Текст книги "Солги мне"

Трева сидела в кресле у дверей.

– Славные похороны, – сказала она, когда Мэдди подошла к ней. – Эта гарпия в черном шелке выглядит поистине трогательно.

– Брент был ее сыном, – заметила Мэдди. – Хелен понесла тяжелую утрату. Представь, что на месте Брента оказался бы Три.

– Нет уж, – отозвалась Трева. – Не хочу даже слышать об этом. Я бы не выдержала. – Трева зашарила по толпе глазами, отыскивая Три. Обнаружив сына, она с облегчением улыбнулась ему. Заметив улыбку матери, юноша направился к ним.

– Как вы себя чувствуете, тетя Мэдди? – чуть слышно спросил он. Мэдди посмотрела на него и нахмурилась.

– Какой странный у тебя голос, – сказала она.

– Мама велела мне говорить тихо, – объяснил Три – Сегодня я весь день шепчу, и от этого чувствую себя каким-то насекомым.

– Прекрати привлекать к себе внимание, – недовольно произнесла Трева. – А ну сядь. Ты торчишь над всеми, будто каланча.

Мэдди изумленно посмотрела на Три. Он вел себя вполне прилично, с чего бы Треве ворчать на него? Три, пожав плечами, опустился в кресло, и Трева положила руку ему на колено.

– Скоро мы уедем, – сказала она.

Три кивнул и наклонился вперед, вглядываясь в толпу.

– Мэл и Эм держатся вместе, – прошептал он, вытягиваясь еще больше. – По-моему, у них все нормально. Во всяком случае, Эм перестала плакать.

Мэдди посмотрела на девочек и вновь перевела взгляд на склоненную перед ней голову юноши. На его затылке торчал вихор, отчего Три казался много младше своего возраста.

– Быть может, ты… – заговорила Мэдди и осеклась. Только сейчас она заметила все разом – вихор на затылке, голос, форму низшей челюсти и высокий рост Три, обнаруживая в нем пугающе-знакомые черты. «Кажется, у Тревы и впрямь есть основания беспокоиться», – мелькнула в голове Мэдди неожиданная мысль.

– Тетя Мэдди… – шепнул Три. В тот же миг перед глазами Мэдди все поплыло; она перестала дышать и лишь глядела на сына Брента.

«Записку о беременности написала Трева». Трева, не Кристи. Трева. Двадцать лет назад. За эти годы почерк Тревы изменился, но ее тайна оставалась неизменной.

– Тетя Мэдди? – опять прошептал Три, и Мэдди с трудом проговорила:

– Быть может, ты выведешь девочек на свежий воздух? На улице прохладнее, чем в зале.

Юноша бросил на нее удивленный взгляд и отправился к своим сестрам. Итак, у Эм появился брат.

Трева лгала целых двадцать лет. Она спала с Брентом еще в школе и лгала Хауи, Мэдди, Три – всем подряд.

Мэдди вперила неподвижный взор в толпу, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Как она могла не замечать этого двадцать лет? Три рос на ее глазах, она привыкла к его лицу, в котором было так много от Тревы, но в последнее время отчетливо проявилось сходство с Брентом. Три изрядно прибавил в росте лишь два-три года назад, но только сегодня Мэддц впервые увидела его в костюме, только сегодня заметила вихор, выбившийся из короткой стрижки, которую он, вероятно, сделал специально для похорон. Для похорон своего отца.

Только сегодня Мэдди узнала правду. «Лучше бы мне не знать, – мелькнуло у нее в голове. – Как жаль, что Трева не сумела скрыть свою ложь навсегда».

– Мэдди, ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Трева.

– Нет, – ответила Мэдди, не глядя на нее, и пересела к своей матери, которая беседовала с Мэри Элис Уинтерборн.

Трева. У Мэдди никогда не было от нее секретов. Трева всю жизнь была ее лучшей подругой. И все это оказалось ложью.

– Как ты, Мэдди? В порядке? – спросила Мэри.

– Нет, – ответила Мэдди. – Только что я потеряла человека, которого очень любила. Теперь у меня никогда ничего не будет в порядке. – Посмотрев в лицо Мэри Элис, Мэдди увидела, как недоверие в ее глазах уступает место сочувствию.

– Мне очень жаль, Мэдди.

– Мне тоже, – отозвалась Мэдди и замкнулась в унылом молчании, а Мэри двинулась к Хелен.

– Так-то лучше, – сказала миссис Мартиндейл. – Именно так следует вести себя на похоронах.

Мэдди смотрела на цветы. Когда все это кончится, ей предстоит объясниться с Тревой. Мэдди не знала, что она скажет, но поговорить придется. Они уже никогда не будут друг для друга теми, кем были раньше. Уже сейчас все стало по-другому. Трева спала с Брентом, подарила жизнь его сыну и двадцать лет таила это от Мэдди. Все было ложью, и жизнь с Брентом, и все те слова, которые Мэдди говорила матери, чтобы не огорчать ее. Ложью оказалась и та причина, которая привела к ней Кей Эла, да и сама она оказалась совсем не тем человеком, которым себя считала. До сих пор она верила всей этой лжи и была счастлива. А теперь, когда она знает правду, уже ничто не имеет значения. Кроме Эм.

Мэдди сосредоточилась на этой мысли. Отныне она посвятит себя дочери, вновь начнет преподавать и заживет жизнью матери, спокойной и размеренной, полной забот о ребенке. Сколь бы ужасной ни казалась подобная перспектива, если ей удастся избежать тюрьмы, это будет лучшее, что она сможет сделать. Ей не нужна Трева, не нужен Кей Эл, вообще никто не нужен, кроме Эм. Во всяком случае, в такой жизни нет места предательству.

А единственной ложью, которую она когда-либо услышит, будет ее ложь перед самой собой.

Следующие две недели Мэдди занималась собиранием по кусочкам своей жизни и материнскими хлопотами. Эм пошла в школу, Эм воспитывала Фебу, Эм продолжала плакать, прежде чем уснуть… Эм превратилась в центр ее вселенной, и Мэдди до предела сократила телефонные разговоры с матерью – ее раздражали сплетни, в которых было так много бессмысленной лжи. Всякий раз ей не терпелось поскорее вновь вернуться к дочери. Поначалу миссис Мартиндейл разговаривала с Мэдди ледяным тоном, потом в ее голосе зазвучали примирительные нотки, потом она начала беспокоиться, но на всех трех этапах Мэдди решительно обрывала излияния матери, желая лишь, чтобы ее оставили в покое.

Приобретение школьной одежды оказалось куда более важной задачей, чем прежде. Мэдди прекрасно помнила те адовы муки, которые ей доставляла убежденность матери в том, что ее дочь должна ходить в туфлях с плоской подошвой и застежкой на ремешке, в то время как все остальные носят кеды. Мэдди с ее блестящей черной обувью занимала крайнее место в незыблемой иерархии, на другом конце которой находились люди вроде Кендэйс и Стэна в старомодных сандалиях из потрескавшейся кожи, а золотую середину представляла Трева, располагавшая целым гардеробом спортивной одежды, которую она украшала вышивкой и наклейками. Трева легко порхала по школьным коридорам, а Мэдди тащилась позади, с трудом переставляя ноги в туфлях для добропорядочных девочек. Решив, что у ее дочери все будет по-другому, Мэдди предпочла долгой болтовне с матерью обсуждение с Эм ее школьной экипировки.

На следующий день после похорон заявился Генри и поставил свою полицейскую машину напротив дома под бдительным взглядом Леоны.

– Я привез личные вещи Брента, – сообщил он, когда Мэдди открыла ему дверь.

– Мне они не нужны, – отрезала Мэдди.

– Здесь кое-какие ценности и куча денег, – сказал Генри, вздохнув. – И письмо. Прочти его.

Впустив Генри в дом, Мэдди ознакомилась со списком предметов, найденных у Брента: часы, обручальное колечко, кольцо с печаткой, бумажник и множество прочих вещей. Брент таскал с собой немалый груз, но это было неудивительно, если учесть, что он собирался покинуть город. Генри добавил, что у Брента была еще серая спортивная сумка с одеждой и что в сумке лежало письмо с маркой и адресом Мэдди.

– По-моему, он собирался бросить его в ящик перед самым отъездом, – сказал Генри, протягивая ей конверт. – Мы бы хотели, чтобы ты его прочла.

Конверт был распечатан.

– Уже начинаете вскрывать мои письма? – спросила Мэдди, вынимая из конверта листок, выдранный из фирменного блокнота строительной компании «Бассет и Фарадей». Мэдди прочла письмо, чувствуя, как ее все более охватывает ощущение нереальности происходящего.

«Милая Мэдди.

Пожалуйста, прочти это письмо до конца, и тогда ты поймешь, что я не бросаю тебя, просто я вынужден покинуть Фрог-Пойнт, чтобы не сойти с ума. Поэтому я забираю с собой Эм, и мы вдвоем будем ждать твоего приезда в Бразилию. Поверь, я знаю, что делаю.

Люди станут говорить, будто бы я украл деньги, но это неправда. Я оставляю компанию Хауи, стало быть, это честная сделка. Я продал Стэну четверть своих акций, и когда ты отпишешь Хауи свою долю, мы будем в полном расчете. Если кто-нибудь скажет, что я не люблю тебя, не верь. Тот случай с Глорией больше не повторялся, и если она скажет, что там было что-то еще, не слушай. Как только ты прилетишь на юг, все снова будет хорошо. Эм понравится в Бразилии; ты знаешь, как она любит перемены. Не теряй времени и сейчас же выставляй дом на продажу. Его купят быстро, и тогда ты сможешь заплатить за авиабилеты, а остальное привезешь с собой.

Нам уже давно следовало расстаться с Фрог-Пойнтом, и наконец мы это сделаем. Все будет хорошо.

С любовью, Брент».

– Эм терпеть не может перемен, – сказала Мэдди, закончив чтение. – О чем он думал?

– Как ты полагаешь, что он имел в виду, упоминая о случае с Глорией? – спросил Генри.

– Я думаю, Брент спал с ней, – ответила Мэдди, – но у меня нет доказательств. Это письмо кажется мне полной бессмыслицей. Что он хотел сказать, когда писал об украденных деньгах?

Генри замялся:

– Насколько нам известно, Брент взвинчивал цены на строящиеся дома, а разницу клал в карман. Сейчас Кей Эл и Хауи пытаются в этом разобраться. Судя по всему, он обманул Дотти Уайли на сорок тысяч.

– Те самые деньги, что лежали в сумке с клюшками?

– Трудно сказать. – Генри поднялся на ноги. – Создается впечатление, что Брент проделывал это в одиночку.

– Не может быть, – возразила Мэдди. – Бренту не хватало сообразительности даже для того, чтобы составить баланс семейного бюджета. Мне самой приходилось рассчитывать налоги. Хотела бы я знать, кто научил его мошенничать?

– Жадность – мощный стимул, – заметил Генри.

Когда он ушел, Мэдди подумала, что даже жадность не смогла бы научить Брента математике. Вероятно, у него был помощник. Спустившаяся сверху Эм спросила, зачем приезжал Генри, и Мэдди пришлось вернуться к своим бесконечным заботам по защите дочери от всего на свете.

Потом позвонила Трева. Первым делом она сообщила Мэдди, что ее мать хорошенько отчитала Хелен. Это произошло напротив банка, в самом центре города.

– Хелен говорит всем, что ты убила Брента, – с отвращением произнесла Трева. – Она молотит языком, не переставая.

– Вряд ли кто-нибудь относится к ее словам всерьез, – сказала Мэдди, не желая вдаваться в детали.

– Твоя мать воспринимает ее очень серьезно, – ответила Трева с явным удовлетворением в голосе. – Она притиснула Хелен к стене банка и сказала следующее: «До меня дошли очень неприятные известия о том, что ты распускаешь сплетни о моей Мэдлин, но я говорю всем, что это неправда, потому что она всегда вела себя, как подобает примерной христианке».

– У банка? – растерянно спросила Мэдди. – На Центральной улице?

– Это было славное зрелище, – продолжала Трева. – Хелен увяла, и тогда, по словам моей свекрови, твоя мать намекнула, что если Хелен не заткнется, она обнародует кое-какие подробности из жизни Брента. Ирма сказала, что это был первый случай на ее памяти, когда кому-то удалось поставить Хелен на место.

– Можно подумать, мне не хватает неприятностей, – отозвалась Мэдди. – А теперь еще мать устраивает потасовку на Центральной улице. Что скажут люди?

– По-моему, это замечательно, и Ирма тоже так считает, – сказала Трева. – Надеюсь, тебе стало лучше?

– Нет, – ответила Мэдди, желая побыстрее отделаться от Тревы. «Твоя дружба – ложь». – Мне пора к Эм. Она очень плоха.

– Да, понимаю, – неуверенно пробормотала Трева. – Послушай, у меня пустая морозилка, и если тебе мешают те кастрюли, я могла бы их забрать. Хочешь, я заеду?

– Нет, – повторила Мэдди. Было достаточно и того, что она уже избавилась от шести кастрюль и пистолета; к тому же ей совсем не хотелось встречаться с Тревой. – Спасибо, что позвонила, – сказала она и положила трубку, не дослушав.

После нескольких бесед, которые прерывались, едва начавшись, Трева сдалась и прекратила названивать. Мэдди почувствовала себя лучше. Она порвала письмо Тревы Бренту сразу после похорон, стремясь побыстрее забыть о нем, но воспоминания о предательстве не уходили. Разумеется, когда-нибудь Мэдди вновь станет разговаривать с Тревой, но не сейчас – позже, когда наконец сможет взглянуть ей в лицо, не крича при этом «как ты могла?» и прочих глупых слов, которые не доведут до добра.

Глава 15

В отличие от Тревы Кей Эл не желал понимать намеков. В первый раз он позвонил Мэдди в субботу после похорон.

– Ты должна хотя бы иногда разговаривать со мной, – заявил Кей Эл, как только Мэдди взяла трубку. – Не вздумай нажать на рычаг. Я сразу перезвоню.

– Кей Эл, я же говорила, что нам нельзя встречаться, – ответила Мэдди. Она так устала оборонять свою крепость, что едва удерживалась от крика. – Моя мать устраивает уличные бои напротив банка, защищая мою репутацию, и я по крайней мере хочу сделать так, чтобы ей было что защищать.

– Я слышал об этом, – признался Кей Эл. – Я сказал ей, что буду горд в следующий раз подержать ее пальто.

– Что значит, ты ей сказал? – спросила Мэдди. – Чем вы занимались?

– Я пригласил твою мать на ленч, – ответил Кей Эл – Между прочим, она славная женщина. Очень беспокоится о тебе. Говорит, ты ни с кем не общаешься.

– Я занята, – сказала Мэдди. – В понедельник у меня начинаются занятия в школе, и я должна готовиться. Я занята.

– Трева тоже занята, но у нее находится время на разговоры, а у тебя, по ее словам, нет, – возразил Кей Эл. – Что с тобой происходит?

– Ничего особенного, – прошипела Мэдди. – Твой дядя думает, что я убила своего мужа, и разъезжает по городу, задавая вопросы, которые заставляют людей думать точно так же. Моя дочь бродит по дому с лицом дряхлой леди, пытаясь примириться с мыслью о том, что ее отец умер, и весь город хочет, чтобы я бросила свои дела и занялась сплетнями. Я не собираюсь сплетничать. Я сама превратилась в сплетню. И поэтому я сейчас же кладу трубку. Прощай.

– Еще два слова, – попросил Кей Эл, но Мэдди все же дала отбой, лишь только для того, чтобы минуту спустя вновь взять трубку и услышать его голос. – Ладно, я все понял, – произнес он, как только Мэдди ответила. – Ты не желаешь со мной разговаривать. Может быть, Эм захочет? Позови ее к телефону.

– Нет, – отрезала Мэдди, и Кей Эл сказал:

– Я буду звонить до тех пор, пока не услышу голос Эм. Давай ее сюда.

Эм уже стояла в дверях, бледная и молчаливая, и Мэдди сказала ей, прикрыв рукой микрофон:

– Это Кей Эл. Он хочет поговорить с тобой, но ты не обязана этого делать.

– Я поговорю, – ответила Эм, протягивая руку. Она взяла аппарат и распустила телефонный провод, направляясь к лестнице, чтобы усесться на ступеньку. – Это я, – услышала Мэдди ее голос. Потом Эм заговорила тише и беседовала с Кей Элом добрых полчаса.

Отныне Кей Эл звонил ежедневно. Поначалу Мэдди бросала трубку, но он звонил опять, и в конце концов Эм научилась поспевать к аппарату первой. Мэдди уступила и предоставила им полную свободу телефонного общения. Все, что облегчало жизнь дочери, казалось Мэдди благом. Даже беседы с Кей Элом.

В воскресенье приехала мать, робкая и поникшая. Мэдди оставила на ее попечение Эм и отправилась навестить бабку.

– Я уже в курсе, – сообщила Люсиль, как только Мэдди появилась в ее комнате. – Закрой поплотнее эту чертову дверь. Выполнив просьбу, Мэдди уселась рядом со старухой.

– Здесь слишком темно, – заворчала она, и Мэдди, поднявшись на ноги, наполовину раздвинула шторы. – А теперь рассказывай, как ты это сделала.

– Сделала что? – спросила Мэдди, рухнув в кресло подле кровати.

– Ты ведь убила этого мерзавца, не так ли? – отозвалась бабка, подавшись вперед. – Говорят, ты пустила в ход таблетки. Прямо как я. Ты принесла шоколад?

Мэдди как раз собиралась отдать бабке гостинец. Услышав это «прямо как я», она на мгновение замерла, но потом по инерции все же вынула из сумки коробку и протянула старухе.

– Я не убивала его, – сказала она.

– Ты можешь мне довериться, ведь я твоя бабушка. – Люси сорвала красную ленточку и крышку коробки. – А еще я слышала, будто ты застрелила его, и хочу узнать, где тут правда, а где ложь. – Она выхватила из коробки шоколадную черепашку и впилась в нее зубами.

– Я не убивала его, – повторила Мэдди. – Как дела у Микки?

– Продолжает бегать за женщинами, – ответила бабка и выплюнула орешек. – Перестань увиливать от вопросов. Как ты это сделала?

– Я ничего не делала, – сказала Мэдди. – Мне никто не верит, но я не убивала.

Бабка взглянула на нее с явным презрением:

– А я убила.

– Бабушка, – заговорила Мэдди. – Я знаю, ты любишь привлекать к себе внимание, но это не лучший способ добиться…

– Послушай, глупышка, – перебила ее Люсиль. – В нашей богадельне любой знает, как я разделалась с Баком. Об этом знал весь город, точно так же как сейчас все знают о том, что ты убила своего мужа. – Бабка отхватила еще один кусок шоколада, обсосала его, погоняв во рту, и выплюнула очередной орешек.

Мэдди решила уступить. В конце концов, она ничем не рисковала – разве что суд наберет присяжных в доме призрения.

– Что ж, прекрасно, – сказала она. – Ты убила мужа. Прими мои поздравления. Ты умная девочка, но и я тоже была не промах. – Старуха отложила в сторону обгрызенную черепашку и вынула из коробки сливочную помадку. – Это было непредумышленное убийство. – Она замолчала, уставилась в пространство и добавила: – Во всяком случае, мне так кажется.

– Бабушка…

– Бак постоянно лупил меня, как твой муж – тебя. – Люсиль нахмурилась, жуя помадку и припоминая. – Он портил мою внешность. Когда Бак сломал мне нос, доктору пришлось приложить немало усилий, чтобы его восстановить. Он спросил меня, что случилось, и когда я рассказала, что Бак меня избивает, он прописал мне успокоительные пилюли.

– Он прописал их тебе? — спросила Мэдди удивленно. Бабка кивнула.

– Ага. Чтобы я не действовала Баку на нервы. – Она ухмыльнулась. – Но Бак продолжал буйствовать, и я начала подбрасывать таблетки ему в пиво, когда он возвращался домой. Выпив пару банок, он засыпал, будто младенец, и у нас в семье надолго воцарялся мир.

Мэдди кивнула, слишком заинтригованная, чтобы прерывать рассказ.

– В один прекрасный день, – продолжала Люсиль, копаясь в коробке и выискивая следующую конфету, – из автомагазина позвонил твой дедушка. Он сказал, что Бака уволили за драку и он направляется домой, злой, как сотня чертей.

– Кто позвонил? Дедушка? – спросила Мэдди. – Значит, вы уже тогда были знакомы?

– Не перебивай. – Бабка впилась зубами в очередную помадку и снова заговорила, чавкая набитым ртом: – Я положила в пиво сразу две таблетки, и все же Бак успел съездить мне по физиономии, прежде чем я подсунула ему банку. Потом он выпил пиво, и я положила в следующую порцию еще две таблетки, потому что не хотела, чтобы мой нос опять превратился в лепешку. Бак уселся у радиоприемника послушать музыку и заснул, да так и не проснулся. – Люси улыбнулась своим воспоминаниям. – Откуда мне было знать, что у этого подонка слабое сердце?

Какой ужас! Убийство на бытовой почве уверенно входило в семейные традиции. Только этого ей не хватало.

– Славная история, – сказала Мэдди в тщетной попытке перевести разговор в безопасное русло.

– Это не история, а чистая правда, об этом даже писали в газетах. – Люсиль опять заулыбалась. – В городе прекрасно знали, что произошло, но шериф поведал газетчикам о сердечном приступе, и они тиснули его слова.

– Тиснули его слова? – переспросила Мэдди, хмуро взирая на бабку. – Что-то я не понимаю.

– Наш город готов оказать поддержку всякому, кто сам себе помогает, – ответила Люсиль. Мэдди прежде не слышала, чтобы бабка говорила таким рассудительным тоном. – Хотя Бак лупил меня, я не поднимала шума, не тревожила окружающих. И когда дело зашло слишком далеко, я опять-таки без лишнего шума позаботилась о Баке, а город позаботился обо мне. Фрог-Пойнт и о тебе позаботится, не сомневайся. Тогда мне помог Рейбен Хенли, а теперь его сын поможет тебе. Он защитит тебя.

– Я не хочу, чтобы он меня защищал, – возразила Мэдди. – Я хочу, чтобы он нашел настоящего убийцу. Я хочу, чтобы люди узнали истину.

Старуха отрицательно покачала головой.

– Истина – это твои взаимоотношения с окружающими, – сказала она. – Надо отдать тебе должное, Мэдди, ты всегда честно выполняла свои обязанности перед городом. Ты никогда не отличалась особым умом и фантазией, но ты всегда была примерной супругой и матерью, хорошей дочерью и учителем. Это тебе зачтется.

Мэдди похолодела. Бабка была права: Фрог-Пойнт вполне мог встать на ее защиту, вынеся обвинительный вердикт без наказания.

– Этого мало, – сказала она. – Я не могу позволить Эм думать, что я убила ее отца. К тому же я должна позаботиться о своей матери.

Люсиль выпрямилась в постели и наставила на Мэдди палец.

– А теперь выслушай меня, – потребовала она. – Все это не имеет никакого значения. Главное – выжить. Не забывай, Мэдлин: ты рождена одинокой, в одиночестве и умрешь. А между этими событиями ты существуешь, заключая соглашения с другими людьми. Если ты выполнишь свои обязательства перед городом, и твоя мать, и твоя дочь будут в порядке.

Бабка схватила замусоленную черепашку и снова улеглась на подушки.

Терпение Мэдди лопнуло.

– Извини, но я спешу, – сказала она, поднимаясь. – Мне пора возвращаться к Эм.

– Сядь, – приказала Люсиль. – Расскажи мне о том мужчине, с которым ты провела ночь в своей постели.

– Не могу, – ответила Мэдди, пробираясь к выходу. – Мне надо к Эм.

Люсиль перестала жевать.

– Хочешь стать похожей на свою мамашу? Замкнуться в своем гнездышке наедине с ребенком и прогнать от себя мужчину, который домогается тебя? Господи, кого я произвела на свет? Сплошные зануды. – Она вперила в Мэдди горящий взгляд. – Я никогда ничего не боялась, как вы. Я принимала любовников, и плевать мне было на соседей. И вот, пожалуйста. Ты и твоя мамаша. Трусливые дурочки.

Мэдди нахмурилась.

– Какой мужчина? – спросила она. – У моей матери нет никаких мужчин.

– В свое время за ней увивался хозяин кегельбана, – фыркнув, сообщила бабка. – Парень так себе, да все же лучше, чем ничего. Но только не для твоей матери. Она сказала, что ей всю жизнь приходилось замаливать мои грехи, и она не желает тебе такой судьбы. – На лице старухи отразилась боль, которая тут же сменилась обычной брюзгливой гримасой. – Можно подумать, я не заботилась о ней и была для нее позором. – Люсиль посмотрела на Мэдди из-под набухших век. – Бояться жить – вот единственное, чего нужно стыдиться, но твоя мать только и делала, что боялась. Что за жизнь у нее была, я тебя спрашиваю?

– Не такая уж плохая у нее была жизнь, – ответила Мэдди, вспоминая последние события. – Тихая и скромная, никто тебе не лжет, никто не распускает о тебе сплетен…

Старуха фыркнула снова.

– Никто тебя не любит, никто не пытается заставить тебя смеяться и радоваться жизни, – подхватила она и, задрав подбородок, горделиво посмотрела на Мэдди. – У меня было восемь мужиков, и я не жалею ни об одном из них. По городу ходили слухи, но мне было плевать.

– Ты изменяла дедушке? – ошеломленно спросила Мэдди.

– Он спал со мной, когда я еще была замужем за Баком, – ответила бабка, и в ее голосе не прозвучало ни ноты раскаяния. – Чего же он ожидал от меня? Что я начну жизнь с чистой страницы? – Она рассмеялась. – По крайней мере в моей жизни были любовь и страсть, о которых твоя благовоспитанная матушка не могла и мечтать. – Люсиль вновь посмотрела на Мэдди и продолжала: – Я рассчитывала на тебя, но ты оказалась такой же недотепой, как твоя мать. Два сапога пара.

– Я не верю тебе… – заговорила Мэдди, но бабка ее тут же перебила:

– Скотт, вот как его звали. Сэм Скотт!

Мэдди вспомнила, как Сэм Скотт вышел на крыльцо кегельбана в ту ночь, когда она искала Брента. «Я услышал звук машины вашей матери», – сказал тогда Сэм. Неужели он и был тем человеком, от которого отказалась ее мать? Неужели он все эти тридцать лет продолжал любить Марту? Способен ли Кей Эл на такой поступок? Эта мысль казалась Мэдди невыносимой. Ей хотелось уйти отсюда, забыть о бабке с ее ложью. Во всяком случае, мать утверждала, что Люсиль лжет.

Мэдди повернулась к двери, не обращая больше внимания на ворчание старухи, и в тот же миг вспомнила об ожерелье из стеклянных бус, которое принесла с собой.

– Хочешь, я подарю тебе ожерелье? – спросила она, снимая нитку с шеи и протягивая ее Люсиль.

– На кой черт мне сдалась эта дешевка? – Бабка отложила коробку в сторону, глядя на Мэдди. – Кто я, по-твоему? Нищенка? Не нужны мне твои бусы. Сядь и расскажи мне о мужчине, с которым ты встречаешься.

– Извини, бабушка, но мне пора возвращаться. – Мэдди сунула ожерелье в карман джинсов. – Эм сейчас очень плохо, и я должна идти.

– Неужели ты не можешь посидеть и поговорить со мной? – заныла старуха. – Ведь я того и гляди помру.

– Прощай, бабушка, – ответила Мэдди и выскочила в коридор. Не успела она шагнуть прочь, как изнутри в дверь ударилось что-то тяжелое. Похоже, бабка швырнула в дверь ее коробку с конфетами.

Вернувшись домой, Мэдди уже хотела приступить к матери с расспросами, но выражение лица миссис Мартиндейл ясно говорило, что вряд ли ей придется по вкусу вопрос о том, спала ли она с Сэмом Скоттом. В ответ следует ожидать лишь очередной лекции о бабушке Люсиль и ее выдумках. У Мэдди хватало своих забот, поэтому она уселась к накрытому столу, напустив на себя любезно-неприступный вид. Наконец мать оставила попытки расшевелить ее и уехала восвояси. Следующая неделя прошла точно так же – ив школе, и дома Мэдди держалась вежливо и отчужденно. Сколь бы серой и безрадостной ни казалась такая жизнь, Мэдди чувствовала себя намного лучше прежнего и была совершенно уверена в том, что сумеет приспособиться к такому существованию. На все остальное у нее попросту не хватило бы сил. Окружающие доставляли ей одни неприятности, и Мэдди нужно было хотя бы на время оградить себя от излишних переживаний.

Но, храбро улыбаясь, она чувствовала, как ее душу терзает боль одиночества.