Он иногда заходит к нам в магазин. Ему нравится музыка. А почему вы там искали его? Я имею в виду, именно в магазине?

– Отследил по кредитной карточке. Он же делает у вас покупки?

– Ах да, конечно.

– У него большие неприятности. Было бы лучше, если бы нам удалось найти его.

– Я думал… То есть я хотел сказать, что слышал о какой-то проблеме. Это связано с чеком?

– С поддельной подписью на чеке.

– Но ведь дело закрыли, – сказал Стю. – Я сам слышал. Значит, никаких неприятностей у него больше нет.

Он развел руки в стороны и робко мне улыбнулся. Я не ответил на улыбку.

– Дело прекращено, но только полицейским управлением округа Колумбия.

– Как это?

Я пустился в объяснения:

– Пойми, одно и то же преступление подпадает под действие различных юрисдикций. Они могут подразделяться по географическому признаку. К примеру, если ты совершишь почтовое мошенничество, тебя будут преследовать во всех штатах, где от твоих действий пострадали люди – быть может, во всех пятидесяти. И в каждом штате будет заведено отдельное уголовное дело. А еще юрисдикция может делиться между различными правоохранительными органами. Скажем, убийство агента ФБР расследуется как на уровне штата, так и на общефедеральном уровне.

– О Боже!

– Этот твой Джимми Сун похитил чужую чековую книжку в вашем округе. Местная полиция может счесть дело бесперспективным и прекратить его. Но ведь он использовал Интернет, чтобы отмыть деньги.

– Отмыть деньги?

– Он приобрел золотые монеты, а затем, как мы предполагаем, продал их, чтобы снова иметь на руках наличные. Это и называется отмыванием денег.

– Правда?

– Не сомневайся. И это уже в моей юрисдикции. Преступление федерального уровня, и очень серьезное. А потому, Стю, если ты располагаешь информацией о местонахождении Джимми Суна, лучше немедленно поделись ею со мной. Введение в заблуждение федерального агента также рассматривается как правонарушение. А сокрытие сведений о преступнике может привести тебя на скамью подсудимых как его сообщника. Повторяю, все это очень и очень серьезно.

– Но если никто физически не пострадал и сама жертва не хочет, чтобы искали виновных… В чем тогда проблема? Я не понимаю.

– Что думает жертва, не имеет значения.

– Но это же бессмыслица какая-то!

– А ты взгляни на это немного иначе, Стю. Предположим, я тебя убил. – При этих словах он содрогнулся всем телом. – Ты уже мертвец. У тебя нет никаких мыслей или желаний, так?

– Да уж, наверное.

– Но ведь преступление было совершено. Или вообрази, что я местный громила. Я отбираю у тебя машину, а ты так меня боишься, что не хочешь заявлять в полицию. Но множество свидетелей видели, как я обворовал тебя. В таком случае копы все равно обязаны арестовать меня. Ты можешь даже не давать показаний, их дадут другие. И меня упекут за решетку.

– Я и не предполагал…

– У меня есть ордер на арест Суна. – Я похлопал себя по карману пиджака.

– В самом деле?

– В почтовом отделении, где он забирал монеты, купленные на деньги по фальшивому чеку, стоят видеокамеры, и его отчетливо видно на записях.

– Но…

– Хорошо ли ты знаешь Джимми? Рассказывай как на духу, Стю.

Молодой человек понурил голову.

– Он мой партнер. Можно сказать – любовник.

– Понимаю. Он живет с тобой вместе?

– Нет. У его родителей очень консервативные взгляды. Они что-то подозревают, но не знают наверняка.

– Ты окажешь ему огромную услугу, если уговоришь сдаться. Департамент внутренней безопасности уже завел на него досье.

– ДВБ им тоже интересуется?

– Да, террористической угрозой всегда занимаются, в том числе и они.

– А при чем здесь терроризм? – Теперь Стю действительно перепугался.

– Есть версия, что похищение Суном чековой книжки – часть плана спецслужб Северной Кореи. Ее хотели использовать для шантажа жертвы – Эрика Грэма. Он ведь работает на Пентагон.

– Господи Иисусе, нет! Этого не может быть!

– Ты не замечал за Джимми ничего, что подтвердило бы такие подозрения?

– Разумеется, нет. Он отличный парень. И очень милый. Да и семья его из Южной Кореи!

Я только усмехнулся:

– Террористы умеют быть обаятельными. А в Сеуле кишмя кишат шпионы с Севера.

– Но он не может быть террористом!

– А вот это решат прокурор и суд. Моя задача только взять его. По возможности не причинив вреда. Очень надеюсь…

– Боже милосердный!

Я склонился ближе к нему.

– Судя по данным, которыми мы располагаем, он, вероятно, крайне опасен. В этом районе сейчас действует наша опергруппа особого назначения. Они были готовы к штурму магазина, окажись он там. Сейчас они взяли другой след. – Я посмотрел на часы и сдвинул брови. – Двадцать минут назад их командир выходил со мной на связь. Кажется, они установили его местонахождение. И у них приказ стрелять на поражение, если он не сдастся по первому требованию.

Юноша только тихо охнул.

Я вгляделся в его побледневшее лицо.

– Если он хотя бы немного дорог тебе, ты обязан нам помочь. Потому что в ходе боевой операции его могут убить. Наши спецназовцы постоянно имеют дело с обвешенными взрывчаткой самоубийцами и другими преступными типами, создающими угрозу для жизней ни в чем не повинных людей.

И тут Стю заплакал. Крупные слезы выкатились из его глаз.

– Все это было моей идеей, а вовсе не Джимми, – запричитал он срывающимся голосом. – Он мне всего лишь помог немного… Боже мой, позвоните им скорее, тем людям из ФБР, о которых вы только что говорили. Передайте им, что он совсем не опасен.

Но я посмотрел на него еще более мрачно:

– Сначала тебе придется дать мне подробные объяснения.

– Это я украл чековую книжку, я открыл счет в Интернете. Это все я, а не Джимми. Он только и сделал, что забрал монеты из почтового ящика.

– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем ты толкуешь.

Стю вытер щеки ладонями.

– Тот человек, у которого украли книжку…

– Да, Эрик Грэм.

– Это… Словом, он мой отец.

– Значит, ты Стюарт Грэм?

Он энергично закивал.

– О, какой же я глупец! Что я натворил! Это все моя вина. Пожалуйста, позвоните им.

– Как только ты до конца все мне выложишь.

– Но я свалял такого дурака!

– Рассказывай, Стю. Чем раньше мы узнаем правду, тем легче все закончится для Джимми.

Он снова смахнул влагу из уголков глаз.

– Мой отец, он… очень жесткий человек. Ему всегда хотелось, чтобы я получил образование там же, где и он. В Принстоне. Он был одним из тех, кого там негласно называли Главарем курса. Слышали о таких? От меня он требовал того же. Но только я ненавижу этот университет. Мое место здесь. – Круговой жест руки означал, видимо, окрестности площади Дюпона. – Здесь мне все по душе. Я люблю Джимми, наших с ним друзей. Я совсем не похож на этих хозяев жизни из Лиги плюща. Но отец и слушать ничего не хочет.

– А при чем здесь подделка чека?

– При том, что я трус хренов по натуре. – Он схватил со стола салфетку и высморкался. – У меня не хватило смелости сказать отцу, что я не хочу нынешней осенью возвращаться в университет. Я так боюсь его! И мама тоже его боится. Он на всех нагоняет страх. Мне он постоянно твердит: «Ты же не собираешься стать моей третьей дочкой, а?» Заставил меня играть в американский футбол, притом что я вешу всего шестьдесят пять килограммов. Представляете меня среди этих верзил в футбольной команде? Но он упорно возил меня на тренировки. «Будь мужиком. Заставь меня гордиться тобой. Иди по моим стопам». А у меня твердости не хватало сказать «нет».

– И тогда ты снял деньги с его чековой книжки, чтобы он не смог заплатить за твою учебу?

– Трусливый прием, да?

– А Джимми ты попросил забрать монеты, которые купил сам.

Стю кивнул.

– Он не сделал ничего дурного. Богом клянусь! Только помог, и все. В Нью-Джерси живет его семья, и он часто у них бывает. Потому мы и решили заказать доставку туда, а не в Вашингтон.

– А потом отец обо всем узнал и забрал заявление из полиции.

– Да, он как-то узнал, к моему ужасу.

Нетрудно было вообразить себе разыгравшееся между отцом и сыном пиротехническое шоу.

– Что ты сделал с деньгами?

– Мне не деньги нужны были.

– Понимаю, но все же хочу знать, как ты ими распорядился.

– Мы немного оставили себе, а остальные пожертвовали фонду борьбы со СПИДом и «Международной амнистии». Мне противна мысль, что мой папаша так хорошо зарабатывает на разработке нового оружия. Именно это он делает по заказам Пентагона. И притом страшно доволен собой. Строит из себя супермена. Мне хотелось, чтобы раз в жизни его деньги пошли на добрые дела.

– Не мог бы ты в таком случае дать мне координаты кого-нибудь в «Амнистии», кто подтвердил бы твои слова? – попросил я.

Стю просмотрел дисплей своего блэкберри, потом продиктовал имя и номер телефона.

– Зафиксировано? – спросил я.

Парень снова вздрогнул от неожиданности и нахмурился.

– Не пугайся, это я разговариваю уже не с тобой, – объяснил я.

– Сейчас проверю, – услышал я в наушнике голос Дюбойс.

– Нам придется немного подождать, – сказал я Стю.

Парень обмяк в кресле и снова вытер нос. Потом оглядел кофейню и неожиданно рассмеялся:

– Мы все время ходим сюда. Джимми и я.

Я промолчал.

– Знаете, что он мне здесь рассказывал буквально позавчера?

– Что же?

– Когда упоминают о Корее, все думают, что там пьют только чай. Чай, и ничего больше. Как в Китае или Японии. Но вот последний корейский император, которого звали Сун-Йонг, обожал все западное и с начала 1920-х годов завел у себя во дворце обычай пить кофе. Они с отцом любили за чашкой кофе обсуждать мировую политику. И конечно, слух скоро просочился за стены дворца. Кофе стал моден среди простых горожан. Они всегда подражали своим правителям. И сейчас в Южной Корее пьют больше кофе, чем в любой другой азиатской стране. У них в кофейнях даже дежурят специальные проститутки, которых можно снять только там. Их называют «девушки да-банг».

Потом он замолчал. Признаюсь, мне не часто приходилось видеть перед собой человека более печального. Слезы опять хлынули из его глаз.

– Умоляю вас, – пробормотал он. – Позвоните людям из ФБР. Скажите им, что Джимми совершенно не опасен.

Потом я услышал голос Дюбойс:

– Все подтвердилось. Они перевели «Международной амнистии» тридцать одну тысячу.

– Хорошо, – сказал я. – Передайте опергруппе приказ отменить операцию.

– Какую операцию? – Моя помощница, видимо, не все расслышала в нашем разговоре.

– Я перезвоню через пару минут. – С этими словами я отключился.

При других обстоятельствах я бы не преминул заставить Стю еще немного помучиться неизвестностью, но не мог забыть самовлюбленной наглости Грэма и его оскорбительного тона с Дюбойс. И потому сказал только:

– Вижу, дело действительно можно на этом прекратить. При условии, что не будет рецидива.

– Нет, сэр, не будет. Чем угодно клянусь, не будет!

Я поднялся и направился к выходу, но потом обернулся к нему.

– На будущий год твой отец, возможно, найдет средства или даже займет деньги на твою учебу. Хотелось бы мне знать, что ты придумаешь тогда?

Молодой человек поднял на меня свои покрасневшие глаза. Но лицо его теперь выражало не грусть, а решимость.

– Я скажу ему, чтобы он шел ко всем чертям!

Я поверил ему и даже одобрительно кивнул:

– Вот и правильно.

Выйдя из кафе, я подвел черту по крайней мере под одним из дел, которые расследовал Райан Кесслер, и снова позвонил Дюбойс.

– Вы оказались правы, – признала она.

Эта версия зародилась у меня еще в кабинете Эрика Грэма, когда я изучал фото на стенах и наблюдал, как отреагировал хозяин на предположение Дюбойс, почему кому-то понадобилось натравить на него Лавинга. Уже тогда стало ясно, что он говорит правду – его никто не шантажировал. Проведенный позднее моей помощницей компьютерный анализ выражения его лица и жестов подтвердил этот вывод. Но тогда мне бросился в глаза снимок молодого человека – предположительно сына Грэма – в обществе другого юноши, чья азиатская внешность наводила на мысль о том, что он причастен к махинации с чековой книжкой. Затем Дюбойс воспользовалась не только нашим незаменимым ОРКом, но и десятком других баз данных, содержавших сведения о кредитных картах, регистрации транспортных средств, фотороботы преступников, просмотрела записи в блогах и социальных сетях, школьное досье, страховку, список телефонных контактов и огромный объем прочей информации.

Худощавый белый юнец действительно оказался Стюартом Грэмом. А азиат – корейцем Джимми Суном. В прошлом за ним не числилось никакого криминала. Он был активистом в движении за права сексуальных меньшинств, студентом выпускного курса колледжа имени Джорджа Вашингтона и постоянно жил в районе площади Дюпона.

Мы выяснили, что Стюарт подрабатывал продавцом в магазине «Музыкальная галерея», также расположенном в том районе.

Когда я вспомнил, что высокомерный болван Эрик Грэм превратил свой кабинет в святилище Принстонского университета, у меня зародилось подозрение, что из-за этого между отцом и сыном могли возникнуть крупные разногласия. Нельзя было исключить того, что парень причастен к краже чековой книжки. Однако чтобы объективно проверить справедливость этого предположения, мне пришлось повидать его самому, сделав вид, что я ничего не знаю о нем.

– Позвольте задать вам один вопрос? – В голосе Дюбойс звучало любопытство и лукавство. – Ваш якобы существовавший ордер вы, как я понимаю, назовете угрозой, а мой списали как пустой блеф. Почему?

Хороший вопрос. Она почти поймала меня. Но я знал, что ответить:

– Мой так называемый ордер выписан на имя Джимми. А его не было в кофейне. Как обнаружился бы мой обман? Твой ордер был на имя Грэма. Если бы он потребовал предъявить его, прислав по факсу, что бы тебе оставалось?

– А! Ерунда. Бумага побеждает камень.

Хотя я стараюсь никого не посвящать в подробности личной жизни, Дюбойс наверняка слышала о моем пристрастии к настольным играм.

– Что ж, умно, – признал я почти против воли.

– Значит, у нас остается дело Памука как единственная реальная причина, поставившая Райана под удар?

– Вероятно.

– А я как раз занималась… Одну секундочку. – И Клэр взволнованно продолжила: – Только что пришла электронная почта. Это четкая наводка на того, кто оказал Лавингу медицинскую помощь.

– Продолжай.

– Подождите, я еще читаю… Это его двоюродный брат.

После того как Лавинг убил Эйба Фэллоу, мы постарались добыть каждую подробность его жизни и прежде всего установить, есть ли у него близкие родственники. Мы знали, что родился он в Виргинии, но ни один из членов его семьи не жил ближе нескольких сотен километров от столицы. Родители Лавинга умерли. Была у него и сестра, с которой он время от времени виделся, но и она какое-то время назад погибла в результате несчастного случая.

О существовании кузена мне тоже было известно.

– Тот самый, что изучал медицину в Нью-Йорке?

– Да, он. И лицензию он получил в наших краях, переехав около двух лет назад в Фоллз-Черч. Сейчас он штатный врач в Арлингтонской больнице, – продолжала Дюбойс. – Быстренько просматриваю его телефонные контакты… Так. Буквально через полчаса после того, как вы ранили Лавинга в дома Картера, двоюродному брату позвонили по городскому телефону с блокировкой определителя. Разговор продолжался три минуты.

– Что ты о нем знаешь?

– Холостяк, тридцать два года. Никаких проблем с законом, кроме пары нарушений правил движения. Зовут его Фрэнк Лавинг. Имел опыт работы в реанимации, но сейчас больше занимается хирургией. Диплом получил с отличием, а закончил медицинский факультет Нью-Йоркского университета.

Она дала мне адрес.

Поблагодарив Дюбойс, я завел «хонду», вбил адрес в джи-пи-эс и влился в транспортный поток. Потом позвонил Фредди и первым делом сообщил, что подделка чека Грэма не приведет нас к заказчику. А потом рассказал о том, где, по всей вероятности, Лавинг получил медицинскую помощь.

– Думаешь, он все еще там?

– Он, конечно, постарается убраться оттуда как можно скорее. Но давай исходить из того, что ему пришлось задержаться. Отправь туда пару небольших опергрупп, но предупреди, чтобы действовали тихо и аккуратно.

– Сейчас подберу ребят.

– И, Фредди…

– Не говорить ничего Уэстерфилду, – продолжил за меня агент.

– Именно, – подтвердил я.

– Без проблем. Он бывает законченным мудаком, в этом я с тобой согласен. Зато ассистентка у него – горячая штучка.

– Только если ты любишь жемчужины, – серьезно заметил я.

– Ты опять на редкость удачно сострил, сынок, – хихикнул в трубку Фредди. – Уж не знаю почему, но это дело помогает тебе открыться с совершенно новой для меня стороны.