Текст книги "Грань"

68

– Поуг! Что, черт возьми, с тобой приключилось? – К стыду своему, я не мог понять, какое чувство преобладало во мне: радость от того, что я вижу его живым, или удивление, что ему удалось выкарабкаться.

Поуг ничего не ответил, но поскольку я все еще пялился на него, напомнил:

– Так ты дашь мне воды или нет?

– Конечно. Извини. – Я протянул ему целую бутылку. Он выпил примерно половину, а остальное вылил себе на голову. Потом протер глаза и посмотрел на стоявшего рядом санитара:

– Не взглянете, насколько у меня тут все серьезно? – И он кивнул на обожженную руку, закашлялся, сплюнул, скорчил гримасу – его дыхательные органы тоже пострадали.

Два медика тут же занялись им, заставив сесть. Но Поуг категорически отказался лечь на носилки и принять обезболивающее. А когда санитар начал разрезать рукав, Поуг резко отстранился.

– Не надо этого делать! Зачем портить хорошую вещь?

Он расстегнул молнию и снял куртку.

Ожог выглядел очень серьезным, но Поуг потерял к нему всякий интерес, едва врачи взялись обрабатывать его.

– Что произошло? – снова спросил я. – Как тебе удалось?..

– Пожар на время запер меня, как в ловушке, в углу зала. Когда же я выбрался по лестнице снова на балкон, туда бросили еще одну зажигательную гранату. Я застрелил последнего из сообщников Лавинга, но жар вокруг меня стоял невыносимый. По шахте лифта я спустился в подвал, но там вырубился. Очнулся полчаса назад и, не зная, что творится у фасада, пролез через подвал к заднему выходу из здания.

Я сказал ему, что Лавинг тоже воспользовался одним из аварийных выходов.

– А с чего ты начал хромать?

Пришлось объяснить ему причину.

– Ничего себе! Но, как я слышал, ты разделался с подонком?

– Не я. Райан Кесслер.

– Еще один сюрприз, – усмехнулся Поуг. – Как же он сюда вырвался?

– Джоанн.

Поуг только покачал головой:

– Надо же, жена сама толкнула его на это. Но с ним все в порядке?

– Вроде бы да.

Поуг поморщился то ли от боли, потому что ему начали накладывать перевязку, то ли при виде моей, должно быть, странной реакции на то, что он остался в живых.

– Ну и девчонка, доложу я тебе, – сказал он потом. – Перечный спрей! Чуть не запорола весь наш план. Хотя я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как корчился от боли тот гад.

Характер…

– А что с заказчиком? – спросил Поуг, глядя в сторону просторных полей, позади которых проходили, скрещиваясь, с полдюжины автомагистралей.

– Лавинг успел предупредить его. Но у меня появилось несколько очень перспективных зацепок. Моя помощница сейчас анализирует их.

Я еще раз поблагодарил его за все, и мы договорились не терять контакта. Пожелай он когда-нибудь уйти из своей организации, у меня Поуг получил бы работу в тот же день. Хотя в одном отношении он нам не совсем подходил. Не был обучен бежать от опасности при первом же намеке на нее, что должен на уровне инстинкта делать любой «пастух».

Я перестал использовать борт пожарной машины в качестве опоры и перенес часть веса тела на ногу с изуродованным большим пальцем.

Боже, как больно! Я медленно выдохнул. И при этом невольно подумал: знай я и в самом деле, куда поехала Аманда, как долго продержался бы? А в том, что я заговорил бы, сомневаться не приходилось. Эксперты расходятся во мнениях, насколько достоверна информация, добытая с помощью пыток. Но одно совершенно ясно – пытки вынуждают говорить. Какой бы решимостью молчать ни преисполнился человек, настоящая боль неизбежно развяжет ему язык.

Я вернулся к своей машине, сел за руль, закрыл глаза и позволил слезам, последствию раздражающего спрея, излиться свободно, что по непонятным причинам облегчало боль. Вода не помогла нисколько. А слезы помогали.

Через пятнадцать минут я получил текстовое сообщение. Протерев лицо, я, прищурившись, прочитал то, что прислала мне Клэр Дюбойс в ответ на мой запрос.

Читая, я уже думал о феномене концовки.

Хотя подобная концепция применима во многих играх, она особенно важна в шахматах, где называется эндшпилем. И именно его теорию я считаю необходимым знать досконально.

Когда партия переваливает за середину и из миттельшпиля переходит в стадию эндшпиля, в отношении играющих к происходящему совершаются фундаментальные изменения. Готов поклясться, порой над доской витает странная, почти мистическая атмосфера. Меняется сила и значение оставшихся фигур. Те же пешки приобретают несвойственную им ранее важность, потому что не только способны превратиться в ферзей[23]23
  По аналогии с английским, у нас часто называют ферзя «королевой»; с точки зрения шахматиста, это грубая ошибка.


[Закрыть], добравшись до первой горизонтали противника, но и создают непреодолимые подчас препятствия для ходов другими фигурами. Это же касается и короля. Большую часть партии он укрывается в углу доски под надежным прикрытием, но в эндшпиле ему часто приходится самому участвовать в последней и решающей атаке.

По мере того как партия близится к концу, важность каждого маневра возрастает. Вероятность того, что единственная допущенная ошибка приведет к поражению, многократно увеличивается.

Эндшпиль – это та стадия игры, где сталкиваются импровизация и отчаяние, блестящие вспышки вдохновения и мгновения паники, которые оказываются фатальными.

И сколько же возникает неожиданных ситуаций!

Я снова просмотрел запись своей беседы с Амандой и текст, присланный мне Дюбойс, потратив на это несколько минут. Поуг ведь оказался совершенно прав, сказав, что в моем распоряжении есть все фрагменты информации, объясняющей, почему именно Аманда стала объектом охоты. Я только никак не мог сложить их вместе… До этого момента.

Обдумав свою стратегию эндшпиля, я отправил ответное электронное письмо, жестко предупредив, что его содержание следует хранить в полной тайне. Речь шла о субботних курсах в местном колледже, которые посещала Аманда Кесслер, а вел приглашенный со стороны преподаватель Питер Ю. Основным его работодателем была компания «Глобальные программные инновации», и именно он раздавал своим студентам «сырые» компьютерные программы, чтобы они испытали и оценили их. Одной из них, программой обработки изображений, Аманда поделилась с Мари.

Интереснее всего то, что ГПИ занималась не просто «игрушками» для домашнего пользования. Главным направлением деятельности фирмы в целом и профессора Ю., в частности была разработка новейших программ для военного ведомства, позволявших оперативно анализировать съемки, полученные с поля боя. И вот эта продукция компании проходила под грифом «совершенно секретно».

Я дописал свое сообщение и перечитал его.

Еще на мгновение мой палец завис над клавиатурой, потом я нажал кнопку «Отправить», и созданный мною текст унесся куда-то в космос.

Вторник

Цель игры заключается в том, чтобы найти ответы на три основных вопроса:

1. Кто? То есть который из нескольких подозреваемых совершил преступление?

2. Где?

3. Каким образом?

Из инструкции к настольной игре «Улика»

69

В девять утра мы с моей протеже сидели в джипе, взятом из гаража нашей организации и припаркованном теперь на тихой улочке в Фэйр-Оукс, – городке, входящем в округ Фэрфакс, штат Виргиния.

– Ну и?.. – спросил я, когда Клэр Дюбойс отключила свой мобильник. Звонила она, чтобы справиться о здоровье Райана Кесслера.

– С ним все в порядке. Состояние стабильное, как выразился врач. Никогда не понимала этих медицинских штампов. Стабильное. Серьезное. Критическое. Они похожи на индикаторы степени террористической угрозы, придуманные Департаментом внутренней безопасности. Оранжевый, желтый, зеленый, серо-буро-малиновый. Или какие они еще там бывают? Разве есть в них хоть какой-то толк? А ведь сидят чиновники в высоких кабинетах и на деньги налогоплательщиков придумывают эту чушь. – Она заправила за ухо прядь своих жгуче-черных волос. Жест получился беззвучным, потому что в это утро браслета с подвесками на ее руке не было. Это неукоснительное правило – никаких украшений при участии в тактической операции.

Райана поместили в отдельную палату тюремной больницы. Аманда, Джоанн и Мари были надежно укрыты в конспиративном доме, где за ними присматривали Ахмад и тот «клон», что накануне отвез туда девочку.

Мы с Дюбойс шли по следу заказчика.

Я вернулся к наблюдению за окрестностями. Окружавшие нас дома напоминали жилище семьи Кесслеров. Каждый второй был если не точной копией соседнего, то спроектирован по тому же образцу. Сквозь заросли кустарника мы следили за двухэтажным особнячком в колониальном стиле, стоявшим напротив то ли детской игровой площадки, то ли поляны для выгула собак. Дом принадлежал Питеру Ю, читавшему курс компьютерных наук в колледже северной Виргинии, но на деле – одному из ведущих программистов фирмы «Глобальные программные инновации». Штаб-квартира компании располагалась в так называемом Даллесском центре высоких технологий, который в реальности представлял собой лишь десяток корпусов, протянувшихся вдоль платного шоссе к аэропорту, а корпорации, гнездившиеся в нем, известны были только потому, что числились в списке биржи НАСДАК.

В свой бинокль я видел сейчас странную суету на заднем дворе дома.

– Мы готовы вмешаться? – спросил я по рации Фредди, чья машина стояла неподалеку.

– Я пока не разобрался в том, что вижу.

– Уверен, что он, – сказал я, всмотревшись пристальнее.

– Вот тебе достоинство молодости, сынок. Глаза отказывают первыми. Хотя нет, к сожалению, первыми отказывают не они… Одну секунду, меня вызывают мои наблюдатели… Ты прав, двое проникают в дом.

– Теперь тоже вижу второго, – сообщил я Фредди.

– Похоже, он вооружен. Жилет на тебе?

Я искоса посмотрел на синий блейзер Дюбойс, обратив особое внимание на грудь. Должен признать, что эта часть ее тела привлекала мое внимание и раньше, но сейчас в моем взгляде не было и намека на мужской интерес. Я проверял, на месте ли обтянутые нейлоном защитные пластины. Мой армейский бронежилет был в полном порядке – в этом я не сомневался.

– Мы готовы ко всему, – заверил я Фредди.

– Отлично. Тогда приступаем к захвату. Мои парни сообщают, что видели необходимые нам улики. Да и наемник точно при оружии. Полуавтоматический пистолет. Кобура на бедре.

– Выступаем, – сказал я и отключил связь.

– Он тебе не понадобится, но на всякий случай расстегни пуговицы пиджака, – посоветовал я Дюбойс.

«Он» в данном контексте означало – твой табельный «глок».

Я был почти уверен, что ей не придется пускать в ход оружие. Но вместе с тем не мог забыть тех троих на бывшей военной базе под Лисбургом, не мог забыть Генри Лавинга. И пройденный когда-то теоретический курс – всего-навсего истории, а не военных наук – напоминал, что, оказавшись в отчаянном положении, люди ведут себя непредсказуемо. Кроме того, хотя мы считали, что имеем дело всего с двумя противниками, но не исключали сюрпризов.

Наш джип и еще четыре автомобиля стремительно ворвались на территорию, прилегавшую к дому Питера Ю., кромсая шинами ухоженный газон и круша клумбы. Если вы думаете, что столь громкое и эффектное появление машин на месте преступления – выдумки киношников, то сильно ошибаетесь. Нет лучшего метода психологического воздействия, чем сразу внушить подозреваемым страх.

Двери машин распахнулись, мы повыскакивали наружу – полы пиджаков вздымал сильный и влажный ветер. Я хромал – мой палец по-прежнему причинял острую боль. Поэтому мы с Дюбойс чуть медленнее двигались за спинами восьми опытных офицеров из команды Фредди, которые бегом устремились к открытым воротам гаража с оружием наготове.

– Все – на пол! Это ФБР! Это ФБР!

Громкий крик – тоже обязательная часть процедуры задержания, опять-таки призванная внушить страх.

Всего через несколько мгновений двое мужчин уже лежали лицами вниз, а их руки были стянуты за спиной пластмассовыми наручниками. Отдельная группа агентов осмотрела тем временем дом и вернулась с кратким докладом:

– Там все чисто.

Мы с Клэр подошли к задержанным, которым в этот момент помогали подняться на ноги.

Один из мужчин уставился на меня с изумлением, быстро сменившимся ненавистью.

– Корт? Я… Откуда вы здесь, Корт? – растерянно выдавил из себя Сэнди Албертс, руководитель аппарата сенатора Лайонела Стивенсона.

Сопровождавший его крупный мужчина был действительно профессиональным головорезом, вполне возможно, из той же команды, что и убийцы, с которыми нам с Поугом пришлось столкнуться на старой военной базе у шоссе № 15. Он лишь злобно хмурился, но молчал.

Фредди, старший по званию, взял инициативу в свои руки:

– Мистер Албертс, вы арестованы по обвинению в совершенном вчера похищении жительницы округа Фэрфакс Аманды Кесслер, а также в участии в заговоре, повлекшем за собой убийство агента службы федеральной безопасности.

Албертс захрипел. Если я когда-нибудь и слышал подобный звук прежде, то издавало его насмерть перепуганное животное.

– Но…

Агенты тщательно обыскали сообщника, но никакого удостоверения личности при нем не оказалось.

– Не сообщите ли нам, кто вы такой? – спросил Фредди.

Мужчина не отвечал.

Фредди пожал плечами и обратился к своим подчиненным:

– Откатаем пальчики и установим личность. Обвинения против него пока те же. Вероятно, кое-что добавим позже.

Потом он вновь обратился к Албертсу:

– Что касается вас, то к вам еще будут претензии по линии штата Виргиния. Но обвинения предъявит местный прокурор.

Один из экспертов-криминалистов уже составлял опись содержимого сумки Албертса, которое выложили на пол гаража мистера Ю. Не удержавшись, я взглянул на эти предметы. Среди них увидел документы, фотографии и полиэтиленовые пакетики, в которых были заранее заготовлены «улики» – скорее всего две пряди волос Аманды Кесслер или что-то еще, содержащее образцы ее ДНК. Ведь Албертс и его напарник явились сюда с единственной целью: подбросить «доказательства», что именно Питер Ю. нанял Генри Лавинга.

– Сэнди, – сказал я, – давайте поговорим теперь о сенаторе Стивенсоне.

– Понятия не имею, о чем речь. – Помощник политика беспомощно развел руками.

Фредди прыснул в кулак.

– Нам все известно, – продолжал я.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Хорошо, начнем с того, что сенатору нравится выступать перед учащимися. И все знают, что он неравнодушен к молоденьким девушкам.

Глаза Албертса округлились, но он, овладев собой, уставился в пол.

– И вот однажды в прошлом году, – продолжал я, – после одного из таких выступлений, а именно в общественном колледже северной Виргинии, сенатор познакомился с девушкой. Ее звали Сьюзан Маркус. Он думал, что она студентка колледжа, но на самом деле Сьюзан еще училась в средней школе. Была такой же старшеклассницей, как Аманда Кесслер. И ей тоже было тогда всего шестнадцать.

Когда Дюбойс изложила мне всю эту информацию, оказалось, что это вполне могло быть то самое выступление, о котором прежде читал я. Та речь с его популярным тезисом о необходимости «власти закона».

– Пригласил он ее к себе в офис, в мотель или сделал это на заднем сиденье своего лимузина, мы не знаем, – сказал я.

– Пока, – поправил Фредди. – Пока не знаем.

– Однако мы твердо уверены, что сенатор совершил в отношении девушки… скажем так, действия сексуального характера.

– Это ложь! – Но возгласу Албертса не хватало ни убедительности, ни убежденности.

– Сенатор не мог быть так опрометчив. Повторяю, он скорее всего не подозревал, что имеет дело с несовершеннолетней. Встретив девушку в колледже, он решил, что она студентка. Но даже при этом установлен факт изнасилования, это как минимум. А Аманда Кесслер создала на общественных началах школьную программу помощи учащимся с психологическими проблемами. В глубокой депрессии после случившегося Сьюзан пришла к ним. И разговаривала с Амандой. Сьюзан рассказала, что стала жертвой взрослого мужчины, который теперь запугивает ее, требуя, чтобы она молчала о происшедшем. Аманда отправила девочку к профессиональному психотерапевту, но еще до этой встречи Сьюзан покончила с собой. Аманда очень тяжело переживала ее смерть и хотела посвятить этой теме отдельный блог в Интернете. Для этого она собиралась побеседовать с подругами Сьюзан, с членами ее семьи. Докопаться до истины для Аманды было лишь вопросом времени.

– И мы не до конца убеждены, – вставил Фредди, – что Сьюзан действительно ушла из жизни добровольно. Не исключено, что кто-то «помог» ей.

Албертс хотел что-то сказать, но вовремя заткнулся.

Фредди, куда более восприимчивый к таким драматическим ситуациям, чем я, тут же атаковал его вопросами:

– Вы хотели отослать нас к заключению судмедэксперта, который сделал вывод, что это было самоубийство? Значит, вы сами заглядывали в него? С чего бы вам проявлять к нему такой интерес?

Молчание было ему ответом. И снова заговорил я:

– Вам поручили нанять кого-то вроде Лавинга, чтобы он допытался, с кем Аманда успела побеседовать о подозрительных обстоятельствах смерти Сьюзан. Забрать и уничтожить все ее записи, а потом расправиться и с ней.

Албертс заметно перетрусил и с тоской посмотрел на дом профессора Ю.

Мне пришлось озвучить то, о чем он предпочел бы умолчать, чтобы не вляпаться еще глубже.

– Уверен, вы считали, что мы взяли след «Глобальных программных инноваций» и мистера Ю. Но на самом деле это задумано нами лишь как приманка, чтобы заставить вас действовать. Мы были уверены в виновности сенатора, но нам не хватало доказательств. Я сам позаботился о том, чтобы вас поставили в известность о совместной операции правоохранительных органов в отношении ГПИ. Интуиция подсказала мне, что если вы с сенатором замешаны в преступлении, то кто-то явится сюда подбросить улики, дискредитирующие профессора.

– Я абсолютно ни в чем не виновен. Это все, что я могу сказать. Требую присутствия моего адвоката.

– Вам лучше будет сотрудничать с нами, Сэнди, – заметил я. – Мы ведь взяли вас с поличным. Перестаньте изворачиваться!

Я посмотрел на его рослого угрюмого напарника.

– Нетрудно догадаться, что вы подобрали себе вот этого субъекта и прочих наемников, использовав прошлые связи в комитете по обороне. Я прав? И они же связали вас с Генри Лавингом. И с вертолетом помогли тоже они. А потом вам стало невтерпеж выяснить, что нам удалось узнать, и вы сами явились к нам с надуманным расследованием незаконной прослушки телефонов.

Албертс колебался. У него забегали глазки. И я чуть усилил нажим.

– Вы же не захотите отдуваться за всех, правда, Сэнди? Давайте поработаем вместе… Всем известно, что на поверхности вы обрубили прежние лоббистские связи, когда пошли в штаб к Робинсону, но ведь в этой грязи замарались и они, или будете это отрицать?

Жалкая попытка покачать головой.

– А политические комитеты, финансирующие Стивенсона? Им же необходимо, чтобы он оставался любимчиком партии и публики. Они не могли допустить, чтобы скандал разросся. Кто из их активистов помогал замять его?

Уже почти рыдая, Албертс бормотал, как заводная кукла:

– Сенатор Стивенсон – великий человек.

Это звучало смешно и очень печально.

– Он понятия не имел…

– О чем? – жестко спросил я. – О чем сенатор не имел понятия?

Плечи Албертса поникли.

Я же посмотрел на принадлежавший ФБР микроавтобус, припаркованный у тротуара на улице. Внутри находились хозяева этого дома – профессор Ю и его жена. Они разрешили использовать свою собственность при проведении операции и рано утром сделали вид, что, как обычно, отправились на работу. Албертс посмотрел туда же и, как мне показалось, только сейчас начал понимать, как глубоко увяз в этом деле.

Бросив взгляд на Фредди, который кивнул, побуждая меня действовать по своему усмотрению, я подошел к Албертсу ближе.

– Если вы согласитесь сотрудничать, мы заключим с вами сделку.

– Выдать вам сенатора? – пробормотал Албертс.

– А что же еще нам, по-вашему, нужно? – усмехнулся Фредди.

– Не думаю, что пойду на это.

Но в самом слове «думаю» для меня заключался ключ ко всему. Албертс знал, что он полностью в наших руках.

– Вы можете провести в тюрьме остаток своих дней или отделаться значительно более коротким сроком. – Я помолчал, позволяя ему усвоить эту простую мысль. Потом жестом подозвал к себе одного из агентов.

– Сейчас вас доставят в центр предварительного заключения, – сказал я Албертсу. – По пути туда у вас будет время обдумать наше предложение.

Он скривил губы и на мгновение зажмурился.

Когда Албертса и его сообщника уводили, Клэр Дюбойс обратилась ко мне и заставила меня улыбнуться даже в такой момент, спросив:

– Что вы там рассказывали о теории игр? Разве перед нами не классическая «Дилемма заключенного»?

70

Я сидел в кабинете Арона Эллиса и снова разглядывал рисунок на стене, сделанный его отпрыском. Изображение напоминало стог сена с башенками, хотя задумывалось, вероятно как некий желтый замок. Золотой или бронзовый, сразу и не скажешь.

Половина одиннадцатого утра. В соседнем кресле пристроилась Клэр Дюбойс.

– Он скоро будет здесь, – произнес мой начальник.

– Вообще-то, – наполнил комнату другой, более напористый голос, – voila! Он уже здесь.

На пороге стоял прокурор Джейсон Уэстерфилд.

– Судя по тону, ты не очень мне рад, Арон? Ха! Шучу, шучу. Разрешите pour entrer?[24]24
  Войти (фр.).


[Закрыть]

Сегодня он был и одет как прокурор в отличие от субботнего наряда бездельника из богатого пригорода.

Эллис указал ему на кресло по другую сторону кофейного столика.

Стройный мужчина вошел. За ним по пятам следовала его ассистентка Крис Тизли. Забавно, отметил я про себя. Сегодня и я, и Уэстерфилд явились сюда в сопровождении помощниц. Обе – привлекательные женщины, обе на десяток с лишним лет моложе начальников. Я обратил внимание на то, что Тизли бросила пристально-небрежный взгляд на костюм Дюбойс из универмага «Мейси» и ее недорогой серебряный браслет. Меня огорчило, что этот взгляд не укрылся и от моей протеже.

– Если сразу перейти к делу, – сказал Уэстерфилд, – то признаюсь, меня удивило, какую трясину мы разворотили.

На этот раз до него, вероятно, дошло, что он употребил странную метафору, и это смутило прокурора. Помолчав, он продолжил:

– Сенатор США, ничего себе! – Его голос и манера раздражали меня не меньше, чем при первой нашей встрече. Точнее, они бесили меня при каждом столкновении с ним.

Я осторожно переставил ногу. Вдохнул поглубже, чтобы подавить боль. И снова сосредоточился.

– Что ж, Корт, посвятите нас в детали… s’il vous plait.

Я изложил ему всю историю примерно так же, как незадолго до того Сэнди Албертсу. Сообщил, что Генри Лавинга наняли, опасаясь, как бы Аманда Кесслер не разоблачила в своем блоге сексуальное насилие сенатора Стивенсона над школьницей.

– И как же вы догадались об этом?

– Эта идея пришла мне в голову, – сказал я, – после длительной беседы с Амандой накануне вечером, когда мы сидели в моей машине рядом с заброшенной военной базой. Из всего того, что она рассказала мне о недавних событиях своей жизни, только одно стояло особняком как возможный повод для того, чтобы ее заказали Генри Лавингу. А именно работа Аманды в школьном центре психологической помощи и особая заинтересованность в обстоятельствах самоубийства, якобы совершенного Сьюзан Маркус.

– Но как вы поняли, что в этом замешан Стивенсон? – спросила Тизли.

– Сенатор сам помог мне напасть на свой след. Меня удивило, что Албертс, его правая рука, пришел к нам с расспросами по поводу незаконной прослушки, как только мы получили задание охранять Кесслеров. И вчера я попросил Клэр проверить, действительно ли сенатор планирует организовать слушания по этой проблеме. Оказалось, что нет.

И тогда мне вдруг стало совершенно ясно, что только я считал сенатора Стивенсона убежденным идеологическим борцом с незаконными разведывательными операциями. Из его собственных слов ничего подобного не вытекало. Его речь о «диктатуре закона» в колледже – где он, возможно, и познакомился со Сьюзан – на деле оказалась обычной популистской демагогией.

– А потом они с Албертсом подняли этот вопрос только для того, чтобы иметь возможность держать под контролем мои действия по делу Кесслеров.

Мы с моим боссом обменялись выразительными взглядами. Уэстерфилд явно не знал о допущенном мною промахе, когда еще несколько лет назад я без санкции судьи организовал слежку за Лавингом. Впрочем, вполне вероятно, что об этом не знал даже Стивенсон. Проблемы у меня еще могли возникнуть, но хотелось верить, что теперь об этом никто и не вспомнит.

– И вот тогда я начал сопоставлять факты по Стивенсону – человеку с репутацией большого любителя молоденьких девушек. Сенатору, частенько выступавшему с лекциями в учебных заведениях. Он родом из Огайо, откуда рукой подать до Чарлстона в Западной Виргинии – удобного места, где они с Албертсом могли назначить Лавингу встречу. Я попросил Клэр внимательнее изучить поведение Стивенсона. Она просмотрела записи о его телефонных переговорах и перемещениях по стране, проверила, не поступало ли раньше жалоб на сексуальные домогательства, от которых он мог, например, откупиться.

Я пожал плечами.

– Как видите, это была только версия, не подкрепленная до поры до времени неопровержимыми доказательствами. И я решился на затею с ГПИ в надежде на то, что Албертс заглотит наживку и попытается навести нас на след Питера Ю.

– Да, я сам видел ориентировку по «Глобал», – кисло ухмыльнулся Уэстерфилд, которому скорее всего опять не понравилось, что ему не сообщили всей правды, хотя на этот раз не преследуя цель отвлечь его внимание от меня.

– Между прочим, – добавил я, – почти нет сомнений, что Албертс расколется.

«Дилемма заключенного»…

У Эллиса тоже накопились вопросы:

– Но похищать девочку-подростка, угрожать ей пытками, использовать головорезов-наемников… Крайне сложная, я бы даже сказал, экстремальная операция. Зачем ему это? И что означал поставленный крайний срок? Информация была нужна ему к вечеру вчерашнего дня.

Для меня самого здесь все было предельно ясно. И я объяснил:

– Надеюсь, главная причина понятна – Стивенсону не хотелось угодить за решетку, а потому он пошел бы на все, чтобы заставить замолчать любого свидетеля, способного связать его со смертью Сьюзан Маркус. Но кроме того, здесь замешано куда больше высокопоставленных людей, чем одни лишь Стивенсон и Албертс.

Уэстерфилд вновь встрепенулся. Его легко возбуждало любое предположение о существовании заговора.

– Кого вы имеете в виду?

– Во-первых, кандидата на выборах в верховные судьи. Голосование в сенате назначено на завтра. А Аманда собиралась вести свой блог о самоубийстве Сьюзан всю неделю, начиная с понедельника.

– Я все еще не вижу связи… – сказал прокурор.

Пришлось втолковать ему, что Стивенсону удалось сколотить коалицию правых сил.

– Но у них большинство всего в один голос. Случись Стивенсону попасть под арест или хотя бы под подозрение в секс-скандале, и коалиция враз развалилась бы. Тогда прощай мечта республиканцев о «своем» верховном судье. Им стал бы демократ. Поэтому я более чем уверен, что здесь замешаны деятели из группы политической поддержки и лоббисты, с которыми прежде был связан Албертс.

При этом глаза Уэстерфилда по-волчьи загорелись.

– Это действительно интересно, – признал он.

– Посмотрите, сколько злобы выплескивается из-за этого, – продолжал я. – Люди, кажется, действительно готовы на все, чтобы именно их партия одержала победу.

«Сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много».

Уэстерфилд посмотрел на Тизли, которая что-то яростно строчила в своем блокноте, а потом повторил:

– Это интересно, Корт. И очень хорошо…

Однако он явно не закончил и ничего хорошего не имел в виду. Я ждал продолжения.

– Но мне придется поднять этот вопрос. – Он откинулся на спинку кресла и вперил взгляд в потолок. Потом с выражением сожаления (едва ли искренним) произнес: – Не лучше ли вам именно сейчас с почетом уйти в отставку?

– С чего бы ему уходить? – удивился Арон.

– А ты не помнишь, как он водил за нос нас – представителей генеральной прокуратуры?

– Выражайся яснее, Джейсон, – сказал Эллис.

– Я имею в виду инцидент с отправкой в тюрьму фургона, в котором не было Кесслеров. Вы поставили нас в идиотское положение.

«Мы не можем оставить все вообще без последствий. Вы беззастенчиво мне солгали».

Теперь я догадался, что Уэстерфилд мог пригласить туда самого генерального прокурора США или кого-то еще из крупных шишек, чтобы те сами побеседовали с героем-полицейским Райаном Кесслером. Вот почему самолюбие Уэстерфилда так пострадало, а быть может, и его карьерные перспективы тоже.

– Думаю, добровольная отставка будет для вас самым мягким из наказаний. И конечно, придется написать докладную с извинениями. Мое начальство должно знать, что вы преднамеренно тянули кота за хвост.

Опять дурацкое клише. Неужели ни один судья во время процесса не сделал ему замечания за использование неуместных фигур речи?

– Само собой, я позабочусь, чтобы вам сохранили стаж и пенсию, – продолжал Уэстерфилд. – А вы уйдете спокойно в какую-нибудь частную охранную фирму. В зарплате только выиграете, уверяю вас. Могу даже сам вас кое-кому порекомендовать.

– Джейсон! – попытался прервать его Эллис.

– Мне очень жаль, поверьте. – Лицо Уэстерфилда снова выразило беспокойство. – Но если вы на это не пойдете сами… Как ни прискорбно, но встанет вопрос, о котором мне стало известно, – речь о неких несанкционированных действиях.

Я почувствовал, как взгляды всех присутствующих уперлись в меня.

Значит, Уэстерфилд знал обо всем, а стало быть, нащупал мою точку уязвимости. И чертовски эффективную.

– Так что не лучше ли нам ударить по рукам? – предложил прокурор. – И мирно разойтись каждый своим путем. Вы еще не устали подставляться под пули, Корт?

«Стратегия конкуренции» Нэша, названная так по имени известного математика Джона Нэша, весьма популярна среди теоретиков игр и, кстати, одна из моих любимых. Вкратце суть ее такова. Есть два игрока, каждый из них желает получить часть чего-то, что можно поделить. Возьмем, например, двух начальников, которые должны пользоваться услугами одной и той же помощницы, но ее рабочее время ограничено всего сорока часами в неделю. Каждый из участников игры пишет на клочке бумаги количество часов, на которые он претендует, не зная, сколько просит оппонент. Если в сумме их запросы равны сорока часам или менее того, каждый получает помощницу в распоряжение на нужное ему время. Если же их суммарные запросы слишком велики – помощница не достается ни тому ни другому.

И вот сейчас я сам стал предметом такой игры в «торговлю» между Эллисом и Уэстерфилдом.

Но теория игр неизменно срабатывает только при условии, что правила соревнования заранее четко определены и известны участникам. В игре, развернувшейся сейчас на наших глазах, ни один из противников не подозревал об еще одной ее особенности: что предмет их спора – то есть я сам – тоже может включиться в игру.