Текст книги "Снежная королева"

Гундалину смотрел на длинную блестящую трубку у нее в руках, которая будто пришпилила его к ледяной скале. Перед глазами у него все плыло, но он старался сохранять достоинство, огромным усилием воли держась на ногах. Старая разбойница медленно отошла на несколько шагов, готовясь выстрелить. Остальные тоже отошли подальше, опасаясь рикошета, и Гундалину остался один в кругу вытоптанного снега. Рот и легкие саднило от обжигающего холода. Каждый вдох сейчас мог стать его последним, однако перед мысленным взором отнюдь не проплывали сцены из прожитой жизни, как пишут в романах, и не открывалась глубинная вселенская истина... ничего не было перед ним в его последние мгновения, вообще ничего.

Старуха подняла излучатель и выстрелила.

Гундалину покачнулся, но не упал и никакого удара не почувствовал; открыв глаза, он не сразу понял, что случилось, пока не увидел, что старуха все жмет и жмет на пусковую кнопку, яростно бранясь и тряся излучателем. Злобные ругательства слышались и со стороны зрителей.

Он, пошатываясь, шагнул вперед.

– Дай-ка... давай, я исправлю... – Изумление вспыхнуло в выцветших светло-голубых глазах; старуха отдернула руку.

Он терпеливо ждал.

– Он неисправен. Все время ломается, но я могу починить, если ты мне позволишь.

Она нахмурилась; но вскоре выражение ее лица переменилось, и она едва заметно кивнула. Он прекрасно видел, что на него нацелены сразу два акустических ружья, так что нечего было и думать о побеге.

Старуха швырнула ему излучатель:

– Ну почини, если тебе уж так умереть не терпится. – Она явно решила, что он спятил; впрочем, он и сам был не слишком уверен в своем здравомыслии.

Он опустился на колени, чувствуя сквозь тонкие штаны обжигающие укусы снега. Устроив излучатель поудобнее, стянул перчатки и раскрыл небольшую сумку с запчастями, которую всегда носил на поясе. Оттуда он вытащил тоненький намагниченный щуп и ввел его в отверстие на конце приклада, принялся что-то уверенно и осторожно искать во внутренностях излучателя. Вспотевшие от напряжения руки липли к ледяному металлу, мешая работать; но он практически не замечал ни боли, ни холода. Нащупывая путь среди невидимых тропинок, он добрался наконец до критического перекрестка и разъединил замкнувшийся контакт. Потом вытащил щуп и осторожно, с благодарностью за помощь, убрал его на место. Потом, удивляясь самому себе, протянул излучатель старухе и спокойно посмотрел ей в глаза.

– Теперь все должно быть в порядке. Не стоит красть чужие игрушки, если не умеешь с ними обращаться.

Она выхватила излучатель у него из рук так проворно, что содрала ему кожу. Он поморщился, однако руки настолько задеревенели, что уже почти ничего не чувствовали. Впрочем, и лицо тоже; и мозги... Он встал; перчатки упали в снег, но он их поднимать не стал. Что ж, по крайней мере он доказал свое превосходство и умрет теперь чистой смертью, умрет с достоинством – будет убит из превосходного оружия.

Однако на сей раз старуха целиться в него не стала, а повернулась и выстрелила в вечнозеленый куст у подножия скалы. Он услышал треск и увидел, как взметнулся маленький зеленый взрыв и остатки куста охватило пламя. Послышались крики одобрения, и жажда убийства вновь отразилась на диких, безжалостных лицах бандитов.

Старая карга, расталкивая остальных, подошла к нему.

– Отлично поработал, чужеземец. – Она улыбалась какой-то нечеловеческой, злой улыбкой.

Краем глаза он видел еще горевший куст. Под скалой дым почти не рассеивался, и запах горящего дерева казался каким-то отвратительно чужим. Зато запах горелого человеческого мяса, витавший в воздухе, был таким же, как и всегда...

– Я ведь с Харему. Могу починить любой механизм даже с завязанными глазами. Именно этим мы, люди, и отличаемся от животных.

– Но ты ведь тоже смертен, чужеземец! Неужели ты действительно так спешишь умереть?

– Я готов. – Он еще больше выпрямился; теперь ему, казалось, что тело его принадлежит кому-то другому.

Она подняла излучатель; руки у нее слегка дрожали – излучатель был довольно-таки тяжелым. Пальцы ее нащупали кнопку, а глаза между тем испытующе впились ему в лицо, желая поймать тот миг, когда он сломается и станет молить о пощаде. Но он умрет молча и не доставит им такого удовольствия... Он понимал, что так или иначе, но его все равно убьют.

– Убей его! Убей! – Нетерпение зрителей нарастало, их голоса стали громче. Гундалину рассеянно посмотрел на них и заметил на лице девчонки-подростка такое выражение, которое однозначно определить бы не смог.

– Нет. – Старуха опустила излучатель, злобно ухмыляясь. – Нет, убивать мы его не станем; мы его сохраним. Он может чинить те вещи, которые мы крадем у инопланетян в Звездном порту.

– Он опасен, Великая Мать! – разочарованно и сердито сказал один из мужчин. – Да и ни к чему он нам.

– А я говорю, он будет жить! – рявкнула карга. – Он ведь хочет умереть – ты только посмотри на него! Человек, которому умирать не страшно, безумен. А тому, кто убьет безумца, удачи не видать. – Она все еще ухмылялась, но уже язвительно.

Гундалину почувствовал, что охватившее его оцепенение отступает, сменяясь ужасом и отвращением. Нет, они не дадут ему умереть чистой смертью. Они намерены сделать его своим рабом...

– Нет, твари вы вонючие! – Он бросился на старуху, пытаясь выхватить у нее излучатель. – Убейте меня, черт бы вас побрал! Я не буду...

Она инстинктивно вскинула излучатель раструбом вверх, потом ударила Гундалину прикладом по лицу, и он рухнул в размешанный снег. Кровь заливала ему лицо, острая боль криком звенела у него в ушах. Он выплюнул в снег кровь и сломанный зуб, приподнялся и стал смотреть, как бандиты собирают свои вещи; было похоже, что они намерены бросить его здесь. Он слышал громкие указания старухи, но не мог разобрать слов; впрочем, это было неважно, все теперь стало ему безразлично...

– Вот... надень-ка свои перчатки, глупый. – Девчонка стояла над ним и махала у него перед носом перчатками. Он сделал вид, что не замечает ее, взял горсть снега и сунул в разбитый, окровавленный рот.

– Эй, легавый! – Теперь у него перед носом закачался станнер ТьерПарде. – Ты бы лучше слушался меня, легавый! – Девчонка бросила перчатки ему на колени.

Он медленно натянул перчатки на совершенно бесчувственные пальцы, покрытые ледяной кровавой коркой. Мысль о том, что его сейчас оглушат слабым разрядом и беспомощного отволокут в аэросани, точно мешок с барахлом, была невыносимой. Необходимо сохранить достоинство, насколько это возможно, пока не отыщется какой-нибудь выход... хоть какой-нибудь!..

Что-то упало на его шлем, скользнуло по лицу и, точно змея, обвило шею. Он, изумленный, вскинул глаза, и петля туже затянулась у него на горле. Девчонка рассмеялась; второй конец веревки сжимала ее рука в, рукавице. Она сделала петлю немножко посвободнее и вызывающе подбоченилась.

– Вот и отлично! Ма говорит, ей только руки твои нужны, а все остальное я могу забирать себе, так что я устрою тебя в свой зоопарк. – Она смотрела себе под ноги; он – в ее узкое прыщавое лицо. – Ты будешь моей любимой зверюшкой! – Она снова засмеялась и вдруг дернула за веревку. – Ну, легавый, пошли скорей! Поторапливайся!

Гундалину торопливо вскочил на ноги и поспешил за ней к ожидавшим их аэросаням, понимая, что, хоть бандиты и пощадили его, он все-таки умер, ибо именно с этого мгновения его собственный мир перестал для него существовать.

Глава 27

Мун, опершись на подлокотник, смотрела мимо тяжело обвисшей в кресле Элсевиер на экран, стремясь получше разглядеть появившуюся там Тиамат, похожую на восходящую луну, но только бесконечно прекраснее. Домой! Она летела домой, и было трудно не поверить, что время все-таки повернуло вспять, что она найдет свой мир таким же, каким он был когда-то, или даже таким, каким он должен был бы стать, когда эта облачная голубизна под ней исчезнет и перед глазами вновь откроется безбрежное море. Но даже если это и не так, если прежний мир утрачен навек, она была уверена, что непременно отыщет способ вернуть прошлое.

– Экраны свободны?

– Да.

Она слушала тихие вопросы Элсевиер и монотонные ответы Силки, убаюкивающие своей ритмичностью и, как прежде, повторяющиеся без конца. Вхождение в атмосферу Тиамат оказалось не тяжелее выхода из нее; и вообще, путешествие на чужую планету словно бы совершила не она, а кто-то другой. Мун слушала вполуха, мыслями уносясь то в прошлое, то в будущее и как бы избегая опасного настоящего. Теперь все пойдет как надо, ошибки больше не будет ни в чем. Она ведь прошла через Черные Ворота именно потому, что ей предначертано было выполнить эту задачу.

Элсевиер связалась по радио с потрясенным их возвращением Нгенетом, еще когда они были на орбите, однако узнала лишь, что встретить их в заливе Шотовер он не сможет, ибо его судно на воздушной подушке конфисковано полицией еще пять лет назад, после той их неудачной посадки. На этот раз им придется совершить куда более рискованную посадку недалеко от поместья Нгенета, к югу от Карбункула; более на Тиамат не было ни одного человека, которому Элси доверила бы тайну их последней посадки.

За время перелета Элсевиер словно увяла – только этим словом Мун могла выразить происходящие с ней перемены, особенно после прохождения ими Черных Ворот. Она попыталась хоть что-нибудь выяснить, но Элси отвечать отказывалась и, по-прежнему нежная и кроткая, делала свое дело, сразу после Перехода избавив Мун от всяких забот.

Мун была уязвлена и озадачена, однако вскоре на экранах вовсю засияли солнца-Близнецы, и она смогла наконец увидеть то, к чему так стремилась. Для Мун начиналась новая жизнь – а для Элси кончалась старая. Элси прощалась и с кораблем, на котором прошло более половины ее жизни, который хранил воспоминания обо всех сладостных и горьких днях; прощалась с девушкой, которая могла бы стать ей дочерью, которая могла бы придать ее жизни новый смысл, однако лишь усугубила и без того мучительное ощущение утраты.

Последние пенные облака скрывали теперь настоящий океан – корабль спускался все ниже, стрелой пронизывая сапфировые небеса Тиамат. Скоро... скоро они кончатся, эти облака, и она увидит свою конечную цель – длинную линию западного побережья континента, где находилась плантация Нгенета, и севернее – сам Карбункул.

– ...Соотношение – один к... Силки! Нас поймали прожектором! Назад! Это свето...

Впереди вдруг вспыхнул ослепительный бело-голубой свет, больно ударив Мун по глазам; металлический корпус корабля содрогнулся так, что у нее застучали зубы. Нет, нет, этого не может быть!

– О боги! – воскликнула Элсевиер скорее с гневом, чем с отчаянием. – Они выследили нас, когда мы были на орбите. Мы попались! Мы никогда не...

Еще одна вспышка... и гробовая тишина. Потом в тишине само собой включилось радио: «Сдавайтесь немедленно или будете уничтожены. Мы вас поймали лучом. Вам не уйти».

– Мы проиграли... – Третья вспышка унесла слово, обозначавшее, что именно было проиграно, как и вскрик Мун, спросившей это. После четвертой вспышки времени на размышления не осталось совсем; из панели управления вдруг посыпались искры, что-то взвизгнуло, болезненно отдаваясь в и без того перегруженных нервах...

– Отключи двигатель! – услышала Мун срывающийся голос Элси; слова с трудом пробивались сквозь звон в ушах. – ...Только надежда... Подумает, что мы уже мертвы... – В салоне корабля стало вдруг на удивление тесно, точно все свободное пространство заполнила смертельная опасность, но Мун успела заметить солнечный свет за иллюминаторами, увидеть голубой, белый, золотистый простор фантастической красоты райских полей, которые исчезали по мере того, как корабль входил в зону облачности. Она вцепилась в подлокотники, считая удары собственного сердца, как бы подтверждавшие, что она еще жива, что новой вспышки еще не было – той самой, последней, которую они, теперь совершенно беззащитные, даже и не заметили бы.

Они вынырнули из облаков так же внезапно, как и погрузились в них. Она, наконец, увидела море, катившее под ними свои свинцовые валы. Дождь, похожий на яростные слезы, со всей силы хлестал по стеклам иллюминаторов, мешая видеть море и небо. Их корабль падал по широкой дуге, словно камешек, пущенный из пращи над поверхностью пруда. Элси и Силки, храня молчание, не отрывались от пульта управления. Мун тоже молчала из солидарности, в горле у нее от страха застрял комок.

– Силки, включай аварийную систему...

Дымчатый прозрачный конус, висевший над сиденьем Мун, вдруг упал прямо на нее; она перестала слышать голос Элсевиер и видеть приближающуюся к ним поверхность моря, темно-серую с льдисто-белыми барашками волн. Пневматический аварийный колпак придавил ее к креслу, и она не способна была сопротивляться и ничего не понимала до тех пор, пока соприкосновение раскаленного металлического корпуса корабля с ледяной поверхностью моря не отдалось в ней слабой дрожью – как если бы удар о море испытали вовсе не они и для нее самой это было лишь чисто душевное потрясение.

Еще через несколько секунд, которые показались ей вечностью, завеса перед глазами исчезла – дымчатый купол сам собой поднялся. Она отстегнула привязные ремни и бросилась к креслам пилотов. Экран над креслом Силки стал серым, а сам он тряс головой, очень по-людски изображая, что совершенно ошалел. Прямо перед ними было море; оно яростно билось в иллюминаторы корабля, оставаясь равнодушным к проблемам его пассажиров; капли воды просачивались сквозь намерзшую на иллюминаторы ледяную корку. Казалось, что корабль стонет под ударами волн, сердито ревевших вокруг.

Над сиденьем Элси аварийный колпак висел так высоко, как если бы его вообще... Мун вдруг быстро посмотрела Элси в лицо, боясь увидеть то, чего ожидала.

Красная дорожка пересекала верхнюю губу Элси, но взгляд ее ответил Мун спокойствием.

– Это ничего, дорогая... просто кровь из носу пошла... мне нужно было связаться с Нгенетом. Он скоро будет здесь. – Элсевиер закрыла глаза, дыша неглубоко и так часто, словно никак не могла надышаться, словно тяжелая десница гравитации все еще давила на ее грудную клетку... Она не шевелилась и не делала ни малейшей попытки встать или хотя бы пальцем пошевелить – сидела совершенно спокойно, как человек, у которого вся жизнь впереди.

Мун сглотнула, поперхнувшись встревоженной улыбкой, и, перепуганная, нежно коснулась плеча Элси.

– Мы сели, Элси. Ты спасла нас. Теперь все будет в порядке! Все страшное позади.

– Да? – Странное изумление наполнило фиалково-синие глаза, словно Элсевиер видела нечто, недоступное им с Силки. – Мне так холодно... – Судорога исказила черты ее лица.

И вдруг глаза ее стали совершенно пустыми.

– Элси? Элси! – Мун крепче сжала ее плечо, потрясла... позвала ее, но ответа не было. – Силки... – спросила она через плечо, не желая отворачиваться от Элси, – она не... Элси!

Силки оттеснил ее в сторону, встав в узком проходе между креслами, и своими холодными, похожими на змей серо-зелеными щупальцами прошелся по теплому лицу Элси, ее горлу... но та даже не пошевелилась, а продолжала смотреть на что-то такое, что было невидимо им. Потом глаза ее подернулись серой пеленой.

– С-с-скончалас-с-сь.

Корабль швыряло из стороны в сторону, трудно было сохранить равновесие; Мун растерянно смотрела в пол и молчала. Вода уже лизала ноги, столько ее просочилось внутрь.

– Умерла? – Мун изумленно покачала головой. – Нет, Силки, нет! Она не умерла. Элси, Элси, мы тонем! Очнись! – Она еще раз потрясла Элси за плечо. Щупальца Силки обвили ее руки, и без излишних церемоний он оттащил ее в сторону.

– С-с-скончалас-с-сь! – Глаза у Силки были удивительно ясными и глубокими. Он в определенной последовательности нажал несколько кнопок на панели и коротко пояснил:

– Аварийный люк открыт. Мы тонем. Вылезай наружу, с-с-скорей... – и подтолкнул ее к шлюзу; она отшатнулась; напор воды стал так силен, что ей было уже по колено.

– Нет! Она не умерла. Она не могла! – яростно выкрикнула Мун. – Мы не можем ее здесь оставить. – Она вцепилась в спинку кресла.

– С-с-ступай! – Силки подтолкнул ее сильнее. Она споткнулась и упала, на мгновение уйдя под воду; вода была соленой и огнем обожгла воспаленные глаза. Она с трудом добралась до двери в шлюз, еще раз оглянулась назад и увидела, что Силки склонился над Элси в крутящемся потоке воды и на секунду прижался головой к ее плечу, прощаясь и отдавая последнюю дань покойной.

Потом он снова распрямился, перебрался через поток, заливавший кабину и мгновенно очутился рядом с Мун.

– С-с-смелей! – Щупальца плотно обхватили ее руку, и он поволок ее в шлюз.

Она разжала пальцы, которыми цеплялась за дверь, не в силах сопротивляться. Нырнув за ним следом, она увидела открытую ей навстречу, словно разинутый рот утопающего, крышку люка...

– Мой шлем! Я же утону... – Она хотела вернуться в кабину, но вода, теперь доходившая до пояса, плотно обнимала ее, не давала сделать ни шагу, сбивала с ног. От леденящего холода кружилась голова; Мун попыталась удержаться на ногах, задыхаясь от намерзавшей на лицо и воротник ледяной корки. Корабль покачивался на волнах, и Мун качалась вместе с заливавшейся через люк водой, больно стукаясь о его металлический край головой, пока наполнившийся водой корабль не выплюнул их обоих в открытое море.

Крик Мун потух, словно сбитое ветром пламя свечи, когда волны сомкнулись над ее головой. Потом она вынырнула наверх и глотнула воздуха, но несомый ветром дождь со снегом тут же заставил ее опустить голову к самой поверхности воды. Ей то становилось жарко, то озноб своими ледяными пальцами пробегал по заключенному в космический комбинезон телу...

– Силки!

Она выкрикнула его имя, и крик ее, похожий на печальный зов мера, тут же подхватил и унес ветер.

Рядом с ней появился Силки, который изо всех сил поддерживал ее, хотя наполнившийся водой космический комбинезон тянул вниз. Сам Силки уже давно все с себя сбросил, плавая в родной стихии налегке. Мун чувствовала, как он дергает пряжки у нее на груди, пытаясь стащить комбинезон и с нее тоже.

– Нет! – Она попробовала схватить его за щупальца, но они ускользали от нее, как угри. – Не надо, я замерзну! – Пытаясь высвободиться, она снова ушла под воду и снова вынырнула, кашляя и отплевываясь. – Я не могу жить в море... – Однако она понимала, что жить так или иначе не придется – комбинезон быстро наполнялся водой и упорно тянул ее вниз. Она наконец поняла – людям лишь раз в жизни дано понять, сколь ужасна ирония выбора, предоставленного человеку, оказавшемуся один на один с морем: утонуть или замерзнуть.

Силки оставил свои попытки снять с нее комбинезон, теперь сосредоточившись лишь на том, чтобы помочь ей удержаться на поверхности. Первая оглушительная атака холода принесла Мун нескончаемую, до мозга костей достающую боль, которая высасывала теперь из нее последние силы и рассудок. Вдали, между вздымающимися, словно тающими горами воды, она на мгновение разглядела тонущий космический корабль – потом он исчез, и там, где он только что был, виднелось лишь море и небо. Элсевиер! Они принесли жертву Морю... Мун почувствовала, как горькие слезы смешиваются у нее на лице с соленой морской водой и дождем, падающим с небес.

Через какое-то время стало ясно, что шторм проходит: небо перестало лить слезы, вздувшиеся от гнева морские валы улеглись, а ее собственные слезы иссякли, побежденные чудовищной усталостью. Сквозь намерзшие на ресницах иголочки инея она видела вверху подмигивающее ей солнце, которое проглядывало меж редкими облаками. Силки по-прежнему изо всех сил помогал ей. Тело ее сотрясала неудержимая дрожь. Порой ей казалось, что в недосягаемой дали она видит берег, но не была уверена, что это не полоса тумана и не галлюцинация. Сил говорить уже не осталось; Силки без слов давал ей понять, что он рядом. Она острее, чем когда-либо, чувствовала его чужеродность, но в данный момент это не имело абсолютно никакого значения...

Она должна сказать ему, чтобы он перестал поддерживать ее и сберег собственные силы; нет ни малейшей надежды, что Нгенет успеет отыскать их. Так что все это ни к чему – конец все равно один. Но она никак не могла заставить себя выговорить эти слова и понимала, что в глубине души противится смерти. Умереть в одиночестве... умереть... уснуть... утонуть в этих глубинах... Она промерзла до мозга костей. Она так устала, так измучилась!.. Пусть же придет благодатный сон, пусть море укачивает ее в своей колыбели... вечной... вечной... Хозяйка всегда одно создает, а другое разрушает, так что, с неясным отчаянием думала Мун, жизнь одного-единственного человека ничего не значит на ее пути, как и жизни тех существ, что обитают в глубинах ее Моря...

Что-то вынырнуло на поверхность прямо перед ними, послав фонтан холодных, брызг прямо Мун в лицо. Она застонала, когда щупальца Силки теснее сдавили ей грудь, заморгала заиндевелыми ресницами и увидела улыбающуюся полосатую морду и два блестящих глаза. Потом рядом появились еще две таких морды, потом еще и еще – у нее за спиной, рядом с нею, точно поплавки на светлеющей воде. Узнавание медленно поднималось из глубин ее сознания, словно пузырек воздуха со дна моря к поверхности воды. Меры!

Меры плотным кольцом окружили ее, настойчиво, нетерпеливо подталкивая вверх своими ластами. Она не могла четко уразуметь, что же они от нее хотят, но верила, как безотчетно верят только в детстве, что меры, любимцы Хозяйки, явились сюда для того, чтобы спасти ее. Если смогут.

– С-с-силки... – она с трудом, точно жуя, проталкивала слова сквозь стучащие зубы, – отпусти... меня...

Он отпустил ее, и она тут же камнем ушла под воду. Но прежде чем она успела что-то почувствовать, гладкие, гибкие, сильные тела, собравшись под ней, вытолкнули ее на поверхность. Ласты меров поддерживали ее, точно в чашечке цветка, давая ей возможность дышать... Потом ее перевернули на живот и уложили на мягкую широкую грудь одного из меров, спокойно качавшегося на воде с нею рядом. Она лежала, ощущая его тепло, отплевываясь и удивляясь, у самой поверхности моря, а ноги ее по-прежнему висели в ужасной ледяной пучине. Но мер – самка, Мун определила это по золотистой полоске шерсти на шее, похожей на ожерелье, – обнял ее своими ластами, прижав к груди и питая теплом своего тела, словно собственного детеныша. Потом ее приемная мать запела – глубоким монотонным голосом, в такт покачивающимся волнам. Слишком измученная, чтобы удивляться, Мун прижалась головой к шелковистой груди, грея руки и, чувствуя, как монотонное пение мера обволакивает ее сотрясаемое ознобом тело. Силки и еще два мера по-прежнему качались на волнах рядом с ними: но Мун сейчас о них не думала, она не думала ни о чем – ни о прошлом, ни о будущем; вся жизнь сконцентрировалась в настоящем.

Сколько времени она качалась так в объятиях мера – она не знала да и не хотела знать. Солнца-Близнецы пересекли небесный свод и скатились к западу, чтобы там встретиться с морем, когда движение чего-то нового вновь потревожило поверхность вод. Длинная тень корабля выдвинулась им навстречу, приглушенный стук двигателя нарушил царившую вокруг тишину, становясь все более и более настойчивым.

– Мун, Мун, Мун... – Силки без конца повторял ее имя, массируя ей шею ослабевшими щупальцами, пытаясь разбудить ее, заставить слушать.

Но Мун была не здесь... Здесь было только Море... а Море предъявляет сивиллам свои требования...

– Мун... ты меня слышишь?

– Нет... – То был скорее протест против вторжения в ее бездумный покой, чем ответ на заданный вопрос. Мир представлялся ей акварелью, которая расплывается бесформенными пятнами под нечаянно пролитой водой...

Что-то обожгло ей губы; кто-то раздвинул ее щелкающие от озноба зубы, и горячая, обжигающая жидкость влилась в рот, протекла в горло, словно раскаленное масло. Она забилась, пытаясь вырваться и одновременно испытывая удовольствие. Расплывшийся акварельный мир начал сосредоточиваться вокруг нее, обретать форму, не находя, впрочем, ни малейшего отклика в ее затуманенной памяти – разве только лицо в центре... прямо над ней... лицо это наклонялось все ближе, сводя прошлое и настоящее воедино...

– М-м-миро?

– Да! – Слово вырвалось с несказанным облегчением. – Она возвращается к нам, Силки! Она узнает меня. – За спиной Миро Мун увидела Силки, терпеливо и внимательно наблюдавшего за ней, и еще – немигающий, распахнутый глаз: какую-то дверцу.

– Г-г-где м-мы? – Она глотнула еще сладко-жгучей жидкости, и тело ее свела судорога; Нгенет снова прижал к ее губам чашечку. Она поняла, что ее дрожащее истерзанное тело вынуто из залитого ледяной водой космического комбинезона и закутано в подогретые одеяла.

– На моем катере. Вот, выловили тебя из моря и доставили на борт. Теперь ты у нас в полной безопасности, слава богам. Мы плывем домой. – Он сменил горячий компресс у нее на переносице и на щеках.

– Д-д-домой?.. – Прошлое и настоящее окончательно слились и потекли в одном русле.

– Ну да, ко мне в усадьбу, в тихую гавань. Ты достаточно времени провела на звездных дорогах и в объятиях Моря и меров... почти целую жизнь... – Он своей загрубелой рукой ласково отвел у нее со лба промокшую прядь волос. – Теперь радуйся, что возвращаешься на твердую землю.

– Эл-лси... – Слово обожгло ей горло, как желчь.

– Я знаю. – Нгенет выпрямился и присел на краешек ее постели. – Знаю. Теперь ты уже ничем не можешь помочь ей, так что отдыхай и выздоравливай. – Его голос и сама каюта вдруг расплылись в недосягаемой дали.

Мун поглубже зарылась в гнездо из одеял, чувствуя, как в ее омертвевшую, заледеневшую плоть проникают раскаленные иглы, заставляя забитые льдом вены вновь пропускать кровь, развязывая смерзшиеся узлы мускулов, освобождая ее...