Текст книги "Солги мне"

Глава 13

– Я поставил на заднюю дверь новые замки, Генри, – сказал Кей Эл, как только поднялся по лестнице в кабинет Дяди. – Тебе осталось лишь поймать вора, и тогда запоры будут не нужны.

– Сядь, Кей Эл, – велел Генри, и Кей Эл понял, что ничего хорошего ждать не приходится.

– Мэдди не виновата, Генри, – сказал он. – Мэдди не убивала Брента.

– Брента застрелили в Пойнте, когда он сидел в собственном автомобиле, – сообщил Генри. – Там полно отпечатков пальцев Мэдди. – Кей Эл запротестовал, но Генри предупреждающе поднял руку: – Разумеется, в этом нет ничего удивительного, поскольку машина принадлежит и ей тоже. Кроме отпечатков Брента и Мэдди, мы обнаружили целую кучу смазанных следов, которые вряд ли нам помогут, и еще один набор отпечатков на рулевом колесе и ручках передней и задней дверей. Сейчас их проверяют, может быть, они выведут нас на подозреваемого.

– Или на меня, – отозвался Кей Эл, устраиваясь в кресле. – В пятницу ночью мы ездили в Пойнт на «кадиллаке». На заднем сиденье должны были остаться пуговицы. Вы нашли их?

– Нашли.

– Это мои, – сказал Кей Эл. – Типичная городская дешевка. Пуговицы буквально ссыпались с рубашки.

Генри нахмурился.

– В этом нет ничего смешного. Если найденные отпечатки принадлежат тебе, значит, в той машине побывали лишь три человека, и мы знаем их имена.

– Либо три человека, которым было плевать на свои пальчики, и еще один, который замышлял убийство и держался настороже, – возразил Кей Эл.

– Куда же он подевался? – спросил Генри. – Бейли клянется, что в ту ночь после появления Брента никто не приезжал и не приходил туда.

– И ты ему поверил? – Кей Эл покачал головой. – Чтобы подкупить Бейли, хватит и пятерки. Между прочим, он пообещал Мэдди рассказать всем о нашей с ней прогулке в Пойнт, если она не раскошелится. Полагаю, тебе следует расспросить его об этом, когда вы встретитесь в следующий раз.

– Бейли дурак, – сказал Генри, пренебрежительно взмахнув рукой. – В дорожной грязи не осталось ни одного отпечатка ног. Между тем мы обнаружили там следы шин «кадиллака», значит, когда он поднимался на холм, шел дождь. Но следов, которые спускались бы к дороге, там не осталось.

– Значит, убийца шел по обочине… – заметил Кей Эл.

– Бейли никого не заметил, – повторил Генри.

– …или пробирался через лес, – добавил Кей Эл. – Подумаешь, большое дело – прогуляться по лесу.

– Единственные следы, которые мы нашли, оставлены маленькой ногой, – продолжал Генри. – Вероятно, женской. Думаю, будет нелишне взглянуть на спортивную обувь Мэдди.

– Гениальная мысль, – сказал Кей Эл. – Что ж, взгляни. Мэдди невиновна. Уверяю тебя, ее кроссовки окажутся так же чисты, как ее совесть. И тогда ты будешь вынужден начать поиски настоящего…

Генри взял папку с рапортами и шлепнул ее на стол с оглушительным треском, который, вероятно, заставил Эстер отдернуть ухо от замочной скважины.

– Пошевели мозгами, Кей Эл! – рявкнул он. – Человек изменяет жене, избивает ее, прячет чертову прорву денег в банковский сейф. Потом его убивают, и когда я звоню вдове, чтобы сообщить ей прискорбную весть, выясняется, что в ее постели посторонний мужчина. А теперь подумай и скажи: кто это сделал?

– Генри, неужели ты веришь, что Мэдди способна убить человека?

– Прислушайся к своим собственным словам, Кей Эл, – сказал Генри. – Эта женщина до такой степени вскружила тебе голову, что ты уже не знаешь, где верх и где низ.

– Я знаю лишь, что она не убивала Брента, – ответил Кей Эл, более всего уязвленный замечанием дяди оттого, что тот сказал чистую правду. – Если ты так уверен, почему бы тебе не взять Мэдди под стражу?

– Потому что у меня нет орудия убийства, – сказал Генри. – А также доказательств того, что именно она спустилась с холма в Пойнте. И еще потому, что я до сих пор не понимаю, как этот здоровяк Брент Фарадей мог позволить кому-то приставить пистолет к своему виску и спустить курок, не подняв при этом шума. Помимо этого есть масса других обстоятельств, которые смущают меня, но на сегодняшний день Мэдди – самый вероятный подозреваемый.

– А как же любовница Брента? – спросил Кей Эл, хватаясь за соломинку. – Не забывай, он и сам собирался уйти от Мэдди. А его соучастник по мошенничеству? Брент хотел оставить его с носом и увезти добычу с собой. Черт побери, Генри, ты ведь только начинаешь расследование. Займись настоящим преступником и держись подальше от Мэдди.

– Именно это я хотел посоветовать тебе, – сказал Генри. – Держись подальше от Мэдди. Это опасная женщина.

Кей Эл раздраженно перевел дух:

– Генри, Мэдди не убивала своего мужа, не убьет и меня.

– Я говорю о другом, – Генри был явно раздосадован упрямством племянника, – хотя и эту опасность тоже нельзя сбрасывать со счетов. Я имею в виду, что ты крутишься около этой женщины, словно верная собачонка. Застегни ширинку и прочисти мозги, сынок.

Кей Эл подался вперед и заговорил, четко произнося слова, стараясь убедить Генри в серьезности сказанного:

– Я собираюсь на ней жениться. Мы будем жить с вами по соседству. Можешь считать Мэдди членом нашей семьи. Прекрати тревожить ее и займись поисками того подонка, который застрелил Брента.

– Ты разбираешься в женщинах ничуть не лучше, чем когда тебе было десять лет, – ответил Генри с видимым отвращением.

– Вот уж нет, – сказал Кей Эл. Ему очень хотелось верить, что он прав.

Час спустя Мэдди унесла измученную Эм на второй этаж и сидела рядом, пока девочка не заснула. Потом позвонила Трева. Она собиралась приехать, но Мэдди попросила подругу отложить визит на более позднее время, чтобы Эм успела выспаться. К тому же ей требовалось некоторое время – надо было срочно привести в порядок мысли.

Чтобы Эм жила спокойно, Мэдди должна была беречь свою репутацию; иначе говоря, ей следовало отделаться от Кей Эла и постараться не угодить в тюрьму.

Спастись от тюрьмы будет непросто, особенно если кому-то очень захочется упечь ее туда. Кому-то, кто подбросил ей в машину деньги и пистолет. Какую пользу ему принесет арест Мэдди? Все, что осталось ей от Брента, автоматически наследует Эм, значит, деньги следует исключить.

Если Мэдди попадет за решетку, она лишится Эм – может быть, дело именно в этом? В ее воображении на секунду мелькнула причудливая мысль: что, если Хелен Фарадей пытается повесить на нее убийство Брента, желая заполучить Эм и опеку над имуществом сына? Какая чепуха. Во-первых, для этого Хелен Должна была знать о деньгах, а Мэдди была уверена, что Брент не рассказывал родителям о своих махинациях. Во-вторых, Хелен пришлось бы воевать из-за Эм с матерью Мэдди, а любой суд, вне всяких сомнений, принял бы сторону семейства Мартиндейл. Хелен была безжалостна, когда речь шла о деньгах и власти, но даже она не умела так крепко цепляться за родственников, как Марта Мартиндейл.

Значит, это был посторонний человек, но достаточно осведомленный. Он знал о том, что машина Мэдди разбита и находится на площадке Лео. Таким человеком мог оказаться любой обитатель Фрог-Пойнта. А истинной причиной, побудившей его свалить убийство на Мэдди, было желание отвести подозрение от настоящего преступника.

Вероятно, он сделал это, не питая к Мэдди личной неприязни или ненависти. Хоть какое-то утешение.

Мэдди закрыла лицо ладонями. Она слишком мало знает. Ей неизвестно, откуда появились эти деньги, откуда взялся пистолет. Быть может, ей следует обратиться к Генри? «Ничего не говори ему, – сказал ей Кей Эл, вернувшись из магазина с замками. – У Генри возникла дурацкая идея о том, что ты могла пристрелить Брента. Не говори ему ни слова, пока мы не обзаведемся адвокатом».

Мэдди стояла перед трудной дилеммой. Молчать легко, куда труднее скрывать улики. Что будет лучше для Эм? Если деньги сулят хотя бы малейшую возможность потерять дочь, они того не стоят. Но об этом придется подумать позже.

Сначала надо разобраться с пистолетом. Спрятать эту чертову железку.

Убедившись в том, что мать уснула на кушетке в гостиной, Мэдди вынесла рюкзачок в кухню и открыла холодильник. На нижней полке стояли две кастрюли с кассеролем, и Мэдди выбрала самый тошнотворный из них, потому что он был налит в более глубокую емкость. Взяв из ящика пластиковый пакет с герметичными застежками, она, предварительно обернув пистолет бумажным полотенцем, вынула его из рюкзачка, потом вооружилась большой ложкой и выкопала углубление в кассероле. Он был сварен из консервированной колбасы и густо заправлен пшеничной лапшой.

Мэдди недоверчиво заглянула в кастрюлю. Кому, скажите на милость, могло прийти в голову утешать горе вдовы таким гостинцем? С другой стороны, ни один человек, находясь в здравом уме, не рискнет прикоснуться к этой бурде. Вот оно, идеальное место для тайника. Мэдди опустила пистолет в углубление и завалила его клубком лапши и подгоревшей колбасы. Она вернула на место слой картофельных ломтиков, прикрывавший блюдо сверху, сунула кастрюлю в холодильник, закрыла дверцу и выбросила оставшийся кассероль в помойное ведро.

Потом можно будет сплавить кассероль вместе с другими «подарками» Треве, чтобы та поставила их на хранение в морозилку. Низкая температура не повредит пистолету, а он, в свою очередь, не сможет повредить Мэдди, если будет находиться за пределами ее дома. Свалив с плеч эту обузу, Мэдди поднялась на второй этаж и легла на кровать рядом с Эм.

– Все хорошо, милая, – сказала она спящей дочери. – Я с тобой, я никуда не денусь.

В шесть вечера, после доброй дюжины телефонных звонков с соболезнованиями и еще двух кастрюль с кассеролем – и то и другое приняла на себя миссис Мартиндейл, – Мэдди услышала звук хлопнувшей автомобильной дверцы, открыла парадную дверь и впустила в дом семейство Бассет. Трева привезла с собой всех – Хауи, Три и Мэл, – а вместе с ними десяток французских булочек, которые взяла мать Мэдди, появившаяся из кухни, чтобы поздороваться и тут же исчезнуть вновь.

Все это время Эм сидела на кушетке, вцепившись в Фебу. На ее лице застыло полубессознательное выражение, характерное для ребенка, который долго плакал и утих только потому, что окончательно обессилел. Мэл посмотрела на подругу округлившимися глазами и, сев рядом, обвила ее руками.

– Я люблю тебя, Эмили, – прошептала она, и Эм на секунду уронила голову ей на плечо.

Три опустился перед Эм на колени и сказал:

– Привет, крошка. Как дела?

Эм покачала головой.

– Плохо, – еле слышно ответила она. – У меня умер папа.

– Я знаю, – промолвил Три. – Мне очень, очень жаль. Эм кивнула и еще крепче прижала к себе щенка. Феба заскулила.

– Похоже, Феба хочет на улицу, – сказал Три. – Давай выпустим ее во двор.

Эм кивнула снова, и вместе с Мэл отправилась за Три в прихожую. Феба нетерпеливо трусила сзади. Мэдди уже собралась запретить дочери выходить из дома, но тут же вспомнила, что отныне Эм некому похищать. Брент мертв…

– Ну, как ты? – спросила Трева, укладывая Мэдди на кушетку. – Все в порядке?

– Нет, – ответила Мэдди. Ей предстояла такая уйма хлопот, что в эту минуту она хотела лишь одного – лежать вот так, не вставая и вытянув ноги. – Это какой-то кошмар.

– Я принесу тебе выпить, – сказал Хауи и вышел в прихожую.

– Хауи стоит за тебя горой, – сообщила Трева. – Ему очень неприятно, что с тобой приключилось такое.

– А кому бы это понравилось? – произнесла Мэдди. – Я бы многое отдала, чтобы вернуть Брента. Развод куда лучше похорон.

– Ш-ш-ш! – Трева схватила ее за руку. – С ума сошла? Твоего мужа только что убили. Даже не заикайся о разводе.

Мэдди кивнула.

– Я знаю. Ты, наверное, думала, что я буду горевать о случившемся, но на самом деле меня угнетают всякие мелочи… так много нужно сделать… – Мэдди взглянула на подругу и добавила: – Ты не представляешь, до какой степени эти события усложнили мою жизнь.

В комнату вошел Хауи с подносом, на котором стояли три бокала.

– Мне удалось найти только виски, – сказал он.

– Вот и хорошо, – отозвалась Трева. – Отдай все это Мэдди.

Послышался звонок вдверь, Хауи поставил поднос на кушетку и выскочил в прихожую, явно обрадованный тем, что у него появился повод уйти.

Это была соседка Глория, донельзя жалкая в своем лучшем голубом платье от Лоры Эшли, с припухшими глазами и кассеролем в руках. Она вошла в гостиную и застыла на месте, выставив перед собой кастрюлю из огнеупорного стекла.

– Мэдди, я только что услышала скорбную весть… – забормотала она. – Если я могу чем-то помочь… – Глория умолкла, на ее лице выразилось искреннее страдание.

– Спасибо, Глория, – сказала Мэдди, поднимаясь с кушетки – Я рада, что ты пришла… спасибо тебе за кассероль – Выпроводив Глорию вместе с кастрюлей на кухню, она поручила ее заботам матери и вернулась в гостиную.

– В ближайшие дни мне придется повторить эту фразу не меньше тысячи раз, – сказала она Треве. – Пожалуй, надо бы заготовить карточки с отпечатанным текстом.

– Господи, что случилось с Глорией? – спросила Трева.

– По-моему, она имела виды на Брента, – ответила Мэдди. «Неужели все-таки Глория? – подумала она. – Глория в трусиках с дыркой? Глория, стреляющая Бренту в висок?»

В дверь опять позвонили, и Трева заметила:

– Кассероль прекрасно хранится в морозилке.

– Отличная мысль, – сказала Мэдди. – Ты не захватишь с собой парочку кастрюль?

Три кассероля и две булочки спустя в доме появились родители Брента, и день превратился в настоящий ад.

В Нормане едва теплилась жизнь, а его выпученные глаза, и без того наводившие ужас на окружающих, казались еще более страшными в обрамлении покрасневших век. Мэдди никогда не считала Нормана привлекательным мужчиной, но до сих пор он излучал дьявольскую энергию, которая скрадывала его телесные изъяны. А сейчас Норман входил в гостиную, с трудом волоча ноги, обессиленный, утративший надежды увидеть свое продолжение в сыне. Теперь это был всего лишь низкорослый шестидесятилетний старик с брюшком, в мешковатых холщовых брюках, растерянный и жалкий. Впервые за время их знакомства Мэдди посочувствовала Норману.

– Мне очень жаль, Норман, – заговорила она.

– Ты свела моего мальчика в могилу, – ответил Норман, но в его голосе не было злости.

Зато злости Хелен хватило бы на двоих. В ее повадке не ощущалось и следа слабости. Ее сухопарое тело было прямым и жестким; тяжелая утрата и гнев лишь закалили ее. Хелен посмотрела в глаза Мэдди с такой лютой ненавистью, что та отступила на шаг и тут же вспомнила события нынешнего утра. К этому времени стараниями Эстер из полицейского участка супруги Фарадей уже наверняка были оповещены о том, что звонок Генри застал ее в постели с Кей Элом. На мгновение Мэдди почувствовала жалость к ним обоим. Она изменила своему усопшему мужу, и теперь свекровь будет ненавидеть ее до гробовой доски.

– Здравствуйте, Хелен, – пробормотала Мэдди.

– Мне нечего сказать тебе, – отрезала Хелен и, подойдя к Эм, уселась рядом с ней.

– Пожалуй, я выпью, – сказала Мэдди Хауи. Хелен со свистом втянула воздух сквозь зубы и склонилась к Эм, не отрывая пылающего взгляда от Мэдди.

В голове Эм образовалась звенящая пустота. Всякий раз. когда она пыталась о чем-то думать, она вспоминала, что у нее умер папа. Мысль об этом была мучительной и, что хуже всего, донельзя навязчивой, поэтому Эм старалась не думать вообще. Три и Мэл ушли за мороженым. Они долго упрашивали Эм пойти с ними и, получив отказ, пообещали принести ее порцию. Эм осталась сидеть в гостиной. Вокруг сновали люди, таская тарелки и кастрюли; они негромко переговаривались и бросали на девочку жалостные взгляды. Эм хотела выйти на двор с Фебой или забраться на колени к матери; она хотела увидеть папу, но тот умер. Осталось только сидеть и ждать неизвестно чего.

Потом появилась бабушка Хелен. Поговорив с мамой, она подошла к ней и села рядом, но Эм все равно хотелось выйти во двор.

– Ты должна всегда помнить своего отца, Эмили, – произнесла бабушка Хелен. Эм никак не могла взять в толк, о чем идет речь. Неужели бабушка думает, что она способна забыть папу?

– Ты должна помнить, каким хорошим и уважаемым человеком он был, – продолжала бабушка, беря ее за руку. От нее всегда пахло парфюмерией, но это был какой-то химический запах, а не аромат цветов, и когда Хелен наклонилась ближе, Эм почувствовала тошноту. – Его очень уважали в нашем городе, – втолковывала бабушка. – Никогда не забывай, что ты его дочь, и постарайся достойно носить его имя.

Эм кивнула. Было куда проще согласиться, чем объяснять, что ей безразлично, уважали папу в городе или нет. Эм хотела лишь, чтобы папа вернулся. Она попыталась чуть-чуть отодвинуться, но бабушка Хелен еще крепче сжала ее ладонь.

– Никогда не забывай, что ты – дочь Брента Фарадея, – добавила Хелен. – Никогда.

Эм посмотрела на нее снизу вверх.

– Разве я могу забыть папу? – спросила она.

– Не только папу. – Бабушка вновь наклонилась, и Эм вновь отодвинулась. – Твой папа был Фарадей. И ты тоже Фарадей.

– И мама, – ввернула Эм, пытаясь уразуметь, чего от нее добиваются.

– Нет! – Хелен говорила негромко, но казалось, что она кричит. – Твоя мать – Мартиндейл, а это совсем другое дело.

Эм увидела, как бабушка бросила взгляд на ее маму, сидевшую в противоположном углу. «Бабушка ненавидит маму», – подумала Эм.

– Я никогда не забуду папу, – сказала она. – А сейчас мне нужно идти… – Она выдернула руку и поднялась на ноги.

Бабушка Хелен начала что-то говорить, не Эм повернулась и направилась прочь, впервые в жизни нарушив правило – никогда не отворачиваться от взрослых, когда они с тобой разговаривают. Она просто не могла оставаться с Хелен.

Сначала бабушка, а потом мать что-то закричали ей вслед, но Эм спустилась в прихожую, не обращая внимания на их призывы. Феба сидела у задней двери. При виде хозяйки она завиляла хвостом.

– Пойдем, – сказала ей Эм и открыла дверь. Феба выскочила наружу, Эм вышла следом, уселась на ступеньки и задумалась.

Неужели бабушка действительно считает, что она сможет забыть папу? Эм всегда недолюбливала бабушку Хелен, но ни разу не слышала от нее подобных глупостей. Она никогда не забудет папу и без ее наставлений.

Вот только ей было все труднее припомнить, как он выглядел, какой у него был голос, вспомнить точно и доподлинно, как будто он вот-вот войдет в дверь. Эм крепко зажмурилась. Папа был высокий, у него были коричневые волосы, и он все время улыбался ей, потому что любил ее, Эм попыталась вспомнить, как папа учил ее кататься на велосипеде, но тогда он куда-то спешил, поэтому маме пришлось выйти во двор и помогать Эм, пока она наконец не научилась.

Не смог он присутствовать и на слете девочек-скаутов, и на выступлении школьного театра, где Эм доверили звонить в колокольчик, – тогда папа был на работе. Зато он порой приходил посмотреть, как она играет в софтбол, и даже видел, как Эм однажды сделала великолепную подачу навылет.

Она сосредоточилась на воспоминании о том, как папа выглядел в тот миг, когда он выскочил на поле, чтобы обнять и поздравить ее. Это было против правил, игра еще не закончилась, но ей было так приятно, что он рядом, она глядела на его улыбающееся лицо и гордилась им. Именно это видение она хотела сохранить навсегда – улыбку папы. Она старалась припомнить другие яркие черты папы – как он ее обнимал, как любил ореховое мороженое, как называл ее полным именем «Эмили» вместо обычного «Эм»; как он откидывал голову, когда смеялся. Все это она соединила в одну картину – отец в бейсболке «Литтл» обнимает ее одной рукой, в другой держит мороженое и смеется, откидывая голову. Эм изо всех сил зажмурилась и накрепко затвердила в мозгу это воспоминание, точь-в-точь как ее учил Кей Эл.

Когда на крыльце появилась мама и спросила: «Эм?» – эта картина уже отложилась в ее памяти, поэтому Эм открыла глаза, сказала: «Все в порядке, мама» – и, кликнув Фебу, отправилась вслед за ней в дом.

Она вошла в гостиную, уселась рядом с бабушкой Хелен, взяла ее за руку и сказала:

– Я никогда его не забуду.

Бабушка сжала ее ладонь и ответила:

– Ты хорошая девочка. Ты – Фарадей.

С этими словами она вновь бросила на маму Эм злобный взгляд.

Еще несколько кассеролей спустя вернулся Кей Эл. Хауи проводил его в гостиную, в которой толпились сочувствующие и Фарадей.

– Мэдди, это Кей Эл Старджес, ты должна его помнить, – заговорил Хауи, предпринимая жалкую попытку пресечь возможные сплетни, но Кей Эл обошел его стороной, схватил Мэдди за руку и потащил ее из гостиной.

– Прошу извинить нас, – сказал он присутствующим. Проведя Мэдди через прихожую, он втолкнул ее в спальню и прикрыл за собой дверь.

– Что ты делаешь? – сердито выкрикнула Мэдди. – Ты разве не знаешь, что за люди там сидят?

– Генри получил ордер и вскрыл твой банковский сейф, – сообщил Кей Эл. – Деньги исчезли. Что скажешь?

– Должно быть, их забрал Брент, – ответила Мэдди и тут же прикусила язык. Она видела деньги в субботу во второй половине дня. В это время Брент уже был мертв. Значит, деньги взял не он.

– Вы с Брентом – единственные, кто заглядывал в сейф в течение двух минувших недель, – продолжал Кей Эл, – и ты открывала его последней. Это зафиксировано в банке. А теперь послушай, что я тебе скажу. Ты меня здорово разозлила. Я только что стоял навытяжку перед Генри и клялся ему в том, что ты рассказала правду, ничего не утаив. Куда ты девала деньги?

«Может быть, это и есть те деньги, что лежали в машине? Там немного не хватает, и все же…»

Внезапно Мэдди осознала истинный смысл его слов.

– Я не лгала! – с жаром в голосе ответила она. – Я не брала тех денег. Я оставила их в сейфе вместе с билетами и паспортом Брента. Я взяла только паспорт Эм. Клянусь!

На лице Кей Эла появилось нерешительное выражение, как будто он хотел поверить ей, но не мог.

– Господи, Мэдди, я начинаю пугаться. Если ты что-то знаешь, выкладывай начистоту. Я вовсе не хочу потерять тебя из-за дурацкой ошибки, которую намерен совершить Генри, потому что он считает, будто ты пытаешься залучить меня в свои сети.

– Что ты сказал? – осведомилась Мэдди, и в тот же миг в дверях появилась Трева.

– Чем бы вы тут ни занимались, немедленно прекратите, и марш отсюда! – шепотом приказала она. – Все это выглядит забавно и весело, но Фарадеи и не думают смеяться.

Мэдди протиснулась мимо Кей Эла, вернулась в гостиную и уселась на кушетку рядом с матерью и Эм. Глория сидела бок о бок с Хелен, и когда Мэдди шла мимо, они проводили ее ненавидящими взглядами. Только этого ей не хватало. Глория заодно с Хелен.

Мэдди взяла в руки пальцы Эм и крепко их сжала. Черт с ними, с Глорией и Хелен. Кто-то стащил ключ от сейфа и достал оттуда деньги. Мэдди казалось, что это невозможно, и тем не менее кому-то удалось проникнуть в ее сейф. Теперь ей уж точно никто не поверит, если она вдруг предъявит двести тридцать тысяч. Люди подумают, что она прикарманила остальные пятьдесят. Генри посадит ее за решетку.

«Она должна передать эти деньги Генри».

Эм свернулась калачиком и положила голову ей на колени.

Нет, Генри эти деньги отдавать нельзя.

Кей Эл вошел следом за ней в гостиную, даже не замечая гневных взоров Фарадеев. И тут Мэдди услышала голос матери, которая просила его врезать второй замок.

Кей Эл кивнул.

– Эм, мне нужна твоя помощь, – сказал он, протягивая девочке руку. Эм встала, шмыгнула носом и отправилась помогать.

– Вчера в дом Мэдди забрались воры, – объяснила миссис Мартиндейл, и присутствующие напустили на себя еще более скорбный вид – все, кроме Фарадеев, особенно Хелен, которая кипела нескрываемой злобой.

Этот вечер, и без того затянувшийся сверх меры, получил неожиданное продолжение, когда после отъезда Кей Эла в доме появился Винс. Он интересовался кроссовками Мэдди. Мэдди забыла их на полу у заднего сиденья машины матери, и Винс, попросив разрешения забрать их оттуда, отправился на поиски. Мэдди не могла бы отказать ему в любом случае; к тому же ей было наплевать. Ей когелось лишь, чтобы все, кроме Эм, покинули ее дом, а девочка перестала плакать и почувствовала себя в безопасности. В девять вечера мать выпроводила посторонних, помогла Мэдди уложить Эм, разместив рядом с ней Фебу, и уехала сама. Мэдди начала готовиться ко сну. Она натянула розовую ночную рубашку и забралась в постель.

Чувствуя, как ткань рубашки приятно ласкает ее бедра, Мэдди пожалела, что у нее нет плюшевого медвежонка. Потом в ее мозгу зашевелились воспоминания о Кей Эле, но она попыталась выбросить их из головы. Теперь ее главная забота – Эм.

И все же было бы так славно рассказать ему обо всем и насладиться его любовью, забывшись в его объятиях. Подумав об этом, Мэдди отогнала от себя запретную мысль. Нет, ничего подобного не случится, а значит, лучше и не думать об этом. Она погрузилась в сон, старательно избегая воспоминаний о Кей Эле, о его крепком теле, о его упругой плоти, входящей в ее тело…

Было уже очень поздно, когда Мэдди проснулась, разбуженная каким-то звуком. Она заглянула к Эм и Фебе и обнаружила, что девочка спит, измученная долгим плачем, а собака беспокойно ерзает, должно быть, гоняясь во сне за кроликами. Убедившись в том, что Эм и Феба в порядке, Мэдди несколько успокоилась и вдруг почувствовала голод. Весь день у нее во рту не было и маковой росинки, а ведь в холодильнике стоят тысячи кастрюль с кассеролем и лежит по меньшей мере дюжина пирожных. Будильник показывал два часа ночи, но желудок отказывался ждать до утра.

Мэдди на цыпочках двинулась к лестнице. Проходя, по гостиной, она заметила, как что-то мелькнуло перед ней в темноте, и поняла, что она не одна в доме. Мэдди раскрыла рот, и тут же чья-то ладонь припечаталась к ее губам, а другая ладонь потянула ее назад и прижала спиной к крепкому твердому телу.

– Молчи! – зашептало привидение голосом Кей Эла. – Эм разбудишь.

Мэдди изо всех сил вцепилась зубами в зажимавшие ее рот пальцы.

Кей Эл выругался и отдернул руку.

– Какого черта? – прохрипел он из темноты – Господи, больно-то как!

Мэдди в ярости повернулась к нему:

– Что ты здесь делаешь? Ты вторгся в мое жилище!

– Ничего подобного. У меня есть ключ. – Он поднес к ее глазам руку, в которой то-то блеснуло. – Я устанавливал замки, помнишь?

Мэдди выхватила у него ключ.

– Ты пришел, чтобы искать деньги? Я же сказала тебе: они остались в сейфе!

«А ведь она собиралась сообщить ему про деньги!» Кей Эл раздраженно вздохнул и схватил ее за руку.

– Иди сюда, – зашептал он и потащил Мэдди в кухню. Мэдди повиновалась – во-первых, она боялась разбудить Эм, во-вторых, ей было так приятно держать Кей Зла за руку, хоть на поверку он и оказался подонком. Наконец они очутились в полумраке кухни, освещенной установленным у раковины ночником, и Кей Эл заговорил нормальным, хотя и слегка приглушенным голосом: – Если Генри застукает тебя с этими деньгами, тебе конец. Я пытаюсь спасти тебя, черт побери. Скажи мне, где деньги, и я найду способ передать их Генри без твоего участия.

– Послушай, что я тебе скажу, – Мэдди старалась говорить как можно спокойнее. – Я оставила эти деньги в сейфе. Клянусь здоровьем матери, я не забирала их оттуда.

Казалось, Кей Эл чуть успокоился, хотя и не избавился от подозрений. Он выпустил руку Мэдди и, положив ладони ей на бедра, привлек ее к себе. Мэдди хотела воспротивиться, но его теплые крепкие руки приятно грели ее тело сквозь рубашку, и она не нашла в себе сил оттолкнуть Кей Эла. Он наклонил голову и заглянул в глаза Мэдди, притягивая ее еще ближе.

– Значит, нам нечего бояться, если Генри устроит здесь обыск? – спросил он.

«Пока он не вздумает заглянуть в багажник твоей машины». Мэдди отпрянула, но Кей Эл притянул ее снова.

– Я спросил потому, что твои кроссовки соответствуют следам, которые спускаются с холма в Пойнте, – продолжал он. – Ты не рассказывала мне о том, что поднималась туда.

– Это было в четверг ночью. – Мэдди попыталась незаметно высвободиться, но Кей Эл крепко держал ее. – Я поднялась туда и застала Брента с какой-то блондинкой. Потом я спустилась, вернулась домой и встретила тебя. Грязные кроссовки остались в машине. Помнишь, я была босиком?

– Да. – Кей Эл ослабил хватку. – Ты была босиком. Так я и скажу Генри. Могу ли я заодно заверить его, что он ничего не найдет в твоем доме, если учинит обыск?

– Во всяком случае, те двести восемьдесят тысяч Генри здесь не найдет, – ответила Мэдди. – Я оставила их в сейфе.

Пальцы Кей Эла вновь сжали ее.

– Что же он найдет?

– Много пыли и мусора, – сказала Мэдди, увиливая от прямого ответа. – Со всеми этими убийцами, шантажистами и прочим я как-то забыла об уборке. Кстати, ты уже поговорил с Бейли? Ведь если он выполнит свою угрозу, каждому из нас останется лишь помахать ручкой своей доброй репутации.

– Нет, – сказал Кей Эл. – Я попросил Генри заткнуть ему пасть. Завтра…

– Завтра будет слишком поздно, – перебила Мэдди, кладя руку ему на плечо и поворачивая к двери. – Отправляйся. Найди Бейли.

– Сейчас глубокая ночь. – Кей Эл вновь приблизился к Мэдди и обнял ее. – Нам нужно поговорить об этих деньгах. – Он поцеловал ее в макушку, и Мэдди подумала: «Уходи сейчас же».

– Я ничего о них не знаю, – ответила она, пытаясь отодвинуться. – Я знаю лишь, что наверху спит моя дочь, и тебе придется немедленно уйти. Она может войти в кухню и застать нас вдвоем. Тебе нельзя здесь оставаться.

– Прежде чем она доберется до лестницы, мы услышим лай Фебы, – прошептал Кей Эл ей на ухо. – Расскажи мне все, что ты знаешь о деньгах, и я придумаю, как быть дальше. – Он провел ладонями по спине Мэдди, и она вздрогнула. Потом его пальцы скользнули еще ниже, и Мэдди тут же забыла о том, что не должна позволять ему распускать руки. – Господи, как хорошо, – сказал он, прижимая к себе ее бедра. – Расскажи мне об этих проклятых деньгах, и мы займемся любовью.

– Об этом придется забыть, – сказала Мэдди, и руки Кей Эла, забравшись под ее рубашку, защекотали ее голую спину. – Не надо, – произнесла Мэдди, отталкивая его от себя. – Мы не одни в доме. Мне совсем не хочется объяснять Эм, как ты попал в кухню, не говоря уж обо всем прочем. Оставь меня в покое. Прочь отсюда.

– Что ж, это неплохая мысль, – сказал Кей Эл и открыл заднюю дверь. Но едва Мэдди собралась облегченно перевести дух, как он схватил ее за руку и вытащил вслед за собой на темное крыльцо.

– Что ты делаешь! – приглушенно вскрикнула Мэдди, и Кей Эл ответил:

– В такой темноте нас не заметит даже Фрог-Пойнт. – Мэдди зашлепала по ступеням голыми ногами, он подхватил ее и добавил: – Иди сюда.

– Нет, – взмолилась Мэдди, но Кей Эл прижался губами к ее рту, она обвила его шею руками и поцеловала его – один только раз, и то только потому, что он излучал тепло и спокойствие. Сначала Кей Эл стоял на нижней ступеньке, и их губы были на одном уровне. Потом он спустился с крыльца, и поцелуй приобрел совсем другой вкус. – Спасибо, – задыхаясь, пробормотала Мэдди, когда он наконец оторвался от ее губ. – Мне было очень хорошо. А теперь прощай.