Текст книги "Авторитет права. Эссе о праве и морали"

Часть IV
Отношение к праву с точки зрения морали

12
Обязанность подчиняться закону

Я УТВЕРЖДАЮ, что обязанности подчиняться закону не существует. По общему мнению, не существует абсолютной или окончательной обязанности соблюдать закон. Я предполагаю, что даже обязанности ему подчиняться на первый взгляд (prima facie)[222]222
  Очень веский и убедительный довод в пользу отсутствия обязанности подчиняться закону приводится в: M. B. E. Smith, ‘Is there a Prima Facie Obligation to Obey the Law?’, Yale Law Journal 82 (1973), p. 950. Ср. также: Richard Wasserstrom, ‘The Obligation to Obey the Law,’ in R. S. Summers (ed.), Essays in Legal Philosophy (Oxford, 1968).


[Закрыть]. Такой подход может быть результатом крайне пессимистичного взгляда на ценность права и возможности его реформирования. Моя аргументация не будет основана на подобных пессимистических посылах. Я буду утверждать, что обязанности подчиняться закону не существует даже в идеальном обществе со справедливым правом. Иными словами, каковы бы ни были представления об идеальном обществе или желательных очертаниях права, из них, да и из любого другого разумного морального принципа, не следует, что существует обязанность подчиняться закону.

В эссе не предлагается общая аргументация в пользу того, что такой обязанности не существует. Я надеюсь, что вместо нее доказать отсутствие этой обязанности поможет более опосредованный подход. В первом разделе будет рассмотрена природа утверждения об отсутствии обязанности подчиняться закону. В следующих двух разделах будут исследованы доводы в пользу существования такой обязанности, обусловленные, во-первых, моралью и, во-вторых, соображениями предосторожности. Наконец, последний раздел поясняет роль права в обществе, объясняя, почему не следует ожидать, что идеальное право приведет к возникновению обязанности его соблюдать.

Обязанность подчиняться закону создает причину делать то, что требует закон. Но обратное неверно. Многочисленные причины делать то, что велит закон, не имеют ничего общего с обязанностью подчиняться закону. У нас есть такие причины не убивать, не оскорблять, не насиловать и не лишать свободы людей, которые никак не связаны с правом и целиком обусловлены тем, что подобные действия противоречат воле, интересам или (моральным) правам других людей. И все эти причины служат основаниями для того, чтобы делать то, что велит закон, поскольку закон требует от нас воздерживаться от убийства, оскорбления, насилия и лишения свободы. Обязанность подчиняться закону подразумевает, что причина делать то, что требует закон, кроется в самом факте, что он этого требует. В крайнем случае это должно быть частью причины повиноваться.

Легко найти множество примеров, когда требование права совершить то или иное действие составляет причину для его совершения. Человека могут исключить из школы или уволить с работы, если слухи о том, что он преступил закон, дойдут до директора или работодателя. Совершенное им уголовное преступление может сильно огорчить его любимых родителей или супругу, и т. п. Подобные соображения совершенно не доказывают существования обязанности подчиняться закону. Ведь хотя в этих случаях право (то есть требование права совершить то или иное действие) является причиной для подобающего поведения, это случайная причина, имеющаяся у конкретного человека при определенных особых обстоятельствах. Обязанность подчиняться закону – это общая обязанность, применяющаяся ко всем субъектам права и ко всем законам во всех случаях, на которые они распространяются. Пытаться обнаружить обязанность подчиняться праву определенной страны – значит искать основания, которые делают желательным, при прочих равных условиях, чтобы человек всегда делал то, что требует закон. Эти основания необязательно должны быть одинаковыми для всех и во всех ситуациях, но они должны быть достаточно универсальными, чтобы несколько общих наборов соображений применялись ко всем во всех случаях. Поиск обязанности подчиняться закону той или иной страны – это исследование того, существует ли набор истинных посылок, из которого следует, что каждому (или каждому гражданину? каждому жителю?) всегда надлежит делать то, что требует закон, и который включает требование закона о совершении этих действий в качестве неизбыточной посылки.

Либеральная политическая теория обычно исходит из того, что обязанность подчиняться закону предполагает не более чем достаточную на первый взгляд (prima facie) причину для подчинения. Но понятие обязанности привносит более жесткую практическую необходимость, чем та, которую предполагает причина prima facie. В другой работе[223]223
  См. анализ «обязанности» в моей работе: Joseph Raz, ‘Promises and Obligations,’ in Law, Society and Morality, Essays in honour of H. L. A. Hart, edited by P. M. S. Hacker and J. Raz (Oxford, 1977).


[Закрыть] я доказывал, что действие является обязательным, только если его требует защищенная причина[224]224
  Ср. объяснение «защищенных причин» в эссе 1 выше.


[Закрыть], которая не проистекает лишь из того, что его совершение способствует достижению субъектом своих целей. Несомненно, можно удовольствоваться исследованием того, существует ли причина prima facie подчиняться закону, которая применяется ко всем субъектам права во всех случаях, на которые распространяется действие права. Далее будет выдвинуто предположение о том, что даже в таком «скромном» смысле обязанности подчиняться закону не существует. Но следует отметить, что для большинства людей обязанность подчиняться закону (а большинство людей верит в то, что они обязаны ему подчиняться) означает нечто более строгое, чем причина prima facie. Она означает безусловную причину, которую лучше всего объяснить, придерживаясь моего общего подхода к обязанностям, как категорическую защищенную причину. Преобладание этого «строгого» понятия обязанности подчиняться, далекого от опоры на наивные и бездумные политические установки, отражает ясное и трезвое понимание существенных свойств политической ситуации, которые большинство политологов долгое время попросту упускали из вида.

Вопрос о надлежащем отношении к праву занимает центральное место в политической философии. Одним из его аспектов является исследование того, существует ли обязанность соответствовать притязаниям права на подчинение, имеется ли у человека обязанность подчиняться закону так, как он того требует. Именно эту обязанность широкая часть населения обычно считает обязанностью подчиняться закону. Даже если оставить в стороне этот терминологический момент, можно почти не сомневаться в значимости изучения вопроса о том, оправданно ли соблюдение притязаний права на подчинение.

Притязания права на подчинение сильно отличаются от текущей философской концепции обязанности подчиняться закону как обязанности подчиняться на первый взгляд (prima facie). Большинство современных философских работ исходят из того, что обязанность подчиняться закону не нарушается, когда правонарушение совершается при наличии веских моральных причин для его совершения, даже несмотря на то, что это может повлечь за собой вынесение обвинительного судебного приговора. Можно себе представить, например, незаконное приобретение или кражу лекарства, необходимого для лечения больного, которое по различным причинам невозможно приобрести законным путем (предположим, что человек находится в стране в качестве туриста, имеет очень мало денег, не говорит на языке этой страны и т. д.). Очевидно, что такое действие является нарушением обязанности подчиняться закону, если понимать его как обязанность подчиняться закону в том виде, в каком он этого требует. При таком толковании любое действие, представляющее собой нарушение закона, также является нарушением обязанности подчиняться закону.

Здесь следует отметить два момента. Во-первых, посредством своих норм и механизма судопроизводства закон присваивает себе право определять, при каких условиях правовые требования уступают место другим соображениям. Суды применяют различные доктрины, такие как сознательный отказ (по убеждениям), самооборона, необходимость и пр., чтобы избавить людей от обвинения в нарушении закона. В какой-то степени усмотрение обвинительной власти в некоторых странах призвано служить той же цели. Поэтому хотя и верно, что правовые требования по закону не являются абсолютными, само право претендует на определение их правильного подразумеваемого значения, на установление условий, в которых они не действуют. Таким образом, обязанность подчиняться закону, трактуемая как «строгая» обязанность, то есть подчиняться ему в том виде, в каком он того требует, предполагает признание не только причины prima facie подчиняться закону. Она предполагает признание того, что причины для подчинения имеют тот вес и те последствия, которые устанавливает для них право. Иными словами, она подразумевает причину подчиняться во всех обстоятельствах, преодолеваемую лишь соображениями, которые право признает освобождающими от преследования или осуждения.

Это может звучать как утверждение о том, что обязанность подчиняться закону является абсолютной. Но это ошибка, в чем и заключается второе замечание. В эссе «Притязания права» приводились аргументы в пользу того, что право претендует не на абсолютный, а на исключительный статус. Судам необязательно отрицать вес моральных причин, которые иногда говорят в пользу нарушения закона, но которые законом не предусмотрены и не считаются извиняющими или оправдывающими обстоятельствами. Но суды все же придерживаются позиции, что ни они, ни индивид не вправе нарушать закон в таких случаях. Они утверждают, что не следует принимать такие противостоящие соображения во внимание, сколь бы весомыми они ни были[225]225
  То, что правонарушитель ими руководствовался, может быть сочтено либо смягчающим, либо отягчающим обстоятельством, когда дело доходит до вынесения приговора, что вполне соответствует установленному порядку. Но вынесение приговора регулируется собственными принципами, которые не влияют на рассматриваемый вопрос.


[Закрыть]. Законодательной или исполнительной власти, возможно, потребуется принять какие-то меры. Но пока они это не сделают, индивид должен игнорировать эти противостоящие соображения. Иными словами, право претендует на то, что его нормы и правила являются авторитетными. Установить обязанность (в строгом смысле) подчиняться закону в общепринятом понимании – значит установить, что его притязания оправданны, что право действительно обладает законным авторитетом, на который претендует.

Никто не отрицает, что некоторые люди подчиняются закону по моральным причинам. Некоторые люди (например, архиепископ Кентерберийский) обладают таким выдающимся положением в обществе, что их действия оказывают глубокое воздействие на позицию и поведение многих людей. В результате любое нарушение закона с их стороны может иметь серьезные последствия, и поэтому у них есть общая моральная причина подчиняться закону. Исправившийся преступник может пообещать своей девушке никогда не преступать закон вновь, если она выйдет за него замуж. Если она согласится, он будет обязан подчиняться закону по моральным причинам. Схож в некоторых отношениях и договорной эстоппель или квази-эстоппель (эстоппель – концепция права справедливости, которую в общем можно определить как запрет на противоречивое поведение, на которое полагалась другая сторона в ущерб себе. – Прим. пер.). Случается, что человек презентует себя как законопослушного, для того чтобы побудить других людей подчиняться закону. Если ему удастся убедить других подчиниться закону в расчете на какие-то блага (мир, благосостояние и т. д.), которые они получат, если и они и он будут соблюдать закон, у него вполне может быть моральная причина соблюдать закон, чтобы не лишить их этих благ, особенно если, побуждая к подчинению закону, он заставил их отказаться от каких-то других благ и взять на себя определенное чрезмерное бремя.

Некоторые философы пытались обнаружить общую обязанность подчиняться закону, развивая эти аргументы. Они пытались доказать, что каждый человек, находящийся или проживающий в стране, обязан подчиняться ее законам по указанным соображениям того или иного рода. Неподчинение закону, даже плохому закону, как иногда утверждается, подает пример и склоняет к неподчинению других людей. А попавшие под влияние люди могут не видеть разницы, им может не хватать здравомыслия, и они могут быть склонны к нарушению как плохих законов, так и хороших. Отсюда и обязанность подчиняться закону. Это важный аргумент, и я не хочу, чтобы создалось впечатление, что я преуменьшаю его вес. Проще простого отвергнуть его на том основании, что действия одного частного лица имеют слишком мало влияния, чтобы считать их заслуживающими рассмотрения. Общая атмосфера уважения к закону опирается на кумулятивный эффект индивидуального поведения. Хотя большинство из нас не могут влиять на отношение всего населения так, как это делает архиепископ Кентерберийский, мы все же влияем на отношение других людей, пусть и в меньшей степени. Хотя это, бесспорно, веский аргумент, вряд ли этого достаточно для установления общей обязанности подчиняться закону. Во-первых, в лучшем случае это обеспечивает обычную причину prima facie, чтобы подчиняться, а не исключительную причину, равнозначную обязанности, признанию авторитета права. Во-вторых, хотя во многих случаях этот аргумент применяется, но во многих других он не действует. Существуют правонарушения, которые, будучи совершенными определенными людьми или при определенных обстоятельствах, на самом деле возмущают людей и укрепляют склонность населения к соблюдению закона. В других случаях показанный пример является благим, поскольку в целом он стимулирует неподчинение только тогда, когда оно оправданно. Но обо всех таких случаях можно сказать, что постольку, поскольку правонарушение также обычно подает некоторым дурной пример, этот аргумент имеет силу, даже если его перевешивают другие соображения. Однако существуют бесчисленные правонарушения, о совершении которых никто никогда не узнает. Бессчетные нарушения правил дорожного движения и многие незначительные налоговые правонарушения, например, вообще никогда не обнаруживаются. Кроме того, во многих случаях заранее известно, что правонарушение, если оно будет совершено, останется необнаруженным. Естественно, такие правонарушения не подают никакого примера. Поэтому аргумент, основанный на использовании в качестве плохого примера, ко многим случаям возможных правонарушений неприменим. Хотя это и является важным соображением, но не создает даже «нестрогой» общей обязанности подчиняться закону.

Этим соображениям не мешает то, что большинство правонарушений, не служащих дурным примером, представляют собой либо мелкие правонарушения, либо преступления без жертв, либо правонарушения, не имеющие непосредственной или определяемой жертвы (такие, как налоговые). Предполагается, что обязанность подчиняться закону является общей. Кроме того, решающими в таких случаях, скорее всего, окажутся ее практические последствия. Если говорить о крупных преступлениях или преступлениях, причиняющих непосредственный вред определяемым индивидам, обычно существует множество прямых действенных причин для (или соображений против) соблюдения закона, которые не зависят от того, что этого требует закон.

Неоднократные попытки обосновать обязанность подчиняться закону обещаниями или прочими обязательствами еще менее убедительны. Это верно, что некоторых людей приводят к присяге, которая иногда включает обещание соблюдать закон. Часто такие обещания озвучиваются в условиях, равносильных принуждению или давлению, что лишает их любой моральной действительности (например, когда проходит призыв на военную службу, принесение присяги в стране, не признающей права на отказ от несения службы по убеждениям, под страхом строгого наказания). Но в других обстоятельствах такая присяга может налагать моральное обязательство подчиняться (например, при добровольном принесении перед вступлением в государственную должность, которую никто не вынуждает или не убеждает занять). Но большинство людей не связывают себя обязательствами подобным образом. Можно ли истолковать обычное подчинение закону рядового гражданина как равносильное такому обязательству? Конечно, нет. Обещания и прочие добровольные обязательства создаются путем изъявления желания их выполнять[226]226
  О природе обещаний см.: Raz, ‘Promises and Obligations’.


[Закрыть]. Ясно, что обычная жизнь рядовых граждан не содержит ничего похожего на обещание или добровольное обязательство.

Третий упомянутый выше вид соображений тоже вряд ли сможет обеспечить основу для общей обязанности подчиняться закону. Эстоппель и различные формы квази-эстоппеля действительно служат самостоятельными основаниями для действия. Если своим поведением человек сознательно побуждает другого положиться на него, то он не должен, при прочих равных условиях, обмануть ожидания этого другого человека, если это отрицательно на него повлияет. Так, например, если я сознательно побуждаю другого подчиняться закону словами или делами, которые заставляют его думать, что сам я буду подчиняться закону, то мне не следует, при прочих равных условиях, подводить его, нарушая закон. Но этот аргумент действует лишь тогда, когда, нарушая закон, я оказываю отрицательное влияние на человека, который на меня полагался. Это может быть причинение вреда ему или его интересам или даже огорчение и разочарование. Степень вреда является одним из основных факторов при оценке веса этого соображения как причины для конкретного действия. В этом заключается одна из трудностей обоснования общей обязанности подчиняться закону подобным соображением: нарушение кем-либо закона не всегда на кого-то влияет, даже минимально или косвенно. Но основное возражение против этого аргумента в поддержку обязанности подчиняться закону состоит в том, что в основном мы не побуждаем других полагаться на нас, и уж конечно, не делаем этого осознанно. Последний вопрос – это вопрос факта, на который я не могу не указать: даже если верно то, что чье-то поведение побуждает других подчиняться закону, это явно не то, о чем люди обычно осведомлены. Большинство людей не верят, что другие подчиняются закону из-за того, что они ожидают от них этого[227]227
  Верно, что есть основания уберечь других от вреда, даже если этот вред не причинен осознанным побуждением их к определенному поведению. Но здесь уже мы полагаемся не на аргументацию, частично основанную на эстоппеле, а на общую обязанность оберегать других от вреда. Подобный аргумент часто заставляет соблюдать закон, но лишь изредка – подчиняться закону потому, что это закон.


[Закрыть].

Причина неверия людей в то, что они побуждают других подчиняться закону, в том, что они этого не делают, по крайней мере, ни в каком морально значимом смысле. Верно, что до известной степени, и особенно в некоторых областях права, люди мотивированы соблюдать закон в надежде на то, что и другие в основном будут вести себя так же. Но для меня эта причина для подчинения закону столь же неубедительна, как и мотивация многих лондонцев оставаться в Лондоне в надежде, что многие люди будут по-прежнему здесь жить, в качестве аргумента против того, чтобы любой человек покидал этот город.

Рассмотренные выше виды аргументации, основанные на обещаниях и квази-эстоппеле, не только идейно ошибочны, но и морально вредны. Они предполагают, что каждый человек неизбежно обязан подчиняться закону своего общества вне зависимости от того, насколько хорош или плох этот закон. Аргументация, основанная на создании дурного примера, напротив, предполагает (но сама по себе не утверждает), что закон имеет нормы, нарушение которых идет вразрез с моралью. Несколько видов аргументации пытаются установить обязанность подчиняться любому праву, поскольку все правовые системы нравственны (аргументы естественного права), или подчиняться законам той или иной правовой системы, если она в целом справедлива или нравственна.

Выше утверждалось[228]228
  Ср. эссе 3 выше, а также Practical Reason and Norms, ch. 5, section 3.


[Закрыть], что многие виды теорий естественного права являются ошибочными. Но представленные там аргументы не затрагивают основный тезис о том, что каждая правовая система имеет определенное моральное достоинство. Даже если право неизбежно является добродетельным в некоторых отношениях и до некоторой степени, из этого не проистекает обязанность ему подчиняться. Если аспекты права, которые делают его ценным с моральной точки зрения, являются преобладающими, системными свойствами, то есть оно – право – представляет собой способ обеспечить правопорядок, вписывая социальную активность в рамки гласных правил, то оно влияет на причины человека лишь постольку, поскольку его действия могут подрывать право. Такие причины в основном имеют в качестве своего источника аргументацию, основанную на создании дурного примера, и уже говорилось о том, что такие причины не способны породить обязанность подчиняться закону.

Согласно другому подходу, неизбежно присутствующие и универсально полезные аспекты права могут выражаться в некоторых его законах или институтах, например, в наличии во всех правовых системах законов, защищающих ценность жизни. Если это так, то есть причина подчиняться таким законам (и она не зависит от их юридической действительности, а проистекает из их морального содержания), но нет причины подчиняться другим законам, если только их несоблюдение не показывает плохой пример, приводящий к нарушению хороших законов. И мы снова возвращаемся к неубедительному аргументу, основанному на создании дурного примера.

По сходным причинам обязанности поддерживать и защищать достойные институты, существование которой не приходится отрицать, недостаточно для установления обязанности подчиняться праву. Она распространяется непосредственно на законы об учреждении и сохранении справедливых институтов (то есть тех, которые обеспечивают демократическую власть в обществе). Она порождает причины подчиняться другим законам лишь постольку, поскольку, поступая таким образом, мы подаем благой пример, а в противоположном случае подаем дурной пример: то есть лишь постольку, поскольку подчинение этим другим законам усиливает или не дает ослабить законы, на которых базируется демократический характер государственной власти.

Книга Питера Сингера «Демократия и неповиновение» (Peter Singer, Democracy and Disobedience (Oxford, 1973)) входит в число наиболее интересных исследований вопроса о том, как влияет демократический характер власти на наличие причин подчиняться закону. Он видит два основания для обязанности prima facie подчиняться праву идеальной демократии. Одно связано с вовлечением (p. 45 ff.). Аргументация Сингера основана на эстоппеле: «Правовая доктрина эстоппеля, соответственно, служит полезной иллюстрацией того, что я говорю о голосовании. При голосовании чье-то добровольное поведение заставляет других обоснованно считать, что этот человек соглашается с принятием решения большинством. После голосования этот человек не может утверждать, что он никогда с этим не соглашался» (p. 52). Это допущение попросту противоречит фактам. Общеизвестно, что недемократы все же участвуют в демократических выборах.

Второй аргумент Сингера (p. 30 ff.) считает демократическую процедуру способствующей достижению компромисса между конкурирующими и законными требованиями. Таким образом, есть причина поддерживать ее и принимать ее результаты как справедливые. Но есть две причины, по которым демократические процедуры могут считаться справедливыми. Одна весома, но недостаточна для порождения обязанности подчиняться закону, вторая ошибочна. Весомая причина заключается в том, что в некоторых странах демократические решения с большей вероятностью обеспечат справедливые результаты и будут приняты населением, чем любая альтернатива. Такие рассуждения доказывают, что демократическое правительство в этих странах – это справедливое правительство, которое следует поддерживать. Но, как уже указывалось ранее, обязанности поддерживать справедливые институты недостаточно для обоснования обязанности подчиняться закону. (На с. 38 Сингер указывает, что он опирается на обязанность поддерживать справедливые институты.)

Другое толкование аргументации Сингера заставляет предположить, что само то, что решение было принято в рамках демократической процедуры, делает его справедливым решением (даже если допускать, что другие его особенности могут делать его несправедливым). Это кажется мне очевидно неверным. Отрицание этого взгляда не зависит от чисто инструментального подхода к демократии. Можно поддерживать его как выражающий уверенность в зрелом суждении населения или как необходимый для самовыражения и для развития свободной личности и т. п., но все же не признавать, что каждому из таких решений нужно повиноваться просто потому, что оно было принято демократическим путем (сравните: если решение было принято должностным лицом, следующим всем правилам естественной справедливости, это не делает его справедливым, даже если естественная справедливость обладает ценностью как с инструментальной точки зрения, так и сама по себе).

Таких схематичных опровержений популярных аргументов, как те, что представлены здесь, явно недостаточно, чтобы показать отсутствие убедительных доказательств моральной обязанности подчиняться закону. Но, вероятно, нет универсального аргумента, который может доказать отсутствие такой моральной обязанности. Все, что можно сделать, это проиллюстрировать, какого рода сложности приходится преодолевать такой аргументации, и исследовать некоторые популярные аргументы. Мы это сделали, и анализ в остальной части книги будет исходить из допущения об отсутствии общей обязанности подчиняться закону[229]229
  Некоторые другие моральные причины подчиняться закону рассматриваются в следующем эссе – «Уважение к закону». Как мы увидим, они не опровергают отрицательного заключения, к которому мы пришли в этом разделе.


[Закрыть].