Текст книги "Арфа королей"

26. Дау

Мы опять в доме сказительницы. В прошлый раз я вел себя не лучшим образом, но как извиниться, я не знаю, поэтому остается тихо сидеть и слушать. Мы едим то, что она для нас приготовила, хотя и не знала, когда мы к ней зайдем и зайдем ли вообще. Ливаун явно ладит с этой женщиной лучше меня. Надеюсь, кто-то из них скажет хоть что-то, способное помочь мне понять, что, во имя богов, происходит.

Но они соблюдают осторожность. Ливаун говорит женщине – ее, кажется, зовут Джунипер, – что Брокк остался по ту сторону стены с народом, встретившимся на его пути, и, вероятно, занялся там музыкой. Может ли это означать, что Арфа Королей действительно у них? Спросить я не могу. У меня такое ощущение, что я попал в липкую паутину, где любой путь узок, коварен и непредсказуем. Можно задействовать все свои силы и разум, но из нее все равно не выбраться, нельзя даже двинуться – ни вперед, ни назад. Я не могу спрашивать, не могу говорить, не могу ничего понять… Мне хочется выругаться, заорать и кого-нибудь ударить. Хочется зевнуть, положить голову на стол и уснуть. Хочется натянуть на голову одеяло, свернуться калачиком и отогнать от себя все кошмары. Хочется… Что-то касается моей ноги, мягкое и теплое. Я опускаю глаза и вижу собаку, Шторма. Вытянув шею, он смотрит на меня спокойным взглядом, как часто делает Брин. Я глажу его по шелковистым ушам и медленно, размеренно дышу. Ужасный лес остался позади. Я нашел Ливаун. Теперь можно вернуться в замок. Мне даже не надо ничего объяснять Арку, лишь изложить основные факты, потому что я сделал ровно то, что он мне велел. Пусть Ливаун сама пытается убедить его ничего не предпринимать до Дня летнего солнцестояния. Ведь именно к этому она и стремится. Почему я в ней усомнился? Почему назвал сумасшедшей? Что ни говори, а с головой у нее все в порядке. Если она сделала такой выбор, значит, у нее есть план. И каким бы странным он ни казался, есть все шансы на то, что он сработает. Она сильная женщина. И любит побеждать. Я зарываюсь пальцами в мягкий мех Шторма. Он дышит медленно и размеренно. Его глаза превращаются в узкие щелочки, словно он прямо вот так, сидя, уснул. Ах, как же мне от этого хорошо.

– Он тебе доверяет, – замечает Ливаун.

– С собаками в этом смысле всегда проще, – говорит пожилая женщина.

– Хотела бы и я не ошибиться, – к моему удивлению говорит Ливаун, – порой трудно сделать правильный выбор. Можно выбрать путь и пойти по нему в полной уверенности, что именно он-то тебе и нужен, но потом все вдруг переворачивается с ног на голову, и хотя ты не сомневался, что всегда сможешь отличить правду от лжи, тебя охватывает растерянность.

Сказительница долго смотрит на нее, не говоря ни слова. И говорит:

– Ты, Кира, всегда сможешь отличить правду от лжи. Я была бы в этом уверена, даже если бы не знала, что твоя мать знахарка. В деле, за которое ты, воительница, взялась, нет места сомнениям. Что же до тебя…

Она поворачивается, смотрит на меня, и я ловлю себя на мысли, что выпрямляюсь, хотя ладонь по-прежнему лежит на голове Шторма, словно он мой якорь.

– Верь ей. Вы должны доверять друг другу.

– Я правда ему доверяю.

Ливаун тоже смотрит на меня, и если в этот момент и лжет, то это получается у нее превосходно. Взгляд ее ясен, в голосе нет даже намека на дрожь.

– И то, что мы нередко раздражаем друг друга, ничего не меняет. А вот насколько он доверяет мне, покажет время.

Будь она проклята, эта немота! Ну как оставить такое без ответа? Я уже и так выходил с ней из себя, наговорил много такого, чем сейчас отнюдь не горжусь. Но это ведь был Дау, правда? Тот самый парень, который, когда его разорвали на куски, смог собрать себя обратно и превратиться в мужчину. Который не знает, как быть товарищем или другом, и умеет только одно – драться. Который даже не смог спасти свою собаку. Не сумел уберечь единственное существо, которое когда-либо любил. Я опускаю глаза на Шторма и молчу. Если мне удастся отвоевать место на Лебяжьем острове, то только потому, что я это заслужил. Потому что упорно ради этого трудился. Потому что работал над тем, чтобы из слабого мальчишки превратиться в мужчину. Проблема лишь в том, что этот мальчишка, на самом деле, никуда не делся.

Трапеза окончена; Ливаун, стараясь помочь, убирает со стола.

– Хозяюшка Джунипер? – спрашивает она. – У меня к вам есть одна необычная просьба.

– Разве мне может что-то показаться необычным, – отвечает пожилая женщина, – давай, проси.

– Можете одолжить мне какую-нибудь старую тряпицу? Когда мы вернемся ко двору, мне надо будет кое-что сделать.

Хозяюшка Джунипер окидывает ее оценивающим взглядом.

– Одолжить? – переспрашивает она. – Но если ты собираешься ее порезать, то я получу обратно не то, что давала тебе, а что-то другое.

Ливаун на миг задумывается, с отсутствующим видом споласкивая в тазу тарелки. Интересно, Хозяюшка Джунипер держит кур? Если да, то они ведут себя на удивление тихо.

– Если я возьму у вас старую, ненужную тряпицу, вырежу из нее несколько лоскутков, сделаю из них небольшую вещицу, а остальное верну вам, то как это будет считаться – вы мне ее подарили или одолжили? Я взяла у вас ее насовсем или только на время? Возвратить вам то, что у меня в итоге получится, я, вероятно, не смогу. Думаю, вещица достанется другому человеку. Тому, кто в ней больше нуждается.

Хозяюшка Джунипер взвешивает ее слова, будто в них сокрыт какой-то тайный смысл.

– На мой взгляд, здесь будет иметь место как одно, так и другое, – отвечает она, – погоди, я сейчас посмотрю, может, что и найду.

Вскоре мы собираем вещи и готовимся уйти. Я присаживаюсь на корточки попрощаться со Штормом. Совершенно не заботясь о том, видит ли кто-то, что я прислоняюсь щекой к его голове, на миг закрываю глаза.

– Значит, барда ты оставила там, – тихо говорит Джунипер.

– Пока, – отвечает Ливаун.

– А воительница отправилась дальше. Следуй намеченной цели, Кира. Перед тем, как все это закончится, тебе понадобятся все силы, а их у тебя немало.

В наступившей тишине есть что-то такое, что не дает мне поднять глаза. Я в последний раз глажу Шторма по голове и встаю.

– Теперь о тебе, – говорит Джунипер, подходит и кладет мне руки на плечи.

Я не хочу, чтобы она меня касалась. И не хочу, чтобы смотрела своим проницательным взглядом.

– Кто ты? – спрашивает сказительница. – Герой, бард, воин? Или что-то совершенно другое? Тебе еще предстоит найти ответы на эти вопросы, Нессан. И сложить головоломку, которую ты собой представляешь.

Даже если бы я мог говорить, то все равно не смог бы ей ничего на это ответить.

– Можешь ей доверять, – повторяет Джунипер, глядя на Ливаун, которая, отвернувшись, делает вид, что проверяет содержимое своей сумки, – она на верном пути, хотя порой и будет с него сбиваться. Она человек, как и ты. Теперь ступайте. Тебя, Кира, я буду ждать в канун Дня летнего солнцестояния с остатками моей тряпицы.

Ко двору мы возвращаемся уже ночью. Я объяснил Ливаун, что нужно сказать страже у ворот, и хоть это ей страшно не понравилось, отказываться она не стала, убедив охранников, что незадолго до этого выехала из замка на чьей-то телеге, у крестьянского подворья повстречала меня, и мы вместе гуляли, потеряв счет времени. Те от души расхохотались, предупредили, что мы опаздываем к ужину и, ухмыляясь, спросили, приятной ли была наша прогулка. Я даже в свете факелов увидел, как полыхнули щеки Ливаун. Но благодаря этому объяснению мы без проблем смогли войти. В ложь всегда намного легче поверить, чем в правду.

Только когда мы отправляемся на поиски Арку, я вспоминаю, что Ливаун должна принести извинения Родану, по всей вероятности, сегодня после ужина. И если пойдут слухи, что мы провели день вместе, хотя и мне, и ей полагалось работать, да еще и поздно вернулись, это не послужит улучшению мнения о нас.

Арку с Илланом на конюшне. Кроме них там никого нет, если не считать лошадей.

– Комната для репетиций, – говорит Арку, глядя на Ливаун, – сию же секунду.

Когда я делаю шаг, собираясь пойти с ними, он добавляет:

– А ты останься здесь.

Я смотрю им в спины. Если она связана обещанием, то сможет рассказать ему не больше, чем мне, и Арку вряд ли это примет. Мне хотелось бы присоединиться к ним, чтобы объяснить свою точку зрения. По крайней мере, я мог бы сказать Арку, что Ливаун руководствуется благими намерениями.

– Расскажи в двух словах, что произошло, – говорит Иллан, – потом поужинай и ложись спать. Ты едва держишься на ногах.

– От лачуги старухи я отправился по следам Ливаун в лес. А когда нашел ее, она сидела у каменной стены, играла на свирели и пела. Она выглядела измученной, потому что делать это ей пришлось не один час, в надежде, что к ней сможет прийти Донал. Некоторое время спустя мы услышали его голос. Он, казалось, находился по ту сторону стены, но мы не смогли найти в ней прохода. А потом…

Как мне продолжить рассказ, чтобы он казался правдоподобным, но при этом не прибегнуть ко лжи? Иллан искоса смотрит на меня. Мы стоим в полумраке у верстака, он делает вид, что разглядывает сбрую – на случай, если сюда кто-то неожиданно войдет.

– Что же было потом?

– В стене появилась расщелина. Кира велела мне подождать и прошла через нее. Когда она исчезла, проем, или что это было, за ней закрылся.

Иллан не смеется, не злится и не приказывает мне рассказать правду. Просто ждет.

Рассказываю ему обо всем остальном: как я ждал, как она вернулась, как мы пошли обратно. Ливаун сказала, что виделась с Брокком, и что мы сможем вернуть арфу, если сделаем, как она велит. Это означает ничего не предпринимать до самого последнего момента.

– Знаю, это звучит странно, – добавляю я, – и принять такое действительно трудно. Но я ей верю.

Неужели эти слова и в самом деле только что слетели с моих губ?

В ответ Иллан что-то ворчит. Человека с Лебяжьего острова трудно удивить, да и чувства он умеет скрывать просто замечательно.

– Быстренько умойся, иди в кухню и посмотри, не осталось ли для тебя чего-нибудь после ужина, – говорит он, – если ты сейчас покажешься на глаза, окружающие, скорее всего, будут меньше думать, что произошло нечто необычное.

Сегодняшний странный день заканчивается самым странным вечером из всех, что у нас здесь были. Чтобы пойти на ужин, наша четверка разделяется. Мы не настолько опоздали, чтобы на это обратили внимание. Что в высшей степени странно. На обратном пути мы с Ливаун шли медленно – ей не давала покоя больная лодыжка. Затем зашли к Хозяюшке Джунипер. По моим подсчетам, когда мы вернулись в замок, ужин должен был давно закончиться, а дворне полагалось лечь спать. Но нет, в парадном зале было полно народу, а еда все еще стояла на столах. Я сел на свое обычное место среди конюшенных служек и подметальщиков двора, Иллан – неподалеку от главного конюха. Ливаун собрала волосы в высокий узел, переоделась и теперь сидела в толпе женщин, по-видимому, ее знакомых. Арку традиционно расположился неподалеку от стола знати, откуда Коре и его советникам было видно весь зал. Здесь появились и новые лица, включая человека, которого кто-то назвал при мне лордом Тоссаком. Он моложав, от силы лет тридцати, широкоплеч, красив, с курчавой белокурой шевелюрой. Что же до Родана, то он не демонстрирует ни малейших признаков отрезвления после случая с Ливаун и всего, что за ним последовало. Но при этом он постоянно на нее смотрит. Пялится с того самого момента, когда девушка только вошла, и не сводит глаз сейчас, когда она улыбается какой-то женщине и смеется в ответ на чью-то реплику. Выглядит как зверь, выслеживающий добычу и дожидающийся своего часа. Будь у меня возможность, я бы ее предупредил. Мерзавец. Как бы мне хотелось устроить ему трепку, которой он вполне заслуживает. Бьюсь об заклад, что об этом же думает и Ливаун.

Мы ужинаем. В зале царит мрачная, тревожная атмосфера. После того, как во время той злосчастной экспедиции прошлой ночью столь многие сложили головы, сейчас у каждого есть время остановиться и подумать. Как бы то ни было, все равно звучит музыка в исполнении труппы, которая играет в наше отсутствие. Хотя нет, не в «наше». Я вовсе не собираюсь становиться частью их команды. Мое вымученное пение у той стены действительно послужило поставленной цели, но Ливаун, назвав меня певцом, дала мне фору. Мелодии и слова я запоминаю отлично. Но одним этим не обойтись. Чтобы тебя слушала публика, нужен голос. Голос, трогающий души и сердца. Нужны руки, способные извлечь из инструмента музыку. Как у Брокка. И как у Ливаун, хотя с ней все иначе. Брокк своими песнями переносит вас в какое-то другое место и вынимает человека из его собственной шкуры. А когда поет Ливаун, я всегда знаю, что это именно она. И сам я здесь и сейчас наслаждаюсь теплом и силой ее голоса. Обожаю ее слушать.

Когда Кора собирается велеть ей принести извинения? Это будет трудно, даже если он дождется, чтобы часть гостей разошлась. Ливаун изумительно напускает на себя беспечность, но бьюсь об заклад, что внутри у нее все сжимается. За столом знати заметно странное напряжение между регентом и Тоссаком, которые сидят рядом друг с другом. Они едва перекинулись парой слов. Может из-за чего-то поссорились? Родан ни с кем не общается. За его креслом стоит на страже Буах, но Родан его игнорирует. Со стороны может показаться, что над принцем нависла его личная грозовая туча, от которой у него темнеют глаза, плотно сжимается рот, и сердито хмурятся брови. Тонким и проницательным этого человека не назовешь.

Интересно, какую роль будет играть Кора, когда Родан станет королем? Он может лишиться своего титула и статуса регента, но и дальше нести основное бремя ответственности. Кому-то ведь придется это делать, в то время как наследный принц не обладает необходимыми качествами. На месте Коры, Брондуса или другого облеченного властью сановника, я бы короновал этого болвана только номинально. А сам правил бы им как капризным ребенком.

Другие ребята с конюшни отпускают пару добродушных шуток по поводу того, сколько времени мне сегодня понадобилось, чтобы отвести на крестьянское подворье лошадь, но слух о том, что мы с Ливаун возвратились вместе, их ушей еще не достиг, поэтому мне в ответ достаточно лишь пожать плечами и улыбнуться. Труд конюхов и конюшенных служек нелегок. Остальные попросту считают, что я с радостью выполнил поручение и, не торопясь, вернулся домой. Завтра меня станут дразнить, намекая на спутника в женском обличье, и я рад, что мне не придется отвечать.

Теперь на Ливаун смотрит уже Тоссак. Она пьет эль, болтает с подругами и явно не замечает его пристального внимания. Интересно, ему рассказали о недавнем случае и о том, что она должна принести извинения? Стоящий за Тоссаком человек, судя по костюму, не столько личный страж, сколько советник, наклоняется и что-то ему говорит, и они смотрят на нее уже вместе. Мне это не нравится. Может, они заподозрили в ней нечто большее, чем может показаться на первый взгляд? Если мы согласимся с планом Ливаун, и нас не раскроют как шпионов, не случится ли потом так, что и Брокк, и правда об арфе навсегда останутся в том лесу? Это на случай, если то немногое, что она мне рассказала, не выдумка. Интересно, где сейчас Брокк? Чем он в эту минуту занимается? А Арку? Он не рассердился на Ливаун? Со своего места он уже ушел, и я его больше не вижу.

Блюда убирают и приносят новые кувшины с элем. В этот момент обычно начинаются танцы, но вместо этого лорд Кора поднимается на ноги, в то время как дворецкий знаком призывает всех к тишине. Регент приветствует Тоссака с семьей. Затем просто и торжественно говорит о гибели минувшей ночью нескольких воинов и желает полного выздоровления раненым. Отдает должное мужеству и верности своих ратников, выражает сочувствие их близким, но при этом не раскрывает никаких подробностей о том, что же на самом деле случилось. Его речь, может, и не столь громогласна и пламенна по сравнению с той, которую перед выступлением отряда произнес Родан, но впечатляет куда больше. Я надеялся, что Кора забыл, что Ливаун должна извиниться, но, как оказалось, ошибся. Он кивает Брондусу, садится, а тот встает и обращается к собравшимся.

– Некоторые из вас, вероятно, знают, что вчера вечером принц Родан во время злополучного инцидента получил легкое ранение. Сейчас он уже полностью поправился, чему вы, я уверен, рады так же, как и я.

Брондус слегка поворачивается, кивает и улыбается хмурому принцу.

– После расследования дела было принято решение, что произошел несчастный случай. В то же время, в этом досадном недоразумении косвенно виновна одна особа, наша гостья, ныне живущая при дворе, поэтому совет потребовал от нее публичных извинений. Я подчеркиваю, что ранение принц получил по чистой случайности, и как только ее извинения будут приняты, дело будет закрыто. Кира, изволь выйти вперед.

Ливаун делает, что ей велено. После того как мы уехали с Лебяжьего острова, я научился лучше ее понимать. Она устала, расстроилась из-за всего, что случилось в лесу, злится на несправедливость и унижение, но, в то же время, она здесь с миссией и никогда не провалит ее в угоду личной гордыне. Арку поднимается на ноги и встает рядом с ней перед столом знати, где гости освободили место, примерно в четырех шагах от принца и остальных. Выражение лица Родана иначе как свирепым не назовешь.

– Мне можно начинать, мастер Брондус? – высоко вскидывает голову Ливаун.

Она бледна как лунный свет, и на фоне белой кожи ее волосы выглядят непокорным огнем. Надеюсь, что толпу этот образ Киры в состоянии убедить. Я же вижу воительницу.

– Пожалуйста, Кира.

– Я хочу сказать, что очень сожалею о случившемся вчера вечером после ужина. Мне очень жаль, если мои действия, так или иначе, причинили вред принцу Родану. У меня совершенно не было намерений наносить ему ущерб.

Эту часть своей речи она адресует пустому месту между Корой и Брондусом. Все формулировки тщательно продуманы, принцу этого явно будет недостаточно. Проблема заключается в слове «если». Выражение лица Родана явственно говорит о том, что ему не терпится перепрыгнуть через стол и ударить ее. Хотя если бы он даже попытался, у него все равно ничего бы не вышло. При необходимости Ливаун умеет себя защитить. Тем более что сейчас рядом с ней стоит главный наставник Лебяжьего острова по боевым навыкам.

Принц открывает рот, однако Ливаун еще не закончила. Не давая ему ничего сказать, она быстро заканчивает:

– Принц, милорд, я, правда, искренне обо всем сожалею. Надеюсь, вы меня простите.

Ага, вот оно. Подлинное извинение, в котором нет ни слова правды. Но на этот раз она играет страх и колебания Киры, а в конце склоняется в поклоне, явно раскаиваясь. Великолепный спектакль!

Наступает тишина. Ливаун не отрывает глаз от пола. Я смотрю на принца и наблюдаю за высокородной знатью вокруг него. Мы все ждем, что он примет извинения – ему, конечно же, подсказали, что нужно сказать. Однако он слишком разъярен, чтобы произнести нужные слова. Таких, как он, мне приходилось видеть и прежде. Он наверняка сейчас думает о том, как все это несправедливо, что во всем виновата стоящая перед ним женщина, считает, что ее не следует безнаказанно отпускать, переживает, что человеку его статуса, почти что королю, отказано в правосудии, и так далее и тому подобное. Он не встает и лишь злобно буравит Ливаун взглядом, но она не смотрит ему в глаза.

Регент склоняется к принцу и шепчет что-то ему на ухо. Личный страж Буах подходит ближе и кладет Родану ладонь на плечо. Тот прочищает горло и произносит всего два слова. Его голос настолько искажен гневом, что они могут означать что угодно, хотя, скорее всего, он все же говорит, что извинения приняты.

– Благодарю вас, милорд, – тут же берет слово Брондус, – в таком случае, дело закрыто. Кира, мастер Арт, можете вернуться на свои места. Все кончено, никаких обсуждений данного вопроса больше не будет. По просьбе лорда Коры это касается всех, кто живет при дворе. Нельзя допустить, чтобы это стало предметом пересудов. Благодарю за внимание.

Не успевает советник договорить, как Родан вскакивает с места и шагает к двери, за ним по пятам следует страж. Сидящие за столом знати искусны в придворных манерах – ни один из них не поворачивает головы, чтобы посмотреть. Никто не понимает брови и не допускает кривых улыбок.

Ливаун возвращается к подругам. Арку растворяется в толпе. Я пью эль, в голове роятся мрачные мысли о будущем Брефны.

– Для многих из вас сегодняшний день был трудным, – говорит Брондус, – одним захочется уйти пораньше, другие изъявят желание посидеть немного дольше. Лорд Кора согласился устроить небольшой концерт для тех, кому захочется его послушать. Возможно, даже немного потанцевать. Наших славных воинов мы предадим земле завтра. Сегодня же давайте вспомним их жизнь – не слезами, но хвалой.

Танцы? Странно. Если я сложу голову в бою, мне вряд ли понравится, если на моей могиле, так сказать, будет скакать толпа. Но когда музыканты заводят бодрую мелодию, становится ясно, что многие из собравшихся хотят забыть о плохом и немного повеселиться. Я вспоминаю, что до Дня летнего солнцестояния должен трижды станцевать с Ливаун, то есть примерно раз в три дня. Я ни телом, ни душой не расположен пускаться в пляс, а у нее, к тому же, еще и перевязана лодыжка. Но воин с Лебяжьего острова должен быть готов ко всему. А мне и подавно надо быть готовым, ведь когда народ поднимается и выбирает партнерш, постепенно заполняя пустое пространство между столами, я вижу, что в дверь снова входит Родан и размашистым шагом направляется прямо к Ливаун. Что бы он ни задумал, этого нельзя допустить.

Мне удается оказаться на месте раньше него. Я неуклюже кланяюсь и протягиваю Ливаун руку. У меня нет возможности ее предупредить, но ее лицо недвусмысленно демонстрирует, что она прекрасно видит за моей спиной приближающегося принца. Девушка встает, берет меня за руку, и мы идем к кругу для танцев. Мы быстро присоединяемся к трем другим парам. Даже Родану не позволительно врезаться в танцующих и устроить сцену, правда?

Пока мы кружимся, меняем партнерш, кружимся опять и образуем ввосьмером очередную фигуру, я ищу глазами принца. Ага, вот он, совсем рядом, стоит в стороне и смотрит на нас. Буах тоже здесь, его наверняка проинструктировали беречь принца от неприятностей. Проклятье Дагды! Кто это: Родан, будущий король, или избалованный, капризный ребенок, который орет и бьется об пол, когда что-то идет не так, как ему хочется?

– Ты хотя бы сделай вид, что тебе нравится, – шепчет Ливаун, – тем более что для танцев у тебя в порядке обе лодыжки.

Я наклеиваю на лицо улыбку и кружу партнершу.

– Ты предупреждал, что можешь наступить мне на ногу, – напоминает она, – похоже, ты лгал.

Я нем и не могу произнести ни слова. Беру ее за руки, поднимаю их и образую арку, через которую, пара за парой, проходят другие танцоры. Наша арка – самая высокая во всем зале.

– Итак, – говорит Ливаун, – теперь я знаю, что тебя зовут Нессан. А я – Кира.

Поскольку совсем рядом с нами другие, ей приходится играть в эту игру.

– Мне говорили, ты великолепно управляешься с лошадьми.

Когда у меня освобождается рука, я жестом показываю ей, что не могу говорить. Но пытаюсь изобразить вопрос. Показываю на нее, затем на труппу и поднимаю брови. Опять вижу Арку – он сидит неподалеку от музыкантов.

– Сегодня вечером я не выступаю, – отвечает Ливаун, – наш арфист уехал на несколько дней. Мы объединимся с другой труппой и завтра, наверное, вместе порепетируем.

Я киваю, па танца усложняются, и я сосредотачиваю на них внимание, чтобы не сбиться. Но я все так же поглядываю на мерзавца Родана, который не сдвинулся с места, хотя теперь рядом с ним стоит не только его собственный личный страж, но и один из охранников Коры. Если принцу и растолковали, как нужно себя вести этой ночью, он к совету не прислушался.

Это заметил и Арку. Из-за характера танца мы застываем на месте, вынужденные составить одно целое с тремя другими парами. Чтобы вернуться обратно и вновь присоединиться к подругам, Ливаун придется пройти мимо принца. Я не хочу, чтобы рядом с ней оказался человек с таким выражением лица. Дело не в том, что она не может сбить его с ног, когда ей приходится держать одну руку за спиной, а в том, что Кира на это не способна.

Танец подходит к концу, наши четыре пары в последний раз по очереди образуют арку и проходят через нее. Я глазами показываю Ливаун куда идти, она в ответ едва заметно кивает, мы направляемся прямо к Арку, и она садится рядом с ним. Я исчезаю в толпе. Итак, один раз мы с ней станцевали. У меня даже получилось не наступить ей на ногу. Если бы мы старались не ради этого урода, мне бы, пожалуй, даже понравилось. Не предполагал, что когда-либо подумаю что-то подобное. После этого долгого, странного дня у меня, должно быть, протухли мозги.

То, что происходит потом, меня не на шутку удивляет. Я стараюсь держаться в тени, больше не желая ни с кем танцевать – зачем бы мне это? – но когда вновь звучит музыка, меня, хихикая, приглашает служанка. Ее наверняка подговорили подружки. Кому придет в голову танцевать с немым конюхом? Я качаю головой, напускаю на себя застенчивый вид и отступаю еще дальше. Девушка уходит. Но Ливаун продолжает танцевать, несмотря на больную лодыжку. К ней один за другим подходят партнеры, каждый из которых действует достаточно быстро, чтобы не подпустить к ней Родана. Первым с ней кружит советник Тоссака, тот самый, что за ужином стоял у него за спиной. Затем личный страж Горв, ныне свободный от исполнения своих обязанностей и танцевавший с Ливаун и раньше. Принцу явно не по душе все это наблюдать, особенно если учесть, что девушка выглядит счастливой от того, что партнер подходит ей по росту. Затем ее приглашает один из дворцовых стражей, а после него воин.

Это что – заговор? Послание принцу, выраженное не словами, а действиями? Намек на то, что все, кто знает Киру, верят ее слову против слова Родана, будь он сто раз будущим королем?

И зачем тогда Брондус запретил сплетничать? Ведь эту историю все равно разнесут, скорее всего, даже в нескольких вариантах. Слуги замка столь же невидимы, как стремянные и конюхи. У людей есть уши. Я лишь надеюсь, что те, кто сегодня оказался достаточно храбр, чтобы танцевать с Ливаун, не будут за это наказаны.

– А она красавица, эта девушка, – замечает один из моих товарищей-конюхов, глядя как Ливаун и ее ратник, с улыбкой держась за руки, кружат в танце.

Я согласно мычу, думая о том, как ей отсюда благополучно выбраться и вернуться на ночь на женскую половину. И как дожить до кануна Дня летнего солнцестояния. Ей нужен собственный личный страж.

Танец заканчивается. Партнер Ливаун ведет ее через весь зал на место, и она вновь садится рядом с Арку. Родовитые гости встают из-за стола знати, желают друг другу доброй ночи, берут у ждущих их слуг накидки и уходят. Родан остается – стоит посреди зала и, судя по всему, пререкается со своей охраной. К ним подходит лорд Кора, а за ним человек в коричневой мантии блюстителя закона. О чем они говорят, мне не слышно, да и приглядываться не могу, чтобы не привлечь к себе внимания. Однако принц сдается, позволяет вывести себя из зала и, надеюсь, удаляется в свои покои. Иллан слегка кивает мне головой, давая понять, что нам тоже пора спать. Полагаю, Арку благополучно проводит Ливаун до женской половины. Что касается завтрашнего и послезавтрашнего дня, равно как и остальных до кануна Дня летнего солнцестояния, то я сомневаюсь, что она сумеет не вляпаться в очередные неприятности. Сегодня она вела себя превосходно. Что же касается всех этих ребят, которые танцевали с ней, желая поддержать, то с их стороны это был очень красивый жест. Однако это может еще больше усугубить проблемы. Принц выходит из себя даже из-за пустяка. И если ему покажется, что им пренебрегли, способен от злости сойти с ума. А что может быть хуже, чем видеть, что против тебя обратилась собственная челядь? При этом понять, что во всем этом виноват лишь он сам, ему попросту не дано.

Когда мы с Илланом возвращаемся на конюшню, я вспоминаю молодую, годовалую охотничью собаку, которую привел с собой гостивший у отца вождь клана. Она рычала и пускала слюни на каждого нашего пса, даже на моего Снежка, зверя самого что ни на есть кроткого и миролюбивого. Хозяин наказывал свою собаку – бил, резко дергал за поводок и немилосердно орал. Та боялась. Постоянно находилась в состоянии ужаса, не зная, что будет дальше, не понимая, за что ее мучают, даже не догадываясь, что она сделала плохого.

Принца Брефны, насколько мне известно, никто не бьет. Просто не смеют. Может, Родан просто от природы зол, глуп и груб? Интересно, а Ломан тогда на конюшне сказал правду? Ведь внезапные вспышки гнева принца, его неспособность прислушиваться к советам и безумные решения действительно могут иметь под собой одно и то же основание: страх перед выполнением стоящих перед ним задач, которые ему не под силу, о чем он прекрасно, в глубине души, знает. Родана пугает перспектива стать королем.