Текст книги "Грань"

58

Мы с Поугом стояли перед теперь закрытой дверью «убежища от страха».

И у меня впервые появилась возможность присмотреться к нему поближе.

Голова, покрытая шапкой песочного цвета волос, имела удлиненную форму – череп хищника. Мелковатые черты его лица казались несколько сглаженными. На подбородке отчетливо виднелся шрам, узкий и короткий, – такие оставляет нож, но не осколок или пуля. При мне он ни разу не улыбнулся. Его лицо в основном не отражало никаких эмоций, и я догадывался, что это обычное состояние Поуга. Ни обручального кольца, ни каких-либо других украшений. В глаза бросались грубые стежки штопки в тех местах, где на его куртке крепились когда-то знаки различия. Видимо, этот зеленый предмет одежды он считал талисманом и носил годами.

Его узкие бедра опоясывал поношенный пояс из толстой и грубой ткани, к нему крепились специальная кобура, больше напоминавшая обычный зажим, удобная для ношения пистолета с глушителем, несколько запасных обойм и небольших коробочек, содержимое которых оставалось для меня загадкой.

В отличие от Райана Кесслера Поуг не имел привычки постоянно держаться за рукоятку пистолета и поигрывать им. Он и так прекрасно знал, как выхватить оружие в случае необходимости. На земле рядом с ним валялся тоже видавший виды нейлоновый рюкзак, в котором лежало что-то тяжелое. При этом я слышал клацанье металла, когда он снимал его с плеча.

Поуг стоял, скрестив на груди руки, и оглядывал окрестности, как всматривается в них человек моей профессии. О моем присутствии он на время словно забыл.

– Как же я не раскусил его? – вымолвил Поуг после долгой паузы.

Я понял, что речь идет о человеке, выдававшем себя за Барра.

– У меня ведь была кое-какая информация, – продолжал он. – Но слишком мало. Не хватало для полной картины.

Со мною же дело обстояло не совсем так. У меня было все, чтобы вычислить лазутчика. Фрагменты мозаики могли сложиться в рисунок. Но я сосредоточился на отдельных деталях, а не на картине в целом. Вот что значит не быть любителем собирать картинки-загадки из отштампованных машиной фрагментов. Для меня такие занятия не представляют интереса, поскольку это не настольная игра в полном смысле слова. Хотя и здесь общая стратегия мне известна – необходимо начинать с краев, чтобы образовалась рамка, которую затем легче заполнить внутри.

А именно этого я и не сделал. И потому слишком много фрагментов как бы повисли в воздухе.

Он посмотрел мне за спину.

– Тебе нравится твой «глок»?

– Вполне.

– Неплохая «пушка», – сказал он, но не сдержался и добавил: – Хотя я предпочитаю ствол подлиннее.

– А у тебя кобура интересная. – Я кивком показал на его пояс.

Поуг лишь неопределенно хмыкнул в ответ.

Мы еще немного помолчали.

– Эволюция, – произнес затем Поуг задумчиво.

За долгие годы, проведенные в различных учебных заведениях, я частенько находил время для изучения какого-либо предмета из чистого любопытства. Однажды в медицинском колледже я прошел очень интересный курс под названием «Дарвин и история биологии» (он привлек меня еще и тем, что аудитория, где читали лекции, располагалась рядом с той, где Пегги изучала анатомию). Поэтому меня заинтересовало, что имел в виду Поуг, и я поднял на него взгляд.

– Тебе не кажется, что именно оружие прошло в человеческом сообществе наиболее впечатляющую эволюцию, а не что-то другое?

Похоже на суждение о том, что выживает сильнейший, но Дарвин все-таки имел в виду другое.

Однако это давало пищу для размышлений. И Поуг продолжал развивать свою мысль:

– Сравни с медициной и транспортом, красителями и часами, с компьютерами, пищевыми полуфабрикатами – да с чем угодно! Давать людям ртуть как лекарство или высасывать кровь с помощью пиявок. Или создавать самолеты, которые разбиваются, строить мосты, которые обрушиваются. Ученые и инженеры бьются над всем этим, используя метод проб и ошибок, убивая при этом людей, часто и самих себя. И один провал следует за другим, просчет – за просчетом.

– Вероятно, отчасти ты прав.

– А теперь возьмем оружие. Оно всегда было эффективно. С самого начала. – От волнения у него прорезался легкий, кажется южный, акцент.

Эффективно…

– Невозможно было иметь меч, который сломался бы при первом соприкосновении с другим клинком. И не существовало мушкетов, которые взрывались бы в руках стрелявших, – люди, занимавшиеся их изготовлением, не допускали ошибок. Они не могли позволить себе такой роскоши, как просчет. Вот почему из ружей, сделанных двести лет назад, все еще можно стрелять, и многие из них по меткости черта с два уступят нынешним.

– Естественный отбор.

– Оружейный дарвинизм, – подхватил Поуг.

Занятно было слышать подобные умствования от человека, который, быть может, и не был сам секретным наемным убийцей на службе у правительства, но получал деньги за то, что создавал им условия для работы и защищал.

Мы умолкли, но не потому, что исчерпали предмет для беседы. Из дома, хромая, вышел Райан Кесслер и направился к нам походкой медведя, только что вышедшего из зимней спячки.

– Есть новости? – спросил коп, глядя на «убежище».

– Пока ничего.

Наступила тишина. Райан стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в землю сильно покрасневшими глазами.

– Как там Мари?

– Ничего, держится молодцом.

Мы снова немного помолчали.

Потом вдруг с резким щелчком разблокировалась дверь «убежища». Райан заметно вздрогнул от неожиданности. Мы с Поугом и бровью не повели.

– Дело сделано, – сказала появившаяся на пороге Джоанн. – Я знаю, где Аманда.

И, не вымолвив больше ни слова, первой пошла в сторону дома, на ходу вытирая влажными салфетками кровь со своих рук.

59

В теории игр есть интересная концепция наказания партнера-оппонента «игрой вразнос».

Она проявляется в так называемых интерактивных играх – то есть таких, где одни и те же противники играют в одну и ту же игру снова и снова. Постепенно игроки приноравливаются к такой стратегии, которая приносит наибольшую пользу им обоим, хотя каждый в отдельности мог бы извлечь большую выгоду, играя иначе. Например, в той же «Дилемме заключенного» они осознают, что наилучший выход для обоих – отказ от признания вины.

Но случается и так, что игрок А отступает от выработанного принципа, ломает сложившийся стереотип и сознается, получая тем самым свободу, тогда как заключенного Б приговаривают к значительно более долгому сроку в тюрьме.

Игрок Б после этого как раз и «идет вразнос», отказываясь вообще от всякого сотрудничества, то есть от участия в игре.

Иными словами, стоит одному из участников игры рискнуть разок отступить от выработанных совместно правил, как его оппонент уже из принципа начинает все время играть не по правилам, жестко отстаивая только собственные интересы.

Конечно, в смертельной игре, которую я вел с Генри Лавингом, ни о каком сотрудничестве не было и речи, но к ней тем не менее вполне применима та же теория. Похитив девочку-подростка, чтобы под пытками выведать у нее некую информацию, с моей точки зрения, Лавинг переступил черту.

И теперь я имел право «пойти вразнос».

В конкретных обстоятельствах это означало отдать подручного Лавинга в полное распоряжение Джоанн Кесслер или, вернее, ее зловещего «второго я» – Лили Хоторн, чтобы заставить Макколла заговорить. Любой ценой. Я и сам умею неплохо допрашивать, но, чтобы расколоть человека, панически боявшегося Генри Лавинга, у меня ушло бы слишком много времени.

Здесь нужен был человек, которого Макколл испугался бы еще сильнее.

Вот из чего проистекал мой деликатный намек, сделанный в гостиной дома двадцать минут назад. Мои эвфемизмы, от которых у меня самого стыла кровь в жилах, она поняла мгновенно. Это я прочитал в ее глазах.

«Воззвать к его разуму?

Да, с точки зрения женщины, заменившей Аманде мать».

Мы вдвоем отправились к «убежищу». Макколл был по-прежнему накрепко прикручен к креслу. Охваченный страхом, он тем не менее был полон решимости не предавать Лавинга. Когда же я жестом приказал Ахмаду покинуть помещение, Макколл рассмеялся, чтобы скрыть тревогу:

– Ты на меня смотришь, Корт, как колдун вуду. Что это означает?

Между тем Джоанн Кесслер не просто смотрела на него. Она его изучала.

– Почему вы оба молчите? – У него перехватило дыхание.

Атмосфера угрозы, повисшая в воздухе, живо напомнила мне о том, какое впечатление не так давно произвела на Загаева наша Берт Санторо.

Только теперь все было всерьез.

Джоанн кивнула мне. Я подошел к встроенной в стену панели управления, вставил ключ и нажал на несколько кнопок. Потом сказал ей:

– Никакой связи ни снаружи, ни изнутри. Видео отключено. Вы невидимка.

– Послушайте, Джоанн, – начиная паниковать, заговорил Макколл, – я бы рад вам помочь, но не могу, уж извините. И хотел бы, но не в состоянии. Я очень вам сочувствую, поверьте. И если бы у меня оставалась хоть какая-то возможность…

Она не обращала на него никакого внимания. Повернувшись ко мне, спросила:

– Инструменты здесь есть?

– Под раковиной. Но ничего необычного.

– А мне ничего необычного и не нужно. – С этими словами она закрыла за мной дверь.

У этого домика была еще одна особенность. Архитекторы сделали его совершенно звуконепроницаемым. Главным образом для того, чтобы укрывшиеся внутри люди не слышали снаружи угроз и требований немедленно выйти из «убежища».

Недостаток же становился естественным продолжением достоинства – никакие крики о помощи изнутри до внешнего мира не донеслись бы.

Ночь уже сгустилась окончательно, когда мы все собрались на внешней террасе конспиративного дома. Джоанн казалась взволнованной не больше, чем покупательница, только что посетившая рождественскую распродажу в торговом центре и с боем взявшая в толпе других охотниц на скидки лучшую из вещей нужного размера и цвета.

– Они отвезли ее на заброшенную военную базу на шоссе номер 15 рядом с Лисбургом, что в полутора километрах южнее Оатлэндс, – сообщила она мне.

Я хорошо знаю Оатлэндс. Там проводят праздники в стиле Ренессанса и выставки собак. Мы с Пегги однажды возили туда наших мальчишек.

– База расположена в ста метрах от автотрассы. Туда ведет не обозначенный на картах проселок. Помещение уходит в глубь склона холма. Это своего рода бункер. Макколл действительно не знает, что им от Аманды нужно. Секрет даже для него. Если бы знал, сказал бы мне непременно.

Джоанн почему-то говорила очень громко. Потом поняла, в чем дело, и вынула из ушей сделанные из плотной ваты затычки.

– Лавинг приедет туда уже очень скоро, а примерно через час там же ожидаются либо сам заказчик, либо приближенные к нему люди.

– И вы не узнали ничего о том, зачем им понадобилась именно Аманда?

– Увы. Он только сказал, что найти и похитить Аманду было задачей несложной. С этим справился бы кто угодно. – Потом Джоанн добавила недрогнувшим голосом: – Лавинга им пришлось нанять только потому, что никто другой не согласился бы пытать школьницу, если бы дошло до этого.

Райан только тихо охнул. Мне бросилось в глаза, что Джоанн и ее муж старались не смотреть друг на друга с тех пор, как она вышла из «укрытия». Но он заглянул внутрь, чтобы посмотреть на результаты ее «работы». Весь пол был покрыт пятнами крови. На его лице после этого появилось выражение, не слишком характерное для офицера полиции.

– Те трое, что захватили Аманду, – обычные наемники, – продолжала Джоанн. – Они могут работать на заказчика или их нанял Лавинг – этого Макколл не знает. Только заказчику известно, какую именно информацию они должны получить. Даже Лавинг пока в неведении.

– Лавинг ждет приезда туда Макколла? – спросил я.

– Нет. Ему было велено оставаться с нами под своим прикрытием.

В этом нам повезло. Если бы он получил приказ, к примеру, выходить на связь каждые пятнадцать минут, у нас возникли бы серьезные тактические проблемы.

Однако следующий ход был теперь за нами.

Какую стратегию избрать лучше всего?

Камень, ножницы или бумага?

Джоанн обратилась к Поугу:

– Можем задействовать группу «Джи»?

Я никогда о них не слышал, но кто это такие, нетрудно было догадаться.

– Займет от двух до трех часов, – ответил ей коллега. – В этих краях мы работаем теперь мало. В основном в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе.

Я посмотрел на Поуга:

– Значит, ты и я?

– Думаю, да, – ответил он и бросил на Джоанн такой взгляд, что я мгновенно понял: даже если они не были напарниками в разборке с пакистанской парой в той продуктовой лавке, в прошлом их определенно что-то связывало.

– Я тоже пойду с вами! – раздался вдруг решительный возглас.

Райан Кесслер.

– Но вы же совсем к этому не готовы, Райан, – мягко возразил я.

– Потому что я шесть лет проторчал за письменным столом, глядя, как моя задница начинает свисать с кресла? В прошлом я участвовал в тактических операциях. Я знаю, что надо делать.

– Нет. И прежде всего потому, что у вас есть личные мотивы. Речь о вашей дочери. Нельзя идти на противника, если замешаны родственные чувства. Это неэффективно.

– Послушайте, Корт, – упорствовал Райан и, как казалось, мыслил сейчас вполне здраво, – я там ничем не рискую. Им ведь нужен не я.

– Они могут использовать вас как рычаг давления на Аманду, чтобы заставить ее говорить.

– Ей же всего шестнадцать, – пробормотал Райан. – Ему не нужны никакие рычаги. На нее достаточно рявкнуть погромче, чтобы она все выложила.

Он явно говорил не о той Аманде Кесслер, которую успел узнать я.

– Вы слишком эмоциональны. В этом нет ничего дурного. Но может помешать в деле. Вам придется остаться здесь.

– А для вас это слово как ругательство, верно, Корт? Эмоции. Наверное, тяжко быть роботом, а?

– Райан, милый, прошу тебя, не надо, – сказала Джоанн, вновь превращаясь в любящую и нежную жену, какой была раньше. Или она возвращалась к исполнению роли любящей жены, которую ей приходилось играть?

Я не стал препираться с Райаном. Что мне ему сказать? Он был совершенно прав.

– Быть может, пора сбросить маску, Корт? – Он подошел ко мне вплотную. – И начать говорить правду. Ведь до сих пор вы просто морочили мне голову, верно?

Становилось понятно, к чему он клонит.

– Просто гладили меня по головке, как мальчишку, так? Пытались занять, чтобы не хныкал. Этому вас в школе телохранителей обучают? Займите вашего клиента любым делом, чтобы не вертелся под ногами. Лгите, если понадобится. Скажите ему, что он вместе с вами спасает весь мир. «Мы вдвоем повяжем Лавинга, только не здесь и не сейчас». Поставьте его часовым, чтобы охранял среди ровного поля чертовы маргаритки и васильки, никому на хрен не нужные. У нас дома в Фэрфаксе вы ведь прекрасно знали, что Лавинг не нападет на нас с той стороны. Но все равно заставили меня наблюдать, чтобы я не лез не в свои дела, скажете, нет?

Не сразу я подтвердил:

– Да, так и было.

– А потом у вас еще хватило наглости похвалить меня за отличную работу. – Он покачал головой. – Мать вашу, Корт! А когда здесь действительно понадобилось кого-то скрутить – этого Макколла, – вы обо мне даже не подумали. Вы позвонили нашему тайному союзнику. – Он бросил презрительный взгляд в сторону Поуга. – Интересно, а у вас есть специальное словцо, термин, означающий «отвлеки клиента»? Чтобы сидел в уголке, возился с игрушками и не мешал взрослым? Ну же, Корт, есть?

– Райан, дорогой, прошу тебя. Ты…

– Заткнись! – заорал он на Джоанн, а потом вновь повернулся ко мне: – Так как вы это называете?

– Ловлей на блесну.

– Сукин ты сын! – негодовал он. – «Прикрывайте ту сторону двора, Райан. Цельтесь ниже, не заденьте бедренную артерию. Вы, должно быть, отличный стрелок, Райан…»

– Мне нужно было привлечь вас на свою сторону.

– И все россказни о ваших похождениях. Как вы начинали эту работу, ориентирование, чтение следов. Это все тоже ложь?

– Нет.

– Чушь собачья!

Я не мог на него сердиться. Наоборот, всем сердцем сочувствовал ему. Да и как же иначе? Этот человек потерял сначала любимую работу. А теперь и жену – ни больше ни меньше.

И славу героя у него тоже отняли.

И я врал ему почем зря.

– Дайте мне шанс, – прошептал он. – Я действительно хорошо стреляю, а хромота мне не мешает. Могу передвигаться очень быстро, если нужно.

– Нет, Райан, предоставь это им, – сказала Джоанн.

– Мне очень жаль, – попытался извиниться я сразу за все.

– Я все равно отправлюсь туда. – Он обращался ко мне. – Вы не остановите меня. Я знаю, где она. Как только вы уедете, я угоню первую попавшуюся машину и последую за вами.

Его рука по привычке легла на револьвер.

Несколько мгновений царило молчание. Но потом одного движения моих глаз в сторону Лайла Ахмада оказалось достаточно, чтобы бывший морской пехотинец зашел Райану за спину и простейшим захватом уложил его на пол, крепко сжав запястье, тянувшееся к оружию. Райан, крупный и сильный, даже не дернулся. Если он когда-то и знал, как противодействовать противнику в таких случаях, то было это слишком давно.

– Говнюк трусливый! – прорычал он, глядя на меня. – Сам со мною справиться не смог бы, а? Подослал кого-то сзади!

Я подошел к нему и закрепил нейлоновые наручники.

– Нет! – вскрикнул он.

– Мне очень жаль. – Что еще я мог сказать?

– Она – моя дочь!

Но теперь мое внимание переключилось на Джоанн. Впервые с тех пор, как мы с ней встретились, по ее щекам струились слезы.

Ахмад осторожно приподнял Райана с пола и усадил в кресло. Я склонился к его лицу – мясистому, влажному от пота, почерневшему от горя и гнева.

– Я верну вам дочь. Непременно. Верну живой и невредимой, – твердо сказал я ему.

60

Шоссе № 15 проходит пологими холмами через вошедшие в учебники места Гражданской войны в Виргинии, километрах в шестидесяти от Вашингтона. Здесь обширные частные поместья богатых коневодов все еще борются с ползучим наступлением дельцов типового домостроения, которые возводят бесчисленные коттеджные поселки и дают улицам такие же типовые названия: идиллические, цветочные или исторические, почерпнутые из прошлого Новой Англии.

Проезжая по этой магистрали, замечаешь немало странностей и диковин. Среди них обветшавшие заброшенные фермерские дома, чьи владельцы либо не пожелали продавать свои земли алчным застройщикам, либо исчезли в неизвестном направлении, имея для этого весьма веские причины. Здесь то и дело попадаются зловещего вида строения из железобетона, покрытого пятнами от старости и ржавого металла. Они заросли травой, но все еще окружены оградами из кое-где уцелевшей и такой же ржавой колючей проволоки. На ней позвякивают на ветру таблички, извещающие посторонних о том, что вход на территорию строго запрещен. Это напоминания о временах «холодной войны» и попытках создания различных оборонительных систем. Мы и сейчас не способны сбить межконтинентальную баллистическую ракету, как и пятьдесят лет назад, но разве это когда-нибудь удерживало наших военных от стремления добиться своих целей? Некоторые из этих зданий даже выставлены теперь на продажу, но поскольку в течение многих лет в них хранилось смертоносное оружие, одна только детоксикация их обойдется в целое состояние.

Я получил некую информацию об объекте, интересующем нас, – о бывшей базе ЛС-193, принадлежавшей ВВС США, – крупном бетонном строении, располагавшемся в тридцати – сорока минутах езды от явочного дома у Грейт-Фоллз.

Мы проехали вдоль фасада, заметив, что далее он углубляется в сплошь заросший кустарниками холм высотой метров в двадцать. Джоанн выяснила у Макколла, что под холмом постройка тянется еще по меньшей мере метров на сто. Ворота были заперты, но хлипкая ограда, казалось, не подключена ни к электричеству, ни к каким-либо датчикам системы слежения.

Я остановил автомобиль. Изучив обстановку с помощью моего монокуляра ночного видения «Ксеноник», Поуг сообщил:

– Два джипа, но номеров не разглядеть. Внутри здания кое-где горит свет. Снаружи один охранник. Не знаю, вооружен или нет. Будем считать, что вооружен.

С обочины дороги я съехал подальше в кусты и заглушил двигатель. Было без четверти девять, и совсем стемнело. Обычно в этих краях поразительно ярко светят звезды, но сегодня ни одна не пробивалась сквозь сплошные облака. Мы с Поугом выбрались из машины, пропустили мчавшуюся на большой скорости большегрузную фуру, поднявшую в воздух немного пыли и влажных листьев. Потом перешли на противоположную сторону и стали продвигаться в направлении базы, используя как укрытие густые заросли кустарника и деревья. Поуг снова всмотрелся вперед сквозь прибор ночного видения и поднял вверх указательный палец. Охранник был по-прежнему только один.

Я тоже воспользовался прибором. Часовой, очень молодой человек с короткой солдатской стрижкой, в темных джинсах и свитере, держал руки по швам. Когда он повернулся, чтобы сделать небольшой обход своей территории, я заметил у него на бедре полуавтоматический пистолет.

Нам оставалось преодолеть еще метров тридцать. Поуг вставил себе наушник и что-то зашептал в воротник куртки. Слов я не расслышал, но догадался, что он на связи с Уильямсом, бывшим шефом Джоанн.

Если Макколл не солгал по поводу времени, то заказчик еще не прибыл. Об этом свидетельствовали и те две машины, которые мы видели, – одна из них принадлежала Лавингу, а вторым внедорожником пользовались похитители девочки. Аманду держали внутри, дожидаясь приезда главной персоны, нуждающейся в информации.

«Лавинга им пришлось нанимать только потому, что никто другой не согласился бы пытать школьницу, если бы дошло до этого…»

Что же она знает, черт возьми? Что-то о старых делах отца? Или нечто другое? Как и у любого подростка в округе Колумбия, у Аманды были друзья, чьи родители работали на правительство или на фирмы, выполнявшие правительственные заказы. Быть может, она невзначай заглянула в чей-то компьютер – к примеру, отца одной из подружек – и открыла папку с секретными материалами?

Но с ответом на этот вопрос придется подождать.

Сейчас перед нами стояла предельно ясная задача: спасти девочку.

Поуг несколько секунд слушал, а потом прошептал в микрофон еще несколько фраз. И отключил связь. Приблизившись ко мне, он тихо сказал:

– Уильямс велел мне выполнить твои указания. Что ты собираешься делать?

– Нам нельзя дожидаться прибытия заказчика. Необходимо вытащить ее оттуда немедленно. Используй оружие аккуратно, насколько возможно… Хотя бы один из них должен остаться в живых.

Для чего, было понятно без слов – нам нужно выяснить, кто за всем этим стоит.

– Сделаю, – кивнул он и спросил: – Твой «глок» может не шуметь?

То есть не лежит ли у меня в кармане глушитель? Не объяснять же ему, что мне вообще редко приходится стрелять, а о тишине при этом я не забочусь.

– Нет, – ответил я.

Поуг протянул мне свой пистолет:

– Один патрон уже в стволе. Только не забудь снять с предохранителя.

Он упомянул об этом, потому что у «глоков» предохранители не предусмотрены конструкцией. Случайный выстрел делает невозможным двойной курок. Но хорошо знакомый с устройством «беретты», я плавно перевел рычажок в боевое положение. Итальянское оружие по эффективности ни в чем не уступает австрийскому.

Однако пока я не сообразил, почему Поуг отдал свой пистолет мне.

– Прикрой меня, – попросил он. Затем открыл рюкзак и начал доставать из него металлические и пластмассовые детали. Из них он собрал небольшой арбалет.

Эволюция оружия…

Двумя легкими движениями Поуг натянул стальную тетиву. У вставленной им стрелы наконечником служило не острие, а нечто вроде продолговатой узкой пробирки.

– Мне нужно находиться немного ближе к цели, – прошептал он.

И мы снова двинулись вперед. Я шел первым, используя свои навыки следопыта, чтобы сделать наши перемещения беззвучными. Мне на мгновение вспомнился тот бесконечно долгий жаркий день в окрестностях Сан-Антонио, когда я выводил в безопасное место группу нелегальных иммигрантов так тихо и незаметно, как был на то способен.

Наконец мы добрались до раскидистого куста в пятнадцати метрах от часового. Кивнув на арбалет, Поуг шепнул:

– Простой обездвиживатель. Выпускают для ветеринаров и егерей. Но его парализует всего на двадцать секунд, так что нам нужно действовать быстро. Я кинусь к нему первым, ты – вслед, прикрывая «береттой». У тебя ведь нет с этим проблем?

Вопрос, по сути, звучал так: способен ли я убить человека?

– Нет, – ответил я.

Направив ствол в сторону двери, откуда в любой момент мог кто-нибудь появиться, я шепнул:

– Вперед!