Текст книги "Авторитет права. Эссе о праве и морали"

Утверждая, что правовые системы являются институциональными системами, которые характеризуются сочетанием трех условий, я опирался на наши общие представления о праве и человеческом обществе. Если мое утверждение верно, то легко увидеть, что они обеспечивают отправную точку для объяснения значимости права. Возможно, существуют человеческие общества, совсем не регулируемые правом. Но если общество подчиняется правовой системе, то тогда эта система является важнейшей институциональной системой, которой оно подчиняется. Право обеспечивает общую основу, в рамках которой происходит общественная жизнь. Это система, направляющая поведение и улаживающая конфликты, которая претендует на верховный авторитет вмешиваться в любой вид деятельности. Она также обычно либо поддерживает, либо ограничивает создание и применение других норм в обществе. Благодаря таким притязаниям право претендует на создание общей основы для осуществления всех аспектов социальной жизни и утверждает себя в качестве верховного хранителя общества.

7
Теория основной нормы Кельзена[120]120
  Впервые опубликовано в: The American Journal of Jurisprudence (1974).


[Закрыть]

ИЗ ВСЕХ различных доктрин философии права Кельзена именно его теория основной нормы привлекла больше всего внимания и захватила многие умы. Она приобрела горячих сторонников и убежденных оппонентов. И почитание, и критику во многом можно объяснить туманным характером изложения Кельзеном своей теории. Туманность была подвергнута критике и заставила людей подозревать, что вся теория не более чем миф, но она же давала возможность почитателям воспользоваться неопределенностью, легко отмахнувшись от критики. На следующих страницах делается еще одна попытка демифологизировать эту теорию. Концепция основной нормы объясняется как попытка Кельзена дать ответ на ряд общеизвестных проблем правоведения. Также утверждается, что эта попытка оказалась не вполне успешной, но даже ее несостоятельность поучительна. Она проливает свет на хитросплетения соответствующих проблем и на их возможные решения.

Критика будет приведена после пересказа теории. Но пересказ не может строго следовать всем имеющимся текстам. Толкование, даже самое искусное, не способно устранить некоторые неоднозначные и даже противоречивые моменты. Поскольку я не желаю отслеживать историю создания теории или представлять исчерпывающий обзор всех текстов, моя стратегия заключается в том, чтобы всегда отдавать предпочтение самому интересному из двух противоречащих друг другу толкований и оставлять без внимания все остальное. Теория будет исследована применительно к проблемам, для решения которых она была создана. В зависимости от того, насколько успешно она их решает, она оказывается состоятельной или несостоятельной. Кельзен считает понятие основной нормы существенным для объяснения всех нормативных систем, как моральных, так и правовых. В настоящей работе исследуется лишь то, как он использует это понятие в правоведении.

Согласно теории Кельзена, логически необходимо, чтобы в каждой правовой системе существовала одна основная норма. Можно сказать, что основная норма существует, поскольку Кельзен говорит, что она действительна[121]121
  Например, GT 111, PTL 194. При отсылке к книгам Кельзена используются следующие сокращения: GT – Hans Kelsen, The General Theory of Law and State (New York, 1945); PTL – Hans Kelsen, The Pure Theory of Law (2nd ed., Berkeley, 1967); ЧУП – Ганс Кельзен, Чистое учение о праве (Санкт-Петербург, 2015); TP – Hans Kelsen, Théorie Pure de Droit (Paris, 1962) (перевод PTL на французский язык); WJ – Hans Kelsen, What Is Justice? (Berkeley, 1960).


[Закрыть], а действительность – это способ существования норм[122]122
  GT 30; WJ 214, 267.


[Закрыть]. Это не означает, что все основные нормы идентичны по содержанию. Действительно, никакие две основные нормы не могут иметь одинаковое содержание. Все они называются основными нормами не из-за своего содержания, а из-за того, что все их объединяет одинаковая структура, одинаково уникальное положение в своей системе, а также то, что все они выполняют одинаковые функции.

Кельзен постулирует существование основных норм, поскольку считает их необходимыми для объяснения единства и нормативности правовых систем. Правовая система – это не случайный набор норм. Это именно система, поскольку ее нормы, что называется, соответствуют друг другу. Они взаимосвязаны особым образом. Кельзен исходит из двух допущений, которые он считает слишком самоочевидными, чтобы нуждаться в подробном обосновании. Их можно считать аксиомами его теории. Первая аксиома гласит: два закона, один из которых прямо или косвенно санкционирует создание другого, обязательно принадлежат к одной и той же правовой системе[123]123
  Закон косвенно санкционирует создание другого закона тогда и только тогда, когда есть третий закон, санкционированный, прямо или косвенно, первым и санкционирующий второй.


[Закрыть]. Например, уголовный закон, принятый парламентом, и конституционный закон, уполномочивший парламент принимать уголовные законы, принадлежат к одной и той же правовой системе, поскольку один из них санкционирует создание другого. Вторая аксиома гласит: все законы правовой системы санкционированы, прямо или косвенно, одним законом.

Из второй аксиомы следует, что два закона, где ни один не санкционирует создание другого, не принадлежат к одной и той же системе, если нет закона, санкционирующего создание их обоих. Из первой аксиомы следует, что если один закон санкционирует создание другого или оба они санкционированы третьим законом, то оба они принадлежат к одной и той же системе. Таким образом, две эти аксиомы обеспечивают критерий идентичности правовых систем и позволяют определить применительно к любому закону, принадлежит ли он к той или иной правовой системе или же нет[124]124
  О критерии идентичности правовых систем Кельзена см. GT 111, PTL 195.


[Закрыть]. Если допустить (что, на мой взгляд, и следует сделать), что Кельзен пытается пояснить общую концепцию правовой системы, а не просто использует этот термин, чтобы представить совершенно иную концепцию, то вторая аксиома на первый взгляд выглядит как эмпирическое обобщение. Для того чтобы удостовериться, что она истинна, придется исследовать все правовые системы и установить, есть ли в каждой из них закон, санкционирующий создание остальных. Есть ли, например, в Великобритании закон, санкционирующий как парламентское законодательство, так и общее право? Эту проблему Кельзен неявно признает в следующем предложении:

Если правопорядок имеет писаную конституцию, не устанавливающую, что обычай является формой законотворчества, и если тем не менее правопорядок содержит, помимо права, основанного на законодательных актах, также право, основанное на обычае, то в дополнение к нормам писаной конституции должны существовать неписаные нормы конституции, норма, установленная обычаем, в соответствии с которой общие нормы, обязывающие правоприменительные органы, могут создаваться обычаем (GT 126).

В такой правовой системе не будет позитивного закона, санкционирующего все остальные. Некоторые законы будут санкционированы конституцией, основанной на обычае, тогда как другие будут санкционированы конституцией, установленной в законодательном порядке, и не будет существовать позитивного закона, санкционирующего оба конституционных закона. Кельзену, таким образом, известно, что в качестве эмпирического обобщения его вторая аксиома несостоятельна. Он преодолевает эту проблему, постулируя, что в каждой системе есть один непозитивный закон – закон, который санкционирует все основополагающие конституционные законы и существование которого не зависит от случайного решения любого законотворческого органа, а является логической необходимостью. Эти законы являются основными нормами правовых систем, и их существование необходимо для истинности второй аксиомы, они делают ее логической истиной. Поскольку критерий идентичности правовых систем Кельзена зависит от истинности второй аксиомы, он также зависит от теории основной нормы.

Это одна из линий аргументации, которую Кельзен в неявном виде использует для доказательства необходимости существования основной нормы в каждой правовой системе. У Кельзена есть и другой, независимый, аргумент, который он использует, чтобы прийти к тому же выводу. Этот аргумент направлен на доказательство того, что только основная норма может объяснить нормативность права.

Все законы создаются посредством актов человеческой воли, но акты человеческой воли – это факты, которые относятся к области «сущего», тогда как законы – это нормы, которые относятся к области «долженствования». Это еще одно из убеждений Кельзена, не подвергаемых сомнению, – существование непреодолимого разрыва между тем, что «есть», и тем, что «должно быть», – иными словами, существование норм не может вытекать из фактов. Это можно считать третьей аксиомой его теории. Он говорит: «…из того, что нечто есть, не может следовать, что нечто должно быть» (PTL 6; ЧУП 15). Поэтому он заключает: «…это не бытийный факт… но опять-таки лишь норма долженствования, из которой – в объективном смысле – следует действительность нормы, согласно которой «другие» должны вести себя [в соответствии с субъективным смыслом этого акта воли]» (PTL 7–8; ЧУП 19)[125]125
  Кельзен часто повторяет этот принцип. См.: ‘Value Judgment’ in WJ 218.


[Закрыть].

Принцип дихотомии, непреодолимого разрыва между тем, что «должно», и тем, что «есть», влечет за собой принцип автономности норм. Нормы существуют только тогда, когда они санкционированы другими нормами или вытекают из других норм. В рамках права автономность правовых норм обеспечивается тем, что все они являются звеньями так называемых цепей действительности. Кельзен не использует этот термин, но эта идея занимает существенное место в его философии. Он объясняет ее следующим образом:

На вопрос о том, почему эта отдельная норма действительна в рамках определенного правопорядка, можно ответить: поскольку она была установлена в соответствии с уголовным законом. Закон же, наконец, обязан своей действительностью конституции, поскольку он был принят правомочным органом так, как предписывает конституция. Если мы спросим, почему действительна конституция, возможно, мы натолкнемся на более раннюю конституцию. В конечном итоге мы доберемся до конституции, которая исторически была первой и которая была установлена отдельным узурпатором или каким-нибудь собранием… Постулируется, что должно вести себя так, как предписано человеком или людьми, установившими конституцию. Это основная норма рассматриваемого правопорядка (GT 115)[126]126
  Ср. PTL 199f. Об идее цепей действительности Кельзена см. также: Joseph Raz, The Concept of a Legal System (Oxford, 1970), p. 97–99. Две цепи действительности, связанные вместе общим звеном, считаются частями одной цепи.


[Закрыть].

Итак, хотя каждый закон создается актом человеческой воли, его действительность вытекает не из этого акта, а из другого закона, санкционирующего его создание. В конечном итоге все позитивные законы обязаны своей действительностью непозитивному закону, закону, не созданному актом человеческой воли. Только непозитивный закон может быть окончательным законом правовой системы, только он не постулирует наличие другой нормы, из которой вытекает его нормативность. Этот непозитивный закон и есть основная норма.

Идея цепи действительности занимает центральное место в решениях, которые предлагает Кельзен для проблем нормативности и единства правовых систем. Два закона принадлежат к одной цепи действительности, если один санкционирует другой или есть третий закон, который санкционирует оба. Единство правовой системы состоит в том, что все ее законы принадлежат к одной цепи действительности, а все законы в цепи действительности являются частью одной и той же системы. Нормативность законов обеспечивается тем, что действительность каждого из законов в цепи вытекает из предшествующего ему закона. Основная норма играет существенную роль в решении обеих проблем. Она дает не зависящую от фактов отправную точку, необходимую для объяснения нормативности, и она гарантирует, что все законы одной системы принадлежат к одной и той же цепи действительности.

Функции, приписываемые основной норме, объясняют ее содержание и ее особый статус. Она должна быть непозитивной нормой. Основные нормы не принимаются в законодательном порядке и не создаются как-либо иначе. Основная норма постулируется правосознанием, но Кельзен ясно дает понять, что она не создается путем постулирования[127]127
  PTL 204 (ЧУП 256).


[Закрыть]. Как не создается она и актами, вводящими в действие другие законы[128]128
  TP 271.


[Закрыть], или признанием населением обязанности соблюдать закон[129]129
  PTL 218n (ЧУП 275 прим.).


[Закрыть], как предполагали некоторые комментаторы. Бессмысленно применительно к любой основной норме спрашивать, когда, кем или как она была создана. Эти категории к ней просто не применимы. Тем не менее можно говорить о том, что основные нормы существуют, поскольку они действительны, и, несмотря на свою уникальность, они являются частью права, поскольку они выполняют значимые с точки зрения права функции[130]130
  Hans Kelsen, ‘Professor Stone and the Pure Theory of Law’, Stanford Law Review 17, Vol. 2 (1965), 1128, 1141.


[Закрыть].

Чтобы быть в состоянии объяснять нормативность и единство правовой системы, основные нормы должны санкционировать создание законов различных правовых систем. Таким образом, функции основной нормы объясняются ее структурой. Она является санкционирующей нормой. Она «называет определенное событие исходным событием в создании различных правовых норм. Она служит отправной точкой для нормотворческого процесса» (GT 114). «Основная норма любого позитивного правопорядка делает источником права только те факты, посредством которых создается и применяется порядок, в целом являющийся действенным» (GT 120). Основная норма является нормой, наделяющей полномочиями. Однако Кельзен формулирует ее как налагающую обязанности: «…описывающее… [основную] норму предложение… выглядит следующим образом: «Акты принуждения должны осуществляться при таких условиях и таким образом, как это предусматривает исторически первая конституция и установленные в соответствии в ней нормы». В краткой форме: «Должно вести себя так, как предусматривает конституция» (PTL 200–201; ЧУП 249). Каждый закон, наделяющий законодательной властью, всегда возможно охарактеризовать как налагающий обязанность соблюдать законы, принятые уполномоченным органом[131]131
  Дополнительно по данному вопросу см.: Raz, The Concept of a Legal System, p. 21, 23, 166f.


[Закрыть]. Эта возможность не должна скрыть от нас то, что по своей природе этот закон передает полномочия. Таким образом, основная норма будет считаться наделяющей законодательной властью авторов первой конституции.

Формулировка, данная Кельзеном в процитированном отрывке, не относится к какой-либо конкретной основной норме какой-либо правовой системы. Она просто описывает структуру, общую для всех основных норм. Содержание основных норм различается в зависимости от условий систем, к которым они принадлежат. Кельзен объясняет, что содержание основной нормы «определяется фактами, посредством которых создается и применяется порядок» (GT 120).

Учение Кельзена о единстве правовых систем несостоятельно по двум несвязанным причинам. Поскольку я достаточно подробно рассмотрел их в другой работе[132]132
  Raz, The Concept of a Legal System, p. 100–109.


[Закрыть], представлю здесь лишь краткий обзор. Его учение опирается на две рассмотренные выше аксиомы. Нетрудно увидеть, что обе аксиомы следует отвергнуть.

Первая аксиома гласит, что все законы, принадлежащие к одной цепи действительности, являются частью одной и той же правовой системы. Если бы эта аксиома была верна, то некоторые способы предоставления независимости новым государствам стали бы невозможны. Допустим, что страна А имела колонию Б и что обе страны регулировались одной и той же правовой системой. Далее, допустим, что страна А даровала независимость стране Б, приняв закон, наделяющий исключительной и неограниченной законодательной властью над Б представительное собрание, избираемое жителями Б. Наконец, допустим, что это представительное собрание приняло конституцию, общепризнанную жителями Б, в соответствии с которой проводятся дальнейшие выборы и принимаются дальнейшие законы. Правительство, суды и население Б считают себя независимым государством с независимой правовой системой. Их признают все прочие страны, включая А. Суды страны А считают конституцию и законы страны Б самостоятельной правовой системой, отдельной от их собственной. Несмотря на все это, из первой аксиомы Кельзена следует, что конституция и законы Б являются частью правовой системы А. Ведь конституция Б и все последующие законы, принятые на ее основе, были санкционированы законом страны А о предоставлении независимости и, следовательно, принадлежат к той же самой цепи действительности и той же самой системе.

Ошибка Кельзена заключается в том, что он пренебрегает фактами и учитывает только содержание законов. Для его теории значение имеет лишь то, что правовая система А содержит закон, санкционирующий все законы Б. То, что суды и население Б не считают этот закон частью своей собственной правовой системы, не принимается во внимание. Но отношение населения и судов крайне важно при определении идентичности и единства правовой системы в том смысле, в котором обычно используется эта концепция[133]133
  Та же мысль высказана и в: H. L. A. Hart, ‘Kelsen’s Doctrine of the Unity of Law,’ in H. E. Kiefer and M. K. Munitz (eds.), Ethics and Social Justice (New York, 1970).


[Закрыть].

Эта критика не влияет на теорию основной нормы Кельзена напрямую. Однако если учение о единстве правовых систем отвергается, то исчезает одна из причин признавать теорию основной нормы. Теорию единства и идентичности правовых систем Кельзена ослабляет и второй изъян, который непосредственно касается роли основной нормы.

Вторая аксиома, на которую опирается его теория идентичности и единства правовых систем, гласит, что все законы одной системы принадлежат к одной цепи действительности. Рассматривая эту аксиому, мы видели, как Кельзен допускает (по крайней мере, косвенно), что, если не принимать во внимание основную норму, все позитивные законы системы могут принадлежать более чем к одной цепи действительности. Некоторые могут быть обязаны своей действительностью конституции, основанной на обычае, тогда как действительность других вытекает из конституции, введенной в законодательном порядке. Лишь основная норма объединяет их в этом случае в одну цепь действительности, санкционируя обе конституции[134]134
  Следует отметить, что в таких случаях говорят о том, что основная норма санкционирует несколько конституционных законов, созданных несколькими нормотворческими актами. Неясно, почему такая основная норма сама по себе является одной нормой, а не сочетанием нескольких норм.


[Закрыть].

Наблюдателю с юридическим складом ума, приехавшему в такую страну и озаботившемуся вопросом о том, относятся ли писаная и неписаная конституции к одной и той же правовой системе, сторонник теории Кельзена укажет на основную норму. Как ему будет сказано, все зависит от того, существует ли одна основная норма, санкционирующая обе конституции, или же каждую из конституций санкционирует своя основная норма. Услышав в ответ на дальнейшие вопросы, что для того, чтобы узнать содержание основной нормы, ему следует установить «факты, посредством которых создается и применяется порядок» (GT 120), поскольку именно они определяют основную норму, он вполне может впасть в отчаяние. Кажется, он может идентифицировать правовую систему только при помощи основной нормы, а основную норму можно идентифицировать только после установления идентичности правовой системы. Даже если нашему прилежному наблюдателю удастся установить, что в обществе действуют как минимум два набора норм (один представляет собой набор норм, основанных на обычае, а другой – набор законодательно установленных норм), сторонник теории Кельзена никак не сможет помочь ему определить, образуют ли они одну систему или две. В теории нет ничего, что мешало бы применять на одной территории две правовые системы. Все зависит от способности идентифицировать основную норму, но ее невозможно идентифицировать, пока не определена идентичность правовой системы. Таким образом, основная норма не может решить проблему идентичности и единства правовых систем, а никакого другого решения Кельзен не предлагает.

Если представленная выше критика верна, то аргументы в защиту основной нормы должны опираться на ее функцию при объяснении нормативности права. Именно этой проблеме и будет посвящена остальная часть эссе.

Роль основной нормы в объяснении нормативности права, да и объяснение этой нормативности Кельзеном тесно связаны с его критикой теорий естественного права. Он задумывал свою собственную теорию как альтернативу – единственно возможную альтернативу – естественному праву. Кельзен даже называет основную норму нормой естественного права[135]135
  «Если кто-то желает считать ее [то есть основную норму. – Дж. Р.] элементом доктрины естественного права… ему мало что можно возразить… Просто в ней кроется тот минимум… естественного права, без которого познание права невозможно» (GT 437).


[Закрыть]. Здесь не следует подробно анализировать кельзеновскую критику теорий естественного права, но несколько замечаний о некоторых главных идеях важны для понимания его теории основной нормы.

В изложении Кельзена теории естественного права утверждают, что существует ряд постигаемых разумом норм, которые обладают абсолютной и объективной действительностью. Они полностью и объективно справедливы и правильны. Позитивное право, в той мере, в которой оно действительно, извлекает свою действительность из естественного права. Оно действительно постольку, поскольку естественное право объявляет его справедливым и правильным. Статуты, решения суда и пр., которые противоречат естественному праву, недействительны и, следовательно, вообще не являются нормами права. Кельзен справедливо указывает на то, что, согласно теориям естественного права, не существует отдельного понятия юридической действительности. Единственной концепцией действительности является действительность в силу естественного права, то есть моральная действительность. Приверженцы естественного права могут оценивать ту или иную норму права только как морально действительную, то есть справедливую, или морально недействительную, то есть неправильную. Они не могут назвать норму права юридически действительной, но морально неправильной. Если она неправильна и несправедлива, она также будет и недействительна в том единственном значении действительности, которое они признают[136]136
  Например: WJ 144, 257ff., 295.


[Закрыть].

У Кельзена есть четыре основные причины, чтобы отвергнуть все теории естественного права. Они обременены спорной метафизикой, запутанны в концептуальном отношении, питаются моральными иллюзиями и носят ненаучный характер.

(1) Теории естественного права исходят из дуалистической метафизики, которая не давала покоя западному миру со времен Платона[137]137
  Ср.: GT 419–433; WJ 198ff. Кельзен не отвергает возможности рассмотрения норм права как абстракций, при условии их адекватной интерпретации, связывающей их с человеческим поведением. Такая доктрина не приходит к метафизическим выводам платонизма.


[Закрыть]. Они постулируют наличие идеальной реальности из полностью справедливых и правильных законов, в некотором роде объективно существующих безотносительно человеческих действий или воли, которая противопоставляется несовершенной социальной реальности из статутов, нормативных актов и решений. Последние несовершенны и менее реальны, чем первые, и даже если и реальны, то только благодаря идеальной реальности. Только посредством имитации идеальных законов людские законы приобретают действительность. Кельзен горячо возражает против подобной метафизики и предпочитает ей антиметафизическую направленность критической философии Канта. Отказ от этого метафизического дуализма лишает теории естественного права их метафизического фундамента.

(2) Теории естественного права запутанны в концептуальном отношении. Они относятся к двум разновидностям – светской и религиозной. Светские теории считают естественные законы рационально обязывающими и самоочевидными. Религиозные теории считают их заповедями Бога, открывшимися человеку через рациональные размышления о природе[138]138
  См., например, объяснение двух разновидностей теорий естественного права в WJ 285ff.


[Закрыть]. Обе разновидности совершают натуралистическую ошибку, выводя существование из долженствования. Любые проявления естественного могут быть лишь фактом, и божественные заповеди – это тоже факты, хотя и божественной природы, а из фактов не следует никакой нормы. Чтобы избежать натуралистической ошибки, необходимо исходить из того, что оба вида теорий естественного права постулируют, что нормативный характер фактам придает основная норма[139]139
  WJ 141.


[Закрыть]. Светская основная норма гласит, что следует подчиняться природе, религиозная основная норма диктует повиновение Богу[140]140
  WJ 258, 260 f.


[Закрыть]. Основные нормы должны рассматриваться как самоочевидные. Их нельзя вывести ни из какой другой нормы, и все же их считают объективно действительными и обязывающими. Таким образом Кельзен пытается исправить путаницу, созданную сторонниками естественного права.

(3) «Эта доктрина – типичная иллюзия ввиду объективизации субъективных интересов» (WJ 228). Согласно анализу Кельзена, притязание естественного права на объективную действительность опирается на допущение о самоочевидности его основных норм. Кельзен развенчивает все такие притязания как иллюзии. Он моральный релятивист[141]141
  Ср.: WJ 141, 179 f. 228 f., 259, 295; PTL 64.


[Закрыть]. Никакую моральную позицию невозможно объективно доказать и отстоять. Не существует интуитивно верных моральных убеждений[142]142
  PTL 221.


[Закрыть]. Моральные взгляды – это вопрос личных предпочтений. Притязая на объективную действительность, сторонники естественного права плодят иллюзии и используют их в различных идеологических целях. Чаще всего иллюзия естественного права используется консервативными оптимистами для оправдания существующих правовых и политических институтов. Иногда та же иллюзия превращается в инструмент, используемый для призывов к реформе или революции[143]143
  Ср.: WJ 297.


[Закрыть].

Релятивизм Кельзена не исключает возможности или необходимости оценки права на основе морально-нравственных принципов. Он просто настаивает, что каждая оценка действительна только относительно конкретной используемой нормы морали, которая, в свою очередь, не обладает объективной действительностью. Следовательно, критика или обоснование права с позиций морали – это вопрос личного или политического суждения. Он не является объективным научным вопросом и не представляет интереса для правоведения[144]144
  Ср.: WJ 295, 302; GT 436; PTL 68 f.


[Закрыть].

(4) Клеймя теории естественного права как ненаучные, Кельзен имеет в виду, что их невозможно объективно подтвердить. Таким образом, желание Кельзена выстроить научную теорию права приводит его к отрицанию моральности права как предмета теории. «Проблема права как научная проблема – это проблема социального метода, а не проблема морали» (GT 5). Теория права занимается и должна заниматься особой разновидностью социального метода контроля за человеческим поведением. Теории естественного права, разграничивающие справедливые законы, которые являются правом, и несправедливые, которые правом не являются, затемняют проблему. Ведь они тем самым исключают из числа правовых некоторые нормативные системы, хотя те являются примерами использования того же социального метода.