Текст книги "Солги мне"

Глава 10

Мэдди пришлось спуститься к самой реке и обойти росшие там деревья, прежде чем она увидела Кей Эла, бессильно распластавшегося в гамаке.

– Я обманул Генри и обманулся сам, – сказал Кей Эл, когда Мэдди нырнула под ветку, чтобы подобраться поближе. – Чертова машинка его не убьет. Она прикончит меня.

Мэдди протянула ему банки с пивом.

– Вот, тебе сразу полегчает.

Кей Эл сорвал колечко с первой банки и отпил половину.

– Иди ко мне, – сказал он.

Его негромкий голос пронзил Мэдди до самого сердца. Двадцать четыре часа назад они лежали на заднем сиденье «кадиллака». Вспомнив об этом, Мэдди слегка поежилась. Сейчас всего лишь в сотне ярдов от них находилась Эм.

– Нет уж, благодарю, – ответила она и, обведя глазами окрестности, перевела взгляд на звездное небо. – Здесь очень красиво.

– Этот гамак наводит меня на размышления, – продолжал Кей Эл. – Иди сюда. Хочу, чтоб меня приласкали.

Мэдди уселась на землю чуть поодаль, стараясь ненароком не прикоснуться к Кей Элу, хотя именно этого ей хотелось больше всего.

– Анна говорит, что ты воровал вещи, когда тебе было десять лет, – сказала она.

– Если ты собираешься изводить меня напоминаниями о моем прошлом, лучше сразу уходи.

Что ж, может, так и надо сделать. Мэдди поднялась было на ноги, но Кей Эл перегнулся через край гамака и поймал ее за шорты.

– Не обращай внимания. Сядь и выпей пива. Я угощаю.

Он сильнее потянул Мэдди, и она почувствовала его теплые пальцы на своем бедре. Ощущение было несказанно приятным, и Мэдди решила, что этого нельзя допускать. Она отвела его руку и вновь опустилась на землю, чувствуя, как от прикосновения Кей Эла ее кожа покрывается мурашками.

– Наверное, тебе было очень хорошо здесь в детстве? – спросила она, спеша сменить тему разговора, чтобы не потерять рассудок окончательно и не броситься ему на шею.

Кей Эл опять распластался в гамаке.

– В общем, да. Анне было нелегко со мной. Она так горевала, когда я делал гадости, что потом мне и самому бывало очень стыдно.

– В таких случаях моя мама применяла другой способ, чтобы заставить меня почувствовать свою вину, – сказала Мэдди. – Она и сейчас так делает. Главный ее аргумент состоит в том, что соседи могут решить, будто она меня плохо воспитала. Порой мне кажется, что я всю свою жизнь провела, доказывая людям, что мать правильно меня воспитывает.

– Она и вправду хорошо тебя воспитала, – ответил Кей Эл. – Ты – само совершенство.

«Ну нет, теперь я уже не та Мэдди, которой притворялась долгие тридцать восемь лет». Она почувствовала раздражение из-за нежелания Кей Эла расставаться с образом той, ненастоящей Мэдди. Должно быть, воспоминания очень уж накрепко засели в его голове, если он даже после вчерашней любовной схватки на заднем сиденье все еще думает о ней как о воплощении добродетели. И тут Мэдди вспомнила о Бейли.

– Не так уж я хороша, – сказала она. – Я докатилась до того, что меня шантажируют. – Кей Эл уселся в гамаке, и Мэдди как ни в чем не бывало сообщила: – Бейли хочет получить сотню за свое молчание.

– Вот болван. – Кей Эл вновь опустился в гамак. – Не беда, я все улажу. Надеюсь, он не слишком огорчил тебя?

– Издеваешься? После всего, что со мной случилось, шантаж Бейли кажется мне ребяческой выходкой. И все же я была бы благодарна, если бы ты заставил его заткнуться.

– С удовольствием. Выручать людей из беды – моя специальность. Ты забыла про пиво.

Мэдди присмотрелась к нему сквозь темноту.

– Собираешься меня споить?

– Нет. Проклятая косилка измотала мои нервы до такой степени, что я просто не в силах лелеять тайные замыслы. Господи, по-моему, я выкосил не меньше тысячи акров. Сядь поближе, утешь меня.

– Настоящие мужчины не нуждаются в утешениях. – Мэдди пыталась подыскать другую тему, чтобы не думать о запретном. – Кстати, что значит Кей Эл?

– Ничего.

– Как это ничего? Неужели мать назвала тебя просто буквами К и Л? Или это инициалы?

– Нет, – ответил Кей Эл. – Мать назвала меня Уилсоном. Это наше семейное имя. Подумать только, какая трогательная верность традициям.

– Уилсон Старджес, – произнесла Мэдди и, сначала робко хихикнув, вдруг разразилась смехом, постепенно перешедшим в безудержный хохот. – Так что же означают эти буквы? – спросила она, вытирая ладонями навернувшиеся слезы.

– Копченый ливер.

Мэдди широко раскрыла глаза и недоверчиво хмыкнула, а Кей Эл спокойно пояснил:

– Как-то раз – мне тогда было лет семь или восемь – я вернулся домой и услышал, как мать беседует со старухой соседкой, расхваливая мою сестру Дениз. Дениз, мол, такая хорошая, она умеет то-то и то-то, она такая умница, что просто нет слов. Я не выдержал и спросил: «А я кто – копченый ливер, что ли?» Дениз пару недель называла меня Копченым Ливером, потом сократила до начальных букв. Так я и остался Кей Эл.

От изумления Мэдди привстала с земли.

– И ты не возражал?

– Ничуть. Это намного лучше, чем Уилсон. – Кей Эл пригубил пиво. – Понимаешь, мне нравилось называть себя как я хочу. Я словно бы становился тем, кто я есть на самом деле.

В этом было нечто очень притягательное – называть себя так, как хочешь, быть тем, кем хочешь. Непрактично, но заманчиво. Мэдди, задумавшись, улеглась на траву, глядя на сияющую белым светом красавицу Луну, висящую высоко в небе.

– Здесь очень, очень славно, – повторила она.

– Представь, как славно будет заняться любовью в этом гамаке, – сказал Кей Эл.

Эти слова всколыхнули в Мэдди желание, и ее спокойствия как не бывало.

– Прекрати, – попросила она, вставая на ноги. – Ты очень нравишься мне, и я просто не в силах выразить свою благодарность за то, что ты сделал для Эм. Должна признаться, я очень хочу тебя. – Мэдди на секунду замолчала. – Но…

– …но не сейчас, – закончил за нее Кей Эл, усаживаясь в гамаке. – Я понимаю. До Генри с Анной рукой подать, а ты еще не разведена. Ничего, я подожду. А все то, что я сделал для Эм, я сделал потому, что она мне нравится. Ты здесь ни при чем, так что не надо меня благодарить. Мы отлично ладим, Эм и я.

Мэдди замерла на месте, пораженная услышанным. «Эм и я», – сказал он, словно уже давно был знаком с Эм и видел в ней нечто большее, чем дочь женщины, с которой переспал. Он видел в ней самостоятельную личность, человека, который сам по себе достоин дружбы. Все это было так непохоже на Кей Эла, каким его представляла себе Мэдди, что у нее перехватило дыхание и ей захотелось броситься ему на грудь, отдавая ему себя, свою дочь и все, что было в ее жизни.

– Пора возвращаться, – сказала она. – Генри и Анна, должно быть, уже беспокоятся.

С этими словами Мэдди пошла прочь, двигаясь как могла быстро, возвращаясь к дому, к дочери… и с каждым шагом ей все сильнее хотелось оглянуться. Оказавшись на крыльце и обернувшись назад, она увидела в лунном свете Кей Эла, который смотрел ей вслед, и отчего-то у нее стало очень тяжело на душе.

Кей Эл проснулся с петухами. Поднявшись с импровизированной постели, устроенной на кушетке, он отправился составить компанию Генри, сидевшему за столом, на котором громоздились тарелки с оладьями, клубникой, фасолью, блестящим на солнце маслом и сиропом, таким густым, что, поднятый на ложке, он тянулся за ней длинными нитями.

– Может быть, сходить наверх за Мэдди и Эм? – предложил Кей Эл.

Генри ответил еще прежде, чем Анна успела открыть рот:

– Пусть спят. Мне нужно с тобой поговорить. Не пора ли тебе возвращаться в город?

– Генри! – воскликнула Анна, усаживаясь за стол и ставя напротив Кей Эла стакан с покрытым пенкой молоком. – Пусть мальчик остается у нас сколько захочет, и чем дольше, тем лучше. – Она похлопала Кей Эла по руке. – Это его родной дом.

– Мальчику нужно малость поостыть, – сказал Генри. – А потом, пожалуй, пусть возвращается.

– Именно об этом я и подумал, – поддержал Кей Эл. – Я имею в виду – о возвращении домой. Ваше предложение насчет соседнего участка все еще в силе?

– Господь с тобой, Кей Эл, – Анна всплеснула руками, а Генри сердито нахмурился.

– Поезжай в город и хорошенько пораскинь мозгами, – велел он. – Но первым делом тебе следует успокоиться.

– Эта земля станет твоей, как только захочешь, – сказала Анна. – Тебе стоит лишь заикнуться.

– Я подумал, не переговорить ли с Хауи Бассетом насчет постройки дома, – продолжал Кей Эл, обращаясь к Генри. – Совсем неплохо жить по соседству. Будет намного проще вместе ходить на рыбалку, когда тебя отправят на пенсию.

Анна кивнула, заулыбалась и, судя по тому, как сморщилось лицо Генри, крепко стукнула супруга по лодыжке.

Генри растерялся.

– Кей Эл, я тебя предупредил, – заговорил он, но в его голосе не было прежней уверенности.

– Отправляйся к Хауи сегодня же, – перебила Анна. – Привези его сюда. Если ты хочешь, чтобы дом построили к Рождеству, Хауи должен приступать прямо сейчас. Ведь он успеет закончить дом к Рождеству, а, Генри?

Генри бросил на племянника суровый взгляд.

– Если Кей Эл не угомонится, дом будет готов к ближайшим выходным, – сказал он и, взяв со стола вилку, назидательно ткнул ею в сторону Кей Эла. – Ты всегда действовал очертя голову и постоянно попадал из-за этого в неприятные истории; теперь собираешься повторить ту же ошибку. Мой тебе совет – сбавь обороты и держись подальше от… – он коротко глянул на Анну и закончил: – …подальше от неприятностей.

Но Анна даже и бровью не повела. Подавая Кей Элу фасоль, она сказала:

– Сегодня воскресенье, и Хауи будет нетрудно выкроить время для разговора с тобой.

– Так точно, мэм. – Кей Эл плюхнул себе на тарелку картофельного пюре, старательно избегая встречаться глазами с Генри. Вообще-то он не собирался спешить, но Анна права: если он хочет в обозримом будущем поселиться в новом доме вместе с Мэдди и Эм, разговор с Хауи должен состояться сегодня же.

Сразу после встречи с Брентом.

– Я тебя предупредил, Кей Эл, – напомнил Генри.

– Я тебя понял, Генри, – ответил Кей Эл, представляя, как хорошо будет Мэдди и Эм в новом доме по соседству.

Прежде чем спуститься к завтраку, Мэдди позвонила матери, воспользовавшись аппаратом, установленным на втором этаже.

– Мама, это Мэдди. Завтра тебе не нужно приезжать к нам. Эм останется на ферме у Анны Хенли.

– Ради всего святого, что она там делает?

– Мы обе здесь. – Мэдди старалась, чтобы заученные накануне слова звучали твердо и убедительно. – У нас дома начался сущий кавардак, и мы уехали сюда, потому что нам надо отдохнуть.

– А где Брент? – резким тоном осведомилась мать.

– Не знаю.

– Мэдди, что происходит?

Мэдди набрала полную грудь воздуха.

– Я ухожу от него, мама. Завтра я подаю на развод.

Судя по долгому молчанию в трубке, мать ожидала чего-то подобного. В противном случае она тут же сказала бы первое, что пришло ей в голову – «нет, только не это» или что-нибудь в этом роде. Молчание свидетельствовало о том, что мать продумывает свои дальнейшие действия. «Не стоит, мама, ты не в силах отговорить меня», – хотела сказать Мэдди. Беда в том, что матери почти всегда это удавалось. Точнее, удавалось до того, как она превратилась в Новую Мэдди, ту самую, которая спала с чужим мужчиной и отравила собственного мужа.

Когда мать наконец заговорила вновь, в ее голосе послышались осторожные нотки.

– Я знаю, Мэдди, Брент не сахар, но ты не должна совершать опрометчивых поступков.

«Ты даже не догадываешься, до какой степени Брент не сахар», – хотела сказать Мэдди, но вслух произнесла:

– Я все обдумала и знаю, что делаю. Я уже наняла адвоката по бракоразводным процессам.

– Неужели Уилбура Картера?

– Нет, Джейн Хенрис из Лимы.

– Вот и славно. Кто угодно, только не Уилбур. – Поняв собственную оплошность и тут же спохватившись, мать снова ринулась в битву: – Мне кажется, что тебе следует еще подумать. Это развод, Мэдди. Я понимаю, для вашего поколения развод – пара пустяков, но…

– Наше поколение вовсе не считает развод пустяком.

– …но поверь, это страшная вещь. Подумай об Эмили.

«А я только о ней и думаю. Эм не понравится в Рио».

– Мама, я знаю, что делаю, – повторила Мэдди.

– Во всяком случае, спешить не следует, как ты полагаешь? Неужели тебе так уж необходимо развестись именно завтра?

В сущности, мать была права. Если Брент улетит в Бразилию, у Мэдди будет куча времени, чтобы развестись.

– Хорошо, мама. Я не стану спешить.

– А я ничего другого и не прошу.

«Это только пока», – подумала Мэдди.

– Если ты передумаешь насчет Эм, я приеду и посижу с ней, – продолжила мать, и по ее голосу было ясно, что она твердо намерена делать то, что ей полагается делать, и что дочь не вправе оспаривать. – Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ехать к бабушке?

– Я чувствую себя так же, как всегда перед поездкой к бабушке. Кстати, у Эм появилась собака.

– Что?

– Вчера Кей Эл Старджес подарил ей щенка. Теперь их не разлить водой.

– Мэдди, ты что, встречаешься с этим человеком?

Мэдди закрыла глаза и пошла ва-банк:

– Мама, ты хотя бы раз слышала, что я с ним встречаюсь?

– Нет, – ответила мать, но в ее голосе звучало сомнение. Мэдди с облегчением перевела дух. Итак, Бейли держит рот на замке.

– Если бы я встречалась с ним, ты бы тотчас узнала, не правда ли?

– Глория утверждает, будто вы несколько часов сидели за столиком во дворе и выпивали.

– А еще Глория наняла Уилбура Картера. У нее мозги набекрень.

– Что ж, полагаю, ты права. Чем, ты сказала, этот Старджес зарабатывает на жизнь?

– Я ничего не говорила. Я не знаю. Мне пора идти.

– Позвони мне, когда вернешься от бабушки, – сказала мать, и Мэдди повесила трубку.

Эм уселась за стол напротив матери. Сунув руку вниз, она убедилась в том, что Феба по-прежнему с ней, и поскольку собачка готова была принимать ласку каждую минуту, уже в сотый раз погладила ее.

– Я обожаю Фебу.

– Знаю. Мне она тоже нравится.

Эм взялась за оладьи, не спуская глаз с матери.

– Кей Эл мне тоже нравится, – сообщила она.

Мэдди едва не свалилась со стула. Заметив, что мать нервничает, Эм забеспокоилась. Ее мама, всегда такая сдержанная, что можно было помереть со скуки.

– Кей Эл – хороший человек, – сказала Мэдди. – Хочешь еще сиропа?

– Значит, он тебе тоже нравится?

– Он мой старый друг. Мы ходили в одну и ту же школу.

Приняв из рук Мэдди сироп, Эм поставила его у своей тарелки. Ей было не до еды, хотя у Анны еда была отменная.

– И папа ходил в ту же самую школу, что и вы?

– Да. – Мэдди разрезала оладью и подцепила вилкой огромный кусок. – Вместе с тетей Тревой, дядей Хауи и еще кучей народу. Мы были такие же приятели, как вы с Мэл. – Она сунула кусок в рот, и Эм, откинувшись на спинку, ждала, когда Мэдди прожует, чтобы задать очередной вопрос.

Упоминание о школе хотя и не имело прямого отношения к интересующим ее вещам, заинтриговало Эм. Когда-нибудь они с Мэл станут взрослыми, их друзья тоже вырастут, потом кто-нибудь из них уедет и, может быть, вернется. Эм стало интересно, каким будет Джейсон Норрис, когда вернется в город и заедет к ней в гости, как Кей Эл к маме.

Наконец мама прожевала оладью, и Эм, наморщив лоб, спросила:

– Значит, он был твоим парнем, а ты – его девушкой?

– Нет. – Мэдди сунула ей тарелку с клубникой, и Эм поставила ее рядом с сиропом. – У меня был только один парень, твой папа. Скучища, правда?

– Может, да, а может, и нет, – отозвалась Эм и, протолкнув внутрь застрявший в горле комок, задала вопрос, который совсем не хотела задавать: – А где папа?

Мэдди растерянно заморгала, но тут же напустила на себя беззаботный вид и ответила:

– Я полагаю, сейчас он… э-э-э… занимается делами компании.

Слова «занимается делами компании» прозвучали неубедительно и фальшиво. Эм похолодела. Она ни на секунду не усомнилась в том, что мать что-то скрывает.

В этот момент в кухню вошла Анна.

– Эм, тебе положить чего-нибудь еще? – спросила она. Эм поняла, что разговор о папе придется отложить.

– Нет, спасибо, все было очень вкусно, – ответила она. Оладьи действительно были замечательные, но ей совсем не хотелось есть. Ей хотелось узнать, что происходит с ними со всеми.

– Сегодня воскресенье, и я должна ехать к прабабушке, – заявила Мэдди совсем уж веселым голосом. – Ты останешься у тети Анны, чтобы Феба могла всласть побегать по травке. Разве это не здорово?

– Да, конечно, – ответила Эм.

– Анна обещала научить тебя делать клубничный пирог, – продолжала Мэдди. – Класс, а?

– Класс, – ответила Эм.

– Мы славно проведем время, – бодро произнесла Анна.

– Вы только взгляните, какое ожерелье я припасла для прабабушки. – Мэдди делала вид, будто ей очень весело. Эм решила уступить.

– Покажи, – отозвалась она.

Мэдди выудила из сумки что-то страшненькое – россыпь красных стекляшек на цепочке из фальшивого золота. Эм кивнула и сказала:

– Ей понравится. А на тебе ничего нет?

– Ничего. – На сей раз голос Мэдди звучал куда естественнее. Уловив недоуменный взгляд Анны, она пояснила: – У нашей прабабушки есть привычка выпрашивать у посетителей все, что ей понравится. И мы сплавляем ей вещи, которые нам не нужны. – Она повернулась к дочери и спросила: – Правда, Эм?

Она произнесла эти слова так, словно очень хотела услышать утвердительный ответ, хотя это было совсем не важно. Эм лишь кивнула.

Мэдди надела ожерелье и поцеловала Эм на прощание.

– Не скучай без меня и помоги тете Анне вымыть посуду.

Когда она подошла к двери, Эм крикнула:

– Мама, не говори прабабушке про щенка! Она заставит меня отдать ей Фебу!

Анна одолжила Мэдди свой старый пикап («Я все равно никуда не езжу, так что бери и пользуйся»), и Мэдди с радостью обнаружила, какое это счастье – вновь получить в свое распоряжение машину. Нельзя сказать, что Фрог-Пойнт очень уж велик и без машины здесь не обойтись, но у Мэдди появилась иллюзия свободы. Теперь в случае необходимости она даже сможет сбежать. Бежать было некуда, зато сама мысль об этом доставляла несказанное удовольствие.

Впрочем, от прабабушки сбежать точно не удастся.

Прабабушка Люсиль сидела в своей комнате с персико-во-розовыми стенами, закутавшись в рубашку, на которой выделялись оборки цвета бушующего моря. Накрывшись персиково-розовыми простынями, она являла собой жалкую пародию на ту франтоватую модницу, какой некогда была. Увядшее старческое лицо обрамляла короткая прическа, гладкая и сияющая, будто надраенный черный башмак, а из-под челки жестким обсидиановым блеском посверкивали маленькие черные проницательные глаза – единственное, что сохранилось от прежней Люсиль. За те годы, что Мэдди ездила сюда, Люсиль не меньше тысячи раз выразила сожаление, что внучка лишена ее привлекательных черт – красивого лица, предприимчивости и бесшабашной отваги. Но поскольку уже много лет Люсиль была самым тяжелым испытанием для всей семьи, Мэдди не слишком горевала из-за того, что ей не достались бабкины гены. «Ты не поверишь, каково мне приходилось в молодости, – говаривала мать, когда Мэдди была маленькая. – Бабушка постоянно унижала меня. Но тебе это не грозит».

И вот теперь, глядя на бабку, Мэдди послала матери мысленную благодарность и в который уже раз пообещала себе, что ее дочь тоже будет расти в спокойной обстановке. Ей совсем не хотелось, чтобы у детей Эм была такая бабушка, как Люсиль.

Но, как известно, характер проявляется через поколение. Вспомнив свою прогулку в Пойнт в компании Кей Эла, Мэдди подумала, что если она будет влачить прежнее существование, у нее есть все шансы превратиться в Бабушку Люсиль девяностых годов двадцатого века. Итак, она должна круто изменить свою жизнь; но первым делом следовало достойно завершить нынешний визит. Мэдди пересекла комнату и, не обращая внимания на ворчливые замечания бабки о том, что внучка набрала лишний вес и выглядит такой же старухой, как она сама, раздвинула персиково-розовые занавески, закрывавшие окно, ведущее на крохотную терраску Люсиль.

– Слишком много света, – пронзительно-скрипучим голосом заявила бабка. – Это плохо для моей кожи. И для твоей тоже, но ты не желаешь слушать старших.

Мэдди приняла компромиссное решение и прикрыла занавески до половины, зная, что если задвинуть их совсем, бабка тут же начнет ныть, что в комнате слишком темно.

– Итак, бабуля, – бодро произнесла она, усаживаясь на кровать, – как ты себя чувствуешь? Бабка только фыркнула.

– Мне девяносто пять лет, как же я могу себя чувствовать?

«Тебе всего лишь восемьдесят три», – хотела ответить Мэдди, но прикусила язык. Ввязаться в спор с Люсиль означало примерно то же самое, что оказаться под обстрелом в какой-нибудь дикой азиатской стране.

– Все же, полагаю, ты чувствуешь себя неплохо, – сказала она. – Ты отлично выглядишь.

– Это оттого, что я не сижу на ярком солнце, как некоторые мои знакомые. – Люсиль подалась вперед. – Возьмем, к примеру, Джанет Бидмейер из соседней комнаты. Она превратилась в настоящую развалину и похожа на чемодан из крокодиловой кожи. Приделай ей к спине ручку – и отправляй в полет в багажном отделении. А ведь она лет на двадцать моложе меня, а то и на все двадцать пять. Вот я, например… – Бабка умолкла и, прищурившись, посмотрела на Мэдди. – Что с тобой случилось, черт побери?

Мэдди вздохнула.

– Я налетела на дверь. Ничего страшного.

– Ха! – Люсиль откинулась на подушки, и на ее лице появилось удовлетворенное выражение. – Что, он врезал тебе по физиономии? Я так и знала, что это когда-нибудь произойдет, – стоило лишь взглянуть на твоего мужа.

– Нет, бабушка, – Мэдди старалась говорить как можно убедительнее. – Брент не бил меня. Я поскользнулась и налетела на край открытой двери.

– Ага, еще бы. Вот откуда на твоей щеке взялись шрамы от обручального кольца, – захихикала бабка, и Мэдди чуть вздрогнула. – Ну да, теперь ты обратишь на них внимание. Что ж, ты пришла за помощью в нужное место. – «О Господи, только не это», – подумала Мэдди, а бабка тем временем продолжала: – Я и сама побывала в твоей шкуре. Ты сделаешь вот что…

– Дедушка не трогал тебя даже пальцем, – перебила ее Мэдди, забыв о приличиях. – Я не верю. Тебе должно быть стыдно…

– Твой дедушка здесь ни при чем, – сердито воскликнула Люсиль. – Он не решился бы поднять на меня руку. – На лице старухи появилась недовольная гримаса, как будто она до сих пор презирала супруга за покладистость. – Я говорю о своем первом муже.

Мэдди невольно отпрянула.

– Я думала, дедушка и был твоим первым мужем, – сказала она.

– Нет. – Бабка откинулась на подушки и произнесла уже спокойно: – Моим первым мужем был этот никчемный тупица, Бак Флетчер.

Мэдди с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться.

– Значит, ты была замужем за человеком по имени Бак?

– Брент ничуть не лучше, – парировала Люсиль. – Что за болван выдумал такое имечко?

«Не позволяй ей завестись», – напомнила себе Мэдди и заговорила о другом:

– Трудно представить, что ты была замужем еще до дедушки. Почему никто мне об этом не сказал?

Бабка пожала плечами.

– Он умер прежде, чем ты родилась. И, честно говоря, я не слишком убивалась. – Люсиль снова хихикнула и тут же пригвоздила Мэдди взглядом. – Запомни, деточка, следы побоев гримом не скроешь.

– Спасибо за совет, бабуля, – ответила Мэдди. Ее очень заинтересовал этот загадочный первый муж по имени Бак, но заставить бабку рассказывать о нем означало бы напомнить ей об унижении и побоях, а делать этого ни в коем случае не следовало. – Я принесла тебе конфеты, – сказала она и, наклонившись вперед, чтобы открыть сумку, выставила напоказ ожерелье с красными стекляшками.

– Спасибо, – рассеянно отозвалась бабка, протягивая сморщенную руку и хватая золотистую коробочку, которую Мэдди выудила из сумки. – «Эстер Прайс». Отменные шоколадки. – Она сорвала красную ленточку с коробки, наполненной шоколадными фигурками, и заметила: – Коробочка-то маленькая.

– В следующее воскресенье я принесу тебе другую, – пообещала Мэдди. – Я всегда приношу тебе сласти.

– Ты добрая девочка, Мэдди, – сказала Люсиль и впилась зубами в шоколадную черепашку, лежавшую сверху. Это была еще одна отвратительная привычка бабки – первым делом она всегда разгрызала черепашку и выплевывала орешки. Стоило Мэдди вспомнить об этом, и мимо ее уха просвистел первый орех. – Отменная шоколадка, – повторила Люсиль и впилась взглядом в ожерелье. – Славная вещица, – сказала она.

– Какая? Эта? – Мэдди приподняла цепочку со стекляшками. – Это реликвия семьи Брента, – с напускной гордостью сообщила она. – Одно из самых любимых моих украшений, я…

– Мне осталось жить очень недолго, – слабым голосом произнесла бабка, бессильно опускаясь на подушки и держа в одной руке коробку, а в другой – истерзанную черепашку. – Я очень стара.

«Да уж», – хотела сказать Мэдди, но лишь кивнула, всем своим видом выражая сочувствие.

– Ты совсем не выглядишь старой, – солгала она. – Ты выглядишь даже лучше меня.

При нынешнем состоянии ее подбитого глаза эти слова были недалеки от истины. Бабка фыркнула.

– Я могу умереть в любую секунду. – Она сунула полусъеденную черепашку в коробку, приложила освободившуюся руку к сердцу и подчеркнула: – В любую секунду.

– Ах, бабушка, – отозвалась Мэдди. – Чем мне тебя утешить?

– Твое ожерелье замечательно подойдет к моей ночной рубашке, – сказала Люсиль, поглаживая зеленые оборки.

Красные стекляшки на зеленом фоне выглядели бы просто ужасно, но спор с бабкой не входил в планы Мэдди.

– Ну, я не знаю, бабушка, – заговорила она. – Это украшение досталось мне от матери Брента…

– Хелен Фарадей, – презрительно отозвалась Люсиль, моментально забью о своей слабости. – Хелен Фарадей за всю свою жизнь не имела ни одного приличного платья. – Она начала было судорожно смеяться, но тут же вспомнила, что находится при смерти, и откинулась на подушки. – Я думаю, Хелен вряд ли будет возражать, если ты дашь поносить свое ожерелье умирающей бабушке. В конце концов… – старуха на мгновение умолкла, напуская на себя набожный вид (чего не было и в помине), и добавила: – …после моей смерти ты унаследуешь все, что у меня есть.

– Что ж, если оно так тебе нравится… – сдалась Мэдди, устав от юродства старухи. Она стянула с себя ожерелье и протянула его бабке, которая, нацепив его на шею, вновь принялась терзать черепашку. – Теперь ты выглядишь еще лучше. Мне пора, и я, пожалуй… – произнесла Мэдди, поднимаясь на ноги.

– Сядь! – скомандовала Люсиль. Ее слабости словно не бывало. – Я еще не рассказала тебе всех новостей.

Мэдди уселась, с вожделением поглядывая на коробку. Уж если ей суждено выслушивать больничные сплетни, было бы совсем неплохо пожевать при этом что-нибудь сладкое; но покушение на бабкин шоколад та воспримет как личное оскорбление.

– Микки Нортон опять влюбился, – сообщила Люсиль, откладывая в сторону черепашку и принимаясь за шоколадную помадку. – На сей раз в Абигейль Рок, что живет через дверь от меня. Абигейль знать его не хочет, но Микки не сдается. Эд Китинг из комнаты в конце коридора почти не встает с постели. Какой кошмар, мужчины с возрастом буквально разваливаются на части.

– Я бы так не сказала, – ответила Мэдди, вспомнив о Кей Эле. – Некоторые из них с годами становятся лишь крепче.

– Это ты о своем муженьке, что ли? – ехидно спросила старуха.

– Бабушка, мне действительно пора, – Мэдди приподнялась, но Люсиль снова сказала: «Сядь», и она села, готовясь выслушать все сплетни, которые бабка копила с прошлого воскресенья. К счастью, та выстреливала их с пулеметной скоростью и сумела втиснуть неделю в полчаса.

– И вот являешься ты, – заключила Люсиль. – Только взгляни на свою расквашенную физиономию. В этом доме все знают, что ты моя внучка. Ты опозорила мое доброе имя. – Она на секунду пригорюнилась, но тут же отправила в рот очередную помадку.

– Твое имя здесь ни при чем, – заметила Мэдди. – Чтобы приписать это дело Барклаям, твоим соседям пришлось бы вернуться на три поколения назад.

Взбешенная, Люсиль подалась вперед.

– Думаешь, они выжили из ума и все забыли?

Мэдди задумалась. Для обитателей этого дома три поколения назад – все равно что вчера.

– Ты права, бабуля, – сказала она. – Извини, мне не следовало появляться здесь в таком виде. Я больше не приеду, пока не исчезнет синяк.

– Ха! – выкрикнула Люсиль. – Ты думаешь, они не заметили? Нет уж, ты приедешь в следующее воскресенье, как обычно. И будь добра, научись к этому времени делать макияж. Боже мой, какой скандал! Ха!

Мэдди встала, теперь уже на самом деле собираясь уходить.

– Сядь! – старуха не унималась.

– Извини, не могу, – Мэдди бочком направилась к двери. – Мне пора. Я приеду к тебе в следующее воскресенье, обещаю. Пока, бабуля.

– К следующему воскресенью я умру, – отрезала Люсиль и выхватила из коробки помадку с грецким орехом.

– Это ожерелье тебе очень к лицу, – сказала Мэдди, захлопнула за собой дверь и, двинувшись к выходу, услышала, как в дверь изнутри ударился орешек.

Вернувшись домой, Мэдди нашла заднюю дверь открытой.

Она стояла на крылечке, тупо взирая в дверной проем. Дверь частенько открывалась сама, если ее как следует не захлопнуть, но Мэдди помнила, что перед отъездом она заперла все замки.

Брент.

Мэдди нерешительно переступила порог.

В доме все было по-прежнему, и Мэдди подумала, что, возможно, все-таки не закрыла замок. Она вспомнила, как захлопывала дверь… нет, она определенно заперла его.

– Брент? – позвала она дрогнувшим голосом и, положив сумочку на стойку, прошла в гостиную. Здесь тоже все было по-прежнему, за исключением столика для ключей.

Ящики столика перекосились, совсем чуть-чуть, и все они были немножко смещены вбок. Мэдди обшарила их сверху донизу и обнаружила, что ключ от банковского сейфа исчез.

Значит, Брент приходил за ключом от сейфа. И за Эм. Нынче вечером он вернется и заберет Эм, если Мэдди его не остановит.

Выйдя в прихожую, Мэдди взяла телефонную трубку и набрала номер полицейского участка.

– Я не могу, сказать наверняка, – ответила она на вопрос дежурного, – но, кажется, у меня в доме побывал беглый преступник.

В поисках отпечатков пальцев полицейские обсыпали порошком весь столик, но обнаружили только следы пальцев Мэдди и задали ей кучу вопросов, на которые у нее не было ответа.

– Я не имею ни малейшего понятия, зачем вору потребовался ключ от сейфа, – сказала она, и на лицах полицейских появилось скептическое выражение, которое исчезло лишь тогда, когда Мэдди попросила: – Вы не могли бы установить наблюдение за домом в ночное время? Я боюсь.

По-видимому, в ее голосе прозвучал настоящий страх, потому что полицейские пообещали оставить напротив дома дежурную машину.

Мэдди подумала, что если ей удастся еще одну ночь не пускать Брента домой, она, пожалуй, сумеет наконец наладить свою жизнь.

А если ей удастся уговорить Эм провести еще одну ночь на ферме, она будет в еще большей безопасности.

Мэдди надеялась, что Эм не станет упрямиться.