Текст книги "Солги мне"

Глава 18

– Все в порядке, Трева, – промолвила Мэдди, поворачиваясь и заглядывая ей в лицо. – Я пришла, чтобы сказать тебе: все в порядке. Сначала я разозлилась, но теперь мне все равно.

Трева усиленно заморгала, пытаясь сдержать слезы; ее губы сжались так крепко, что превратились в почти ровную линию.

– Значит, Брент все-таки рассказал тебе.

– Нет. – Мэдди покачала головой. – Нет. Я догадалась на похоронах. У Три голос Брента. И вихор на затылке. И все остальное.

– Так вот почему ты перестала со мной разговаривать. – Трева закивала словно заведенная, не в силах остановиться. – Значит, в этом дело. Я так и поняла. Либо ты нашла в ящике мое письмо, либо Брент проболтался. Мэдди, мне так жаль… Ты даже не догадываешься, как мне стыдно. Я очень, очень, очень сожалею…

На ее глазах появились тяжелые круглые капли, и Трева, задохнувшись, принялась смахивать их с лица тыльной стороной ладони, судорожно глотая воздух и вновь и вновь повторяя:

– Мне так жаль… мне очень жаль…

Мэдди обняла Треву, притянула ее к себе и тоже расплакалась, чувствуя, как вместе со слезами уходят затаенная злость и одиночество.

– Я не сержусь на тебя, Трева, – сказала она, роняя капли слез на завитки волос подруги. – Теперь мне это безразлично. Это была глупая ошибка, такое вполне могло случиться и у нас с Кей Элом, и вообще у кого угодно. Теперь все это не имеет никакого значения.

– Мне было так плохо, – всхлипнула Трева, прижимаясь к Мэдди. – Мне было так плохо, но я не решалась сказать тебе, а тем более Хауи. Господи, ведь я женила его на себе, когда забеременела, как же я могла ему признаться? Я никому не могла сказать, и мне очень, очень, очень жаль…

При каждом «очень» лоб Тревы тыкался в плечо Мэдди, и та прижала ее затылок рукой, чтобы уберечь мозги подруги от сотрясения.

– Я все понимаю, – сказала она. – Я и сама не решалась рассказать тебе о Кей Эле, потому что мне было стыдно. Я прекрасно помню, каково это, и понимаю тебя. Но теперь уже все в прошлом. – Мэдди в последний раз шмыгнула носом и похлопала Треву по спине, только сейчас заметив, что проезжающие притормаживают, чтобы рассмотреть двух рыдающих женщин, накрепко вцепившихся друг в друга. – Трева, я действительно больше не сержусь. Мне казалось, что я ненавижу тебя, но я ошиблась.

Трева принялась вытирать слезы ладонью.

– А я бы возненавидела тебя, если бы это случилось между тобой и Хауи, – сказала она.

– Понимаю, – ответила Мэдди. – Все дело в том, что я очень люблю тебя, гораздо больше, чем когда-либо любила Брента. Должно быть, это звучит ужасно, но это правда. Я тосковала по тебе куда сильнее, чем по нему, хотя поняла это только во время разговора с Эм. Я люблю Три, как же я могу хотеть, чтобы его не было на свете? Мне кажется, я и дня не смогу прожить, не перебросившись с тобой хотя бы словом, а ведь именно так я провела последние две недели. Мне было очень тяжело, я и думать позабыла об остальном. Прошло двадцать лет, и теперь все это не имеет значения. Ни малейшего.

– О Господи. – Трева опустилась на ступени крыльца дома миссис Бэнисгер и снова разрыдалась, произнося слова между судорожными всхлипами: – У меня с души словно камень свалился. Мне действительно очень стыдно, но я чувствую такое облегчение. – Она вцепилась в закатанный рукав ветровки Три, натягивая его на ладонь Мэдди. – Клянусь, Мэдди, я не хотела причинить тебе зло.

Мэдди уселась рядом и осторожно высвободила рукав.

– Я знаю, Треви. Все в порядке.

– Понимаешь, Брент был такой… – Трева перестала всхлипывать и пошарила по карманам, ища носовой платок. Не найдя его, она вытерла нос рукавом. – В те годы Брент был первым парнем на деревне, понимаешь? Я не могла поверить своему счастью, когда он обратил на меня внимание. Перед ним не устояла бы ни одна девчонка, а я была такая глупая…

– Я все знаю. Ведь я была за ним замужем. – Мэдди погладила подругу по плечу, но Трева, начав, не могла остановиться.

– А потом у меня прекратились месячные, и я написала записку… – Трева схватила Мэдди за руку. – Записка… Где она?

– Я порвала ее, – ответила Мэдди. – Записки больше нет. Я спустила ее в унитаз. Она больше никому не причинит неприятностей. Честное слово.

– Ох… – Трева глубоко вздохнула. – Это был такой кошмар. – Она вновь расплакалась. – Брент собирался тебе рассказать. Он пообещал рассказать тебе и Хауи, и я наорала на него, даже грозила убить, но Брент заявил, что если я хоть словом обмолвлюсь про деньги, он тоже не станет молчать. – Трева шмыгнула носом. – И тогда я во второй раз предала Хауи. Брент обворовывал компанию – я знала об этом со слов Дотти Уайли, которые передала мне мать, но так и не сказала Хауи. Я опять предала его.

– Все это в прошлом, – отозвалась Мэдди. – Хауи ничего не узнает. – Она запнулась и несколько секунд озадаченно молчала. – Подожди-ка. При чем здесь Дотги Уайли?

Трева проглотила слезы и ответила:

– Брент назначил слишком большую цену за ее дом. Дотти сказала моей матери, что дом не стоит тех денег, которые она заплатила, и мать передала мне, но я утаила это от мужа. А теперь выясняется, что Дотти была права. Пару недель назад, сразу после похорон Брента, Хауи вернулся домой и сказал, что они с Кей Элом подняли документы и обнаружили, что только на сделке с Дотти Брент присвоил сорок тысяч, ведя двойную бухгалтерию, но Хауи и Кей Эл так и не нашли выписанных им счетов. Хауи говорит, что за последние два года Брент провернул немало таких сделок. В компьютере осталась информация о тех ценах, которые он назначал, но им нужны еще и счета.

– Желтые листочки, заполненные под копирку, – произнесла Мэдди. – В том чертовом ящике, который мы нашли у него в столе, была целая пачка желтых листков. Теперь понятно, почему Брент так взбесился из-за этой коробки. – Разрозненные кусочки начинали складываться в целостную картину. – Мне показалось, он рассердился из-за того, что я узнала о его изменах. Я сказала Бренту, что была с Кей Элом, и он спросил, что я ему говорила. Ему было плевать, что я провожу время с другим мужчиной. Его волновало только то, что этот мужчина – бухгалтер. Значит, вся история произошла из-за денег. Господи, сколько нам пришлось вытерпеть, и все из-за каких-то паршивых денег.

– Нет, – отозвалась Трева. – Я прошла через этот ад из-за того, что двадцать лег назад совершила глупую ошибку и предала двух самых любимых людей.

– Теперь все кончилось, – сказала Мэдди. – Именно это я и собиралась тебе сказать. Я знаю, тебе хочется плакать. Не стесняйся, плачь, но все это в прошлом. Я не сержусь на тебя. – Она обняла Треву и привлекла ее к себе, точь-в-точь как еще час назад обнимала Эм. – Все будет хорошо.

– Ты расскажешь Хауи? – спросила Трева. – Если да, то я тебя пойму. Я заслуживаю этого.

– Ну, конечно, нет, – сказала Мэдди. – Должно быть, ты не слушала, что я тебе говорю. За кого ты меня принимаешь?

– За хорошего человека. – Голова Тревы чуть заметно качнулась. – А я – дрянь. Я знала, что Брент обирает компанию, и позволила ему шантажировать себя… – Трева вновь рухнула в объятия Мэдди.

– Эй, девушки, у вас все в порядке?

Мэдди подняла лицо, пытаясь выглянуть из-за затылка Тревы. Она увидела миссис Бэнистер, которая вышла на крыльцо и, прищурившись, смотрела на них сквозь сумерки.

– Все хорошо, миссис Бэнистер, – ответила Мэдди. – Это мы, Мэдди Фарадей и Трева Хейнс. Мы вспоминаем о старых добрых временах.

– Ну, тогда ладно. – Миссис Бэнистер помахала рукой и, повернувшись ко входу в дом, добавила: – Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в дверь.

– Спасибо, – сказала Мэдди, и в тот же миг Трева опять разрыдалась.

– Все так хорошо ко мне относятся, – всхлипывая, произнесла она. – А я такая подлая, мерзкая тварь.

– Ладно, хватит. – Мэдди встала и потянула Треву за воротник, поднимая ее на ноги. – Соберись, и пойдем отсюда. Никакая ты не дрянь, ты лучший человек, которого я когда-либо знала, и если меня посадят, я отдам тебе на воспитание свою дочь. Так что хватит терзаться.

Трева судорожно вцепилась в нее.

– Нет, тебя не посадят. Даже если тебя обвинят, суд спишет все на временное умопомрачение или на что-нибудь в том же духе.

– Это очень слабое утешение, Трева. – Мэдди потащила подругу вперед. – Я не думаю, что Эм будет счастлива в городе, который полагает, что ее ревнивая матушка застрелила мужа-гуляку. – Эти слова навели Мэдди на мысль о своей бабке. – Меня запрут в тихой комнате с мягкими стенами, Эм станет навещать меня, привозить шоколадные конфеты, а я буду плеваться орешками.

– Что ты несешь? – спросила Трева.

– Все дело в наследственности, – продолжала Мэдди. – Тебе не приходилось, глядя на свою мать и бабку, подумать: «Господи, когда-нибудь я буду точно такая же»?

– Порой мне кажется, что со мной уже произошло нечто подобное, – сказала Трева. – Именно поэтому я двадцать лет не спускала глаз с Три, словно ястреб с кролика. Я боялась в один прекрасный день проснуться и увидеть перед собой Брента.

– Этого не будет.

– Или вдруг Хауи как-нибудь посмотрит на него и скажет: «Гляди-ка, вылитый Брент!» Ведь Три и в самом деле похож на своего отца.

Они молча миновали еще два дома, и Мэдди наконец заговорила:

– Послушай, я понимаю, что тебе стало легче. Но ты сейчас сделала очень верное замечание насчет Хауи. Он должен узнать правду. Разумеется, я никогда ничего ему не скажу, но тебе придется сделать это самой.

– Не могу. – Трева схватила Мэдди за рукав. – Ни за что! Ведь он подумает, что я вышла за него замуж, чтобы скрыть беременность.

– Хауи Бассет человек непростой, но уж чего в нем нет – так это глупости, – сказала Мэдди. – Он прожил с тобой двадцать лет, считай, всю жизнь. Я думаю, он достоин доверия.

– Нет, у меня не получится, – ответила Трева, но ее голос заметно окреп.

– Я только сегодня стала ревностной поборницей правды, но уже могу с уверенностью посоветовать тебе сделать то же самое, – сказала Мэдди. – Ты даже не представляешь, какое это облегчение – говорить правду.

Трева глубоко вздохнула:

– Отчего же, представляю. Честно говоря, я так рада, что между нами не осталось тайн и недомолвок.

– А теперь тебе предстоит то же самое, только с Хауи, – произнесла Мэдди, кивнув.

Они дошли до угла Линден-стрит и остановились под уличным фонарем. Мэдди ждала, что скажет Трева. Фонарь вдруг вспыхнул, заливая ярким огнем светлые кудряшки Тревы, и Мэдди на минуту показалось, что ее подруга вновь стала той девочкой, которой была в юности, чуть-чуть растерянной, но по-прежнему неразрывно связанной с ее, Мэдди, судьбой.

Они так долго были вместе. И останутся вместе навсегда. Нет, Мэдди никогда не покинет Фрог-Пойнт, и дело не только в Треве, матери или Эм. Главное – это воспоминания, привычки и уверенность в себе, которые человек приобретает, прожив тридцать восемь лет в одном и том же месте.

– Фонарь зажегся, – сказала она Треве. – Помнишь, что это означает?

Трева улыбнулась. Это была слабая и болезненная, но все же улыбка.

– Марш домой, иначе поставят в угол, – ответила она.

– Что бы ни случилось, между нами все будет по-старому, – сказала Мэдди. – Ты можешь измениться, я могу измениться, но наши отношения останутся прежними. Согласна?

– Да, – прошептала Трева. – Согласна.

– Вот и хорошо, – добавила Мэдди. – Господи, ну и денек выдался!

Следующим делом Мэдди было посещение Хелен и Нормана. В последний раз она была здесь несколько недель назад, задолго до похорон, и теперь стучалась в дверь, ощущая, как бешено колотится ее сердце. Выражение, появившееся на лице Хелен, когда она увидела гостью, ничуть не успокоило Мэдди.

– Что тебе нужно? – раздался скрипучий голос.

– Я хочу, чтобы вы прекратили распускать обо мне слухи и тревожить мою мать, – сказала Мэдди.

Хелен в упор смотрела на нее сквозь сетчатую дверь.

– Я говорила правду, – ответила она.

– Вы говорили только часть правды, – возразила Мэдди. – Вы ни разу не упомянули о том, что Брент изменял мне и бил меня. А ваше утверждение, будто бы я его застрелила, – это самая настоящая ложь. До сих пор моя мать помалкивает, но если вы не остановитесь, ее терпение может лопнуть. Тогда моей дочери придется выслушивать сплетни о том, какими подонками оказались оба ее родителя. И все из-за того, что ее бабки – набитые дуры, неспособные держать на замке свои грязные вонючие пасти!

Поначалу Мэдди не собиралась заканчивать фразу на такой ноте, но теперь, когда слова были произнесены, она почувствовала прилив воодушевления. Именно так должна говорить обновленная Мэдди, та самая Мэдди, которой она всегда хотела стать. Итак, у нее есть план, и она будет неукоснительно проводить его в жизнь.

Хелен вышла на крыльцо, с грохотом захлопнув за собой дверь, и Мэдди чуть было не отступила на шаг, но все же удержалась на месте. Она больше никогда и ни перед кем не отступит.

– Идем, – сказала Хелен, и Мэдди прошла следом за ней по дорожке, ведущей к гаражу.

Хелен отперла ворота, включила свет, и Мэдди пробормотала:

– О Господи, только этого не хватало.

Гараж был забит листовками, плакатами и наклейками, все как одна гласившими: «Брента Фарадея – в мэры!» Мэдди оставалось только пожалеть Брента и его родителей, которые так плохо знали своего сына.

– Брент не хотел становиться мэром, – сказала она. – Я понимаю, вы действовали из лучших побуждений, но…

– Брент очень хотел, – возразила Хелен. – А ты его отговаривала. Ты сказала, что не хочешь быть женой мэра. Я собственными ушами слышала это от тебя на рождественской вечеринке.

– Мне было безразлично, – произнесла Мэдди, оглядывая горы бумаги с начертанным на них именем. – Эка невидаль – жена мэра. И я на самом деле знала, что Брент ненавидит все это, и пыталась облегчить его жизнь. Он не хотел быть мэром.

– Он мог стать великим мэром, – заявила Хелен горделивым тоном, каким большинстро людей произнесли бы Фразу «он мог стать великим президентом».

– Послушайте, Хелен…

– Конечно, ты даже не подумала помочь ему, – продолжала Хелен. – И если он предпочитал других женщин, это твоя вина. Ты совсем не думала о нем.

– Черт побери, я только и делала, что думала о Бренте, – отозвалась Мэдди. – Но он не хотел становиться мэром.

– Он уже заполнил все формы и анкеты, провел подготовительную работу. Бренту оставалось лишь подписать заявление об отказе от тайны личных доходов, и его имя появилось бы в избирательном бюллетене. Этого не случилось, и в этом виновата только ты. А теперь Брент мертв, ты погрязла в грехе…

– Эти две недели я прожила, словно монахиня.

– …и я хочу, чтобы весь город узнал о твоих похождениях. – Последние слова Хелен произнесла голосом, полным мстительного удовольствия.

– Что ж, в добрый путь, – отозвалась Мэдди, чувствуя, как в ее душе поднимается гнев, вызванный ханжеством свекрови. – Вы знаете мою матушку, у нее тоже есть что сказать людям, но мне вовсе не хочется, чтобы Эмили оказалась между молотом и наковальней. Да будет вам известно, Брент собирался бежать из города. Он продал свой пай в компании и купил билеты в Рио. Брент собирался смыться, прихватив с собой Эм, потому что он занимался хищениями, а вы принуждали его участвовать в выборах на должность мэра. Хотите, чтобы это выплыло наружу? И выплывет, если вы не прекратите подогревать страсти.

– Дело не в Бренте, а в тебе, – сказала Хелен, задыхаясь от негодования. – До сих пор люди считали тебя воплощенной добродетелью, и я хочу, чтобы они узнали, какая ты на самом деле.

– Узнают, не сомневайтесь, – произнесла Мэдди. – Они очень удивятся, увидев меня такой, какой я теперь стала. Но я не намерена терпеть ваше вранье, так что перестаньте клеветать на меня и раздражать мою мать, пока она не поведала всему миру о делишках Брента.

– Ей не поверят, – заявила Хелен, и в первый раз за все время разговора в ее голосе прозвучала неуверенность.

– Советую держать язык за зубами, – сказала Мэдди. – Иначе Эм непременно узнает, кем был ее отец.

– Не смеши меня, – отозвалась Хелен, но не отважилась продолжить спор. Мэдди с удовлетворением следила за тем, как она молча выключает свет и запирает гаражные ворота.

Несчастный Брент, думала Мэдди, шагая к автомобилю. Это же надо – иметь таких родителей, как Хелен и Норман. Рано или поздно он обязательно стал бы мэром. Стоит ли удивляться, что Южная Америка казалась Бренту райским уголком.

А ведь ему еще предстояло опубликовать декларацию о своих доходах! Если в жизни Брента и было что-нибудь, чего он ни за какие блага мира не пожелал бы обнародовать, так это состояние его финансов, хотя на семейных счетах и в сумке для гольфа, по всей вероятности, лежала лишь малая часть неправедно нажитых денег. Остальные были спрятаны в другом месте. Мэдди понятия не имела, где Брент мог их укрывать, и удивлялась тому, что он додумался до всего этого. Вряд ли Брент действовал в одиночку. У него должен быть сообщник.

Может, это и был тот самый мужчина, что угрожал ей по телефону. Что ж, кому-то так или иначе придется за это заплатить.

Но первым делом Мэдди собиралась завершить последнее из намеченных дел.

– Что случилось? – спросила мать, как только Мэдди показалась в дверях. – Уже десятый час ночи, я чуть с ума не сошла от беспокойства. Я вижу, ты плакала…

– Эм поехала на ферму, чтобы встретиться с Кей Элом, – прервала ее Мэдди. – Она хотела узнать правду и решила, что Кей Эл – единственный, кто не станет ей врать.

Мать вздохнула и чуть ссутулилась:

– Клянусь, Мэдди…

– Сядь, – велела Мэдди. – Нам нужно поговорить.

– Ты не представляешь, какой тяжелый выдался сегодня день. – Мать засеменила к своей розовой кушетке, расписанной цветами. – Эта Хелен…

– Ты упомянула о ней очень кстати, – ответила Мэдди. – Я как раз от нее. Либо вы прекратите эту битву Годзиллы с Кинг-Конгом, либо репутация родителей Эм будет окончательно погублена. Хватит распускать языки.

– Она начала первая, – возразила мать.

– Ну а я требую, чтобы это закончилось, – сказала Мэдди. – Прошу тебя, найди другой предмет для сплетен.

Мать восприняла ее слова буквально.

– Глория опять помирилась с Барри, представляешь? – заговорила она.

– Да, – ответила Мэдди. – Теперь меня никто и ничто не удивит.

– Неужели? Так вот тебе еще одна новость. – Мать подалась вперед. – Кендэйс встречается с Бейли, охранником из компании Хауи и Брента.

Мэдди на мгновение опешила:

– Какой ужас!

– Что поделаешь, Лоуэри – она и есть Лоуэри.

– Все верно, – отозвалась Мэдди. – Голос крови. Я и сама буквально на глазах превращаюсь в собственную бабку.

– О чем ты? – спросила мать.

– Эм сбежала из дома, потому что никто не говорил ей правды. – Мэдди уселась в кресло-качалку, стоявшее напротив матери. – И мне пришлось один вечер побыть нашей бабушкой, рассказывая правду всем, кто желал слушать. До сих пор это было забавно. Я уже готова плеваться орешками.

– Мэдди, что ты мелешь?

Мэдди только усмехнулась:

– Мы так печемся о спокойствии ближних, что врем направо и налево. Пора это прекращать, иначе мы никогда не выберемся из нагромождения лжи. Мы все должны разом перестать обманывать друг друга.

– На меня намекаешь? – сухо осведомилась мать, ничуть не удивленная тем, какой оборот приняла беседа.

– Да. Но ты лишь одна из многих.

– Ну, знаешь, Мэдди…

– Эм уехала к Кей Элу, потому что не могла больше никому верить. Я не хочу, чтобы это повторилось.

На лице матери появилось озабоченное выражение.

– Что-то я не пойму, при чем здесь этот Кей Эл Старджес, – заявила она. – Вы ведь расстались, кажется?

– Я тоже так думала, но ошибалась, – ответила Мэдди. – Мы были любовниками и опять будем встречаться. Я не намерена таиться, так что готовься услышать новые сплетни о нас с Кей Элом.

– Но, Мэдди, это уж слишком…

– Зато очень напоминает твой роман с мистером Скоттом, – подхватила Мэдди.

Казалось, в этот момент мать на минуту потеряла дар речи, но тут же обрела второе дыхание:

– Не понимаю, о чем ты…

– Хватит. Я же сказала, что не буду больше врать. Я поговорила с бабушкой, этого достаточно.

Мать помрачнела:

– Твоя бабка сумасшедшая. Не обращай внимания.

– Ничего подобного. – Мэдди бросила на мать хмурый взгляд. – Наша бабушка не сахар, но с мозгами у нее полный порядок. Она сказала, что ты ушла от любовника, чтобы защитить меня.

Судя по лицу миссис Мартиндейл, она не на шутку рассердилась.

– Не понимаю.

– Теперь я сделала то же самое для Эм, – продолжала Мэдди, мерно покачиваясь в кресле. Когда-то она баюкала в этом кресле новорожденную дочь, такую крошечную, словно невесомую. Потом, когда Эм подросла, они вместе сидели в этом же кресле и читали детские книжки, каждой своей страницей обещавшие только радость и благополучие. – Я думала, что, если мне удастся оградить Эм от житейских невзгод, она будет счастлива. Я повторила то, что делала ты. Но Эм стало только хуже, а единственным человеком, которому она смогла довериться, оказался Кей Эл.

– Мэдди, ведь со дня смерти твоего мужа прошло всего две недели!

– Мне нравился мистер Скотт, – продолжала Мэдди. – Я очень радовалась, когда он бывал у нас. Он был так внимателен ко мне.

Впервые за несколько последних минут мать отважилась посмотреть ей прямо в глаза.

– Мне тоже, – сказала она наконец. – Но я не смогла. Продолжать наши с ним отношения значило поставить тебя в затруднительное положение. Вздумай мы и дальше встречаться… Мэдди, ты же знаешь наш город.

«Мама, ты и есть наш город!» – хотелось крикнуть Мэдди, но сейчас это уже не имело значения. Поэтому она спокойно ответила:

– Я не намерена следовать твоему примеру. Я не прочь подождать, пока все уляжется, но отказываться от полноценной жизни не хйчу. Я уже давно не любила Брента, уже давно не спала с мужчиной и не желаю упускать возможность, которая сама идет мне в руки. – Мэдди наклонилась вперед. – Я опять чувствую себя счастливой, мама. Когда я рядом с Кей Элом, все неприятности куда-то исчезают. Понимаю, все это может скоро кончиться, но мне хорошо уже оттого, что я сейчас с ним. Не ради будущего, не ради благопристойных отношений, которыми я могла бы кичиться перед людьми, а просто для себя самой. Мы с Кей Элом занимались любовью, мы вместе веселились, и я видела, как он относится к моей дочери. Я сегодня же вернусь на ферму и расскажу ему все от начала до конца, потому что я верю ему больше, чем любому другому человеку, и ни капли не сомневаюсь, что это и есть настоящая любовь.

– Подумай об Эмили, – сказала миссис Мартиндейл, и Мэдди безнадежно вздохнула, уже не веря, что мать когда-нибудь сможет ее понять.

– Я не такая, как ты, мама. Я эгоистка. Я хочу получить от жизни все, что возможно, и не собираюсь отказываться от своих желаний ради того, чтобы держать Эм в ватном коконе. Я люблю ее и буду беречь ее покой, но не стану существовать во лжи, не стану отказываться от счастья только потому, что у города иные понятия о добре и зле, чем у меня.

– Материнский долг – жертвовать собой ради ребенка, – бесцветным голосом произнесла миссис Мартиндейл. – Ребенок должен быть на первом месте.

Мэдди поднялась.

– Согласна, – сказала она, не видя больше смысла бороться с несгибаемым упрямством матери. – У меня на первом месте – дочь, а на втором я сама, и это значит, что Кей Эл нужен мне сейчас же, а не год спустя. Эм любит его, а он помогает ей справиться с горем. В его присутствии Эм забывает о своих печалях. Я возвращаюсь к нему. Мне не следовало с ним расставаться.

– Подумай о злых языках, Мэдди, – взмолилась мать, подаваясь вперед. – Ведь и двух недель не прошло с тех пор, как умер Брент. Что скажут соседи?

– Раз мы с Эм счастливы, плевать мне на соседей. – Мэдди шагнула к двери и остановилась, решив предпринять еще последнюю попытку. – Честно говоря, мне не просто плевать. Если бы ты знала, как мне надоело быть примерной девочкой. Теперь я стану настоящей стервой и буду наслаждаться каждым мгновением своей новой жизни. Я буду очень рада, если ты позвонишь мистеру Скотту и последуешь моему примеру.

– Мне шестьдесят три, я слишком стара, чтобы делать глупости – Мать на мгновение крепко сжала челюсти. – Я растила тебя в одиночку; ради твоего спокойствия мне пришлось о многом забыть. В моей жизни не было ничего важнее тебя, и теперь ты готова пустить все прахом ради этого Старджеса…

– Кстати, вот тебе еще одна причина моего нежелания целиком посвящать жизнь дочери, – заметила Мэдди. – Не хочу, чтобы когда-нибудь ей пришлось выслушивать попреки своей престарелой матери.

– Мэдди! Как ты можешь?..

– Я очень люблю тебя, мама. – Мэдди нагнулась и поцеловала мать в щеку. – Я знаю, ты готова отдать мне весь мир в обмен на мои тело и душу, но ты их не получишь. Я – типичное неблагодарное дитя, и очень надеюсь, что Эм пойдет по моим стопам. – Мэдди повернулась и шагнула к двери. – Не беспокойся, у меня все в порядке, а Эм с каждым днем чувствует себя лучше. Я позвоню тебе в воскресенье, как только вернусь от бабушки.

– От этой сумасшедшей? – спросила мать.

– А мне она нравится, – ответила Мэдди. – Она такая эгоистичная. Отличный образец для подражания.

Заехав в кафе, Мэдди заказала тройной горячий фадж с орехами. Она уселась у окна и с жадностью вонзила ложку в пирог, размышляя о том, как повернулась ее жизнь, гадая, кто за ней охотится, и пытаясь разобраться, чего она, собственно, хочет. Знакомые, которые раньше непременно помахали бы ей рукой, теперь лишь едва кивали и тут же начинали перешептываться. Раньше Мэдди была бы донельзя огорчена, но теперь ей было плевать. Она отвезла Эм в безопасное место, помирилась с Тревой и заставила умолкнуть Хелен. Оставалось только найти убийцу Брента и вернуть себе Кей Эла.

По поводу убийцы у нее были лишь смутные подозрения, зато она прекрасно знала, как выполнить вторую задачу, и решила покончить с ней в первую очередь.

Она приехала на ферму около десяти вечера. Кей Эл сидел на крыльце, распутывая лески удочек.

– Если бы вы удили рыбу с разных сторон причала, этого не случилось бы, – сказала Мэдди, шагая к крыльцу.

– Феба постаралась, – не отрываясь от своего занятия, ответил Кей Эл, отодвигаясь и освобождая место на ступеньках.

Мэдди села чуть ближе к нему, чем хотела.

– Давай я помогу тебе разобраться со всем этим, – предложила она.

– Твоя фраза звучит двусмысленно, – заметил Кей Эл, подаваясь вперед, отчего их плечи соприкоснулись.

– Намекаешь, что прежде было бы неплохо разобраться с моими запутанными делишками? – Мэдди потрогала поплавок и спросила: – Не проще ли отцепить эти штуки?

– Я использую их в качестве ориентира, – сказал Кей Эл. Он отнял у Мэдди удочку и бросил снасти в траву у крыльца. – Безнадежно, – добавил он. – Давай лучше займемся чем-нибудь, что нам под силу.

– С удовольствием. – Мэдди наклонилась и поцеловала его. Ей было так приятно вновь ощутить его вкус, опереться о его плечо, почувствовать его жаркие губы и его руки, тут же обвившие ее тело. – Боже, как хорошо, – сказала она, отрываясь от Кей Эла и переводя дух. Она прижалась лбом к его лбу и попросила: – Не отпускай меня, если я опять захочу уйти. Я по-прежнему не собираюсь замуж, но с нетерпением жду всего, что к этому прилагается.

– Шутишь? – ошеломленно спросил Кей Эл и тут же поправился: – Извини. Я не то хотел сказать. – Он поцеловал Мэдди, прижимая ее к себе, и она, почувствовав его язык на своих губах, раздвинула их, впуская язык Кей Эла внутрь, а сама припала к его широкой груди, наслаждаясь его ласками. – Нет, ты не шутишь, – пробормотал Кей Эл, задыхаясь. – Твоя мать меня убьет.

– Я уже рассказала ей, – ответила Мэдди. – Во всем виновата я одна, тебе отводится роль жертвы. Я уже сказала матери, что собираюсь вернуться на ферму и наброситься на тебя. Поцелуй меня еще раз.

– Только не на крыльце, – сказал Кей Эл, поднимаясь.

– Еще чего. – Мэдди вновь обняла его. Ей не хотелось выпускать любимого из своих рук. – Мне надоело прятаться, – сказала она. – Я теперь вдова, но про похождения Брента знает весь город, почему же я должна притворяться? Поцелуй меня вот сюда.

– Да, но есть еще Эм, – напомнил он, увлекая Мэдди в тень у крыльца, где и поцеловал ее; теперь, когда они стояли в темноте, можно было не стесняться, и Кей Эл, проведя руками по ее спине, прижал к себе бедра Мэдди. Она прильнула к его горячему сильному телу, целуя Кей Эла, потому что ей хотелось этого. – Ты сводишь меня с ума, – сказала она, с трудом переводя дыхание.

– Да, но что мне делать, если завтра ты опомнишься?

– Не волнуйся, я уже опомнилась. – Мэдди почувствовала, как Кей Эл задышал глубже, и когда поцелуй наконец кончился, ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не забыть, что она должна о многом рассказать Кей Элу, прежде чем повалить его на землю.

Мэдди отступила на шаг, и у нее на мгновение закружилась голова, но она тут же мысленно отругала себя. Она крепко стоит на ногах, ей нет нужды бросаться кому-либо на шею в поисках поддержки – только ради любви.

– Нам надо поговорить, – сказала она.

– Нет. – Кей Эл протянул к ней руки. – Давай насладимся друг другом, пока ты опять не передумала.

– Я не передумаю. Просто мне нужно кое-что сказать тебе.

– Стало быть, у тебя дурные вести? – догадался Кей Эл.

Мэдди вытащила его на крыльцо, и он уселся рядом, положив руку ей на шею и щекоча ее пальцами. Рука Кей Эла была теплая и тяжелая, его прикосновения оставляли у Мэдди восхитительное чувство; ей было невыразимо приятно вновь сидеть рядом с ним.

– Ладно, выкладывай, – сказал он. Мэдди вздохнула.

– Как-то раз ты спрашивал у меня про пистолет, – произнесла она.

Рука Кей Эла остановилась:

– Ты знаешь, где он находится?

Мэдди кивнула – в основном для того, чтобы его рука еще раз скользнула по ее шее.

– Будь добра, ответь на вопрос, – чуть нервничая, сказал Кей Эл.

– В морозилке у Тревы.

Кей Эл отдернул руку:

– Трева?

Мэдди подняла лицо.

– Трева даже не подозревает о пистолете. Он спрятан в кассероле, который миссис Хармон сварила из консервированной колбасы и пшеничной лапши.

Лицо Кей Эла сморщилось, словно его крепко хватили по затылку бейсбольной битой.

– Господи Иисусе, – пробормотал он. Мэдди кивнула:

– Совершенно верно. На мой взгляд, миссис Хармон чересчур увлеклась новомодными веяниями. Ей и невдомек, что консервированную колбасу никак не назовешь здоровой пищей.

– Согласен, колбаса – это сущая отрава, но я говорю не о миссис Хармон, – отозвался Кей Эл. – Я говорю о пистолете в морозилке Тревы.

– Прежде чем сунуть его в лапшу, я завернула пистолет в пластиковый пакет, – продолжала Мэдди. – Полагаю, с ним ничего не сделалось, ведь низкая температура не вредит оружию, правда?

– Хорошо хоть, что ты не обвиняешь Треву в убийстве, – сказал Кей Эл. – Я знаю, у нее не было мотива, и все же…